А потом:
– Найду. Я знаю, где это.
И еще:
– Да. Конечно, оно нам нужно. Вы знаете, что оно нам нужно. А я знаю, что вы хотите от него избавиться. Так что не морочьте мне голову.
Повесив трубку, он вернулся к столу.
– Кто это был? – спросил Тень.
– Не назвался.
– Чего он хотел?
– Предлагают перемирие на время передачи тела.
– Лгут, – буркнул Чернобог. – Они хотят заманить нас к себе, а потом убьют. Вот как они поступили со Средой. Я сам так всегда поступал, – добавил он с мрачной гордостью.
– На нейтральной территории, – сказал мистер Нанси. – Действительно на нейтральной территории.
Чернобог хмыкнул. Звук был такой, словно в иссохшем черепе загремел металлический шарик.
– И такое я тоже говорил. Приходите на ничейную землю, говорил я, а потом среди ночи мы поднимались все как один и их убивали. Хорошие были времена.
Мистер Нанси только пожал плечами, потом, смакуя свою горелую картошку фри, одобрительно хмыкнул.
– М-м-м. Отлично.
– Мы не можем им доверять, – сказал Тень.
– Послушай, я старше тебя, я умнее тебя, я красивее тебя, – сказал мистер Нанси, мерно ударяя по дну бутылки с кетчупом, которую перевернул над тарелкой с горелой картошкой. – Я за вечер сниму девок больше, чем ты за год. Я могу танцевать, как ангел, драться, как загнанный в угол медведь, строить планы лучше лисы, петь, как соловей…
– И что ты хочешь этим сказать?
Карие глаза Нанси уставились в серые Тени.
– Им так же нужно избавиться от тела, как нам забрать его.
– Такого нейтрального места не существует, – сказал Чернобог.
– Есть одно, – отозвался мистер Нанси. – Самый центр.
Пытаться определить точный центр чего-либо в лучшем случае проблематично. Когда дело доходит до живого – людей, к примеру, или континентов, – все упирается в неосязаемое. Что есть центр человека? Что есть центр сна? А в случае Соединенных Штатов следует ли при поисках центра учитывать Аляску? Или Гавайи?
|
|
В начале двадцатого столетия вырезали огромную картонную модель США со всеми сорока восемью центральными штатами и, чтобы определить центр, поместили на иглу, а затем перемещали эту иглу, пока не нашли ту точку, в которой модель уравновесилась. Насколько можно было установить, точный центр Соединенных Штатов пришелся на свиноферму Джонни Гибса в нескольких милях от городка Ливан в штате Канзас. К тридцатым годам жители Ливана совсем уже собрались поставить монумент прямо посреди свинофермы, но Джонни Гибс заявил, что не желает, чтобы на его ферме ошивались миллионы туристов, вытаптывая траву и пугая свиней, поэтому памятник поставили в географическом центре Соединенных Штатов в двух милях к северу от городка. Разбили парк, изготовили памятник, чтобы его там поставить, и бронзовую табличку, чтобы к памятнику прикрепить. Провели дорогу от города и, уверенные, что туристы только и ждут, чтобы потоком ринуться сюда, построили возле монумента мотель. И стали ждать.
Туристы не объявились. Никто не приехал.
Теперь здесь маленький чахлый парк с передвижной часовней, где не поместилась бы и скромная похоронная церемония, и мотель, чьи окна смотрят на дорогу мертвыми глазами.
– Вот почему, – завершил мистер Нанси, когда они въезжали в Человечность, штат Миссури (население 1084), – точный центр Америки представляет собой заброшенный парк, пустую церковь, гору камней и разваливающийся мотель.
|
|
– А свиноферма? – спросил Чернобог. – Ты же только что говорил, что настоящий центр Америки – на свиноферме.
– Не в этом дело, – сказал мистер Нанси, – а в том, чем люди это считают. Все упирается в сознание людей, в воображение. Люди сражаются только за воображаемые вещи.
– Мои люди? – поинтересовался Тень. – Или ваши люди?
Нанси промолчал. Чернобог издал звук, который мог быть смешком, а мог быть и фырканьем.
Тень попытался устроиться поудобнее на заднем сиденье. Спал он мало. Его обуревало дурное предчувствие. Он нутром чуял, что что-то не так. Худшее чувство, чем было у него в тюрьме, и худшее, чем то, что сводило ему живот, когда Лора рассказывала ему об ограблении. Дело было худо. Покалывало затылок, подташнивало, и несколько раз волнами накатывал страх.
Проезжая через Человечность, мистер Нанси сбавил газ, потом притормозил у супермаркета. Мистер Нанси вошел внутрь, и Тень двинул за ним следом. Чернобог остался ждать на стоянке, куря очередную сигарету.
В супермаркете светловолосый парнишка, совсем еще ребенок, заставлял полки коробками каш.
– Эй, – окликнул его мистер Нанси.
– Привет, – отозвался парнишка. – Неужели это правда? Они его убили?
– Да, – ответил мистер Нанси. – Они его убили.
Парнишка с грохотом бросил на полку несколько пачек «Кэп-Я-Кранч».
– Они думают, будто могут давить нас как тараканов. – На запястье у него тускло поблескивал серебряный браслет. – Но нас ведь не так-то легко сломить, а?
– Нет, – согласился мистер Нанси. – Нелегко.
– Я приду, сэр, – сказал парнишка, и глаза у него яростно вспыхнули.
|
|
– Знаю, что придешь, Гвидион Бах.
Мистер Нанси купил несколько бутылок кока-колы, упаковку туалетной бумаги, коробку жутковатых на вид черных сигарилл, гроздь бананов и пачку жвачки «даблминт».
– Он хороший мальчик. Приехал сюда в седьмом веке. Из Уэльса.
Мини-вэн колесил по дорогам сперва на запад, потом на север. Канзас – безрадостная серость заброшенных облаков, пустых окон и разбитых сердец. Тень стал мастером по выискиванию радиостанций и переговорам с мистером Нанси, который любил ток-шоу и танцевальную музыку, и Чернобогом, который предпочитал классику, чем мрачнее, тем лучше, приправленную передачами самых крайних евангелистов. Сам Тень любил старые шлягеры.
Когда день стал клониться к вечеру, по просьбе Чернобога они остановились на окраине Вишневого дола, штат Канзас (население 2464). Здесь Чернобог привел их на луг за чертой города. В тени деревьев тут еще таились полосы талого снега, и трава была цвета грязи.
– Подождите здесь, – сказал Чернобог.
Один он вышел на середину луга. И застыл ненадолго на холодном февральском ветру. Сперва он стоял с опущенной головой, потом вдруг начал жестикулировать.
– Сдается, он с кем-то разговаривает, – сказал Тень.
– С призраками, – ответил мистер Нанси. – Здесь раньше поклонялись ему. Лет сто назад. Тут ему приносили кровавые жертвы, возлияния крови после удара молотом. По прошествии времени жители городка сообразили, почему проезжавших через город чужаков никогда больше не видели. Здесь закапывали тела.
С середины поля вернулся Чернобог. Усы его словно бы потемнели, и в седых волосах появились черные пряди. Он улыбнулся, показывая железный зуб.
– Теперь мне намного лучше. Э-эх… Кое-что остается, а кровь остается дольше всего.
Через луга они возвращались к припаркованному «фольксвагену». Чернобог закурил, не закашлявшись при этом.
– Это делали молотом, – сказал он. – Вотан, он все твердил о виселицах да копье, но для меня есть только одно…
Подняв руку, он желтым от никотина пальцем крепко стукнул Тень в середину лба.
– Пожалуйста, не делай этого, – вежливо попросил Тень.
– «Пожалуйста, не делай этого», – передразнил Чернобог. – Однажды я возьму молот и сделаю кое-что похуже, друг мой, помни об этом.
– Да, – согласился Тень. – Но если ты еще раз стукнешь меня по лбу, я тебе руку сломаю.
Чернобог фыркнул, а потом сказал:
– Местные людишки должны быть благодарны. Здесь поднималась такая сила. Даже через тридцать лет после того, как они вынудили моих людей уйти в подполье, эта земля, эта самая земля дала миру величайшую кинозвезду всех времен. Таких, как она, не бывало ни до, ни после.
– Джуди Гарланд? – спросил Тень.
– Он говорит о Луизе Брукс, – пояснил мистер Нанси. Тень решил не спрашивать, кто такая Луиза Брукс, а только спросил раздумчиво:
– Послушайте, когда Среда пошел к ним на переговоры, у них ведь было перемирие?
– Да.
– А теперь мы едем забирать у них тело Среды, и сейчас тоже перемирие?
– Да.
– И мы знаем, что они желают моей смерти или просто хотят, чтобы я выбыл из игры?
– Они желают смерти всех нас, – сказал мистер Нанси.
– Так вот чего я не понимаю. С чего мы решили, что на сей раз они станут играть по-честному, если со Средой такого не произошло?
– Вот почему мы встречаемся в центре. Он… – Чернобог нахмурился. – Как бы это назвать? Противоположность священного?
– Нечестивый, – без раздумия ответил Тень.
– Нет, – покачал головой Чернобог. – Я хотел сказать, когда место менее священное, чем какое-либо другое. Я говорю об отрицательной святости. Место, где невозможно возвести храм. Место, куда никто не приезжает, а если приезжает, то старается уехать как можно скорее. Место, куда боги ступают, лишь когда их вынудят.
– Не знаю, – ответил Тень. – Думаю, и слова такого нет.
– Это разлито по всей Америке, – продолжал Чернобог. – Вот почему нам тут не рады. Но центр… центр хуже всего. Это как минное поле. Мы все там слишком осторожничаем, чтобы нарушать перемирие.
Они подошли к мини-вэну. Чернобог похлопал Тень по плечу.
– Не беспокойся, – с мрачным утешением сказал он. – Никто тебя не убьет. Никто, кроме меня.
Центр Америки Тень нашел вечером того же дня, еще до наступления ночи. К северо-западу от Ливана шоссе поднималось на пологий холм. Он обогнул небольшой парк на склоне холма, проехал мимо крохотной передвижной часовни и каменного монумента, а когда увидел одноэтажный мотель на краю парка, сердце у него упало. Перед входом был припаркован черный «хамви», похожий на отраженный в кривом зеркале «джип» – приземистый, безносый и безобразный, как бронепоезд. Все окна в здании были темные.
Стоило им свернуть на стоянку при мотеле, как из дверей вышел мужчина в униформе и фуражке шофера – свет фар мини-вэна четко выхватил его из сумерек. Вежливо козырнув, шофер сел в «хамви» и отъехал.
– Большая тачка, крошка-член, – сказал мистер Нанси.
– Как по-вашему, кровати у них там хотя бы есть? – спросил Тень. – Кажется, неделя прошла с тех пор, как я спал в кровати. Такое впечатление, что мотель вот-вот снесут.
– Он принадлежит группе охотников из Техаса, – сказал мистер Нанси. – Они сюда раз в год приезжают. Черт бы меня побрал, если я знаю, на кого они охотятся. Но это не позволяет отдать здание под снос.
Они выбрались из «фольксвагена». У входа в мотель их ждала незнакомая Тени женщина. У нее был совершенный макияж и отличная – ни единого волоска не выбилось – укладка. Женщина напомнила ему всех до единого дикторов новостей, каких он когда-либо видел в утренних телепрограммах: правда, дикторы сидели в студиях, не слишком-то похожих на гостиные.
– Рада вас видеть, – сказала она. – Вы, наверное, Чернобог. Я так много о вас слышала. А вы, должно быть, Ананси, всегда готовы на проделки, а? А это Тень. Вот уж кто заставил нас побегать, а? – Она крепко пожала ему руку, поглядела прямо в глаза. – Я – Медия. Счастлива познакомиться. Надеюсь, сегодняшнее дело мы уладим к удовольствию обеих сторон.
Открылись главные двери.
– Почему-то, Тото, – сказал толстый мальчишка, которого Тень в последний раз видел в лимузине, – мне кажется, мы уже не в Канзасе.
– В Канзасе, – отозвался мистер Нанси. – Думаю, мы сегодня проехали большую часть штата. Ну и плоская же местность, черт побери.
– В доме нет ни света, ни электричества, ни горячей воды, – сказал толстый мальчишка. – И не в обиду будь сказано, вам, ребята, горячая вода бы не помешала. От вас пахнет так, словно вы неделю в этом автобусе ехали.
– Нет необходимости вдаваться в подробности, – вмешалась Медия. – Мы все тут друзья. Входите. Мы покажем вам комнаты. Мы сами заняли первые четыре номера. Ваш покойный друг – в пятом. Остальные пусты – выбирайте сами. Боюсь, здесь не «Четыре времени года», но какой мотель с ним сравнится?
Она распахнула перед ними дверь в вестибюль мотеля. Изнутри пахнуло плесенью, сыростью, пылью и запустением. В почти кромешной темноте в вестибюле сидел мужчина.
– Эй, вы голодны? – поинтересовался он.
– Всегда не прочь перекусить, – отозвался мистер Нанси.
– Водитель поехал за мешком гамбургеров, – сказал мужчина. – Скоро вернется.
Мужчина поднял голову. В вестибюле было слишком темно, чтобы различить лица, но он сказал:
– Большой парень. Так ты и есть Тень? Подонок, убивший Леса и Камня?
– Нет, – ответил Тень. – Их убил другой. А я знаю, кто ты. – Он действительно знал. Он был в его голове. – Ты Город. Ты уже переспал с вдовой Леса?
Мистер Город упал со стула. В кино это выглядит комично, в реальной жизни – неуклюже и неловко. Мгновенно вскочив, он шагнул к Тени. Но тот только поглядел на него.
– Не начинай того, чего не готов закончить.
Мистер Нанси тронул Тень за локоть.
– У нас перемирие, помнишь? – сказал он. – Мы – в центре.
Отвернувшись, Город перегнулся через стойку и достал три ключа.
– Вам дальше по коридору, – сказал он. – Вот, возьмите.
Отдав ключи мистеру Нанси, он пошел прочь и вскоре растворился в темноте коридора. Они услышали скрип открываемой двери, а затем удар, с которым она закрылась.
Мистер Нанси передал один ключ Тени, другой отдал Чернобогу.
– В мини-вэне фонарик есть? – спросил Тень.
– Нет, – ответил мистер Нанси. – Но это всего лишь темнота. Не надо бояться темноты.
– Я и не боюсь, – возразил Тень. – Я боюсь людей в темноте.
– Тьма – это хорошо, – проговорил Чернобог. Он, похоже, не испытывал никаких затруднений и легко находил дорогу в потемках, а потому провел их по коридору, вставляя ключи в замки без малейшей заминки. – Я буду в десятом, – сказал он, а потом добавил: – Медия. Где-то я о ней слышал. Это не та, что убила своих детей?
– Другая женщина, – сказал мистер Нанси. – Но суть та же.
Мистер Нанси выбрал номер восемь, а Тень – напротив них обоих, под номером девять. В комнате пахло пылью, сыростью и запустением. В темноте Тень различил очертания кровати с матрасом, но ни следа простыней. В дальней стене серело окно, из которого сочился слабый свет. Тень присел на матрас, стащил ботинки и вытянулся во весь рост. Слишком много времени он в последние дни провел за рулем. Возможно, он заснул.
Он шел.
Холодный ветер тянул его за одежду. Крохотные снежинки казались кристаллической пылью, мельтешащей и вьющейся на ветру.
Деревья без единого листа. По обе стороны от него – высокие холмы. Клонится к вечеру зимний день: небо и снег приобрели один и тот же глубокий оттенок пурпурного. Где-то впереди – тусклый свет размывал все расстояния – прыгали и плясали оранжевые и желтые языки пламени.
Впереди него мягко ступал по снегу серый волк.
Тень остановился. Волк тоже встал, обернулся и стал ждать. Один его глаз отсвечивал желтовато-зеленым. Пожав плечами, Тень пошел дальше к костру, и волк потрусил впереди.
Посреди рощи полыхал огромный костер. Деревьев здесь было, наверное, сотни две, и высажены они были двумя рядами. С ветвей их свисали какие-то силуэты. В конце этой колоннады стояло здание, отчасти напоминавшее перевернутый вверх килем корабль. Здание было построено из бруса, украшенного резными головами и фигурками драконов, грифонов, троллей и вепрей – и все они будто танцевали в мерцающем свете огня.
Пламя стояло так высоко, что Тень едва мог подойти к костру. Волк осторожно обошел стороной искрящие поленья и скрылся за пламенем.
Из-за костра вместо волка вышел, опираясь на высокий посох, мужчина.
– Ты в Уппсале, в Швеции, – сказал он знакомым торжественным голосом. – Почти тысячу лет назад.
– Среда? – спросил Тень.
Но незнакомец продолжал говорить, словно Тени не было.
– В золотой век жертвы здесь приносили каждый год, а позднее, когда люди обленились – раз в девять лет. Жертвоприношение девяти. Каждый день на протяжении девяти дней они вешали на деревьях рощи по девять существ. Одним из этих существ был человек.
Повернувшись спиной к огню, он направился к деревьям, и Тень пошел следом. Стоило ему подойти поближе, силуэты на деревьях обрели плоть: ноги и глаза, языки и члены. Тень покачал головой: в повешенном за шею на дереве быке было что-то мрачно-печальное и одновременно такое сюрреалистическое, что почти смешное. Тень прошел мимо повешенного оленя, волкодава, бурого медведя, гнедой лошади с белой гривой – лошадка была ростом чуть больше пони. Пес был еще жив: каждые несколько секунд лапы его спастически подергивались, и, покачиваясь в петле, он издавал неестественное, сдавленное повизгивание.
Незнакомец поднял посох – только тут Тень сообразил, что на самом деле это копье – и ударил им в живот псу, будто вспорол его единым движением. На снег вывалились дымящиеся кишки.
– Эту смерть я посвящаю О́дину, – церемонно произнес человек. – Это всего лишь жест, – сказал он, поворачиваясь к Тени. – Но жесты всегда символичны. Смерть собаки символизирует смерть всех собак. Девять человек они отдали мне, но эти девять означали всех людей, всю кровь и всю силу. Просто этого было мало. Настал день, и кровь перестала литься. Вера без крови далеко не уведет. Кровь должна течь.
– Я видел, как ты умер, – сказал Тень.
– В делах богов, – сказал незнакомец, и теперь Тень был уверен, что перед ним Среда, ни в чьих больше словах он не слышал такой хрипловатой, глубокой, циничной радости, – важна не смерть. Она лишь путь к воскресению. А когда течет кровь… – Он жестом указал на животных, на людей, повешенных на деревьях.
Тень не мог решить, были ли люди, мимо которых они проходили, более или менее ужасающими, чем животные: они хотя бы знали, какая участь их ожидает. Возле людей в воздухе был разлит запах алкоголя, и Тень решил, что по пути на виселицу им позволили принять обезболивающее, а животных попросту повесили, вздернули живых и испуганных. Лица мужчин казались совсем молодыми: никому из них не было больше двадцати лет.
– Кто я? – спросил Тень.
– Ты? – переспросил незнакомец. – Ты был удобным случаем. Был частью великой традиции. Хотя оба мы настолько глубоко тут завязли, что, похоже, умрем ради идеи. Что скажешь?
– Кто ты? – спросил Тень.
– Самое трудное – это просто выжить, – сказал незнакомец.
Костер вспыхивал, потрескивал, жарко пылал, и тут, к ужасу своему, Тень понял, что огонь разожжен на костях: на Тень тупо пялились огнеглазые черепа, грудные клетки, берцовые кости и ребра выступали и выпирали из пламени, отбрасывая в ночь разноцветные искры.
– Три дня, чтобы висеть на дереве, три дня, чтобы бродить под землей, три дня, чтобы найти дорогу назад.
Пламя приплясывало и вспыхивало так ярко, что на него больно было смотреть. Он отвел глаза, взглянул во тьму за деревьями.
Стук в дверь. В окно теперь лился лунный свет. Вздрогнув, Тень сел на матрасе.
– Кушать подано, – раздался из-за двери голос Медии.
Тень надел ботинки, толкнул дверь и вышел в коридор. Кто-то разыскал свечи, и стойку портье теперь заливал тусклый желтоватый свет. Вошел с картонным подносом и бумажным пакетом шофер «хамви». Он был одет в длинное черное пальто и остроконечный летный шлем с пимпочкой.
– Прошу прощения за задержку, – хрипло сказал он. – Я всем привез одно и то же: пару гамбургеров, большую картошку, большую коку и яблочный пирожок. Я сам поем в машине.
Поставив поднос на стойку, он вышел. Вестибюль наполнился запахом еды из закусочной. Взяв пакет, Тень раздал свертки, салфетки, пакетики кетчупа и стаканы.
Они молча ели, а свечи мигали, и, шипя, плавился воск.
Тень заметил, что Город смотрит на него в упор, и слегка подвинул стул, так, чтобы сидеть спиной к стене. Медия ела, подставив салфетку под подбородок, чтобы не ронять случайные крошки.
– Бр-р-р. Гадость какая. Гамбургеры почти холодные, – заявил толстый мальчишка. Он был все еще в темных очках, которые, учитывая темень в вестибюле, показались Тени глупыми и бесполезными.
– Извини, – отозвался Город. – Ближайший «Макдоналдс» – в Небраске.
Они доели едва теплые бургеры и уже совсем остывшую картошку фри. Толстый мальчишка вгрызся в свой пирожок, и на подбородок ему брызнула яблочная начинка. Как ни странно, начинка оказалась горячей.
– Ух, – выдавил мальчишка и стер ее рукой, а потом дочиста облизал пальцы. – Жжется! Эти пирожки так и просятся на иск в защиту потребителя.
Тени захотелось ударить мальчишку. Ему хотелось вздуть его с тех пор, как тот приказал своим головорезам побить его в лимузине после похорон Лоры. Он попытался отогнать от себя эту мысль.
– Не могли бы мы просто забрать тело Среды и разъехаться? – спросил он.
– В полночь, – одновременно ответили мистер Нанси и толстый мальчишка.
– Такие вещи надо делать по правилам, – пояснил Чернобог.
– Ага, – хмыкнул Тень, – вот только никто не сказал мне, что это за правила. Вы то и дело говорите о чертовых правилах, а я даже не знаю, в какую игру вы тут играете.
– Это как нарушить срок выброса товара на рынок, – бодро объяснила Медия. – Ну, знаешь? Когда товару позволяют поступить в продажу.
– А я думаю, все это просто куча дерьма, – внес свою лепту Город. – Но если они правилами довольны, то и мое агентство счастливо, и все счастливы. – Он с хлюпаньем отхлебнул коку. – Начало в полночь. Вы забираете тело и отваливаете. Братская любовь и подобная чертовщина, пока не помашем друг другу ручкой, а потом мы сможем снова травить вас как крыс, каковыми вы и являетесь.
– Эй, – сказал толстый мальчишка Тени. – Я только что вспомнил. Я велел тебе передать твоему боссу, что его время прошло. Ты ему передал?
– Передал, – отозвался Тень. – И знаешь, что он мне ответил? Он просил передать маленькому сопляку, если я его когда встречу, чтобы тот помнил: сегодняшнее будущее – это завтрашнее вчера.
Среда никогда не говорил ничего подобного. Но эти ребята, похоже, без ума от клише. Черные стекла отражали танцующие огоньки свечей – будто глаза подмигивали.
– Это место – полный отстой, – пробормотал толстый мальчишка. – Ни фига электричества. И мобильник не берет. Я хочу сказать, что, если только собираешься купить мобилу, ты уже в каменном веке.
Он высосал остатки коки через соломинку, бросил стакан на стол и ушел по коридору.
Тень сложил оставленный толстым мальчишкой мусор в бумажный пакет.
– Пойду погляжу на центр Америки, – объявил он. Встал и вышел в ночь. Мистер Нанси двинул за ним следом.
Они в молчании прогуливались по парку, пока не вышли к каменному памятнику. Ветер налетал порывами, сначала с одной стороны, потом – с другой.
– Ну, – сказал Тень, – и что теперь?
В темном небе висел блеклый серп луны.
– Теперь, – ответил мистер Нанси, – тебе следует вернуться в свою комнату. И попытаться поспать. В полночь они отдадут нам тело. И мы к чертям отсюда уберемся. Центр – для всех место нестабильное.
– Как скажешь.
Мистер Нанси втянул в себя дым сигариллы.
– Этого вообще не должно было случиться, – сказал он. – Ничего из этого не должно было случиться. Наши люди, они… – Он помахал сигариллой, словно отыскивал ею слово, а потом пронзал его, – взыскательны и чужих к себе не пускают. Мы не любим общества. Даже я не люблю. Даже Бахус. Во всяком случае, недолго. Мы, как кошки, ходим сами по себе или не покидаем замкнутых землячеств. Мы – не командные игроки. Мы любим, чтобы нас обожали и почитали, чтобы нам поклонялись. Я, к примеру, люблю, чтобы обо мне рассказывали сказки, особенно те, которые подчеркивают мою находчивость. Знаю, это недостаток, но я такой, какой я есть. Мы любим быть большими. А теперь, в эти жалкие дни, все мы малы. Новые боги возникают и низвергаются, и возникают снова. Но это – не та страна, которая будет долго терпеть богов. Брама творит, Вишну сохраняет, Шива уничтожает, и для Брамы снова расчищено место, чтобы творить.
– И что ты хочешь этим сказать? – спросил Тень. – Что со сварой покончено? Что битва позади?
Мистер Нанси фыркнул.
– Ты из ума выжил? Они же убили Среду. Они убили его, да еще похвалялись этим. Они сами разослали весть. Они показали это по всем каналам, чтобы увидели все, кто способен видеть. Нет, Тень. Все еще только начинается.
Нагнувшись у основания каменного монумента, он затушил сигариллу о землю, и так и оставил там бычок, словно подношение.
– Ты раньше отпускал шуточки, – сказал Тень. – А теперь уже нет.
– Трудно в наши дни найти хорошую шутку. Среда мертв. Идешь спать?
– Немного погодя.
Нанси ушел в сторону мотеля. Протянув руку, Тень коснулся камня. Провел кончиками пальцев по холодной бедной доске. Потом повернулся и пошел к крохотной белой часовенке, шагнул в темный провал открытой двери. Внутри он сел на ближайшую скамью, опустил голову и, закрыв глаза, стал думать о Лоре, и Среде, и о том, что значит быть живым.
За спиной у него раздался щелчок, потом шуршание подошв по земле. Выпрямившись, Тень повернулся. Кто-то стоял в самом дверном проеме – темный силуэт на фоне звезд. Лунный свет поблескивал на металле.
– Ты собираешься меня застрелить? – спросил Тень.
– О Господи, как бы мне этого хотелось, – сказал Город. – В порядке самообороны. Итак, ты молишься? Они и тебя заставили поверить, будто они боги? Они не боги.
– Я не молился, – ответил Тень. – Просто думал.
– Насколько я понимаю, – продолжал Город, – они мутанты. Эксперименты эволюции. Немного гипноза, немного фокусов, и ты поверишь во что угодно. Не о чем писать домой. Вот и все. В конце концов, умирают они как люди.
– Всегда так делали, – сказал Тень, вставая, и Город на шаг отступил.
Тень вышел из часовенки, и Город отступил снова, сохраняя прежнюю дистанцию.
– Эй, – окликнул его Тень. – Ты знаешь, кто такая Луиза Брукс?
– Твоя подружка?
– Нет. Кинозвезда. Родилась к югу отсюда.
Город помедлил.
– Может, она сменила имя и стала Лиз Тейлор, или Шэрон Стоун, или еще как, – с готовностью предложил он.
– Может быть. – Тень пошел назад к мотелю. Город держался на том же расстоянии.
– Тебе следовало бы быть в тюрьме, – сказал он. – В камере смертников.
– Я не убивал твоих коллег, – сказал Тень. – Но скажу тебе кое-что, что однажды сказал мне один парень, с которым я сидел. Кое-что, чего я никогда не забывал.
– И что же это?
– Был только один человек, кому Иисус лично пообещал место подле себя в раю. Не Петру и не Павлу, никому из апостолов. Это был приговоренный вор, которого как раз казнили. Так что не наезжай на тех, кто в камере смертников. Может, им известно что-то, чего ты не знаешь.
Возле «хамви» скучал шофер.
– Доброй ночи, джентльмены, – сказал он, когда они проходили мимо.
– Доброй ночи, – отозвался Город, а потом повернулся к Тени: – Лично мне на все это плевать. Я только выполняю распоряжения мистера Мира. Так намного проще.
Тень прошел по коридору в девятый номер. Отпер дверь, толкнул ее. Потом сказал:
– Простите. Я думал, это мой номер.
– Твой, – ответила из темноты Медия. – Я ждала тебя.
В лунном свете он различил тщательно уложенную прическу и бледное лицо. Чопорно и прямо она сидела на краешке его кровати.
– Я найду себе другую комнату.
– Я ненадолго, – сказала она. – Я просто подумала, что сейчас наиболее подходящее время сделать тебе предложение.
– Давай. Делай свое предложение.
– Расслабься, – сказала она с улыбкой в голосе. – У тебя словно палка в спине. Послушай, Среда мертв. Ты никому ничего не должен. Присоединяйся к нам. Пора переходить на сторону победителя.
Тень молчал.
– Мы можем сделать тебя знаменитым, Тень. Мы можем дать тебе власть над тем, во что люди верят, что они говорят, что носят, над тем, что снится им во сне. Хочешь быть новым Кэри Грантом? Мы можем это сделать. Можем сделать из тебя нового «битла».
– Пожалуй, мне больше понравилось, когда ты предлагала показать мне титьки Люси, – ответил Тень. – Если это была ты.
– Ах вот как, – откликнулась она.
– Мне нужна моя комната. Спокойной ночи.
– Но, разумеется, – сказала она, не двигаясь с места, будто он ничего и не говорил, – мы ведь можем все и переиграть. Мы сумеем испортить тебе жизнь. Ты можешь навсегда стать дурной шуткой, Тень. Или тебя будут помнить как чудовище. Или тебя будут помнить вечно, но как Чарльза Мэнсона, Гитлера… Как тебе это понравится?
– Прошу прощения, мэм, но я устал, – сказал Тень. – Очень буду вам благодарен, если вы уйдете.
– Я предложила тебе весь мир, – прошипела она. – Когда будешь умирать в канаве, вспомни об этом.
– Постараюсь, – ответил Тень.
Она ушла, но запах ее духов остался. Лежа на голом матрасе, Тень думал о Лоре, но что бы он ни вспоминал – Лору за игрой во фрисби, Лору, ложкой поедающую пену с лимонада, Лору, со смехом дефилирующую в экзотическом нижнем белье, которое она купила, когда была на конференции турагентов в Анахайме, – воспоминания всегда возвращались к Лоре, сосущей член Робби, когда грузовик сбил их на дороге… А потом он услышал ее слова, и они опять причинили ему боль.
«Ты не мертв, – сказал в его голове тихий голос Лоры. – Но я не уверена, что ты жив».
В дверь постучали.
Тень встал и открыл дверь. В коридоре стоял толстый мальчишка.
– Проклятые гамбургеры, – сказал он. – Такая дрянь. Можешь в такое поверить? Пятьдесят миль до ближайшего «Макдоналдса». Я даже не думал, что во всем мире есть такое место, откуда пятьдесят миль до «Макдоналдса».