Отряды продолжали сплав в установленном порядке.
Эркин и Нюргун-боотур плыли в голове сплава и на одном плоту. Сразу за крутым лесистым мысом, которым обрывался левый берег, взору воинов открылась широкая долина.
Вскоре, от реки влево стали отходить боковые протоки, которые образовывали большие поросшие лесом острова. Солнце уже начало свой путь к закату, когда Нюргун-боотур оценив ситуацию с появляющимися протоками и островами, обратился к стоявщему рядом с ним сыном предводителя.
- Еркин! Если мы не пойдем боковым протоком, то выход отряда на коренной берег будет сильно осложнен.
- Думаю надо выбрать подходящий рукав и двинуться по нему. Выбрать подходящее место и высаживаться где-то посередине долины. А дальше будь, что будет.
Впереди открывался очередной уходящий влево, широкий боковой рукав.
Эркин обдумывая ситуацию, ответил боотуру не сразу – Верно, говоришь Нюргун! Так и сделаем. Видишь, впереди ещё одна протока. Дай команду. Пусть заворачивают.
Плоты, направляемые гребцами, стали поочередно заворачивать в эту протоку.
…
Сплав по боковой протоке продолжался.
По обрывистому берегу, шла широкая открытая местность, за которой, виднелись невысокие покрытые потемневшим лесом, горы. Как было видно, эта речная долина лежала между двумя речными мысами, дальний из которых, был виден на удалении прямо по направлению движения.
На невысоком обрывистом берегу были видны пасущиеся олени.
Из непривычного на вид конусообразного жилища выскочили и засуетились тунгусы. Было видно как один из них, быстро усевшись верхом на крупного рогатого сокжоя, куда-то срочно припустился.
Вскоре, слева по курсу показалась широкая и длинная песчаная коса. Место для высадки было самое подходящее.
|
|
Нюргун-боотур с одобрения Эркина дал команду – Пристаем к песчаной косе! Команду сразу стали передавать назад и на всех плотах стали готовиться к высадке.
Обрывистый коренной берег реки был виден за песчаной косой на удалении не менее трех полетов стрелы.
Пологий песчаный берег медленно приближался.
На первом плоту, сотник Баскандал, в закатанных до колен штанах и кольчуге поверх тонкой полотняной рубахи, с коротким копьем в правой руке выждал, когда плот почти вплотную приблизился к берегу и первым прыгнул в воду.
В прыжке, его сознание словно замедлилось и ему показалось, что прошла целая вечность, пока он приземлился на влажный прибрежный песок. В инерции прыжка, сотник слегка присел, и брызги воды поднялись вокруг него, играя всеми цветами радуги. Казалось, что их можно было поймать руками.
Толчок от приземления, словно привел Баскандала в чувство, и он резко выпрямившись с криком – Бу бихиги сирбит болла112, коротким, но сильным броском воткнул копье в песчаный берег. Потом быстро вышел на песчаный берег, выдернул копьё из песка и потряс им над своей головой.
За его могучей спиной началась высадка всего отряда.
…
Три черноголовые и острокрылые чайки, напуганные гвалтом высадки, тут же взлетели, набрали высоту и громко перекрикиваясь, полетели на восток, к главному руслу Восточной реки. Перелетев через большой поросший ивняком остров, чайки увидели нечто такое, чего ещё никогда здесь не бывало. По всей ширине Восточной реки, в две колонны плыли плоты с людьми. Начала и конца этой ленты плотов не было видно.
|
|
…
А в это время, тысячи Нюргун-боотура, Омолон-боотура и Айхал-боотура уже занимали всю косу. Люди торопились, … диск красного солнца уже коснулся своим краем кромки далекого леса.
Сотня Баскандала, на рысях преодолев песчаную косу, уже выходила к невысокому коренному берегу с задачей установить на нем сторожевое охранение.
Вскоре, на косе, в покрывшей реку темноте запылали тысячи костров.
На дрова для костров пустили лежавшие на косе и видимо вынесенные сюда течением стволы деревьев и часть такелажа плотов. Сами плоты, после выгрузки не бросили. В самом начале высадки, предусмотрительно была дана команда крепить плоты к берегу и друг к другу.
В сгущающихся сумерках из ивняка, росшего лентой вдоль протоки, верхом на оленях отъехали два тунгуса, уже давно скрытно следовавших за отрядом Эркина.
…
Была уже глубокая ночь. Звездное небо, свет полной Луны и легкий ветер создавали полную иллюзию спокойствия. Лишь у костров, цепочкой протянувшихся вдоль берега, изредка наблюдалось движение.
112) Бу бихиги сирбит болла! – Эта земля стала нашей!, с якутского языка;
Посты сторожевого охранения состояли из четырех воинов и поэтому службу на каждом несли посменно по два человека. Отдыхающие воины, спали тут же у костров. Стреноженные кони, паслись рядом с кострами, будучи привязанными к импровизированным коновязям из подручного материала, а то и просто из воткнутых в землю копий.
Осень брала своё, тепло было лишь у костра и поэтому воины, поверх боевого снаряжения были одеты в овчинные полушубки и шапки.
|
|
Пожилой воин Байбал и Хабырыс сидя у костра тихо вели беседу. Рядом с Байбалом лежал его боевой лук и колчан со стрелами. Байбал, рассказывая молодому парню о своем последнем походе, время от времени обращал внимание на поведение лошадей. Его рыжий жеребец, уже несколько раз вскидывал голову и, шевеля своими чуткими ушами, начинал прислушиваться, но потом успокаивался и снова принимался щипать пожухлую траву.
По молодости лет, для Хабырыса это был первый боевой поход, и он старался учиться у опытных воинов всем премудростям. Байбал знал Хабырыса еще мальчишкой и теперь в походе относился к нему с отеческим вниманием.
Отец Хабырыса погиб в бою еще девять лет назад и парень с той порой сознательно тянулся к зрелым мужчинам.
Разговор двух воинов продолжался…
- И вот так, Хабырыс, мы и заняли весь этот остров и этой же зимой, опять по льду перешли на большую землю.
- А как же те тунгусы, которые жили там. Они признали власть Великого хана?
- Чтобы держать этот остров и ближайшие к нему земли во власти Великого хана, Чолбон-боотур оставил там одну сотню нашего тумена. Сотник Уйбан со своими людьми, остались там, в качестве постоянного отряда. И поэтому, когда тумен вернулся в родные земли, то в нашей тысяче была собрана недостающая сотня и её сюзбасши назначили Баскандала, а Джеремей возглавил наш десяток. А теперь, тот остров все называют Сака илин113 – или самое восточное место, куда дошли саки.
- Байбал-ага. А когда ты станешь десятником?
- На всё воля Великого Тангара, Хабырыс. Может и не придется мне стать десятником. Но, чтобы не случилось, Хабырас, помни одно – в бою стой крепко.
- Как это, Байбал-ага?
- Будь уверен в себе. Если боишься, то не сражайся, а если вышел сражаться, то бейся и ничего не бойся. Прикрывай товарища, а он поможет тебе.
- А вот оно, что - молодой воин, наконец, уяснил наставления старшего товарища.
113) Сака илин – современный остров Сахалин, в буквальном переводе с якутского языка «Земля на востоке, куда дошли саха»;
Затем Хабырыс приподнялся, и вороша в костре дрова, наконец, задал свой самый сокровенный вопрос - Байбал-ага. А мой отец был хорошим воином?
Продолжая ворошить костер, и не услышав ответа, Хабырыс повернул голову к своему наставнику и увидел, что Байбал, всё также сидя, но, уже держа в руках лук с вложенной стрелой, напряженно вглядывается в темноту за пределами костра.
Неожиданно, Байбал резким толчком плеча свалил Хабырыса на землю, и тут же тонкий свист летящих стрел прорезал ночную тишину. Две стрелы пробили его овчинный полушубок, но уткнулись в кольчугу, не причинив ему вреда. Отпрыгнув от костра в темноту, Байбал вскочил на ноги, и резко натянув тетиву своего лука, запустил сигнальную стрелу. Издавая на всю округу громкие свистящие звуки, стрела стремительно ушла вверх. Но не успели ещё затухнуть колебания тетивы боевого лука Байбала после выстрела, как из темноты ночи снова вылетели стрелы. Хабырыс, лежа выхватил из костра толстый горящий сук и швырнул его в темноту, откуда прилетели стрелы. Потом резко вскочил на ноги, отпрыгнул в сторону от костра и выхватил саблю. Упавший на землю горящий сук выхватил из темноты кусок пространства и осветил фигуры трех убегавших вооруженных человек.
Сразу же, от соседних костров донеслись хлопки тетив и свист новых летящих стрел, прорезал ночной воздух. Из темноты донесся приглушенный вскрик.
Проснулись и схватились за оружие Айхал и Сулус, воины их же десятка, спавшие тут же у костра. Слева и справа у костров засуетились другие воины, и вскоре всё боевое охранение пришло в движение и приготовилось к схватке. Пришёл в движение и основной лагерь на песчаной косе. Выхватив из ножен сабли, Айхал и Сулус схватили из костра горящие сучья и бросились в темноту. К ним устремились подбегавшие воины.
У костра, Хабырыс сидя, держал на коленях голову Байбала, из шеи которого торчала стрела. В отблесках костра, было видно, что раненный воин руками обхватил свою шею, но кровь обильно сочилась из-под его пальцев.
Подбежавшие воины, молча, столпились вокруг Хабырыса и Байбал.
Помочь раненому Байбалу было невозможно, он медленно отходил и вскоре затих.
Тут, к костру приволокли и бросили тело подстреленного тунгуса.
Всё было ясно и без слов, и Баскандал направил гонца к своему тысячнику с вестью о происшедшем. До утра, в охранении уже никто не спал. Ждали нападения.
…
В темноте ночи, пятерка верховых тунгусов, двигаясь вдоль отсвечивающей ленты небольшой речки, поднялась на небольшую возвышенность и, остановившись, прислушалась. Посадка четверых была обычной, но вот пятый, сидел, согнувшись, и тихонько стонал от боли. Из его левого предплечья торчала длинная стрела, и он, стиснув от боли зубы, зажимал рану правой рукой.
Убедившись в отсутствии погони, двое тунгусов соскочили с оленей и помогли слезть раненому. Один из них, попытался было вытащить стрелу, но раненный вскрикнул от боли и тогда тунгус, ухватив древко стрелы обеими руками, обломал его. Кратко переговорив, тунгусы снова подсадили немощного товарища верхом на его оленя и все вместе, уверенно направилась дальше, вглубь долины. Это были тунгусы, посланные Урюнганом с целью выведать, кто и зачем пожаловал в его земли. Инициативная попытка тунгусских воинов, напасть в темноте на сторожевой пост и захватить одного из прищельцев, обернулась неудачей и теперь они возвращались в родное стойбище.
…
С утра, в охранении увидели, что в отряде начались сборы. Вскоре, к сотне Баскандала, в сопровождении двух сотен воинов прибыли Эркин и все три мынбасши. Боотуры выехали вперед из охранения и недолго, даже не спешиваясь, посовещались. После этого Нюргун-боотур подозвал прибывших с ним двух сюзбасши, показал им на приметьные точки местности и обе вновь прибывшие сотни рысью пошли вперед. Следом за ними тронулись и сами боотуры. По сигналу Нюргун-боотура, за ними двинулась и сотня Баскандала. Тем временем, со стороны песчаной косы начал организованное движение и весь отряд.
…
Обнаружив, что у самого начала песчаной косы, где высадился отряд, в протоку впадает небольшая речка, Эркин и тысячники приняли решение разбить постоянное становище отряда на невысокой гряде на ее берегу.
Въехав на него, боотуры убедились, что место самое подходящее. Гряда, чуть возвышавшаяся над расстилавшейся впереди долиной, давала хороший обзор во все стороны. Рядом речка и несколько озер. Спешились и стали дожидаться подхода основной массы отряда…
К полудню, почти пять тысяч человек, множество юрт и еще большее количество коней и другого скота преобразили эту часть долины до неузнаваемости.
Так, мирно и в суматохе обустройства и хозяйственных забот прошёл первый день, а за ним и второй.
…
Служба охранения действовала постоянно и утром третьего дня, из сотни, раскинувшей свои посты вдоль опушки соснового леса, примчались гонцы. В долине было отмечено приблежение большого числа вооруженных тунгусов. В отряде немедленно подняли всех на ноги.
Пока тысячи спешно вооружались, примчались новые гонцы. Оказалось, что в лесу уже завязалась перестрелка и охранная сотня начала отход.
Через некоторое время тысячи Омолон-боотура и Айхал-боотура на рысях выдвинулись навстречу её и по сигналу Эркина развернулись в боевую линию сотен по направлению к лесу, где уже отчетливо была видна сотня, в конном порядке ведшая перестрелку с передовыми лучниками тунгусского войска.
Три сотни воинов из тысячи Нюргун-боотура встали по периметру всей стоянки отряда. Еще одна сотня была направлена на охрану табунов.
Сам Нюргун-боотур, с оставшимися пятью сотнями, назначенный в резерв, занял позицию на некотором удалении позади и по центру боевой линии тысяч Омолон-боотура и Айхал-боотура.
Между тем, из леса все продолжали выдвигаться верхом на оленях и в пешем порядке тунгусские воины.
Пущена вверх сигнальная стрела … и охранная сотня, развернув коней, устремилась к назад своему, выстроившемуся в готовности к бою войску. Сотня чётко и быстро прошла в промежутках между сотнями развернутой боевой линии, и влилась в свою тысячу.
…
Внимание молодого орла, парящего в облачном небе, было целиком приковано к разворачившейся внизу драме. С высоты своего полета, благодаря своему острейшему зрению, орел уже видел первых павших. Пиршество было гарантировано и уже никуда не денется, поэтому, чуть шевельнув крыльями, орел направил свой полет к большому лагерю, где наблюдалась нервозная суматоха.
Тунгусское войско, наконец-то полностью вышло из леса и сплошной человеческой массой развернулось напротив боевой линии отряда саков-уранхаев, на удалении полета стрелы и неожиданно, застыло. Многочисленный центр боевого порядка тунгусов сплошь составляли пешие бойцы. Те тунгусские воины, что были верхом на оленях, сосредоточились на обоих флангах. В глубине за центром, виднелась группа верховых тунгусов. Очевидно, что это была их верхушка. Всего тунгусов было тысяч пять, не меньше.
Вооружены копьями, луками, и, похоже, топорами и дубьем. Почти все воины с какими-то пестрыми щитами, но доспехов не видно. Фланги тунгусского войска заходили за фланги отряда уранхаев.
- Они могут зажать нас в кольцо - сразу отметил про себя Эркин, оглядывая войско противника.
Из глубины пёстрого тунгусского воинства, раздвигая впереди стоящих воинов, верхом на большом белом, с раскидистыми рогами олене, выехал могучего вида воин, и, остановившись почти посередине между воинствами, прокричал – Кто вы такие? И зачем вы пришли на нашу землю?
По одобрительному знаку своего тысячника, ему навстречу выехал Малтан, один из воинов Айхал-боотура, знавший тунгусский язык. Малтан сразу же ответил тунгусу.
- Мы народ саки-уранхаи. И эта земля отныне принадлежит великому хану Угэдаю.
- У нас есть свой верховный правитель Урюнган. И мы не знаем ни о каком великом хане. Убирайтесь отсюда подобру-поздоровому. Или мы поможем вам убраться.
- Я еще раз говорю. Все эти землю отныне принадлежат великому хану. И если вы не хотите подчиниться ему мирно, то мы заставим вас это сделать.
- Какой ты смелый на словах. Так вы отказываетесь покинуть наши земли?
- Да. Я Малтан-боотур! А как зовут тебя?
- Не все ли равно, кто убьет тебя, воин.
- Я же хочу тебе добра. Назовись.
- Ха. Я хосун114-удалец с тремя отметинами. Даринча!
Олень под Даринчей, нетерпеливо переступал с ноги на ногу и крутил рогатой головой.
- Даринча! Пока не поздно, пока мы не полили эту землю кровью, примите как должное власть великого хана Угэдая.
В это время, Эркин придерживая своего белоя коня, мысленно оценивал ситуацию и выстраивал порядок ведения предстоящего боя - Их больше, раза в два и они, однозначно атаковав, постараются охватить нас с флангов. Встретив их на месте, мы потеряем мощь удара конницей и лишь облегчим врагам задачу нашего окружения. Устремившись вперед, одновременно всей боевой линией, мы не сможем проломить строй врага по всей ширине.
- Решено. Атакуя, на ходу перестроиться в клин и ударив по центру, прорвать его. Затем каждой тысяче развернувшись в разные стороны, одновременно обрушиться на фланги противника, а потом снова ударить по-пешим. В ударе и движении конницы будет наша победа. Если, что, ударить резервом.
Определившись с порядком ведения боя, Эркин, развернул коня и, подскакав к ожидавшим его тысячникам, кратко и быстро обрисовал им свой замысел. Айхал-боотур, Омолон-боотур и Нюргун-боотур единогласно одобрили решение своего молодого предводителя и устремились к своим отрядам.
…
Между тем, словесная перепалка Малтаном и Даринчей продолжалась.
- Как там тебя … Малтан кажется? Ты так и просишься, что бы я наказал тебя и всех вас. Выйди и мы с тобой сразимся.
- Чтож… Ты действительно хочешь этого?
- Хочу ли этого я? Похоже, ты струсил, а Малтан?
114) хосун – тунгусский воин. Хосун с тремя отметинами, отборный воин, который на верхней одежде носил отличительный знак - три шкурки белого горностая;
- Еще какое-то время оба воина подзадоривали друг друга на виду у всех. Наконец, очередные ответные слова Малтана, так резанули по чести тунгусского богатыря, что он не выдержал и пустил своего нетерпеливого оленя-самца вперед. Малтан, ударив коня пятками и натянув узду, поднял коня на задние ноги и с места вскачь, бросил его навстречу врагу. Противники понеслись навстречу друг другу. Щитом, парировав удар копья тунгусского воина, Малтан уже проскакивая мимо него, наотмашь рубанул его саблей и сразу развернул своего коня. Белый олень ещё бежал вперед, а Даринча уже заваливался на бок.
Раздались крики одобрения со стороны саков-уранхаев и крики злобы и негодования с другой стороны. Раздались хлопки тетив и несколько стрел тут же попали в спину Малтана, но уткнулись в кольчугу и не причинили ему особого вреда. Зато одна из стрел вонзилась в круп его коня и заставила его взбрыкнуть и добавить ходу.
Оглянувшись, Малтан увидел, что вся тунгусская рать начала движение и, поддав коню хода, он быстро встал в строй своей сотни.
Шаг тунгусского воинства ускорялся по мере движения, и тут в воздух взлетела сигнальная стрела. Её пронзительный свист резко разорвал тишину и тут же раздался многоголосый – Уруй, уррах! - боевой клич саков-уранхаев и обе конных тысячи, тут же двинулись навстречу врагу. Центральные «тяжелые» сотни сразу ускорили скок коней, а остальные по ходу движения начали сдвигаться ближе к центру, формируя ударный клин.
Прозвучал какой-то крик, и пешее воинство тунгусов на мгновение остановилось, выпустило одним залпом тучу стрел, и сразу после этого ощетинилась копьями, а его центр дружно встретил атаку вражеской кавалерии. Фланги тунгусского воинства в это время продолжили движение вперёд, стремясь выйти в тыл атакующим.
На земле, после залпа тунгусов осталось лежать десятка три, не меньше воинов, да вслед за атакующими отрядами бежали кони без седоков. Но это, никоим образом не сказалось на мощи удара, который обрушился на центр противника. Конный клин, на острие которого были тяжелые сотни обеих тысяч, разметав передних копейщиков и не снижая скока коней, пронизывал центр боевого порядка тунгусов, словно нож масло. От ударов копий и стрел противника падали и воины-уранхаи, но натиск кавалерии был неудержим. Уранхаи с коней разили пешего противника копьями и рубили мечами и саблям. Тунгусы, до этого не видавшие коней и впервые столкнувшиеся с воинами в доспехах и железным оружием, на удивление не дрогнули и бились, видимо уповая на своё численное превосходство и отвагу своих храбрецов. А их было немало.
Фланговые отряды тунгусов ещё не успели сомкнуться, а их центр был уже прорван. Тысячи Айхал-боотура и Омолон-боотура в плотных рядах слегка поредевшей конницы, начали расходиться и стремительно разворачиваться, каждая в свою сторону.
Бой шел точно по замыслу Эркина, который к этому времени уже переместился к своему резервному отряду и теперь стоял, стремя в стремя с Нюргун-боотуром.
В тунгусском войске начались движения, видимо его предводитель, осознав опасность действий уранхаев, стал заворачивать своих воинов фронтом к изготавливающейся для очередной атаки коннице. И в этот момент, шум и крики побоища, тяжелый приближающий скок и вид непривычных лошадей, напугали оленей, и они начали путать строй фланговых отрядов тунгусов. Расколотый надвое, но не дрогнувший строй пеших тунгусов, развернувшись, продолжал осыпать врагов градом стрел. Их стрелы, при точном попадании в голову и другие незащищенные места, всё же выводили из строя воинов-уранхаев.
Айхал и Омолон-боотуры действуя строго по плану, вывели свои тысячи
из-под фланговых обстрелов и, заложив петли, атаковали уже смешавшиеся фланги тунгусского воинства. Натиск конных уранхаев снова был неудержим.
Разя врагов налево и направо, воины разметали фланговые отряды противника и снова ударили по пешим тунгусам, теперь уже по сходящимся направлениям. Наконец, всё тунгусское воинство дрогнуло. Сначала в сторону леса побежали отдельные воины, а за ними словно нарастающая снежная лавина кинулись уже десятки, а затем уже и сотни вражеских воинов.
Решающий момент настал!
Эркин выхватил саблю, подал знак Нюргун-боотуру и с места вскачь погнал своего коня вперёд.
– Уруй! Уруй!115 – с этим воинственным кличем, за ним рванулся и весь резервный отряд. Тунгуса гнали и нещадно истребляли до того самого соснового бора, откуда он и начал свою атаку.
…
Молодой орел, в нетерпении паривший на фоне больших белых кучевых облаков и созерцавший всю битву от начала и до конца, с высоты своего полета видел, как даже после прекращения безжалостной погони, тунгусы в полном расстройстве продолжали спасаться бегством.
Тем временем, саха-уранхаи на поле недавней битвы подбирали своих раненых и павших. Трофеев, заслуживающих того, что бы их прибрать, практически не было. Воины рассматривали павших врагов, на которых не было каких-либо доспехов, лишь легкие меховые одежды. Они были точно такими же, как и в том отряде, что совершил нападение на них у озера Байкёль. Брошенное ими оружие, также ничем не отличалось и не шло ни в какое сравнение с оружием уранхаев.
115) Уруй! Уруй! – междометие «Слава! Слава!», с якутского языка;
Это были небольшие луки, стрелы которых имели кремниевые или костяные наконечники, но крепкие и остро отточенные. Короткие копья в большинстве своём имели острые огранённые кремниевые наконечники, насаженные особым образом на отожжённые в кострах древка и закрепленные с помощью сухожилий. Но встречались и копья со старыми видавшими виды металлическими наконечниками. Другого холодного оружия, кроме таких же кремниевых, да и редких металлических ножей у павших в бою тунгусов не оказалось.
На месте битвы обнаружили много раненных тунгусов. Переговорив с другими мынбасши и Эркином, Омолон-боотур распорядился закончить мучения всех тяжело раненных тунгусов. В живых оставили только десятка полтора легко раненных тунгусских бойцов, которых собрали в одном месте.
Наконец, когда подсчитались и осмотрели всё поле, стали ясны свои потери.
В бою погибли двадцать семь воинов и сорок два имели ранения различной степени тяжести.
Павших тунгусов не считали, но на взгляд, их на поле боя легко, никак не меньше четырех сотен.
Перед тем как покинуть поле битвы, Эркин, в котором ещё не улеглась горячка первого сражения, обратился к воинам с краткой речью.
- Боотурдар! Сегодня наши воины из охранения не допустили внезапного нападения превосходящего нас по численности и отважного противника.
А выйдя в поле, и честно сразившись с ним, мы победили. Но этот первый бой не последний и это точно. Тунгусы ещё вернутся и вернутся в ещё большем числе. Будем же всегда готовы к бою. И мы победим. Уруй!
- Уруй-Айхал! Уруй-Айхал! - громко и в едином порыве прокричало всё его небольшое войско и, выполняя команды тысячников, двинулось по направлению к своей стоянке.
…
Войско встречали уже на подходе. Со всех сторон неслись радостные и приветственные крики, но вскоре слух Эркина, различил громкие горестные крики и плач по павшим воинам.
…
Утром следующего дня, Джеремей во главе своего десятка направился обратно к месту высадки, с задачей снова пуститься в сплав и доставить сообщение Калаш-хану о состоявшейся битве, и во, что бы то не стало вернуться назад с указаниями и новостями о соседях. Десяток был номинальный, ибо вместе с самим Джеремеем было всего восемь воинов. В первом ночном дозоре погиб Байбал, один из самых опытных воинов всей сотни и эта утрата была самой тяжелой, особенно для Хабырыса. Все прекрасно понимали, что ночная вылазка тунгусов была сорвана лишь благодаря чуткости Байбала.
Потом в первом большом и открытом бою, уже в ходе преследования бегущих тунгусов, как-то совсем нелепо вражеская стрела сразила Сулуса. Один из убегавших, но ещё горящих желанием сражаться тунгусов, уже с опушки леса запустил крайнюю стрелу в Сулуса, который вняв сигналу о конце преследования, остановил своего коня и снял шлем, чтобы утереть пот. Острый и крепкий наконечник стрелы с лёту пробил лобную кость. Смерть молодого воина была мгновенной.
…
Добравшись до плотов, продуманно оставленных на протоке, воины отвязали крайний из них, и уже почти обыденно, небольшой отряд Джеремея пустился в плавание вниз по Восточной реке.
…
Со дня первой битвы минуло всего два дня. Значительно похолодало и всем казалось непривычным такое раннее дыхание зимы, но люди всё еще надеялись на теплые дни. Однако к вечеру, погода испортилась совсем, стало еще холоднее и свинцово-синие тучи стали затягивать всё небо. Ближе к полуночи задул сильный северный ветер. Затем он внезапно затих, и наступила странная тишина.
Утром люди просто ужаснулись – ночью выпал снег и кругом было белым-бело. Ойуны поразмышляв и приняв во внимание, что земля уже остыла, объявили о том, что настала зима. Это было неожиданно, к зиме ещё не были готовы, но она настала, и надо было приспосабливаться.
…
Этим же утром, матёрый орёл, облетавший свои владения в средней долине, боковым зрением своего острого глаза отметил далеко внизу, несколько черных точек, двигавшихся по нетронутому снегу.
Чуть сыграв крыльями, орёл изменил направление полета, и, сфокусировав своё зрение на этих точках, распознал в них маленький конный отряд, который медленно двигался вдоль левого берега Восточной реки, навстречу течению.
Это были Джеремей и его воины, которые возвращались в свой отряд. Накануне, Джеремей обстоятельно рассказал хану Калашу и Чолбон-боотуру о первой битве и в целом о положении дел в левом крыле тумена.
И теперь, возвращаясь в свой отряд, Джеремей вёз под полушубком тонкий кожаный свиток в небольшой опечатанной торбе. Эту, опечатанную круглой печатью-тамгой хана Калаша, торбу со свитком ему вручили сегодня утром в ханской юрте. Джеремей даже не знал, что написано в свитке. Единственное, что точно знал Джеремей, так это то, что за одержанную в первом же крупном и самостоятельном сражении победу, хан Калаш пожаловал своему младшему сыну звание «боотур».
Пока находились в ставке, Джеремей и его воины узнали, что без стычек с местными тунгусами не обошлось и здесь. Уже утром, почти перед самым их убытием, началась какая-то беготня. Как оказалось, в Ставку хана Калаша пробились первые гонцы от Энсела. Один из них был сильно ранен ударом копья, но ещё держался, второму стрелой прострелили правую руку. Как выяснилось, за сутки до этого, ночью на отряд Энсела напали тунгусы, которые обошли посты охранения и ударили с тыла, со стороны реки, откуда их никто не ждал. Нападение отбили, но погибших в отряде было много.
Десяток, посланный в качестве гонцов, заночевал в пути, и видимо там попал в поле зрения тунгусов и сегодня утром, уже на самом спуске в долину, попал в засаду.
Разузнав эти тревожные новости, Джеремей заторопился, ибо надо было успеть добраться до своего отряда ещё засветло.
И теперь в пути, Джеремей теперь уже не сомневался в правильности своего решения, относительно маршрута движения – добраться до высокого мыса, избегая леса и держась открытой местности, а сам мыс обойти по берегу, дальше снова держаться открытой местности. Пример гонцов Энсела, угодивших в засаду в лесу был просто красноречив.
К тому же на открытой местности можно использовать все свои преимущества – дальний бой луков, доспехи и быстроту коней.
Одев сверху доспехов овчинные полушубки, воины не мерзли даже на встречном ветре. Снега выпало немного – на высоту копыта и поэтому небольшой отряд двигался плотной группой. В полдень, Джеремей и его воины уже почти вплотную подъехали к крутому речному мысу на левом берегу, лес на котором, как и все вокруг был покрыт первым снегом. Два дня назад, проплывая мимо этого мыса на плоту, Джеремей еще тогда отметил, что уровень воды спал, и между скалами и кромкой воды лежала песчаная прибрежная полоса. И теперь, добравшись до мыса, спустились к этой, теперь уже покрытой снегом узкой полоске песка. Слева, величаво и мощно тек, особо контрастный на фоне белого снега, темный поток Восточной реки.
На берегу, местами лежали принесенные течением стволы деревьев. Их приходилось обходить или сверху по обрыву или по воде. И уже когда небольшая группа всадников подошла к воображаемой линии гребня мыса, где-то наверху вдруг два раза каркнул ворон.
Все разом вскинули головы и увидели снег, осыпающийся с одной из сосен, и улетавшего прочь крупного черного ворона. Был слышен характерный шум его полета – звук жестких взмахов крыльев.
Все молча, переглянулись, это был нехороший знак.
- Внимание! Будьте начеку - дал команду Джеремей и воины продолжили свой путь. Но вскоре слух воинов уловил посторонний звук – негромкий шум движения сзади.
Оглянулись … сзади со склона мыса, спешно спускалось человек сорок вооруженных людей. Сомнений не было, это были враги.
- За мной - еще не теряя надежды, крикнул Джеремей, и воины бросили коней вскачь вперёд, но уже за поворотом пришлось резко осаживать коней.
Впереди, у лежащего на берегу дерева, другая группа тунгусов сбросила и спешно пристраивала ещё один большой ствол дерева.
Западня была организована с умом, в самом подходящем месте. Впереди за искусственной преградой было человек тридцать, сзади чуть больше. Джеремей быстро продумывал в голове свои действия – Ударить по тем, что сзади, прорваться, а потом попробовать пробиться лесом. Нет, это не выход. В реку? Нет. Просто постреляют как плывущих уток. Надо пробовать пробиваться вперёд, пока не подоспели задние.
- Так. Атакуем тех, что спереди. Не останавливаемся, пробиваемся только вперёд – определившись с решением, объявил онбасши своим воинам.
И чуть позже, придерживая своего скакуна, Джеремей уже спросил - Ну что, готовы?
Убедившись в том, что все его семь воинов изготовились к схватке, он громко выкрикнул - Уруй! - и с места вскачь пустил коня навстречу врагам.
- Уруй-Айхал! – дружно раздалось за его спиной.
Именно из-за этого урана116 – Уруй-Айхал!, которым настраивали себя на схватку и которым устрашали врагов, издавна в степи канглов и называли саками-уранхаями или саки, бросающиеся на врагов с боевым кличем.
Джеремей на ходу уклоняясь от летевших в него стрел, метнул копье в ближайшего тунгуса и тут же выхватил саблю, готовясь к рубке. Рослый тунгус, пораженный копьем в грудь, вскрикнул и выпустив из рук свой лук медленно упал навзничь.
Джеремей услышал, как где-то позади, под градом стрел упал один из его воинов, но, не оглядываясь, он в нужный момент рванул узду и поддал коня пятками обутых в торбоса ног. Его гнедой жеребец, взмыл над преградой и тут же получил удар копьем сбоку.
Удар был смертельный и всадник, и конь, просто рухнули прямо на столпившихся за препятствием тунгусов.
Хабырыс обнажив саблю, направил коня правее и, пронесшись между корнями лежащего дерева и обрывистым берегом, с ходу врубился в тунгусов.
Айхал скакавший левее и позади, метнул копье, и, обнажив саблю, скакнул прямо через преграждавшие путь стволы. За ним последовали двое других, а Айал, замыкавший атаку, направил своего коня правее и врубился в толпу врагов справа от Хабырыса.
Боевые кони были послушны руках своих в всадников и привычно грудью прокладывали путь в толпе, давили и топтали тунгусов, сраженных всадниками.
116) уран – боевой клич или девиз, с казахского языка;
Впереди, в окружении четырех тунгусов бился Джеремей, перелетевший при падении через голову коня и успевший вскочить на ноги. Его длинный прямой обоюдоострый меч сверкал как быстрая молния, раз, за разом разя окружавших его тунгусов. Но вот одному ловкому тунгусу удалось метким броском воткнуть копье в бедро Джеремея. Храбрый воин постепенно стал сдавать и тут-же пропустил ещё один удар копьём, теперь уже в грудь.
И только тут, наконец, к нему пробились, раздавая удары налево и направо, Айхал и ещё два других воина. Наконец, разметанные и деморализованные тунгусы, сначала, отпрянули, а потом стали разбегаться. Кто-то из них, поспешил перепрыгнуть через созданное ими же препятствие и бросился бежать по берегу, некоторые, бросив оружие, просто прыгнули в реку. А кое-кто из тунгусов старался вылезть на скальный обрыв. Тунгусы же, замкнувшие окружение в тылу, во-всю мочь своих ног бежали им на подмогу, но, увидев, что все кончено, остановились в нерешительности.
Воины Джеремея осознав бегство тунгусов, стали заворачивать коней. Айал и ещё кто-то, быстро спешились и бросились к своему онбасши. Джеремей, ещё в бою, обрубил пронзившее его ногу копьё и продолжал сражаться, но обессилев, упал и теперь лежал на окрававленном снегу. Из обеих его ран обильно текла кровь.
Тем временем, Хабырас и двое других воинов стали обстреливать тунгусов из луков и сразу поразили нескольких из них. Застывшие вначале в нерешительности, враги, наконец, окончательно отступили. Видя это, Айхал и Хабырыс, верхом двинулись к товарищу, пораженному стрелами врагов в самом начале боя.
К их сожалению он уже был мертв, одна стрела пронзила его шею, а вторая вошла прямо в глаз. Стрелками тунгусы, надо признать были отменными.
Айхал поймал одиноко стоявшего коня, и с помощью Хабырыса возложил на него тело павшего хозяина, а затем, ведя его под уздцы, проехали к своим товарищам. А там, умирал от смертельной кровопотери Джеремей. Всё ещё находясь в сознании, он спросил своих, обступивших его бойцов - Уолаттар! Все целы?
- Сох117. Айтаса больше нет - было ему ответом.
- Абахылар! … Уолаттар118, вот и пришел мой час… не вернусь я уже в родные степи.
- Айал! Вот … возьми… передашь Эркин-боотуру – и Джеремей вытащил из-под полураспахнутого полушубка, торбу с ханским посланием и, превозмогая боль, резко дернув оборвал её тонкий ремешок и протянул торбу воину. Держи.
- Уолаттар. Вы хорошие воины. Будьте как сегодня …. всегда вместе.
- Позаботьтесь о моей семье...
Ярко-красная струйка крови вытекла изо рта Джеремея, он вытянулся и затих.
117) сох – нет, с якутского языка;
118) абахылар! … уолаттар! – черти! … парни!, с якутского;
Орёл, паривший над мысом, видел всю схватку. И сейчас, он заклыдывал круги, в центре которых, внизу у тёмной ленты воды, на стоптанном и залитом кровью первом снегу вокруг своего павшего десятника, стояли шестеро воинов.
Орёл своим громким клёкотом отдал последнюю тризну павшим бойцам и все шесть молодых уранхаев сразу устремили свои взоры в вышину неба и, увидев тёмную фигурку ширококрылого орла, разом бросили в воздух – Уруй-Айхал!