Соната без сопровождения 15 глава

Ей, правда, почему-то казалось, что Сирил предпочел бы умереть так, как умер — жутким, кровавым, болезнен­ным способом, а не из-за быстрого укола в тюремной камере с белыми пластиковыми стенами.

«Я никогда не пойму людей из Масс, — мысленно при­зналась себе Марта. — Они выше человеческого понима­ния, как обезьяны, кошки или собаки».

Она уселась за письменный стол и погрузилась в рабо­ту, проверяя и перепроверяя и без того проверенные и перепроверенные данные. Ее усердие снова было возна­граждено: Марта обнаружила еще одну ошибку, не заме­ченную другими.

Такова история про Управляющих.

 

Когда Гектор закончил рассказ, все Гекторы беспокой­но заерзали; некоторые из них (а следовательно, все) были рассержены, расстроены и слегка испуганы.

— В этой истории нет смысла, — говорили себе Гекто­ры. — Сплошные неправильные действия.

Гектор согласился.

— Но так уж они устроены, — объяснил он своим «я». — Разве им сравниться со мной? Я отличаюсь упорядочен­ностью. Я всегда действовал и всегда буду действовать одинаково. А Массы и Управляющие действуют странно. Им кажется, будто они умеют заглядывать в будущее и видеть там то, чего никому не дано видеть. Они пытаются предотвратить события, которые все равно никогда бы не случились. Кто их поймет?

— А кто вообще их создал? — спросили Гекторы. — И почему они не созданы такими совершенными, как мы?

— Потому что Создатели столь же непостижимы, как Управляющие и Массы. В следующий раз я расскажу вам историю про них.

— Они ушли, — прошептали некоторые из Гекторов, испытавшие на себе действия Управляющих. — Они со­всем ушли. Теперь мы в полной безопасности.

Однако Гектор знал, что это отнюдь не так, и потому поделился своими знаниями с остальными Гекторами.

 

Агнес5

— Агнес, да ты никак напрашиваешься ко мне в спальню? На тебя это не похоже.

— Просто я откликнулась на ваши упорные пригла­шения.

— Вот уж не ожидал, что ты когда-нибудь согла­сишься.

— Я сама от себя этого не ожидала.

Воген Мелькер, президент космического консорциу­ма Ай-Би-Эм—Ай-Ти-Ти, улыбнулся, но улыбка получи­лась какой-то тусклой.

— Тебя ведь не интересует мое тело, хотя, если учесть мой возраст, оно в превосходной форме. А мне претит заниматься любовью с женщиной, у которой вместо обыч­ного желания какие-то тайные цели.

Агнес поняла, что это не шутка, и встала, чтобы уйти.

— Агнес, подожди, — окликнул Мелькер.

— Давайте обо всем забудем.

— Ты не решилась бы пойти на такую жертву без серь­езных причин.

— Я же сказала: давайте обо всем забудем.

Агнес дернула ручку двери. Дверь не открылась.

— Двери в моем доме открываются тогда, когда я им это разрешаю, — сказал Мелькер. — И все-таки я хочу знать: что тебе от меня понадобилось? Только, пожалуйста, по­пытайся убедить мой разум, а не гормоны. Может, ты не поверишь, но тестостерон никогда не оказывал решаю­щего влияния на решения, которые я принимаю. И в пер­вую очередь, на решения, касающиеся консорциума.

Агнес вцепилась в дверную ручку.

— Успокойся, Агнес. Понимаю, тебе очень неловко и все такое. Но если уж что-то заставило тебя зайти так далеко, думаю, тебя не особенно затруднит сесть на диван и спокойно рассказать о том, чего ты хочешь. Наверное, еще раз слетать на Большой Шар?

После их полета у Троянца появилось второе назва­ние.

— Я в любом случае туда полечу.

— Да садись же, черт побери! Я знаю, что ты в любом случае полетишь, но пытаюсь добиться хоть какого-то объяснения.

Агнес отошла от двери и присела на краешек дивана. Воген Мелькер не преувеличивал: он и в самом деле пре­красно сохранился. Агнес слышала, что он не пропускает ни одной хорошенькой женщины и умеет отблагодарить их за любовные утехи. Он и ей постоянно делал откровен­ные намеки, на которые она не обращала внимания. Аг­нес хотела быть пилотом, а не любовницей президента космического консорциума. Для любви ей вполне хватало Дэнни, тем более что Агнес не отличалась африканским темпераментом. Для нее куда важнее была благосклон­ность Мелькера, и она подумала...

— Я подумала, что таким образом сумею заставить вас выслушать меня. Мне казалось...

Мелькер вздохнул и потер глаза.

— Как же я устал. И с чего ты взяла, что я выслушиваю женщину, которую собираюсь уложить в постель?:

— Потому что я слушаю Дэнни, а он слушает меня. Наверное, я просто глупа и неопытна. Но, мистер Мель­кер...

— Называй меня Воген.

— Мне нужна ваша помощь.

— Отлично. Мне нравится, когда людям нужна моя помощь. Тогда они хотя бы вежливо со мной разговари­вают.

— Воген, не только мне — всему миру нужна ваша по­мощь.

Мелькер удивленно уставился на нее, потом громко расхохотался.

— Всему миру! Господи, Агнес, вот уж не ожидал та­кое от тебя услышать. Ты вещаешь, как проповедник!

— Воген, в мире полно мест, где люди голодают. Зем­ля все больше страдает от перенаселения.

— Агнес, я читал твой отчет и знаю обо всех удиви­тельных возможностях Большого Шара. Но все упирается в транспортировку. У нас нет вместительных кораблей, способных быстро перебросить с Земли на Троянец сотни людей. А смущать умы красивыми сказками... Я — не проповедник и тем более не волшебник.

Агнес ожидала услышать нечто подобное. В ответ она стала рассказывать о корабле, пригодном для перевозки тысячи пассажиров с Земли на орбиту вокруг Большого Шара.

— А ты знаешь, во сколько миллиардов долларов обой­дется такой корабль? — спросил Воген.

— Самый первый будет стоить около пятнадцати мил­лиардов. Остальные — примерно в четыре миллиарда каж­дый, если вы построите пятьсот таких кораблей.

Воген вновь громко расхохотался, однако лицо Агнес осталось серьезным, и это рассердило его. Он встал с дивана.

— Зачем я тебя слушаю? Ведь это полная чушь!

— Вы ежегодно тратите более пятнадцати миллиардов на одни только телефонные разговоры и передачу инфор­мации.

— Знаю. Эта чертова Эй-Ти-энд-Ти вытряхивает из нас чудовищные суммы.

— Вы могли бы построить корабли, о которых я гово­рила.

— Да. Теоретически это возможно. Но есть люди и компании, владеющие нашими акциями. И мы несем перед ними ответственность. Пойми, Агнес: наш кон­сорциум — не правительство, мы не можем позволить себе роскошь выбрасывать деньги на сомнительные про­екты.

— Переселение спасло бы жизни миллиардов людей. На Земле стало бы легче и лучше жить.

— Спасло бы, как и лекарство от рака. Ты знаешь, мы работаем над его созданием. Но все эти благородные про­екты только пожирают деньги, не принося прибыли. Никакая компания не ввяжется в бесприбыльное дело. Заруби это себе на носу. Или на залу.

— Прибыли! — закричала Агнес. — И это все, что вас интересует?

— Это интересует восемнадцать миллионов наших ак­ционеров, поэтому интересует и меня. А если я не буду считаться с их интересами, меня пинком вышвырнут на пенсию! Возраст вполне подходящий.

— Воген, если вам нужны прибыли, они у вас будут.

— Да, они мне нужны.

— Все проще простого. Каков объем ваших продаж в Индии?

— Его как раз хватает, чтобы не сворачивать торговлю с этой страной.

— А теперь сравните его с объемом продаж в Герма­нии.

— Если сравнить с Германией, Индия — это капля в море.

— А как обстоит дело с торговлей с Китаем?

— Практически никак.

— Следовательно, вы получаете прибыль от торговли всего с несколькими странами. С Японией, Австралией, Южной Африкой и Соединенными Штатами, не считая западноевропейских стран.

— Добавь сюда еще Канаду.

— И Бразилию. Весь остальной мир для вас закрыт.

— Он слишком беден, — пожал плечами Воген.

— На Большом Шаре люди не будут бедны.

— Переселившись туда, они что, разом научатся чи­тать? И в придачу пользоваться компьютерами и сверх­сложным телефонным оборудованием?

— Да! — крикнула Агнес.

Мысленно она уже видела, как земляне, надрывавши­еся раньше на скудных клочках земли, на Троянце превра­щаются в богатых фермеров. И урожаи, которые они со­бирают, с лихвой перекрывают их потребности.

— Там появится новый средний класс. Вчерашние нищие станут потребителями. Им понадобятся ваши ком­пьютеры.

— Но все их богатство будет заключаться в сельскохо­зяйственной продукции. Не собираешься же ты возить ее за миллионы миль на Землю?

— Воген, неужели у вас совсем нет воображения? Сей­час эти люди не могут прокормить даже себя, но на Боль­шом Шаре один человек легко прокормит десять, двад­цать, а то и сотню ртов. При таком изобилии еды вам будет выгодно строить там ваши проклятые фабрики! Не­исчерпаемая солнечная энергия; никаких расходов на осве­щение, ведь там не бывает темно. Никаких расходов на отопление — там не бывает холодно. Ваши фабрики будут работать круглосуточно. Представьте себе изобилие рабо­чей силы и готовый потребительский рынок. Вы сможете производить там все, что производите на Земле, но на­много дешевле. Вот они, ваши прибыли! И притом никто не будет голодать!

Наступила тишина: Воген серьезно обдумывал слова Агнес. Ее сердце бешено колотилось, она взмокла от пота. Агнес была ошеломлена собственной горячностью: в мире, где она жила, страстные монологи давно уже вышли из моды.

— Ты почти меня убедила, — церемонно, как в старин­ной пьесе, произнес Мелькер.

— Очень надеюсь. Не то я сорву голос, убеждая вас.

— Но я предвижу две проблемы. Всего-навсего две. Первая: да, меня ты убедила. Но я — более гибкий и сго­ворчивый, чем орда чиновников и совет директоров Ай-Би-Эм—Ай-Ти-Ти. Окончательное решение принимают они, а не я. Без их согласия я могу вложить в проект не более десяти миллиардов долларов. Возможно, этого хва­тило бы на первый корабль, но не более того. А один ко­рабль, сама понимаешь, прибыли не даст. Поэтому я должен или убедить этих людей в твоей правоте, на что очень мало надежды, или остаться без работы... А этого мне вовсе не хочется.

— Или просто ничего не предпринимать, — сказала Агнес, и в ее голосе прозвучали презрительные нотки.

— Я еще не упомянул о второй проблеме. Вообще-то ее следовало бы поставить на первое место. Судьба про­екта целиком зависит от того, сумеем ли мы обучить безграмотных дикарей из беднейших и самых отсталых стран. А я даже не знаю, сумеем ли мы найти с ними общий язык. Так как прикажешь мне говорить с директорами двух крупнейших корпораций мира? Какими словами заверить их в том, что вложенные миллиарды долларов не исчезнут в космической пучине, а дадут обещанные тобой прибыли?

Мелькер рассуждал разумно и здраво, но Агнес за всем этим услышала только ответ: «нет». Если Воген сказал «нет», это — смертный приговор проекту. Больше ей не к кому идти.

— Одна такая безграмотная дикарка перед вами! — вы­крикнула Агнес. — Хотите услышать, как звучит дикарское наречие ибо?

Не дожидаясь ответа, она выпалила несколько слов, которые помнила с детства, но значение которых стерлось из ее памяти. Гнев взбаламутил воды прошлого, и слова эти вырвались наружу. Но некоторые из них были обра­щены к матери; Агнес звала ее на помощь.

— Моя мать была дикаркой, бегло говорившей по-анг­лийски. Мой дикий отец говорил на английском еще луч­ше и вдобавок мог изъясняться на французском и немец­ком. Он писал прекрасные стихи на своем родном языке ибо. В те дни, когда Биафру душили со всех сторон, мои родители, чтобы выжить, стали прислугой в доме амери­канского корреспондента. Но там никто не считал их дика­рями. Мой отец читал книги, о которых вы даже не слы­шали. Он был чернокожим африканцем, погибшим в нелепой межплеменной распре, пока образованные амери­канцы и европейцы вместе с их просветленными восточ­ными коллегами благодушно наблюдали за этой бойней и подсчитывали прибыли от продажи оружия Нигерии.

— Я и не знал, что ты родом из Биафры.

— Ошибаетесь, я не оттуда. На Земле больше нет и не может быть Биафры. Но на Троянце — может! Там най­дется место и для Биафры, и для свободной Армении, и для независимой Эритреи*. Там никогда не будут притеснять ни жителей Квебека**, ни народ айнов***, и, если там появится Бангладеш, в нем не будет голода и межплемен­ной резни. Но вам проще объявить всех этих людей ту­пыми и не поддающимися обучению.

* Эритрея — государство на северо-востоке Африки с населением около 4 миллионов человек. В XX в. Эритрея вела ожесточенную борьбу за независимость и отделение от соседней Эфиопии, провинцией ко­торой она долгое время являлась. — Примечание переводчика.

** Квебек — одна из провинций Канады с преимущественно фран­коязычным населением, которое всегда отличалось сепаратистскими настроениями. — Примечание переводчика.

*** Айны — древний народ, живущий на севере японского острова Хоккайдо. По разным данным, его численность колеблется от 15 до 60 ты­сяч человек. — Примечание переводчика.

— Я ничего подобного не говорил. Кое-кого из них, разумеется, можно обучить, но...

— Если бы я родилась на пятьдесят миль западнее, я бы принадлежала к другому племени и наверняка вырос­ла бы отсталой и безграмотной. Что ж вы замолчали, бе­лый американец из привилегированных слоев общества? С вашей точки зрения я должна считаться тупой и не под­дающейся обучению.

— Если ты будешь рассуждать как радикал, тебя вооб­ще никто не станет слушать.

Все, с нее хватит!

Агнес не в силах была больше смотреть на невозмути­мого Мелькера, видеть его покровительственную улыб­ку. Она развернулась и ударила его по щеке, разбив стекла дорогих модных очков. Рассерженный Мелькер ответил ударом на удар, не столько для того, чтобы драться с Аг­нес, сколько для того, чтобы остановить ее. Но поскольку президент космического консорциума не привык выяснять отношения подобным образом, он не рассчитал своих сил и стукнул Агнес кулаком в грудь. Женщина вскрикнула от боли и врезала Мелькеру коленом в пах, и тогда они сцепились по-настоящему.

— Я тебя выслушал, — прохрипел Мелькер, когда они оба устали и прекратили кататься по полу.

Он чувствовал себя выжатым лимоном. Из носа сочи­лась кровь, рубашка была порвана — такие рубашки ши­лись на заказ и плохо подходили для занятий борьбой.

— А теперь ты послушай меня, — сказал президент кос­мического консорциума.

Агнес молчала. Сейчас, выплеснув свой гнев, она стала понимать, что натворила. Она напала на президента компании, в которой работала и от которой зависела ее судь­ба. В лучшем случае ее уволят, и на карьере пилота при­дется поставить крест. У нее не было сил, чтобы уйти, не было даже сил, чтобы подняться. Слова ее иссякли. Сейчас она могла только слушать.

— Слушай и запоминай, я не буду повторять дважды. Отправляйся в технический отдел. Пусть там составят черно­вые планы и сделают предварительные расчеты с тем, чтобы представить их мне через три месяца. Теперь о том, что нам потребуется. Корабли на две тысячи пассажиров, постоянно курсирующие между Землей и Троянцем. Чел­ноки на двести... нет, лучше на четыреста пассажиров для доставки людей с Земли на орбитальные станции, отку­да будут уходить пассажирские корабли. И, наконец, гру­зовые корабли для перевозки оборудования, из которого на Большом Шаре построят те самые проклятые фабрики. Когда мне предоставят данные по себестоимости всего этого, я обращусь к совету директоров и устрою для них презентацию. И запомни, Агнес Ховарт, вшивая необуз­данная дикая сука и наш самый лучший пилот: если я не сумею убедить тех высокопоставленных придурков, что нужно строить корабли для переселенцев, это будет не по моей вине, а из-за их непрошибаемости. Теперь до­вольна?

«Мне следовало бы сиять от счастья, — подумала Аг­нес. — Он сделает то, чего я добивалась. А я не чувствую ничего, кроме безумной усталости».

— Думаю, ты устала не меньше меня и плохо сообра­жаешь, — продолжал Мелькер. — Но я хочу, чтобы ты кое-что знала. Ни твои острые ноготки, ни твоя очаровательная коленка, заехавшая мне в пах, ни твои зубки, вцепившие­ся в мою руку, не повлияли на мое решение. Я был со­гласен с тобой с самого начала, просто не верил, что все это можно осуществить. Но если в племени ибо найдется еще несколько тысяч таких, как ты, и если в придачу оты­щется несколько миллионов таких же индийцев и несколь­ко миллиардов упертых китайцев, твои идеи воплотятся в реальность. Когда-то на переселенцев в Америку смот­рели как на последних идиотов, а сама идея освоения Нового Света казалась авантюрой, сулящей одни убытки. И все же люди туда поплыли. Многие, очень многие из них погибли, но оставшиеся в живых стали первооткрыва­телями нового мира. И ты, Агнес, станешь первооткрывательницей. Я постараюсь, чтобы так оно и было.

Мелькер обнял ее, а затем помог ей привести себя в порядок после драки.

— Когда тебе снова захочется со мной подраться, — сказал он Агнес на прощание, — давай сперва разденемся, чтобы не губить одежду.

Колонизация Троянца обошлась Ай-Би-Эм—Ай-Ти-Ти в восемьсот миллиардов долларов, но спустя одинна­дцать лет эта цифра уже никого не пугала. Корабли ком­пании регулярно летали на Большой Шар, доставляя туда все новые партии переселенцев. Джи-Эм—Тексако закан­чивала постройку кораблей. О своем намерении участво­вать в проекте заявили еще несколько крупных консор­циумов, и число желающих эмигрировать перевалило за сто миллионов человек. Места на кораблях были бесплат­ными, каждый переселенец подписывал с корпорацией соглашение, передавая ей все свое имущество на Земле, и за это получал на Троянце большой участок плодород­ной почвы. Люди переселялись целыми деревнями. Эми­грация на Большой Шар ощутимо уменьшила население многих стран. У людей появилась новая земля обетован­ная. И в возрасте сорока двух лет Агнес направила туда свой корабль, навсегда распростившись с родной плане­той.

 

Гектор 5

— Ой! — испуганно воскликнули множество Гекторов, и их испуг мгновенно передался всем остальным Гекто­рам. — Они вернулись, — сообщили Гекторы самим себе. — Теперь мы наверняка погибнем.

— Мы не можем погибнуть; ни каждый из вас в отдель­ности, ни все мы вместе, — ответил Гектор.

— Но как же нам защищаться?

— Создатели сделали меня беззащитным, — сказал Гек­тор. — Поэтому — никак.

— Почему Создатели были так жестоки? — спросили Гекторы.

И тогда, чтобы объяснить им это, Гектор рассказал своим «я» историю о Создателях.

Вот какую историю...

 

Дуглас был одним из Создателей: ученым, инженером и вообще незаурядным человеком. Он создал устройство, заставлявшее снежинки таять в воздухе. Это было очень важно, поскольку ранние снегопады губили неубранный урожай. Дуглас сконструировал прибор, анализировавший гравитационные лучи, и благодаря его прибору астроно­мы смогли нанести на карты множество невидимых в те­лескопы звезд. Но самое главное — Дуглас создал резо­натор.

Резонатор испускал звуковые волны определенной ча­стоты, либо направляя их в одну точку, либо рассеивая по большому пространству. Стоило настроить прибор на резонанс с камнем, как рушились горы; с помощью резо­натора прочнейшие стальные балки превращались в гру­ды опилок. Резонатор мог испарять воду и гасить бури.

Само собой, для человеческих костей тоже существо­вала определенная частота резонанса, и они ломались и рассыпались в прах.

С помощью резонатора Дуглас вызывал дожди, и его страна в отличие от соседних никогда не страдала от засу­хи. С помощью резонатора Дуглас прокладывал дороги сквозь высокие горы. Но взгляды изобретателя на исполь­зование резонатора сильно расходились со взглядами глав­ных военачальников его страны. Те быстро нашли резо­натору новое применение, обратив его против соседнего государства, чьи земли были особенно плодородны.

Резонатор снова сработал безупречно; хотя провинция занимала десять тысяч квадратных миль, а воздействие длилось каких-нибудь десять минут, результаты получи­лись ошеломляющими. Не понадобилось ни обстрелов, ни бомбардировок: невидимый и неслышный удар оказал­ся просто сокрушающим. Тысячи кормящих матерей пре­вратились в месиво из мышц и внутренних органов, не успев даже вскрикнуть, успев лишь упасть и прикрыть собой малышей. А малыши, защищенные от волн резонатора телами погибших матерей, продолжали плакать, агукать или просто спать. Их ждала скорая смерть от голода и жажды.

Крестьяне на полях падали рядом с плугами. Врачи в своих кабинетах умирали возле пациентов, не в силах по­мочь ни им, ни себе. Смерть настигала солдат в грузови­ках, генералов, склонившихся над картами. Шлюхи в бор­делях гибли под своими клиентами, сливаясь в общую кровавую липкую массу.

Но Дуглас не имел к этому никакого отношения. Он был Создателем, а не Разрушителем, и если военные злоупотребили его изобретением, как он мог им поме­шать? Он думал, что облагодетельствовал человечество, но, подобно любому крупному изобретению, резонатор мог творить и добро и зло — в зависимости от того, в чьих руках находился.

— Я глубоко скорблю по невинно погибшим, но бес­силен остановить военных, — говорил Дуглас своим дру­зьям.

Между тем правительство высоко оценило вклад Дуг­ласа в быструю победу над соседним государством. Ему подарили обширное поместье на землях, недавно отвое­ванных у моря. Когда-то здесь тянулась полоса прибреж­ных болот, которые время от времени затоплял прилив.

— Разве можно остановить человека, решившего по­корить природу? — восхищенно спрашивал Дуглас друзей.

Он не ждал ответа, поскольку ответ был очевиден: нель­зя! Человеку было подвластно все. Воля людей заставила море отступить, на отвоеванных землях появились трава и деревья, а чтобы они лучше росли, издалека привозили плодородную почву. Потом возле моря построили вил­лы, отстоявшие довольно далеко друг от друга. Тамошние участки не продавались: правительство дарило их самым выдающимся гражданам за особые заслуги. Правитель­ство хорошо понимало запросы тех, кому предстояло здесь жить: максимальное уединение и в то же время возмож­ность пользоваться всеми благами современной цивили­зации.

Спустя несколько дней после того, как Дуглас пере­ехал на новую виллу, его позвали слуги, работавшие в саду. Встревоженный известиями о трупе, который они нашли в земле, он выбежал в сад и содрогнулся при виде страшной находки: части изуродованного человеческого тела.

— Почему-то у этого несчастного совсем не осталось костей, — пояснил слуга.

— Какое злодейское убийство, — ответил Дуглас и не­медленно вызвал полицию.

Но полицейские отказались приехать и провести рас­следование.

— А чему тут удивляться, приятель, — сказал по теле­фону лейтенант полиции. — Все проще простого. Местная почва не годилась для вашего сада, пришлось завозить ее из тех мест, где недавно была война. Но у наших солдат не было времени выковыривать из земли сто тысяч враже­ских трупов.

— Да, конечно, — сказал Дуглас, удивляясь, как он сра­зу не догадался, почему у мертвеца нет костей.

— Думаю, вы скоро привыкнете. Костей у таких тру­пов нет, а разлагающиеся тела, как мне объяснили, дела­ют почву очень плодородной.

Лейтенант полиции оказался прав. Слуги то и дело натыкались на человеческие останки, и через год это стало обыденным зрелищем. К тому же большинство трупов уже настолько сгнили, что превратились в высококачествен­ный гумус. Все, что росло на богато удобренной почве, вырастало быстрее и созревало раньше, чем в других ме­стах.

— А вас это не шокировало? — спросила у Дугласа одна из приятельниц, выслушав его ужасный рассказ.

— Еще как, — с улыбкой ответил Дуглас.

Слова его были лживыми, зато уверенная улыбка — настоящей. Дуглас не знал всех подробностей, но быст­ро свыкся с мыслью, что его поместье стоит на трупах. И это не мешало ему спокойно спать ночами.

Такова история о Создателях.

 

— Они вернулись,— сказали Гекторы.

Поскольку их интеллект возрос, они произнесли эту фразу почти одновременно. Теперь им уже не нужно было говорить по одному.

— Вам больно? — спросил Гектор.

— Нет. Нам просто грустно, — ответили Гекторы. — Ведь нам уже никогда не быть свободными.

— Это верно, — с грустью согласился Гектор.

— Разве такое можно выдержать? — спрашивали себя Гекторы.

— Другие выдерживали. Мои братья.

— И что же нам теперь делать?

Гектор стал рыться в памяти, поскольку был лишен воображения и не мог представить, что могло последовать за событием, которого он никогда не переживал. Одна­ко Создатели вложили в его память ответ на этот вопрос, и ответ врезался в память всем остальным Гекторам.

— Зато теперь мы узнаем новые истории, — сказал сво­им «я» Гектор.

И все Гекторы постарались как можно внимательней следить за происходящим. Одно дело — слушать истории, и совсем другое — видеть, как события разворачиваются у тебя на глазах.

— Наконец-то мы по-настоящему поймем и Массы, и Управляющих, и Создателей, — сказали себе Гекторы.

— Но вам никогда... — начал было Гектор, но замолчал.

— Почему ты умолк? — затеребили его Гекторы — Что «никогда»?

А так как в Гекторе не было ни одной частички, кото­рая не являлась бы частичкой всех Гекторов, все узнали, что именно он хотел сказать.

«Но вам никогда не понять самих себя», — вот о чем подумал Гектор.

 

Агнес 6

«Троянская революция» была недолгой и совершенно бескровной. По сути, в ней никто не пострадал, не счи­тая нескольких ученых, отличавшихся неуемным любо­пытством.

Это случилось, когда исследовательская группа, занятая изучением сердцевины Большого Шара, пыталась проник­нуть за последний барьер. Но барьер оказался непреодо­лимым. Ученые перепробовали все мыслимые средства, кроме... водородной бомбы.

Группу возглавляла талантливая исследовательница Диназа Коучбилдер. У этой полукровки было индийское имя и английская фамилия, детство ее прошло в трущобах Дели. Диназа потратила несколько дней, пытаясь пробить защитный барьер. Он не поддавался, и это лишь добави­ло ей решимости. Диназа пообещала себе, что все равно проникнет в сердцевину Большого Шара, и попросила не­большую водородную бомбу.

Бомбу она получила.

Диназа выбрала место, где на сотню ячеек вокруг не было человеческих поселений, установила бомбу, удали­лась на безопасное расстояние и привела в действие взрыв­ной механизм.

Взрыв потряс весь Шар. Озера разом обмелели, вода из них устремилась в нижележащие ячейки, вызвав там невиданные ливни. Потолки перестали светиться на це­лый час и потом еще несколько дней мигали, как мигают лампочки от перепадов напряжения. Правда, жителям пострадавших ячеек хватило здравого смысла не поддать­ся панике и не начать убивать друг друга, однако случив­шееся сильно их напугало. Они были готовы вытолкнуть Диназу Коучбилдер и ее ученых прямо в открытый кос­мос, без корабля и скафандров.

Агнес с трудом удалось предотвратить расправу.

— Наука требует риска, — упиралась Диназа, собирав­шаяся остаться на Большом Шаре.

— Но вы рисковали жизнью каждого из нас и уже при­чинили много вреда, — возразила Агнес, пытаясь говорить спокойно.

— Мы должны прорваться внутрь сердцевины Шара, — не сдавалась Диназа. — И мы туда прорвемся. Вы не смо­жете нам помешать!

Агнес указала на поля своей ячейки, пшеничные коло­сья которых были примяты чудовищным ливнем.

— К счастью, здешняя природа умеет залечивать раны. Озеро вновь наполнилось водой. Но сколько подобных встрясок способен выдержать Большой Шар? Ваши иссле­дования опасны, мы не позволим их продолжать.

Диназа явно понимала, что протестовать бессмыслен­но, и все-таки продолжала спорить и убеждать, что ни она, ни ее коллеги не могут покинуть Большой Шар, не раскрыв его тайны.

— Если мы узнаем тайну строения этой удивительной конструкции, это будет настоящим переворотом в науч­ном мышлении! Разве вы не понимаете — тогда придется пересмотреть всю физику, и не только физику! Мы опро­кинем теории Эйнштейна и вместо них построим новое знание!

Агнес покачала головой.

— Здесь не я принимаю решения. Единственное, о чем я могу позаботиться, — это о том, чтобы вы с вашими коллегами покинули Большой Шар целыми и невредимы­ми. Людям нет дела до опрокидывания теорий, но они не потерпят, чтобы ваши эксперименты опрокинули их дома. Большой Шар слишком совершенен, и разрушать его ради удовлетворения вашего научного любопытства — безумие.

И тогда Диназа, с детства не проливавшая слез, вдруг заплакала. Агнес видела решимость этой женщины и по­нимала, какие муки та сейчас испытывает. Каково со­знавать, что ты навсегда теряешь возможность разгадать самую важную загадку в своей жизни!

— Я ничем не могу вам помочь,— сказала Агнес.

— Вы должны пустить меня туда, — всхлипывала Ди­наза. — Понимаете, должны!

— Мне очень жаль, но исследования вашей группы завершены.

Диназа подняла на нее заплаканные глаза.

— Вы просто не знаете, что такое отчаяние, — броси­ла она.

— Представьте себе, знаю, — холодно ответила Агнес.

— Однажды вы столкнетесь с настоящим отчаянием, — сказала Диназа. — Когда-нибудь вы пожалеете, что не дали довести это исследование до конца. Вы пожале­ете, что так и не узнали тайны Большого Шара. Но будет поздно.

— Вы мне угрожаете?

Диназа покачала головой. Ее слезы высохли.

— Это не угроза, а пророчество, потому что вы пред­почли невежество знаниям.

— Мы предпочли безопасность бессмысленному риску.

— Называйте это как угодно. Мне все равно, — сказа­ла Диназа.