— Посмотри на себя, ты облажался, — пробормотал он, и его слова слились вместе, перетекая одно в другое.
Каблуки туфель громко стучали по полу, когда он проходил мимо шкафа. Изобель повернула голову, когда он проходил. Она услышала, как ящик стола Ворена скрипнул, открывшись, и увидела, как он упал на пол с треском, заставляя бумаги рассыпаться по полу. Другой ящик последовал за первым, за ним он опрокинул содержимое третьего. Связанные портфолио и стихи разлетелись, ручки разбросаны по всей комнате. Папа Ворена пнул полированной туфлей этот завал.
— Посмотри на эту трату времени. Боже, как ты похож на свою мать. Ты будешь неудачником, черпая мороженое всю свою чертову жизнь, если ты не исправишься.
Его отец вздохнул, и его голос звучал устало сейчас.
— Джо, хватит, — прошептала женщина. — Он сказал, что уберет это. Спускайся вниз.
Изобель низко присела, вглядываясь сквозь перекладины.
Она увидела, как в комнату вошла женщина, но ее лицо по-прежнему оставалось неясным. Она увидела, как та протянула руку, длинную, тонкую и загорелую, ее изящное запястье было окружено сверкающим браслетом.
Она коснулась его плеча.
— Лучше убрать это, — заикаясь, проговорил он. — Потому, что я вернусь сюда, чтобы проверить.
Женщина, мачеха Ворена, вывела отца из комнаты. Изобель закрыла глаза. Она медленно поднялась, прижимая книгу По к груди. Она услышала звук спотыкания. Проклятие.
Дверь захлопнулась.
В одно мгновение, шепот заполнил комнату, словно десять человек шипели и говорили одновременно.
Ее глаза распахнулись. На полу за дверью, она увидела, как потускнел свет, а потом снова стал ярким, в то время как люстра над кроватью Ворена покачнулась на цепи. Эхо шагов на лестнице стало отчужденным и искаженным, как будто доносилось откуда-то далеко и глубоко под водой. Бесформенные тени скользили по полу и по двери шкафа, бросая Изобель в эти моменты в полной темноте.
Где-то в комнате, завыла Слиппер.
Вождение
Изобель постучала в двери шкафа. Они отказались открываться. Шепот становился все громче; он, казалось, сочился из стен. Она не могла больше видеть Ворена — место, где он стоял, теперь было пустым. Изобель толкнула дверь обеими руками с книгой По, зажатой подмышкой. Она ударила по перекладинам.
Дверь шкафа распахнулась с треском. Она отскочила назад. Шепот прекратился.
Он стоял со своей потрепанной сумкой, глядя сквозь нее, его лицо было таким же холодным и бесстрастным, как стекло. За его спиной неподвижно висела лампа на цепях, больше не мерцая, она все еще могла слышать рычание Слиппер.
— Я отвезу тебя домой, — сказал он.
Он повернулся и, не говоря ни слова, схватил ее рюкзак и подошел к окну на дальней стене. Изобель осторожно вышла из шкафа, ее взгляд прошелся по полу, по стенам, по двери шкафа. Все было тихо.
Она смотрела, как он вцепился в окно и потянул его наверх. Он скользнул в наступающую темноту и исчез из виду.
Изобель поспешила к окну. Она обнаружила, что он стоит снаружи, казалось, парит в воздухе. Она посмотрела вниз и, когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела темную платформу, которая его поддерживала. Закрученная железная лестница крепко держалась за кирпичный фасад, ржавчина покрывала поверхность пожарной лестницы.
Она колебалась. Они были так высоко. Ворен схватил ее свободную руку, не давая ей никакого выбора. Не в силах сопротивляться ему, она вылезла на холод, ее дрожь превратилась в лихорадочный озноб, когда ледяной ветер подул в сторону дома, обдавая их холодом.
Его уже жесткая хватка усилилась и, когда ее ноги вступили на металлическую лестницу, он потянул ее. Под ними шаткая лестница заскрипела и застонала, покачнувшись, когда они свернули на первом же повороте. Вниз, кругом, вниз и опять вниз. Наверху с крыши послышались предостерегающие крики черной как смоль птицы, на ее хриплый вопль ответили карканьем и хлопаньем крыльев другие, отражаясь эхом по улице.
Ворен первым спрыгнул вниз с лестницы, которая была подвешена над землей. Продолжая неудержимо дрожать, Изобель повернулась, чтобы спуститься по одной ступеньке, держась одной рукой, подмышкой второй руки она сжимала книгу По. Она почувствовала, как руки Ворена обвились вокруг ее талии. Он поймал ее и поставил на ноги. Он еще раз схватил ее за руку, и она снова побежала, прежде чем успела понять, как и куда.
Они дошли до тротуара, и, когда он отпустил ее, передавая ей рюкзак, она знала, что нужно попасть в Кугуар. Он обогнул машину и распахнул дверцу со стороны водителя. Бросив свою сумку на заднее сиденье, он сел, потом захлопнул дверь за своей спиной.
Изобель села на пассажирское сиденье, прижимая к себе рюкзак и книгу По на своих коленях.
Она должна что-то сказать? Может это сделает все еще хуже?
Он завел машину, включая двигатель. Изобель быстро закрыла свою дверь, боясь, что он может сорваться с места в любую секунду. Он снова завел двигатель. Он хотел, чтобы они знали, что он ушел, поняла она. Изобель посмотрела в сторону дома и увидела, как на крыльце зажегся свет. Его мачеха поспешно вышла на веранду. Это была высокая блондинка, стройная и прямая, как свеча, одетая в длинное серебристое вечернее платье, которое блестело как вода в лунном свете. Она оставила дверь из цветного стекла открытой и бросилась к тротуару по направлению к ним, стуча каблуками и зовя Ворена.
В машине включилась стереосистема. Звук гитар и грохот барабанов заполнили машину, кто-то больше кричал, чем пел.
Женщина остановилась, когда увидела Изобель. На одну секунду их глаза встретились.
Шины завизжали. Они выехали. Спина Изобель ударилась о сиденье, когда они сорвались с места и поехали по улице. Он повернул, даже не тормозя, заднюю часть автомобиля занесло в сторону.
Изобель нащупала ремень безопасности и вытянула его над коленями, пытаясь застегнуть. Она видела, как его рука повернула диск с громкостью на полную, он лишь слегка нахмурился, когда яростные звуки заполнили кабину машины.
Он сделал еще один поворот. Изобель вздрогнула.
Они неслись вниз по улице, сворачивая на первой полосе направо, когда другая машина перед ними затормозила на свет. Желтый сменился красным. Они затормозили.
— Ворен, — сказала она, заставляя свой голос звучать настолько громко и строго через музыку, насколько она смогла это сделать. — Успокойся.
Двигатель зарычал. Он ускорился.
— Ворен, остановись! Ты меня пугаешь!
Он проигнорировал ее, резина завизжала, когда он еще раз резко повернул. Изобель принялась искать что-то, за что можно было схватиться. Но ничего не было.
Здания и свет проносились, как в тумане. Указатели на улице пролетали мимо. Голова Изобель дергалась из стороны в сторону, она даже не могла понять по проносящимся окрестностям за окном, где они находятся. Мир вокруг них превратился в полосу вспышек света и сплошного водоворота.
Кто-то кричал на них с тротуара. Автомобиль зарычал, как зверь.
Между музыкой и скоростью, Изобель почувствовала, что ее мозг может либо расплавиться, либо разрушиться.
Музыка громыхала и свистела, когда они проносились по пешеходному тоннелю. Огни на приборной панели тускнели и угасали. Из радио послышались помехи, в то время как стрелка спидометра взлетала все выше, иногда качаясь то вниз, то вверх. Низкий, сухой голос прорвался сквозь помехи радио, скрытый посреди хора шепота. Непонятное бормотание переросло в общее шипение.
— Уходи, — прорычал Ворен сквозь стиснутые зубы. По его команде помехи прервались, а потом все прояснилось. Музыка стала еще громче и на приборной панели огоньки снова возобновили свое тускло-красное свечение. Кровь в жилах Изобель застыла. Страх шипами пронзил ее до глубины души, парализуя ее. Ее взгляд скользнул от приборной панели радио к Ворену. С кем он разговаривал?
— Ворен?..
Он снова повернул, прервав ее. Ее плечо ударилось о пассажирскую дверь, и Изобель прижала руку к стеклу, чтобы удержать равновесие. Она зажмурила глаза и заорала:
— Ты собираешься убить нас!
Он не слушал.
Она почувствовала гудящее ощущение скорости, накатившее на ее сидение и пронесшееся сквозь ее тело. Она ненавидела это чувство, как будто все полностью вышло из-под контроля. Это было именно то, что она всегда ненавидела, когда ехала с…
Изобель открыла глаза. Она ударила рукой по проигрывателю рядом с ней, выключая грохочущую музыку.
— Может, ты остановишься? — закричала она. — Ты водишь, как Брэд!
Она увидела, как его руки сжались на руле, лишь на мгновение, сожалея об этих словах, прежде чем его нога ударила по тормозам. Завизжали шины. Мир из зданий, машин, огней и людей, догнавших их, стал четче, когда машина зарычала и остановилась.
Изобель подалась вперед на своем сидение, потом снова ударилась о спинку, этот удар сбил ее дыхание. Вокруг них слышались гудки. Машины резко сворачивали в сторону и со свистом проезжали мимо, водители кричали на них из окон.
Тишина.
Она уставилась на него, ее дыхание стало тяжелым. Свет белых фар ударил в заднее стекло, бросая множество теней и сильно освещая машину. Черные тени, резкие и быстрые, скользили по нему... Они прошлись вниз по его телу, прячась в своих углах и щелях, когда автомобиль проезжал мимо них, свет исчез вместе с ними. Он смотрел вперед, обе его руки все еще лежали на руле. Они сидели в молчании, двигатель по-прежнему рычал, пульсирующее напряжение между ними было настолько густым, что Изобель подумала, что она никогда не сможет отдышаться.
Наконец, он подался вперед на своем сидении так, что его лоб почти коснулся верхней части руля.
— Извини, — сказал он едва слышно.
Изобель смотрела на свои по-прежнему дрожащие колени и обнаружила, что она не может подыскать нужных слов.
Он откинулся назад, перевел машину на передачу и они двинулись дальше. Он ехал с полным контролем на дороге, и вдруг Изобель узнала перекресток, и они свернули. Он подвез ее к дому.
— Ворен…
— Не надо, — сказал он.
Изобель щелкнула зубами и стиснула их. В глубине души она знала, что будет лучше ничего не говорить. Не тогда, когда она знала, что он не хотел ее видеть. Знать.
Проект
Изобель бросила свой рюкзак в прихожей, как только вошла. Она стояла, ошеломленная, вспоминая, как Кугуар за секунду сорвался с места, когда она захлопнула дверцу машины. Вот так просто он оставил ее стоять там перед домом, даже не сказав «увидимся завтра». Она даже не могла думать о том, где он будет ночевать, но она была уверена, что он не приедет домой.
«Где бы то ни было», сказал он тогда на чердаке.
Изобель нахмурилась, надеясь, что его «где бы то ни было» не означало дом Лейси.
Она уставилась на свои кроссовки и попыталась представить на мгновение, какого это — не иметь возможности вернуться домой. Потом ей пришлось прервать свои мысли, потому что для нее это казалось непостижимым. И она достаточно видела семью Нэтерсов, чтобы понять, что она видела еще не самое худшее.
Изобель прижала к себе книгу По. Она прижалась щекой к прохладным, золотым страницам и черному переплету, радуясь, что у нее есть эта книга — ее единственная связующая ниточка с ним. Это ее единственная связь с его непроницаемым миром, если после сегодняшнего вечера оказалось, что ее с ним больше ничего не связывает. Если они завалят проект — когда они завалят проект — книга будет ее последним предлогом, чтобы увидеть его. Чтобы рассказать ему все, подумала она, закрывая глаза. Она скажет ему это, независимо от того, кто будет поблизости, чтобы услышать это. Она скажет ему, что она не может перестать думать о нем, как она просто хочет быть рядом с ним. Она сделает невозможное. Она запустит свои руки за его куртку и позволит им мягко скользить вокруг его тела.
Смелые мысли, сказала она себе, открывая глаза. Всего лишь смелые мысли.
Она наклонилась, чтобы взяться рукой за ремешок ее рюкзака. Она побрела по коридору, волоча за собой свой рюкзак, словно чугунный шар на цепи.
В гостиной было темно и пусто, и так было и в коридоре и на кухне. Должно быть, все наверху, подумала она. Она подняла рюкзак и положила его на ближайший кухонный стул, кладя книгу По на стол, подошла к шкафу, чтобы взять чистый стакан, а затем к раковине, чтобы заполнить его.
Наклонив голову назад, Изобель осушила стакан, потом вытерла рот рукавом. Она поставила его на столешницу, а сама села за стол, опустив плечи.
Посудомоечная машина шумела, в то время как тикали кухонные часы.
Изобель уставилась на холодильник.
Она почувствовала, что остатки адреналина начинают исчезать. Он напугал ее сегодня вечером. Уже привыкнув к его всегда спокойному поведению и невозмутимому хладнокровию, она была напугана после того, как увидела его таким. И в этот момент, она знала, что он хотел напугать ее. Или, по крайней мере, ему было все равно. А потом, когда он говорил вслух с голосом из радио, все предупреждающие колокольчики, которые были у нее в голове, загремели в едином звоне, напоминая ее подсознанию все слухи, все первые предостережения, которые напугали ее с первого дня.
Изобель поднесла руки к лицу, потирая его, не заботясь о том, что она может размазать тушь. Это был не он. Он был вне себя. Она бы тоже хотела изменить некоторые вещи.
Кто угодно бы хотел этого.
Она вздохнула, почувствовав вдруг навалившуюся на нее усталость. Как же все дошло до этого? Они так много сделали, через столько прошли и теперь, после всего, они оба собираются завалить проект.
— Ты рано пришла домой.
Изобель прекратила тереть лицо. Она развела пальцы и открыла глаза, чтобы увидеть отца, стоящего в дверях, одетого в рваные джинсы и красную фланелевую рубашку, которую она иногда любила воровать. Его руки были сложены — поза, которая заставляла Изобель ответить ему с сарказмом. Вместо этого она решила игнорировать его.
Открыв молнию на рюкзаке, она вынула из него тетрадь, внезапно понимая, что ее список цитат и даже их постеры с картинками, и карточки остались на полу в комнате Ворена. Вспомнит ли он, что их нужно привезти? Или ему уже все равно?
На долю секунды, Изобель представила, что она может попытаться и подделать презентацию для них обоих. Может быть, она сможет осуществить это. Может быть. Если только она не будет спать всю ночь. Но одних только цитат будет не достаточно, чтобы получить хорошую оценку.
— Изобель.
Голос отца ее рассердил. Он не понял намека? Она еще не была готова с ним говорить. Прежде всего, она была не в настроении для «я просто присматриваю за тобой» лекции.
— Вы закончили свой проект? — спросил он.
Сделав вид, что она не слышала вопроса, она открыла книгу По. Она уставилась на крошечные слова, напечатанные тесными рядами. Если она не будет спать, как много она сможет сделать? В любом случае, она не сможет ничего сделать из-за отца, стоящего над ней и дышащего ей в шею, как сейчас.
— Я спросил, закончили ли вы свой проект?
— Нет, — сказала она. — Не закончили. Как мы могли это сделать, когда каждый отец продолжает нам мешать?
Она отложила свою тетрадь в сторону, с раздражением сложила руки на столе. Она опустила лицо в холодное, темное пространство, которое они создавали. Она оставалась в таком положении, прислушиваясь к звуку собственного дыхания, что-то в этом действовало на нее успокаивающе. Она услышала шаги отца и скрежет кухонного стула по кафелю. Когда он сел, она уловила запах его геля для душа и лосьона после бритья.
— Случилось что-то, о чем ты бы хотела поговорить?
— Нет, — пробормотала она в руки.
Определенно нет. Помимо того, что она не знает, с чего начать, она не могла придумать, что сказать ему, чтобы не дать ему еще один повод для наказания до колледжа. Если она даже решила пойти в колледж — и там был еще один аргумент наготове.
— Ну, вы сделали хоть что-нибудь?
Его тон был скорее любопытным, чем настойчивым, и это заставило ее задуматься, почему он был таким добрым.
Она застонала, покачиваясь лбом взад и вперед на руке, наполовину желая сказать нет и отчасти очистить свои мысли. Она слишком устала, чтобы продолжать злиться на него. Это занимает слишком много усилий.
— Это бесполезно, — пробормотала она. — Мы не доделали его.
— Это немного мелодраматично, ты так не думаешь? Ты что сдаешься?
Изобель пожала плечами. Может быть, так как их бумажная работа была закончена, они бы, по крайней мере, смогли бы получить половину оценки? Таким образом, она закончит свой предпоследний год, даже если это означает, что она не будет чирлидершей, когда она это сделает. С другой болью в животе, Изобель думала о соревнованиях, о команде, которая поедет в Даллас без нее, об Алисе, которая займет ее место главного флайера. Она испустила еще один вздох, на этот раз с рычанием, руки сжались в кулаки. Разве это справедливо? Как это могло быть справедливо, когда они честно старались?
— Есть ли что-то, что я могу сделать? — спросил он.
— Нет, если только ты не можешь сотворить чудеса.
Она услышала, как книга проскользила по столу, а затем послышался звук перелистываемых страниц. Изобель подозрительно посмотрела на него одним глазом, наблюдая, как он наконец остановился на «Ultima Thule» — портрете Эдгара По.
— Конечно, он был странным парнем, не так ли? — пробормотал он, обращаясь скорее к себе, чем к ней, как подумала Изобель.
Она медленно подняла голову, пристально глядя на отца.
— Взгляд тоже странный, — отметил он.
Изобель резко вскинула руку. Она сжала руку отца, который посмотрел на нее с тревогой.
— Папа, — сказала она, просканировав глазами его лицо. Ее хватка усилилась, когда она вспомнила то, что он говорил по дороге домой из библиотеки, когда она впервые встречалась там с Вореном. — Пап, ты действительно хочешь помочь? В самом деле?
Его взгляд смягчился, он наклонил брови. Ее собственные глаза расширились.
— Да, Иззи, — сказал он с кивком, что звучало почти как облегчение. — Я, действительно, действительно хочу этого.
— О Боже, — сказала она, резко вскочив со стула, прижимая ладонь ко лбу, когда поток идей сразу ударил ей в голову. Она пожала руку отца, прежде чем отпустить ее, а потом подбежала к стене рядом с дверью, ведущей в гараж, и сняла его ключи от машины с крючка. — У меня есть идея. Волмарт! — закричала она. — Ты должен отвезти меня в Волмарт, прямо сейчас!
— Хорошо, малышка, хорошо. Мы поедем в Волмарт.
Он встал, на его лице было написано сомнение, Изобель бросилась к нему, обнимая его, а затем сунула ключи ему в руку.
Он вопросительно развел руками.
— Ну, ты не собираешься рассказать мне о своей идее?
Изобель распахнула дверь гаража, спустилась по лестнице и открыла пассажирскую дверь седана.
— Расскажу по дороге, — сказала она. — Садись.
На следующее утро Изобель пришла в школу поздно, пропустив целых два урока. Никто не воспринимал всерьез уроки в день большой игры, то есть никто, кроме мистера Свэнсона, конечно же, поэтому она сомневалась, что пропустила что-то важное. Держа свой бумбокс, она шла по коридорам, украшенным плакатами с различными символами и синими и желтыми воздушными шариками. Она заглядывала в двери классов, надеясь поймать проблеск серебряной цепочки или черных ботинок. Она понятия не имела, какое у него расписание до четвертого урока — английского, но это было бы огромным облегчением для нее, просто узнать, что он был в здании. Она хотела дать ему понять, что, по крайней мере, у них есть план. Она могла бы проинформировать его о плане. Но прежде всего, она хотела его увидеть. Ей нужно было поговорить с ним.
Но чтобы это сделать придется подождать.
Приближаясь к классу истории США, Изобель решила, что у нее не получится выкроить время, чтобы продолжить поиски. По правилам для всех школ, ученики, участвующие во всяких послешкольных мероприятиях, таких как секции, клубы и особенно футбольные игры, должны пробыть в школе, по крайней мере, половину дня. Изобель не собиралась нарушать его, ожидая четвертого урока, чтобы показаться. У них было собрание болельщиков на прошлом уроке, и она не была уверена, прошел этот час или нет.
Поправив рюкзак на своей спине, Изобель взялась за ручку двери и вошла. Ее другая рука сжала желтую полоску на ее юбке.
Она застыла в дверях, когда на нее нахлынул внезапный шквал криков, звуки ударов о стол, что означало, что они заметили ее внешний вид.
«О Боже», — подумала она. «И что теперь?»
Потом кто-то поднялся из глубины класса и, сложив руки у рта, крикнул:
— Как дела, Трент он?
Облегчение нахлынуло на нее. Лекарство для души чирлидера.
Она улыбнулась, позируя (хотя это было немного неудобно с все еще находящимся бумбоксом в руке), подняла сжатый кулак в воздух. Даже мистер Фриденберг положил мел, чтобы поаплодировать. Она почти забыла, что надела форму чирлидерши в этот день: голубая юбка с желтыми складками поверх синих спортивных штанов Трентона, желтая водолазка под ее топ с желтыми и голубыми полосками, желтая буква «Я » от названия их команды «Ястребов» была изображена на ее груди. Она напомнила себе, что это было нормально, когда она пробралась через ее личный парад на свое место. Нормально, нормально, так как она и сама любила. Она все еще оставалась чирлидершей Изобель. Флайером Изобель. Это было так, как было и всегда.
Сегодня, даже если она провалит этот проект, даже если это будет в последний раз, она будет наслаждаться кружащимися огнями света, своими невесомыми остановками в воздухе, криками толпы — сегодня она будет летать.
Урок истории США прошел быстро, слишком быстро прозвенел звонок для перерыва на перемену. Изобель обнаружила, что она движется сквозь восторженную толпу людей в голубых и золотых одеждах к классу мистера Свэнсона.
Группа второкурсников с гордым выражением лица смеялись, девушки держали в руках куртки своих парней. Потоки голубого спрея «Silly String» появились из ниоткуда, опадая на волосы и на одежду, распыляясь по шкафам и стенкам. Потерявшись в этой суматохе, Изобель смогла услышать крики мистера Нота.
Вся школа была охвачена волнением.
Новый дух, казалось, охватывал и потрясал школу, как это всегда было в день большой игры, и Изобель обнаружила, что тоже отчаянно хочет свой кусочек веселья. Парни улюлюкали, когда она шла по коридору, некоторые из них расступались, очищая путь для нее, крича: «Как дела, Трентон?» и стуча по шкафчикам между криками. Ритм «как дела, Трентон?» и удары преследовали ее всю дорогу к лестнице. Изобель старалась сохранить свою улыбку, когда то, что ей действительно хотелось сделать, это избавиться от дурацкого бумбокса и прыгать по коридору в биты ударов по шкафчику и в ритм криков. Это была ее стихия, и она хотела делать это, чирлидерша внутри нее кричала и прыгала, чтобы освободиться. Она убеждала себя, что еще сделает это.
Но, прежде чем она смогла бы это сделать, оставалась только одна вещь, которую нужно было сделать: операция «Закончить Этот Проект Про По, И Тогда Моя Жизнь Сможет Продолжиться».
Изобель решительно подошла к классу английского языка, ее сердце затрепетало, когда она увидела, как все собрались вместе в своих группах, делая последние подготовительные работы перед звонком. Она увидела мистера Свэнсона и быстро отвернулась, притворившись, что не поймала его взгляда. Ворена не было. Его стул оставался пустым.
Она заняла свое место, кладя бумбокс на стол. Где он может быть? Неужели он серьезно оставил ее в одиночку справляться с этим? Только теперь она позволила себе полностью осознать то, что ее нервы натянуты до предела. Казалось, они разорвутся, особенно сейчас, когда ее план рушится. Она вспомнила предупреждение мистера Свэнсона. Должны присутствовать оба партнера.
И затем он появился в дверях. Изобель вскочила со стула, чуть не опрокинув бумбокс. Он выглядел немного испачканным, одетый во вчерашние черные джинсы и, как ей показалось, вчерашняя футболка вывернута наизнанку, глаза спрятаны под солнцезащитными очками. Его волосы были в еще большем беспорядке, чем обычно, придавая ему диковатый вид. Его вид пробуждал глубоко внутри нее что-то сильное и пугающее, усиливая чувство, когда она думала о том, что она решила поговорить с ним. Будет ли он слушать ее?
Шум в зале усилился. У нее было тридцать секунд до звонка, тридцать секунд, чтобы рассказать ему о плане. Она ждала его, но по какой-то причине, он отвернулся, двигаясь не по направлению к ней, а прямо к столу мистера Свэнсона.
Подождите. Что он делает?
Изобель помчалась по проходу в переднюю часть комнаты.
— О, да, — сказала она, вставая между Вореном и мистером Свэнсоном. — Я совсем забыла. Мы хотели спросить, можно ли нам использовать бумбокс?
Она стрельнула в мистера Свэнсона своей наиболее убедительной, словно выполненной по заказу, готовой одобряющей улыбкой.
Мистер Свэнсон посмотрел на них с выражением, близким к тревожному. Может быть, это из-за сочетания ее формы чирлидера рядом с взглядом, как у гробовщика, Ворена. Изобель могла чувствовать, как за их спинами все глаза устремлены на них, и у нее появился порыв развернуться и показать всем язык, как ребенок.
Мистер Свэнсон пожал плечами.
— А почему бы и нет? — сказал он, и выражение его лица стало озадаченным.
— Видишь? — сказала Изобель, обернувшись к Ворену. — Я тебе говорила.
Его экранированный взгляд встретился с ее. Она посмотрела на него многозначительно, ее улыбка отражалась в стеклах его очков. Прозвенел звонок, наполняя этим звуком комнату, сопровождаясь скрипом стульев по полу. Время вышло.
Она наклонилась к нему и быстро прошептала, стараясь быть услышанной сквозь шум:
— Я знаю, ты не хочешь ничего говорить, но ты должен будешь это делать в части нашей презентации про смерть, потому что мы дальше не ушли. Я начну. Подыграй мне, если ты сможешь, и делай как я.
Она отошла от него и заняла свое место в противоположном конце комнаты.
— Очки, пожалуйста, мистер Нэтерс.
Изобель смотрела, как Ворен направился к своему стулу. Он двигался медленнее, чем обычно, и на этот раз он не побеспокоился снять свои очки по просьбе мистера Свэнсона. Может быть, он не слышал его просьбы? Вряд ли, поскольку в последнее время это стало у них своего рода ритуалом перед уроком, демонстрация их взаимного уважения. Изобель наблюдала, как он садится за свой стол, как будто эти действия занимали гораздо больше усилий, чем обычно. Беглый взгляд уголком ее глаза в сторону и Изобель заметила, что мистер Свэнсон тоже наблюдает за ним. И, как оказалось, все остальные тоже.
Ворен устроился в своем кресле. Прошло несколько мгновений, в которые мистер Свэнсон размышлял повторять ему свою просьбу, или нет. К облегчению Изобель, он не стал этого делать. Может быть, это было из-за нехарактерного растрепанного вида Ворена. Или, может быть, мистер Свэнсон что-то знал или подозревал. Чтобы это ни было, он не стал просить снова.
Он назвал первую группу. Тод и Ромель поставили DVD диск, в котором оказался музыкальный клип про жизнь Марка Твена. Это была хорошая идея, такая хорошая, что Изобель жалела, что не подумала об этом. Это не заняло бы так много времени, и они могли бы поставить песню из коллекции Ворена.
Вскоре пришла очередь следующей группы с Уолтом Уитменом. Далее выступила группа с Ричардом Райтом, затем с Вашингтоном Ирвингом. Между каждой презентацией Изобель старалась поймать взгляд Ворена. Почему бы ему не посмотреть на нее? Она думала о том, чтобы послать ему записку, потом решила, что это было бы слишком рискованно.
— Изобель и Ворен?
Изобель встала, ее сердце учащенно забилось. Она взглянула на Ворена, но он не нуждался в каком-то знаке. Он встал механически, и теперь они оба направились в переднюю часть класса.
Изобель протянула ему стерео и шнур. Когда он взял их у нее, рядом с кнопками управления на бумбоксе зажегся маленький красный огонек. Послышался белый шум, потом пронизывающий звук, и Изобель остановилась в замешательстве, потому что она знала, что точно вынула батареи этим утром, чтобы его было легче нести.
Она посмотрела, как Ворен направился в переднюю часть класса, радио перескакивало через станции. Он поставил бумбокс на стол мистера Свэнсона и в тот момент, когда он убрал руки, раздался мягкий женский голос. Далекий и нечеткий, казалось, он доносился из старой, поцарапанной записи.
—...сконцентрируйтесь, — говорил голос. — Отнеситесь к этому, как к пустой странице.
Изобель пронзил укол беспокойства, когда она поняла, что уже слышала раньше этот голос — тогда, на чердаке библиотеки Nobbit’s Nook. Это было в тот день, когда она работала вместе с Вореном, когда она вернулась за книгой По наверх, но комната оказалась пустой. Прямо перед тем, как она пошла в парк.
Изобель нервно сглотнула. В то время как Ворен включил стерео, она поставила два стула со стороны стола мистера Свэнсона, потратив оставшееся время, чтобы поправить ближайший стул, где обычно сидел их учитель. Она была рада, что Ворен понял намек. Он подошел к этому стулу и сел. Пытаясь забыть момент с радио, Изобель обогнула стул и уселась во вращающееся кресло мистера Свэнсона. Свэнсон, который занял пустое место в классе, ничего не сказал.
Изобель взяла свою стопку с карточками и вдохнула. Пора начинать.
Она улыбнулась классу, протянула руку и нажала на кнопку воспроизведения. Музыка стала громче — порывистой, почти как в игре, синтезированная мелодия из бонусного раунда одной из видеоигр Дэнни. Все уставились с пустыми лицами, включая Ворена. Музыка стихла, и Изобель нажала на паузу.