— Ты отвратителен. Я никогда больше не буду есть с тобой.
— У меня такое чувство, что ты бы ела со мной каждый вечер на неделе, если бы я за это платил.
Тэдди обдумывает это и наконец кивает.
— Ты прав, но только потому, что мой бюджет так ограничен, что из моего бумажника вылетают мотыльки, когда я его открываю.
— Это печально. — Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить. Несмотря на всю их бесчувственность, Тэдди даже не краснеет.
— Бедняжка, я знаю. Накорми меня, Кип!
Смех Тэдди прерывается скрежетом металла о фарфор, когда она вонзает вилку в колбасу на тарелке, и ее стон наполняет воздух между нами, когда она запихивает все это в свой красивый рот.
— Ну и кого здесь отсутствуют манеры? Ты не должна быть свиньей из-за того, что у меня в бороде была еда.
Она чертовски сильно закатывает глаза.
— А еще ты выплевываешь еду.
— Не нарочно.
Она взмахивает вилкой в воздухе, указывая ею в мою сторону и щурясь.
— И все же разве твоя мать не научила тебя хорошим манерам?
Если бы она только знала.
Моя мать не только учила меня хорошим манерам, но и нанимала тренеров по этикету, чтобы они приходили к нам домой и учили нас с Вероникой — настоящие гребаные тренеры по этикету, как будто сейчас тысяча восемьсот сорок пятый год или что-то в этом роде.
Никто не может указывать Лилит Кармайкл, что делать, а она хотела, чтобы ее дети были безупречно воспитаны и хорошо себя вели. И мы были.
Какое-то время.
Затем мы с сестрой стали двумя подростками, которые ненавидели бдительные взгляды наших родителей, их сотрудников и средств массовой информации. Наши родители были не просто богаты, они были знаменитостями в нашем уголке страны, папа появлялся в новостных передачах, покупая профессиональную футбольную команду, когда его собственный капитал превысил девятизначную цифру.
Все знали нашу семью, и мы с Ронни ненавидели это.
Тот факт, что я называю свою сестру Ронни? Моя мама ненавидит это еще больше.
— Ты вообще слушаешь, что я говорю?
— А?
— Ты знаешь, что часто так делаешь — отключаешься. — Тэдди снова ковыряет зубцами вилки еду на своей тарелке, отодвигает яичницу в сторону, кривая улыбка приклеивается к ее лицу. — Извини, что я такая скучная.
Дерьмо.
— Ты вовсе не скучная.
— Ну, вроде как да.
— Может, ты прекратишь?
— А сейчас ты скажешь мне, что у тебя много чего на уме.
— Это не то, что я собирался сказать, потому что это даже отдаленно не соответствует действительности. У меня ничего не было на уме.
Я смеюсь, хватаю кусок тоста, складываю его пополам и запихиваю себе в глотку. Я точно не могу сказать, что отключаюсь, когда ты говоришь, потому что мне напоминают обо всех секретах, которые я не хочу, чтобы кто-то узнал, а ты только что открыла второй самый большой из них, который у меня есть.
Первый — это смехотворное богатство моей семьи.
Второй — это мой гигантский, причудливый гребаный дом за пределами кампуса с его простынями из египетского хлопка и гранитными столешницами, которыми ни один двадцатидвухлетний парень на планете не должен бы владеть, потому что это хрень.
Спасибо маме и папе за то, что они сделали невозможной нормальную жизнь или отношения с девушкой, которую бы не заботило это дерьмо.
Без разницы. Я уже все преодолел.
Тем ни менее. Мои ноздри раздуваются, когда я разрываю бумажную салфетку пополам, скомкав кусочки и бросив их на дальний конец стола.
— Итак, — выпаливаю я. — Когда к тебе подходит парень и говорит, что ему нравится твоя рубашка, что ты ему отвечаешь?
Ухоженная бровь взлетает к линии волос Тэдди.
— Ни один парень не скажет мне, что ему нравится моя рубашка. Может быть, мои сиськи.
— Твое платье?
Тэдди тяжело вздыхает.
— Кип, нам обязательно делать это прямо сейчас? Я пытаюсь съесть свой бесплатный завтрак.
— Мой тренер всегда говорит, что практика делает все идеальным, Тэд.
— Пожалуйста, не называй меня так.
— Но почему? Это потрясающее прозвище.
— Потому что Марайя называет меня фермером Тэдом, и я ненавижу это.
— Марайя называет тебя фермером Тедом, чтобы быть стервой и поставить тебя на место. Я называю тебя Тэдом, потому что считаю это восхитительным.
— Это мужское имя.
— Как и Тэдди.
— Нет, это не так.
Любительница поспорить.
— Э-э, Тэдди Рузвельт?
— Ладно. — Она снова вздыхает. — Это мужское имя, но не называй меня Тэдом.
— Ладно. — Двигаю рукой через стол к ее тарелке. — Ты собираешься это есть? — Хватаю пальцами за ее тост.
Она шлепает меня по руке.
— Я проткну тебя этой вилкой, если ты дотронешься до моих углеводов.
Дерьмо. Голодная Тэдди — настоящий дикарь.
— А как насчет сосиски?
— Я пришла сюда специально за сосиской.
— Пришла за сосиской, — повторяю я, откидываясь на спинку пластикового сиденья кабинки и даже не пытаясь скрыть свое хихиканье. — Лучшая шутка.
Никогда еще не было такого большого закатывания глаз от кого-то настолько крошечного.
— Заткнись, идиот.
Тэдди протыкает одну из своих сосисок и трясет ей в мою сторону. Она покачивается на конце ее вилки, вверх и вниз между нами.
— Это что, предложение?
— Я просто мучаю тебя, потому что знаю, что ты все еще голодный. Ты съел только одну тарелку еды, ты легковес.
— Без разницы. Я могу просто взять еще один дополнительный заказ, если ты будешь жадничать со своими сосисками, — хнычу я.
— Ты бы уже заказал, если бы захотел. Признайся, ты просто хочешь взять мою, потому что она не твоя, а ты избалованный ребенок.
— Но еда гораздо вкуснее, когда она тебе не принадлежит. Так же, как и многие другие вещи хороши на вкус, когда тебе не принадлежат.
Господи, это прозвучало так извращенно... а может, и нет, и только я извращенец?
Другие вещи хороши на вкус, например…
Десерт. Сладости.
Киска.
Киска? Откуда, черт возьми, это взялось?
Господи Иисусе, Киплинг, ты же сейчас завтракаешь.
Но теперь, когда я об этом думаю…
Мои глаза устремляются на юг. Даже если я не вижу под столом колени Теодоры, я представляю, как выглядит ее киска. Держу пари, что она держит её в чистоте и порядке. Без волос? Нет, она не похожа на любительницу воска, к тому же, она не может себе этого позволить. Сомневаюсь, что она её бреет, но думаю, что подстригает её.
Когда я снова поднимаю взгляд, Тэдди медленно качает головой в мою сторону, издавая тихое цоканье.
— Что?
— Я могу читать твои мысли.
Почему-то я в этом сомневаюсь.
— Поверь мне, не можешь.
— Пфф, пожалуйста, ты можешь подумать, что я наивна, но это не так. — Она повторяет мою позу, откинувшись на спинку и положив правую руку на спинку кресла. — Я знаю, что ты сидишь здесь и думаешь о том, чтобы съесть мою еду. Но ты не можешь этого получить.
— Съесть твою... — Фраза обрывается, потому что я задыхаюсь на последнем слове.
Еда — вот как мы теперь это называем?
Еда — это не единственное, о чем я сейчас думаю.
Потому что я чертовски незрелый извращенец, который до сих пор не понимал, насколько он извращен на самом деле.
А теперь знаю.
И все это из-за нее.
Дерьмо.
— Я вовсе не собираюсь есть твою еду. Не волнуйся.
— Ммм, хм. — Она медленно откусывает кончик сосиски. Жует, на ее губах играет улыбка. — Ну, если ты так говоришь.
Откусывает еще кусочек, потом еще, и я смотрю, пока все это не исчезает.
— Так я и говорю.
Прочищаю горло и приступаю к делу.
ГЛАВА 5
ПЕРВАЯ СУББОТА. ЧАСТЬ 2
Парни просто отвратительны
Тэдди
— Итак, — голос Кипа низкий и слегка хриплый, когда он пытается стать серьезным, — о чем мы говорили раньше? Ах да. Ты собиралась рассказать, что бы ты сказала, если бы какой-нибудь чувак подошел к тебе на вечеринке и сказал, что ему нравится твоя рубашка.
— Мы об этом не говорили и не собираемся говорить. Это просто глупо.
Я кладу в рот еще один кусочек яичницы и начинаю игнорировать его.
Ммм, очень вкусно.
— Почему ты не принимаешь это всерьез?
— А почему тебя это волнует?
— Честно? Мне, наверное, немного скучно. Дай мне возможность чем-нибудь заняться, ладно?
Боже.
— Меньше всего я хочу быть твоим любимым проектом. Было бы достаточно плохо, если бы ты был девушкой, а ты парень, и это ещё хуже. Мне тяжело смириться с тем, что случайный парень дает мне советы по свиданиям.
— Во-первых, я не случайный парень. Ты провела ночь в моем доме. Во-вторых, ты понимаешь, что обоснование этого аргумента — отстой, верно? Принимать советы о парнях от девушки? В этом нет никакого гребаного смысла. Я же парень — принимай советы прямо из первоисточника. Я делаю тебе подарок.
— Но ты же не увлекаешься девушками.
Кип смеется.
— Не сейчас, но когда-нибудь, я уверен, буду... может быть.
— Тебе нужна терапия.
— На самом деле, у меня её было много. Когда я бросил Нотр-Дам и переехал в Айову, у моей матери чуть не случился сердечный приступ, и она решила, что я сошел с ума. Бум, терапия.
Бум, терапия?
Он произносит эту фразу «когда я бросил Нотр-Дам» так небрежно, как будто просит меня передать соль.
— Ты попал в Нотр-Дам?
Он морщит лицо, как это делаю я, когда ем что-то кислое.
— Тебе обязательно говорить так?
Теперь он избегает моего взгляда, пальцы его левой руки толкают и тянут ручку белой керамической кофейной чашки, постукивая по ней несколько раз ногтем.
— Да, я должна была сказать это именно так.
Признаю, что мой тон действительно звучит довольно резко, но все же. Это же Нотр-Дам? Вы не можете вот так сбросить бомбу и уйти, ничего не объясняя. Его оценки в средней школе, должно быть, были сумасшедшими. Я и мечтать не смела о том, чтобы поступить в такую знаменитую школу, даже если бы получила полную стипендию с жильем. Ни за что.
И он бросил учебу.
А потом я начинаю задумываться…
— Ты там учился на стипендии?
Его глаза по-прежнему сосредоточены на столе.
— Нет.
Вот дерьмо.
Дети, не получающие стипендии — не мой круг общения. Я не имею к ним подход, и у меня нет друзей, которые не получают какой-то помощи. Итак, вот он Кип сидит напротив меня со всеми этими деньгами, и все части встают на свои места.
Дом.
Машина.
Образование Лиги Плюща.
Его родители, должно быть, очень богаты.
Я стараюсь не позволять мыслям обо всех этих деньгах изменить выражение моего лица, стараюсь сдержать шквал вопросов. Но, черт возьми, это трудно. Настоящая проверка моего самоконтроля, потому что, несмотря ни на что, я любопытная маленькая засранка. Моя мама всегда так говорила.
— Ты рад, что перевелся? — спрашиваю я, проглотив кусочек хлеба.
— Чрезвычайно.
— Окей, Мистер Лига Плюща, успокойся, не надо выкидывать такие причудливые слова, — поддразниваю я его.
— О, теперь я понимаю, как все будет.
— Но если я не могу дразнить тебя, то какое это будет удовольствие?
— Забава для тебя, а не для меня. И держи это дерьмо в секрете, ладно?
— Хорошо. Можешь мне доверять.
Если я что-то и понимаю, так это то, что не хочу, чтобы состояние моих финансов — или их отсутствие — распространялось повсюду.
Он замолкает на несколько ударов сердца, пристально глядя мне в глаза, тяжелые брови все еще сдвинуты в прямой, серьезной линии — такой же, как и его рот.
— Ладно. Я доверяю тебе.
Я слегка улыбаюсь ему.
— Хорошо.
— Ты тоже можешь мне доверять.
— Конечно, — говорю я, запихивая ещё один кусочек хлеб в рот, жую, а затем проглатываю с большим глотком сока.
— У меня нет друзей, так что мне никому передавать.
— Не надо так драматизировать. У тебя есть друзья.
— У меня есть товарищи по команде — это огромная разница. Я этим ребятам ни хрена не болтаю просто так.
Я обдумываю это.
— Раньше я все рассказывала Марайе, но... она…
— Трепло?
— Да.
— Никогда бы не подумал о ней такого. — Саркастическая задница.
— Заткнись.
— Ладно.
Кип сжимает губы вместе, волосы вокруг верхней и нижней губ скрывают его рот.
— Ты такой волосатый.
— Спасибо!
Я смеюсь.
— Держу пари, когда ты все это сбреешь, то будешь выглядеть на двенадцать. Сейчас ты выглядишь на сорок пять.
— Я никогда этого не сбрею, так что...
— А у твоего отца есть борода?
— Боже мой, нет! — Кип смеется. — О боже. Я даже представить себе не могу своего отца с волосами на лице. Он такой чопорный и консервативный, что по воскресеньям надевает запонки на поздний завтрак. К тому же моя мать ни за что на свете не позволит ему это сделать.
Поздний завтрак по воскресеньям? Ну и манерность!
— Должно быть твоя борода сводит их с ума?
— Да, и в этом вся прелесть.
— А-а, теперь все это обретает смысл.
— И какой же?
— Ты бунтарь. Ты ведь специально все это делаешь, чтобы разозлить своих родителей, да?
— Вовсе нет.
— А ты знаешь, как я могу узнать, что ты лжешь? Ты даже не можешь смотреть на меня, когда отрицаешь это.
— Как скажешь, Тэдди. Может быть, мы продолжим разговор на нашу тему?
— Тебе, должно быть, действительно скучно. Ладно, допустим, я склоняюсь к мысли позволить тебе помочь мне. Ты не можешь командовать мной. Это сведет меня с ума.
— А я и не буду.
Я была права, он не может сейчас смотреть мне в глаза.
— Ты такой чертов лгун!
— Скажи мне, как я должен помогать, не командуя тобой! Давай, рассказывай. — Я открываю рот, чтобы ответить, но Кип заставляет меня замолчать: — Это невозможно.
— Только не будь придурком, и мы прекрасно поладим.
— Значит, ты согласна позволить мне помочь тебе?
Согласна?
— Не совсем так, скорее ты меня источил, как тупой карандаш после слишком долгого использования.
— Значит, миссия выполнена, а? — Он выглядит странно довольным собой.
Я так близка к тому, чтобы стукнуться лбом о столешницу.
— Не могу поверить, что думаю об этом с тобой.
— Ты ждала, что такой парень, как я, придет и поможет тебе.
— Перестань делать это моей идеей — это была твоя идея. Я все еще не уверена, что должна позволить гиганту-свахе следовать за мной повсюду.
— Волосатый фей-крестный — это не то же самое, что сваха.
— Да без разницы. Ты все еще ведешь себя нелепо, как бы ты себя ни называл.
— Знаешь, если подумать, то мог бы сделать потрясающий костюм волосатого фея-крестного на Хэллоуин. Мне нужно будет вспомнить об этом в следующем октябре. — Кип смотрит вдаль, как будто представляя себе, как он будет выглядеть. — Типа, как зубная фея, с крошечными крылышками и прочим дерьмом? Я ведь могу надеть пачку, правда? Камуфляжная будет реально круто смотреться или коричневая.
Камуфляжная пачка?
— Это было бы просто потрясающе, — неохотно уступаю я.
— Волосатый фей-крестный к твоим услугам (прим. «at your cervix» — можно перевести как «к твоим услугам» или «твою шейку матки»), — шутит он.
— Если приблизишься к моей шейке матки, — бормочу я себе под нос и хихикаю.
— Ха-ха. — Кип вовсе не смеется.
— Мне это показалось забавным.
— Думаешь, нам следует установить какие-то основные правила?
— Возможно. Ты слишком усердствуешь и готовишься к этому. Если бы мы могли обуздать это с самого начала, это было бы замечательно.
— Я? Слишком усердный?
И с этого момента я становлюсь бессильной остановить его. Или, может быть, достаточно любопытной, чтобы пройти через это. Он сумасшедший и веселый. И, возможно, мне бы сейчас не помешало бы немного и того и другого в моей жизни.
— Да, ты... ты как скучающий мальчик из братства, минус братство, минус мальчик, который жаждет чем-то себя развлечь. Я не являюсь этим чем-то.
— Я слышу приближающееся «но».
— Но мне достаточно любопытно, чтобы согласиться с этим твоим дурацким планом.
Я имею в виду, кто может сказать «нет» этому пушистому лицу? Он похож на собаку. Или косматого льва. Немного пугающе, но восхитительно.
— Первое правило: мы команда, Тэдди, и в команде нет никакого «я». Запиши это. — Он выжидающе смотрит на меня, но у меня нет ручки. — У тебя есть лист бумаги?
Я склоняю голову набок.
— Э, нет.
— Значит, салфетка.
Кипа тянется мускулистой рукой через стол, пальцы выхватывают пару салфеток из блестящего серебряного дозатора. Он берет ручку из своего мужского пучка, и почему она вообще у него там есть, мне непонятно.
Я не теряю времени даром.
— Правило номер два: правило пяти футов.
Его ручка парит в воздухе.
— Пяти футов... что это за чушь?
— Мне не нужно, чтобы ты дышал мне в затылок. Пять футов — это достаточно близкое расстояние между нами, пока мы на публике.
— Как я могу наставлять тебя с такого расстояния? Это будет выглядеть странно, когда я буду шептать с расстояния в пять футов.
О боже.
— Я уверена, что ты выразишь свою точку зрения другими способами.
— А как ты услышишь, что я буду давать тебе указания? — Уровень, до которого он явно оскорблен, не знает границ.
— Что ж, хорошая мысль: я не хочу, чтобы ты шептал мне на ухо, не говоря уже о том, чтобы указывать дорогу.
— Тогда в чем же смысл? — Он стучит по столу. — Два фута.
О, малыш хочет вести переговоры? Меня это вполне устраивает.
— Четыре.
— Три.
Боже, как это утомительно.
Я киваю, соглашаясь на три фута.
— Следующее правило.
— Правило номер три: ты ни с кем не можешь пойти домой.
Это заставляет меня смеяться.
— Это не будет проблемой.
— Конечно, это может стать проблемой. Парни трахают все, что имеет пульс. Кто-то захочет забрать тебя домой, если ты собираешься бросить играть в барменшу.
— Ну, спасибо.
Кип пожимает плечами и щелкает ручкой.
— Правило номер четыре: гардероб.
Он будет придираться к моей одежде? Нет.
— Ты не можешь указывать мне, что надеть. Посмотри на себя!
Кип закатывает карие глаза.
— Дело не во мне. Это тебе нужна помощь.
— Придурок! Не нужна мне помощь! Моя одежда в порядке, не говоря уже про макияж. Боже, какой же ты засранец.
— Прекрасно, никто не будет приставать к тебе.
— Ты буквально только что сказал, что парни трахают все, что имеет пульс.
— Правда, я так и сказал, но мы ищем качество, а не количество.
Уф, как же он меня раздражает.
— Кроме того, мне все равно не нужны эти парни.
— Хорошо, потому что им будет неинтересно, если ты будешь носить это дерьмо. — Он улыбается, затем смеется в свою чашку кофе, едва скрывая идиотскую ухмылку.
— Придурок, это не из-за моей одежды.
— Вроде как совсем чуть-чуть. — Он показывает два пальца, держа их близко друг к другу. — Там видно будет. Я поставлю «определиться» рядом с правилом номер четыре.
— Или не надо, потому что мы больше не будем об этом говорить. — Что приводит меня к: — Правило номер пять: я могу наложить вето на любое из твоих правил в любое время.
— Аналогично.
Я сужаю глаза.
— Если мы оба можем наложить вето на правила, тогда какой смысл иметь правила?
— Если ты единственная, кто может наложить вето на правила, то какой смысл мне помогать тебе? Ты не долбаный президент.
— О, боже мой!
Он игнорирует меня и продолжает бубнить:
— Итак, правило номер шесть: думаю, может быть что-то о том, что ты должна доверять мне, потому что я парень, и знаю, о чем говорю, потому что знаю, о чем думают парни, так как я один из них.
Вау.
Кип снова открывает рот, но я прерываю то, что он собирается сказать дальше:
— Когда речь заходит о парнях, конечно, но не о девушках. Ты такой же утонченный, как слон в посудной лавке.
— Если уж говорить начистоту, то мой размер действительно не делает мне никаких одолжений.
— Ах ты, бедный, бедняжка!
— Сарказм тебе не идет, Тэдди Джонсон. — Кип прищуривается и тычет ручкой в мою сторону. — Правило номер семь, — продолжает он. — Публичное проявление любви.
О господи! И когда, черт возьми, он узнал мою фамилию? Может быть, он искал меня в социальных сетях?
Я перевариваю мысль о том, что Кип Кармайкл выяснял обо мне информацию, и улыбаюсь по себя, эта мысль согревает мои внутренности.
— Ну и что с этим?
— Парни любят соревноваться. Если кто-то думает, что я интересуюсь тобой, то он, скорее всего, заинтересуется тобой.
Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала.
— Это просто глупо.
— Но и еще: это правда.
— Так к чему ты клонишь? — Я запихиваю в рот холодные яйца и жую, пока он объясняет.
— Если мне придется обнять тебя, ты не должна бить меня в живот. Ты должна позволить руке болтаться там.
Я удивленно приподнимаю бровь.
— И что с этой болтающейся рукой, куда она направится дальше?
Кип замолкает и пристально смотрит на меня.
— Не к твоей груди. Расслабься.
— Извини, но то, как ты это сказал, было жутко. Болтающаяся рука на моем плече? Гадость.
— Так что? — Кипу не терпится записать этот пункт. — Правило номер семь, ты хорошо с ним справляешься? Не будешь бить меня в живот?
— Я такая коротышка, что на твоем месте я бы беспокоилась не о животе. — И добавляю «ха-ха» в конец предложения для пущей убедительности.
— Тэдди, будь серьезной.
— Хорошо ли я справляюсь с прикосновениями от тебя? Конечно, почему бы и нет, черт возьми?
Я имею в виду, как часто он на самом деле собирается прикасаться ко мне? Наверное, никогда. И все же мой взгляд падает на его руки, на его большие мужские лапы. Они большие, на костяшках пальцев светлые волосы. Кип мозолистыми пальцами сжимает синюю ручку и строчит какие-то слова на салфетке.
— Отлично.
Когда он пишет: «Прикасаться можно, не трогая ее сиськи», я прикусываю язык.
— Никаких поцелуев, — добавляю я.
— Поцелуев? — Кип вскидывает голову, и в его голосе слышится явный ужас. — А зачем мне тебя целовать?
В его голосе звучит такой ужас, что я начинаю спотыкаться на каждом слове.
— Я... я сказала это только потому, что п-поцелуи — это п-публичное проявление любви. Я ничего такого не имела в виду.
— О.
Последовавшее за этим молчание становится очень напряженным. Лязг кастрюль и сковородок из кухни закусочной, официантка, принимающая заказы, и говорящие посетители — вот единственные звуки, которые я слышу.
— Я не хочу, чтобы ты целовал меня, Кип, черт возьми! — Мой взгляд падает на его волосатую верхнюю губу.
Фу, ещё чего!
Кип приоткрывает губы.
— Поверь мне, Тэдди, поцелуй с тобой не входит в это уравнение. Мой рот не будет приближаться к твоему лицу, так что можешь успокоиться.
Понятия не имею, было ли это оскорблением или нет.
— Понимаю, что тебе это неинтересно, но ты не должен так говорить. — Мое лицо краснеет, когда этот разговор становится все более и более неловким. — Забудь, что я сказала.
Кип хмыкает и кивает.
— Правило восемь.
— Ты хочешь продолжить?
Неужели? Потому что в моих парусах больше нет ветра.
— Да, давай закончим их, чтобы не волноваться об этом до следующего уик-энда.
ГЛАВА 6
ЧЕТВЕРТАЯ ПЯТНИЦА
Вечер, когда узнаю, что Сасквотч не терпит идиотов. То есть всех.
Кип
— Этот парень будет твоим бойфрендом — просто следуй моим правилам.
— Каким правилам? Правилам, которые мы придумали, чтобы держать тебя в узде, или тем, которые ты собираешься вытащить из своей задницы?
Она не верит в меня, абсолютно не верит.
— Тем, что я сейчас вытащу из своей задницы.
Тэдди скрещивает руки на идеальных сиськах, и они приподнимаются в низком вырезе ее черного топа с открытыми плечами. Он обтягивающий, заправлен в джинсы, на её ногах простые черные ботинки.
Сдержанно и сексуально, но никто здесь этого не заметит.
Не поймите меня неправильно, сегодня она выглядит довольно привлекательно, но все же немного скромно. Девушке в таком наряде требуется ужин, выпивка и долгосрочные обязательства, прежде чем она позволит вам её трахнуть. Хотя Тэдди явно приложила усилия направленные на противоположное, и очевидно пыталась выглядеть сексуально.
— По крайней мере, ты честен.
— Это моя единственная добродетель, — признаюсь я, ставя на стол красный стаканчик, который мне вручили сегодня вечером при входе в дом.
Если я собираюсь играть роль свахи — поправка: если я собираюсь быть ее волосатым феем-крестным, — мне нужно будет смотреть на все это трезво.
Если вы думали, что идиоты, которые жили и веселились здесь, были раздражающими трезвыми, представьте себе, как они раздражают, когда они пьяны. Хотя их было бы легче терпеть, если бы я напился до чертиков вместе с ними.
В половине случаев мне хочется ударить кулаком прямо в лицо большинству этих безмозглых идиотов, поэтому мне нужна вся трезвость и сдержанность, на которые я способен.
Не могу поверить, что пытаюсь свести Тэдди с одним из этих придурков; это так паршиво с моей стороны, зная то, что я знаю о них. Возьмем, к примеру, Бена Солтера — этот мерзавец почти завалил половину своих занятий, но смог удержаться только благодаря тому, что переспал с ассистентами профессоров. С любым, кто был заинтересован.
Мужчина или женщина, не важно.
А Дерек Лоусон? В прошлом году он принимал лекарства от различных ЗППП, которые, как он утверждал, возникли из-за общественных унитазов. Ну, да. Конечно.
Еще два избалованных, напыщенных детей трастового фонда.
Конечно, технически я тоже один из них, но я не собираюсь выставлять напоказ деньги моих родителей, афишируя их, как маленький засранец. Мои родители, может быть, и богаты, но я не полный мудак.
Только в некоторых случаях.
— Что ты думаешь о моем наряде? — спрашивает меня Тэдди.
— Сойдет.
— Просто сойдет? Мне пришлось одолжить эту рубашку и эти ботинки у моей подруги Тессы — у меня нет ничего, что показывает кожу.
— Да, сойдет.
— Ого, хорошо. Спасибо за вотум доверия. Я думала, что выгляжу очень мило.
— Расслабься.
— Какого черта, Кип? Ты же знаешь, что я не очень хороша в этом деле, и ты сказал, что скажешь мне, если мой наряд будет дерьмовым.
— Это не дерьмово, ты выглядишь очень мило.
Теперь ее руки уперты в бедра, и она смотрит на меня, раскрасневшаяся и недовольная, с глубокими морщинами между бровями.
— Без разницы. Мы можем просто покончить с этим, чтобы я могла вернуться домой?
— Не будь такой трусихой, Тэдди.
— Знаешь что? Сегодня я приложила много усилий, а ты... это ранило мои чувства.
— И что я сделал?
— Господи, ну почему ты такой невежественный? — Она вскидывает руки, чувствуя себя побежденной. — Когда я спросила, как выгляжу, ты ответил: «сойдет». Это было так чертовски подло.
— Эй, не расстраивайся. Я тебя там почти не вижу, коротышка. Это вообще платье или рубашка? Я не вижу низ.
— Заткнись. — Она смягчается, поддаваясь смеху.
— Серьезно, Тэдди, ты действительно выглядишь очень мило. Не слушай меня. Я же засранец, помнишь?
— Да, ты — засранец.
— Ты не должна была соглашаться со мной.
— Соглашаться с тобой не входит в наши правила
— Правило одиннадцать…
Тэдди
— Ты стоишь над душой.
Кип приклеился к моей заднице с тех пор, как я приехала сюда, ворча и фыркая во время каждого разговора, который я пыталась завести.
— Вовсе нет.
— О боже, Кип, да, это так. Кто будет говорить со мной, когда ты следишь за мной, как надсмотрщик? Это странно. Мы оговорили «три фута», но не мог бы ты уйти?
Он не отходил от меня всю ночь, и определенно подошел ближе, чем положено по заранее согласованной записи. Я буквально чувствую тепло его тела на своей спине.
— Тебе вовсе не обязательно беситься из-за этого. Я пытаюсь помочь.
— И чем же мне поможет слежка? Ты отпугиваешь людей — и не только девушек. Никто не хочет со мной разговаривать.
— Заткнись, я никого не отпугиваю, Тайлер Уитли без проблем подошел.
Я фыркаю, скрещивая руки на груди.
— Чтобы поговорить с тобой. Ты такой огромный. Никто даже не замечает, что я здесь, внизу.
— Я заметил, что ты там, внизу.
— Да, да, да, ты не в счет.
Я ловлю его долгий вздох.
— Знаешь, я ведь вижу, что у тебя под рубашкой. Конечно, я буду ходить за тобой по всей комнате. Это неплохой вид.
Он может заглянуть мне под рубашку?
— Почему ты не сказал мне об этом раньше?
— Тэдди, я вижу, что у всех под рубашкой — не похоже, чтобы твои сиськи были единственным шоу в городе сегодня вечером.
— Я не знаю, что на это ответить. — Я смотрю вниз на свою грудь, на тусклую ложбинку, выглядывающую из-под скромного декольте. — У меня почти не видно кожи.