«К концу ты стал играть хуже», – задумчиво глядя на доску, примерно поровну разделенную на белую и черную половины, пробормотала Туон. Он готов был отдать все что угодно, лишь бы она не связала момент, когда он стал играть хуже с темой их беседы. Беседа с ней напоминала прогулку по краю пропасти. Одна ошибка, и Мэт Коутон будет таким же мертвым, как прошлогодняя баранина. Но ему все равно придется дойти до конца. У него не было никакого проклятого выбора. О, ему это даже нравилось. По-своему. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше возможности запомнить это личико в форме сердечка, так, что он может воспроизвести его черты в любой момент, лишь прикрыв на мгновение глаза. Но на пути его всегда поджидали предательские камни, которые он почти нащупал.
Уже несколько дней после памятного букетика шелковых цветов он не дарил ей никаких подарков, и решил, что уже начал замечать признаки разочарования, когда являлся к ней с пустыми руками. Тогда, через четыре дня после отъезда из Джурадора, едва солнце поднялось из-за горизонта, он вывел ее и Селюсию из фиолетового фургона. Что ж, ему нужна была только Туон, но Селюсия видимо думала, что она ее тень, и пресекала все попытки их разлучить. Однажды он отметил этот факт, представив все как шутку, но женщины продолжили разговор, словно ничего не слышали. Что ему хорошо было известно о Туон, это то, что ей нравились шутки, но порой ему казалось, что у нее совсем отсутствует чувство юмора. Селюсия закуталась в зеленый шерстяной плащ, оставив на виду только красный шарф на голове. Она подозрительно косилась в его сторону, но, впрочем, она так поступала всегда. Туон, кажется, никогда не беспокоилась о своей прическе, но все же ее короткие волосы не так бросались в глаза под капюшоном ее голубого плаща.
|
|
«Драгоценная, закрой глаза», – сказал он. – «У меня для тебя есть сюрприз».
«Обожаю сюрпризы», – ответила она, подняв руки к глазам. На мгновение на ее лице промелькнула улыбка, но только на мгновение. – «Некоторые сюрпризы, Игрушка». – Звучало похоже на предупреждение. Селюсия застыла за ее спиной, и хотя грудастая дамочка выглядела полностью расслабленной, ему она показалось похожей на кошку, изготовившуюся к прыжку. Похоже, ей сюрпризы не нравились вовсе.
«Жди тут», – предупредил он и метнулся за фургон. Возвращался он ведя под уздцы Типуна и бритву. Кобыла шла легко, подскакивая в предвкушении выездки. – «Теперь можно. Я подумал, что тебе нравится ездить верхом». – В их распоряжении было много часов, сейчас цирк не проявлял ни малейших признаков жизни. Только над парой фургонов из труб поднимался дым. – «Она – твоя», – добавил он и застыл, так как слова чуть не застряли в его горле.
В этот раз это случилось вне всякого сомнения. Едва он сказал, что лошадь ее, кости в голове внезапно стали стучать тише. Они не замедлялись, в этом он был уверен. Просто ему показалось, что изначально перекатывающихся костей было на один набор больше. Один остановился после его сделки с Алудрой, следующий в миг, когда он подарил лошадь Туон. Странно другое – что рокового в том, что он подарил ей лошадь? И, о, Свет! Теперь ему придется волноваться о том, сколько еще наборов костей осталось перекатываться в его голове? Сколько еще роковых мгновений его поджидает, готовых выскользнуть из-под ноги, чтобы сбросить его в пропасть?
|
|
Туон немедленно направилась к бритве, и так же как и он внимательно осмотрела ее с ног до головы, все время улыбаясь. В конце концов, она и в самом деле тренировала лошадей ради удовольствия. Лошадей и дамани, помоги ему Свет. Селюсия в это время с невозмутимым видом внимательно изучала его. Это из-за лошади или потому что он застыл столбом?
«Это – бритва», – сказал он, погладив Типуна по носу. Мерин был хорошо вышколен, но рвение бритвы, похоже, раззадорило и его. – «Чистокровная доманийская бритва, и вряд ли вы сможете увидеть вторую такую же за пределами Арад Домана. Как ты ее назовешь?»
«Плохая примета называть лошадь до того как проедешь на ней верхом», – ответила Туон, взяв поводья. Она вся сияла. – «Это прекрасное животное, Игрушка. Замечательный подарок. Либо у тебя хороший глаз, либо тебе очень повезло».
«У меня хороший глаз, Драгоценная», – ответил он осторожно. Она казалась очень довольной.
«Как скажешь. А где лошадь Селюсии?»
Мда. Что ж, попытаться все же стоило. Умный всегда предвидит возможность неудачной ставки, поэтому он свистнул, и Метвин вывел оседланного чубарого. Мэт сделал вид, что не заметил широкой усмешки Краснорукого. Светлокожий кайриенец был с самого начала уверен, что ему не удастся избавиться от Селюсии, но не стоило так лыбиться по этому поводу. Мэт решил, что десятилетний мерин достаточно спокойный для Селюсии – судя по воспоминаниям горничные редко были отличными наездницами – но женщина осмотрела лошадь почти столь же внимательно, как Туон. И когда она закончила, по брошенному на него взгляду Мэт понял, что во время поездки она не создаст проблем, но она находит лошадь не достаточно резкой. Женщины способны многое вложить в один единственный взгляд.
|
|
Выбравшись за пределы лагеря, Туон некоторое время вела бритву шагом по дороге, затем перешла на рысь, затем в кентер. Дорога здесь представляла собой укатанную желтоватую глину с вкраплениями древней брусчатки. Никаких проблем для хорошо подкованной лошади, а он убедился, что бритва была хорошо подкована. Мэт старался держаться рядом с Туон, как никогда прежде получая удовольствие от ее улыбки. Когда Туон была рада, то о существовании сурового судьи можно было забыть. Ее лицо лучилось чистым счастьем. Но его попытка погреться в лучах ее счастья была не долгой, так как Селюсия на мерине втиснулась между ними, и судя по косым взглядам в ее сторону и легкой улыбке на губах, она сполна насладилась своей проделкой.
Сперва вся дорога была в их распоряжении, если не считать пары телег, но через некоторое время навстречу им показался караван Лудильщиков – колонна медленно тянущихся с противоположной стороны дороги аляповато размалеванных фургонов, сопровождаемых громадными псами. Эти собаки были единственной реальной защитой Лудильщиков. Возница головного фургона такого ярко-красного цвета, как кафтан Люка, который был обведен желтой полосой и с огромными желтыми и зелеными колесами по бортам, привстал, вглядываясь в сторону Мэта, затем сел на место, и что-то сказал сидевшей рядом женщине, несомненно, успокоенный присутствием с Мэтом двух женщин. Осторожность по необходимости была в крови у Лудильщиков. Весь караван развернул бы лошадей и сбежал бы от единственного мужчины, если он представлял для них опасность.
Мэт кивнул ему, когда поравнялся с первым фургоном. Худой поседевший мужчина был в ярко-зеленом в тон колесам кафтане с высоким воротником, а на его жене было платье сшитое из ткани всех оттенков голубого, которому позавидовал бы любой актер цирка. Мужчина поднял руку чтобы помахать…
И внезапно Туон развернула бритву и с развевающимся за спиной плащом галопом рванула в чащу леса. Спустя миг Селюсия припустила за ней. Сорвав с головы шляпу чтобы ее не потерять, Мэт, пришпорив Типуна, бросился следом. Со стороны фургонов послышались крики, но он не обратил на них внимания. Он сосредоточился на Туон. Хотелось бы ему знать, что она задумала. Это определенно не являлось бегством. Вероятно, она просто хотела заставить его рвать на себе волосы. Если так, то она почти преуспела.
Типун довольно быстро нагнал чубарого и оставил хмурую Селюсию, настегивающую мерина, позади. Но Туон и бритва были впереди, устремившись туда, где равнина переходила в холмы. Из под копыт животных разлетались птицы, стайки серых голубей и пестрых рябчиков, или коричневых хохлатых куропаток. Все чего сейчас недоставало для беды, это чтобы они напугали ее лошадь. Даже хорошо обученная лошадь может оступиться и упасть, если прямо у нее из-под носа выпорхнет куропатка. Но что было хуже всего, Туон гнала как сумасшедшая, ничуть не замедляясь, просто отклонившись в сторону оттуда, где сквозь поваленные давнишней бурей стволы деревьев прорастал подлесок, словно знала дорогу заранее. Ему тоже пришлось гнать как сумасшедшему чтобы удержаться за ней, хотя он вздрагивал всякий раз, заставляя Типуна перепрыгивать через поваленные деревья. Некоторые стволы были почти с него ростом. Он пришпоривал Типуна, хотя знал, что мерин бежит на пределе своих сил. Слишком хорошо он выбирал эту проклятую лошадь. Так они и гнали сквозь лес все выше и выше.
Также внезапно как начала эту бешеную скачку, также внезапно Туон натянула поводья почти в миле от дороги. Деревья вокруг были старыми, и между стволами было просторно. Черные сосны в сорок шагов высотой и могучие дубы с мощными ветками, изогнувшимися до земли. Из пня одного такого дуба можно было сделать стол, за которым свободно расселась бы дюжина гостей. Валуны и камни были опутаны толстым слоем мха и вьюна, но, куда ни кинь взгляд, это было единственным подобием растительности. Дубы таких размеров убивали весь подлесок под собой.
«Твоя лошадь лучше, чем можно было бы сказать с первого взгляда», – заявила глупая женщина, потрепав его лошадь по шее, когда он подъехал к ней. О, она выглядела как сама невинность! – «Возможно, у тебя и в самом деле хороший глаз». – Капюшон плаща слетел на спину, и стало хорошо видно ее шапку коротких черных блестевших как шелк волос. Он подавил в себе желание их погладить.
«Чтоб я сгорел, вместе со своим хорошим глазом», – прорычал он, нахлобучивая шляпу. Он знал, что ему нужно было вести себя как ни в чем ни бывало, но не смог избавиться от грубости в голосе. – «Ты всегда скачешь как сведенная с ума луной идиотка? Ты могла свернуть своей кобыле шею еще до того как дала бы ей имя. Хуже того, ты себе могла свернуть шею, а я обещал доставить тебя живой и невредимой домой, и намерен сдержать свое обещание. Если ты собираешься продолжать рисковать своей жизнью при каждом выезде, то я не разрешу тебе ездить верхом». – Он тут же пожалел о сорвавшихся с языка словах, но было поздно.
Мужчина бы рассмеялся от подобных угроз, если повезет, решив, что это шутка, однако женщина… Теперь все, что ему оставалось, это ждать взрыва. Он предполагал, что ночные цветы Алудры побледнеют по сравнению с тем, что его ждет.
Она подняла капюшон и молча поправила волосы на голове. Потом посмотрела на него, изучающе, наклонив голову сперва в одну сторону, потов в другую. Наконец, она кивнула самой себе: «Я назову ее Акейн. Это значит – ласточка».
Мэт моргнул. И все? Никакой реакции? – «Я знаю. Хорошее имя, подходящее». – Что теперь? Женщина почти всегда поступала наперекор его ожиданиям.
«Как называется это место, Игрушка?» – спросила она, хмуро оглядев деревья. – «Или лучше сказать, как называлось? Ты знаешь?»
Что она имела в виду? Это проклятый лес! – вот, как это называется. Но, внезапно, он увидел, что огромный валун прямо перед ним, почти полностью скрытый под вьюном напоминает громадную голову, покосившуюся набок. Женскую голову, если присмотреться по внимательнее – эти выветрившееся следы в прическе, видимо когда-то, обозначали драгоценности. Статуя, которой принадлежала эта голова должна была быть огромной. Из земли торчал только кусок с макушки и глаза в спан высотой. И этот большой белый камень торчавший между корней дуба был частью витой колонны. И повсюду вокруг были видны куски колонн и громадных обработанных камней, которые когда-то были частью какой-то гигантской постройки, а рядом торчал кусок в два спана длиной, напоминавший наполовину скрытый под землей каменный меч. Однако, много где можно отыскать древние руины, и не каждая Айз Седай скажет, что там было раньше. Он уже открыл было рот, чтобы сказать, что не знает, но тут он сквозь деревья заметил стоящие в ряд три высоких холма приблизительно в миле впереди. На среднем из них на вершине имелась расселина, словно ее раскололи клином, а у того, что левее их было две. Он знал это место. Невозможно, чтобы где-то в другом месте нашли еще три таких же холма.
Эти холмы назывались Танцорами, а место – Лондарен Кор. Здесь была столица Эхарона. Дорога у него за спиной была вымощена приблизительно в тоже время и проходила прямо через центр города, который тянулся на несколько миль. Говорили, что в Лондарен Кор теже каменщики Огир, которые строили Тар Валон, превзошли самих себя, доведя стиль до совершенства. Но так было всегда, жители любого построенного Огир города утверждали, что их город прекраснее Тар Валона, и что тот служил отправной точкой для их архитектурного стиля. У него сохранилось много воспоминаний о городе, о балах во Дворце Луны, о пьянках с солдатами в тавернах, в которых танцевали танцовщицы в вуалях, о Процессии Флейт во время Освящения Мечей, но что странно, у него были и другие воспоминания об этих холмах – уже спустя пятьсот лет после того, как троллоки не оставили от Лондарен Кор камня на камне, а Эхарон погиб в реках крови и пожарах. Зачем Неревану и Эсандаре вздумалось тогда вторгаться в Шиоту, которой принадлежала эта земля, он не знал. Его воспоминания были отрывочными, охватывали большие куски истории, но полны пробелов. Он понятия не имел, почему холмы были названы Танцорами, и что подразумевалось под Освящением Мечей, но не забыл, что был лордом Эсандары, когда среди этих руин разгорелась битва, и эти холмы как раз попали в поле его зрения, когда в его горло вонзилась стрела. Должно быть, он упал, захлебываясь собственной кровью, совсем неподалеку, где-то в полмили, от того места, где сейчас сидел в седле Типуна.
«Свет. Ненавижу вспоминать о собственной гибели», – подумал он, и эта мысль раскаленным углем пронзила мозг. Уголек, который разгорался все ярче и ярче. Он помнил все эти смерти, не одну, а очень многие. Он-помнил-как-умирал.
«Игрушка, тебе плохо?» – Туон подъехала ближе и вглядывалась в его лицо. Ее большие глаза были наполнены беспокойством. – «Ты стал бледнее луны».
«Я в порядке, как ключевая вода», – пробормотал он. Она была очень близко. Если бы он наклонил голову, то легко мог ее поцеловать, но он не шелохнулся. Он не мог. Он размышлял так яростно, что на движения сил уже не оставалось. Каким-то образом, Свет знает каким, Илфинн собрали все эти воспоминания, которые запихнули в его голову, но как им удалось собрать воспоминания погибших? Эти люди погибли в этом мире – мире людей. Он был уверен, что они никогда не выходили из тер’ангриала в виде искривленного дверного проема на эту сторону, даже на пару минут. То, что случилось с ним ему очень не нравилось. Возможно, они создавали своего рода связь со всеми, кто когда-либо входил в тер’ангриал, что позволяло им сохранять все воспоминания человека до последнего мгновения его смерти. В некоторых своих воспоминаниях он помнил себя пожилым и седым, в других был на пару лет постарше, чем сейчас, но никогда не помнил ни детства, ни юношества. Что было довольно странно, если они набили его голову случайными обрывками чужих воспоминаний, которые им были больше не нужны или бесполезны? У них должны были быть причины, чтобы собрать их в одну кучу и выдать ему. Нет, он просто пытается отвертеться от ответа, куда его это ведет. Чтоб ему сгореть, проклятые лисицы засели прямо в его голове! Выходит так. Это единственное объяснение, которое имело какой-то смысл.
«Похоже, тебя мутит», – с легкой гримасой Туон отвела бритву подальше. – «У кого в труппе есть травы? Я немного в них разбираюсь».
«Говорю тебе – я в полном порядке», – на самом деле, его действительно выворачивало наизнанку. Лисы в голове это в тысячу раз хуже, чем кости, как бы те не грохотали. Интересно, Илфинн могут видеть сквозь его глаза? Он сомневался, что кто-либо из Айз Седай смогли бы ему помочь, даже если он им доверится и снимет медальон с лисьей головой. Ничего не поделаешь. Придется смириться и продолжать с этим жить. Он мысленно застонал.
На полном скаку к ним подлетела Селюсия, быстро обглядев его и Туон, словно соображая, что они тут делали, пока оставались наедине. Догоняя их, она задержалась, предоставив им немного времени. Что ж, это обнадеживало. – «В следующий раз ты поедешь на этом кротком животном, а я – на твоем мерине», – сказала она Мэту. – «Верховная Леди, люди из тех фургонов последовали за нами с собаками. Они идут пешком, но скоро будут здесь. Собаки не лаяли».
«Значит, это обученные сторожевые псы», – заключила Туон, подобрав поводья. – «Верхом мы легко от них уйдем».
«В этом нет необходимости, и смысла», – заметил Мэт. Этого следовало ожидать. – «Эти люди – Лудильщики, Туата’ан. Они ни для кого не представляют никакой угрозы. Они не стали бы сражаться, даже если бы от этого зависела их собственная жизнь. И это не преувеличение, а истинная правда. Но они видели как вы рванули от меня прочь, и им показалось, что вы убегаете, а я вас преследую. Теперь, когда собаки взяли наш след, Лудильщики, если потребуется, дойдут до самого цирка, чтобы удостовериться, что вас обоих не похитили или как-то вам навредили. Нужно идти навстречу, чтобы избежать неприятностей и сэкономить время». – Он думал не о времени Лудильщиков. Люка ничуть не побеспокоила бы задержка отъезда из-за каких-то Лудильщиков, а вот его – да.
Селюсия нахмурилась и посмотрела на него с негодованием, ее пальцы бешено замелькали. – «Игрушка сегодня раскомандовался, Селюсия. Я позволяю ему немного покомандовать, чтобы увидеть, как это у него получается». – Вот проклятье!
Они на рысях отправились обратно, на сей раз объезжая по пути поваленные деревья, хотя время от времени Туон брала поводья, словно хотела перемахнуть через преграду, но затем хитро улыбалась Мэту. Они ехали не долго, когда им на встречу из-за деревьев следом за парящими над землей, словно огромные бабочки, псами вышли Лудильщики – около пяти десятков мужчин и женщин в разноцветной одежде странных сочетаний. На мужчинах могли быть полосатый кафтан в красную и синюю полоску и желтые мешковатые штаны, заправленные в сапоги до колен, или фиолетовая куртка с такими же штанами, или хуже. На некоторых женщинах были платья с таким количеством цветных полос, сколько было на свете цветов, и даже таких оттенков, о существовании которых Мэт и не подозревал. А на других были блузы с юбками в столь же диких сочетаниях, как кафтаны и штаны у мужчин. У большей части их имелись шали, что также добавляло толпе пестроты. Все, кроме седого мужчины, который управлял головным фургоном, были средних лет. Должно быть это был Ищущий, предводитель каравана. Мэт спешился, спустя мгновение Туон и Селюсия последовали его примеру.
Лудильщики остановились, отозвав собак. Псы прижались к земле, вывалив языки, и люди стали медленно приближаться. Ни у кого не было ничего даже отдаленно напоминавшее палку, и хотя у Мэта на первый взгляд не было никакого оружия, они очень осторожно к нему присматривались. Мужчины собирались перед ним, а женщины окружили Туон и Селюсию. В этом не было никакой угрозы, просто их разделили, чтобы Лудильщицы могли расспросить женщин. Внезапно ему в голову пришла мысль, что Туон может счесть это прекрасной игрой и заявить, что он ей надоедал. И они с Селюсией смогут уехать, пока он будет разбираться с Лудильщиками, которые обступили его так плотно, что он не смог бы забраться в седло Типуна. Они вроде ничего не делали, но если он не будет пробиваться наружу силой, то они смогли бы продержать его в течение пары часов, чтобы дать возможность женщинам «убежать».
Седой поклонился, прижав сложенные руки к груди. – «Мир вам и вашим спутникам, милорд. Простите, если мы вмешиваемся, но мы боялись, что наши собаки могли напугать лошадей ваших леди».
Мэт ответил таким же поклоном. – «Вечный мир вам и вашим Людям, Ищущий. Лошади леди не испугались. Женщины… время от времени бывают импульсивными». – О чем беседовали женщины? Он пытался услышать, но их голоса сливались в единый тихий гомон.
«Милорду что-то известно о Людях?» – Ищущий был удивлен и имел на то полное право. Туата’ан держались обособленно и избегали поселений крупнее средних размеров деревни. И они редко сталкивались с кем-нибудь, носящим шелковый кафтан.
«Немного, – ответил Мэт. Очень немного. В его воспоминаниях он встречался с Лудильщиками, но сам никогда не разговаривал с ними прежде. О чем же беседовали женщины? – «Вы не ответите на вопрос? За последние несколько дней я встретил больше ваших караванов, чем можно представить, и все они направлялись в Эбу Дар. В чем причина?»
Мужчина заколебался, покосившись в сторону женщин. Они увлеченно болтали, и он должно быть тоже удивлялся, почему их беседа так затянулась. В конце концов, чтобы ответить да, я нуждаюсь в помощи или нет, требуется всего несколько мгновений. – «Все из-за этих людей – Шончан, милорд», – сказал он наконец. – «Среди Людей прошел слух, что там, где правят Шончан, там правосудие одинаково для всех. В иных же местах… Вы понимаете, милорд?»
Мэт понял. Как и актеры, Лудильщики повсюду были чужаками, и что хуже, чужаками с незаслуженно плохой репутацией воров, хотя воровали они не чаще, чем кто-либо другой, и с заслуженной репутацией сманивающих молодежь присоединиться к ним. А вершиной всего было то, что Лудильщики были не в состоянии оказать сопротивление, если кто-то хотел их ограбить или прогнать. – «Будь осторожен, Ищущий. У их защиты высокая цена, а некоторые законы довольно жестоки. Знаешь, как они поступают с женщинами способными направлять?»
«Спасибо за предупреждение, милорд», – спокойно ответил мужчина, – «но среди нас немногие женщины начинают направлять, а если начинают, то мы как обычно отправляем их в Тар Валон».
Внезапно, женщины захохотали, гром и молния! Ищущий явно расслабился. Если женщины смеются, значит Мэт не убийца и насильник, и не станет прорываться сквозь его людей чтобы скрыться. Что касается Мэта, то он нахмурился. Этот смех ему почему-то не понравился.
Лудильщики ушли после долгих извинений со стороны Ищущего за беспокойство, а их женщины продолжали оглядываться назад и хихикать, прикрыв рты ладошками. Мужчины пытались выведать у них причину их веселья, но те лишь качали головами. И снова оглядывались назад, улыбаясь.
«Что вы им наговорили?» – кисло поинтересовался Мэт.
«О, это – не твое дело, не так ли, Игрушка?» – ответила Туон, а Селюсия рассмеялась. О, она чуть не задыхалась от проклятого хохота. Он решил, что лучше ему не знать. Женщины очень любят втыкать свои шпильки в мужчин.
Глава 9
Короткий путь
Конечно, Туон и Селюсия были не единственными женщинами, от которых у Мэта были одни неприятности. Порой ему казалось, что все его неприятности были из-за женщин, которые оставались для него загадкой, несмотря на то, что он все время пытался в них разобраться. Даже Эгинин внесла свою печальную лепту, хотя и меньшую, по сравнению с остальными.
«Я была права. Ты действительно думаешь, что сможешь на ней жениться», – растягивая слова, заявила она в ответ на его просьбу о помощи с Туон. Она и Домон, обнявшись, сидели на ступеньках фургона. Из трубки Домона поднималась струйка дыма. Было примерно середина утра прекрасного дня, и хотя стайка облачков намекала на возможность дождя чуть позже днем, артисты собирались на представление для жителей четырех небольших деревень, которые вместе приблизительно равнялись Рунниенскому Переезду. У Мэта не было никакого желания отправляться посмотреть. О, ему нравилось глядеть на представление акробатов, а особенно акробаток, но когда смотришь на жонглеров и пожирателей огня и прочих каждый день, даже на Майору с ее леопардами, то они становятся, ну, менее интересными, что ли, или даже обыденными. – «Не важно, что я думаю, Эгинин. Ты можешь рассказать все, что тебе о ней известно? Пытаться выведать что-либо у нее больше похоже на ловлю кролика голыми руками в колючем кустарнике и с завязанными глазами».
«Мое имя – Лильвин, Коутон. Не забудь на будущее», – сказала она тоном, больше подходящем для отдачи приказов на корабельной палубе. Ее глаза были похожи на два голубых молота. – «Зачем мне тебе помогать? Ты слишком высоко замахнулся – крот, мечтающий о солнце. Тебя казнят просто за одно упоминание желания на ней жениться. Это отвратительно. Кроме того, я теперь вне этого. Или, точнее, все теперь вне меня». – добавила она горько. Домон обнял ее одной рукой.
«Ну если тебя теперь это не касается, то почему ты так беспокоишься о том, что это отвратительно и что я собираюсь на ней жениться?» – Вот так. Теперь все сказано предельно ясно. Частично, по крайней мере.
Домон вытащил трубку изо рта и выдохнул кольцо дыма в лицо Мэта. – «Если она не желает тебе помогать, то оставь ее в покое». – Он выдал это таким же тоном капитана корабля.
Эгинин что-то пробормотала себе под нос. Кажется, она спорила сама с собой. Наконец, она покачала головой. – «Нет, Бэйл. Он прав. Если я плыву по течению, то мне нужно найти новое судно и новый курс. Я никогда не смогу вернуться в Шончан, поэтому надо обрубить концы и жить дальше».
Все, что ей было известно, было главным образом сплетни о Императорском семействе. Кажется, их жизнь была отгорожена от остальных высокой стеной, даже когда они выходили в свет, и за ее пределы вырывался лишь тихий шепот, но и этого было достаточно, чтобы у Мэта волосы встали дыбом. У его суженной были убиты брат и сестра? Что ж это за семейка такая, что родственники убивают друг дружку? Да хотя бы Благородные Шончан и их Императорская семья для начала. Половина ее родных была мертва – большинство убито, а возможно и все. Кое-что из того, что Эгинин-Лильвин рассказала было общеизвестно у Шончан, но это едва ли успокаивало. Туон с младенчества поднаторела в интригах, отлично умела обращаться с оружием и бороться голыми руками, и несмотря на серьезную охрану была готова защищать свою жизнь самостоятельно. Все Благородные были прирожденными лицемерами, умевшими скрывать свои намерения и амбиции. Перевес во власти среди Благородных постоянно смещался от одного к другому. Кто-то взлетал вверх, другой опускался вниз, и в Императорском семействе этот танец был только быстрее и опаснее. Императрица – при этом слове она добавила «Пусть живет она вечно» и оборвалась на полуслове перед тем, как продолжить. Императрица родила много детей, так как это был ее долг и так поступала каждая Императрица, чтобы среди тех, кто выживет остался самый сильный, тот и будет новым правителем после ее смерти. Это исключало возможность того, что на Хрустальный Трон поднимется кто-нибудь глупый или полный дурак. А Туон считали совсем не глупой. О, Свет! Женщина, предназначенная ему в жены, хуже чем Айз Седай и Страж вместе взятые! И, возможно, столь же опасна.
Он беседовал с Эгинин еще пару раз, пытаясь узнать как можно больше, при этом был достаточно осторожен и в лицо называл ее Лильвин, чтобы она не бросилась на него с ножом, но продолжал думать о ней как о Эгинин, но ее знание о Благородных было в основном поверхностным, а об Имперском дворе – по ее собственному замечанию – не намного лучше, чем у уличного пострела в Синдаре. В тот же день, что он подарил бритву Туон, он как раз проезжал рядом с фургоном Эгинин просто поболтать без всякой надежды узнать нечто новое. Перед этим он пытался сопровождать Туон и Селюсию, но они продолжали искоса на него поглядывать, переглядываться и хихикать. Над тем, что они наговорили Лудильщицам, без всякого сомнения. Никто кроме него не смог бы выдержать дольше.
«Умный ход, подарить эту кобылу», – сказала Эгинин, свешиваясь с козел фургона и оглядывая колонну. Домон был занят вожжами. Порой она пыталась сама, но править упряжкой было не ее призванием, не то, что кораблем. – «Как ты догадался?»
«О чем?» – переспросил он.
Она выпрямилась и поправила парик. Он понятия не имел, зачем она продолжает его носить. Ее собственные волосы были еще коротки, но не короче, чем у Селюсии. – «О придворных подарках. У Благородных так заведено, что если ты ухаживаешь за кем-то, кто выше тебя по положению, то необходимо подарить нечто необычное или очень редкое. А еще лучше, если тебе при этом удастся угадать с подарком и подарить что-то, что нравится другой стороне. А всем известно, что Верховная Леди обожает лошадей. И хорошо, что ты понимаешь, что ты ей не ровня. Пойми, все твои усилия напрасны. Я не понимаю, почему она до сих пор здесь, особенно после того, как ты перестал ее охранять, но ты же не думаешь, что она на самом деле произнесет свои слова. Она выйдет замуж во имя пользы Империи, а не потому, что какой-то бездельник вроде тебя подарил ей лошадь или обворожительно улыбался».
Мэт сжал челюсти, лишь бы не выругаться. Он понимает, что неровня? Не удивительно, что проклятые кости остановились. Теперь Туон позволит ему позабыть об этом только после дождичка в четверг. К гадалке не ходи.
И если Лильвин проклятая Шиплесс доставила ему несколько неприятных минут, то Айз Седай показали себя во всей красе. Айз Седай это умеют как никто другой. Он уже даже не ругал их за то, что они открыто шлялись по всем деревушкам и городкам, в которые они заезжали по пути, расспрашивая и делая еще Свет знает что. У него не было выбора, так как он не мог им помешать. Они заверили его, что будут осторожны, по крайней мере Теслин и Эдесина. Джолин же заявила, что глупо бояться за Айз Седай, так как они способны сами о себе позаботиться, да и вряд ли кто-то узнает, кто они на самом деле. Испытывая недостаток средств они вместо шелка купили в Джурадоре хорошей шерсти, и для них портнихи потрудились на славу, как и за золотые Мэта, поэтому они теперь могли гулять в хороших нарядах словно состоятельные купчихи с самоуверенным видом как прирожденные дворянки. Ни одна из них не могла пройти и пяти шагов без того чтобы окружающий мир начал обращать на нее внимание. А такие женщины, ведущие себя подобным образом, путешествующие вместе со странствующей труппой обязательно вызовут разные разговоры. Джолин хотя бы сняла свое кольцо Великого Змея. Две другие оставили свои на память Шончан. Если бы Мэт увидел эту штуку на руке Джолин, он бы разрыдался.