Улыбка далась с трудом. – «Не думаю, что слышал хотя бы об одной из них». – Беззаботность в голосе тоже потребовала усилий. Случайно ли она упомянула о змеях, дающих правдивые ответы, ведь Элфинн напоминали именно их, и о лисицах, крадущих человеческую кожу? Он был уверен, что Илфинн так и делали, и изготавливали из нее одежду. Но при упоминании Старого Хоба он едва не вздрогнул. С другой стороны, это могло произойти из-за искажающего воздействия на мир та’верена. Конечно, она не знала ничего о нем, да и о змеях с лисицами. В Шандалле, краю, где родился Артур Ястребиное Крыло, Старым Хобом [[1]] или Хобом-Пугалом называли Темного. И Элфинн, и Илфинн вполне заслуживали того, чтобы их связывали с Темным, однако он не хотел даже думать о том, что он сам связан с проклятыми лисицами. И со змеями тоже? Этого предположения достаточно, чтобы вызвать тошноту.
Все же это была приятная поездка. Взошедшее солнце припекало, хотя день нельзя было назвать теплым. Он жонглировал шестью цветными деревянными шариками, а Туон смеялась и хлопала изо всех сил в ладоши. Его ловкость впечатлила даже жонглера, у которого он купил эти шарики. Что ж, жонглировать верхом было действительно труднее. Он рассказал несколько шуток, вызвавших ее смех, а одна – оживленный обмен мнением с Селюсией с помощью пальцев. Возможно, шутки про служанок из таверн ей были не по вкусу. Она не была такой уж сальной. Он же не дурак. Но ему нравилось ее смешить. У нее был волшебный смех: глубокий, теплый и искренний. Они беседовали о лошадях и спорили о методах дрессировки строптивых животных. В этой хорошенькой головке содержались довольно странные идеи, например, что успокоить капризную лошадь можно укусив за ухо! Это было все равно, что раздувать костер, чтобы его затушить. И она никогда не слышала о том, что успокоить лошадь можно, тихонько напевая, и не верила, что этому его научил отец, блестяще продемонстрировав на практике.
|
|
«Ну, едва ли я смогу показать это без взбесившейся лошади, правда?» – заявил он. Она снова выпучила глаза. И Селюсия тоже.
Тем не менее, в их споре не было ни гнева, ни раздражения, одно воодушевление. В Туон было столько воодушевления, что казалось просто невероятно, как все это умещается в столь крохотной девушке. Когда она вдруг замолкала, это омрачало день сильнее, чем все змеи и лисицы вместе взятые. Они были далеко, и с этим ничего не поделаешь. Она же была рядом с ним, и у него было важное дело, связанное с ней. Она никогда не упоминала о трех своих сестрах и том, что с ними случилось. Она не заводила разговор о его тер’ангриале, или о том, что плетения, которые она заставила сплести Теслин и Джолин распались, коснувшись него. Предыдущая ночь казалась сном.
Сеталль назвала ее генералом, планирующим битву. По словам Эгинин, она с детства привыкла к интригам и притворству. И все это нацелено на него. Но для чего? Уж точно это не может быть видом ухаживания Благородных Шончан. Эгинин было мало, что известно, но определенно нет. Он был знаком с Туон всего несколько недель, похитил ее, она называла его Игрушкой, даже пыталась купить, и только полный дурак счел бы это признаком влюбленности. Оставался лишь план мести… один Свет знает, какой. Она угрожала, что сделает его виночерпием. Это означает – да’ковале, так улыбаясь, объяснила Эгинин. Виночерпиев выбирали за красоту, а, по мнению Эгинин, он был недостаточно красив. Что ж, по правде говоря, с этим он был согласен, хотя никогда бы не стал кому-либо в этом признаваться. Некоторым женщинам нравилось его лицо. Ничто не говорило о том, что Туон не станет завершать свадебную церемонию, лишь бы он почувствовал себя свободным и в безопасности, чтобы потом его наказать. Женщины никогда не отличались простотой, но в сравнении с Туон их ухищрения казались детскими играми.
|
|
Долгое время они видели лишь фермы, но около двух часов пополудни они подъехали к большой деревне. Слышались неясные удары кузнечного молота о наковальню. Здания, некоторые даже трехэтажные, были построены из крупных бревен, щели между ними были замазаны светлой штукатуркой. Их крыши, покрытые соломой или черепицей, были остроконечные. Их вид что-то разбудил в памяти Мэта, но он никак не мог понять, что именно. Среди девственного леса не было видно ферм. Хотя фермы всегда были поблизости от деревень, снабжали и жили за их счет. Должно быть, они находятся дальше по дороге и скрыты за деревьями.
Что странно, но никто не обращал никакого внимания на приближающийся караван. Один деревенский житель в рубашке, затачивавший на точильном камне топор прямо у дороги, коротко взглянул поверх инструмента, и снова склонился к работе, словно ничего не увидел. Группа детишек продолжала бегать в переулке, не удостоив приближавшихся людей даже взглядом. Очень странно. Большая часть детей должна была остановиться как вкопанная, уставившись на проходящий торговый караван, споря о странных местах, в которых побывал купец, а у цирка было больше фургонов, чем у какого-нибудь торговца. С севера приближался странствующий торговец на фургоне с шестеркой лошадей, до самой крытой брезентом крыши заваленный кучей горшков, котлов и мисок. Это событие тоже должно было вызвать интерес. Даже большие деревни на исхоженных дорогах нуждались в торговцах, чтобы купить нужные вещи. Но никто не указал или крикнул о прибытии странствующего торговца. Все продолжали заниматься своими делами.
|
|
Не доезжая около трехсот шагов до деревни, Люка встал на месте возницы и поглядел назад поверх крыши своего фургона. – «Мы свернем здесь», – прокричал он, показав на широкий луг, на котором весенняя трава в фут вышиной была усеяна полевыми цветами: и кошачьими маргаритками, и недотрогами, а также цветами, похожими на любовные узелки. Усевшись, он начал действовать в соответствии со своим распоряжением, другие фургоны последовали за ним, оставляя глубокую колею на влажной земле.
Повернув Типуна к лугу, Мэт услышал, как подковы лошадей торговца застучали по камням мостовой. Этот звук резанул его слух. Эту дорогу не мостили уже… Он развернул мерина. Фургон под брезентом катился по серой брусчатке, которая простиралась во всю ширину деревни. Сам торговец, полный мужчина в шляпе с широкими полями уставился на мостовую и качал головой, оглядывался вокруг и снова качал головой. Торговцы следуют привычными путями. Он должен был проезжать этой дорогой раз сто, не меньше. Ему эти места должны были быть хорошо знакомы. Торговец остановил лошадей и привязал вожжи к рычагу тормоза.
Мэт сложил руки рупором: «Уезжай!» – закричал он во всю силу своих легких. – «Как можно скорее! Уезжай!»
Торговец взглянул в его сторону, весьма проворно для столь полного мужчины вспрыгнув на облучок. Жестикулируя столь же величественно, как Люка, он начал речь. Мэт не мог разобрать слов, но знал, о чем она должна быть. Новости о событиях в мире вперемешку со списком его товаров и заверения в их превосходном качестве. Никто в деревне не остановился послушать даже на минутку.
«Уезжай!» – заорал Мэт. – «Они мертвы! Уезжай!» – За его спиной кто-то шумно вздохнул, Туон или Селюсия.
Возможно обе. Внезапно лошади торговца дико закричали, бешено вскидывая головы. Они кричали как животные, доведенные до крайней степени ужаса, и все продолжали кричать.
Типун, испугавшись, задергался, и Мэту пришлось сражаться с лошадью, мерин гарцевал, закрутившись на месте, желая мчаться куда угодно, лишь бы подальше отсюда. И все лошади труппы, услышав этот вопль, принялись испуганно ржать. Львы и медведи зарычали, к ним присоединились леопарды. Из-за этого некоторые цирковые лошади еще пуще разорались, вскидываясь в упряжках на дыбы. Мгновенно вокруг воцарился сущий кошмар. Развернувшись в процессе борьбы с Типуном, он увидел, как все цеплялись за поводья, пытаясь сдержать животных, не дать им умчаться прочь или пораниться. Кобыла Туон тоже гарцевала, как и мышастая Селюсии. Одно мгновение он испугался за Туон, но та удерживала Акейн так же уверенно, как во время скачки по лесу. Даже Селюсия, казалось, сидит на стуле, а не на лошади. Он мельком взглянул на торговца – тот, сняв шляпу, уставился на происходящее в цирке. Наконец, Мэт подчинил себе Типуна. Тот тяжело дышал, словно после длительной и быстрой скачки, но больше не пытался рвануть прочь. Слишком поздно. Наверное, с самого начала было слишком поздно. Взяв шляпу в руку, торговец спрыгнул вниз посмотреть, что случилось с его лошадьми.
Приземлившись, он неловко покачнулся и посмотрел вниз на ноги. Его шляпа выпала из рук, упав на грунтовую, укатанную дорогу. И тогда он закричал. Мостовая исчезла, и он по лодыжки увяз в земле, вместе со своими испуганными лошадьми. Увяз, и продолжал погружаться в твердую, как камень глину, словно в болото, и то же происходило с его лошадьми и фургоном. Деревня, лошади и люди медленно уходили под землю. Люди не прекращали своих дел. Шла женщина с корзинами, мужчины тащили большое бревно, вокруг носились дети, человек с точильным камнем продолжал точить топор, провалившись по колено под землю.
Туон схватила Мэта за куртку с одной стороны, Селюсия – с другой. Лишь тогда он обнаружил, что двинул Типуна. К торговцу. Свет!
«Что ты собираешься делать?» – свирепо поинтересовалась Туон.
«Ничего», – ответил он. Его лук был готов, роговые навершия с зарубками на месте, льняная тетива сплетена и навощена, но у него не было ни одного готового наконечника для ясеневых стрел, и к тому же, из-за дождей оперение из гусиного пера до сих пор было липким. Вот и все, о чем он мог думать, что милосерднее было бы сейчас послать стрелу в сердце торговца до того, как он полностью исчезнет под землей. Умрет ли этот человек или окажется там же, где находятся эти мертвые шиотцы? Вот что привлекло его внимание в этих домах. Так строили в Шиоте, находившейся где-то тут, триста лет тому назад.
Он не мог отвести взгляда. Тонущий торговец орал так громко, что перекрывал крики своей упряжки.
«Помоги-и-и-ите!» – кричал он, размахивая руками. Казалось, что он смотрит прямо на Мэта. – «Помоги-и-и-ите!» – Снова и снова.
Мэт продолжал ждать его смерти, надеясь, что это будет смерть – уж лучше так, чем иначе – но мужчина продолжал кричать, погрузившись по пояс, потом по грудь. В отчаянии он запрокинул голову, словно человек, вынырнувший из воды за последним глотком воздуха. Затем его голова исчезла, и только руки продолжали неистово махать, пока и они не пропали. Лишь его шляпа осталась лежать с краю дороги там, где когда-то был человек.
Когда исчезла последняя соломенная крыша с дымовой трубой, Мэт перевел дыхание. Там, где была деревня, теперь был другой луг, украшенный кошачьими маргаритками и недотрогами, красные и желтые бабочки перепархивали с одного цветка на другой. Все было так мирно. Ему хотелось верить, что торговец был мертв.
Не считая нескольких, последовавших за Люка к лугу, цирковые фургоны вереницей растянулись вдоль дороги. Все люди спустились на землю, женщины успокаивали плачущих детей, мужчины пытались успокоить дрожащих лошадей, все говорили испуганно и громко, чтобы перекричать медведей, львов и леопардов. Все, за исключением трех Айз Седай. Они торопливо скользили по дороге, за Джолин шли также Блерик и Фен. Судя по выражениям их лиц, как Айз Седай, так и Стражей, можно было подумать, что деревня, исчезнувшая под землей, столь же обыденное зрелище, как домашняя кошка. Остановившись рядом со шляпой торговца, они втроем уставились на нее. Теслин подняла ее, повертела в руках и позволила ей упасть. Пройдя по лугу, где недавно была деревня, сестры покрутились вокруг, переговариваясь и разглядывая его так, будто могли что-то понять по внешнему виду цветов и травы. Ни у одной из них не нашлось времени, чтобы надеть плащ, но на этот раз Мэт не нашел в себе сил сделать им замечание. Если они и направляли, то использовали очень маленькое количество силы, чтобы заставить медальон с лисьей головой похолодеть. Даже если и так, он и за это не стал бы их ругать. Только не сегодня, после всего того, чему он только что был свидетелем.
Немедленно началась перебранка. Никто не хотел ехать по тому участку грунтовой дороги, где появлялась мостовая. Все кричали друг на друга, включая возниц и швей, все объясняли Люка, что он должен делать и немедленно. Одни хотели повернуть назад, чтобы найти проселочную дорогу и по ней выбраться к Лугарду. Другие считали, что следует совсем забыть о Лугарде и направиться к Иллиану по тем же проселочным дорогам, или даже вернуться назад в Эбу Дар или еще дальше, в Амадицию и Тарабон. К Гэалдану, в конце концов. Существует множество больших и маленьких городов, находящихся далеко от этого проклятого Темным места.
Мэт сидел в седле Типуна, лениво перебирая поводьями, сохраняя спокойствие среди всего этого крика и махания руками. Мерин продолжал дрожать, но больше не пытался унестись прочь. Том широкими шагами пробрался через толпу и положил Типуну руку на шею. Следом за ним следовали Джуилин с Аматерой, которая крепко вцепилась в него, испуганно глядя на спорящих, за ними появились Ноэл с Олвером. Мальчик выглядел так, словно и рад был бы вцепиться в кого-нибудь для спокойствия, но считал себя слишком взрослым для того, чтобы позволить кому-нибудь это увидеть. Ноэл также казался взволнованным, качал головой и бормотал что-то себе под нос. Он продолжал всматриваться в ту сторону дороги, где бродили Айз Седай. Несомненно, этой ночью он заявит, что и раньше видел подобное, но в более грандиозном масштабе.
«Думаю, отсюда мы поедем одни», – спокойно заметил Том. Джуилин мрачно кивнул.
«Если будет нужно», – ответил Мэт. Маленькая группа будет более заметна для тех, кто ищет Туон, похищенную наследницу Империи Шончан, иначе бы он давным-давно оставил цирк. Путешествие без прикрытия труппы, в которой можно было спрятаться, будет опаснее, но это нужно сделать. Что ему было не по силам, это изменить мнение этих людей. Один взгляд на любое из этих испуганных лиц говорил ему о том, что для этого у него не хватит денег. Возможно, во всем мире нет столько денег.
Люка слушал молча, завернувшись в свой ярко красный плащ, пока энергия спорщиков не иссякла. Когда крики начали стихать, он отбросил плащ и принялся расхаживать среди них. Сейчас он не размахивал руками. Тут он похлопал по плечу мужчину, там внимательно всмотрелся в глаза женщине. Проселочные дороги? Они будут в два раза грязнее и сильно размыты весенними ливнями. Дорога до Лугарда займет в два-три раза больше времени, а может и дольше. Мэт чуть не поперхнулся, услышав, как Люка разглагольствует о скорости, но людей это едва ли воодушевило. Он начал описывать сколько работы требуется, чтобы вытащить увязший фургон, заставляя своих слушателей увидеть увязшие по ступицу в грязи фургоны. Даже проселочные дороги едва ли были столь плохи, как он их изображал. В конце концов, даже Мэт увидел их воочию. Городов, всех размеров, будет очень мало, на этой объездной дороге они будут очень далеко друг от друга, а деревеньки по большей части совсем крошечные. Мало мест для представлений, а пищу для такого количества народа достать будет сложнее. Говоря это, он грустно улыбался шестилетней девочке, разглядывающей его из-за укрытия маминой юбки, так, что казалось, он уже видит ее голодной и просящей еды. Несколько женщин притянули к себе своих детей.
Что касается Амадиции, Тарабона и, о да, Гаэлдана, то это должно быть замечательные места для выступлений. Грандиозное Странствующее Представление и Величайшая Выставка Чудес и Диковин Валана Люка посетит эти земли и соберет огромные толпы народа. Когда-нибудь. Но чтобы добраться до туда сейчас, им придется сначала вернуться в Эбу Дар, проезжая те же места, что они преодолели за последние недели, в которых люди будут неохотно расставаться с монетами, чтобы посмотреть тоже, что видели совсем недавно. Это будет долгий путь с пустеющими кошельками и на голодный желудок. Или же они могут поторопиться к Лугарду.
Здесь его голос начал набирать силу. Он зажестикулировал, но не очень сильно. Он продолжал двигаться среди них, но шагал уже быстрее. Лугард – великий город. Эбу Дар – лишь тень по сравнению с ним. Лугард – огромный город, столь многолюдный, что они могут выступать там всю весну, и всякий раз сумеют собрать толпу зрителей. Мэт никогда не был в Лугарде, но слышал о том, что он наполовину разрушен, а король не в состоянии даже содержать улицы в чистоте, но Люка преподнес его чуть ли не таким же как Кэймлин. Естественно, некоторые уже побывали до этого в Лугарде, но и они слушали с восхищенными лицами, как он описывает дворцы, по сравнению с которыми Дворец Таразин в Эбу Дар показался бы сараем, разглагольствует о том, сколько знатных людей, разодетых в шелка, придет посмотреть выступление или даже закажет частные представления.
И конечно сам король Роэдран захочет их увидеть. Выступал ли кто-нибудь из них перед королем? Обязательно выступят. Обязательно. А из Лугарда можно отправиться в Кэймлин, город, рядом с которым Лугард покажется лишь жалким подобием города.
В Кэймлине, одном из крупнейших и богатейших городов мира, можно будет все лето выступать перед не иссякающими толпами зрителей.
«Я должна увидеть эти города», – промолвила Туон, подведя Акейн к Типуну. – «Ты покажешь мне их, Игрушка?» – Селюсия держалась на своей мышастой кобыле сбоку от Туон. Женщина выглядела достаточно спокойной, но несомненно, что увиденное ее потрясло.
«Лугард, возможно. Там я найду способ отправить вас обратно в Эбу Дар». – Вместе с хорошо охраняемым торговым караваном и таким количеством надежной охраны, которое ему удастся нанять. Туон сколь угодно может быть одаренной и опасной, как доказывала ему Эгинин, но две одинокие женщины слишком многим покажутся легкой добычей, и он имел в виду не только разбойников. – «Возможно, Кэймлин». – В конце концов, на исполнение задуманного ему может потребоваться больше времени, чем займет дорога отсюда до Лугарда.
«Мы увидим то, что мы увидим», – загадочно ответила Туон, после чего начала переговариваться с Селюсией с помощью жестов.
Говорят обо мне за моей спиной, и делают это прямо перед моим носом. Он ненавидел, когда они так делали. – «Люка хорош почти как менестрель, но не думаю, что он сможет их переубедить».
Том насмешливо фыркнул и покрутил белый ус. – «Да, совсем не плохо, в этом ему нельзя отказать, но ему далеко до менестреля. И все-таки он их зацепил. На мой взгляд. Поспорим, мой мальчик? Скажем, на одну золотую крону?»
Мэт к своему удивлению засмеялся. Он был уверен, что не сможет засмеяться, пока образ погибшего торговца стоит перед глазами. И лошадей. Он почти наяву слышал их крик, такой громкий, что он практически заглушал грохот костей. – «Ты хочешь пари со мной? Отлично. Принимаю».
«Я не стал бы садиться играть с тобой в кости», – сухо сказал Том, – «но, поверь мне, я знаю, когда говорю, что человек своей речью может управлять мнением толпы. Я сам неоднократно проделывал нечто подобное».
Завершив описание Кэймлина, Люка уже был во всеоружии своей обычной помпезности: «А оттуда мы отправимся в Тар Валон! Я найму корабли, чтобы перевезти нас всех». – Мэт поперхнулся. Люка наймет корабли! Люка, который так скуп, что готов добывать жир даже из мышей! – «В Тар Валоне к нам придет столько народа, что мы сможем провести в этом огромном городе остаток своей жизни. Там лавки торговцев, построенные огир, похожи на дворцы, а дворцы превосходят любое описание. Короли, побывав в Тар Валоне впервые, рыдают, поняв, что их города – не более, чем жалкие деревни, а дворцы – крестьянские лачуги. А сама Тар Валонская Белая Башня, помните? – является величайшим строением в мире. Сама Престол Амерлин пригласит нас выступать. Мы приютили трех Айз Седай в час нужды. Неужели кто-нибудь осмелится поверить, что они даже не замолвят за нас словечко перед Престолом Амерлин?»
Мэт бросил взгляд через плечо и обнаружил, что три сестры больше не интересуются лугом, на котором исчезла деревня. Вместо этого они стоят бок о бок на дороге и смотрят на него, великолепный образец невозмутимости Айз Седай. Нет, они наблюдают не за ним. Они изучают Туон. Все три согласились более не донимать Туон, и, будучи Айз Седай, были связаны обещанием, но насколько далеко простираются слова Айз Седай? Они всегда находили возможность обойти Обет правдивости. Значит, Туон не увидит Кэймлина, а возможно и Лугарда. В этих городах могут оказаться Айз Седай. Что может быть проще для Джолин и остальных, чем сообщить Сестрам о том, что Туон – Верховная Леди Шончан? По всей вероятности, Туон не успеет и глазом моргнуть, как окажется на пути в Тар Валон. В качестве «гостьи», конечно, чтобы остановить войну. Несомненно, многие согласятся, что это свершается во имя благих целей, что он сам должен был передать ее с рук на руки и рассказать о том, кем она является, но он дал слово. Он начал высчитывать, на сколько близко к Лугарду он осмелится приблизиться перед тем, как найдет способ отправить ее обратно в Эбу Дар.
Люка было сложно описать Тар Валон живописнее, чем Кэймлин, после всех слов, что он посвятил этому городу, и если бы они добрались когда-нибудь до Тар Валона, он мог разочаровать их, по сравнению с его безумными описаниями. Белая Башня вышиной в тысячу футов? Дворцы, построенные огир, размером с небольшую гору? Он заявил даже, что прямо посреди города находится стэддинг огир! А в конце он попросил поднять руку тех, кто хотел бы туда отправиться. Все подняли руки, даже дети, хотя они и не имели права голоса.
Мэт достал кошелек из кармана и отдал эбударскую крону. – «Никогда прежде так не радовался своему проигрышу, Том». – В общем, его никогда не радовал проигрыш, но в этом случае лучше проиграть, чем выиграть.
Том принял ее с легким поклоном. – «Думаю, сохранить ее на память», – заметил он, крутя толстую золотую монету между пальцами. – «Как напоминание о том, что даже самый удачливый в мире человек может проиграть».
И все же, даже после этого представления с голосованием, тень нежелания пересекать участок дороги впереди сохранилась. Вернув свой фургон на дорогу, Люка важно уселся на козлах, под руку с Лателле, которая вцепилась в него так же, как недавно Аматера в Джуилина. В конце концов, он пробормотал что-то похожее на ругательство себе под нос и стегнул вожжами упряжку. К тому времени как они достигли роковой черты, лошади неслись уже галопом, и Люка сохранял такой темп до тех пор, пока они не преодолели участок, вымощенный камнями. То же самое повторилось с каждым фургоном. Остановка, ожидание пока фургон впереди не освободит путь, затем резкий удар вожжами и отчаянный галоп. Мэт и сам затаил дыхание перед тем как послать Типуна вперед. Шагом, а не галопом, но едва удержался, чтобы не вонзить каблуки в бока лошади, особенно, когда проезжал мимо шляпы торговца. На темном лице Туон и светлом Селюсии отражалось не больше эмоций, чем на лицах Айз Седай.
«Когда-нибудь я увижу Тар Валон», – невозмутимо заявила Туон посередине пути. – «Возможно, я сделаю его своей столицей. Ты должен показать мне этот город, Игрушка. Ты был там?»
Свет! Она была твердым маленьким орешком. Красивым, но твердым как камень.
Люка перевел лошадей с галопа на прибавленный шаг, практически такой же, каким обычно двигалась труппа. Солнце тихонько опускалось за горизонт, они проехали несколько лужаек достаточно больших, чтобы вместить всю труппу, но Люка продолжал двигаться до тех пор, пока их тени не вытянулись далеко вперед, а солнце не превратилось в красный шар на горизонте. И даже тогда он нерешительно сидел с поводьями в руках, уставившись на травяной ковер у дороги.
«Это всего лишь луг», – сказал он, наконец, через чур громко и повернул упряжку в его направлении.
Мэт проводил Туон и Селюсию в фиолетовый фургон, их лошади были переданы Метвину, но этой ночью он не ужинал и не играл в камни вместе с ней.
«Эта ночь для молитв», – сказала она ему перед уходом со служанкой. – «Разве ты ничего не знаешь, Игрушка? Ходящие мертвецы – признак приближения Тармон Гайдон». – Он не счел ее слова еще одним предрассудком. В конце концов, он и сам слышал нечто похожее. У него было мало причин для молитв, но одну молитву он возносил снова и снова. Иногда ничего больше не остается.
Никто не хотел спать, поэтому свет в лагере горел допоздна. И никто не хотел оставаться в одиночестве.
Мэт без аппетита поел в своей палатке. Кости в его голове гремели громче, чем когда бы то ни было. Едва он закончил, зашел Том поиграть в кости, а вскоре после него появился Ноэл. Лопин и Нерим заглядывали каждую минуту, кланяясь и спрашивая, не нужно ли чего-нибудь Мэту и остальным, но когда Лопин внес высокий глиняный кувшин с вином и сломал восковую печать, а Нерим принес на подносе кубки, Мэт приказал им разыскать Гарнана с остальными солдатами.
«Я не сомневаюсь, что они собираются выпить, что кажется мне хорошей идеей», – заметил он. – «Это приказ. Передай им, что я приказал вам к ним присоединиться».
Лопин серьезно поклонился, перегнувшись над своим круглым животом. – «Я иногда помогаю командиру этих парней, доставая что-нибудь для него, милорд. Думаю, он будет рад отведать бренди. Пошли, Нерим. Лорд Мэт желает, чтобы мы напились, и ты будешь пить со мной, даже если мне придется держать тебя и лить бренди в рот».
Воздержанный в питье кайриенец неодобрительно скривился, но поклонился и торопливо вышел вслед тайренцем. Мэт решил, что Лопину не придется поить его насильно. Только не этой ночью.
Пришли Джуилин с Аматерой и Олвером, так что доска для игры в змей и лисичек потеснила на маленьком столике игру в камни. Оказалось, что Аматера неплохо играет в камни, что было не удивительно, учитывая, что одно время она была правителем, однако она все больше и больше обижалась, надувая губы, если она или Олвер проигрывали в змей и лисичек, несмотря на то, что практически никто не мог выиграть в эту игру. Снова Мэт подумал о том, что она не была хорошим правителем. Те, кто не участвовал в игре, сидели на постели. Когда подходила очередь Мэта, там сидел он и наблюдал за игрой, так же поступал Джуилин, когда играла Аматера. Тот редко отрывал от нее взгляд, только когда наступала его очередь играть. Ноэл все время рассказывал свои истории, даже во время игры, при чем, это не сказывалось на его мастерстве. Том перечитывал то письмо, что давным-давно привез ему Мэт. Страницы были сильно помяты из-за постоянной носки в кармане куртки и засалены от постоянного перечитывания. Как-то он сказал, что это письмо от умершей женщины.
К изумлению Мэта, откинув входной клапан и нагнувшись, в палатку зашли Домон и Эгинин. Они не то чтобы избегали Мэта, с тех пор, как он покинул зеленый фургон, но и никогда не подходили к нему, чтобы поговорить. Как и остальные, они были одеты куда лучше, чем в начале, когда надо было скрываться. Одежда Эгинин, юбка с разрезами и куртка с высоким воротником, обе из голубой шерсти и вышитые по краю и на обшлагах желтой, напоминающей золотую, вышивкой напоминала униформу. Домон был в хорошо скроенной коричневой куртке и мешковатых штанах, заправленных в сапоги, немного не доходившие до колен. Каждый дюйм Домона был воплощением зажиточного, или даже богатого иллианского купца.
Увидев Эгинин, Аматера, сидевшая до того на полу рядом с Олвером, торопливо распростерлась ниц. Джуилин, сидевший напротив Мэта, вздохнул и встал, но Эгинин оказалась рядом с женщиной первой.
«Не нужно этого делать, ни передо мной, ни перед кем-либо еще», – сказала она, взяв Аматеру за плечо и вынуждая ее подняться. Аматера медленно и нерешительно поднялась, не поднимая глаз, пока Эгинин не взяла ее мягко за подбородок и не подняла ей голову. – «Смотри прямо мне в глаза. И всем смотри прямо в глаза». – Тарабонка нервно облизала губы, но продолжала смотреть в лицо Эгинин, даже когда та отпустила ее подбородок. С другой стороны, ее глаза были очень сильно расширены.
«Странная перемена», – заметил Джуилин подозрительно. С ноткой злости в голосе. Он продолжал стоять, выпрямившись, словно статуя, вырезанная из темного дерева. Он не любил всех шончан за то, что они сделали с Аматерой. – «Вы назвали меня вором за то, что я освободил ее». – Злость усилилась. Он ненавидел воров. И контрабандистов тоже, каковым был Домон.
«Все меняется со временем», – весело ответил Домон, улыбкой преграждая путь более резким словам. – «Ты производишь впечатление исключительно честного человека, мастер Ловец воров. Лильвин заставила меня пообещать бросить контрабанду, не соглашаясь иначе выйти за меня замуж. Вот как подшутила надо мной судьба, разве кто-нибудь слышал о женщине, отказывающейся жениться на мужчине до тех пор, пока он не бросит прибыльный бизнес?» – Он рассмеялся, словно это была самая удачная шутка в мире.
Эгинин двинула ему кулаком под ребра достаточно сильно, чтобы смех перешел в ворчание. После женитьбы его ребра должны превратиться в сплошной синяк.
«Я рассчитываю, что ты выполнишь свое обещание, Байл. Я меняюсь, но и ты тоже должен». – Коротко взглянув на Аматеру, возможно, чтобы убедиться в том, что та еще слушается – Эгинин хотела чтобы все на свете было на ее лад – она протянула руку Джуилину. – «Я меняюсь, мастер Сандар. А вы?»
После некоторого колебания Джуилин пожал ее руку. – «Я постараюсь». – В голосе звучало сомнение.
«Честная попытка – вот все, о чем я прошу». – Неодобрительно осмотрев палатку, она тряхнула головой. – «Видала я трюмы, где было не столь тесно. У нас в фургоне есть приличное вино, мастер Сандар. Не выпьете ли вы с вашей дамой вместе с нами по чаше – другой?»
Джуилин снова заколебался. – «Он всегда выигрывает», – сказал он наконец. – «Мне нет смысла доигрывать». – Нахлобучив свою красную коническую шляпу и без нужды оправив свою темную тайренскую куртку, он официально предложил руку Аматере. Та осторожно оперлась на нее и, хотя ее глаза все еще были прикованы к лицу Эгинин, она ощутимо дрожала. – «Думаю, Олвер захочет остаться здесь и играть дальше, но моя дама и я с удовольствием разопьем вино с вами и вашим супругом, госпожа Шиплесс. В его взгляде сквозил легкий вызов. Он видел, что Эгинин готова идти дальше, в надежде доказать, что больше не видит в Аматере лишь краденную собственность.