– Так то на работе, – сварливо фыркнула Королева. – Там другие зеркала, другие и образы. И государство, следовательно, другое! Когда я утром вижу, как ты собираешься на работу, я же просто зубами скриплю! Ведь можешь выглядеть, когда хочешь!!! Почему же дома ты такое творишь?
– А что я такого творю? – насупилась Ольга. – Ну не при параде, это да. Ну так ведь не видит никто!
– Как это никто? – во гневе притопнула ногой Королева. – А мы??? А ты??? А муж твой Михаил? Значит, к чужим людям – красу наводишь, а для любимого якобы мужа – замызганный халат, который уже три срока отслужил, выцветшая ночнушка, растоптанные тапочки, да?
– Но они такие удобные! – заоправдывалась Ольга. – Я к ним привыкла! Я вообще быстро к вещам привыкаю и трудно с ними расстаюсь.
– Дайте мне сказать! – стал прорываться из группы придворных какой‑то человек с рулонами ватмана под мышкой. Позвольте, Ваше Безобразие! Я ей сейчас все разъясню про вещи!
– Наш Главный Архитектор, – с явным злорадством сообщила Королева. – Объясняйся с ним теперь сама, как знаешь.
– Ваше королевство задумано вот таким! – с треском развернул он один ватман. – Прямые улицы, лесопарковые зоны, прекрасные дворцы, широкие набережные, все удивительно гармонично! – он отбросил лист и развернул другой. – А вот что мы имеем! Кривые улочки, тупики, свалки! Сплошные завалы, заторы, запруды и захламления!
– И это тоже сделала я? – попыталась было отвертеться Ольга.
– Вы! Ваш дом завален старыми вещами! Этот жуткий ковер! Эти сломанные приборы! Эта изношенная одежда и обувь! Они душат, они сковывают! Нет никакого простора для творчества, никакого пути для вдохновения!
– Но старые вещи мне дороги как память! – завопила ужаленная в самое сердце Ольга Павловна. – Этот ковер мне от бабушки достался! А если вы про сломанные часы, так мне их подарил один очень хороший человек! А одежда – мало ли, может, еще пригодится! На дачу или еще куда…
– Она нас не уважает, – зловеще сказал скрипучий. – Она и себя не уважает! Разве уважающий себя человек станет ходить в поношенном тряпье, даже на даче???
– Да, уважающая себя и мужа женщина не станет ходить при нем в бигуди на голове и с глиняной маской на лице, – кивнула Королева. – Это же так неэстетично… У Михаила уже глаза глядеть на это не хотят!
– Это намек на проблемы с его зрением? – ощетинилась Ольга.
– Это не намек, а прямая связь! – вмешался тенор. – Мы, ближайшие Советники Королевы, свидетельствуем: да! Все так и обстоит. «На выход» и «для дома» – два совершенно разных образа. Думаешь, почему мы так ужасно одеты? Потому что у нас вкуса нет? Да потому что мы твои домашние вкусы отражаем!
– А я про сломанные часы! – выкрикнул Архитектор. – Это же остановленное время! Вы сами тормозите течение времени в вашем личном государстве!!!
– Я храню память о приятных минутках с хорошими людьми, – смущенно сказала Ольга Павловна. – Разве это плохо?
– Память, прибитая на стенку и заключенная в неживые вещи, – это мертвая память, – объяснил Архитектор. – Как может происходить живая жизнь среди нагромождения мертвых вещей? Неужели вы до сих пор не поняли, что память живет не в вещах, а в сердце?
Да что она там может понять! – с досадой вскричал зловредный тенор. Она и сейчас, на Ковре у Королевы, упорствует в своих заблуждениях.
– Я не упорствую, – поспешно вставила Ольга Павловна. – Я просто пытаюсь понять, что я делала не так.
– Все, – коротко ответила Королева. – Ты все делала не так. Вот скажи: здесь тебе нравится? Комфортно тебе, хорошо? Только не врать!
– Не очень, – честно призналась Ольга. – Как‑то тут… неустроенно. Странно. Неуютно. И образы какие‑то озлобленные.
– Ну вот. А ведь все мы – твои отражения. То есть получается, что ты сама себе не нравишься. Разве это нормально? Как ты думаешь?
– Думаю, ненормально, – чуть помедлив, ответила Ольга Павловна. – И полагаю, что я хотела бы это изменить. Только пока не понимаю как. Я вообще трудно принимаю в жизни что‑то новое.
– И немудрено! – горячо подхватил Архитектор. – Ведь чтобы принять что‑то новое, надо сначала избавиться от чего‑то старого! Расчистить для нового место!
– А от чего я должна избавиться? – жалобно спросила Ольга. – Подскажите!!!
– Сгоревший миксер! – выкрикнул кто‑то из толпы, потрясая над головой упомянутым прибором.
– Два неисправных утюга!
– Рассохшаяся гитара!
– Драные сапоги!
– Треснувшее зеркало!
Ольга только успевала вертеть головой.
– Неужели у меня столько всякого старья? – растерянно проговорила она.
– И даже еще больше! – подтвердил Скрипучий Советник. – Ты слушай и запоминай.
Когда шум стал умолкать, Королева хлопнула в ладоши.
– Кажется, все забыли, зачем мы здесь собрались. У нас, между прочим, казнь! Продолжаем!
Птица‑Секретарь затрясла лысой головой и объявила:
– По протоколу – подсудимой предоставляется последнее слово!
– Как – «последнее слово»? – обмерла Ольга Павловна. – Но разве мы не договорились?
– По‑моему, ты пока только вопросы задавала, – заметила Безобразная Королева. – И ничего толкового не сказала. Ну‑с?
– Хорошо, я скажу, – пообещала Ольга. – Я, если честно, в ужасе. Я не думала, что мои халаты и бигуди, мои привычки так… влияют на все. Но я исправлюсь! Нельзя же, в самом деле, вот так вот взять – и сразу казнить? Тем более что не станет меня – не станет и вас, моих отражений, все здесь пропадет, вы же понимаете?
– Мы‑то понимаем, – мрачно сказала Королева. – Но чем жить в безобразии, лучше уж вообще не жить!
– Ну уж нет! – решила Ольга Павловна. – Все еще можно поправить. Даже быстро! Я обещаю, что начну с того, что выброшу все мертвые вещи. И облезлый ковер, и сломанные часы, и сгоревший миксер, и с одеждой разберусь. Я обещаю не расхаживать по дому с маской на лице – для этого есть ванная комната. А можно и в салон красоты! Я буду носить дома красивые вещи! Ведь теперь я знаю, что у меня в Зазеркалье – целое государство из моих отражений! И я не допущу, чтобы Глава Государства была безобразной, – я верну ей Истинный Образ.
– Расценивается как готовность к сотрудничеству, – прокомментировала Птица‑Секретарь. Она уже не казалась такой жуткой, как в самом начале – даже что‑то симпатичное проглядывало.
– И запомни: как сказано в одном мудром фильме, красота – это страшная сила! – впервые улыбнулась Безобразная Королева. – Имей в виду, это пароль! Итак, я готова выслушать твое третье желание.
– Домой. Хочу домой… – почти прошептала Ольга Павловна.
– Принято, – милостиво наклонила голову Королева. – Птица‑Секретарь, запиши: Казнь отменяется!
– Именем Безобразной Королевы! Смертная казнь заменяется на Искупление! – громогласно объявил Скрипучий Советник.
– Ур‑ра‑а‑а‑а! – завопила вся королевская рать. – Да здравствует Ольга! Оль‑га! Оль‑га!
– …Ольга! Ольга! Что с тобой? Ты кричала во сне!
Ольга Павловна очумело открыла глаза – над ней склонялся любимый и привычный муж Михаил.
– Мишенька… Мне что‑то такое приснилось! – залепетала она. – Помоги мне встать!
– Халатик подать? – заботливо спросил Михаил.
– Не‑е‑е‑е‑е‑ет! – отчаянно завопила Ольга, шарахнувшись от некогда любимого халата. – Ой, ты не пугайся. Но его пора выбросить. Я давно хотела, а теперь самое время.
– Оленька, я тебе сейчас чайку сделаю, – предложил встревоженный Михаил. – Что‑то у тебя вид такой… всклокоченный.
Ольга глянула в зеркало – и снова вскрикнула. Ей вдруг показалось, что оттуда на нее строго глядит Безобразная Королева – в ситцевой ночнушке и бигуди. Ольга Павловна метнулась в ванную, потом к шкафу, и вскоре предстала перед зеркалом уже в благопристойном виде.
Теперь на нее из зеркала смотрела вполне приличная дама, причесанная, умытая и принаряженная в джинсы и цветную футболку.
Михаил, вошедший с чаем, обомлел у порога.
– Оленька? У нас какой‑то праздник? Годовщина свадьбы? – неуверенно спросил он. – Ты такая… необычная! Просто наглядеться не могу.
– Мишенька, теперь так будет всегда, еще наглядишься, – пообещала Ольга Павловна. – И сегодня у нас генеральная уборка будем расставаться со всем старым!
– Давно пора! – обрадовался Михаил. – Я уж сколько раз говорил – повернуться же негде! Ставлю чай на столик – и пошел готовиться!
Едва Михаил вышел, Ольга Павловна вновь повернулась к зеркалу.
– Я вспомнила пароль! – сообщила она своему отражению. Красота – это страшная сила! Правильно?
И ей показалось, что на секунду через амальгаму она увидела Зазеркалье, где все образы тоже радостно примеряли новые наряды и готовились к переменам в жизни, а Королева приветливо кивнула ей и послала воздушный поцелуй.
Господи, Вероничка!!! – заверещала Светка, едва я закончила излагать ей историю про Ее Безобразное Величество. – Но это же про меня рассказ, просто один в один, только мужа у меня нет! А так – ну как с меня списано!!! Даже про халат – и то похоже!
Ну вот, я рада, что тебе на душу легло, – порадовалась я. – Значит, на пользу!
– Еще как на пользу! – горячо согласилась Светлана. – Знаешь, я поняла, что любовь к себе начинается с внешнего вида. Когда я для людей одеваюсь это вроде как я им подарок делаю, а когда дома, для себя – то подарок себе. Правильно?
– Совершенно верно, – подтвердила я. – И у меня был период, когда дома я носила то, что уже отслужило свой срок, – надеть стыдно, а выбросить жалко. Но потом я поняла, что уважение к себе начинается с мелочей. Ведь Мир всегда отражает наше отношение к себе! Это я теперь точно знаю.
– Вероничка, мне надо срочно переодеться! – решительно объявила Светка. – Я больше не могу в этих лохмотьях ни минуточки оставаться! Я домой сбегаю, ладно?
– Да не надо домой, – засмеялась я. – У меня найдется для тебя подходящая одежда.
Вскоре Светка уже любовалась своим отражением в зеркале – мои тренировочные леггинсы и футболка со скромной надписью «Все бабы как бабы, а я – Королева!» Светке отлично подошли, выгодно подчеркивая изгибы фигуры, кстати, очень даже славненькой!
– Ника, а ведь правда, совсем другое ощущение! – подивилась Светлана, крутясь перед зеркалом. – Я себе нравлюсь! И вроде даже энергии прибавилось!
– Отлично! Тогда предлагаю начать! – бодро провозгласила я. – Наша задача на сегодня – разобрать вот эти четыре коробки. Что там лежит – я сама не помню. Переезжали в спешке, ты же знаешь.
– Слушай, у вас же вроде какая‑то совершенно волшебная история с этой квартирой вышла? – тут же спросила Светка, стягивая верхнюю коробку. – Ты мне сама говорила, только подробности не рассказывала!
– Это я специально не говорила, чтобы энергию намерения не расплескивать почем зря, – вспомнила я. Но теперь уже можно!
– Я вся в нетерпении, – подбодрила меня Светка.
– Мы с Максом давно хотели поменять наши «однушки» на большую, трехкомнатную. А то жили то у него, то у меня прямо гостевой брак! Но все никак подходящий вариант не находился, чтобы обоим нравилось. А тут нашелся: и в центре, и двор зеленый, и планировка отличная, и лоджия угловая на две стороны, и вообще ну мурчит, и все! Только вот у хозяйки имелась одна проблема: ее муж никак не хотел из квартиры выписываться. Они уже десять лет как не жили вместе, у него была другая семья, и вроде отношения у бывших супругов хорошие остались, только вот квартирный вопрос…
– Да, дележка квартиры – это сплошной кошмар! – со знанием дела покивала Светка. – Представляю, сколько нервов он ей вымотал!
– Не столько он, сколько сама квартира, – улыбнулась я. – Знаешь, хозяйка тоже думала, что это бывший вредничает. Но я подумала, что есть тут какое‑то третье лицо, тормозящее процесс. И оно правда объявилось! Это была…
– Новая жена? – предположила Светлана.
– Как бы не так! Это была сама квартира!
– Как так – «квартира»? – не поняла Светка. – Как она может тормозить процессы? Она же неодушевленная!
– И я так думала, – призналась я. – Но ты же знаешь, что я проторенными дорожками не хожу, особенно если они приводят не туда, куда надо! Я проанализировала ситуацию и поняла – он тут ни при чем, и его новая семья тоже на квартиру не претендует. Хозяйке самой себе палки в колеса ставить не с руки, значит, остается квартира. Ну, я полезла в Интернет, и вскоре набрела на историю, которая многое объяснила.
– Расскажи, расскажи, – тут же стала просить Светка. – Страсть как интересно! И в жизни пригодится!
– Да с удовольствием, – не стала возникать я, хотя Светка бросила очередной ящик, тормозя процесс моей генеральной уборки. Но история и правда была волшебная!
История четвертая
КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС
коро десять лет, как Он ушел. Я еще помню тепло его рук, звук его шагов, тембр его голоса, его смех… Вот обои – к ним прикасались его ладони. Вот ковер – по нему ступали его ноги. Вот диванчик – здесь Он любил сидеть перед телевизором. Когда Он касался моих ручек, душа во мне сладостно замирала.
Вы думаете, если я – Квартира, то у меня нет души? Как бы не так. Душа есть у всего сущего. Просто люди часто вообще не верят в душу. Даже в свою. Что уж там о чужих думать!
Да, я Квартира. И я – видит Бог! – любила его. Он заботился обо мне. Пусть не так, как хотелось бы. Пусть не всегда. Но то, что Он для меня делал, все еще живет в моей памяти.
Моя ванная комната помнит Его тело – о, как оно было прекрасно! Моя кухня была готова работать круглосуточно, без перерыва на обед, только чтобы порадовать Его чем‑нибудь вкусненьким. Мои глаза‑окна всегда были широко распахнуты, чтобы Он мог видеть этот прекрасный мир.
Если бы я могла, я не отпустила бы Его никогда, никуда, ни к кому…
Я люблю вспоминать Его. С годами воспоминания стираются, но я бережно храню их, перебираю и лелею. Все, что было между нами, было чудесно. И мы были – семья.
Когда люди решают связать свою жизнь, тогда они друг с другом «расписываются». Когда люди решают связать свою жизнь с Квартирой, они в ней «прописываются». Похожие слова, правда? То есть мы почти женаты… По крайней мере, мне нравится так думать.
Но нет – надо смотреть правде в глаза. Женой его была все‑таки не я. Женой его была Она – та, что живет во мне до сих пор. Нет, я ничего против нее не имею, Она тоже обо мне заботится, и Она хорошая. Но я ничего не могу с собой поделать – Он мне нравился больше. Ну и пусть, что не идеальный, ну и пусть, что часто уходил, ну и пусть! Все равно Он для меня самый лучший. Любимый… Хозяин.
Вот уже десять лет Они не вместе. Она осталась, а Он ушел. Покинул нас. Она как‑то смогла пережить, утешиться, найти себя. А я – нет. Я все еще не забыла.
Вы думаете, почему Он до сих пор не выписывается? Потому что я его не отпускаю. Я, Квартира. Я до сих пор прихожу к Нему в снах. Утром Он не помнит снов, но там, в глубине души, Он знает: я была с Ним, а Он во мне, и наши души разговаривали.
Я знаю, что Он не вернется. Я знаю, что, не отпуская Его, мешаю жить Ей. Ну и пусть! Да, я ревную. А вы что, думаете, Квартиры не умеют ревновать? Еще как! Мы даже выжить можем человека, если он нам не нравится. У нас для этого есть куча способов: заставляем «петь» краны, рушиться сантехнику, скрипеть полы. Или сквозняки устраиваем. Или трещины по стенам пускаем. А то еще можно с барабашкой договориться – тогда вообще здорово! С барабашками жить – как на вулкане, никто долго не выдерживает.
Но свободные барабашки – специалисты редкостные, на них запись на годы вперед. И отпуска они себе большие устраивают, чтобы просто так, не по заказу пошалить. Любят они это дело, у них это называется «повышение квалификации».
Когда‑то в каждом доме жил Домовой. Вот тогда хорошо было. Домовой семью цепко держал в своих мохнатых лапках, руководил исподтишка, воли не давал! Тогда и разводы редкостью были, и тепло в доме ощущалось. А мы, Квартиры, о Домовых все больше мечтаем. Вымирают Домовые в городе. Они ведь чем питаются – верой да уважением, да еще молочком с хлебцем. Раньше‑то люди знали, как Домового уважить, как прикормить. Еду ему всегда оставляли, почтение выказывали. А теперь в них из городских почти никто не верит, а как можно существовать, если в тебя не верят? Вот и уходит древний род Домовых… А вместе с ними – и тепло очагов.
Да, был бы Домовой – все бы не так сложилось. Но у нас его не было. А теперь не стало и Хозяина.
Конечно, Она давно бы нашла нового Хозяина – если бы я не мешала. А я мешаю, я старого люблю. И все еще надеюсь, что вот однажды Он вернется, и снова возьмется за ручку, потянет на себя дверь, и я почувствую тепло его рук, и все во мне встрепенется так, что карниз струной зазвенит, что обои затрещат…
Уж лучше бы Она меня поменяла… Уехала бы куда‑нибудь, в равноценную, или пусть даже лучше. Въехали бы незнакомые люди, все бы во мне поменяли. Другие привычки, другие энергии… Мне бы пришлось привыкать, подстраиваться. Не до воспоминаний. Мне бы тогда легче было, да и ей тоже.
Но Она не уезжает, и я Его все еще помню. Наверное, это смешно: какая‑то там обычная Квартира – и так влюбиться в Хозяина. Но мне все равно: хотите – смейтесь, только Квартиры тоже умеют любить. Нежно, верно, страстно, жертвенно, в общем, иным людям так не снилось.
А у них любовь кончилась… Дураки, как же они ее не удержали? Впрочем, кому интересно мое мнение… Я – всего лишь обычная городская Квартира. Раньше люди строили Дом и жили в нем всю жизнь, да не одну: поколения менялись, а Дом стоял. На века строили, веками и жили. А теперь люди меняют Квартиры как перчатки, они не успевают привыкать к Квартире, о какой уж Связи Поколений тут говорить… Так, перевалочная база.
В общем, Он свалил с нашей «перевалочной базы», и теперь мне осталось одно – сладостные воспоминания… Слава богу, я еще помню!
Вы знаете, чего я больше всего боюсь? Я боюсь, что Она затеет Ремонт. Она обдерет обои, и поменяет дверные ручки, и заново побелит потолок, и по‑новому поставит мебель, и положит на пол новый ковер… Она обновит все, и вместе со всем старым уйдут мои воспоминания. Так всегда бывает, когда приходит Ремонт. Ремонт – это такое лекарство от воспоминаний. Иногда приходится делать Ремонт несколько раз. Это в том случае, если воспоминаний много и они слишком эмоциональные. Господи, тогда я все забуду! Тепло Его рук, звук его шагов… Нет, только бы ей кто‑нибудь не подсказал про Ремонт…
А еще есть бытовая магия, а это вообще страшная штука. Например, человек садится посреди комнаты и начинает мысленно «выписывать» другого из квартиры. И обязательно «прописывать» куда‑нибудь в другое место, только чтобы с пользой для него. Ну с улучшением жилищных условий. Знаете, как действует? Почище адронного коллайдера. Улетает человек, как в черную дыру, причем с огромной радостью. Ведь ему же на новом месте куда как лучше, чем было на прежнем.
Или вот выпишет Она на простой бумаге Ордер Ему на новое жилье, а к ним – бланки выписки‑прописки, и повесит на мое собственное окно, текстом на улицу… Я ведь не могу не выполнять, это в мои обязанности входит. Мое окно, между прочим, еще и Окно в Мир. А Мир такие вещи быстро считывает и махом выполняет. Ну, в том случае, если это все с добрыми намерениями, без злобы.
Но откуда ей знать о бытовой магии? Кто ей подскажет? Так что я надеюсь, что еще долго‑долго Его не отпущу. А вдруг однажды Он вернется? И скажет «Я буду тут жить, имею полное право»?
Но я знаю, что у Нее тоже есть это самое «полное право». И если Она будет меня просить как надо – я не смогу ей отказать. Мне придется отпустить Его, как бы это ни было больно для меня, Квартиры. Если попросит. Если поможет мне Его забыть. Она просто еще не пробовала…
И что, Вероничка, она вот так все это и выполняла? – спросила Светка. – Ордер ему выписывала? Правда, что ли?
– Все делала! И ордер, и ремонт, и прописку с улучшением, – подтвердила я. Так он сам приехал, сам предложил поскорее закончить процесс, даже все расходы на себя взял, вот! Все как в сказке!!!
– Неужели бытовая магия вот так мгновенно действует? – ужаснулась Светлана. – Но разве магия – это хорошо?
– Хорошая магия – хорошо, – не задумываясь, ответила я. Когда с чистым намерением, без злобы и обид, да еще с пользой для всех – обязательно подействует! В общем, ты же видишь – мы уже здесь живем!!! Осталось только уборку закончить.
– А, да! – спохватилась Светка. – Я что‑то совсем заслушалась. Уж больно интересно. Вероничка, а ты в жизни бытовую магию применяешь?
– Да каждый день, – ответила я. – У меня эта магия уже на автомате работает.
– А меня научишь? – тут же жадно попросила Светка.
– Учись на здоровье. Мне магии не жалко, у меня ее полно. Лишь бы у тебя терпения хватило.
– А что, она не сразу действует? Надо долго ждать? – разочарованно протянула Светка.
– По первости приходится, конечно, запастись терпением, пока опыта не наберешься, – объяснила я. – Зато с каждым разом будет получаться все лучше и лучше, вот увидишь. И результат будет почти мгновенно проявляться.
– Это мне подходит, – обрадовалась Светка. – А ты меня уже прямо сейчас научи какому‑нибудь простенькому заклинанию, а?
– Да без проблем. Самое простенькое и действенное заклинание – это «Любовь и Благодарность», – охотно поделилась я. – Произносить как можно чаше и по любому поводу.
– По какому «любому»? – уточнила Светка.
– Ну вот проснулась утром – скажи Миру «Любовь и Благодарность». Вот уже и день хорошо начнется. Случилось что‑то приятное – опять «Любовь и Благодарность». Обругали тебя в общественном транспорте – а ты опять «Любовь и Благодарность».
– А тут‑то за что благодарить? – возмутилась Светлана. – Меня обидели, а я «Любовь и Благодарность»?
– Это щит, – подумав, пояснила я. – Если тебе послали недоброе слово, а ты обиделась, значит, приняла в себя. А оно тебе надо? А если сказала «Любовь и Благодарность», любая гадость об это разобьется. Мощная защита!
– Ага, поняла! – с уважением сказала Светка. – «Любовь и Благодарность»! Спасибо, солнце, буду применять!
– Ты пробуй, – посоветовала я. – А потом мне расскажешь, как действует.
– Угу. Расскажу. Ника, а это что за посудина, ее на кухню, да? – Светка вынула из очередного ящика небольшой керамический горшочек.
– Ух ты! Мой Волшебный Горшочек! – обрадовалась я. – Нет, Светка, это на кухню не надо. Дай‑ка его сюда. Ну надо же! Я уж и забыла про него, а он тут, оказывается. Сохранился, миленький!!!
– Ника, а что это за горшочек такой? Что ты его гладишь, как будто он из золота с бриллиантами? – озадачилась Светлана.
– Понимаешь, Свет, это симоронская штучка такая. Для исполнения желаний. Складываешь в него разные ингредиенты, смешиваешь, закрываешь крышкой… Потом трешь его бока и приговариваешь: «Вари, горшочек, вари!!!» – и все.
– И что будет‑то? – не поняла Светка.
– Так что хочешь, то и будет! – объяснила я. – Смотря чего в нем намешать. Если хочешь приманить кого‑то или что‑то – сыпь манку. Если хочешь образ нарисовать – рис. Если деньги нужны – зелень надо сыпать. В общем, насколько фантазии хватит! А так – что хочешь, то и сыпь.
– Чепуха какая‑то, – неуверенно сказала Светка, посматривая на горшочек. – Не верится мне в это. Ну как это может работать?
– Знаешь, Светка, я тебя ни в чем убеждать не буду, – решительно сказала я. – Хочешь – так пробуй, а не хочешь – ну и ладно. У меня он работал как миленький! Желания выполнялись – только свист стоял! А теперь я уже и без него обхожусь, он свое дело сделал.
– А можно, я его домой заберу? – попросила Светка. – Раз тебе больше не нужен… Попробую, а вдруг получится?
– Да забирай! – разрешила я. – Экспериментируй! Постигай, так сказать, алхимию на практике! И на сегодня все, заканчиваем! И так вон сколько разгребли. Давай пьем чай с пряниками – и до завтра.
– Так говоришь, сыпать в горшочек можно что угодно? – прощаясь, еще раз переспросила Светка.
– Абсолютно, – уверила ее я. – Что‑нибудь да получится!
С тем я и проводила Светку домой, а сама пошла готовиться ко сну, тихонько хихикая: неплохо зная свою подругу, я предвкушала, во что могут вылиться ее игры с горшочком.
…Светка позвонила ни свет ни заря, когда я еще досматривала последние утренние сны. Она была в такой панике, что я подумала: уж не вернулся ли, часом, Славик? А что, может, она такое задание Горшочку и выдала на сон грядущий? Но все оказалось значительно волшебнее.
– Ника, я не знаю, что мне делать! – отчаянно голосила Светка. – Он сидит, ничего не делает и молчит, а я не знаю, куда звонить – в милицию или в «скорую». Или, может, МЧС вызывать? Вероничка, ты‑то хоть не молчи, ты говори что‑нибудь!
– Да ты мне сама слова вставить не даешь! – осадила ее я. – Не тарахти, ради бога, и давай по порядку. Кто сидит? Где сидит?
– Сидит у меня на кухне, – немного сбавив темп, заговорила Светка. – Незнакомый мужчина. В черном. Ничего не говорит. По‑моему, он меня вообще не понимает. Что мне делать?
– А откуда он взялся у тебя на кухне? – спросила я, выбираясь из‑под одеяла. – Как он в дом‑то проник?
– Не знаю!!! – чуть не плача, воскликнула Светка. – Дверь заперта, и на цепочку в том числе. Окна закрыты. Я проснулась, а он уже сидит! Я заорала как резаная, а он мне на каком‑то не нашем языке талдычить начал.
– Ага, значит, все‑таки говорящий! – обрадовалась я, плечом придерживая трубку и одновременно натягивая джинсы. – Светка, ты не паникуй, я уже выхожу и скоро буду. А там, на месте, решим, что с этим делать. А ты пока щит выставляй!
– Какой щит? Распределительный, где электричество? А я не знаю, как он открывается! – возопила Светка.
– Дура! «Любовь и Благодарность», помнишь? Это единственный щит, который может тебе помочь! Вспомнила?
– Ага, Любовь и Благодарность. Щит. Вспомнила. Давай быстрее, а то я с ума сойду, – жалобно проблеяла Светка и отключилась.
Я летела к Светке быстрее ветра. У меня великолепный нюх на все интересное и необычное, а он мне подсказывал, что вокруг нас со Светкой витают Чудеса. И этот таинственный незнакомец вполне мог принадлежать этому самому Пространству Чудес – а почему бы и нет? У меня такое бывало, и не раз. И каждая такая встреча потом выливалась в такой творческий полет на крыльях вдохновения, что ни в сказке сказать, ни пером описать. В общем, вскоре я уже жала на кнопку звонка Светкиной квартиры. Она открыла так быстро, словно дежурила под дверью.
– Вероничка, как хорошо, что ты пришла! – нервным шепотом заговорила Светка, цепляясь за меня, как за последнюю надежду. – Он сидит, а я боюсь. Любовь и Благодарность.
– Обижает? – деловито спросила я. – Чего боишься‑то? И почему шепотом?
– Да я уже вообще офонарела! – прибавила звука Светка. – Вот если бы у тебя утром в запертой квартире оказался посторонний мужчина, ты бы что подумала?
– Подумала бы, что случилось чудо, – хохотнула я. – Ты духов, случаем, на ночь глядя не вызывала?
– Не вызывала, – буркнула Светка. – Какие духи? Я вчера пришла, кое‑какое старье повыбросила в мусоропровод, потом посмотрела по каналу «Культура» фильм, и спать. Да, еще только с Горшочком твоим позанималась – и все. Сразу на боковую.
– Какой фильм‑то? – спросила я, чтобы как‑то привести Светку в чувство.
– Комедия, «Формула Любви», – отмахнулась она. – Неважно. Ты что про ерунду всякую спрашиваешь? Ты хоть пойди глянь на этого Летучего Голландца.
– Гляну, гляну, – пообещала я. – Ты только успокойся. Я уже здесь, а вместе мы – сила. Да же?
– Ну же, – согласилась Светка. – В общем, хорошо, что ты уже здесь. Теперь я, по крайней мере, думать могу. А то совсем мозги набекрень – ну как он мог проникнуть в дом?
– Ладно, показывай своего проникновенного мужчину, – сказала я и двинулась на кухню.
Надо отметить, я сразу поняла, почему Светка так дергалась и нервничала. Мужчина впечатлял. Он был какой‑то нездешний – это не вызывало сомнений. Он был одет в черный… сюртук? – и в узкие черные брюки, на ногах черные же туфли с массивными пряжками, длинные прямые черные волосы спадали на плечи, а лицо… О да, это был типаж! Узкое аскетичное бледное лицо с горящими из‑под низких и длинных прямых бровей темными глазами воскрешало смутные воспоминания о средневековых фанатиках, святой инквизиции и монахах‑затворниках. Самое странное, что меня пронзил момент узнавания, как будто я его уже где‑то встречала. Только вот никак не удавалось вспомнить где. Не то в кино, не то во сне?
Но спокойно поразмыслить и предаться воспоминаниям мне не удалось. Увидев меня, мужчина вскочил, поклонился, приложив руку к груди, и пророкотал несколько слов на незнакомом мне языке.
– Здрасьте, только и смогла проговорить я. Мужчина разразился в ответ какой‑то пламенной речью, экспрессивно указывая то на окно, то на потолок, то на себя и явно пытаясь что‑то втолковать.