Уже на подходе к дому он увидел плачущую девочку, прижимающую что‑то к груди.
– Что случилось, малышка? – наклонился он к ней.
– Мама… Сказала, если не пристроишь в хорошие руки, утопит! – сквозь слезы проговорила девочка.
– Кого утопит? – не понял Алхимик.
– Его… котенка!
И она показала черного как смоль малыша с коротким тонким хвостиком, моргающего зелеными глазками и явно не осознающего, что его жизнь может прерваться во цвете лет.
– Как ты думаешь, у меня хорошие руки? – спросил Алхимик, пряча улыбку.
– Хорошие! – с надеждой сказала девочка, мигом перестав реветь. – Я же вижу, очень, очень хорошие!
– Ну тогда пристрой его в мои руки, я обещаю о нем хорошо заботиться. Это мальчик или девочка? А имя у котенка есть?
– Девочка… Она еще безымянная.
– Ладно, тогда скажи, как зовут тебя.
– Мама называет меня Триша.
– Хорошо. Так тому и быть. Назову котенка Триша. Ты не против?
– Я не против! Пусть у вас тоже будет своя Триша. А вы где живете? Можно, я буду его навешать? – спросила девочка.
– Вот в этом доме, вход прямо с улицы, и сразу направо, – сообщил Алхимик, беря в руки хрупкое пушистое тельце. – Приходи, когда захочешь.
– Спасибо, дяденька! – звонко сказала девочка и на миг обняла Алхимика, сильно, от души. – Вы очень хороший! Я теперь очень, очень счастливая!
И девчонка припустила вдоль по улице. А Алхимик поудобнее устроил на ладони котенка, который тут же свернулся в клубочек и заурчал, и двинулся домой. Он шел и улыбался. У него снова появилась цель.
В прошлом у него была птица, благодаря которой в его жизни появились приятели – аптекарь, библиотекарь, и еще старая Марта.
В будущем – черная кошечка Триша и девочка с таким же именем, которая обязательно придет его навестить.
А в настоящем – пусть короткое, пусть мимолетное, пусть вечно ускользающее, зато абсолютное счастье.
– Я уже читала эту историю! – объявила я, едва Летучий Голландец, он же Гомункулус, он же Алхимик (в этом не было никаких сомнений!), закончил свой рассказ. – Я даже книгу помню!!! Она называлась «Счастье сейчас и всегда», автор – Эльфика, издательство «Речь», и там были собраны всякие истории про счастье, и про Алхимика тоже. Он там очень подробно описан!!! То‑то я смотрю и не пойму: откуда у меня это чувство, что я уже где‑то вас видела???
– Ой, Вероничка, так вы знакомы? – восхитилась Светка. – О господи, вот чудеса так чудеса! Ну, теперь все нормально будет! Вы быстро договоритесь! Любовь и Благодарность!
– Уймись, Белоснежка! – попросила я. – То, что я читала про Ивана Грозного, Шерлока Холмса и премьера Путина, – это еще не повод для знакомства. Я их знаю, они меня нет. Ты пойми, наш… э‑э‑э‑э… новый друг – из сказки! Он – литературный персонаж.
– Ой, как интересно! – возрадовалась Светка, придвигая свою табуретку поближе к «нашему новому другу». – У меня еще никогда не было знакомого литературного персонажа! А как вас зовут, уважаемый Гомункулус?
– Све‑е‑е‑етка… – сквозь зубы простонала я, мысленно благословляя всех блондинок мира и их простодушие заодно.
– Анхель, – смущенно ответил Гомункулус, в очередной раз совершая церемонный поклон.
– Ангел? – недослышала Светлана. – Какое чудесное, необычное имя!
– Ангел, Ангел! – не стала разубеждать ее я. – Вот видишь, нечего бояться. Ангел, да еще из книги про счастье материализовался – все вообще отлично складывается. Осталось придумать, как вернуть его назад в книгу, – и можно продолжать генеральную уборку!
– А меня зовут Светлана, – не слушая меня, кокетливо представилась Светка Летучему Голландцу. – А это моя подруга Вероника!
– Светляйн… Веро'ника, – послушно повторил он. – Я отшень рад свести знакомств. Я есть несколько растерян, но доволен. Такой вкусность! Такой милый фройляйн!
– Еще бы не доволен, – усмехнулась я. – Как там, Светка, в твоем фильме? Ну, про «Формулу Любви»? «Когда доктор сыт, и больному легче», да?
– Так он врач? – в очередной раз обрадовалась Светка. – Вообще отпад! А по какой специальности?
– По специальности «алхимия», – сообщила я. – Так что вы с ним в определенном смысле коллеги. Вам будет о чем поговорить!
– Любовь и Благодарность! – ликующе прошептала Светка, глядя на меня, как Золушка на Фею. – Вероничка, твой Волшебный Горшочек – это что‑то!!!
– А ты не верила, – отозвалась я, напряженно соображая, что же теперь делать с этим самым литературным персонажем по имени Анхель, которого Светка так неосторожно выдернула из его сказки своим неумелым волшебством.
* * *
Светка хлопотала на кухне, откуда неслись совершенно колдовские запахи. Мы с Анхелем сидели в комнате и пытались вести светскую беседу. Я только что научила его пользоваться санузлом, и Анхель был все еще в некотором обалдении.
– Я не ожидаль, что в моей жизнь произойдет такой вольшебный слючай, – втолковывал мне Анхель. – Я не думаль, что мир есть столь интересен! Моя Формула Счастья есть больше, чем я полагаль, и не там, где я искаль!
– Я рада за вас, Анхель, – кисло проговорила я. – Ваше появление здесь, в нашем мире, действительно – чудо. Но вот как отправить вас обратно – я, честно говоря, не знаю. А у вас имеются идеи?
– Я не имель конструктивный идей на текущий момент, – признался Анхель. Мне надо собирать немножко информаций. Но не надо беспокойств, я обязательно что‑нибудь придумаль!
– Я в вас верю, – с чувством сказала я. Судя по вашей истории, вы опытный алхимик!
– О да, я есть опытный алхимик, но неопытный… как это? жилец! Я плехо знай реальный жизнь, это так. Я недавно вышель из свой подземелий и еще только изучай формула жизнь. Но я есть быстро обучаемый, милый фройляйн Вероника, ви это скоро оценить!
– Я очень на это надеюсь, – порадовалась я. – Хоть одна умная голова в нашей компании должна присутствовать! Надеюсь, что в скором времени вы благополучно вернетесь в свою сказку, Анхель. Скажите, а как ваша кошечка – кто за ней пока будет ухаживать?
– Старый Марта не даст ей голодать, – заулыбался Анхель. – Она очень хороший хозяйка, и вкусно стряпать, прямо как Светляйн!
– Ребята, у меня готово, – высунулась с кухни «Светляйн». – Прошу всех к столу!
Светка расстаралась. Она и так‑то вкусно готовит, что да, то да, и мне ее кулинарные таланты хорошо известны, но то, что она сотворила сегодня, качественно отличалось от обычного обеда, как банкет в дорогом ресторане от перекуса в «Макдональдсе». Все благоухало неземными ароматами, таяло во рту и вызывало еще больший аппетит. Да и сама Светка раскраснелась, очень похорошела и цвела, как майская роза. Нет, определенно, женщина рождена, чтобы кого‑то кормить, это факт!
– Светка, сие дас ист фантастишь! – с набитым ртом проговорила я. – И ты сегодня тоже просто фантастишь! Забота о ближнем женщину очень украшает!
– А к чаю будут творожные уголки с корицей и яблоками, предупредила явно довольная Светка. – Так что оставляйте место!
После обеда я решила, что пора брать командование в свои руки. Пока мы ели, мне пришли в голову кое‑какие мысли, и я их озвучила.
– Так, ребята! Надо менять дислокацию. Я в отпуске, ты, Светка, на больничном, Анхель до пятницы совершенно свободен. Поэтому перемещаемся на мою территорию – у меня все‑таки три комнаты, каждому отдельное помещение, да? Будем завершать уборку и думать, как вернуть Анхеля в его сказку. Возражения имеются?
По Светкиному лицу я видела, что имеются кое‑какие возражения, но вслух она выказывать их не решилась. А Анхель, как видно, уже признал во мне руководителя, и только согласно закивал головой. Так что в скором времени мы уже собирались совершить великий переход из Светкиного однокомнатного обиталища в мои трехкомнатные хоромы.
– Вероничка, а ничего, что он так одет? – забеспокоилась Светлана. – Вроде бы сейчас такого не носят?
Я оценивающе оглядела Анхеля в его черном прикиде, высокого и худощавого, с резкими чертами лица и пламенным взглядом из‑под бровей‑крыльев, и решила:
– Ничего. Сойдет за гота, если что. Они примерно так и выглядят, – после чего Светка успокоилась, и мы уже без сомнений отправились на мою территорию.
Вид улицы, едущих по дороге машин, подростков, упражняющихся в паркуре, и пьяного дворника Петровича, пытающегося оседлать свою метлу, Анхеля с ума не свел – видимо, мужчина был крепкий, да и насчет ведьм, наверное, знавал побольше, нежели мы. Он только выпрямился и сжал покрепче зубы – а так ничего.
– Анхель, вы, если что непонятно, спрашивайте, – предложила я.
– Не стоит беспокойств, я справлюсь, я проводить научный наблюдений, – мужественно ответил Анхель, вызвав у меня приступ уважения. Еще неизвестно, как бы я вела себя, попав в средневековый городок. Но, когда мы свернули в мой двор, я испытала некоторое облегчение.
– Ангел, вы что хотите на ужин? – вопросила Светка, едва мы вошли в квартиру.
– О, фройляйн! Из ваши руки я готов кушать даже подметка! Вы – Вольшебный Фея Кухни! – восторженно ответствовал Анхель.
– Вот видишь! Я тоже Волшебница, – скромно заметила Светка.
– Ага, еще какая, – не без ядовитости подтвердила я. – Волшебник‑Недоучка – не твой родственник, случаем? Иди уже на свое рабочее место, Кухонная Фея. Посмотри там, какие колдовские снадобья имеются в холодильнике и в шкафах. А мы тут пока научные теории выстраивать будем.
Анхель оказался действительно очень умным. Наверное, те книги, которые он проштудировал в поисках своей Формулы Абсолютного Счастья, оставили неизгладимый след: он здорово соображал и демонстрировал знания в самых разных областях наук. Правда, на уровне Средневековья, но мне и этот уровень не снился.
– Милый фройляйн Вероника, мне думалься так: если фройляйн Светляйн с помощью Вольшебный Горшочек искаль Формула Любви и этот факт вызваль меня, значит, я есть важный элемент в ее изысканий, так?
– Получается, так, – вынуждена была признать я. Только я пока не понимаю, какова ваша роль.
– Во мне тоже не есть польный ясность, но я предлагаль бы идти путем… как это будет по‑русски??? – экспериментус вульгарис, так я говориль?
– «Обычного эксперимента», – перевела я. То есть вы будете ставить какие‑то опыты? Надеюсь, не над нами?
– Найн, нет, майн либе фройляйн! Это вы ставить опыты, а я принималь в них всяческий участие и оказываль посильный помощь! – торжественно провозгласил Анхель. – Когда ваш опыт увенчалься успехом, мой миссий есть завершен, и я отправилься назад, в свой мир, в своя сказка.
– А что, это резонно, – подумав, одобрила я. – Вот что значит большой ученый! Как вы сразу план исследований‑то построили! Респект и уважуха, как у нас тут говорят.
– О, «респект»! Я поняль! Я есть тронут! – признательно глянул на меня Анхель. Я хотель сказать, что мне тоже очень интересен данный тема. Я тоже хотель бы узнать, какова есть любовь. Я рад, что наши интересы пересекалься в единый плоскость, да! А когда мы начиналь?
– С продуктами все в порядке, для ужина все имеется, – объявила вернувшаяся с кухонных раскопок Светлана. – А вы уже придумали, как Ангела послать, откуда он пришел?
– Ну, послать его мы всегда успеем, – фыркнула я. – А пока Анхель любезно согласился принять участие в наших исследованиях Любви. В общем, все в очередь за любовью!!!
– А‑а‑а‑а‑а!!!!! – подпрыгнула моя «Светляйн». – О чудо!!! Я, пока там, на кухне, с продуктами разбиралась, как раз об этом думала! Я так этого хотела! И вот, уже свершилось! Нет, ну просто отпад! Конечно, я немного поволшебила, – призналась Светка.
– Это как? – испугалась я, заозиралась по сторонам и нашла глазами Волшебный Горшочек. Это меня немного успокоило.
– Нет, нет, не бойся, я совсем немножко, – затараторила Светка. – У тебя там просто блюдечко с голубой каемочкой, ну, я его и использовала. Рассказала свою мечту яблоку и положила его на блюдечко с голубой каемочкой, чтобы мне мою мечту на нем и принесли, вот!
– Да, Светик, растешь не по дням, а по часам, – констатировала я. – А еще говорила «Я в это не верю» да «Чудес не бывает». А сама‑то…
– Ну как не верить, если Ангел на кухне материализовался из ничего? – вполне логично заключила Светка. – В общем, я счастлива! Ну и что надо делать?
– Анхель, может, вы скажете, что делать? – перевела стрелку я. – Давайте вы будете нашим научным руководителем, ладно?
– Польщен высокий доверий, – поклонился Анхель. – И великодушно просиль: не могли бы вы, либе фройляйн, рассказать мне, как обстоят дела с любовь у вас лично? Мне нужен достоверный информаций!
– Давай, Светка, колись, – вздохнула я. – Ты кашу заварила, тебе и расхлебывать. Ангелу нашему нужен информаций, ферштейн?
– Ага, – нервно сглотнула Светка. – А как рассказывать, красиво или правду?
– Извольте говориль правда и только правда, – строго вмешался Анхель. – Для чистота опыт! Иначе могу быть роковой искажений, и мы не узналь истина!
– Ой… Ну что тут рассказывать, – опечалилась Светка. – У Веронички все нормально, у нее любимый муж имеется, квартиру вот поменяли, и вообще Вероничка – волшебница. А я… У меня только что такое жизненное потрясение было, я, можно сказать, из концлагеря освободилась!
– Что есть концлагерь? – уточнил Анхель.
– Это… как бы такая тюрьма с очень строгим режимом, – нашлась я. – В вашем мире их нет, их позже придумают.
– Фройляйн Светляйн, ви сидель тюрьма? – воззрился на нее Анхель, и на лице его отразились сострадание пополам с испугом.
– Нет, я не в том смысле! – заторопилась Светка. – Просто у меня случились очень неудачные отношения. Я думала, что это любовь, но Вероничка говорит, что я ее придумала, а было там совсем другое. Не любовь, а зависимость. В общем, я оказалась узницей любви…
– Узницей любви? – переспросил Анхель, наморщив лоб и удивленно приподняв брови. – Я не отшень понималь… У меня пока не быль такой опыт… Разве любовь берет пленный?
– Берет, еще как берет, – подтвердила я. – Узницы любви – это у нас распространенное явление.
История шестая
УЗНИЦА ЛЮБВИ
верь одиночной камеры распахивается, на пороге – конвоир с празднично‑торжественным выражением лица.
– Узница Любви № 201 055, с вещами на выход!
– Меня что, на допрос? Опять мучиться, снова терзаться?
– Ваш срок закончился. Выходите.
– Но я… Я не хочу! Я хочу остаться здесь. Я привыкла!
– Освободите камеру! Вы что думаете, одна вы такая??? У нас тюрьма переполнена! Нам новых узниц сажать некуда! Вы свое отсидели – вот и извольте.
– Хорошо. Раз остаться нельзя… Хорошо. Куда идти?
– Следуйте за мной. Получите личные вещи, документы – и до свидания.
Женщина идет по коридорам следом за конвоиром.
– Сюда, пожалуйста. Степаныч, привел освободившуюся!
– Ага, проходите. Узница Любви № 201 055?
– Да.
– Статья, срок?
– Безумная Любовь. 14‑й срок. В обшей сложности – семь лет строгого режима.
– Насколько строгого? В чем выражалось?
– Очень строгого. Ревновал, бил, бил сильно, я его боялась как мужчину, никуда не ходила… Из дома на работу, с работы домой… За семь лет совместной жизни мы расставались тринадцать раз… Но все равно сходились, я его люблю безумно, до сих пор… Потом бросил, в очень трудной ситуации. Меня как раз с работы уволили, заработок уменьшился в пять раз. Ведь мы на мои деньги в целом жили, я много зарабатывала. А тут – в пять раз… Это его так расстроило! Он прямо сам не свой стал, просто смотреть больно. Скандалы начались, ссоры. Но я его понимаю!
– А я вас не понимаю! Выходит, вы свою Безумную Любовь за деньги купили? Пока вы содержали семью, он с вами жил. А содержание кончилось, так он того… свинтил?!
– Не говорите о нем плохо! Он меня любит! Любил…
– Откуда вы знаете? Из чего это следует?
– Он сам говорил! Говорил, что любит меня, что счастлив со мной, что я для него идеальная женщина, и все такое прочее.
– Ну да, вы для него идеальная женщина. За вами – как за каменной стеной. Как при родной мамочке. И накормит, и напоит, и денег даст, и поймет, и простит… Удобно! Пока вас с работы не уволили…
– Не надо так говорить! Вы злой… Вы на него наговариваете!
– Да нет, я не злой. Просто понять хочу. Работа у меня такая – провожать на свободу Узниц Любви. И предупреждать рецидивы. Так что, когда уходил‑то, так и сказал: «Люблю, мол, идеальная моя женщина!»? Только, чур, честно!
– Если честно… Напоследок он мне сказал, что я плохая хозяйка, что я плохая женщина и что всю жизнь буду жалеть, что его потеряла…. И это не в первый раз, когда он так себя ведет, бросает в очень трудной ситуации…
– И ведь прав оказался! Вы на свободу и выйти не успели, а уже опять, в камеру, проситесь! Жалеете, что потеряли вашего тюремщика и мучителя!
– А что мне делать??? Я же его так люблю!!! Безумно просто!!! А вдруг он другую найдет??? Он мне сказал, что не останется один никогда…
– Чистая правда. Присосется к другой Большой Мамочке – Узнице Любви. Если б вы одна такая были… А то вон тюрьма по швам трещит! Он же не самостоятельный! Он Маменькин Сынок! Он у вас хоть работал?
– Работал… В моей же организации, я его туда и устроила. На машине моей ездил. Такой весь родной, свой, все пополам!
– И сердце ваше – тоже пополам. И душу. В общем, понятно. Что на свободе‑то делать намерены?
– Не знаю… Мне так страшно сейчас – одной!!! Что мне делать??? Кому я такая нужна???
– Какая – «такая»?
– Ну вы же сами видите! Толстая, некрасивая, обыкновенная! Пятачок за пучок! Да мне эта Безумная Любовь как подарок судьбы была!!! Я потому ему все и прощала, что он меня разглядел, оценил! Ну кто на меня еще позарится???
– О‑о‑о‑о‑о, ну теперь совсем понятно. Пока вы так к себе относиться будете, никто порядочный на вас действительно не позарится. Вы же себе даже не второй сорт назначили, а какую‑то некондицию просто!!! Вы же себя просто в расход списали!!!
– И что делать?
– Наверное, учиться уважать себя. Вам есть за что себя уважать! Если вы семь лет строгого режима перенесли и не сломались, выжили – уже достойно уважения!
– Еще я работаю, квартиру недавно купила. Я вообще‑то стойкая! И работы не боюсь.
– Вот видите! Вы подумайте, подумайте! Свобода – она и дается для того, чтобы отдохнуть от отношений, посидеть, подумать, переоценку ценностей провести. А то посмотрите, что я вам сейчас буду выдавать по описи в качестве личных вещей:
• разбитое сердце – 1 шт.,
• раздавленное самолюбие – 1 шт.,
• засушенная самооценка – 1 шт.,
• обиды проглоченные – 5 коробок,
• оскорбления стандартные – 1 набор,
• синяки бытовые калиброванные – полный комплект,
• Любовь Безумная, уцененная – 1 шт.
Ну и как вы жить будете на свободе с этим багажом???
– А можно, я это не буду забирать?
– Да конечно же, можно! Я же только и жду, когда вы от этого откажетесь!
– Ой, а разве это допускается? Я и не знала! И куда оно все денется?
– Спишем и утилизируем! У нас так многие делают при освобождении – отказываются получать!
– А я? С чем же останусь я?
– А вы теперь не Узница Любви! У вас – свобода! Полная свобода действий, желаний и всего такого прочего. Выберете себе что‑нибудь новое, по душе! Закажете все, что захотите! Новое, светлое, чистое!
– Светлое? Чистое? И можно выбирать? Знаете, я за семь лет отвыкла от нормальной жизни… Мне как‑то страшновато.
– Это не беда! Вот смотрите: ваша Справка об Освобождении. Она дает право обратиться за помощью к любому Работнику Света, в любой Реабилитационный Пункт.
– Реабилитационный Пункт?
– А куда, вы полагаете, направляются Узницы Любви после освобождения?
– Спасибо вам. Спасибо. Я пойду?
– Конечно. На прощание – подарок от администрации. Вот смотрите, в этой коробочке – Любовь к Себе! Работает от солнечных батарей, то есть практически вечно. Начните пользоваться – и результаты не замедлят ждать!
– Благодарю вас. Вы так добры ко мне…
– А Мир вообще добр! И щедр на дары. Вы просто знайте это и никогда не забывайте, хорошо?
– Хорошо, – несмело улыбается Узница.
– Я вам сейчас ворота открою. Добро пожаловать в Свободный Мир! И желаю вам никогда, никогда больше не возвращаться в нашу тюрьму.
…Степаныч распахивает ворота, и бывшая Узница Любви робко делает первый шаг в пространство, залитое ослепительным светом невероятной Любви, из которой, собственно, и состоит большой и добрый Мир. Он ее немного пугает – как птицу, которая выросла в клетке, а теперь вот выпушена на свободу. И ей предстоит научиться парить в свободном и радостном полете, как это и положено от природы – и птицам, и людям.
– О майн готт!!! – воскликнул потрясенный до глубины души Анхель, выслушав историю об Узнице Любви. – Это не может быть! Фройляйн Светляйн, вы так страдаль!!! Я поражен в сердце!
У него на глазах и впрямь показались слезы, и он был сейчас похож не столько на гота, сколько на эмо. На мой взгляд, конечно. Очень такой чувствительный Гомункулус, одно слово – Ангел. Светка от такого горячего мужского сочувствия опустила голову и закусила губу.
– Нет, это не моя история. У меня так далеко не зашло. Но что‑то в этом роде и со мной было, – созналась она. – Я только сейчас поняла, что я сама себя в эту тюрьму заточила. И просидела там много времени.
– Наконец‑то проняло, – встряла я. – А то «Я его люблю», «Он без меня пропадет», и что ты там еще обычно говорила?
– Я много чего говорила, – задумчиво ответила Светка. – Но вот теперь, правда, думаю: и чего я такая дура была??? После истории про Алхимика я сообразила: тоже вот человек цеплялся за свои заблуждения, а мог бы уже давно быть счастлив! Да, Ангел?
– Ви говориль чистый правда, майн либе фройляйн! – растроганно шмыгнул носом Анхель. – Ви такой умный! Я бальдель от вас!
– Вот, Ангел говорит, что я умная, – укоризненно сказала мне Светка, устремляя на него нежный взгляд. – А ты все критикуешь.
– Это у него временное помрачение, – хмыкнула я. – Сказал же – «обалдел, мол». От тебя кто угодно обалдеет. Хотя, конечно, последнее твое высказывание было очень даже ничего, – справедливости ради добавила я.
– Но что вас заставиль терпеть подобный боль? – продолжал свои научные изыскания Анхель. – Это быль… наваждение, да?
– Это наваждение называется у нас «любовь», Анхель, – объяснила я. – Понимаете, кто‑то когда‑то придумал слово «любовь» и запустил его в мир. Может, он и объяснял, что имел в виду, – не знаю! С тех пор прошло много времени, и автора уже не спросишь. Но вот люди как‑то совершенно разделились во мнениях. Поэтому «любовь» у нас каждый понимает как Бог на душу положит. И часто за любовь принимают заботу, страх одиночества, привязанность, зависимость – что угодно. Наваждение, в общем.
– Да, вот тогда люди и становятся в очередь за любовью, – глубокомысленно добавила Светка. – Любить‑то все равно хочется…
– Но как же?! – воскликнул Анхель. – Разве родитель не объясняль свой дети, что есть любовь?
– А как они объяснят, если сами не знают? – отозвалась Светка. – Мои вот точно не знали! Я вообще думала, что любовь – это когда то ссорятся, то мирятся.
– Но какова есть причина этот ненормальный положений? – продолжал докапываться до истины дотошный алхимик.
– Не знаю, – неуверенно протянула Светлана. – Наверное, у всех разные причины…
– Вот вам модель ситуации, – предложила я. – Вникайте, Анхель.
История седьмая
АТТРАКЦИОН
очтеннейшая публика! Приглашаем вас посетить наш уникальный аттракцион – Мост Любви! Пройдите по Мосту – и в конце вы получите эксклюзивный приз – Свою Любовь! – надрывался зазывала в костюме клоуна. Рыжий парик, разрисованное лицо, улыбка от уха до уха, нарисованная слеза и красный шарик на носу.
– Что за чушь он несет? – спросила я свою подругу Симку, с которой мы прогуливались по парку.
– Почему чушь? – удивилась Симка. – Про любовь говорит, пройдите, мол, по мосту – и того… получите и распишитесь. Аттракцион такой.
– Знаем мы эти аттракционы, – скептически отозвалась я. – У меня вся жизнь – сплошной любовный аттракцион. Только главного приза что‑то не видно.
– Тогда что ты теряешь? – дернула меня за руку Симка. – Давай! Интересно же, что за Мост Любви!
– Тебе интересно – ты и проходи, – гордо сказала я.
– Не могу, – вздохнула Симка. – Мне Костик никуда лезть не разрешает…
Костик – это Симкин муж, который трясется над своей ненаглядной, как будто не она беременная, а он сам. Симка свой Мост Любви давно прошла, и призов у нее было море. Хорошо ей говорить!
– Боишься, значит, любви… Трусиха! Ну тогда пойдем мороженое лопать, – легко переключилась Симка. Это меня задело.
– Почему трусиха? Ничего я не боюсь! Вот возьму да и пройду! – сердито сказала я.
– Лицом к лицу с собственными страхами! Преодолевая препятствия и сметая барьеры! Вперед, за счастьем, по Мосту Любви! – с новой силой завопил клоун.
– Слушай, может, не надо? – вкрадчиво спросила Симка. – Ну на фига тебе этот приз? Наверное, ерунда какая‑нибудь, плюшевый медвежонок!
Но я уже закусила удила. Коварная Симка знала, на какие кнопки надо нажать, чтобы я пошла вразнос.
– Ну и что! – самолюбиво отозвалась я. – Лучше медвежонок, чем вообще ничего. Буду его любить, вот!
С этими словами я ринулась к клоуну, как в последний бой, хотя трусила ужасно. Обрадовавшийся до невозможности клоун быстренько подвел меня к примитивному сооружению: грубо сколоченный деревянный мосток, середина которого скрывалась под раскинутым разноцветным шатром. Маленьким, метра три в диаметре. Что там могло быть непреодолимого – не представляю.
– Заходите с этой стороны, выходите с той, – напутствовал меня клоун. – А все, что под шатром, – ну, сами разберетесь. Единственное, что следует помнить: Мост Любви – это дорога в один конец. Оглядываться не рекомендую, прошлое, знаете ли, затягивает. А так все предельно просто!
– Надеюсь, ведро с водой на голову не проливается? – холодно спросила я.
– Это вряд ли, – бодро ответствовал клоун. – Ну, с Богом!
– Держись, подруга! – воинственно крикнула Симка. – Я тебя там встречу, на том конце моста! Давай скоренько!
– Соскучишься не успеешь, – пообещала я и шагнула на Мост. Створки шатра сомкнулись за мной, и наступила темнота.
…Внутри оказалось совсем не так, как можно было ожидать. Во‑первых, здесь было довольно светло. Во‑вторых, внизу и вверху клубился какой‑то дым, совершенно сбивая с толку глазомер. В‑третьих, пространство было необозримым – какие там три метра в диаметре??? Я стояла на подвесном мосту, и он был такой длинный, что конца ему не видать. «Эффект зеркал, наверное», – решила я и подумала: «А не вернуться ли мне, пока не поздно?» Но когда я оглянулась, то с ужасом обнаружила, что никакого шатра за мной не наблюдается, а мост примыкает к отвесной скале. Я ее даже потрогала – камень и камень, и никаких входов‑выходов. «Аттракцион, блин. Цирк уехал, клоуны остались. Вляпалась!» – тоскливо подумала я.
Делать было нечего: я сделала шаг вперед и чуть не упала: подвесной мост оказался шатким и хлипким, под ногами ходил ходуном, и я едва удержала равновесие.
– Мама! – взвизгнула я.
– Я здесь, доченька! – тут же отозвалась мама, возникая на мосту метрах в пяти от меня.
– Мама, ты как здесь? – глупо спросила я, цепляясь за перила.
– Ты позвала – и я пришла, – объяснила мама. – Не бойся, я с тобой, я спасу тебя. Я никому не дам тебя обидеть. Мою девочку. Мою малышку. Мою симпампулечку.
– Мам, я уже давно не малышка, – тут же привычно ощетинилась я. Начинался наш вечный диспут.
– Малышка, малышка, – успокаивающе заворковала мама. – Девочка моя ненаглядная. Никому тебя не отдам. Никого у меня нет, кроме тебя. Мамочка всегда с тобой, мамочка всегда бдит…
Голос ее убаюкивал, глаза стали слипаться, и я почувствовала, что руки мои разжимаются, мне хочется лечь… уснуть… и пусть мама колыбельную споет…
– Не спи! – вякнул кто‑то под самым ухом. – Разобьешься, дурында!
Я очнулась. Надо мной вился какой‑то странный персонаж: больше всего он напоминал глазастую мочалку с крылышками.
– Ты кто? – опасливо спросила я, косясь на маму, все еще маячившую впереди.
– Я твой Инстинкт, – обиженно ответил он. – Вот здорово, почти до тридцати лет дожила, а своих Инстинктов не знаешь.
– Какой еще Инстинкт??? – обалдела я.
– Какой, какой… Половой! – сердито ответил он. – Я тебя влеку к мужчинам, а мужчин – к тебе. Что непонятного?