Перед глазами у него вновь возникла старая шлюха. Она подошла к столу, чтобы налить себе эля.
– Где ты пропадал все эти годы? Роджер говорил, что какой–то великий лорд зарубил его отца и забрал тебя с собой.
Майкл кивнул. Наконец–то к нему вернулась способность говорить.
– Он отвез меня в Ирландию.
На лице у проститутки появилось какое–то странное выражение.
– Славная страна, верно? Мой отец был родом из Коннахта.
– Марджери, а ты хотела бы вернуться домой с кошелем, полным золота?
Она метнула на него острый взгляд.
– Что тебе нужно теперь?
– Когда ушли отсюда прошлой ночью Фрэнсис Брайан и Николас Кэри?
Не успело имя Брайана слететь с его губ, как она уже яростно трясла головой, наотрез отказываясь отвечать. В глазах у женщины появилась боль. Майкл приблизился к ней.
– Тяжелый кошель с золотом, Мардж. Уже завтра ты можешь оказаться на борту корабля, плывущего в Коннахт. Новая жизнь, домик у моря. Тебе больше никогда не придется работать, а люди вокруг не будут ничего знать о твоем прошлом. И Брайан тоже ничего не узнает, он сегодня уехал далеко–далеко, выполняя приказ своего господина.
– Сколько? – выпалила проститутка, сама удивляясь своей храбрости.
– Можешь сама назвать сумму, милочка.
– Сто фунтов! – нагло заявила она.
– Пятьдесят. – На самом деле, он с готовностью заплатил бы ей и сотню, но нужно было поторговаться, иначе впоследствии она могла решить, что продешевила. – Будь завтра на Гринвичской пристани в десять часов утра. Мой человек принесет тебе мешочек с золотом. Ну, а теперь отвечай – когда Брайан и Кэри ушли из «Рогатого оленя»?
Ее била дрожь. Она боялась, это было видно невооруженным глазом.
– Доверься мне, Мардж. Я не обману тебя, клянусь душой. Я дам тебе несколько монет сейчас, а остальное, как мы договорились, передам завтра.
Содержательница притона шумно сглотнула и обхватила себя руками.
– На рассвете, – прошептала она. – Они ушли с первыми лучами солнца.
Значит, Брайан и Кэри не были убийцами! Но если никто из фаворитов короля, столь удобно попавших под подозрение в убийстве леди Анны, не виновен, то кто же совершил это преступление? И вновь мысли Майкла вернулись к кардиналу Уолси и своему пропавшему кольцу. Личное вмешательство лорда–канцлера в расследование этого дела не на шутку беспокоило юношу. Что же он упустил из виду?
– Тебе нечего бояться. Они не станут преследовать тебя из–за того, что ты мне рассказала. – Он высыпал пригоршню монет на стол. – Будь завтра на пристани в десять часов утра.
– Почему? – Стареющая проститутка – рябая, ожесточившаяся и покрытая шрамами, как бродячая кошка, – схватила его за руку. – Почему ты вдруг решил вытащить меня отсюда, из этих вонючих трущоб, словно блистающий ангел, сошедший с небес? – выкрикнула она ему в лицо, как если бы он был ангелом смерти, пришедшим к ней раньше времени, чтобы забрать ее душу. В глазах у женщины читались недоумение и ярость.
– Потому что, – Майкл печально улыбнулся, – один добрый человек сделал то же самое для меня. Да хранит тебя Господь, Марджери Курсон.
– Подожди! – Мозолистые грязные пальцы крепче вцепились в его рукав. – Как тебя теперь зовут?
– Сэр Майкл Деверо.
Мардж улыбнулась.
– Рыцарь, да? Она всегда мечтала о том, что ты станешь рыцарем, как твой отец.
– Я знаю. – Майкл грустно улыбнулся.
Он ушел, и на глазах у обоих блестели слезы.
Майкл, в душе которого бушевали демоны прошлого и настоящего, покинул публичный дом с намерением никогда больше не возвращаться сюда и зашагал по темной аллее. Воспоминания о давно забытом детстве перемежались видениями великолепного обнаженного тела Рене, страстно отвечавшего на его ласки. Рассказ Марджери откинул в сторону полог, которым его память накрыла первые страшные и трудные годы детства, проведенные в сточной канаве Лондона. Из тех времен он помнил совсем немного: свой соломенный тюфяк на полу, мать, нежно бравшую его на руки на рассвете или укачивающую на закате. Он вспомнил, как носился с другими мальчишками по улицам, срезая кошелки и вспарывая карманы, прячась в переулках, чтобы разделить добычу. Они были ловкими карманниками, эти маленькие воры, банда малолетних хулиганов, которой заправляли братья–близнецы. Те, в свою очередь, львиную долю украденного отдавали своему свирепому папаше. Ничего удивительного, что сам он сохранил ловкость рук и сразу заметил, как жалкая проститутка стянула кошель у Стэнли. Равно как не было ничего удивительного и в том, что он не испытывал ни малейшего страха, а лишь одно глубокое отвращение. В детстве эти грязные аллеи, предательские тени и зловонные канавы, переполненные нечистотами, были для него родным домом, где он знал все ходы и выходы. Там, куда сейчас ступали его высокие сапоги с рыцарскими шпорами, он некогда ползал на животе, подбирая всякую мелочь, выпавшую из карманов ремесленников и подмастерьев.
Но для него оставалось тайной, чем и как он сумел заинтересовать лорда Тайрона. Или его отец взял с графа клятву позаботиться о своем незаконнорожденном сыне, если с ним самим случится непоправимое? Майкл тщетно рылся в памяти в поисках ранних, самых первых воспоминаний о своем знакомстве с графом – и не находил ничего. Последнее, что он помнил о днях, проведенных им в «рыбных садках», – это лежащее в канаве, завернутое в окровавленную простыню тело матери и он сам, обнимающий его. Точно так же не сохранилось у него в памяти и воспоминаний о времени, прошедшем с того момента, как он навестил старого лорда в его покоях, идо того утра, когда он проснулся от жара в крови. Аналогичный провал существовал и между тем часом, когда он увидел разорванное горло Марион Вуд, и следующим утром. И еще один, последний пробел: он склонился над пульсирующей жилкой на шее Рене – ее полный ужаса крик все еще звучал у него в ушах, – а потом вдруг пришел в себя и обнаружил, что стоит перед входом в таверну «Рогатый олень». Проклятье! В его ненадежной и смертоносной памяти оказалось больше дыр, чем в чулке нищего.
Две женщины были зверски убиты в одну ночь, причем в то время, когда он находился поблизости, и обе имели к нему отношение – косвенное у шлюхи, через его далекое детство, и прямое – у Анны, благодаря событиям недавнего прошлого. Обеих кто–то укусил в шею, а у Анны вдобавок выпил всю кровь и подкинул ей украденное у него кольцо…
Все разрозненные доказательства указывали на него: отрастающие клыки, невероятная жажда, публичный дом, кольцо. Убийца, его таинственный враг, знал о его прошлом и о его болезни; улики и намеки сыпались на него со всех сторон, подобно стрелам, выпущенным из лука.
«Значит, – заключил Майкл, – убийца страдает той же болезнью». Ответы находились совсем рядом, здесь, в «рыбных садках» и в его памяти, погребенные под грудой давно забытых воспоминаний. Он должен думать. Он должен связать прошлое с настоящим. И эта связь станет ключом к разгадке.
Майкл вернулся к таверне «Кардинальская шапка», чтобы попытаться найти в сточной канаве труп Марион Вуд, сброшенный туда прошлой ночью. Но тело проститутки бесследно исчезло.
Из темного переулка выскочила стайка маленьких грязных сорванцов и промчалась мимо, причем один из них намеренно задел его на бегу. Майкл резко развернулся на месте и бросился за ними, а потом и обогнал…
Он поджидал их у выхода из переулка. Завидев его, мальчишки, визжа от страха и неожиданности, остановились, помешкали и вновь кинулись наутек. Он опять ждал их, уже у другого выхода из темной аллеи, и вновь его улыбка заставила их замереть на месте. Остановившись, сорванцы встревожено оглянулись, прикидывая, не стоит ли им метнуться назад и не догонит ли он их снова, но потом решили, что это бесполезно. Майкл протянул к ним руку со словами:
– Мой кошель, джентльмены.
Один из мальчишек, единственный, кстати, кто макушкой доставал ему до перевязи с мечом на поясе, осторожно шагнул вперед и вытащил из–за пазухи его кошель, после чего с подобострастным поклоном протянул его Майклу.
– Прощения просим, милорд. Похоже, ваша милость обронили вот это.
Майкл улыбнулся. Взяв кошель, он извлек оттуда пригоршню сверкающих монет и показал мальчишкам, заметив, как на чумазых лицах моментально отразилось вожделение. Все они были маленькими и костлявыми оборванцами, и белки их глаз светились в темноте.
– Как вы смотрите на то, чтобы заработать эти деньги законным способом?
Самый крошечный из малышей, перемазанное сажей личико которого венчала копна соломенных волос, подошел к нему и остановился, широко расставив ноги и уперев ручонки в бока.
– Какой способ вы имеете в виду, милорд? – деловым тоном поинтересовался он. – Ваша милость хочет половить рыбку[93]? Тут полно ныряльщиков для этого. А мы – мужчины, и занимаемся серьезным делом, сэр. Мы – не какие–нибудь там бездельники.
Майкл скривился, как от боли. Глядя на оборванца, бастарда без будущего, обитающего в прибежище для ублюдков, он как будто смотрел в магическое зеркало и видел в нем себя самого.
– Мне нужны всего лишь кое–какие сведения, мой юный друг. Прошлой ночью здесь, в Харте, была убита женщина Марион Вуд. Вы знали ее? – Все пятеро мальчишек дружно закивали головами. – Вчера я видел, как вышибалы бросили ее труп в сточную канаву. Она была завернута в простыню. Теперь ее там нет. Вы не могли бы подсказать мне, что стало с ее телом, после того как его покинула душа?
– Монахини забрали ее к «Скрещенным костям».
– То есть на кладбище. – Последнее пристанище его матери. – Можете проводить меня туда? – Он швырнул каждому из них по монетке, а остальные зажал в кулаке, давая тем самым понять, что они могут заработать и их.
– Следуйте за нами, – строго произнес самый маленький. – Мы покажем вам, где это, милорд.
Подстраиваясь под их мелкие шажки, Майкл ухмыльнулся, глядя сверху вниз на невысокого, но отважного малыша.
– Как тебя зовут?
– Кристофер Риверз[94], милорд. Меня назвали в честь святого, спасшего тонущего мальчика на реке. – Мальчик набрал полную грудь воздуха, отчего стал похож на маленького голубя. – Мой отец был лодочником.
– Был?
Малыш выразительно передернул худенькими плечиками.
– Свалился в реку и утонул, когда был пьян.
Майкл положил руку мальчишке на плечо.
– А твоя мать?
Еще одно пожатие плечами.
– Не знаю. – Он поднял глаза на Майкла. – Вы научите меня, милорд? Я имею в виду, бегать вот так, стремглав, как вы? Вжик, вжик… – И он, совершенно по–детски улыбнувшись, показал, как именно, по его мнению, бегает Майкл.
«Да он совсем еще ребенок, – с внезапной тоской подумал молодой человек. – И я тоже был таким?» Его бедная мать, Эллен Батлер… Соблазненная и брошенная с ребенком под сердцем, лишенная средств к существованию. Очевидно, Саутворк находился вне пределов досягаемости христианского Бога и олдерменов Лондона. Майкла поразила злая ирония судьбы, заключавшаяся в том, что лорд Тайрон не верил в Иисуса Христа и, следовательно, не мог быть его посланцем.
– Я, в общем–то, и сам не знаю, как у меня это получается – бегать с такой быстротой, – извиняющимся тоном произнес он, ожидая увидеть искреннее разочарование на чумазом личике малыша. Но когда тот без слов принял его объяснение, Майкл ощутил, как в сердце у него проснулась острая жалость к бездомному ребенку. Кристофер Риверз не ожидал от жизни ничего хорошего и уж тем более не рассчитывал, что она станет осыпать его подарками. Стиснув худенькое плечико малыша, Майкл предложил: – Но я могу научить тебя чему–нибудь другому. Например… ездить верхом. Как ты отнесешься к этому?
Глазенки мальчика вспыхнули, как два масляных светильника.
– На лошади, милорд? На большом черном скакуне? Как настоящий рыцарь?
– Конечно. У меня как раз есть такой конь, большой и черный. Его зовут Архангел.
– И где он сейчас? – робко поинтересовался другой мальчуган.
Все остальные внимательно прислушивались к их разговору.
– Во дворце Гринвич, спит в конюшне.
– А он кусает руку, которая кормит его? – полюбопытствовал третий сорванец.
– Думаю, что нет. Архангелу нравятся маленькие мальчики, которые угощают его морковкой. А вас как зовут?
– Томас.
– Питер.
– Ну, что же, Кристофер, Томас и Питер, как вы отнесетесь к тому, что как–нибудь утром я приеду сюда на Архангеле и научу вас кормить, гладить и ездить верхом на нем, а?
– А нас вы тоже научите? – спросил четвертый сорванец, из–за плеча которого выглядывал мальчик повыше.
– Да, конечно. С удовольствием. А как зовут вас, ребята?
– Я – Генри, – отозвался старший. – А это – Роберт, мой брат.
– Генри, Роберт. – Майкл погладил всех пятерых по головам. – Меня зовут Майкл. Рад с вами познакомиться, джентльмены. – Он отвесил ребятне изысканный поклон. Ему казалось очень важным продемонстрировать им вежливое и учтивое обхождение, показать, что в мире есть и еще кое–что, помимо нищеты, грубости и страданий.
– А вы – рыцарь? – хором спросили Генри и Роберт. Майкл улыбнулся.
– Да, самый настоящий. Король Генрих пожаловал мне золотые шпоры только вчера, в День святого Георгия.
Мальчишки уставились на него с благоговейным ужасом.
– Вы победили огненного дракона? – спросил Питер.
Майкл рассмеялся.
– Еще нет, но надеюсь, что скоро это непременно случится.
– Мы можем помочь вам, милорд! Мы – меткие стрелки.
Генри подобрал камешек и запустил им в мрачный домик, приткнувшийся к таверне, расположенной у самого Лондонского моста. Четверо приятелей дружно последовали его примеру, и целый град камней обрушился на металлические решетки, закрывающие деревянные ставни. Многострадальный кирпичный дом, как сразу же отметил Майкл, много повидал на своем веку, а его стены внизу были измазаны фекалиями. В голове у него словно взорвалась еще одна шутиха, и перед внутренним взором юноши всплыла очередная картина: стоящий на пороге добродушный бородатый мужчина. Каменная канонада не осталась незамеченной. Изнутри послышалось недовольное ворчание, и одна из ставен вдруг распахнулась.
Почетный эскорт Майкла с воплями рассыпался по темным закоулкам, словно его и не было.
За решеткой возникло лицо бородатого мужчины из воспоминаний Майкла.
– Презренные негодяи, – сердито пробурчал он и погрозил кулаком вслед мальчишкам. – Убирайтесь прочь, маленькие бесенята! И не смейте возвращаться, слышите меня? Дайте же, наконец, бедному старику отдохнуть спокойно!
Майкл, задрав голову, с восторгом разглядывал его. Он был уже стар, борода его поседела, из–под ночного колпака выбивались редкие волосы, испанский акцент стал слабее, но юноша все равно узнал его.
– Сэр, – окликнул он старика. – Прошу извинить моих маленьких друзей за отсутствие хороших манер. Если их камни повредили ваши ставни, то позвольте мне возместить убыток.
– Уф! – Старик небрежно отмахнулся. – Этому старому дому досталось больше метательных снарядов, чем при Ажинкуре[95], но он по–прежнему крепко стоит на ногах, как, впрочем, и его хозяин. – Он коротко рассмеялся хриплым кудахчущим смехом. – Очень любезно с вашей стороны предложить мне компенсацию за их глупые шалости, но в этом нет необходимости. Доброй ночи, сэр.
– Сэр! – вновь окликнул его Майкл, когда старик уже запирал ставни. – Прошу простить меня за то, что нарушаю ваш ночной отдых, но… Сэр, мы с вами были знакомы, лет десять или даже чуть больше назад, и я надеялся, что вы будете так любезны, что ответите мне на несколько вопросов.
Старик окинул Майкла пронзительным взглядом.
– Позвольте узнать ваше имя, сэр?
– Меня зовут Майкл Деверо. Моей матерью была Эллен Батлер из таверны «Белый петух».
Мужчина всплеснул руками, и с губ его сорвалось какое–то восклицание на чужом языке.
– А я… я полагал, что вы умерли, – с чувством пробормотал он. – Входите, входите же! – Ставни захлопнулись, а мгновением позже входная дверь приоткрылась на несколько дюймов. – Эти маленькие разбойники еще здесь?
– Да. – Майкл подошел к двери. – Они прячутся слева от меня. Эй, вы! Подойдите сюда и извинитесь!
– Не–е–ет! – донес ветер дружный ответ.
Старик тяжело вздохнул.
– Увы, от укоренившихся привычек, особенно дурных, избавиться бывает очень нелегко. Но входите же, входите. Боюсь, они будут ждать вас. Маленькие негодники!
– Больше никаких камней, мои славные рыцари! – крикнул Майкл, обращаясь к ночной тьме, прежде чем перешагнуть порог мрачного старого домика.
Внутри его обступили тени, которые отбрасывал язычок единственной сальной свечи, подрагивающей в руке старика. На столе, вокруг которого вместо стульев стояли сундуки, громоздились свитки пергамента, деревянные мерные линейки, бухгалтерские и метрические книги, разрезанные чистые листы толстой бумаги, готовые к употреблению, перепачканные чернилами тряпки, деревянные тарелки с остатками ужина, огарки свечей, а также целая армия чернильниц и перьев. Стены от пола до потолка покрывали полки, на которых теснились пергаментные свитки. Весь первый этаж дома напоминал казначейство в миниатюре. Старик, в наброшенном на плечи длинном плаще с прорезями для рук, проковылял к столу и наполнил чаши элем. Так, во всяком случае, показалось Майклу.
– Могу я спросить, чем вы занимаетесь, сэр? Вы ведь не церковный служитель, насколько я понимаю? Быть может, финансовый инспектор епископа Винчестера?
Ответом ему стал смех, который очень быстро перешел в надсадный кашель.
– Да, действительно, я – в некотором роде ревизор.
– Значит, это секрет. – Майкл сделал крохотный глоток. В чаше оказался не эль, а вино, густое, ароматное и сладкое. И к тому же дорогое.
Старик опустился на сундук, на крышке которого были разбросаны мягкие подушки, и жестом предложил Майклу занять место напротив. Передвинув перевязь с ножнами, чтобы она не путалась под ногами, Майкл опустился на сундук.
– К сожалению, я не помню, как вас зовут.
– Абрахам Вайсман. Я составляю отчеты и веду финансовые дела нескольких известных торговцев золотыми и серебряными украшениями на Лондонском мосту. Мои инструменты, как видите, – и он широким жестом обвел разнообразные предметы, лежащие на грубом сукне, которым был застелен стол, – это перо и бумага. Однако местные добрые прихожане почему–то полагают, что считать деньги других – то же самое, что и самому быть богачом. Отсюда и железные решетки на окнах. Но довольно об этом. Я с нетерпением жду, когда же вы поведаете мне свою историю. Последний раз я видел вас в ту ночь, когда случилось это несчастье. – Старик вновь наполнил чаши дрожащей рукой.
– Сэр, умоляю вас, расскажите мне все, что вы помните. Воспоминания о днях, прожитых здесь, у меня отсутствуют. Последние десять лет жизни я провел в замке графа Тайрона, вице–короля Ирландии. Я должен узнать о своих корнях. Недавно мне приснился сон, в котором моя… – проклятье, он едва не сказал «моя мама»; значит, память о тех днях понемногу возвращалась к нему, – моя мать умирает, и ее тело бросают в сточную канаву. В этом сне, который правильнее назвать кошмаром, я волоку ее к «Скрещенным костями, выкапываю могилу, опускаю туда ее тело и сам лезу следом. Именно этот кошмар и привел меня сюда в поисках истины.
– Если не ошибаюсь, вы пролежали в могиле целых три дня. Я обнаружил вас утром в субботу. Обычно в этот день я прихожу на кладбище, чтобы навестить могилы моих дорогих жены и сына. Вы были бледны и холодны, как лед, и я решил, что вы уже умерли. Но потом я вдруг заметил пар от вашего дыхания в холодном воздухе, а также обратил внимание на то, что у вас едва заметно поднимается и опускается грудь. Поэтому я спрыгнул в могилу и вытащил вас оттуда, потом принес к себе и принялся ухаживать за вами. Когда вы немного оправились, я начал обучать вас, надеясь со временем сделать из вас своего помощника. У вас был острый ум, и вы схватывали новые знания на лету. Особенно легко вам давались операции с числами. Прошло всего два месяца, и я почему–то решил, что вы вполне довольны своей новой жизнью.
– Так оно и было! – воскликнул Майкл, перед глазами которого вдруг чередой потянулись яркие воспоминания. – Мы ели на ужин бульон, а вы обучали меня буквам, из которых складывается мое имя!
Он вспомнил и другое: как к нему приходили друзья, предупреждавшие его о том, что он обрекает себя на вечное проклятие, по тому как, дескать, полоумный Абрахам Вайсман – гнусный еретик и пожиратель неопытных душ.
– Да, действительно, как я уже говорил, вы оказались очень многообещающим учеником. Я был вполне доволен вами. С тех пор как чума унесла жену и сына, я жил один, и теперь обрадовался компании. А потом, однажды вечером, я вернулся домой и обнаружил, что вы исчезли. Вы вернулись в банду маленьких воришек, которой заправлял Роджер Вайз, самый нечестивый и подлый головорез из всех, кого мне довелось видеть, и два его бешеных сына–близнеца. Как–то ночью они заставили вас постучаться в мою дверь, а сами собирались в рваться внутрь и похитить мои воображаемые сокровища.
– Да. – Майкл живо вспомнил стыд, опасения, тошноту, подступившую к горлу, и страх перед Роджером Вайзом и его сыновьями.
– Вы постучали, но когда я ответил, вы крикнули: «Берегитесь! Спасайтесь! Спасайтесь!», что я и сделал, запершись наверху у себя в комнате. Оттуда я видел в окно, как Роджер Вайз с сыновьями избили вас до полусмерти. – Продолжая свой рассказ, старик избегал смотреть на Майкла. – К сожалению, мне не хватило мужества сойти вниз и попытаться защитить вас. Мне было страшно, очень страшно, и я понимал, что такой старик, как я, не сможет ничего сделать с Роджером Вайзом. Он наверняка перерезал бы мне горло… – Его надтреснутый голос дрогнул. – Да смилуется надо мной Господь! Тогда я понял, что не случайно потерял свою жену и сына. Такой червяк, как я, позволивший, чтобы маленький мальчик пострадал у него на глазах только потому, что ему самому было страшно, недостоин семьи. – И Абрахам прикрыл глаза трясущейся ладонью.
Майкл смотрел на старика, и во взгляде его не было ненависти. Бедный Абрахам отчаянно нуждался в прощении.
– Что же вы могли сделать, сэр? – произнес он успокаивающим тоном. – Запустить Роджеру Вайзу в голову чернильницей или заколоть его пером? Вы поступили правильно, сэр. А я ведь все равно спасся. Я пришел в себя в Ирландии, хотя и не помню, как туда попал. Я надеялся, что вы сумеете просветить меня на этот Счет.
– Увы, мне более нечего вам рассказать. А разве ваш благодетель никогда не говорил вам о том, каким образом он отыскал вас и спас?
– Полагаю, он щадил мои чувства. До тех самых пор, пока мне не стали сниться кошмары по ночам, я и понятия не имел, что появился на свет в публичном доме.
Абрахам погрузился в печаль, которая была почти осязаемой. Майкл ободряюще похлопал старика по дряблой руке, сквозь кожу которой просвечивали синие вены.
– Сэр, не забывайте о том, что вы спасли мне жизнь, за что я всегда буду вам благодарен. Эх, если бы я не оказался настолько глуп и не послушался бы мальчишек, оболгавших вас…
Абрахам поднял на молодого человека полные слез глаза.
– Они ведь говорили вам, что у меня есть рога и хвост, которые я прячу от посторонних глаз?
– Глупости, недостойные упоминания.
По впалым щекам Абрахама побежали слезы.
– Если бы я был дьяволом, то неужели допустил бы, чтобы моего брата, его семью и родственников жены сожгли на костре в Испании, обвинив в ереси? Я клянусь вам душами своих родных, да упокоит их Господь, что невиновен.
Родственники, сожженные в Испании? И вдруг Майклу открылась правда.
– Вы – еврей?
Затаенный страх проступил в глазах старика.
– Я – добрый христианин.
С тех пор как король Эдвард Длинноногий[96]два века назад повелел изгнать евреев из пределов своей страны, этот кочевой народ не осмеливался осесть в Англии, пока…
– «Эдикт об изгнании», изданный Фердинандом и Изабеллой Испанской.
– Еретиков сжигали в Испании на кострах задолго до него, – вздохнул Абрахам.
Майкл накрыл его старческую руку своей. Он вдруг вспомнил о своей болезни, о неприязни, которую вызывал в нем огонь, о своих обострившихся чувствах, о сверхъестественной силе, о странной психической власти, благодаря которой он подчинил Анну и Уильяма Кингстона, констебля Тауэра. Молодой человек задумался и о прочих своих нечеловеческих способностях, о чудесных исцелениях, о клыках, вырастающих и снова исчезающих, о жажде, которую вызывала в нем «драконья кровь» или кровь Рене… Как такое могло с ним случиться? Почему? И когда? В затуманенном мозгу у него не было ответов, одни только назойливые вопросы стучали ему в виски. Майкл вдруг ощутил себя ребенком, заблудившимся в тумане, одиноким и испуганным. Женщина, которую он любил больше жизни, считала его чудовищем. И если он не сумеет доказать ей обратного, то ради чего ему жить дальше и на что надеяться?
– Кто из нас, простых смертных, подобен Господу нашему? Я научил вас правильно писать свое имя по–английски, но я никогда не объяснял вам его древнего значения. В вас сокрыта великая сила, Майкл. Я чувствую ее. А ведь я – всего лишь…
И тут дала о себе знать вновь обретенная чувствительность Майкла. Он буквально увидел, только не глазами, как черная меланхолия невесомыми клубами окутывает тело старика, высасывая из него последние жизненные силы. Абрахам умирал.
– Я умираю, – подтвердил старый финансист его догадку. – У меня внутри растет какая–то опухоль. Я очень рад тому, что вы пришли именно сегодня, потому что теперь я знаю – Господь хочет, чтобы я завещал вам свое движимое имущество.
– Абрахам, не спешите умирать. Я поговорю с врачом короля…
– Нет, дорогой мой мальчик. Уже поздно. Моя судьба решена. «Нагим я пришел в этот мир, нагим я уйду из него; Господь дал, и Господь взял. Да благословенно будет имя Его». Родственников у меня не осталось. Здешние филистимляне[97]набросятся на мое тело, как черные вороны. Спасти душу – спасти мир. Позвольте мне умереть, зная, что я сделал вас богаче. – Лукавые искорки заплясали в выцветших глазах Абрахама. – Видите ли, мой мальчик, я солгал насчет сокровищ.
Маленькие негодники, как и предсказывал старый финансист, ждали Майкла в переулке, притаившись у стены закрытой рыбной лавки.
– «Скрещенные кости», милорд? – зевая, полюбопытствовал Кристофер.
– Вам уже пора спать, бездельники, – мягко пожурил их Майкл. – Через час взойдет солнце. – А он до сих пор ни на шаг не приблизился к разгадке происходящего. Если он не сумеет остановить монстра, объявившего на него охоту, ураган, который пробудил к жизни кардинал Уолси, похоронит его в бездне несбывшихся надежд.
– «Скрещенные кости»!
Квинтет мальчишек окружил его со всех сторон, подобно отряду телохранителей самого короля. Майкл понял, что для сорванцов сегодняшняя ночь обернулась настоящим приключением, вспоминать и обсуждать которое они будут долго. Посадив Кристофера себе на плечи, он двинулся по темной улице в сопровождении остальных пострелят.
Кладбище оказалось именно таким, каким оно являлось ему в ночных кошмарах. Там не было каменных надгробий, увековечивающих память об умерших. Лишь покосившиеся палки да валуны обозначали могилы бывших обитателей приюта потерянных душ. Оставив своих малолетних спутников за оградой, он в одиночестве зашагал по тропинке, направляясь к могиле, которую выкопал в своем страшном ночном кошмаре. Усталый и опустошенный, юноша опустился на колени перед крохотным пятачком земли и с удивлением обнаружил лежащий на могильном холмике сгнивший деревянный крест, на котором было вырезано имя «Эллен». Быть может, монахини все–таки навещали ее могилу? Он поднял крест и воткнул его в землю, чувствуя, как в груди нарастает знакомая тупая боль. Последние слова матери вновь зазвучали у него в ушах: «Ты должен жить. Ты обязательно выживешь…» Умирая, мать завещала ему жить дальше. Он потер татуировку на внутренней стороне запястья, ее прощальный дар, который должен был осветить ему путь. На руке у юноши по–прежнему оставался завязанный узлом шелковый шнур от балдахина в комнате Рене. Он бережно распутал его и повязал вокруг деревянного креста на могиле матери.
«Помоги мне! – взмолился он в безмолвном крике, обращаясь к своей бедной матери. – Помоги мне вернуть ее…»
Пронзительный вопль насмерть перепуганного ребенка разорвал ночную тишину на кладбище и завяз в клубах сырого тумана, поднимавшегося с земли. Майкл рванулся в ту сторону, откуда прозвучал этот вопль, перепрыгивая через могилы. Запах гниения ударил ему в ноздри еще до того, как он увидел гибкую фигуру в холщовой нижней юбке, склонившуюся над лежащим на земле мальчуганом. Четверых его приятелей и след простыл. Кошмарный призрак почуял его приближение и оторвал голову от шеи Кристофера: Марион Вуд! Оказывается, она жива! Или, вернее, уже нет. Глаза ее заливало тяжелое расплавленное лунное серебро, с острых клыков капала кровь. Майкл споткнулся и едва не упал. Его как будто ударил в грудь кто–то тяжелый и сильный. Неужели именно таким увидела его в собственной кровати Рене сегодня ночью?
Но вид окровавленной шеи Кристофера привел Майкла в чувство. Юноша ощутил, как в нем поднимается жгучая ярость.
– Оставь мальчишку в покое! – Он оттолкнул кровожадную шлюху в сторону, отчего та пролетела по воздуху добрых десять футов и упала навзничь. Майкл подхватил обмякшее тельце мальчика на руки. – Кристофер, ты жив? Где болит, малыш?
К счастью, мальчик оказался жив и здоров. Испуганно моргая, он тряхнул головой и прошептал:
– Мои товарищи убежали.
От такой жестокости, которой никак не заслуживал беззащитный мальчуган, у Майкла едва не разорвалось сердце. Но времени заниматься ребенком у него не было, потому как проститутка уже поднялась с земли и сейчас, пригнувшись, приближалась к ним. Майкл посадил Кристофера на землю и повернулся к ней навстречу.