– Нет. То есть да, это больно слушать. Но… я же понимаю, ты это делаешь из любви ко мне. – Ана с трудом сдерживала отчаянную надежду. – Так ты говоришь, что знаешь, как мне помочь? Это правда, Отам?
Отам, кажется, пребывала в нерешимости.
– Ну хорошо. Поговори с Финном, и приходите ко мне. Я расскажу, как вам действовать дальше, обоим, так будет лучше, чем передавать через тебя, получится испорченный телефон. Договорились?
От радости у Аны голова пошла кругом. Отам она верила, как самой себе, раз та убеждена, значит, все устроится лучшим образом.
– Дай мне пару дней, – продолжала Отам, – а потом… В общем, посмотрим. А теперь иди к сыну, небось заждался. Да и у меня много работы.
Они встали, Отам проводила Ану до двери. Уже уходя, Ана обернулась:
– Отам, что бы ни случилось, получится у тебя или нет, я хочу, чтоб ты знала… ты уже помогла мне. У тебя добрая душа, ты настоящий друг, слов нет, как много для меня значил сегодня разговор с тобой.
– Знаю, знаю, – сказала Отам и крепко ее обняла.
На душе у Аны стало совсем тепло и легко, и она вышла в полной уверенности, что правильный выход будет найден.
С легким щелчком дверь перед Отам захлопнулась. Безумием было обещать такое, но что еще оставалось делать? Фамилия Аны стояла в ее списке. Нельзя допустить, чтобы всю свою фантастическую энергию эта женщина направила на решение презренных и низких житейских неурядиц.
Неожиданно все приняло запутанный и неприятный оборот. Свои потребности Отам эгоистично выдвинула на первое место, а проблему подруги решала как бы заодно. Но с другой стороны, возможно, ее эгоизм приведет к тому, что все образуется. Она убьет сразу нескольких зайцев: спасет оба брака, сразу шестерых сделает счастливее и проверит заодно способности Аны. Чувство вины все же оставалось, но она понимала, что делает это к лучшему. Вот только бы кошки на душе не скребли, тогда было бы совсем хорошо.
|
|
На следующий день Ана сделала то, чего не делала никогда: позвонила Финну в «Беллаверде». К счастью, трубку взял именно он.
– «Беллаверде», – услышала она его печальный голос, и у нее забилось сердце.
– Привет. Это я.
На другом конце провода повисла секундная пауза. Ане показалось, что она длилась несколько минут.
– Привет, – отозвался он.
«Кажется, он улыбается», – подумала Ана.
– У тебя есть свободная минутка? Надо поговорить.
– Да, я как раз в кабинете, разбираюсь с утренней доставкой. В чем дело?
Во рту у Аны пересохло, сердце забилось еще сильней. Чего это вдруг она испугалась? Она взрослая женщина и, что бы ни делала, в одобрении Финна не нуждается.
– Ну, для начала… тебе, скорей всего, не понравится то, что я скажу, но ведь надо же было что‑то делать. Вчера все было так… трудно, и я поняла, что мне нужна помощь.
– Ты кому‑то все рассказала, я тебя правильно понял?
Ответное молчание означало «да».
– Господи, Ана, какого черта ты это сделала? – Голос Финна в трубке звучал очень сердито. – Ну и кому же?
– Финн, я не собираюсь с тобой пререкаться, – задыхаясь, произнесла Ана. – Скажу только одно: я сделала все как лучше. И для меня, и для нас обоих. Уж больно муторно было на душе, мне нужно было с кем‑то поговорить. И я поехала к Отам Авенинг. Она моя лучшая подруга, мы с ней уже много лет вместе, она очень мудрая женщина. Я ей полностью доверяю. Так вот она говорит, что может нам помочь.
|
|
Финн молчал, и Ана поняла, что он пытается переварить услышанное. Отам знали все, и ни для кого не было секретом, что она фактически является городской знахаркой. Ана надеялась, что он поймет: беседа с Отам все равно что беседа со священником или консультация с любым другим специалистом по духовным проблемам.
– И что это будет за помощь? – наконец спросил он.
– Она не сказала. Она хочет поговорить с тобой и со мной лично, поэтому я и звоню. Ты можешь выкроить завтра время сходить к ней? У меня будет выходной, поэтому…
– Да, пожалуй, смогу отлучиться в обед, скажем, в полпервого.
Уступчивость Финна удивила Ану, она ожидала, что его придется долго уговаривать. На этом диалог и закончился, но не потому, что сказать друг другу было нечего, совсем наоборот – потому что много было чего сказать.
На следующий день Финн сидел с Отам в задней комнате «Рощи Деметры» и с беспокойством то поглядывал на Отам, то озирался по сторонам: магазинчик и в самом деле колоритный. Тут все было непросто, многообразие его экспозиций как бы отражало все, что Финн до сих пор успел узнать о сложной женской натуре. Но ему хватило ума понять, что, как бы внимательно он ни разглядывал эти интерьеры, как бы прилежно ни слушал, темная, мифическая сторона женственности всегда останется для него загадкой. Поэтому и чувствовал он себя здесь не совсем уютно, как человек посторонний и чужой. Он сидел как на иголках, то и дело перекидывая ногу на ногу.
– Ну что вы так нервничаете? – улыбаясь, спросила Отам. – Шекспировских старух, которые бегают вокруг кипящего котла и бормочут заклинания, вы тут не увидите. Наш подход к делам духовным – дело вполне безболезненное. Уверяю вас.
|
|
Финну удалось изобразить на лице усмешку. Присутствие рядом Отам тревожило его, но вместе с тем и успокаивало: такого прежде он еще не испытывал и не был уверен, нравится ли ему это.
– Больше не стану вас обоих мучить. Думаю, вы и так достаточно помучили сами себя в последнее время. У меня есть идея, как помочь вам избавиться от вашей проблемы. Но предупреждаю, когда я говорю «избавиться», я именно это и имею в виду.
Финн сразу забеспокоился.
– Что? – подал он голос. – Помереть, что ли?
– Финн, я же просила, забудьте про Шекспира, это не его епархия, и мелодрамы тоже не дождетесь. Так что не волнуйтесь. – Отам одарила Финна улыбкой, которая показалась ему подозрительно покровительственной. – Нет и нет. Господи, с чего же начать? Я уже говорила, что главная проблема, с которой вам с Аной пришлось столкнуться, это проблема времени. Говоря точнее, проблема временной установки. Вы согласны?
– Положим, – кивнул Финн.
– Хорошо, а теперь попрошу вас забыть все, что вы до сих пор знали о времени. Время не есть нечто постоянное и линейное, как бы человек ни старался делать вид, что это именно так. Время балует нас, как родители балуют детей, повинуется нашим прихотям, и нам кажется, что мы властвуем над ним, но не обольщайтесь, это совсем не так. Время – структура многоуровневая и многомерная, в нем есть множество самых немыслимых изгибов и укромных уголков, нашим хилым мозгам этого просто не понять.
Финн изо всех сил пытался постичь смысл того, что она имеет в виду.
– Вы хотите сказать… что вы способны остановить время?
– А почему бы и нет, Финн? Думаю, что могу.
Отам сказала это так легко и небрежно, что Финн сначала решил, она шутит. Но нет, ее лицо было совершенно серьезным, как и лицо Аны.
– Да ладно вам. Этого быть не может, невозможная вещь.
– Я, кажется, просила вас выкинуть из головы все, что вы знаете о времени. Я могу остановить время… или, по крайней мере, некий его отрезок. Вынуть несколько часов из контекста нормального времени, как вы его понимаете.
Финн посмотрел на Ану. Казалось, она верит каждому слову этой женщины, но сам он сомневался, что понял, о чем ему тут толкуют.
– Вы способны… сотворить несколько часов, которых здесь нет? И мы… и мы сможем находиться там вдвоем? Я правильно понял?
Отам решительно кивнула:
– Память об этом отрезке времени останется, но не во всех доступных для вас отделах вашего сознания.
– Постой‑постой, – сказала Ана. – Значит, мы можем делать все, что захочется, но это не считается, потому что по обыкновенным часам этого как бы и нет?
– Да, что‑то в этом роде.
– И потом… мы об этом не будем помнить?
На лице Аны отразилась некая внутренняя борьба: она сама не могла понять, нравится ей это или вызывает отвращение.
– Верно.
– Но в чем тогда смысл? – спросил Финн. – Мы просто вернемся в исходную точку, где были до этого, вот и все.
– Нет, не все. Чтобы получилось, это надо проделать в праздник Бельтайн, в ночь волшебную и богатую событиями. Все, что с вами случится в эту ночь, все ваши действия будут тем семенем, которое в будущем принесет свой плод.
– Постойте, что еще за семя такое? – снова встрял Финн, начинающий уже нервничать.
Ана теребила на животе кофточку, тоже хотела знать.
– Не в материальном смысле, Финн, успокойтесь, – ответила Отам. – Вам не о чем волноваться, беременности не случится. Сейчас для вас обоих это было бы ужасно. – Она добродушно улыбнулась. – Я имею в виду семя будущего, метафизическое семя, из которого могут родиться события. Семя может прорасти, а может и нет, все зависит от вас самих, но не от ваших желаний, а от вашей нужды. Это даст вам обоим время подумать, что надо делать, спокойно, в режиме ваших внутренних часов, а не в бешеном темпе эмоциональных русских горок, что всегда бывает с любовью с первого взгляда. Думайте об этом как о своем прошлом опыте. Но…
– Всегда есть какое‑то «но», – грустно сказала Ана. – Продолжай, Отам.
– Без жертв ничего не бывает. Придется пожертвовать вашими чувствами и воспоминаниями друг о друге, иначе заговор не будет работать.
В комнате повисла мертвая тишина.
– Минутку, – сказал наконец Финн. – Вы говорите, что после того, как мы получим эти ваши несколько «несуществующих часов», мы забудем друг о друге… забудем обо всем, что между нами было? Обо всех наших чувствах? – Он покачал головой. – Боюсь, что мне это не нравится. Похоже на манипуляцию сознанием или что‑то в этом роде.
Отам наклонилась вперед, голос ее звучал мягко, но убедительно:
– Финн, я спросила у Аны, что в ее жизни самое главное, и она, не задумываясь, ответила, что это ее сын Расс. Вы ответите то же самое о своей дочери, или я не права?
– Да…
– И еще она оговорилась, что ее чувство к вам отдалило ее от сына. Я уж молчу о кармическом воздаянии, которое зависит от того, как вы справитесь. Что ж, продолжайте оба вести себя так, как прежде, заставляйте страдать тех, кого вы больше всех любите. Или послушайте меня – и тогда эти люди, возможно, не будут страдать, а если и будут, то страдания, по крайней мере, не убьют их. Решайте сами, силком вас никто не тянет.
– Я уже решила, – твердо заявила Ана. – Я готова, Отам.
– А если это ваше семя прорастет лет через пятьдесят? – спросил Финн. – Пока будем искать друг друга, состаримся, и нам это все будет без толку?
Отам снисходительно сощурила на него свои зеленые миндалевидные глаза.
– Повторяю еще раз, перестаньте считать время чем‑то осязаемым, линией, которая от точки А ведет к точке Б. Положитесь во всем на ваше внутреннее «я», оно поведет вас за собой. Ваше истинное «я», глубочайшая сущность, связано с высшими силами; там нет понятия потока времени, только перемещение и то, что узнаешь на пути. Ваше тонко чувствующее «я» будет знать, когда пора расчищать вам путь друг к другу, если это действительно так суждено. За это время семя, высаженное в ночь Бельтайна, проклюнется, вырастет и даст вам о себе знать. А вам, Финн, как никому другому, известно, что сад плодоносит, если за ним хорошо ухаживают.
Где‑то в закоулках сознания Финн слышал тоненький голосок, убеждающий его сказать «да». Он давно уже научился слушаться этого голоса. Финн смотрел на Ану, женщину, которую он любит больше всего на свете, и видел, что ждать ее будет всегда, если понадобится, всю жизнь и много других жизней. Он положил руку ей на колено – оно будто выточено было по лекалам его ладони – и кивнул.
– Хочу попросить вас еще об одном, – сказала Отам. – Напишите друг другу. Если найдете способ снова быть вместе, то я найду способ передать вам эти письма. Я люблю, чтобы все было без обмана. Мне очень не нравится, что придется скрывать это от тебя, Ана. Но когда‑нибудь мне захочется, чтоб вы оба вспомнили, что здесь сегодня произошло. Если будете знать, какую жертву вы принесли ради своих близких, это освятит вашу любовь. Итак, вы согласны?
Да, разумеется, согласны. Они вышли из магазинчика Отам ошеломленные и, как совершенно чужие люди, разошлись каждый к своей машине.
Дорогая Ана, если ты читаешь это письмо, значит, у нас все получилось и мы вместе. Надеюсь, я сейчас не дряхлый старикашка с трясущимися ногами и руками, что я еще могу крепко обнять тебя, прижаться к тебе всем телом, ласкать тебя: наша с тобой любовь этого заслужила. С первой минуты, как я тебя увидел, мне стало понятно, что меня ждут большие перемены. Я сразу многое постиг, понял, в чем смысл жизни вообще и моей в частности. Шесть недель – долгий срок, в него может вместиться вся жизнь, для многих существ так оно и есть. Но в них вошла лишь первая глава нашей с тобой любви, но, как и все прекрасное на этой земле, она была изумительна и столь же мимолетна, она проплыла, как облачко под небесами, и ее не успела коснуться никакая грязь, никакая мерзость этого мира. Несмотря на то что говорила Отам, я не могу и не стану верить, что забуду все, что произошло между нами за это время. Я верю, непременно что‑то сохранится, навеки оставив след в моей памяти. Я обязательно найду тебя, любовь моя, я знаю, что ты всегда где‑то рядом.
С любовью,
Финн.
Вечером праздника Бельтайн, без пятнадцати минут пять, после прекрасного дня общего духовного очищения, когда женщины, ни в чем себе не отказывая, предавались удовольствиям, Ана сидела на стареньком диванчике в одном из множества укромных уголков «Рощи Деметры». На ногтях ее рук и ног высыхал свежий лак, то есть можно было ничего не делать, лишь наблюдать за тем, что происходит в магазине, слушать долетающие до ушей обрывки разговоров.
В кресле у противоположной стены сидела Пайпер Шигеру. Нельзя сказать, что они с Аной были подруги, скорее просто хорошие знакомые. Пару лет назад дочка Пайпер училась у Аны, и, конечно, Ана прочитала все написанные Пайпер книги. Впрочем, в Авенинге (да и не только здесь) все учителя и все, у кого есть дети, читали ее книги. Но сейчас, глядя на Пайпер, такую скромную, такую маленькую в огромном кресле, Ана вдруг захотела сойтись с ней поближе. Отам говорила ей, что Пайпер больна, но до сих пор Ана понятия не имела, насколько это серьезно.
Ана посмотрела на свои бледно‑розовые пальчики и глубоко вздохнула. Другая давно бы подошла и заговорила с Пайпер, но она никак не могла заставить себя сдвинуться с места. По правде говоря, Ане и смотреть в ее сторону не очень хотелось, куда там заговорить. Страдания ее были столь велики, столь мучительны и реальны.
Она закрыла глаза и задумалась, не без укоров совести вспоминая лучшие минуты минувшего дня. Две лекции – одна о том, насколько приятными могут быть переходные периоды от девичества к материнству и к старости, а вторая об устройстве священных уголков у себя дома – были и познавательны, и увлекательны. Массаж и маникюр с педикюром, которые длились бесконечно долго, окончательно успокоили ее истрепанные нервы. Теперь она даже испытывала некое чувство внутренней гармонии и гармонии с окружающим миром и была готова к тому, что вот‑вот должно случиться.
Она открыла глаза и посмотрела туда, где сидела Пайпер Шигеру, но там ее уже не было. Зато неподалеку стояла Отам и разговаривала с какой‑то очень знакомой женщиной. Она была старше ее, маленькая и изящная, похожа на эльфа, с короткой стрижкой серебристых волос. И если б не седина, можно было подумать, что она совсем еще молода. Это была Ив Пруитт, еще одна близкая подруга Отам, и Ана ее тоже очень любила. Ив была известным в Авенинге фармацевтом. Остров она покидала только один раз, чтобы выучиться на высших фармацевтических курсах на материке. Это было много лет назад, когда профессия фармацевта считалась сугубо мужской. На Бриджидс‑вэй у нее была своя аптека, которая так и называлась «Аптека Ив». Еще она, разумеется, славилась тем, что готовила из трав биологические добавки к лекарствам. А что еще прикажете ожидать от женщины, которая считалась близкой подругой Отам?
Ана прекрасно помнила свой первый визит в «Аптеку Ив». Ей было пятнадцать лет, она влюбилась в Монти Шермана и была в отчаянии, потому что чувство было безответным. Она стояла перед деревянной стойкой и, заикаясь, умоляла продать ей какое‑нибудь любовное зелье. Ив вышла и через некоторое время вернулась с небольшим бумажным пакетиком.
– Это то, что я просила? – удивилась Ана.
– Нет, милая моя, – ласково ответила Ив. – Ты подумай, захотелось бы тебе быть с человеком, которого хитростью и обманом заставили испытывать к тебе сильные чувства? Это же просто жульничество.
Она сунула пакет в дрожащие руки Аны.
– Лучше выпей‑ка вот это. Инструкция написана на пакете.
– А… что это такое?
– Это такой чай, он лечит разбитые сердца, – ответила Ив, и голос ее звучал сочувственно, ведь она прекрасно понимала, каково сейчас Ане.
Что другое может быть нужно несчастной пятнадцатилетней девчонке, которая умирает от любви? Ана и потом не раз пользовалась этим сбором, да и другими тоже.
Она подошла к увлеченным беседой женщинам и без церемоний вмешалась в разговор:
– Привет, Ив. Как дела?
– А, это ты, Ана, – отозвалась Ив и шумно вздохнула. – Здравствуй, милая. Спасибо, хорошо. Правда хорошо. Мы тут с Отам говорим про нашу Пайпер.
– Я не знала, что она так больна, – сказала Ана, понижая голос. – Слышала, конечно, но это совсем не то, когда видишь сам.
Глаза Ив увлажнились – ее способность остро переживать за других была широко известна.
– Что я только ни пробовала, чтобы помочь ей, вот и Отам тоже, но все без толку.
– И вы думаете… что могли бы ее вылечить?
Ана не очень‑то представляла себе, на что по‑настоящему способны эти две женщины, как глубока их компетенция и высоко искусство.
– Нет, – ответила Отам и тихо покачала головой. – Думаю, уже поздно. Мы просто пытались облегчить ей страдания и уменьшить страх.
Ив опустила глаза, а Отам бросила на нее взгляд.
– Я вот тут пыталась объяснить Ив, что у Пайпер теперь свой путь. С ее организмом уже все понятно, да и с ней самой тоже.
– Ну да, а я говорю, что твой фатализм, Отам, просто невыносим, – сказала Ив и отрывисто засмеялась. – Ну а как ты, Ана? Надеюсь, у тебя все хорошо?
Ив подняла брови, совсем чуть‑чуть.
«Интересно, – подумала Ана, – что она читает на моем лице?»
– Прекрасно, – ответила она, стараясь держать себя в руках. – Все замечательно.
Ив кивнула и широко улыбнулась:
– Заходи, если что‑нибудь нужно, да и вообще забегай поболтать.
Она говорила так искренне, так горячо, что Ана почувствовала утомление. Она сделала над собой усилие, быстро обняла Ив и вернулась на свой диванчик, откуда хорошо были видны старинные настенные часы Отам. Ана смотрела, как медленно ползут стрелки по украшенному орнаментом циферблату, и терпеливо ждала.
Распрощавшись с гостями, Отам осталась с Аной одна. Уже опустились сумерки, она взяла Ану за руку, черным ходом вывела ее из дома и через ухоженный английский сад повела к маленькому гостевому домику, стоящему в самом дальнем углу двора. Ана слышала пение птиц, треск насекомых, ощущала, как легко ее ноги шагают по усыпанной гравием дорожке. Но в то же время она ощущала странную отстраненность, словно ее тело инстинктивно знало, что оно должно скоро обрести свободу.
Отам зажгла в домике множество свечей, несколько десятков, и от всех шло приятное благоухание. На прикроватных столиках, на письменном столе и на комоде стояли свежие цветы, окна были открыты, и легкий ветерок колебал тонкие полотняные занавески.
– Ана, ты готова?
– Да.
Ана села на кровать, но взяла подругу за руку:
– Я не смогу отблагодарить тебя за все, что ты сделала для Финна и для меня. Я буду пребывать в блаженном неведении, а тебе придется нести это в себе бог знает как долго. Никакие слова не могут это выразить, но все равно… спасибо тебе, Отам. Благодаря тебе меня ждет новая жизнь.
Отам одарила ее блаженной улыбкой:
– Я верю, что тебе это поможет. Впрочем, это моя работа, в этом смысл моего земного странствия. Я понимаю, тебе страшно, но я чувствую, что все получится и впредь будет только хорошо. А теперь нужно сделать кое‑какие приготовления. Будь добра, сними платье.
Нисколько не стесняясь своей наготы, Ана скинула японское кимоно, которое она надела перед тем, как выйти из магазина. Возле кровати лежала маленькая кисточка и стояла баночка с краской – их заранее приготовила Отам.
– Сейчас я нарисую на твоем теле некие знаки, но ты не беспокойся, они легко отмоются.
Ана кивнула и закрыла глаза.
Отам осторожно провела кисточкой по коже Аны. Приятное ощущение заставило Ану сосредоточиться: казалось, таинственные силы праздничной ночи Бельтайн уже совсем близко. Когда Отам закончила, Ана открыла глаза и увидела у себя на теле какие‑то маленькие значки: на руках, на бедрах, на животе и на лбу. Они были украшены символами, смысла которых она не знала.
– С Финном надо будет проделать то же самое. Вообще‑то он должен вот‑вот появиться, я сейчас пойду в магазин и подожду его. Все хорошо? Тебе что‑нибудь надо?
– Нет, все в порядке. Иди к Финну.
Отам улыбнулась и выскользнула за дверь, оставив Ану на большой белоснежной постели одну. Ана аккуратно сложила одежду. Неизвестно, как долго она просидела, – сознание словно утратило понятие о времени. Вдруг до ее слуха донеслись звуки шагов. При виде Финна, покрытого такими же символами под тонким белым халатом, Ана напряглась и вцепилась пальцами в простыни.
– Подойдите и сядьте рядом с Аной, Финн.
Финн повиновался, и тогда Отам подошла к подносу, который она принесла с собой. Из маленького коричневого чайничка она налила две чашки какой‑то горячей жидкости, от нее шел пар.
– Пожалуйста, выпейте.
– Что это? – спросила Ана.
– Это поможет вам… облегчит процесс.
– Это что, наркотик или что‑то еще? – подозрительно пробормотал Финн.
Отам весело рассмеялась:
– Что‑то еще… но не беспокойтесь, никаких галлюцинаций и прочего в этом роде у вас не будет.
– Минутку. Как мы узнаем, что это действительно магия, а не какая‑нибудь наркотическая амнезия?
– Думаю, никак. – Отам пожала плечами. – Надо просто верить. Что бы там ни было, если хотите, чтобы нынче ночью все получилось, вы должны это выпить.
Ане больше объяснений не понадобилось, и она опрокинула содержимое своей чашки залпом. Финн внимательно за ней наблюдал, потом, видимо, решился и выпил свою порцию.
– Вот и хорошо, – сказала Отам, взяла из их рук чашки и поставила на поднос. – Это все. Я вернусь через несколько часов. Я знаю, это… для вас обоих не так просто, но, пожалуйста, постарайтесь получить удовольствие. Раскройтесь полностью, полностью отдайтесь новым переживаниям.
Отам еще раз улыбнулась и вышла.
Отам поднялась к себе в кабинет и в тишине погрузилась в свои «Уроки Посвящения». Для нее теперь это было необходимо, как дыхание. Строчки помогали ей сосредоточиться, давали твердость и спокойствие для совершения необходимых магических действий. Первичные стихии были уже близко, энергия каждой из них звучала равномерным и неповторимым жужжанием, как песня. Она раскрыла руки и стала произносить слова заклинания на древнем, ныне забытом языке, известном только адептам ордена Джен. Внутренним зрением она видела и Ану, и Финна, главным образом Ану, которая понятия не имела, насколько ее собственные магические силы, а вовсе не Отам способствовали тому, что все это действительно происходит.
«Интересно, – думала Отам, – знает ли Ана, какие запасы энергии хранятся в ее генах? Было бы безрассудно впустую потратить…»
Отам покачала головой и снова сосредоточилась. Сейчас не время думать об этом. Она мысленно сориентировалась в пространстве и внутренним оком увидела пылающие любовью и желанием вишнево‑алые ауры Финна и Аны. Она добавила еще один, сияющий радужным светом круг, включающий в себя обоих. Потом вернулась в устойчивое состояние покоя и открыла проход, ведущий сквозь время.
Сначала Финн, прикасаясь к Ане, старался быть очень осторожным. Протянул руку, спустил кимоно с ее плеч. Она осталась совершенно нагой, и тогда он приблизил лицо к ее шее, к кончикам волос, чтобы в полной мере ощутить ее запах: он повторял все ее движения, что совсем недавно, всего несколько дней назад, заставило его утратить над собой контроль. Запах ее ворвался ему в ноздри, как вихрь, и кровь в жилах вскипела.
Ана закрыла глаза и глубоко вздохнула. О, как хотелось ей уплыть куда‑нибудь далеко‑далеко, как хотелось оставить, сбросить свое тело и соединиться с ним где‑нибудь совсем в иных местах. Но вдруг она поняла, что органам ее чувств крайне необходимо это первое переживание, чтобы каждый из них, каждый в отдельности насытился Финном. Ана открыла глаза и сорвала с Финна халат. От вида его обнаженного тела у нее перехватило дыхание.
Она взяла в ладони его лицо, притянула к себе. Поцелуй длился бесконечно долго. Оторвавшись, Ана вскарабкалась ему на колени. Ей крайне необходимо было ощутить его. Она вдруг подумала, что вот уже полтора месяца они готовили себя к этому… голова ее закружилась.
Все произошло быстро. Финн знал, что после столь долгого ожидания, неистовых мечтаний о том, как это случится, так и будет. Впрочем, сил оставалось еще много. Как вспышка, в голове промелькнула мысль, что эта женщина создана для него. Не было и тени той обычной для первого раза неуверенности, неловкости, тела их соприкасались в полном согласии. Его переполняло чувство совершенства, точности каждого их движения, казалось, она понимает его тончайший трепет. Такого с ним еще никогда не было.
Потом он положил Ану на спину и ладонью провел по ее телу. Он ласково ощупывал каждый ее дюйм, нежно поворачивая то так, то этак, пока его пальцы не изучили всю ее. То же самое он проделал языком, чтобы насытить и этот орган чувств.
Из глаз Аны покатились слезы. Она еще ни с кем не была столь близка, Финн увидел ее такой, какова она есть на самом деле, прочувствовал ее насквозь, все грани ее существа, как прекрасные, так и ужасные. Она поняла, что он принял все это, впитал в себя, чтобы в каком‑то смысле самому стать ею. Это было больше чем секс, это было живое, одухотворенное и яркое действо.
Когда у них осталось совсем мало времени, животное чувство, повинуясь инстинкту, уползло, сытое, ленивое и сонное. Они лежали рядом, но в них уже не было прежней плотской страсти. До сих пор они не сказали друг другу ни слова. Он поцеловал ее в висок.
– Я люблю тебя, Ана, и буду любить всегда…
– И я люблю тебя. – Она крепко прижала его к себе и шепнула на ухо: – Какие мы с тобой счастливые.
И тогда раздался тихий стук в дверь…
Отам отправила их принять ванну, быстро и по отдельности. Они молчали: заговор начал действовать и сознание обоих было занято тем, чтобы упрятать часы, проведенные ими вместе, в свои тайники. Они долго стояли обнявшись, потом попрощались. Отам отвела Финна к его машине и провела ладонями по его лицу, чтоб он доехал домой без приключений. Потом, пока Ана качалась в кресле‑качалке, поменяла простыни. Покончив с этим, переодела Ану в хлопчатобумажную сорочку и уложила на кровать. Подоткнула одеяло, как это делают детям, и задула свечи. И не успела закрыть за собой дверь, как Ана уже спала.
Финн проснулся в восемь утра, гораздо позже, чем обычно. Его не смогли разбудить даже яркие лучи солнца, давно уже бьющие в окна. Он протер глаза, протянул руку, но вдруг вспомнил, что Джинни гостит у родителей. Спал Финн крепко, давненько не было, чтобы всю ночь ни разу не просыпался. Ему привиделся какой‑то удивительно приятный сон, но как ни пытался он его припомнить, так и не смог. Финн встал и спустился на кухню. Сварил кофе и долго в полном одиночестве пил его, слушая щебет птичек за окном и тиканье часов на камине. Чувствуя угрызения совести, он понял, что ему это нравится.
– Я дома! – крикнула Ана, открывая дверь. Ее охватило неожиданное чувство дежавю: Джакоб с Рассом сидели на тех же местах, где она вчера их оставила.
– Привет! – ответили они в один голос.
– Ну, рассказывайте, как провели праздник! К майскому дереву ходили?
– Да, мам, там было так здорово! Все нарядились в старинную одежду, играла музыка, продавали вкусные сосиски, и я тоже разрисовал себе лицо.
– Значит, весело провели время. Жаль, что меня не было.
– А у тебя как прошло, дорогая? Как ваша женская сходка? – спросил Джакоб. – Много новых знакомств?
– Целая куча. Эстрогена не осталось ни капли, честно говоря. Спасибо, что дали возможность оттянуться.
– Да пожалуйста. Я рад, что ты повеселилась.
– Пойду приведу себя в порядок. Я быстро.
Ана поднялась по лестнице и вошла в спальню. Перерыла все в сумочке, потом еще раз. У нее было чувство, что она что‑то забыла у Отам.
«Да бог с ним, – подумала Ана, – если Отам что найдет, сразу сообщит».
Она посмотрела на будильник. Было девять минут десятого. Мельком глянула на себя в зеркало.
– Хмм, – сказала она вполголоса.
Действительно, хм, хм и еще раз хм.