— Думаю, нам стоит рассмотреть гитариста для аккомпанемента сольных партий Рамона в «Его одержимости», — продолжает Майкл. — Наверное, я буду первым, кто признает необходимость больших перемен, и, конечно же, я доверяю тебе, Боб, но это может стать идеальной заменой.
Я кусаю губы, чтобы не разулыбаться, и опускаю взгляд. Сидящий на другом конце зала Роберт задумчиво хмыкает.
— Безусловно, это интересная идея.
— Мне он понравился, — соглашается Дон. — В музыке я не большой специалист, но как думаете, можно ли сделать музыкальное сопровождение чуть более простым и грубым, специально для гитары?
— Такого никто не будет ожидать, — широко улыбается Майкл.
Ричард кивает и тоже улыбается.
— Думаю, это слегка безумное, но потрясающее предложение. Музыка спектакля очень томная. А парень просто ослепительно сексуален.
Головы присутствующих поворачиваются к Роберту.
— Боб, — говорит Майкл и подается вперед. — Как это вписывается в твое видение? Не испортит ли это все? Ты готов рассмотреть мое предложение?
На лице моего дяди появляется крошечная улыбка — настолько малозаметная, что больше походит на случайное движение мышц лица. После чего он поднимает руку ко рту и проводит пальцем по губам.
— Гитара, значит, — словно размышляя, произносит он. — Гитара…
Роберт смотрит на Майкла, но я знаю, что его улыбка предназначается лишь мне.
— Со стороны Холлэнд это действительно был умный поступок. И у нее неплохое чутье. Думаю, Келвин с Рамоном станут блестящим дуэтом.
Дон стучит костяшками пальцев по столу.
— Тогда давайте ему позвоним.
На этом я собираюсь уходить, но Роберт жестом просит меня остаться. Не могу понять, считает ли он, что мой уход помешает встрече, или же хочет, чтобы я насладилась моментом, но мне становится еще более неловко. У меня с собой даже блокнота нет, чтобы сделать вид, будто я здесь для протоколирования.
Роберт диктует номер Келвина, и Майкл набирает его на стоящем посередине стола телефоне. Раздаются два гудка, во время которых биение моего сердца отдается где-то в горле.
Голос Келвина хриплый и как будто сонный.
— Алло?
— Келвин, привет. Это Майкл Астерофф. Рядом со мной Роберт Окай и братья Лоу.
— О. Добрый день, — на заднем плане раздается какой-то шорох, и, хотя он ушел отсюда всего час назад, мое развратное воображение рисует Келвина с голым торсом, сидящем в кровати и с одеялом у бедер.
Надеюсь, что он один.
— Отлично показал себя, парень, — говорит Майкл. — Просто блестящая работа.
Несколько секунд Келвин молчит, а когда заговаривает снова, в его голосе слышится волнение.
— Спасибо, сэр.
— Послушай, — начинает Майкл, — нас всех интересует, как выглядит твое расписание на ближайшие несколько месяцев.
— Мое расписание?
— Если точнее, то наш вопрос в том, можем ли мы заинтересовать тебя местом в оркестре? В спектакле «Его одержимость».
Вопрос встречен оглушающей тишиной.
Роберт подается вперед и добавляет:
— Мы бы хотели, чтобы ты взял на себя партию Сета.
— Вы сейчас серьезно?
Все, кроме меня, смеются.
— Да, — с широкой улыбкой отвечает Майкл. — Серьезно.
— Ого, я польщен. Я… — пауза. — Я ужасно хочу согласиться.
— Так соглашайся! — нараспев произносит Роберт.
Келвин на том конце провода издает стон и говорит:
— Просто я… э-э…
И тут я понимаю.
Сразу же все понимаю.
Келвин медлит по той же причине, почему не хотел связываться с полицией в день нападения на меня.
— Видите ли, я здесь не совсем легально.
Сидящие за столом замолкают. Майкл переглядывается с Робертом, и тот медленно выдыхает.
— Я находился в стране по студенческой визе, и она… м-м, закончилась. А уехать я не решился. Но это предложение… Я мечтал о нем всю жизнь.
— Как давно истек срок действия визы? — кивая Роберту, будто все еще можно уладить, спрашивает Майкл. — Мы ведь можем продлить ее и устроить тебя как бы на стажировку.
Какое-то время Келвин молчит, а затем, кажется, мне слышится невеселый смешок.
— Прошло уже четыре года.
Роберт со стоном откидывается на спинку стула. Иностранцы часто присоединяются к исполнительскому составу — это происходит сплошь и рядом. И визы для артистов в Нью-Йорке делают на каждом шагу. Но школьный приятель Джеффа работает в миграционной службе, и я как-то подслушала разговор моих дядей о том, что очень непросто получить поблажку для людей, у которых виза просрочена на шесть месяцев… Что уж говорить про четыре года!
Когда никто из присутствующих в зале ничего не отвечает, в трубке раздается еще один смешок — уже откровенно печальный.
— Но я очень благодарен за ваше предложение.
Глава седьмая
Закончив звонок, Майкл откидывается в кресле и прижимает ладони к глазам.
— Ладно. Вплоть до этого утра мы о нем даже не знали. Нужно срочно возобновить прослушивания скрипачей.
Его слова встречены молчанием, а братья Лоу с сомнением смотрят друг на друга. Кажется, мы с Робертом не единственные, кто уже видел Келвина в составе оркестра.
— Должен же быть какой-то способ уладить дело? — интересуется Дон. — Надо поднять все свои связи.
— Четыре года — слишком большой срок, — тихо говорит Роберт и морщится, встретившись со мной взглядом. — Не уверен, что даже с нашими связями мы сможем это уладить.
— Да господи, — подскочив со своего крошечного стульчика, Брайан с силой облокачивается на стол кулаками. — Ответ очевиден, разве нет? Нужно просто женить парня на Холлэнд. Тем более что в своих фантазиях она и так уже встречалась с ним несколько последних месяцев. Одним выстрелом убьем двух зайцев.
Пискнув что-то нечленораздельное, я ловлю на себе взгляды присутствующих.
На меня не смотрит только мой дядя; сдвинув очки вниз, он обращается к моему боссу:
— Брайан. Если тебе нечем помочь, то, пожалуйста, мы тебя не задерживаем.
Откинувшись на спинку стульчика, Брайан ухмыляется мне, после чего переводит взгляд на Роберта.
— Раз все так ужасно, как ты говоришь, и… — он драматически разводит руками, — во всем Нью-Йорке не найти подходящего музыканта, то давайте уж рассмотрим каждое предложение, которое сможет помочь нанять вашего уличного самородка. Я считаю, нам стоит послушать мысли Холлэнд по поводу этой идеи.
Но Роберт не дает мне возможности ответить — не то чтобы у меня было хотя бы малейшее представление, что именно сказать.
— Твой тон из средне-оскорбительного стремительно превращается в повергающий в шок, — все остальные лишь молча наблюдают за разговором, словно это теннисный матч. — Я не только композитор и музыкальный руководитель этого спектакля. Я еще и дядя Холлэнд. Поэтому, пожалуйста, поосторожней.
От злости лицо Брайана покрывается красными пятнами. А улыбка Роберта суровая и напряженная. У меня же тем временем кружится голова. Брайану я никогда особо не нравилась, но неужели он действительно считает свою идею жизнеспособной?
— Я просто предложил, — отвечает он, пытаясь спасти ситуацию. — Все же знают, что ты нестандартно мыслишь, Роберт. Вот я и попытался придумать нестандартное решение.
— Это не просто нестандартное решение, Брайан, оно еще и нелегальное, — отзывается Майкл.
Не знаю, как такое возможно, но Брайан краснеет от раздражения еще больше и бросает взгляд в мою сторону. Он, конечно, мелочный и временами ведет себя неразумно, но в выводах относительно меня ошибается нечасто. Мне здесь не место. Эту работу должен получить кто-то более достойный и более квалифицированный. Внутри появляется очень неприятное ощущение.
Покончив с этим разговором, Роберт надевает очки и окидывает взглядом всех сидящих за столом.
— Брайан, можешь идти вниз. А мы вернемся к поиску более реального решения. Время на исходе.
***
Вот уж действительно. Какого хрена, Брайан!
Швырнув замороженный ужин в микроволновку, я начинаю вышагивать вперед-назад по своей гостиной.
— Засранец! — рычу я.
Микроволновка заканчивает разогрев, но я не обращаю на нее внимания и достаю из холодильника пиво. Залпом выпиваю половину и с силой ставлю банку на стол.
Не могу перестать думать о сегодняшнем дне, хоть убейте.
Едва объявили кофе-брейк, я извинилась и ушла, оставив остальных самостоятельно рассматривать список возможных альтернатив. Пусть я их уже и не слышала, но все равно была уверена, что они не особенно радовались другим кандидатурам — вне зависимости от того, каким талантом обладали возможные претенденты. Сет хоть и придурок, но его харизма бесспорна, а в дуэте с Луисом они являли собой идеальную гармонию. Теперь нам нужен кто-то под стать Рамону Мартину — чей голос словно густой мед, — и я уверена, что этот человек — Келвин, особенно учитывая его мастерство беглой игры.
Я допиваю пиво и комкаю банку в руке. Подойдя к холодильнику, беру еще одну и начинаю мысленно составлять список сложившихся обстоятельств:
1. Через две недели начнутся репетиции у Рамона.
2. На ведущую скрипку Лиза совсем не претендует. Она даже дала Роберту несколько рекомендаций.
3. Роберту потребовалось всего пара минут, чтобы оценить игру Келвина на станции и пригласить его на прослушивание. У моего дяди непревзойденный музыкальный слух! Кстати, б о льшую часть детства я провела в зале симфонического оркестра, наблюдая за ним.
4. Глупо даже сомневаться: Келвин нам просто необходим.
Но как Брайану только в голову пришло, что я решусь на подобное?
Закрыв глаза, я ощущаю жар в груди.
Неужели я действительно способна пойти на такое?
***
Заснуть мне не удалось.
Так что к полуночи я снова начинаю мерять шагами квартиру.
В час ночи я сижу в телефоне и как очумелая ищу информацию о правилах получения визы и случаях, когда нарушение визового режима было прощено. Таких буквально единицы.
К двум часам батарея почти сдохла. Решив, что зря беспокоюсь, ведь повлиять на ситуацию совершенно не могу, следующий час я провожу в разборе шкафа, выкидывая вещи, которые не носила годами.
В половине четвертого утра я сижу на полу своей спальни, снова прикованная к телефону, прикованному, в свою очередь, к зарядке. Просматривая сайты с театральными сплетнями, ищу случаи, когда постановка разом потеряла две ключевые фигуры, и надеюсь, что найду множество с блеском решенных проблем.
Спойлер: таких нет.
К моменту, когда лучи восходящего солнца начинают окрашивать небо в предрассветные тона, я чувствую себя безумной, поскольку не спала ни минуты. А вот предложение Брайана выглядит уже куда менее безумным.
Поднимаю голову и смотрю на пустые вешалки у себя над головой. Порядком измученная и, видимо, больше не в состоянии мыслить рационально, я решаю составить новый список. На этот раз перечислить все «за» и «против» относительно брака с Келвином. Наверное, я бы сейчас выглядела куда серьезней, не будь одета в старое платье подружки невесты и шлепки якобы от Валентино, которые купила прошлым летом в Чайна-тауне.
— Первое «за»: он великолепен, — говорю я сама себе и роюсь в сумке, чтобы на чем-нибудь записать. — Надо начать с этого.
Оборотная сторона конверта вполне сгодится, и я вписываю озвученный пункт в колонку «За».
Против: я его не знаю.
Против: сама идея незаконная.
Ох. Это весомый аргумент. Поэтому я тут же возвращаюсь к колонке «За».
За: Роберт ни за что в этом не признается, но Келвин ему очень нужен.
За: я обожаю Роберта больше всех на свете.
За: Келвин буквально рожден для музыки. Я не сомневаюсь в этом ни на секунду.
За: Роберт сделал для меня больше чем кто-либо еще. Это мой шанс вернуть ему долг. Кто знает, появится ли у меня подобная возможность еще раз?
За: я не знаю, каким другим способом провернуть это дело.
Но среди моих мотивов есть что-то еще. Что-то настойчиво подталкивающее меня вперед. И от чего у меня складывается впечатление, будто я хочу прыгнуть в пропасть без оглядки. Просмотрев список, я сразу же понимаю, какого пункта не хватает. Мой внутренний голос переходит на самоуничижительный шепот.
За: кажется, я действительно хочу это сделать.
Против: но вдруг я почувствую себя жалким ничтожеством, потому что все это время буду продолжать сохнуть по нему?
Полагаться на свою влюбленную голову мне не стоит. Нужно устроить мозговой штурм. Ни Роберту, ни уж тем более Джеффу я позвонить не могу. Они оба с меня шкуру спустят за подобное предложение. Звонить Лулу тоже не стоит, потому что она сразу позовет меня танцевать рядом с ней на пилоне, чтобы попутно утешать ее после неудачных прослушиваний. Мне даже спрашивать у нее не нужно: она напишет «О чем тут думать?» в колонку «За».
Поэтому я делаю то же, что и всегда, когда нет возможности поговорить с Робертом: звоню своему брату.
Дэвис старше меня на девятнадцать месяцев, днем работает банковским служащим в Милуоки, а в свободное время он фанатик регби. Если Джеффа с Робертом можно описать такими словами, как «изысканность» и «культура», то с Дэвисом ассоциируются грязь, пиво и сырные палочки. И бороду он отрастил вовсе не для того, чтобы быть в тренде — он носил ее по причине собственной лени со времен колледжа, еще до появления хипстеров, и продолжает носить до сих пор.
Решив оказать ему любезность и не звонить с утра пораньше, я выжидаю пару часов, но к восьми оказываюсь уже на взводе.
— Я тебя разбудила?
— Холлс, до трех дня я толком даже работать не начинаю.
— Ладно, — я снова начинаю вышагивать по квартире. — Мне нужен твой мудрый совет. Роберт привел вчера моего музыканта на прослушивание и…
— Джека? — уточняет Дэвис, на заднем плане слышится какой-то хруст. Что-то мне подсказывает: это вовсе не яблоко, а чипсы.
— Его зовут Келвин.
— Кого зовут Келвин?
— Гитариста.
— Ты сейчас про какого-то другого музыканта? Не Джека?
— Господи боже, Дэвис!
— Ну что?
Я закрываю глаза и откидываюсь на спинку дивана. Почувствовав что-то жесткое, ныряю рукой под подушку. Это вибратор. Просто замечательно. И просто идеальный момент, чтобы в полной мере ощутить свое одиночество. Засовываю его под соседнюю подушку.
— Келвин и есть Джек, — поясняю я. — Я же сначала не знала, как его зовут, помнишь? Потом оказалось, что он Келвин.
— А. Понял, понял, — на том конце провода громко шуршит пакет. — Ну и где Роберт хочет, чтобы он играл?
Я издаю стон.
— В театре! Просто выслушай меня, хорошо? Как раз об этом я и хочу тебе рассказать, — у Дэвиса есть манера разговаривать по телефону, одновременно таращась в телевизор или играя в телефоне, что вызывает у меня желание потратить последние деньги на самолет до Милуоки и отвесить ему подзатыльник. — В общем, Келвин — это тот музыкант. Оказывается, он ирландец и учился в Джульярде, — помолчав, но не дождавшись от Дэвиса никаких комментариев, я продолжаю: — Вчера на прослушивании, которое организовал Роберт, он просто блистал. Все захотели, чтобы он присоединился к оркестру.
— Угу, — бормочет Дэвис, а потом смеется в ответ на что-то увиденное по телевизору. Мне нужно срочно привлечь его внимание. Потому что несмотря на образ простоватого мужлана, Дэвис обладает умом, острым, словно бритва. Поэтому решаю назвать его сокращенным именем, которое он терпеть не может.
— Дэйв.
— Ай, Холлс, ты что себе позволяешь!
— Выключи «Холостяка» и послушай.
— Я смотрю вчерашний выпуск шоу Джона Оливера.
— Но послушать-то меня ты в состоянии? Противный Брайан предложил мне выйти замуж за Келвина, чтобы тот присоединился к исполнительскому составу спектакля, когда начнет репетировать Рамон Мартин.
Шум телевизора стихает, а голос Дэвиса звучит в трубке почти громоподобно.
— Что-что он предложил?
— Келвин в стране нелегально, — поясняю я. — А из-за того, что визу ему продлить никак не получится, Брайан во время собрания подал идею о браке ради сохранения спектакля.
— Но ты не можешь…
— Дэвис, — тихо говорю я, — просто дай мне показать тебе все стороны этого вопроса, ладно?
Не совершила ли я огромную ошибку, позвонив ему? Дэвис мне как приятель и в отношениях со мной всегда расслаблен и добродушен, но внутри у него бьется сердце, где преданность семье возведена в абсолют, чего в наши дни почти не встретишь. Как объяснить ему, что мне не противна мысль о фиктивном браке с Келвином, хотя именно это я и должна по идее чувствовать? Странно, но похоже, я готова отстаивать перспективу брака с незнакомцем, не имея для себя ровно никакой выгоды. Героиня Энди Макдауэлл в «Виде на жительство» хотя бы чертову теплицу получила.
— Роберт его предложение сразу же отмел, — спешу добавить я. — Даже думать об этом не захотел.
— Это хорошо, — резким голосом отвечает Дэвис.
— Но… Дэвис, я составила список «за» и «против» и…
— А, ну да, раз у тебя уже есть готовый список, то, конечно же, давай подумаем об этом всерьез.
— Ты можешь заткнуться? Знаю, это безумие, но ты не слышал, как Келвин играет… Его мастерство не похоже ни на что, когда-либо мной слышанное. Даже я, не музыкант, и то поражена им. А для спектакля он вообще блестящая находка.
— Холлэнд, ты на самом деле рассматриваешь эту идею? Он тебе настолько нравится?
Ну-у-у…
— Нравится, — признаюсь я. — Но я его совсем не знаю, поэтому здесь немного другое.
— И что именно? Не похоже, чтобы ты так переживала за судьбу «Его одержимости». Мне всегда казалось, что для тебя это просто работа.
Немного помедлив, я отвечаю:
— Я хочу сделать это для Роберта. Это шанс вернуть ему долг.
— Вернуть долг? — переспрашивает Дэвис. — Но ты ведь там работаешь. Ты не должна жертвовать ради него своей девственностью.
Я смеюсь.
— Это точно. Если только не найдется машины времени, которая перенесет меня в 2008 год в подвал дома Эрика Мордито. В противном случае боюсь, этот поезд ушел.
Обмозговав несколько секунд полученную информацию, Дэвис восклицает:
— Холлс, это отвратительно! Мордито? Мы с Эриком в десятом классе вместе ходили на гончарные курсы.
— Дэвис, боюсь, ты не улавливаешь суть, — говорю я. — Единственная причина, почему у меня есть работа, это помощь Роберта. И без нового музыканта его спектакль провалится. А это, в свою очередь, уничтожит репутацию Роберта. Ничего подобного я допустить не могу.
Помолчав несколько минут, Дэвис спрашивает:
— Так тебе нужен совет или благословение?
Запрокинув голову, я закрываю глаза.
— И то, и другое, наверное.
— Послушай, Холлси, — уже мягче говорит он. — Я все понимаю и знаю, как близки вы с Робертом. И о твоем чувстве вины за то, что имеешь эту работу и живешь в этой квартире, я тоже осведомлен. Но решение, на мой взгляд, чересчур экстремальное.
Лишь когда мой брат произнес эти слова, я поняла, чем именно мне нравится эта затея. Ничего похожего я не делала. И никогда не рисковала. Но в свои двадцать пять мне уже до чертиков надоела моя жизнь. Возможно, я потому и не могу писать — поскольку толком не жила сама.
— Думаю, именно этим оно меня и привлекает. Похоже на безумие, а безумия мне сейчас очень не достает.
— Это точно! — со смехом соглашается Дэвис. — В общем, слушай мой совет: конечно же, не делай этого, — он делает паузу. — Но у меня такое чувство, что ты уже сама все решила, да?
Мне сложно произнести это вслух.
Я чокнулась?
Дэвис вздыхает.
— Тогда позаботься о своей безопасности, ладно? Устрой ему проверку, заведи служебную собаку или что-то еще в этом духе, прежде чем превратишь свою жизнь в руины, будто слон в посудной лавке.
— И…
— И не волнуйся, маме с папой я ничего не скажу.
Глава восьмая
Ни один пассажир в Нью-Йорке еще ни разу не спускался по лестнице в метро так же медленно, как я. По крайней мере, создается именно такое впечатление, пока я медленно шагаю вниз, а меня все толкают из стороны в сторону, пытаясь обогнать.
Как вы уже догадались, я оттягиваю момент. Интересно, здешние потолки всегда были серого цвета? Надо же, они регулярно меняют лампочки. А почему вот тут я никогда не замечала текстуру краски?.. Ой, кажется, это не краска.
Но потом, каким-то неведомым образом маня и дразня меня, становится слышна музыка Келвина.
Спустившись по последнему пролету, я вижу его, как и всегда, растворившегося в музыке и играющего склонив голову. Всякий раз, когда слышу его игру, я ощущаю себя переполненной пузырьками, с силой рвущимися на поверхность.
Полуденный хаос похож на какую-то муравьиную ферму: резво обходя друг друга, люди снуют в разные стороны.
Келвин не видит ни меня, ни окружающих, когда переходит от одного произведения к другому. Подойдя к нему, я выпаливаю первую пришедшую на ум фразу:
— Хочешь пообедать?
У меня ощущение, будто я кричу. Мой голос силится пробиться сквозь шум подъезжающих поездов.
Подняв голову, Келвин замирает, после чего берет финальный аккорд.
— Очаровательная Холлэнд. Привет, — я одарена улыбкой, которая начинается с приподнятого уголка губ, а затем становится очень широкой. — Прости, что ты сказала?
Тяжело сглотнув, я жалею, что не в состоянии сейчас снять перчатку и провести ладонью по лбу. Уверена, на нем выступил пот.
— Я спросила, не хочешь ли ты пообедать, — повторяю я, гадая, подшучивает он надо мной или нет.
Помедлив немного, Келвин смотрит по сторонам, после чего снова возвращается взглядом к моему лицу.
— Пообедать?
Кто-нибудь, срочно дайте мне пульт, и я отмотаю этот момент назад.
Все же нахожу в себе силы кивнуть.
— Пообедать, да. Со мной. Ты же ешь? Сейчас же как раз середина дня.
Ох, Холлэнд, Холлэнд…
Я воображаю рядом с собой перепуганную Лулу, чьи идеальные брови в этот самый момент взмывают вверх. И как она медленно цедит: «Господи боже, Кошмарище-Холлэнд», — а я поворачиваюсь к ней и обозленно рычу: «Ты сама дала добро на все это, негодяйка».
Келвин сдержанно смеется — будто понимает, что мне известно о его проблемах с визой, но не уверен, какие цели я преследую.
— Конечно, — вновь встретившись со мной взглядом, отвечает он. — Сейчас в самый раз.
***
На пороге ресторана воображаемая Лулу меня покидает. А когда хостес спрашивает, сколько всего посетителей с нами будет, я реагирую так, словно никогда в жизни не выходила в люди с другим человеком.
— Двое. Да. Мы вдвоем. Он и я. Мы можем сесть где-нибудь вдалеке от остальных? Ну, знаете, нужно немного уединения и…
Рука хостес замирает над стопкой меню. Келвин мягко кладет ладонь мне на плечо и покашливает.
— Если можно, посадите нас вон за тот дальний столик с диваном, пожалуйста, — и понизив голос, чтобы его услышала только я, добавляет: — Дама просит немного уединения.
Пока мы идем к столику, мое лицо горит румянцем. Мы молча садимся и утыкаемся в меню.
Оглядев внушительный список, я решаю взять ньокки. Хотя предпочла бы спанакопиту или салат. Но стоит только представить, как буду запихивать в рот крупные листья салата с капающей с них заливкой или еще хуже — застрявшие между зубов кусочки шпината… При этом буду делать незнакомцу предложение пожениться… Меня вот-вот проберет истерический хохот.
И в этот момент до меня наконец всерьез доходит смысл всего будущего предприятия. Если Келвин согласится, то каким-то образом мне придется все это объяснить родителям и братьям с сестрой…
Или же никому ничего говорить не надо. Дэвис не упускает ни одного шанса напомнить, что едва Нью-Йорк станет мне не по зубам, я могу вернуться домой и решить наконец, как же мне быть с моим дипломом. И со своей жизнью. Родители всегда делали ему замечание, чтобы он отстал от меня, поскольку я единственный ребенок в семье, еще не нашедший свое место в мире.
Сомневаюсь, что брак с незнакомцем — это именно тот поворот судьбы, который они мне желали.
А еще согласие Келвина будет означать, что мы… поженимся. Станем мужем и женой. Нам придется жить вместе… На ум приходят такие слова как «близость» и «нагота», и фантазии о нем становятся практически неуправляемыми.
Келвин почесывает челюсть, потом задумчиво водит пальцем вверх и вниз за ухом. Вверх и вниз, вверх и вниз. Я кожей чувствую его прикосновение, как будто между нами на клеточном уровне существует какая-то связь. У меня были разные парни, но моим типажом всегда оставались ботаники — в очках и не заботящиеся о том, как выглядят. И я никогда не встречалась с кем-то, похожим на Келвина. Как выгляжу я: предпочитаю водолазки и туфли на устойчивом каблуке. Как выглядит он: небрежно подобранные друг к другу футболки с рубашками и джинсы, которые сидят, как влитые. Его непоказная сексуальность будоражит мои и без того взвинченные нервы.
Эх, если бы у меня сегодня получилось быть более рассудительной… Поерзав, я поправляю юбку. Дешевая ткань раздражающе скользит по виниловой поверхности сиденья дивана и от каждого моего движения обнажает бедра и задницу. Я надела эту юбку, потому что хотела выглядеть мило и эксцентрично — особенно в сочетании с колготками горчичного цвета и высокими сапогами, — но все же Келвин уделяет гораздо больше внимания меню. Мои усилия потрачены впустую.
— Спанакопита или салат?.. — вслух размышляет он.
Усмехнувшись тому, как синхронно мы думаем, я возвращаюсь к задаче: что бы такого заказать и при этом не обляпаться. Парни, видимо, этим не заморачиваются.
— Я возьму ньокки, — говорю я.
Келвин поднимает голову и улыбается.
— Хороший выбор.
Сделав заказ, мы немного говорим о погоде и туристах, о том, какие сцены в «Его одержимости» нам нравятся, до тех пор пока не повисает многозначительная тишина… и мне не остается ничего иного, кроме как перейти к сути.
Я поправляю салфетку на коленях.
— Наверное, ты думаешь, что это странно с моей стороны — вот так взять и пригласить тебя пообедать.
— Не странно, — пожимает плечами Келвин. — Мило. И неожиданно.
— В тот день ты играл просто восхитительно. В театре.
Келвин выглядит так, словно согрет изнутри моими словами.
— Спасибо. Наверное, это прозвучит банально, но быть приглашенным на прослушивание для меня большая честь. Как и получить предложение присоединиться к оркестру, — он делает паузу и задумчиво крутит соломинку в стакане с водой. — Предполагаю, ты слышала, почему я был вынужден от него отказаться.
Я киваю, и в течение нескольких секунд Келвин выглядит опустошенным. Но затем расслабляется и улыбается снова.
— Я… отчасти именно поэтому хотела увидеться с тобой, — говорю я. Кусочек хлеба, который только что проглотила, по ощущениям похож на камень. — В общем. Келвин.
Его глаза сверкают.
— В общем. Холлэнд.
Приход официантки снимает напряжение. Келвин наклоняется, насаживает на вилку лист салата и аккуратно отправляет его в рот. Не пролив ни капли соуса. После чего выжидательно смотрит на меня.
— Так ты скажешь?
Я покашливаю.
— Роберт был тобой очень впечатлен.
Жуя, Келвин краснеет.
— Правда?
— Ага. Как и все остальные.
Он прячет улыбку.
— Приятно слышать.
— Я тут подумала… У меня есть решение.
Келвин замирает.
— Решение? То есть у тебя есть связи с пограничным патрулем?
— Рамон Мартин через две недели приступает к репетициям… — начинаю я, и Келвин кивает, — и продлятся они десять недель. Вот я и подумала… что, если я… если мы…
Не двигаясь, он смотрит на меня. Поскольку я не закончила фразу, Келвин выжидающе приподнимает брови.
Глотнув побольше воздуха, я выпаливаю:
— Я подумала, чтомыможемпожениться.
Келвин с удивлением откидывается на спинку дивана.
Я неуверенно смотрю по сторонам. Наверное, он счел идею не просто странной, но и абсолютно аморальной.
Он откладывает вилку в сторону.
— А почему бы и нет? Ведь это всего лишь священные узы брака, — запрокинув голову, он весело смеется. — Ты же шутишь, да?
Боже. Кто-нибудь, вытащите меня отсюда поскорее.
— Вообще-то, нет.
— Ты… — тихо говорит Келвин, — хочешь выйти за меня? Чтобы все это сработало?
— Не навсегда, а на год или около того. До тех пор пока у тебя не станет все в порядке с документами. А потом… мы можем делать что захотим.
Обдумывая мои слова, он хмурится.
— И Роберт не против?
— Ну… — замолчав, я кусаю губы.
Келвин смотрит на меня, вытаращив глаза.
— О твоем плане он ничего не знает, верно?
— Конечно нет, — глотком воды я пытаюсь утихомирить свое беспокойство. — Роберт обязательно решил бы меня остановить.