— Да, думаю, он сделал бы именно это. А может, что похуже, — Келвин трясет головой, не переставая ошарашенно улыбаться. — Моя игра еще никому не нравилась настолько сильно, чтобы появилось желание надеть на палец обручальное кольцо.
Я решаю спасти остатки самоуважения.
— Роберт никогда ни о чем подобном не попросил бы, но для меня очевидно, что ты ему нужен. Я видела его лицо во время твоего исполнения, — не зная, как сказать, чт о собиралась, и не выглядеть при этом жалкой, я решаю просто взять и покончить с этим. — Роберт всегда был мне скорее отец, чем дядя. И с раннего детства я наблюдала, как он дирижирует или сочиняет музыку. Он дышит музыкой. А всем, что у меня есть сейчас в жизни, я обязана ему. Поэтому и хочу сделать это для него.
Келвин наверняка считает мои слова либо героическими, либо все-таки жалкими. По выражению лица точно не определить.
— И… мне очень нравится, как ты играешь. Я понимаю, насколько много музыка значит и для тебя.
Наклонившись, он снова возвращается к салату и некоторое время не сводит с меня глаз.
— И ты сделаешь это для меня?
— Если только… — сгорая от стыда, начинаю я, — ты не преступник какой-нибудь.
Поморщившись, Келвин делает несколько глотков воды, а мне становится почти физически плохо.
— Однажды я украл пачку жвачки, — наконец говорит он. — Мне было лет десять. Впрочем, никому от этого вроде плохо не стало.
— На подобный эпизод вполне можно закрыть глаза, — усмехнувшись, отвечаю я.
Кивнув, Келвин облизывает губы и промокает их салфеткой.
— То есть ты серьезно.
Все вокруг замедляется, и мы словно оказываемся в параллельной реальности.
— Судя по всему.
Келвин улыбается мне в ответ, и я замечаю, что его взгляд путешествует по моему лицу.
— И как ты себе все это представляешь? Чисто теоретически.
Тяжесть в живот, возникшая от волнения, немного ослабевает.
— Насколько я понимаю, нас ждет заполнение нескольких анкет. И собеседование, — твердо говорю я, а вот остальные слова выходят с каким-то писком: — Ты будешь жить у меня. То есть на диване — это лучшее место для этого. Ой, не для «этого»… А чтобы спать, — я откашливаюсь.
Опустив взгляд и улыбаясь, Келвин несколько секунд молчит.
— У тебя есть кошки?
— Кошки? — несколько раз поморгав, переспрашиваю я.
— У меня аллергия.
— О, — хмурюсь я. Вот, значит, о чем он подумал в первую очередь? А у меня в воображении секс и стоны. — Кошек нет.
— Это хорошо, — погоняв листик салата по тарелке, Келвин подхватывает помидор, но затем откладывает. — На год?
Я киваю.
— Да. Если только мы не захотим продлить этот срок.
Шмыгнув носом, Келвин, несколько раз аккуратно перекладывает рядом с тарелкой нож, вилку и ложку.
— И когда мы это сделаем?
— В ближайшее время, — слова звучат громче, чем хотелось бы, но меня это не останавливает: — Из-за документов о твоем приеме в театр тянуть нам нельзя. И нужно успеть до того момента, когда к репетициям приступит Рамон.
Келвин покусывает губу и согласно кивает.
— Точно. Чем раньше, тем лучше.
Мне становится нечем дышать. Значит, он всерьез рассматривает мое предложение?
— То есть мы поженимся, и я окажусь в исполнительском составе спектакля? — спрашивает он. — Вот так просто?
— Ну да. У тебя воплотится мечта, а у Роберта будет новый музыкант.
— Еще у меня появится красавица-жена. А что от этой сделки получишь ты? Кроме известного на весь Бродвей мужа-музыканта, естественно.
Он считает меня красивой? Не моргая и еле дыша, я всматриваюсь в сидящего напротив Келвина.
— Я помогу дяде. Я многим ему обязана.
Лучше опустить тот факт, что еще одним плюсом для меня будет возможность ежедневно видеться с Келвином и наблюдать за его игрой — и это совсем не похоже на нудную рутину. Да, я хотела его в течение долгих месяцев, прежде чем решилась заговорить, но в жизни Келвин оказался воплощением праздника, страсти и флирта, чего предугадать я не могла. Теперь, когда мы общаемся, меня влечет к нему еще больше. Он остроумный. Очень талантливый… но при этом не высокомерный. И невероятно сексуальный.
Келвин молчит и смотрит куда-то вниз, словно обдумывая мое сумасшедшее предложение. О боже, наверное, он решил, что я ненормальная.
Внутри все холодеет.
— Холлэнд, — медленно начинает он, и его мрачный тон сильно контрастирует с недавним игривым. — Я очень благодарен тебе за это предложение. Правда. Но мне кажется, что тебе не стоит взваливать на себя подобную ношу. Я не пытался тебе польстить — ты действительно красивая. Что, если в ближайшие двенадцать месяцев ты с кем-нибудь познакомишься и захочешь с ним встречаться?
Трудно представить, чтобы я сейчас захотела кого-то, кроме него. Но, возможно, Келвин спрашивает об этом, на самом деле имея в виду себя. Возможно, он не хочет оказаться в ситуации, когда не сможет встречаться и спать с другими женщинами.
— Знаешь… Если в течение этого времени ты захочешь встречаться с другими женщинами… как думаешь, может, у тебя получится делать это незаметно?
— Черт. Нет. Нет, Холлэнд, я не это имел в виду. Это чересчур. Я просто все еще немного в шоке. Что Роберт Окай хочет, чтобы я участвовал в его постановке… и что он мной впечатлен. Но когда ты предложила воплотить мою мечту в жизнь…
Келвин делает глубокий вдох и медленно выдыхает.
Я не знаю, что еще сказать. Поделившись с ним своими соображениями, я просто сижу и молчу, до боли задержав дыхание в ожидании его решения.
Наконец Келвин берет салфетку и снова вытирает губы, после чего аккуратно складывает ее возле тарелки. На его лице расцветает широкая улыбка.
— Я согласен, Холлэнд. Но при одном условии.
Такое ощущение, что мои брови исчезли за линией роста волос.
— У тебя есть условие?
— Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь.
Ожидая, что он продолжит, я киваю. Но когда никаких уточнений не следует, я окидываю взглядом ресторан, в котором мы сидим.
— Ты имеешь в виду… свидание?
— Можешь считать меня старомодным, но прежде чем жениться, я бы предпочел сходить с девушкой на свидание. Кроме того, чтобы осуществить твой безумный план, нам нужно казаться влюбленными, верно? — когда я киваю, Келвин продолжает. — Давай сходим куда-нибудь завтра вечером и посмотрим, сможем ли вообще находиться в обществе друг друга. Вряд ли ты захочешь видеть меня в своей квартире, если не справишься со мной в баре.
Келвин дело говорит, но меня смешит его формулировка.
— Справиться с тобой в баре? Пытаешься меня запугать?
Он подается вперед.
— И в мыслях не имел, — а когда взгляд Келвина опускается к моим губам, его голос становится низким и вкрадчивым. — И потом, это даст тебе двадцатичетырехчасовую отсрочку на раздумья, верно?
— Точно, — сглотнув, дрожащим голосом отвечаю я. Вроде бы мы обсуждаем детали брака по расчету, но по ощущениям это больше похоже на прелюдию.
Сев ровнее, Келвин кивком показывает на мой лежащий на столе телефон, и я протягиваю его ему. Он пишет сообщение, и спустя секунду мобильный Келвина вибрирует от входящей смс-ки.
— Держи, — он возвращает мне телефон, — чуть позже я пришлю тебе детали, где увидимся завтра вечером.
***
Мы договорились встретиться в восемь вечера в клубе Terminal 5. Приноровившись наконец к гипсу, я сумела самостоятельно одеться в рваные джинсы свободного кроя, черный свитер и любимые ботинки.
Даже по нью-йоркским стандартам это была бы слишком длинная прогулка — от метро до места встречи на 11-й авеню. Поэтому такси подвозит меня так близко к толпе, как это только возможно, после чего я отправляю Келвину смс, что приехала.
Одетый в темные джинсы, белую футболку и серую куртку, он стоит на тротуаре перед входом и приветственно машет мне рукой. Волосы Келвина блестят в свете неоновых огней, а когда он берет меня за руку и ведет в клуб, я оказываюсь так близко, что чувствую запах мыла и кондиционера для белья. И даю себе ровно три секунды на фантазию, как прижимаюсь лицом к его шее и дышу им.
— Все нормально? — интересуется он.
Я поднимаю голову и оглядываюсь по сторонам, впервые как следует рассмотрев помещение. Каким-то образом Келвин умудрился привести нас на концерт, билеты на который — согласно вывескам снаружи — полностью распроданы.
— Пускаешь пыль в глаза, да?
Келвин весело смеется.
— А то.
Сдав верхнюю одежду, мы направляемся к широкому балкону, откуда открывается вид на сцену и фан-зону. Выше расположен еще один этаж со стальными перилами, баром, туалетами и несколькими группками диванов.
— Мы будем только смотреть? — спрашиваю я, оглядывая подвешенный к потолку гигантский диско-шар. — Или ты сегодня играешь?
— Выйду на несколько песен, да. Это мини-фестиваль. В нем участвует одна из групп, с которой я играю, — расплатившись за напитки и протянув мне бокал, Келвин ведет нас к VIP-зоне, огороженной шнуром. — На этот раз ни на ком не будет обтягивающих штанов или серег, обещаю.
Засмеявшись, я наклоняюсь через перила. Зал начинает наполняться людьми. Те, кому уже посчастливилось войти, толпятся возле сцены.
— Вы неплохо играли, кстати. Несмотря на жуткий прикид. Особенно отличился вокалист: он прям душитель собственной промежности. Со сколькими группами ты играешь?
— Всегда по-разному, — отвечает Келвин. — На данный момент с четырьмя. Забавно, но душители промежности преуспевали. Несколько недель назад я пришел к ним вместо постоянного гитариста, когда тот повредил спину, делая какой-то замороченный прыжок, — Келвин делает глоток из своего бокала, из-за чего в нем перемешиваются льдинки и ломтики лайма. — Но оплата хорошая, поэтому я не задавал слишком много вопросов.
— А у тебя есть любимая группа?
— Я просто хочу заниматься музыкой, — когда он смотрит на меня, в его взгляде нет ничего, кроме чистейшей искренности. — Именно об этом я всегда и мечтал, — от интонации, которой Келвин это говорит, у меня в груди что-то болезненно отзывается. Особенно если вспомнить, что мой ноутбук потихоньку ржавеет под стопкой меню на вынос и рекламных листовок. Я засунула свой диплом в условную коробку под кровать. Музыка — это страсть Келвина, и он нашел возможность заниматься ею, несмотря ни на что. Я же всегда была одержима словами — но почему не могу написать ни одного?
— Так чем именно ты занимаешься в театре? — мягко толкнув меня плечом, спрашивает Келвин. — Помимо продаж футболок и поиска талантов.
Я ставлю бокал на металлический столик рядом с кем-то вырезанной аббревиатурой PLUR [чистота, любовь, единение, уважение — прим. перев.].
— В общем-то, я кто-то вроде старшего помощника младшего дворника. Делаю фото за кулисами и работаю на подхвате у главного входа.
Келвин подносит бокал ко рту и улыбается.
— Очень круто.
Интересно, как хорошо он умеет врать. Келвин, со всем своим талантом и страстью к музыке, при этом живущий в стране нелегально в надежде получить работу, говорит мне, двадцатипятилетней продавщице футболок, что у меня очень крутая работа. Мне становится еще более стыдно.
— Я не планирую заниматься этим постоянно, — тихо говорю я. — Просто временная работа.
Келвин открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут в зале свет выключается, а на сцене загорается.
Первой выступает команда, играющая электронную танцевальную музыку. На сцене стоят три диджея, перед каждым ноутбук и различные микшеры, на голове у всех троих огромные наушники. При первых же битах фанаты ликуют. И хотя я не особенно знакома с таким стилем, мне очень нравится. Живые выступления всегда заводят, а коллективная энергия людей, собравшихся по одному и тому же поводу, пьянит. Прорезая мелодию, ритм сначала ускоряется, а потом почти исчезает; толпа похожа на рябь на воде.
Повернувшись к Келвину, я вижу, что он закрыл глаза, а тело движется в такт; вместе с остальными он погрузился в музыку. Я тоже закрываю глаза и, не сдерживаясь больше, пританцовываю. Басы настолько громкие, что кажется, будто у меня в груди грохочет огромных размеров сердце. К тому моменту, когда последняя песня заканчивается, и в зале снова включается свет, я запыхалась и раскраснелась.
— Они замечательные, — говорю я и допиваю свой напиток. — Кстати, ты не похож на того, кому может нравиться электронная музыка.
— Суть этой музыки в том, что если просто стоять и слушать, то по достоинству ее никогда не оценить. Нужно быть частью этого — частью толпы. Думаю, именно поэтому мне так нравится подобная музыка, — бросив взгляд на часы, Келвин добавляет: — Слушай, мне пора на сцену. Ты здесь одна справишься?
— Конечно.
— Мы сыграем три песни, так что если тебе захочется подойти за кулисы, я могу там тебя встретить.
Улыбнувшись, я киваю.
Я действительно сейчас здесь? На свидании с Келвином?
У меня почти кружится голова. Мы договариваемся пожениться.
Положив руку мне на плечо, Келвин мягко его пожимает.
— Уверена, что все в порядке?
— Ага, — когда я убираю от лица несколько прядей волос, замечаю, что он смотрит на мои губы. — Просто все кажется нереальным.
— Понимаю, — сделав паузу, будто хочет что-то добавить, Келвин в итоге говорит: — Тогда я скажу охране твое имя, и мы с тобой скоро увидимся, да?
— Да. Удачи.
Широко улыбнувшись, Келвин наклоняется и целует меня в щеку, от чего я едва не шлепаюсь в обморок, а потом спускается по лестнице.
***
Группа Келвина появляется на сцене спустя минут двадцать, а когда во время настройки гитары он поворачивается ко мне, чтобы помахать рукой, у меня подкашиваются ноги.
Он был прав, и на участниках группы вполне приличная одежда. Их четверо, и все смотрятся очень сексуально в узких джинсах и винтажных футболках. Келвин играет на гитаре, которую я у него раньше не видела — похожа на акустическую, но подключена к огромному усилителю.
Уже по первым аккордам я могу с уверенностью сказать, что ребята мастера. Хрипловатый баритон вокалиста впечатляет и высокими нотами. Песни короткие, по жанрам варьируются от инди-рока до чего-то более тяжелого, и каждая демонстрирует невероятно беглую игру Келвина.
От его отрешенности, которую он демонстрировал на станции метро, не осталось и следа: сейчас Келвин играет для публики. Он хитро улыбается, кивком приветствует визжащих девушек, стоящих в первых рядах, и выходит на середину сцены для исполнения соло. Он настолько не похож на привычного Келвина — хотя такой же сексуальный до неприличия, — что я совершенно не могу отвести от него взгляд.
И не я одна. Рядом со мной, опираясь на перила, стоит и не сводит глаз со сцены девушка с платиновыми волосами и пирсингом в носу.
— Это их новый гитарист?
Ее соседка, судя по всему, впечатлена не меньше.
— Господи боже. Он будет на афтерпати? Потому что если да, то и я пойду.
После такого заявления я буквально несусь вниз по лестнице и направляюсь к выходу за кулисы.
— Э-э… Я Холлэнд Баккер, — говорю я охраннику. — Меня пригласил Келвин Маклафлин.
С высоты своего внушительного роста тот оглядывает меня с ног до головы, а потом сверяется со списком. И со скучающим видом делает шаг в сторону, давая мне пройти.
Едва спустившись со сцены, Келвин тут же замечает меня. Я знаю Роберта всю свою жизнь и работаю в театре, так что мне не понаслышке известно, каким количеством адреналина заряжает выступление. Удовольствие почти наркотическое, и это единственное объяснение, которое я готова дать загоревшимся глазам Келвина, когда он увидел меня. И тому, как он направился прямиком ко мне и, сгребая в объятия, поднял в воздух.
— Тебе хорошо было видно? А как звук?
— Это было потрясающе.
От него, находящегося так близко, у меня самым натуральным образом кружится голова. Теперь я точно знаю, какая крепкая у него грудь и какие сильные руки.
Келвин ставит меня на пол.
— Правда?
Мне даже не нужно притворяться восторженной.
— Ты потрясающий.
— Маклафлин!
Келвин оборачивается к стоящему прямо за спиной вокалисту.
— Девон. Привет.
— Спасибо, что так быстро согласился. Без тебя мы оказались бы в пролете.
— Не за что, — приобняв за талию, Келвин притягивает меня к себе поближе. Край моего свитера приподнимается, и кожей я ощущаю грубоватое прикосновение его пальцев. Я почти прочувствовала свою фантазию: как Келвин кончиками пальцев провел бы по моим соскам. — Я благодарен, что вы меня пригласили.
Вытерев лицо полотенцем, Девон вешает его на плечо.
— Как думаешь, ты мог бы играть с нами на постоянной основе?
Подумав пару секунд, Келвин переводит взгляд на меня. Он словно молча спрашивает: «Ну что? Решено?». Потом мягко поглаживает пальцем мою талию, давая понять, что с его стороны нет никакого давления.
Сглотнув, я широко улыбаюсь. У меня на лице, наверное, написано что-то вроде «Решено, черт побери!».
Келвин снова поворачивается к Девону.
— Дев, это моя невеста Холлэнд. Холлс, это Девон.
Холлс.
Невеста.
Я сейчас умру.
Брови Девона практически исчезают под искусно уложенной мокрой от пота челкой, но потом он спохватывается и протягивает мне ладонь, которую я неловко пожимаю своей заключенной в гипс рукой.
— Невеста? — переспрашивает он. — А ты молодец, мужик.
Келвин смеется.
— Спасибо, приятель.
— Так что скажешь? — интересуется Девон.
Мельком глянув на меня, Келвин широко улыбается.
— Спасибо за предложение, Дев. Я тебе очень благодарен, но в течение ближайших нескольких месяцев буду сильно занят.
Глава девятая
Моя свадьба пришлась на самый холодный день января.
Какая странная получилась фраза.
Одно дело сказать «Чтобы спасти положение, мне надо просто взять и выйти замуж за этого парня», и совсем другое — это сделать. Процесс получения гражданства оказался куда более сложным, нежели я озвучила Келвину. Он состоит не только из пары анкет и собеседования. Гугл с радостью проинформировал меня, что будет очень трудно. Келвина ждут миллионы анкет и миллионы требований. И хотя для таких ситуаций существуют специальные визы — когда кому-то из сферы искусства нужно нанять иностранца, потому что американские артисты не устраивают, — Келвин находится в стране нелегально, и подобный вариант наименее вероятен. Поэтому уже вчера мы отправились получать разрешение на брак.
Разрешение на брак! Обалдеть, это вот-вот случится.
— Я всегда поощряла тебя наслаждаться жизнью, — говорит Лулу и берет меня за руку, — но происходящее сейчас больше похоже на то, как если бы я предложила тебе поесть, а ты слопала три дюжины пончиков за один присест.
Мое сердце бьется где-то в горле, когда я поднимаюсь по ступенями ратуши, схватив Лулу за руку, словно без ее поддержки сейчас упаду. Я очень благодарна, что она здесь: у своего дяди с сомнительной репутацией Лулу раздобыла два золотых обручальных кольца и пришла рано утром, чтобы сделать мне укладку.
— Но ты сама сказала, что однажды эта история станет впечатляющей главой моей биографии.
Ее черные волосы — завитые в связи с таким особым случаем — сверкающей волной лежат на плече.
— Я имела в виду свою биографию, — возражает Лулу.
Запрокинув голову, она последний раз затягивается, после чего тушит сигарету. Когда появляется облачко дыма, я выпускаю ее руку и осторожно отхожу в сторону. Лулу бросала курить уже два раза за прошедший год — выбросив Мальборо и сначала перейдя на электронные сигареты. Она уверяет, что не имеет зависимости и курит лишь из-за постоянных прослушиваний, которые заставляют ее нервничать. И из-за ожидания ответов после прослушиваний, которые заставляют ее нервничать. И из-за работы в ресторане на Манхэттене и необходимости общаться с клиентами, которые тоже заставляют ее нервничать.
— Я не просто курю, а даю тебе последний шанс отступить, — Лулу копается в своей крошечной сумочке и достает апельсиновый Тик-так. — Мы можем туда и не заходить.
Ее предложение — дельное, кстати — могло бы стать идеальным решением, но назад пути нет. Потому что несмотря на нервозность и страх, меня переполняет тайное и бесстыдное предвкушение.
Когда мы входим в стеклянные двери, я смущенно провожу рукой по своей шифоновой плиссированной юбке. Не совсем уверена, что стоило ее надевать. Я выгляжу перестаравшейся? Или постаравшейся недостаточно? Что вообще люди надевают на фейковые свадьбы, кстати?
— Хорошо выглядишь, — говорит Лулу, остановившись, чтобы получше меня рассмотреть. — Какое на тебе нижнее белье?
— Лулу! — вот скажите, как такое возможно, чтобы Лулу была одновременно и ангелом, и дьяволом, сидящими у меня на плечах?
— Это важный вопрос, вообще-то. Грядет брачная ночь, Кошмарище-Холлэнд!
Уже устала тысячу раз объяснять ей, что у нас будет совсем другой брак (мысленно скорблю от этого факта). Когда мы оказываемся внутри здания, я показываю в сторону бюро регистрации браков.
— Твой поступок меня восхищает, так что не пойми меня превратно, — стуча каблуками по полу, говорит Лулу. — Но поверить не могу, что ты не рассказала об этом хотя бы Джеффу. Если кто-то из твоих дядюшек поинтересуется, была ли я здесь, буду врать, как опытный политик, имей в виду.
— Когда с сегодняшним мероприятием будет покончено, я им расскажу. Это будет что-то типа вечеринки с сюрпризом: «Только посмотри, Роберт! Твоя звезда присоединится к оркестру, и, кстати, мы недавно поженились».
Лулу обнимает меня за плечи и с сочувствием говорит:
— Не завидую я тебе.
Краем глаза заметив какое-то движение, я поворачиваюсь и в конце коридора вижу своего жениха. Его русые волосы аккуратно уложены, а одет он в синий костюм с фиолетовой рубашкой в мелкую клетку. На шее синяя бабочка. Его одежда подходит по цвету к моей синей юбке и розовой шелковой блузке.
— Боже мой! — громким шепотом восклицает Лулу.
Мой пульс стремительно учащается.
Сократив расстояние между нами за несколько уверенных шагов, Келвин оказывается прямо передо мной. Мой взгляд от чисто выбритого подбородка спускается к его шее. Я тут же представляю Келвина с гитарой летом в парке, когда кружевная тень ляжет на его волосы, а травинки будут цепляться за обувь и низ джинсов.
— Ты хорошо выглядишь, — сильно преуменьшая, говорю я.
— А ты выглядишь… — его зеленые глаза внимательно оглядывают меня с ног до головы. По ощущениям это схоже с прикосновением рук.— Сногсшибательно.
Кто-то стоящий рядом вежливо покашливает.
— Привет, — из-за спины Келвина выходит мужчина с копной черных волос и бледно-голубыми глазами и протягивает мне руку. — Я Марк. Свидетель.
— Надеюсь, не Иеговы? — неловко шучу я.
— Шафер, — поясняет Келвин и обходит его. — Его зовут Марк Верма. Друг.
— Приятно познакомиться, друг, — с улыбкой говорю я.
Тот поднимает темную бровь и поворачивается к Келвину.
— А она мне нравится.
Я притягиваю к себе за руку топчущуюся позади Лулу.
— Это моя лучшая подруга Лулу.
— Приятно наконец официально познакомиться, — шагнув вперед и протянув ей руку, говорит Келвин.
Какое-то время они болтают между собой, и только сейчас, когда Келвин стоит от меня в нескольких шагах, я замечаю, чт о у него в руках.
Проследив за моим взглядом, он смотрит на венок с нежно-лиловыми цветами.
— По ирландской традиции невеста украшает волосы цветами — в моей семье, по крайней мере. И хотя у нас… не совсем обычный брак, маму удар хватит, если я как минимум не предложу.
Моему удивлению нет предела. Он собирается рассказать родителям? Хотя мои живут в той же стране, я уже давно убедилась, что лучше соврать прямо в лицо, нежели выслушивать их беспокойство и неодобрение. Его же родные живут на другом конце земного шара. И жест Келвина как будто из мира «Пока смерть не разлучит нас», хотя на самом деле наша ситуация больше похожа на «Все изменится в любой момент». Почему он решил им рассказать? Моей инстинктивной реакцией — и, по видимому, действительно зрелой — является желание нажать на паузу и обговорить, что и как мы будем делать. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы с Келвином почти ничего не обсудили, а если расскажем своим семьям о нашем браке, все сильно усложним.
Но он выглядит сейчас таким серьезным и нетипично неуверенным, что мне хочется поскорей избавить его от страданий.
— Конечно я надену. Спасибо.
В венок не туго вплетены веточки лаванды. Я забираю его у Келвина и осторожно надеваю на голову.
Лулу помогает поправить лиловые цветы, после чего, склонив голову набок, критично меня осматривает.
— Вот. Выглядишь идеально, — говорит она и делает несколько фото. — А теперь давайте вас поженим.
Мне кажется, из всего происходящего я замечаю лишь то, как моя рука устроилась в ладони Келвина, пока он вел меня через всю толпу к служащим ратуши.
Обойдя женщину, одетую в жемчужного цвета сари, я улыбаюсь мужчине в кипе. Здесь присутствуют пары всех возрастов. На ком-то надеты традиционные костюмы и платья, а кто-то пришел в джинсах и футболках.
— Тут неожиданно много народу, — тихо говорю я.
Келвин усмехается.
— Ага. На станции я видел так много женщин в свадебных платьях — ты точно удивилась бы подобному зрелищу.
Помещение, в котором мы находимся, длинное и узкое, с зелеными диванами с одной стороной и мраморными стойками и вращающимися стульями с другой. Потолки отделаны белыми панелями с мелкими золотыми деталями. На подвешенном за две цепи экране высвечивается номер пары, которая сейчас обслуживается и у какой стойки, а под ним стоит автомат по выдаче талонов. Тут даже есть небольшой сувенирный магазин, где продаются важные мелочи, которые оказываются необходимы в последнюю минуту, вроде цветов и галстуков-бабочек.
Взяв талончик, Келвин показывает мне наш номер: C922. Поблизости срабатывает вспышка, и мы оба вздрагиваем.
— Вот этот снимок будет хороший, — смотря на экран камеры, говорит Лулу, а потом замечает мой недоуменный взгляд. — Что? Искренние эмоции самые лучшие. А свадьбу тебе обязательно нужно запомнить, — она многозначительно смотрит на меня. — Любая пара захотела бы иметь фотографии, чтобы при случае поделиться с кем-нибудь.
— Точно, — ведь все должно быть по правилам. А о таких важных мелочах я и не подумала. Черт, когда пытаюсь быть спонтанной, я как будто краду зажигалку и не глядя бросаю ее в лужу бензина. — Хорошая мысль.
Мы с Келвином садимся на диван и в ожидании нашей очереди, стараясь не обращать внимание на ежесекундные щелчки затвора камеры, ведем светскую беседу:
— Как прошло твое утро?
— Хорошо, хотя сегодня я совсем не спала.
— Я тоже.
— На улице холодно.
— Ага. Я чуть не забыла надеть пальто.
Келвин неловко смеется.
— Да уж, это было бы… плохо.
И в том же духе примерно полчаса кряду мы обсуждаем, что ели вчера и как не знали, во что одеться сегодня. Нам обоим почти удается расслабиться лишь в тот момент, когда Келвин говорит, что чуть было не принес с собой гитару.
— Гитара казалась странным образом уместной, — замечает он. — Но потом я забеспокоился, что она причинит хлопоты или все сочтут этот поступок нелепым.
— Я была бы не против.
Это чистая правда. Его музыка волшебным образом расслабляет мои натянутые нервы; мне уже заранее не хватает его игры в метро.
В то время как мы оба привыкаем к безумной новости под названием «Черт побери, мы сейчас поженимся», Лулу и Марк непринужденно болтают в сторонке. Проблем с общением у них явно нет. Марк — как и большинство людей — совершенно очарован Лулу, но каждый раз, когда она фыркает или громко хохочет от его шуток, мне становится все тревожнее и тревожнее.
Начиная с этого момента — и чтобы не случилось потом, — я объединяю свою жизнь с Келвином.
Наконец объявляют номер нашего талончика. У стойки я наблюдаю, как Келвин подписывает последний из документов. Вместе с нашими свидетелями мы ставим подписи, но из-за гипса моя получается неразборчивой. После еще одного недолгого ожидания настает минута Икс. Нью-Йоркское бюро регистрации браков работает как часы.
Нас ведут в небольшую комнату с персикового цвета стенами и пастельных оттенков акварелями на них. Сочетать браком нас будет приветливая женщина с темными волосами и ярким румянцем. Никаких свадебных маршей не звучит; она говорит нам встать друг напротив друга, в то время как остальные могут стоять или сидеть где им вздумается. Келвин берет обе мои руки в свои.
— Келвин и Холлэнд, — начинает женщина, — сегодня наступил один из самых замечательных моментов в вашей жизни. Сегодня вы празднуете ценность красоты любви и готовитесь связать себя узами брака.
Я перевожу взгляд на лицо Келвина — в уголках глаз появились морщинки, а его веселое настроение почти похоже на радость. Кусаю губы, чтобы сдержать улыбку, но безуспешно.
— Келвин, — обращается к нему служащая бюро, — согласен ли ты взять в жены Холлэнд Лину Баккер?
Сначала его голос звучит хрипло, но потом он откашливается.
— Да.
Мне нравится звучание этого слова с его акцентом.