— Роберт обожает рассказывать историю, как я родилась, — повернувшись к Келвину, я замечаю, что его внимание приковано к моему лицу. — По словам Роберта, Джеффа и мамы, папа привел в комнату моих братьев и сестру, чтобы со мной познакомиться, и их возня была похожа на щенячьи игры вокруг мамы, которая была настолько уставшей, что с трудом могла говорить. Роберт взял меня на руки и сказал, чтобы та отдыхала. И вроде бы спросил: «Ты не против, если я займусь ее воспитанием?»
Келвин смеется.
— Я серьезно, — широко улыбаюсь я.
— Я смеюсь, поскольку верю на сто процентов, что так и было.
— И каждый раз, когда в моей жизни намечалось что-то более-менее важное, — продолжаю я, — например, летний лагерь или игра в волейбол, или поездка с подругой и ее родными, я отпрашивалась у родителей, но те всегда перенаправляли меня к обоим дядюшкам. Каждый день после школы я проводила в их доме в Де-Мойне. Как и б о льшую часть уикендов. Вечером ходила с Робертом в театр и делала уроки в зале — ряд H, место 23, мое любимое, — в то время как он дирижировал оркестром на репетиции.
— А твои родители не возражали? — интересуется Келвин. — Моя мама настолько привыкла всех опекать и контролировать, что, уверен, она бы не пережила.
Он не первый, кто об этом спрашивает. На протяжении всей моей жизни друзья постоянно задавали вопрос, не произошел ли какой раскол между мной и родителями. Но нет. Мне просто всегда больше нравилось быть со своими дядями, и мама нормально к этому относилась.
— Когда я появилась на свет, времени, чтобы мной заниматься, у мамы было немного. Томасу на тот момент исполнилось тринадцать. А когда мне было всего три года, папа начал тренировать Томаса сначала в университетской сборной, а потом и на уровне штата, так что его футбол стал важной частью жизни нашей семьи. Потом мой брат получил стипендию в Университете Айовы, и папа пропадал там целыми днями. В свои семь Оливия была маминой главной головной болью. Дэвис от мамы вообще не отлипал, а я…
— Ты затерялась в этой суматохе?
— Наверное, да, — покачав головой, отвечаю я. — Не знаю. Пожалуй, мне легче считать это соглашением, которое всех устраивало. Мама радовалась, что я была счастлива с Робертом и Джеффом.
— Должно быть, это потрясающе — вырасти в концертном зале.
Я киваю.
— Едва услышав первые вступительные аккорды, я по ним могу распознать практически любую классическую пьесу, но иногда все же задаюсь вопросом, не расстраивается ли Роберт, что моих музыкальных способностей на большее не хватает.
— Но описанное тобой и есть музыкальные способности, Холлэнд.
— Нет, я про настоящий талант.
Келвин задерживается на мне взглядом, после чего крепче прижимает мою руку к себе.
Кому-то сигналя, мимо проезжает машина, после чего пешеходы, будто стая рыб, пересекают проезжую часть. Мы с Келвином направляемся к ресторану, где собирались встретиться с Робертом, Джеффом и Лулу. От перспективы провести вечер с Келвином и дядюшками я немного нервничаю, потому что с тех самых пор, как им стало известно о нашем браке, все вместе мы еще не общались. Еще я надеюсь, что Лулу разобралась в себе и будет вести себя нормально. Я ее люблю, но не знаю, сколько еще готова выдержать.
Келвин пропускает меня вперед, когда мы поднимаемся по небольшой лестнице местечка под названием «Суши Гари». В Нью-Йорке рестораны подстраиваются под все доступные помещения и поэтому бывают всех возможных размеров. Сквозь гул голосов и звуки игры в тетрис нас ведут мимо узкой барной стойки к маленькому диванчику со столиком, где уже сидят Лулу, Роберт и Джефф и пьют сакэ.
Роберт с Джеффом встают и целуют меня в щеки.
— Простите, что опоздали, — говорю я.
— Мы сами только что пришли, — отмахивается Роберт.
— А я нет, — говорит Лулу и показывает на свой сакэ. — Я тут уже минут двадцать.
— Лулу нас развлекает, — отвечая на мой незаданный вопрос, говорит Джефф и подмигивает.
— Да неужели, — снимая пальто, бормочу я, после чего, бросив настороженный взгляд в сторону подруги, сажусь за столик.
Лулу самодовольно улыбается мне в ответ и протягивает свой телефон.
— Смотри. Я богиня современных технологий.
С опаской беру телефон и смотрю на экран.
— О боже! — восклицаю я. На фото изображена пара на пляже, они сидят на песке, а позади горит костер. Но это не просто какая-то пара. Это мы с Келвином.
— Так и знала, что уроки работы с Фотошопом окажутся полезными. И не только для того, чтобы увеличивать себе сиськи на фотках, — шлепнув ладонью по столу, говорит Лулу.
Краем глаза я замечаю, как Роберт и Джефф переглядываются. Обычно они в лучшем случае терпят Лулу. Но я все равно рада ей — подруга отвлекает внимание от неудобной темы беседы: что мы с Келвином и дядями теперь одна семья.
— Господи, — заглядывая мне через плечо, говорит Келвин. Он почти прижимается своей щекой к моей, и я чувствую его прохладную после прогулки на улице кожу. — Очень красиво.
— Ваш медовый месяц, — поясняет Лулу. — Во Флориде, понятное дело, раз вылететь из страны, не попавшись, ты не можешь.
Джефф шикает на нее, а я открываю следующее фото — мы с Келвином на каком-то концерте на стадионе. Он стоит позади меня, обняв за талию и прижавшись щекой к моему виску. На третьем мы сидим с ним на скамейке в парке и смотрим друг на друга.
— Ты сама это сделала? Ты же не знала, как записать шоу с Тревором Ноем!
Лулу решает не обращать внимание на такой выпад.
— Меня вдохновил тот парень, который вставляет себя в фотки Кендалл Кардашьян из Инстаграма, — Роберт и Джефф, похоже, поначалу ее слушали, но после упоминания Инстаграма и фамилии Кардашьян их взгляды стали стеклянными. — Я использовала кучу фотографий со свадьбы, а еще те, которые были у меня в телефоне. И то его фото, которое ты сделала в баре.
Я бросаю на Лулу предупреждающий взгляд, но Келвин, кажется, не слышит и все еще рассматривает поддельное фото.
— Знаешь, что я тебе скажу? — показав на свой телефон, продолжает Лулу. — Я теперь не поверю ни единой журнальной обложке, но зато в диком восторге от своей рождественской фотосессии с принцем Гарри и Эдом Шираном.
Открыв следующее изображение и уставившись в шоке на обнаженную грудь, мы с Келвином возвращаемся к нашему фото на скамейке.
— Не пролистывайте там слишком далеко, — сделав глоток своего рисового напитка, предупреждает Лулу. — Там идут сначала мои голые сиськи, а потом кое-что от Джина в ответ.
Келвин берет у меня телефон — судя по всему, мы находились в одном шаге от лицезрения члена Джина — и возвращает его Лулу.
— Отправишь их Холлэнд? Наши отфотошопленные фото, я имею в виду, не сиськи, — он смотрит на меня. — Мы выглядим там как настоящая пара.
— Как горячая парочка, — исправляет его Лулу, и мой пульс стремительно ускоряется. Она немедленно получает мое прощение. Знаю, фото сделаны при помощи фильтров и некоторой компьютерной магии, но на них я выгляжу так, будто мое место действительно рядом с Келвином.
Роберт подливает себе сакэ, хотя обычно он не любитель выпить. Мы с Джеффом обмениваемся любопытными взглядами.
— Они выглядят очень убедительно, — рассеянно замечает Роберт и, сняв очки, потирает переносицу.
— Странно их видеть, да? — спрашиваю я.
Напряженный взгляд Роберта встречается с моим.
— Во всей этой ситуации для меня много чего странного, — помолчав немного, он берет меня за руку. — Да, я не хотел, чтобы ты это сделала, но не могу притворяться, будто видеть, как Рамон и Келвин исполняют написанные мной музыкальные номера… Знаешь, это словно сон.
Келвин согласно хмыкает.
Отпустив мою руку, Роберт говорит чуть тише:
— Боже, я надеюсь, что все получится.
— Послушай, — говорит Джефф и подносит руку Роберта к губам, — возможно, у меня не вызывает большой восторг то, как все сложилось, но даже я уверен, что все будет хорошо.
Я с беспокойством смотрю то на одного, то на другого. Джефф обычно не из тех, кто любит проявлять чувства на публике. Он хладнокровен — да. Спокоен и уверен в себе — да. Но никогда не демонстрирует свои симпатии на людях. Поэтому при виде его, открыто поддерживающего Роберта, мое чутье заработало на полную мощность.
— Что-то не так?
Эти двое молча переглядываются, после чего Роберт сжимает руку Джеффа и надевает очки.
— Я волнуюсь, что будут трудности. Келвин должен официально начать работать уже на следующей неделе, но кто знает, получится ли все устроить.
— Нужные документы мы подали спустя всего полтора дня после свадьбы, — глянув на Келвина, который согласно кивает, говорю я.
— Знаю, Лютик. Дело не в тебе. Просто оформление разрешения на работу может занять несколько месяцев, и мы подали запрос, чтобы ускорить процесс и уложиться в две недели. Что маловероятно. А раз Луис уже ушел, я не уверен, что могу поставить Луизу в пару к Рамону, пока все мы ждем Келвина. Рамон на это просто не пойдет.
Взглянув на лицо Келвина — оскорбленное, поскольку он явно уже видит себя в этом спектакле, — я понимаю, что Роберт мыслит верно.
Джефф поворачивается к нам с Келвином.
— Я разговаривал с Сэмом из миграционной службы, и он подтвердил, что все необходимое вы им предоставили. Получение разрешения он гарантировать не возьмется, но может немного поспособствовать, чтобы документы рассмотрели вовремя.
Я чувствую, как у меня расслабляются плечи.
— О, это же хорошо.
— Я уже говорил, — обращается к Роберту Келвин, — но хочу еще раз сказать спасибо за все, что вы для меня сделали. Даже не знаю, как смогу отблагодарить.
— Да ну, перестань, — покачав головой, отвечает Роберт, и общее напряжение исчезает. — Просто у меня предпремьерный мандраж. Так всегда бывает. Но сейчас еще и обстоятельства непростые.
В этот момент к столику подходит официантка и интересуется, готовы ли мы сделать заказ. Обсудив немного, Джефф с Робертом заказывают то же, что и всегда, а когда подходит очередь Лулу, Келвин пододвигается ко мне ближе и показывает на меню.
— Я думал взять баклажаны, хочешь присоединиться? Или давай просто наберем несколько закусок на двоих?
Это настолько типично для пар, что поначалу я не нахожусь с ответом. Его предложение застало меня врасплох.
— Холлс, — зовет Келвин и терпеливо улыбается, а в глазах пляшут смешинки.
— Конечно, — отвечаю я. — Что еще ты хотел заказать?
Едва он открывает рот, у него в кармане вибрирует телефон. Келвин сидит так близко, что я чувствую эту вибрацию, передающуюся мне по мягкой поверхности скамейки.
— Извини, — говорит он и достает телефон.
На экране высвечивается имя Натали.
Пару секунд Келвин в замешательстве смотрит на экран, после чего его улыбка исчезает, как будто в этот момент до него что-то доходит.
— Вот блин.
У меня пересыхает в горле.
— Все в порядке?
— Да. Я… — словно передумав в последнюю минуту, Келвин обращается ко всем присутствующим: — Извините, я отойду на минутку. Нужно ответить, — после чего добавляет уже мне: — Закажи что угодно.
Когда Келвин встает, я поворачиваюсь к нему.
— Ты уверен, что в порядке?
— Конечно, — сжав мое плечо, он идет к выходу. Через стеклянные двери я вижу, как он спускается по лестнице — уже держа телефон у уха, — а потом пропадает из виду.
***
Бросив ключи на стол, я смотрю, как Келвин молча идет в ванную, чтобы подготовиться ко сну. Всю дорогу домой меня не покидало странное чувство, что между нами возник какой-то барьер, и я пыталась понять, чем вызвано его беспокойство. Помимо очевидных, конечно же: стресса от грядущего выступления и нервозности насчет документов. Быть может, тут и то, и другое, и Келвину нужно время, чтобы приспособиться. А сохранять здравомыслие, пока мы ждем разрешение на работу, все равно что наблюдать, как кто-то вбивает в мою руку гвоздь. Это мучительно. И совершенно не поддается контролю. Могу себе представить, каково Келвину.
Но поскольку Келвин так много удовольствия находит в музыке и старается на все смотреть с оптимизмом, мне даже не верится, что он может быть обеспокоен. И что это за срочный звонок был сегодня вечером? Еще одна возможность, благодаря которой он может остаться в стране? И неужели я единственная, кто планирует хранить верность?
От подобной мысли меня начинает подташнивать.
Выйдя из ванной, Келвин резко останавливается, увидев, что я до сих пор стою у входной двери.
— Ты хорошо себя чувствуешь? — спрашивает он.
Я пытаюсь улыбнуться.
— Ага. Ужин был чудесным.
Кивнув, он подходит к дивану, садится и, расстегнув рубашку, наклоняется, положив голову на руки.
Это так странно — жить с кем-то, кого я плохо знаю. Сегодня он пил не слишком много, чтобы испытывать по этому поводу недомогание. Ели мы полчаса назад, поэтому проблема и не в съеденном…
— А ты? Хорошо себя чувствуешь?
Келвин кивает, но когда понимает голову, я замечаю, что глаза у него красные, а взгляд от сильной усталости немного расфокусирован.
— Прошло всего чуть больше недели, но от вида нервничающего Роберта я тоже начал нервничать. Что, если все нами сделанное — впустую? Мне кажется, ожидание начинает подтачивать мою уверенность. А я всего лишь хочу заниматься музыкой. Всего лишь хочу быть здесь.
Понимающе кивая, я чувствую себя странно виноватой — как будто должна была каким-то образом ускорить процесс. Но мне не кажется, что все совсем уж «впустую». Понимаю, на самом деле мы не пара, но быть рядом с ним так приятно, даже просто платонически. Это уже немало значит.
В памяти всплывает имя Натали и то, как стремительно Келвин выбежал из ресторана… Мне становится беспокойно, но уже совсем по иной причине.
— Надеюсь, тот звонок был не с плохими новостями.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, о каком звонке речь, после чего он поднимает голову и смущенно морщится.
— У меня было назначено свидание, о котором я совершенно забыл.
Такой ответ мгновенно лишает меня дара речи.
— Нет-нет, погоди, — говорит Келвин и поднимает руку. — Прозвучало как-то не очень хорошо. О свидании мы договорились за несколько дней до нашего с тобой обеда, но я забыл его отменить. Мне очень жаль.
Ой как неловко. Ковыряя маленький заусенец у себя на пальце, я сажусь рядом с ним на диван.
— Мне кажется, если ты хочешь… Даже не знаю… Наверное, нам не обязательно… — запутавшись в собственных словах, я ощущаю, как Келвин поворачивается и внимательно на меня смотрит, — куда-то вместе ходить. Ну, разве что когда это необходимо и для создания видимости.
— Черт возьми, Холлэнд, — будто не веря своим ушам, говорит Келвин. — Мне жаль не потому, что свидание сорвалось. Я приношу свои извинения, поскольку мне звонила другая женщина во время ужина с тобой и твоими близкими.
— А-а.
Он смеется.
— Ты что, думаешь, я прощелыга какой-то?
— Нет, наверное, — отвечаю я и не могу сдержать улыбку. Понятия не имею, что означает это слово. Мое беспокойство медленно исчезает. — Но ситуация у нас беспрецедентная, поэтому многое не понятно.
— Согласен. Вот только я не собираюсь встречаться с кем-то еще… даже если мы всего лишь притворяемся.
Несмотря на готовность Келвина хранить верность, слова «Мы всего лишь притворяемся» ранят, будто нож. Ведь я не притворяюсь. Или это не так? Нет, все-таки притворяюсь, но лишь в том, что по отношению к нему якобы ничего не чувствую.
— Как вы с ней познакомились?
— Через общего друга, — с готовностью отвечает Келвин. — Но тут нет ничего особенно интересного. Я видел ее всего раз. Кстати о знакомствах… — сделав паузу, он ждет, чтобы я посмотрела на него.
— Что? — когда жжение в груди наконец ослабевает, спрашиваю я.
— Мы не договорились, что будем отвечать на вопрос, как познакомились.
Кивая, я смотрю прямо перед собой. Я хорошо помню нашу интимную переписку. И как уютно было лежать на диване, прижавшись к его голой груди. Мысленно напомнив себе, что мы всего лишь притворяемся, я говорю:
— Мне кажется, нам стоит придерживаться самой простой версии. Мы познакомились на станции метро. Никаких сложностей придумывать не нужно.
Глава шестнадцатая
Каждый день по три часа подряд Келвин репетирует с Рамоном, после чего на вечернем спектакле их сменяют Луис и Луиза. Когда после каждой репетиции Келвин встречается со мной за кулисами, его улыбкой можно озарить полгорода. Музыка заставляет его светиться изнутри — так сильно, что с трудом верится глазам. Иногда кажется, будто у него прямо под кожей мерцают огоньки.
Время от времени с Келвином и Рамоном работает Роберт, но бывает и так, что он передает руководство репетицией своему помощнику, Элану. Поскольку Роберт сам написал эту музыку, он почти физически чувствует ноты и направляет музыкантов инстинктивными, плавными движениями. А Элан, как я успела заметить, больше фокусируется на технической точности, нежели на артистизме. И в дни работы с Эланом музыка теряет какие-то глубинные эмоции, которые могли бы передать друг другу Келвин и Рамон.
Я уже видела это раньше: как страсть Роберта медленно перетекает в его музыкантов и как он учит их чувствовать музыку, а не просто играть. При помощи тональности, ритма и динамики зритель может «услышать» всхлип и задержанное дыхание или «увидеть» победно вскинутую вверх руку. Музыка перестает быть отдельными нотами — собранные воедино, они являют собой нечто почти потустороннее.
Сегодняшний день — из числа самых обыденных.
— Что у меня не получилось? — не успев сойти со сцены, спрашивает Келвин и выжидающе смотрит на меня. Поправив гитару, он кивает в сторону сцены. — Что-то не так, но я не уверен, где и в какой момент это было.
В другой ситуации я бы отказалась от идеи давать Келвину советы, как улучшить его виртуозную игру на гитаре, но сейчас попала под влияние его восторга и волнения от грядущей премьеры.
— В номере «Без тебя» тебе нужно не спешить и подчеркнуть прерванную каденцию, чтобы усилить напряжение. Вы с Рамоном на этом моменте чересчур торопитесь идти дальше.
Секунд десять Келвин молча на меня смотрит, и мне становится неуютно. Я еще ни разу его не критиковала.
Кажется, я натворила дел.
***
Молчание продолжается и за ужином. Быстро поев, Келвин берется за гитару и отгораживается тем самым от остального мира. Я ухожу к себе и слышу, как снова и снова он играет тот отрывок, пока не засыпаю. Мне снится, что я преследую его в каком-то лесу.
Но на следующий день на репетиции Келвин встречается со мной взглядом во время игры этого фрагмента. И когда делает акцент на тех нотах, у меня текут слезы — звучание стало изумительно красивым.
Он дает понять, что я была права.
«Доверься своей музе».
Вечером того же дня — впервые за многие месяцы — я пишу. У меня получился всего один абзац, и это даже не часть вымышленного мира, который я отчаянно хочу создать, а мои чувства, испытанные во время прослушивания дуэта Келвина и Рамона. Ощущения, которые зародились у меня в груди и от которых я чувствовала себя невесомой. Но тем не менее я пишу! На странице файла появились слова.
Каждый вечер мы с Рамоном и Келвином из-за кулис наблюдаем за игрой Лизы и Луиса во время спектаклей. Мне кажется, я могу видеть, как Келвин мысленно повторяет реплики и на вступительных нотах каждого спектакля отсчитывает, сколько вечеров осталось до их с Рамоном дебюта.
***
Несколько месяцев назад Майкл Астерофф опубликовал новость, что в середине февраля Рамон заменит Луиса. Но никто из продюсеров пока что не сказал ни слова об изменениях в оркестре — например, о Келвине и его гитаре. Всем известно об уходе Сета, первой скрипки, но, видимо, считается, будто его место займет Луиза. Я знаю, что Роберт ждет полученного разрешения на работу, чтобы делать хоть какие-то заявления. Но учитывая реакцию руководства на игру Келвина и то, что с ним обращаются уже как с восходящей звездой, — плюс ко всему, в бродвейских кругах и в соцсетях Лизу пусть и мягко, но все-таки критикуют, — я не думаю, что грядущей премьере может повредить преждевременный ажиотаж вокруг Келвина.
Через три недели после старта репетиций и примерно за неделю до первого выступления Келвина дома нас ждет официально выглядящее письмо. Мы оба набрасываемся на него, словно оголодавшие собаки.
Наша заявка принята, и, как говорил Джефф, это хорошо, потому что теперь можно заниматься документами, которые Майкл должен предоставить моему мужу для получения официального разрешения на работу.
Спустя несколько часов нам звонит помощник Майкла и говорит, что на следующей неделе нужно запланировать совместную фотосессию и интервью Келвина и Рамона. Хотя основное внимание СМИ будет сфокусировано на Рамоне, Келвин по такому случаю все равно обновил стрижку и маникюр, но вежливо отказался от депиляции груди воском.
Мы завели совместный расчетный счет, предполагающий, что разделим базовые траты, вот только с финансами у нас обоих плоховато. Если не считать трех сотен долларов на общем счету, у меня есть некий неприкосновенный запас. У Келвина на счету примерно та же сумма — но никаких сбережений. Для интервью и выступлений ему нужно купить кое-что из одежды: костюм, рубашки, туфли. Наш баланс стремительно сокращается, но поскольку я не одна, это переносится куда легче… Впрочем, все напряжение покидает нас, едва мы входим в здание театра. Келвин тут же излучает неистовую энергию.
Наши последние дни перед его дебютным выступлением должны сопровождаться подходящим саундтреком. Идеально, если из «Огненных колесниц». Но из «Челюстей» как-то ближе к реальности.
Грядет день Икс, и растущее в связи с этим напряжение я точно не придумала: в соцсетях бурлят обсуждения того, кто же заменит Сета, — новый гитарист вызывает множество споров. На улице толпятся поклонники в жажде услышать хотя бы самый короткий музыкальный отрывок, чтобы удовлетворить свое любопытство. Поэтому мы практически поселились в «Левин-Глэдстоун». Майкл, который обычно крайне редко появляется в театре, вышагивает вперед-назад по проходам на каждой репетиции. Время от времени на балконах бывают замечены братья Лоу — которые раньше тоже во всем доверяли Роберту и не беспокоили его своим присутствием. Брайан бушует за кулисами: раздает приказы и набрасывается чуть ли не с кулаками на рабочих, когда те перестают бегать по делам и слоняются у сцены. Роберт напряжен до предела и срывается на крик при малейшей ошибке. Рамон как перфекционист требует репетировать снова и снова, едва не теряя голос, а пальцы Келвина чуть ли не начинают кровоточить. Но под конец каждого изнурительного дня Келвин подходит ко мне с широкой улыбкой — как будто ждал всего этого много лет, как будто ему все нипочем или, быть может, просто его восторг перевешивает страх.
Я часто замечаю, что рабочие сцены и актеры смотрят на него — и на нас. Со стороны мы похожи на любую другую женатую пару. Келвин часто прикасается ко мне и целует (в лоб). Приходим и уходим вместе, несмотря на то, что в моем присутствии на репетициях нет необходимости. И хотя я совсем не выгляжу несчастной, уверена, многие задаются вопросом, как так случилось, что он женился именно на мне. Девушке с веснушками, у которой сползают колготки и вечно проливается кофе. Которая постоянно наталкивается на кого-нибудь со своей камерой.
А вот движения Келвина всегда плавные и ловкие, и, как мы уже поняли, он умеет есть салат, не запачкав соусом подбородок.
Я считаю, это нечестно.
***
Келвина я нахожу за кулисами — стоящего прислонившись к стене и разговаривающего с Итаном, музыкантом из оркестра, который спит и видит, как бы оттащить моего мужа в уголок для более приватного общения. Тот факт, что Келвин гетеро, вызывает почти физические страдания у большинства его коллег-мужчин.
Увидев меня, Келвин тут же заметно расслабляется и, обойдя Итана, движется в мою сторону.
Итан раздраженно смотрит на меня и наигранно улыбается.
— Привет, Холлэнд.
— Привет, Итан, — ровно с такой же улыбкой отвечаю я.
Я едва не выпрыгиваю из своих туфель, когда Келвин прижимает меня спиной к себе и проводит губами по скуле.
— Я собираюсь пригласить свою прекрасную жену на ужин.
Из-за того, что Келвин стоит так близко, я не могу к нему повернуться — мы чуть было не поцеловались.
— Пригласить на ужин? — переспрашиваю я и делаю шаг вперед, увеличив тем самым расстояние между собой и своим мужем — от которого пахнет чем-то древесным и свежим и который буквально в соседней комнате каждую ночь спит практически голым.
— На настоящее свидание. Как подобает.
Воображаемая Холлэнд радостно прыгает и машет плакатом, на котором написано «Это означает секс!», но я прошу ее угомониться, пока мы обе не получим должных разъяснений.
— А как подобает? — нарочито скромно уточняю я.
Похоже, что подтекст доходит до него одновременно со мной. Тихо покашляв, Келвин достает из кармана бальзам и проводит им по губам, которые мне очень, ну просто очень нравятся.
— Как обычно, — закрыв тюбик, он широко улыбается. — Мы поедим. Выпьем. Хорошо проведем время.
Он на что-то намекает этим своим «Хорошо проведем время»? И еле заметная хрипотца в его голосе мне не послышалась? Повернувшись в сторону Итана, я начинаю жалеть, что не могу уточнить у него насчет своих догадок, вот только во время нашего внезапного флирта с Келвином тот успел куда-то уйти, чего мы оба не заметили.
— Когда речь идет о еде и выпивке, я всегда «за».
— Вот поэтому ты мне и нравишься, — Келвин берет меня под руку, и в этот момент я краем глаза замечаю у противоположного конца сцены еще один тоскливый мужской взгляд. Тем временем мой муж тянет меня к боковому выходу. — Тебе нужно будет надеть подходящее платье и туфли и сделать подходящую прическу: собрать волосы в пучок.
Пока я пытаюсь осознать, нравится мне или нет, что он диктует мне, как одеваться, Келвин кладет ладонь мне на затылок и прижимается губами — такими мягкими и теплыми — к моей щеке.
— Твоя шея — мой криптонит, — не отстраняясь ни на сантиметр, говорит он, и я ощущаю его улыбку. — Надо будет отправить тебе побольше смс-ок на эту тему.
***
Я выхожу из спальни в единственном имеющемся у меня подходящем платье: черном, длиной чуть выше колена, облегающем сверху и с юбкой из струящегося плиссированного шифона.
Келвину оно явно нравится, потому что когда я выхожу, у него приоткрывается рот, словно внезапно улетучилась мысль, которой он хотел поделиться. Нужно признать, я тоже ошарашена. Келвин надел новый костюм с лавандового цвета рубашкой, оставив две верхние пуговицы расстегнутыми, и теперь мне трудно отвести взгляд от его ключиц.
Внимательно оглядев меня с ног до головы, Келвин произносит:
— Да.
— Что, подходяще?
Его взгляд тут же скользит по моей шее; я собрала волосы наверх.
— Господи. Да.
Несколько кварталов мы идем до Taboon [ресторан в Нью-Йорке — прим. перев.], и несмотря на то, что в очереди перед нами человек десять, Келвин направляется прямо к стоящему в дверях человеку, пожимает ему руку, и тот показывает на столик в задней части зала. Я иду следом и замечаю, как несколько голов поворачивается в нашу сторону, когда мой ирландец снимает своей синий пиджак и небрежным жестом вешает его на руку.
Келвин выдвигает для меня стул, а я спрашиваю:
— Ты знаком с тем парнем?
— Со времен Джульярда, — слегка скривившись, поясняет он. — Блестящий был виолончелист. С тех пор ему везло мало.
Я чувствую, как сдавливает горло от желания помочь. Но каким бы замечательным ни был Роберт, каким бы сложно организованным для простенького театра ни был его оркестр, он не может нанять каждого безработного музыканта, которого мы только встретим.
Келвину удается прочитать мои мысли по взгляду, и жесткая линия его рта смягчается.
— У него обязательно все наладится. Возможно, когда-нибудь потом мы ему сможем помочь.
Мы.
Когда-нибудь потом.
Тяжело сглотнув, я изо всех сил стараюсь небрежно пожать плечами. После чего мы оба одновременно смотрим в меню; внутри тревожно, а в животе порхают бабочки.
У нас настоящее свидание.
Много вечеров подряд мы сидели с ним на диване и заказывали еду на дом. Множество приятных вечеров проводили с Робертом, Джеффом и даже Лулу, после чего вдвоем шли домой. Чем же отличается этот вечер?
Келвин поднимает голову.
— Давай возьмем напополам закуску из цветной капусты и сибаса?
Черт возьми, а мне нравится иметь в качестве мужа такого решительного едока.
— Давай.
Отложив меню в сторону, Келвин берет меня за руку.
— Я уже говорил, как благодарен тебе?
— Раз или два, — смеюсь я.
— Тогда на всякий случай скажу еще раз, — в его сияющих глаза чистейшая искренность. — Спасибо тебе.
— Всегда пожалуйста. Как же иначе.
Сжав руку, он отпускает ее и, откинувшись на спинку стула, улыбается подошедшему официанту. Игра в женатых ощущается простой, а Келвин кажется охотно в нее вовлеченным. Это лишний раз напоминает мне, что на самом деле я не так уж и хорошо его знаю. Мне знакомо его лицо — оливковая кожа, зеленоватые глаза и идеально неидеальные зубы, — но творящееся в голове по-прежнему остается загадкой.