Келвин пододвигается ко мне поближе.
— И как, есть в планах новые прослушивания? — мягко спрашивает он.
— Ничего нового пока что не предвидится. Сегодняшнее было для рекламного ролика какого-то магазина электроники, но, судя по всему, авторам хотелось, чтобы я получше вжилась в роль и прочее бла-бла-бла, — говорит Лулу и опустошает бокал.
У нее явно сегодня был дерьмовый день. И я уже видела Лулу такой. Обычно садилась с ней рядом, обнимала и рассказывала, какая она замечательная. Сегодня же я словно смотрю на нее сквозь мутное стекло и совершенно не испытываю желания начать успокаивать. Лулу ведет себя по-мудацки — и замечательной ее назвать язык не повернется.
— А где Джин? — сделав глоток вина, интересуюсь я.
— Работает, наверное. Понятия не имею.
Мы с Келвином переглядываемся.
— Ну а у вас как дела? — спрашивает она. — Как спектакль? Хорошо?
— Если не считать недавнего безумного приключения, все отлично, — широко улыбаясь, отвечает Келвин. — Когда в зале гаснет свет, мне до сих пор трудно поверить, что теперь это моя реальность.
— А я обалдеваю каждый раз, когда вижу его на спектакле среди музыкантов, — сбивчиво добавляю я, и Келвин, засмеявшись, целует меня в щеку.
Будто специально выбрав этот момент, к нам подходит женщина с программкой в руке, и Келвин тут же становится настороженным. Дрожащим голосом она очень вежливо просит автограф. Келвин ей улыбается и явно тем самым оконачально очаровывает — женщина мгновенно включает режим фанатки: упрашивает сделать совместное селфи, умоляет об объятиях и чуть ли не предлагает ему своего первенца в дар. Келвин кладет руку мне на бедро, и от прохладного прикосновения обручального кольца по всему телу проносится горячая волна. Я сжимаю бедра вместе. Господи боже, после прошлой ночи между ног до сих пор приятно ноет.
Для стороннего наблюдателя очевидно, что Келвин еще не привык к своей растущей славе, и мне приятно, что все это происходит у меня на глазах. У многих ли из нас имеется опыт оказаться в центре подобного обожания? Но сидящая напротив Лулу с наигранным равнодушием копается в своем телефоне.
Подписав программку и сделав селфи, Келвин вопросительно смотрит на меня, после чего обращается к Лулу:
— Я могу достать тебе билеты на спектакль, если хочешь.
— Спасибо, не надо, — отвечает она и кладет телефон на стол. — Я и так насмотрелась этого дерьма. В последний раз на спектакле, кажется, был Райан Гослинг? Вся моя лента в Твиттере кипятком п и сала.
Келвин улыбается — был тот еще переполох, перешедший потом в буйное веселье за кулисами.
— Ага. Он дружит с Рамоном.
— Ты с ним знаком?
— Пообщался пару минут.
Лулу смотрит на меня, потом переводит взгляд на Келвина, явно ожидая большего восторга.
— А что Холлэнд? В обморок не упала? — едва не опрокинув на пол бокал, спрашивает она. — «Валентинку» она смотрела не меньше пяти тысяч раз. Нет, это, конечно, ничто по сравнению с тем, как она была влюблена в тебя до вашего знакомства, но…
Мое сердце бешено колотится в груди, и я ее перебиваю:
— Кажется, Джин говорил про поиск новой работы? У Джеффа есть друг, который открывает…
— Я все вижу, — пьяно помахав пальцем, встревает Лулу. — Я вижу, что ты делаешь. Сменить тему тебе так просто не удастся. Взгляни только на вас двоих. Разве ты не хочешь, чтобы он знал? Ты ведь была без ума от него.
— Простите, о ком мы сейчас говорим? — интересуется Келвин.
Мой пульс набирает почти сверхзвуковую скорость.
— Мы говорим о тебе, — Лулу легонько шлепает его по носу, прежде чем Келвин успевает увернуться. — Я до сих пор помню день, когда она впервые тебя увидела. Холлэнд просто помешалась на тебе. Даже видео мне прислала, где ты играешь на станции метро.
Келвин в замешательстве поворачивается ко мне.
— В ночь нападения?
Лулу смотрит на него как на дурачка.
— Не-е-ет. Гора-а-аздо раньше. То видео было снято прошлым летом. Холлэнд никак не могла заткнуться — все болтала и болтала. Господи! Вспомнила! Она называла тебя Джеком! — шлепнув по столу рукой, вскрикивает Лулу. — Ты помнишь, Холлэнд? Уличный музыкант Джек! — опершись подбородком на ладонь, она поворачивается к Келвину. — Все мы даже привыкнуть успели к ее бесконечной болтовне.
Я пытаюсь привлечь ее внимание и взглядом прошу заткнуться, но Лулу на меня даже не смотрит. А еще куда более вероятно, что ей абсолютно плевать. Я начинаю всерьез гадать, не включить ли пожарную сигнализацию или взять, например, и опрокинуть стол.
— Окей, Лу. Почему бы тебе не отдать это мне? — я протягиваю руку к ее бокалу, но Лулу резко его отодвигает, и часть вина выливается ей на руку.
— Ты охренела, Холлэнд? — кричит она.
Головы посетителей поворачиваются в нашу сторону. Сейчас разгар вечера, в зале нет ни одного пустого места, но нетрезвый голос Лулу перекрывает гул толпы.
— Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я. Ты знала его расписание. Придумала ему имя. Тебе даже на метро не надо ездить; ты делала это, только чтобы услышать, как он играет!
— Потому что он талантливый, — говорю я, пытаясь спасти свое положение.
— То есть хочешь сказать, будто вышла за него, потому что он талантливый? — спрашивает Лулу, потом хохочет и икает. — Или, может, трахаешь его, потому что он талантливый? Ты была им одержима. Как думаешь, почему Брайан озвучил эту идею про свадьбу? Он же просто пошутил. Неужели решила, будто он серьезно? Это же идиотизм, — откинувшись на спинку стула, Лулу смотрит на меня расфокусированным взглядом. — Но посмотри, как все замечательно вышло. Теперь он у тебя в кровати и…
— Достаточно, Лулу, — отставив в сторону практически нетронутое пиво, говорит Келвин и поднимает меня из-за стола. — Хватит.
— А что такое? — притворно невинным жестом она разводит руки в стороны. — Я ничего не выдумала.
Что сейчас произошло и почему Лулу так себя повела, я не знаю. У меня такое чувство, будто и ее я совсем не знаю.
Достаю из сумки кошелек и кладу на стол имеющиеся у меня три двадцатки.
— Думаю, нам пора.
Глава двадцать третья
По дороге домой Келвин идет молча, держа руки в карманах и вжав голову в плечи. Это какие-то эмоциональные качели: сначала шок от погони, потом волна внезапной нежности, а потом самая настоящая катастрофа в виде чрезмерно болтливой Лулу. И я совершенно не понимаю, как вернуть нам с Келвином хорошее настроение.
Сказать в свое оправдание мне нечего. Я делала именно то, о чем и рассказывала Лулу: ездила на метро, когда в том не было необходимости, наблюдала за Келвином, отослала ей видео и даже сделала фото в «Дыре». В общем-то, я призналась во всем этом на нашем собеседовании, но переубеждать Келвина, что это не придуманная история, призванная сгладить оплошность, не стала.
Меня начинает подташнивать. Когда мы вошли в бар, я чувствовала себя такой сильной и нужной, а потом Лулу выставила меня жутковатой сталкершей и идиоткой. На месте Келвина я тоже сейчас молчала бы. Вот только… сказанное Лулу мне почему-то правдой не кажется. Такое чувство, будто меня оклеветали.
Как только мы заходим в квартиру, я ощущаю приближение бури; уверена, сейчас что-то произойдет. Келвин человек не сложный, но и недосказанностей он не потерпит.
Осторожно, будто не желая, чтобы они издали хоть какой-нибудь звук, Келвин кладет на столик в прихожей ключи и кошелек. Разувшись и тихо извинившись, идет в ванную.
Кажется, меня все-таки вывернет наизнанку.
Пытаясь растянуть время, я не спеша надеваю пижаму: любимую майку с лягушатами и розовые шорты в горошек. А потом сажусь на край кровати и жду.
Ночей тридцать мы провели в этой постели, и что, сегодня Келвин вернется на диван? Я слишком странная для него теперь? А как бы отреагировала я, узнав, что Келвин в течение полугода специально выстраивал ежедневный маршрут, чтобы посмотреть на меня? Как бы я себя почувствовала, узнай, что у него было видео со мной, после чего он позвал бы замуж, чтобы «помочь»?
Стоя в дверях без рубашки, Келвин тихо покашливает. Расстегивает брюки и бросает их в корзину для белья.
— Мне самому спросить, или ты поговоришь со мной?
— О чем спросить?
Когда Келвин встречается со мной взглядом, я замечаю, что он огорчен моими попытками избежать разговора.
— Ну да, — кусая губы, продолжаю я. — Я понимаю, о чем ты.
— Еще бы.
— Прежде чем начну, могу я просто сказать, что Лулу сегодня была просто отвратительна? Она все переиначила.
Прислонившись к стене, Келвин снимает носок.
— И что именно Лулу преподнесла не так?
— Благодаря ей произошедшее кажется чуть ли не сюжетом из «Рокового влечения», — говорю я, не особенно убежденная в собственной правоте. — Просто… ты мне очень понравился.
— Тебе понравился совершенно незнакомый человек, которого ты окрестила Джеком? А потом сняла его на видео? Проследила за ним до бара и…
— Я понятия не имела, что ты выступаешь там с группой, — покраснев, отвечаю я. — Это было случайное совпадение.
— Холлэнд, поменяй нас местами, — как обычно, Келвин полуобнажен, и мне впервые за все время хочется попросить, чтобы он оделся, иначе тяжело концентрироваться на разговоре. — Представь такую ситуацию: ты узнала, что я выяснил, где ты работаешь, сделал фото и отправил видео другу. А потом мы совершенно случайно оказались в браке по расчету.
Глядя на сложенные на коленях руки, я качаю головой.
— Послушай, мне хорошо понятно, что ты имеешь в виду, но я знаю себя и собственные намерения. Я ни разу не пыталась заговорить с тобой и уж тем более превращать общение в нечто большее.
Подняв голову, я замечаю, что взгляд Келвина полон сомнений. Тряхнув головой, он убирает упавшую на глаза прядь волос.
— Окей, но я-то не знал о твоих намерениях. Если оглянуться назад, все случившееся предстает в несколько ином свете.
У меня в груди жжет.
— Я тобой восхищалась, — в свою защиту говорю я. — И никому о тебе не рассказывала — ни в Фейсбуке, ни в Твиттере. И видео никуда не постила. Ты играл на станции одно из моих самых любимых произведений, и это было потрясающе. Иногда ты был слишком хорош, чтобы казаться реальным человеком. Однажды я увлеклась и отправила видео — но всего одной подруге. И ты считаешь, это плохо, что я была так заинтересована тобой?
Келвин подходит и садится рядом на кровать — спиной ко мне.
— Я не это имел в виду. Все закончилось нормально. Просто странно, — тяжело вздохнув, говорит он.
Нормально? Все закончилось нормально?
Глядя Келвину в спину, я чувствую раздражение, что не вижу его лица.
— Я считал нас незнакомцами. Ты пошла на это соглашение, потому что хотела помочь Роберту, а я — сам себе, — продолжает он и бросает носки в корзину. — Но сейчас у меня такое чувство… — Келвин качает головой, — не знаю… будто ты меня обманывала.
— Обманывала?
— Ну да. Или манипулировала мной.
Его слова словно триггер — жжение в груди становится сильнее, и я взрываюсь.
— Что-что? Да ты издеваешься!
Келвин поворачивается ко мне и смотрит в глаза, но ничего не говорит.
— Какое имеет значение, что я на тебя запала? — спрашиваю я. — Ну да, сейчас у меня есть секс и некоторая помощь с оплатой квартиры, но ничего из этого я не планировала. На самом деле, если мне не изменяет память, я вела себя настолько скрытно, что ты даже не подозревал о моих чувствах. Мне пришлось противостоять гневу Джеффа и Роберта, мой брат Дэвис не знал, как подступиться ко мне с вопросом, что же я натворила, а родители… так те вообще ничего не знают! Теперь у Роберта в оркестре есть виртуоз, а у тебя работа в самом популярном спектакле Бродвея и секс с фиктивной женой. И ты сейчас всерьез предъявляешь мне претензии? — встав с кровати, я иду в ванную чистить зубы.
Келвин следует за мной.
— Мне просто жаль, что ты не рассказала о своих чувствах.
— Так вот что тебя беспокоит?
— И это тоже, да.
Повернувшись к нему, я выдавливаю на щетку слишком много пасты, но чтобы обратить на это внимание, я сейчас слишком зла.
— Слушай, ты ведь жить здесь собирался, поэтому я не хотела, чтобы сложилось впечатление, будто у меня есть какие-то ожидания на твой счет, — вынув щетку изо рта и показывая ею на него, говорю я. — Да, я пошла на это ради Роберта, но еще потому, что долгое время искренне восхищалась твоим талантом и хотела, чтобы у тебя получилось его реализовать. Хотя тогда я толком тебя не знала.
Замолчав, я обнаруживаю, что Келвин всматривается в мое лицо, словно ищет какой-то ответ на непонятный мне вопрос.
— Кстати, я рассказала об этом во время собеседования с Доэрти, — напоминаю я.
— Ага, но ты дала мне понять, будто история выдуманная.
— Верно, — соглашаюсь я и невесело усмехаюсь. — Потому что ты назвал мой рассказ «чистым безумием». Я предпочла бы считать себя доброй. А меня выставили каким-то чудовищем, дурно обращающимся с другими людьми.
Келвин стискивает челюсть, но я не могу понять, в чем дело. У меня кончились слова, да и объяснять больше нечего.
«Ты дала мне понять, будто история выдуманная».
Но начни он задавать вопросы, я не стала бы отпираться.
Наклонившись над раковиной, я чищу зубы с энергией женщины, готовой голыми руками поднять здание и швырнуть его в океан. Чувствую, как Келвин какое-то время стоит за спиной, а потом разворачивается и выходит из ванной. Судя по звукам его шагов, он направляется в гостиную, а не в спальню, но я слишком расстроена, чтобы заметить собственное облегчение.
***
Толком не выспавшись, я встаю в шесть утра. Но я точно знаю, что все-таки спала, поскольку на меня не сразу вновь накатывает вчерашняя паника. Чего мне совсем не хочется делать, — так это снова обсуждать произошедшее и ощущать напряжение между собой и важным для меня человеком, который сейчас крепко спит на диване.
Поэтому я одеваюсь и тихо выскальзываю из квартиры.
Кажется, прошла целая вечность, с тех пор как я каждый день ходила на станцию «50-я улица», садилась в метро, покупала кофе в «Мэдмен эспрессо», но сейчас мне очень этого не хватает. Я хочу снова пройти по своему прошлому маршруту и снова почувствовать, что это моих рук дело — соединение двух важных точек музыкальной вселенной. Я устроила это, когда привела Роберта к Келвину.
На станции метро, как всегда, людно, но никакого гитариста у подножия лестницы нет. Вместо него играет достаточно способный саксофонист, и я бросаю в раскрытый чехол пятидолларовую купюру. Прервав игру, он меня благодарит.
Значит, парень здесь ради денег, а не чтобы раствориться в собственной музыке, и сам факт, что я умею отличать одно от другого, мне очень нравится. Келвин мог играть на гитаре в полном одиночестве и жил бы в квартире Марка, окажись это единственным способом заниматься музыкой. Но, к счастью, появились и другие варианты. И сейчас у Келвина есть аудитория, поклонники, доход. Как тогда он может расстраиваться, если в итоге получил все, о чем только мечтал? Конечно же, мне стоило рассказать с самого начала, что время от времени я наблюдала за ним и восхищалась мастерством игры. Но реакция Келвина на мои чувства кажется мне сильно преувеличенной. Я разрываюсь между желанием не приходить домой до вечера и готовностью броситься назад и «растерзать» его снова.
И тут есть кое-что еще… Я словно цепляюсь за собственный гнев, потому что никогда раньше его не ощущала. И не знала, до чего же хорошо испытывать эту ярость. Какой сильной она меня делает. Все время, пока со мной в квартире жил Келвин, у меня было чувство, будто я совершенно его не заслуживаю — ни в жизни, ни в постели. Поэтому гнев — мой новый лучший друг, который говорит, что я заслуживаю каждую секунду счастья, наполнявшего мои будни вплоть до этой идиотской ссоры.
Я протискиваюсь сквозь толпу к поездам, выхожу и захожу на разных станциях, слушаю всех уличных музыкантов подряд. Поначалу не понимая, зачем это делаю, спустя четыре или пять поездок я осознаю, что хочу найти кого-то столь же талантливого, как Келвин.
Но ни на одной станции нью-йоркского метро никого похожего нет. Всю свою жизнь я слушаю музыку и сейчас осознаю, что подобных Келвину не существует на свете. Кажется, я знала это всегда.
Келвин прав, что, будучи незнакомцами, мы были как бы равны. А теперь… видимо, придется признать, что это не так, поскольку у меня появились чувства раньше, чем у него?
Или дело в том, что у меня чувства есть, а у него по отношению ко мне их вовсе нет? Не это ли ответ на мой вопрос: не игра ли все это для Келвина? Может, заниматься со мной сексом каждый день — его способ делать меня слабой, держать в комфорте, а миграционную службу на расстоянии?
Выйдя в город, я покупаю кофе и в течение нескольких часов просто гуляю, пройдя суммарно несколько километров. К моменту, когда от голода начинает урчать в животе, я понимаю, что забыла дома часы и телефон, и понятия не имею, который сейчас час. Мысль, что со мной никто не сможет связаться, кружит голову. Уверена, Келвин успешно поднял свою ворчливую задницу с дивана и поел. Позже он отправится в театр; я же появляться там сегодня не собираюсь. Вопреки расхожей фразе, футболки все-таки продадут себя сами.
***
В пять часов вечера я без предупреждения заявляюсь к Джеффу, зная, что Роберта дома уже не будет. Впервые в жизни я чувствую себя предательницей моего обожаемого Боберта, поскольку хочу избежать с ним встречи. Даже когда вышла замуж, ничего Роберту не сказав, я не чувствовала себя подобным образом, ведь делала это исходя из его интересов тоже. Сейчас Роберт со мной в этом согласен. Он считает Келвина чуть ли не божеством, поэтому мне не хочется увидеть, как он встанет не на мою сторону.
К счастью, насчет Джеффа мне беспокоиться не нужно.
Мой дядя открывает дверь, одетый в офисный костюм, со стопкой писем в руках, и удивленно на меня смотрит.
— Вот это да! Привет.
— Ты только что пришел домой?
Сделав шаг назад, он жестом зовет меня войти.
— Ага. А ты разве сегодня не работаешь?
В прихожей меня тут же успокаивает знакомый запах сандала.
— Я позвоню Брайану и возьму выходной. Можно воспользоваться твоим телефоном?
— Конечно, — прислонившись к стене, Джефф наблюдает, как я снимаю телефонную трубку на кухне. — Видимо, поэтому ты не ответила на мои смс.
Я тут же начинаю паниковать по поводу собеседования.
— О черт. Что-то слу…
— Ничего страшного, — отвечает он, а потом, подумав, добавляет: — По крайней мере, я на это надеюсь. Я отправил тебе пару сообщений, потому что мне звонил Келвин. Он тебя искал.
— Он тебе звонил?
Ну что ж. Хоть какая-то реакция. Мой гнев постепенно затихает. Хмуро посмотрев на Джеффа и подняв указательный палец, чтобы он подождал минутку, я набираю номер Брайана. Хвала небесам — меня перенаправляет на голосовую почту.
— Брайан, это Холлэнд. Я не могу прийти сегодня. Если тебе что-нибудь понадобится, звони Роберту с Джеффом домой, — повесив трубку, я тут же обнимаю Джеффа.
— Насколько я понимаю, у молодоженов не все гладко? — поцеловав меня в макушку, интересуется он.
— Да, — прижавшись лицом к его груди, тихо отвечаю я.
— Брак — это непросто, — замечает дядя.
— А фиктивный брак еще сложнее.
— Давай я переоденусь, и мы поговорим? — с сочувствием покивав, предлагает он.
Пока он надевает штаны университета Айовы и футболку с логотипом «Янкиз», я завариваю чай, после чего мы устраиваемся на огромном мягком диване. Поджав одну ногу под себя, Джефф поворачивается ко мне лицом. Свет единственной зажженной в комнате лампы подчеркивает усталость на его лице. Мой дядя всегда был бодрым и подтянутым, но впервые в жизни я замечаю, что он стареет, и в груди становится больно.
— Ну ладно, — начинает Джефф. — Рассказывай.
Чтобы собраться с силами, я делаю глубокий вдох. Смысла в долгих предисловиях нет.
— У нас с Келвином очень хорошие отношения. То есть мы… на самом деле вместе.
Мой дядя издает притворно возмущенный смешок.
— О нет! Это что, все мужья крутят шашни со своими женами? — подавшись вперед, он шепотом добавляет: — Мы подозревали.
Закатив глаза, я демонстративно игнорирую его поддразнивающий тон.
— Вчера вечером нас обступила толпа, и это был какой-то нереальный момент. А после него случился другой, очень интенсивный и важный, который ощущался простым и глубоким одновременно и когда я почувствовала, что мы одна команда, единое целое. Я защитила Келвина, а он был мне очень благодарен. Это было словно…
— Любовь, — заканчивает за меня Джефф с вопросительной интонацией в голосе.
— Да… Но потом мы встретились с Лулу… — Джефф издает стон, понимая, к чему идет мое повествование. — Она напилась, впрочем, как обычно, и рассказала Келвину, что я за ним следила.
Прищурившись, Джефф говорит более низким голосом — как и всегда, когда готов взять меня под крыло и защитить:
— Но он ведь тебе нравился. И понятно, почему — отчасти из-за своего таланта.
— Да, но Лулу вывернула все так, что я выглядела чокнутой сталкершей. Она рассказала, каким именем я называла Келвина, как часто приходила его слушать и что знала его график. Лулу не просто по-мудацки себя повела, а разрушила важный момент, момент некоего сближения, который произошел у нас с Келвином. И теперь мы как будто снова незнакомцы.
Джефф проводит рукой по лицу.
— В общем, мы пришли домой, — продолжаю я, — и Келвин захотел это обсудить…
— Это очень хорошо, — положив ладонь на мою руку, радуется дядя.
— Да. Но в итоге все стало очень плохо. Я сильно разозлилась, — тут я рассказываю Джеффу, как прошел разговор и как Келвин повернул все так, будто от нашего соглашения я получила больше плюсов, по сравнению с ним, и что он якобы чувствует себя обманутым.
— Это какой-то тупик, — говорю я. — Я пошла на все это ради Роберта и, возможно, немного для себя, почему же тогда мне так плохо? — встав, я начинаю вышагивать по комнате вперед-назад. — У меня ведь и в мыслях не было, что брак станет настоящим. И на книжный шкаф камеру я не ставила, чтобы за ним подсматривать. И его нижнее белье не воровала.
— Ну конечно же, нет, милая. У тебя потрясающий музыкальный слух, а еще из десятков тысяч людей, которые так же его слышали, только ты имела возможность познакомить Келвина с Робертом.
— Но вчера, когда Келвин говорил об этом, я почувствовала себя паршиво — хотя должна была ощущать гордость, поскольку защитила его. Я вообще ничего для себя не хотела, — зажмурившись, говорю я. — И ничего в итоге не имею, кроме вашей поддержки, ребята, и ваших же надежд. Я ведь не Келвин. И не Роберт. И не ты.
— Это верно, — со смехом замечает Джефф. — Ты точно не чопорный финансовый аналитик.
— Возможно, ты не каждый день в восторге от своей работы, но ты профессионал. А еще нашел для себя любимое хобби, — чувствуя напряжение во всем теле, я вжимаю голову в плечи. — Я же понятия не имею, чем заняться. Мне хочется писать, читать книги и обсуждать их с другими людьми. Хочу слушать музыку, ужинать не дома. Просто жить.
— Это и есть жизнь, — говорит Джефф. — Хорошая жизнь, кстати.
— Но еще я должна уметь себя содержать. Я столько всего хочу воплотить, но ничего из этого списка до сих пор так и не сделала.
— Увлечение керамикой я себе нашел аж в пятьдесят лет, — напоминает мне дядя. — А тебе, милая, всего двадцать пять. Спешить пока совершенно некуда.
Плюхнувшись на диван, я закрываю лицо руками.
— Но разве мне не стоит хоть немного поторопиться?
Джефф кладет руку на мое колено.
— Это только тебе так кажется.
— Вчера вечером об этом как будто намекала Лулу. А потом и Келвин, — я опускаю руки. — Я люблю вас, ребята, но к вашим с Робертом словам мне приходится относиться с долей скепсиса. Вы же биологически запрограммированы меня любить.
Наклонившись, Джефф целует меня в макушку.
— Холлси, подумай об этом вот в каком ключе: если бы с начала нашего знакомства я сравнивал себя с Робертом, то постоянно чувствовал бы себя сильно хуже. Он всегда был музыкальным гением, а я всего лишь официантом, пытающимся попасть в программу MBA, — мой дядя улыбается. — Но я понял, что хочу быть с ним. А Роберт знал, что хочет быть со мной — а еще чем хочет заниматься в своей жизни. И тогда мы пошли на компромисс. Он устроился на работу в Де-Мойне, а я, в свою очередь, начал понимать, что мне необходимо зарабатывать достаточно денег как для нас двоих, так и для удовлетворения собственных потребностей. Это не обязательно должно было оказаться дело по душе, и меня тогда не интересовало, чем именно заниматься, ведь главное, что я был с Робертом. Попробовав потом разные виды хобби, я наконец нашел для себя керамику. Конечно же, это занятие для удовольствия, но еще мне важно ощущать, что работа не занимает в моей жизни все время.
Вот о чем мне стоит время от времени себе напоминать. Что иногда работа — это просто работа. И участвовать в гонке под названием «Иметь все и сразу» совершенно не обязательно.
— Понимаю.
— Ты ведь в курсе, что я не одобрял твой брак, — тихо говорит Джефф, и меня переполняет чувство вины. — Вы друг друга совсем не знали, а ваши чувства были… ну, какими были. Я волновался, что тебе будет больно.
Зарывшись лицом в подушку, я издаю стон, но Джефф убирает ее в сторону.
— Я тебя не критикую. Просто послушай. Все, о чем я только что тебе сказал, чистая правда, вот только появление у вас обоих романтических чувств было очень неожиданно. Наблюдать за вами с Келвином — сплошное удовольствие.
— Но я сомневаюсь, что это по-настоящему, — выпятив губу, я стараюсь не разрыдаться. После вспышки праведного гнева и прогулки я утомлена не только физически, но и эмоционально. А мысль, что Келвин играл со мной, причиняет боль. В моменты, когда он целовал меня или просто улыбался, отбросить беспокойство в сторону было гораздо проще. — Возможно, с его стороны это всего лишь притворство.
— Я видел вас вместе. А еще хорошо знаю мужчин. Симулировать такую привязанность практически нереально. Холлси, он звонил мне два раза. И еще Роберту. Судя по его голосу, о притворстве речь не идет.
Я снова прижимаю ладони к лицу.
— Но ведь Келвину как раз и нужно, чтобы наши отношения были в порядке, поскольку он планирует остаться в стране. Я не знаю, как доверять его словам или действиям.
— Это всего лишь одна из возможных причин…
— Да. Я знаю.
— Предлагаю быть оптимистами и допустить, что он искренен, — говорит Джефф. — Если все будет хорошо, Келвину повезет вдвойне: помимо работы, которую он любит, в его жизни будешь ты. Это даст тебе возможность понять, чего хочешь ты сама и какой будет твоя жизнь. Она не должна походить на мою, на жизнь Роберта или Келвина.
— Я понимаю.
— И в ближайшее время она может быть совершенно не похожа на те будни, которые ты рисуешь для себя в воображении лет через десять.
— Но именно это меня и пугает, — отвечаю я. — Мне страшно, что моя жизнь и через десять лет может выглядеть такой же. А как же Келвин? Он ведь захочет двигаться вперед. Или куда-нибудь в сторону.
— Ты этого не знаешь. И знать не можешь. Все, на что ты на самом деле способна, — это проделать собственный путь, — встав, Джефф относит пустую чашку на кухню. — Давай закажем что-нибудь поесть.
***
Я сплю без задних ног в гостевой комнате, да так крепко, что когда Роберт мягко трясет меня, издаю стон и всплескиваю руками, чуть не уронив на пол телефон, который он мне протягивает.
— Просит тебя, — вложив в мою ладонь трубку, говорит Роберт, а потом недовольно добавляет: — Твой парень, кстати, играл сегодня скверно.
После чего выходит из комнаты и с тихим щелчком закрывает за собой дверь. Я смотрю на телефон и часто моргаю. И без лишних разговоров мне понятно, что звонит Келвин. Он плохо играл сегодня?
— Привет, — хрипло говорю я в трубку.
Голос Келвина звучит низко и сонно.
— Привет, — звук его голоса резонирует во всем моем теле, словно он сейчас повернулся набок и прижался лицом к моей шее. — Надеюсь, нормально, что я звоню по этому номеру.
По моим рукам бегут мурашки.
— Конечно. Я оставила мобильный дома.
— Ага. Я знаю, — невесело усмехнувшись, отвечает он.
В ожидании, что нужные слова появятся в голове сами собой, я смотрю в потолок. Мой гнев сейчас похож на потухший костер — остывший и присыпанный пеплом.
— Я надеялся, что вчера вечером ты придешь, — говорит Келвин. — В театр.
— Я была расстроена.
Сделав неспешный вдох, Келви издает еле слышный стон.
— А потом надеялся, что ты придешь домой, но заснул.
— Я заночевала у Джеффа и Роберта.
— Когда утром зашел в спальню, чтобы извиниться, я так и подумал, что ты отправишься к ним, — низким голосом говорит он. — Но ты не пришла ночевать.
Келвин хотел извиниться? Почувствовав острое желание, чтобы сейчас он был рядом со мной в кровати, я зажмуриваюсь.
— Ты как? Сможешь прийти сегодня домой? — Келвин снова делает глубокий вдох, а когда выдыхает, я понимаю, что он разминает мышцы. — Мне не нравится, как все вышло, mo stóirín. Совсем не нравится.