— Мне тоже это не нравится, — тихо отвечаю я, гадая при этом, слышат ли меня сидящие в гостиной Джефф с Робертом. — Ты заставил меня считать себя отвратительной. Как будто я сделала что-то плохое. Но это не так.
— Я знаю. Блин, — говорит Келвин, шумно выдохнув через нос. — Я хреново себя повел. А вечером чувствовал себя паршиво. И играл ужасно.
— Ага, могу себе представить, насколько нервозно думать о возможности покинуть страну, если все пойдет не так, — я морщусь, едва произношу эти слова.
Прежде чем Келвин отвечает, проходят долгие несколько секунд, и на этот раз его акцент заметен сильнее обычного.
— Причина была вовсе не в этом. Неужели ты действительно считаешь, что я буду играть с тобой и твоими чувствами?
Я закрываю глаза от удовольствия. Ирландский акцент Келвина исказил буквально каждое слово.
— Я не знаю.
— Может, мне лучше прийти сейчас туда? Или чего ты хочешь?
Откровенно говоря, мне хочется домой, забраться к Келвину под одеяло и почувствовать тепло его тела, когда он притянет меня к себе. Я хочу шеей и грудью ощущать вибрацию его голоса и видеть как он, нависший надо мной, всем телом закрывает собой свет в спальне. Но при этом мне нравится то ощущение силы, которое чувствую сейчас. Вчера я проснулась — во всех смыслах этого слова; многое остается неопределенным до сих пор, но кое-что важное все-таки прояснилось, и я не хочу, чтобы это ощущение исчезло слишком быстро. По крайней мере, прежде чем смогу дать этому важному название.
— Я хочу извиниться, — низким рокочущим голосом говорит Келвин. — Возвращайся домой. Дай мне по зубам, если хочешь, но потом поцелуй.
***
Когда захожу в квартиру, в гостиной пусто. Бросив ключи на стол, я снимаю пальто и вешаю его на спинку стула. Дверь в ванную открыта, но Келвина там нет. Квартира кажется странно необитаемой — не слышно ни постукивания в батарее отопления, ни звяканья посуды. Как будто меня не было здесь неделю, а не чуть больше суток.
Келвина я обнаруживаю в постели, сидящего прислонившись спиной к изголовью и смотрящего в сторону двери.
Его лицо сразу же расслабляется, едва он замечает меня.
— Привет.
Разувшись, я несмело ему улыбаюсь и сажусь на край кровати, но Келвин приподнимает одеяло и приглашающе похлопывает рукой по матрасу.
— Забирайся. Мы можем поговорить и здесь.
От такого предложения отказаться трудно. Я снимаю спортивные штаны и толстовку, после чего ныряю под одеяло и моментально ощущаю тепло его тела. Келвин лежит совершенно голый и кажется горячее полуденного солнца. Проведя рукой по моей спине, он расстегивает бюстгальтер и бросает куда-то себе через плечо. От его еле слышного стона меня охватывает трепет и сильное желание прижаться как можно ближе.
— Прости меня, — кусая свою губу и глядя мне в глаза, произносит Келвин. — То, что я тебе наговорил… это нечестно. Наверное, я был озадачен, поскольку не понял, что в иммиграционном центре ты говорила чистую правду. Или же был расстроен, что в течение того времени, когда я жаждал тебя, ты притворялась, будто ничего по отношению ко мне не испытываешь. Причин, казалось, для этого не было. Вот я и почувствовал себя сбитым с толку.
Келвин радостно улыбается в ответ на мою улыбку.
— Я не могу сказать с уверенностью, что полностью доверяю твоим действиям, — положив руку ему на грудь, говорю я. Опустив взгляд, Келвин слегка качает головой; он не понимает, чт о я имею в виду. — Ведь ты можешь оставаться в этой квартире и иметь работу, не занимаясь со мной сексом.
— А, — закрыв глаза, понимающе произносит он. Как будто я подтвердила какие-то его домыслы.
— Мы вполне можем выглядеть убедительно и без этого, — тихо продолжаю я. — Но теперь, когда ты знаешь, что нравился мне еще до нашего знакомства, я не могу продолжать, не понимая сути наших отношений. Иначе чувствую себя без почвы под ногами.
Келвин внимательно смотрит мне в лицо.
— Мое чувства по отношению к тебе не имеют ничего общего с желанием иметь работу, которую ты мне нашла.
Из-за влияния, которое оказывают на меня его слова, мне становится трудно говорить.
— Правда? Потому что, как ты сам недавно сказал, было бы дерьмово играть со мной таким образом.
Келвин наклоняется меня поцеловать, но в последний момент останавливается.
— Правда. Конечно же, на мои чувства влияет твоя способность понимать музыку. И твое мнение значит для меня больше, чем мнение Роберта или Рамона. Но дело здесь не в работе, а в том, что музыка — это часть тебя.
Подавшись вперед, я прикасаюсь своими губами к его, и Келвин со стоном переворачивает меня на спину, оказавшись сверху и положив ладонь мне на щеку. Напряжение в теле мгновенно тает, и я приподнимаю бедра, когда он устраивается у меня между ног.
Целоваться и обниматься… это так приятно.
Немного отодвинувшись, Келвин хитро ухмыляется.
— Значит, за полгода до нашего знакомства, да?
— Не меньше, — смеясь и краснея, отвечаю я. — Это было грандиозное увлечение.
Проведя руками по его плечам, я зарываюсь в волосы, в то время как Келвин поцелуями спускается по моей груди к животу, а потом, нырнув под одеяло, целует сначала одно бедро, потом другое и проводит языком между ними.
Мне хочется наблюдать за его действиями, поэтому я отбрасываю одеяло. Подняв голову, Келвин улыбается, не переставая меня целовать. Он дразнит и ласкает, не таясь — как будто это его выступление. И только для меня.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — шепчу я.
— О чем? — после неспешного посасывающего поцелуя интересуется он.
— Мой ответ «Да, я фантазировала, что ты это делаешь, еще до того как мы познакомились».
Когда Келвин слегка отодвигается, в его глазах горит огонь.
— Фантазировала, что я целую тебя вот здесь?
Я киваю, и требовательная ноющая боль между ног нарастает лишь от того, что он сейчас на меня смотрит.
— А когда фантазировала, ты к себе прикасалась?
— Иногда.
Проведя по моей влажной коже пальцем вверх и вниз, Келвин погружает его внутрь.
— Ты становишься мокрой, всего лишь рассказывая мне об этом.
— Извиняться, что рисую тебя в воображении, я не стану, — сжав в кулаке пряди его волос, говорю я.
— Очень на это рассчитываю, — отвечает Келвин, наблюдая за своими действиями. — И не хочу, чтобы ты перестала.
— А о чем фантазируешь ты?
Закрыв глаза, он наклоняется ко мне и снова проводит языком, будто размышляя. Подняв голову, отвечает:
— О многом.
Я влажной кожей чувствую его горячее дыхание.
Тяну Келвина за руку, чтобы он поднялся повыше и коснулся губ жадным поцелуем.
Взяв его ладонь в свою руку, кладу ее себе на грудь.
— Расскажи.
Сжав грудь, Келвин наклоняется и с силой втягивает сосок в рот.
— Я представляю, как говорю тебе что-нибудь грубое и непристойное, когда мы вместе сидим на диване. А еще — что ты оседлаешь мое лицо, чтобы у тебя был полный доступ к моему языку.
Ого. Меня бросает в жар, и я выгибаюсь всем телом.
— Еще я фантазирую, как беру тебя у окна, а папарацци все видят. Такой кайф — представлять эти фото в Твиттере.
Потянувшись вниз, я обхватываю его ладонью, и, громко застонав, Келвин с поцелуем возвращается к моим губам.
— Я думаю о том, как ты выглядишь, когда берешь меня в рот. Как быстро я кончаю, когда ты это делаешь, — опустив руку между нашими телами, он скользит внутрь двумя пальцами и начинает говорить быстрее: — Еще я фантазирую о том, как мы с тобой куда-нибудь пойдем, а ты опустишься передо мной на колени, но никто об этом не узнает.
— Куда-нибудь — это, например, в театр?
— Куда угодно, — обдавая горячим дыханием мою щеку и двигаясь в моей ладони, отвечает Келвин. Он находится так близко от места, где я хочу его почувствовать, поэтому направляю его себе между ног, оттолкнув его руку. От погружения настолько глубоко я вскрикиваю, после чего Келвин тут же сцеловывает этот звук.
Ничего подобного мы раньше не делали… Нам надо надеть презерватив.
— Об этом я тоже думал, — шепчет Келвин. — Да, чтобы именно так. Боже, как приятно…
И это действительно невероятно приятно, поэтому никто из нас не останавливается. За последние две недели Келвин понял, как именно мне нравится, так что найти нужный угол и ритм легко и просто; войдя глубоко и практически не подаваясь назад, он двигается, в то время как мои руки путешествуют по его шее, спине и бедрам — куда только я могу дотянуться.
Должно быть, Келвин понял, что прощен, потому что ничего не говорит; даже не вглядывается мне в лицо, чтобы понять, в порядке ли я. Мне кажется, именно это я в нем обожаю больше всего. Что он доверяет мне и моим желаниям. Что я обязательно сказала бы ему, захоти вдруг чего-то другого. И что он не дал бы повиснуть недосказанности между нами.
Но даже в этот идеальный момент я чувствую неуверенность. Потому что если мы сейчас налаживаем отношения, то ради чего? Я уже дала ему понять, что нам нет нужды быть любовниками, чтобы Келвин здесь жил. И уж тем более нет нужды быть влюбленными. Но поцелуи Келвина похожи на прикосновения влюбленного, а его стоны — как у мужчины, охваченного очень сильными чувствами. Когда он переворачивается на спину, чтобы я оказалась сверху, в его взгляде светится что-то похожее на любовь.
Но разве я могу знать точно?
— Почему ты остановилась? — обхватив ладонями мои бедра, спрашивает Келвин. — Все в порядке?
От напряжения его грудь поблескивает от пота, и когда я кладу на нее руку, чувствую, как сильно бьется его сердце. Внимательно оглядев его лицо, я не замечаю ничего подозрительного — лишь беспокойный взгляд.
— Все хорошо.
Просить желаемое у меня всегда выходит довольно плохо.
— Я сделал тебе больно? — шепчет он.
— Нет, — покачав головой, отвечаю я.
Келвин садится под мной и, обняв меня за талию, смотрит в лицо.
— О чем ты думаешь? Что мне сказать, чтобы это уладить?
— Я задумалась, чт о мы делаем?
Он многозначительно улыбается.
— Ну, я думал, мы занимаемся любовью.
— Вот, значит, что это такое? — я никогда не испытывала подобных чувств, поэтому понятия не имею, каким словом их назвать. Но совершенно точно не смогу продолжать в том же духе и не влюбиться при этом в него.
Келвин целует меня в подбородок.
— А тебе это представляется как-то иначе?
— Наверное, мне это именно так и представляется, но толком я еще не понимаю, — прижавшись своим ртом к его, я углубляю поцелуй, после чего немного отодвигаюсь. — Просто мне кажется, мы должны убедиться, одинаково ли смотрим на вещи, особенно после… — он перебивает меня поцелуем, — того разговора с Лулу и…
Еще один поцелуй.
— И с учетом того факта, что мы уже женаты? — скользнув рукой вверх по моей спине к волосам, спрашивает Келвин.
— Да. Именно. Мы обсудили быт, прошлое друг друга и даже фантазии, но умолчали о чувствах.
— Ты вчера отсутствовала целый день. А когда я проснулся утром, тебя по-прежнему не было дома, — наклонившись, Келвин осыпает посасывающими поцелуями мою шею. — Я в жизни никогда так не паниковал. Решил, между нами все кончено.
— По первоначальному плану у нас есть год, — шепчу я.
— К черту первоначальный план.
— Эти отношения несколько сложнее, нежели просто встречи с подружкой. Мы принесли друг другу клятвы.
— Я в курсе, — широко улыбается Келвин.
— Не усложняет ли этот факт новый план?
— Откуда мне знать? — засмеявшись, он легонько кусает меня за плечо. — Ничего подобного со мной еще не случалось. Я начинаю влюбляться в девушку, на которой уже женат.
