Его выследили, нашли, не важно кто – русские, англичане, французы или даже свои. В данный момент кто‑то уже названивает в Мехико‑Сити. Когда они приземлятся, его будет ждать команда смерти или даже несколько команд.
Самолет тронулся, развернулся, взревели двигатели, и он начал выруливать на взлетную полосу.
В салоне зазвенел звонок. Стюардесса шла вдоль рядов, проверяя, все ли пассажиры пристегнули ремни.
Крис стиснул ручку своего кресла, сделал глубокий вдох и, повернувшись к женщине рядом с ним, спросил:
– Простите, у вас не найдется бумажной салфетки? Женщина нахмурилась. Порывшись в своей сумочке, она достала несколько салфеток и дала ему.
– Спасибо.
Крис разорвал салфетки и засунул кусочки в уши. Женщина изумленно уставилась на него.
Теперь все звуки стали приглушенными и мягкими. Вошедшие последними мужчины переговаривались через проход, почти беззвучно шевеля губами.
Самолет остановился. Крис видел в окно взлетную полосу. В небо взмыл самолет, потом другой. Еще два, и их самолет тоже окажется в небе.
Он прикрыл глаза, чувствуя вибрацию двигателей. Он был напряжен до предела.
Самолет опять тронулся. Он открыл глаза и увидел, что перед ними остался только один самолет.
Он сорвал ремень безопасности, вскочил, протиснулся мимо толстого мужчины к проходу. К нему кинулась стюардесса.
– Сэр, вы должны оставаться на месте! Пристегните ремень!
Он оттолкнул ее. Пассажиры оборачивались, привлеченные шумом. Кто‑то вскрикнул. Те, что прибыли на борт последними, изумленно глядели на него. Один встал и направился в его сторону.
Крис схватился за ручку двери аварийного выхода, дернул на себя. Дверь распахнулась. Внутрь ворвался ветер. Рев двигателей оглушал.
|
|
Самолет уже приближался к взлетно‑посадочной полосе. К нему бросилась стюардесса. Он нагнулся и крепко ухватился за нижний край дверного проема и повис с наружной стороны, раскаиваясь на руках. Он видел обезумевших пассажиров, спешащего к нему убийцу. Опоздал, опоздал. Он всех перехитрил. Спрыгнув, Крис ударился о землю, покатился, поджав к подбородку колени и согнув руки в локтях, как его учили в школе по прыжкам. Несмотря на то, что его уши были заткнуты салфетками, он чуть не оглох от пронзительного свиста двигателей. Потоки газа, вырывавшиеся из их сопл, обжигали его нестерпимым жаром. Рядом появился другой самолет. Он вскочил и побежал.
Комната была большой стерильно‑чистой, с температурным контролем. Вдоль стены были расположены терминалы компьютеров. Яркие люминесцентные лампы монотонно гудели.
Элиот морщил лоб, пытаясь собраться с мыслями.
– Список пассажиров самолетов, – наконец приказал он клерку.
– Какой город?
– Бангкок. Вылеты за последние шестнадцать часов. В ответ клерк кивнул, нажимая на клавиши компьютера. Элиот закурил еще одну сигарету, вслушиваясь в постукивание принтера. Проблема уже давным‑давно должна быть разрешена. Может, Крис остался в Таиланде и где‑то спрятался? Но это на него не похоже. Элиот всегда учил своих агентов покидать опасную зону как можно быстрее. Хотелось бы, чтобы Крис все хорошо обдумал еще до того, как было обнаружено тело русского. У него есть паспорт, возможно, добытый им самим. Хотя, может быть, и нет. Действующие на свой страх и риск обычно забывают заботиться о безопасности. Скорее всего, Крис воспользуется паспортом, которым его снабдил Элиот. Он, вероятно, считает, что успеет скрыться прежде, чем нападут на его след.
|
|
Когда клерк вернулся с несколькими листами бумаги, Элиот скользнул своим костлявым пальцем сверху вниз по списку. Он пришел в возбуждение, обнаружив одну из вымышленных фамилий Криса в списке отлетавших рейсом Бангкок – Сингапур.
– Вылеты из Сингапура за последние тринадцать часов, – сказал он клерку. И стал ждать.
Когда клерк принес новый листок, Элиот закурил еще одну сигарету и сосредоточился. Крис наверняка использует все тот же паспорт. Он наверняка опасается, что таможенники обнаружат в его багаже паспорта с разными фамилиями. Элиот с шумом выпустил воздух. Вот – та же фамилия. Трансконтинентальный рейс из Сингапура в Гонолулу.
– Вылеты из Гонолулу за последние пять часов, – приказал он клерку.
Клерк принес третий лист с именами, и в этот момент Элиот услышал, как в компьютерном зале скрипнула дверь. Повернув голову, он увидел своего помощника, который направлялся прямо к нему.
Его помощник был выпускником Йельского университета и одевался по моде семидесятых – застегнут на все пуговицы, очки в клубной оправе, клубный галстук, черный пиджак и жилет как у Элиота. Его лицо сейчас выражало удовлетворение.
– Только что звонил МИ–6. Они считают, что нашли Рема. Аэропорт Гонолулу.
Элиот снова занялся листком с именами. Он нашел имя Рема в списке Гавайской авиакомпании.
– Он на пути в Мехико‑Сити.
– Уже нет, – сказал помощник. – Он, вероятно, обнаружил своих опекунов прямо в самолете. За минуту до отлета он выпрыгнул через аварийный выход и убежал.
|
|
– По взлетно‑посадочной полосе? Помощник кивнул.
– Наблюдатели его не смогли поймать.
– Я бы удивился, если бы они его поймали! Он один из лучших. Ведь он мой ученик. – Элиот улыбнулся. – Значит, он в бегах и, скорее всего, в Гонолулу. Вопрос в том, что бы сделал я, если бы был на его месте? Остров слишком мал для того, чтобы спрятаться на нем. Я, наверное, постарался бы выбраться оттуда. И как можно скорее.
– Но как? И куда? В конце концов, мы знаем, куда он хотел попасть. Он жаждет попасть в Гватемалу или Мехико. Он думает, что мы теперь будем ждать его там.
– Скорее всего, он так не думает, ибо теперь он понял, что там ему не спрятаться, – сказал Элиот. – Все проверить и перепроверить. Прелюбопытнейшая ситуация, как бы я выбрался из Гонолулу на месте Криса? Учитель должен уметь предугадать намерения своего ученика.
Почему же тогда я не предугадал намерение Сола, подумал вдруг Элиот и нахмурился.
В Атланте цвели азалии, хотя Сол мог их увидеть лишь при свете фар, мчавшегося по городу грузовика. Их розовые цветы перемешались с белым цветом кизила и тянулись на много миль вдоль дороги. Кровотечение наконец остановилось, хотя грудь все еще ныла и его лихорадило.
– Все, приехали, – сказал шофер, остановив грузовик под эстакадой. – До моего гаража осталась миля. Они не должны увидеть тебя. Я уже сказал, меня уволят, если я буду брать пассажиров.
– Все в порядке. – Сол открыл дверцу. – Спасибо. Шофер тряхнул головой:
– Нет, не все в порядке. Ты кое про что забыл. Сол спрыгнул на дорогу и пожал плечами.
– Нет, я ничего не забыл.
– Подумай лучше. Деньги. Вспомнил? Половина при посадке, половина по прибытии. Ты должен мне еще две сотни.
Сол кивнул. Он на самом деле забыл о своем договоре с шофером, ибо только и думал о том, почему за ним охотится отец.
– Шофер засунул руку под сиденье.
– Спокойно, – сказал ему Сол. Ему тоже нужны были деньги, но условия договора следует соблюдать. Он пожал плечами и протянул деньги.
– Порядок. – Шофер вытащил руку из‑под сиденья.
– Ты слишком много ездишь, и у тебя сдают нервы.
– Это всего лишь ограничитель скорости.
– Купи жене шубу.
– Точно, а на сдачу схожу в Макдональдс. – Шофер улыбнулся и сунул деньги в карман.
Пневматические тормоза зашипели, и грузовик тронулся. Сол стоял в темноте под эстакадой и смотрел, как растворяются во мраке его стоп‑огни. Он направился по шоссе, не обращая внимания на шум дороги сверху.
В последнее свое пребывание в Атланте он приглядел несколько отелей на тот случай, если они ему когда‑нибудь пригодятся. Рану нужно показать специалисту. И без ванны ему не обойтись, потом следует переодеться. Но ему нельзя появляться в приличных местах, где хозяева пекутся о том, какие у них останавливаются постояльцы, или где за проживание берут вперед. Он должен держаться подальше от фешенебельной Перч‑стрит. Но существуют и другие вполне приличные заведения.
Где‑то шел поезд, но его не было видно. Сол сутулился, стараясь ослабить натяжение кожи, чтобы сошлись края раны. Кажется, часы пробили четыре, правда, жар мог притупить его слух.
Сол шел по мосту через реку. Под ним тихо журчала вода. Он постарался расслабиться, хотя и знал, что сейчас представляет из себя прекрасную мишень.
Вот и сгоревший дом на пустыре. Скорее мимо и дальше. Из темноты вышло несколько человек. Его взяли в кольцо. Они были похожи на ту шайку, которая лупила его и Криса много‑много лет назад, когда они оказались за пределами территории приюта.
– Я не в настроении, – сказал Сол. Самый высокий из парней усмехнулся.
– Я не в настроении, – повторил Сол.
– Эй, все, что нам нужно, это твои деньги. Мы не собираемся бить тебя. Обещаем.
Остальные захихикали.
– Не может быть. А ну‑ка валите отсюда. Они еще плотнее окружили его и заржали.
– Нам они очень нужны, – настаивал высокий.
– Со мной этот номер не пройдет.
– Но больше никого нет. Может, ты кого‑нибудь посоветуешь? – Высокий парень вытащил нож.
– О, да тебя нужно и учить. Ты неправильно его держишь. Парень нахмурился. Казалось, он размышляет. Вдруг он обвел взглядом остальных. Нельзя выглядеть в их глазах трусом.
Парень сделал выпад.
Сол ловко отбил его, хотя силы были неравные.
– Я так и знал, что у вас вышла ошибка. Он хотел было уйти, но потом передумал и велел парням вывернуть карманы.
Семьдесят долларов.
– Это место занято. – Человек с квадратной челюстью кивнул на кружку с пивом, стоявшую на стойке бара.
Крис пожал плечами и сел, выстукивая пальцами “Игрока” Кенни Роджерса.
– Твоему другу оно не понадобится, пока он сидит в туалете. На сцене позади него шел сеанс стриптиза. Девушка медленно двигалась под музыку в стиле кантри, с усилием садилась на шпагат.
– Она покалечит себя, – сказал Крис.
Какой‑то толстяк сердито посмотрел в его сторону.
– Они заменят ее. Вы случаем не мазохист?
– Нет. Я занимаюсь с женщинами любовью, а не истязанием.
– Понял.
На толстяке была цветастая рубашка, выпущенная поверх протертых джинсов. Он затушил сигарету, встал и в упор посмотрел на Криса.
– Ты так нагло занял этот стул, что вынуждаешь меня выбить его из‑под тебя.
– Ты уже пытался сделать это однажды в Сайгоне. Не вышло.
– Но здесь Гонолулу. И здесь у меня выйдет.
– Мне сейчас не до этого. – Крис повернулся к бармену. – Еще пиво для моего друга и кока‑колу для меня.
– Не пьешь? – спросил толстяк.
– Сегодня не пью.
– Что, плохи дела?
– Неважнецки. Тебе не идет эта рубашка.
– Захотелось сменить форму. Меня тошнит от хаки. Кто меня видит здесь, у черта на рогах? Хочешь верь, хочешь нет, но женщины так и прут.
– Скажи им, что ты майор. Это произведет на них большее впечатление, чем рубашка.
– Остынь.
Крис расплатился за выпивку.
Толстяк потихоньку потягивал пиво.
– Обходишь все бары спецслужб? Крис кивнул.
– Проведываешь друзей? Крис опять кивнул.
– Кто‑то задолжал по счетам?
Крис пожал плечами и уставился на дверной проем бара.
– Ты подозрительный малый, – сказал он.
– А у тебя дырявая коленка.
– Мне пришлось в темпе делать ноги, и было не до новых штанов.
– Здесь тебе ничего не угрожает. Сюда за тобой не придут, так что спи спокойно.
– Но стоит мне выйти наружу – и меня сцапают. Честно говоря, мне бы хотелось попутешествовать. Надоел этот вонючий остров, – сказал Крис.
– Куда конкретно?
– Беру тебя в свои агенты по туризму, пока мы не очутимся на материке.
Толстяк глядел на обнаженную девицу.
– Вылетаем завтра, – наконец произнес он.
– Военным самолетом?
– Зона канала. – Толстяк посмотрел на Криса. – Подходит?
– Ты можешь взять меня?
– Нет проблем. Двое ребят мне кое‑чем обязаны.
– Я теперь тоже.
– Эй, кто начал счет? Крис рассмеялся.
– Но я должен решить еще одну проблему, – сказал майор.
– В чем дело?
– Парень, который сидел на этом месте, уже давно должен был вернуться. Он так надрался, что упал в туалете или даже умер там.
Завели пластинку Уэлблона Дженнингса, и девушка стала одеваться.
Крис вспотел, кидая землю. Он оперся на лопату, прищурился и стал смотреть на окружавший его тропический лес, источающие крепкий аромат зеленые кедры, колючие лавровые деревья. Пестрые птицы, привыкнув к его присутствию, махали крыльями и пели в ветвях. Над ним нависала туча москитов, но они пока соблюдали дистанцию. Крис не боялся лихорадки, так как майор по пути сюда, в Панаму, снабдил его необходимыми свечами, из запасов медикаментов специальных сил. Особый химический состав всасывался капиллярами прямой кишки, после чего тело начинало издавать слабый, отпугивающий москитов запах. Крис понял, что средство начало действовать, когда его моча стала зеленого цвета.
Он продолжал свою работу под палящим солнцем – дыра должна быть широкой. Он позаимствовал идею “капкана для человека” у вьетконговцев – они рыли их во врейя войны в джунглях. Капкан представлял собой глубокую яму, покрытую металлическим листом, на который насыпали землю и сверху клали папоротник. Лист наклонялся, как только на него наступал неосторожный солдат, и падал на острые колья на дне ямы. Крис не собирался ставить колья, он просто делал ловушку.
Он копал все утро. Яма уже была семь футов в длину, три в ширину и четыре в глубину. Она напоминала формой могилу. Еще пару футов” подумал Крис и вытер со лба пот.
Он закончил копать и вошел в лес. Отыскал в папоротниках четыре прочных палки, четыре фута длиной каждая, вернулся на прогалину и юркнул в яму.
Там было прохладно. Он взял лист фанеры, который приготовил заранее. Лист был размером семь футов на три и в полдюйма толщиной. Он нес его издалека, пробираясь через лес. Это были глухие места. Крис был уверен, что за ним не следили.
С помощью палок он установил лист так, чтобы он покрывал яму, как крыша. Потом вылез из темной норы, которую сам и вырыл. Он тщательно покрыл фанеру землей из ямы, выкопал папоротники и посадил их сверху.
Сделав шаг назад, оглядел свое сооружение. Свежевырытая земля казалась темной по сравнению с ярко‑коричневой поверхностью земли в лесу. К завтрашнему дню она подсохнет, и яма будет не заметна. Довольный своей работой, Крис положил камень у входа в нору.
Он был готов. Оставалось нанести визит дантисту. Хорошо, что он отложил его на потом – визит отнимет у него уйму сил. Когда он вернется от дантиста, ему уже не понадобятся свечи, которые ему дал майор. Малярия – это пустяки по сравнению с тем, что ему предстоит.
– Мистер Бартоломью? – спросила Криса медсестра. Это была привлекательная панамка, чья темная кожа резко выделялась на фоне белой униформы. – Доктор не знал, что этот пациент займет у него так много времени. Вам придется несколько минут подождать.
Крис кивнул и поблагодарил ее. В Панаме два официальных языка – испанский и английский. Крис говорил на испанском, не считая еще трех языков, но, когда дня два назад он пришел к Дантисту, ему было проще объясняться по‑английски.
– Но назовите причину, – сказал ему дантист.
– Это вам не нужно. Вот все, что вам нужно. – Крис снял свои золотые часы “ролекс” и отдал их дантисту. – Они стоят больше четырех тысяч долларов. Разумеется, это не все. Вы получите деньги. И это. – Крис показал ему драгоценную цепочку. – Но только когда будет сделана работа.
Глаза дантиста алчно блеснули. Потом он нахмурился.
– Я не хочу участвовать в чем‑то противозаконном.
– Но разве дантисту запрещено законом удалять зубы? Дантист пожал плечами.
– Считайте, что я ненормальный, и сделайте мне одолжение, – сказал Крис. – Я приду через два дня. Не оставляйте никаких записей обо мне. И никаких рентгеновских снимков.
– Без них я не могу гарантировать качество работы. Могут быть осложнения.
– Это не имеет никакого значения.
Дантист нахмурился.
Сейчас Крис сидел в приемной, уставившись на дешевые деревянные стулья и на покрытый пластиком продавленный диван. Люминесцентные лампы слегка потрескивали. На столике лежали журналы на испанском языке. Вместо того чтобы взять один из них, он закрыл глаза и сосредоточился.
Скоро, думал он. Сегодня вечером перед тем, как уйти в лес, он вернется и уничтожит это помещение. Хоть дантист и пообещал соблюдать секретность, нельзя быть до конца уверенным в том, что не останутся записи или рентгеновские снимки – ведь он будет под наркозом. Не должно остаться никаких улик.
Пост – единственный способ самоубийства, разрешенный католической церковью. Все другие пути подразумевают отчаяние, безысходность, недоверие к мудрости Господа, нежелание терпеть лишения, которыми Господь испытывает своих чад. Самоубийство – смертный грех, и за него – вечное проклятие и Геенна Огненная. Пост же соблюдают для того, чтобы наказать себя, предаться размышлениям и испытать духовный экстаз. Пост очищает душу и умерщвляет плоть. Пост приближает душу к Богу.
По мнению Криса, размышление о своих грехах было единственным путем к спасению.
– Мистер Бартоломью, доктор сейчас вас примет, – сказала медсестра.
Он встал и прошел в комнату с зубоврачебным креслом. Он не видел самого доктора, но слышал, как за закрытой дверью течет вода.
– Я сделаю вам анестезию, – объяснила медсестра. Он сел в кресло. Она приготовила шприц.
– Что это? – спросил Крис.
– Атропин и вистарил.
Он кивнул. Он знал, что в качестве наркоза вводят амитал натрия, так называемую сыворотку правды, погружающую человека в бессознательное, почти гипнотическое состояние, в котором его воля ослабевает настолько, что он может ответить на любой вопрос из тех, отвечать на которые запрещено.
– Считайте в обратном порядке, – попросила медсестра.
Когда Крис дошел до девяноста пяти, у него перед глазами пошли круги. Он думал о монастыре, о тех шести годах, проведенных под одной крышей с цистерцианцами, когда единственным средством общения был язык жестов, когда каждый день был похож на предыдущий – молитва, размышление, работа. Он думал о своем белом одеянии, таком же белом, каким сейчас было его сознание.
Он вернется в лес на то место, которое расчистил, и начнет свой пост. Он должен длиться примерно шестьдесят дней. Хотя когда москиты покусают его, и он схватит малярию, может хватить тридцати дней. Но больше шестидесяти он наверняка не протянет.
Он будет размышлять, молиться Господу, просить его о прощении, прощении за убийство бесчисленного множества людей. Не таких, как тот русский, кто должен был умереть, что травил людей опиумом, а тех, чья вина была лишь в том, что они жили на этом свете. С мучительной болью вспоминал он их имена, лица, то, как большинство просило о пощаде. Сейчас он сам будет просить о пощаде для себя. Он попытается очиститься от позора, избавиться от боли в душе, от укоров собственной совести.
Он будет поститься до тех пор, пока его мозг не озарится божественной правдой. Когда плоть начнет умирать, у него появятся галлюцинации, его сознание поплывет. И тогда, достигнув состояния экстаза, он поползет в нору, в свою могилу. Он выбьет столбы, поддерживающие лист фанеры. Лист упадет, на него опустится земля, и он задохнется.
Его тело окажется в укрытии. Им займутся черви, или же его откопают животные, питающиеся падалью. Они сгрызут его кости. Возможно, и останется только череп, но без зубов, его не смогут опознать.
Это самое важное. Он должен умереть безымянным. Ради Элиота и Сола. Для них, конечно же, потрясение узнать, что он нарушил закон. Но их стыд смягчится радостью, что его так и не нашли. Конечно, они будут ломать голову, куда он делся. Но эту Загадку он унесет в могилу. Так лучше. Ведь если они узнают, что он совершил самоубийство, им будет очень стыдно. Но все будет сделано чисто. Он не хочет быть обузой для самых близких людей – побратима и приемного отца.
Если бы его не попросили покинуть монастырь, если бы ему было не тридцать шесть, а на год меньше, он бы принял пострижение и спас бы свою душу.
Сейчас, когда он больше не может жить в миру, а в монастырь дороги нет, у него остается единственный выход – пост, ведущий к смерти и очищению, путь к полному совершенству.
Голова кружилась все сильней. Он почувствовал сухость во рту. Ему стало трудно дышать.
– Это не атропин, – шептал он. – Это что‑то другое! Он попытался встать с кресла. Медсестра властным движением руки усадила его на место.
– Нет, – хрипел он.
Белое пятно перед его глазами стало приобретать какие‑то очертания. В открытую дверь вошел человек в белом и остановился возле него. Он был похож на привидение.
– Нет! – воскликнул Крис.
Человек приблизил свое лицо – старое, сморщенное, серое. Неужели это дантист? Не может быть.
Он побледнел и, проваливаясь в кромешный мрак, вдруг понял, что это не дантист. Это был Элиот.
Книга вторая
«НАЙТИ И УНИЧТОЖИТЬ»
“Мои черные принцы”
Элиот прощупывал пульс Криса. Он нахмурился так, что явственнее проступили морщины на лице. Наконец он кивнул и повернулся к медсестре.
– Доктор в баре за углом, – хрипло сказал он. – Предлагаю и вам к нему присоединиться.
Испуганно раскрыв глаза, она попятилась к двери.
– И вот еще что. – Увидев, что он сунул руку под халат, она замерла. Он достал конверт. – Ваши деньги. И заприте за собой дверь.
Она облегченно вздохнула, выйдя из кабинета дантиста в приемную, и очутилась на улице.
Элиот слышал, как щелкнул замок. Он закрыл дверь кабинета и посмотрел на поднос с зубоврачебными инструментами.
Крис обмяк в кресле. Его дыхание было неглубоким. После того” как ему ввели амитал натрия, он потерял сознание. Лекарство подавляло сдерживающие центры, давая возможность получать информацию от человека, не желающего отвечать на вопросы. Однако допрашиваемый должен быть в состоянии отвечать на эти вопросы, а потому его сознание нельзя отключать полностью. Он должен пребывать в контролируемом полусне, не реагируя ни на что, кроме задаваемых вопросов. Сестре было ведено полностью отключить сознание Криса, поэтому Элиоту пришлось подождать, пока действие лекарства ослабнет.
Он взял иглу капельницы и ввел ее Крису в вену на руке, затем открыл шкафчик и достал два наполненных шприца, лежавших рядом с ампулой амитала. Лекарство было в виде порошка. Он растворил пятьсот миллиграммов в двадцати миллилитрах Дистиллированной воды для инъекций, вставил один из шприцев в отверстие капельницы, торчавшей из руки Криса, и нажал на поршень. В трубочке находился клапан, при помощи которого можно было регулировать поступление лекарства в организм. На всякий случай он положил рядом второй шприц, хотя, если допрос продлится более получаса, раствор придется готовить заново, потому что амитал быстро разлагается.
Как Элиот и ожидал, через пять минут веки Криса затрепетали. Элиот приоткрыл клапан капельницы и ввел в вену немного препарата. Когда речь Криса станет бессвязной, Элиот прикроет клапан, а когда Крис начнет очухиваться, откроет его снова. Процедура требовала внимательности и аккуратности.
Лучше начать с простых вопросов.
– Ты знаешь, кто я?
Не получив ответа, Элиот повторил вопрос.
– Элиот, – прошептал Крис.
– Очень хорошо. Правильно, я Элиот. – Он внимательно посмотрел на Криса и вспомнил его таким, каким увидел впервые, тридцать один год назад. Он хорошо помнил того пятилетнего мальчугана, тощего, оборванного, грязного. Отец умер, проститутка‑мать бросила сына на произвол судьбы. Приют находился в пригороде Филадельфии, в трущобах. В помещении – множество столов. На каждом столе – аккуратно сложенная кучка мух. Мальчик ловил их с помощью полосок клейкой ленты. – Помнишь, – спросил Элиот, – как я заботился о тебе? Я тебе, можно сказать, отец, а ты мне – сын. Повтори.
– Отец, сын, – пробормотал Крис.
– Ты любишь меня.
– Люблю тебя, – безо всякого выражения повторил Крис.
– Ты мне доверяешь. Я всегда был так добр к тебе. Ты в безопасности. Тебе нечего бояться. Крис вздохнул.
– Хочешь порадовать меня? Крис кивнул. Элиот улыбнулся.
– Конечно, ты этого хочешь. Ты любишь меня. Слушай внимательно. Я хочу, чтобы ты ответил на несколько вопросов. Говори правду. – Внезапно Элиот почувствовал, что в кабинете пахнет перечной мятой. – Ты что‑нибудь слышал о Соле?
Крис так долго молчал, что Элиот уже отчаялся получить ответ.
– Нет.
– Ты знаешь, где он?
– Нет, – еле слышно ответил Крис.
– Сейчас я произнесу одну фразу. Что она означает? Четыре дня назад из Атланты в Рим пришла телеграмма для Криса. На адрес Средиземноморского цветочного магазина, тамошней конторы ЦРУ. До того, как исчезнуть, Крис был помощником резидента. С испытательным сроком. Элиот выяснял, как повлияла на него жизнь в монастыре. Телеграмма была без подписи. Ничего необычного в этом не было, ее получение совпало с исчезновением Сола. Исходя из того, что Сол попытается выйти на Криса, Элиот решил, что эта телеграмма, в отличие от множества других, приходивших на имя Криса, не имеет отношения к используемым в управлении кодам.
– В корзинке яичко, – произнес Элиот.
– Весточка от Сола, – ответил Крис, опуская веки. Глаза у него были, как у пьяного.
– Продолжай.
– Он в беде. Ему нужна моя помощь.
– И это все?
– Сейф.
Элиот подался вперед.
– Где?
– Банк.
– Место?
– Санта‑Фе. Ключи у нас обоих. Мы их спрятали. В сейфе будет письмо.
– Зашифрованное? – Костлявые пальцы Элиота вцепились в зубоврачебное кресло. Крис кивнул.
– Я смогу расшифровать код?
– Личный.
– Объясни его мне.
– Их несколько.
Элиот выпрямился. От разочарования защемило в груди. Он мог бы попросить Криса объяснить ему все коды, но откуда ему знать ключевой вопрос? А без него невозможно получить полную информацию. Несомненно, Крис принял необходимые меры для того, чтобы никто не смог выдать себя за него и получить доступ к сейфу. Например, где ключ? Существует ли пароль? Эти вопросы были очевидны и напрашивались сами собой.
Дело в том, что Элиот не знал, какие именно вопросы нужно задавать. Крис и Сол дружат с тех пор, как тридцать один год назад встретились в приюте. Должно быть, у них сотни понятных лишь им одним сигналов. Стоит Элиоту столкнуться хотя бы с одним из них, и Сола ему ни за что не поймать. Конечно, с помощью компьютеров личные шифры в конце концов расшифруют, но на это потребуется уйма времени.
А оно не ждет.
Элиот поскреб свою морщинистую щеку. Еще один вопрос пришел ему в голову.
– Зачем ты хотел удалить зубы? Крис ответил.
Элиота передернуло. Он думал, его уже ни чем не удивишь. Господи, что такое!
Крис посасывал шоколадку, с каждой секундой испытывая все больше и больше удовольствия.
– “Бэби Рут”. Ты все еще помнишь.
– Такое не забывается. – Элиот с грустью посмотрел на него.
– Но как ты меня нашел? – После амитала Крис едва ворочал языком.
– Секрет фирмы. – Элиот ухмыльнулся. Это была ухмылка обтянутого сморщенной кожей лица.
Сощурившись от яркого солнца, Крис смотрел на простиравшиеся внизу белоснежные облака, вслушивался в приглушенный стеклом шум моторов.
– Мне нужно это знать, – хрипло произнес он и посмотрел на своего приемного отца.
Элиот пожал плечами.
– Помнишь, о чем я всегда говорил? Чтобы предугадать еле дующий ход противника, нужно думать, как он. Не забудь – тебя обучал я. Я знаю о тебе все.
– Не совсем.
– К этому мы еще вернемся. Я представил себя на твоем месте. Зная о тебе все, я стал тобой.
– И что дальше?
– Кто перед тобой в долгу? Кому бы ты мог доверить свою жизнь? Кому ты доверял ее раньше? Как только я понял, какие вопросы должен тебе задать, я вычислил ответы. Один из них был следующим: необходимо установить слежку за теми барами в Гонолулу, которые посещает спецназ.
– Хитро придумано.
– Ты действовал не менее хитро.
– Увы, именно хитрости мне как раз и не хватило, коль меня смогли обнаружить в баре. Я и не заметил, что за мной следят.
– Не забывай, в команде противника играл твой учитель. Сомневаюсь, чтобы твои действия кто‑нибудь другой смог бы предугадать.
– Почему меня не взяли в Гонолулу? В конце концов, я нарушил неприкосновенность убежища. За мной охотятся все разведки. Выдав меня, ты заработал бы себе очки, особенно в глазах русских.
– Я не был уверен, что ты дашься живым.
Крис уставился на своего учителя. С подносом в руках вошел помощник Элиота, носивший кольцо и галстук выпускника Йельского университета. Он поставил на столик бутылки с перье, лед и бокалы и вышел.
– А кроме того, – сказал Элиот, разливая вино по бокалам и тщательно подбирая слова, – мне было любопытно узнать, зачем, тебе понадобился дантист.
– Это мое личное дело.