– Уже нет. – Элиот протянул ему стакан. – Пока ты был без сознания, я задал тебе несколько вопросов. – Он помолчал. – Я знаю, ты хотел покончить с собой.
– Хотел.
– Надеюсь, что да, и это моя заслуга. Зачем ты хотел это сделать? Ты ведь знаешь, какую боль причинила бы мне твоя смерть. А тем более самоубийство.
– Потому‑то я и хотел удалить зубы. Если бы мое тело когда‑нибудь нашли, его не смогли бы опознать.
– Но зачем ты обратился к священнику? Пошел в убежище?
– Мне был нужен зубной врач, привыкший работать с оперативными агентами. Такой не задает лишних вопросов. Элиот покачал головой.
– Ты мне не веришь?
– Нет. Стоило поискать, и ты бы сам нашел зубного врача. Даже если он как‑то связан с нами, его всегда можно заставить молчать. С помощью денег. Нет, к священнику ты обратился по другой причине.
– Ну, раз тебе все известно…
– Ты пошел к священнику, потому что знал – прежде чем дать тебе необходимую информацию, он наведет справки. И я узнаю, где ты находишься. Твоя просьба меня удивит – и я тебя перехвачу.
– Но я не хотел, чтобы мне помешали выполнить задуманное.
– Не хотел? – Элиот подмигнул. – Твое обращение к священнику – это крик о помощи. Предсмертная записка самоубийцы. Ты хотел, чтобы я знал, как тебе плохо.
Крис покачал головой.
– Ты хотел это неосознанно, не так ли? – Элиот нахмурил брови и подался вперед. – В чем дело? Ты хочешь мне возразить?
– Не знаю, смогу ли я объяснить. Скажем… – Крис мучительно подбирал слова. – Мне все опротивело.
– За годы жизни в монастыре ты сильно изменился.
– Нет, мне стало тошно еще до монастыря.
– Выпей перье. От амитала у тебя, должно быть, сухо во рту Крис машинально повиновался. Элиот одобрительно кивнул.
|
|
– Что именно тебе опротивело?
– Мне стыдно.
– Того, что ты делаешь?
– Того, что я чувствую. Вину. Я вижу лица, слышу голоса‑Мертвых. Я не могу от них избавиться. Ты приучил меня к дисциплине, но она больше не помогает. Я не вынесу стыда.
– Послушай меня, – сказал Элиот. Крис потер лоб.
– У тебя опасная профессия. И дело не только в риске для собственной жизни. Как ты убедился, существует еще и духовная опасность. Наша работа вынуждает нас совершать бесчеловечные поступки.
– Но зачем?
– Ты не ребенок. Ты знаешь ответ не хуже меня. Мы защищаем наш образ жизни. Тот, который считаем единственно верным. Мы жертвуем собой, чтобы другие могли вести нормальную жизнь. Не вини себя за то, что ты вынужден делать. Вини наших противников. Кстати, о монастыре: почему эти цистерцианцы не смогли утолить твою духовную жажду, если все дело было в ней? Почему они выгнали тебя? Может, ты нарушил обет молчания? Что, тебя хватило всего на шесть лет?
– Это были замечательные годы. Шесть лет покоя. – Крис нахмурился. – Слишком много покоя.
– Не понимаю.
– Из‑за того, что устав ордена так строг, каждые шесть месяцев нас проверял психиатр. Он выявлял малейшие наклонности к бесцельному времяпрепровождению. Ведь смысл жизни цистерианцев в работе. Чтобы прокормить себя, мы возделывали землю. Тому, кто не мог внести свою лепту, не позволялось жить за счет других.
Элиот выжидательно кивнул.
– Кататония. – Крис глубоко вздохнул. – Ее‑то и искал у нас психиатр. Навязчивые идеи. Транс. Он задавал нам вопросы. Следил за нашей реакцией на различные звуки и цвета. Изучал наше повседневное поведение. Однажды он застал меня, когда я неподвижно сидел в саду и любовался скалой. Целый час. Он доложил настоятелю. Скала была удивительно красивой, я до сих пор ее помню. – Крис прикрыл глаза. – Я не выдержал испытания. В следующий раз, когда кто‑то застал меня в таком же заторможенном – кататоническом – состоянии, меня выгнали. Покой. Мой грех заключался в том, что мне требовалось слишком много покоя.
|
|
Рядом с бутылками перье на подносе стояла ваза с темно‑красной розой на длинном стебле. Элиот взял ее в руку.
– У тебя была твоя скала. У меня – мои розы. При нашей профессии нам необходимо соприкасаться с прекрасным. – Он понюхал розу и протянул ее Крису. – Ты никогда не задумывался, почему я выбрал именно розы?
Крис пожал плечами.
– Думаю, ты просто любишь цветы.
– Но почему именно розы? Крис покачал головой.
– Это эмблема нашей профессии. Мне нравится видеть во всем двойной смысл. В греческой мифологии бог любви предложил однажды богу молчания розу, чтобы тот не рассказал о слабостях других богов. Со временем роза стала символом молчания и тайны. В средние века розу обычно подвешивали к потолку зала заседаний совета. Члены совета клялись не разглашать того, что они обсуждали в этом помещении sub rosa, “под розой”.
– Ты всегда любил играть словами, – сказал Крис, возвращая Элиоту розу. – Моя беда в том, что я больше не верю словам.
– Дай мне закончить. Больше всего мне нравится то, что существует огромное количество сортов роз. Разных оттенков, разной формы. У меня есть любимые – “Леди Икс” и “Лицо Ангела”. Эти названия стали кличками двух моих женщин – оперативных агентов. Моих леди. – Элиот улыбнулся. – Мне нравятся и другие названия: “Столп Америки”. “Глория Мунди”. Но главная цель всех любителей роз – вывести новый сорт. Мы подрезаем, делаем отводки, прививаем черенки, либо проводим перекрестное опыление. Готовые саженцы держат до весны в песке, а затем высаживают в горшки. На первом году можно определить только цвет. Лишь потом роза приобретает свою форму, и становится ясно, чего она стоит. Новый сорт – гибрид. Это должен быть большой, хорошо сформированный, одиночный цветок. И высокий – выше всех других. Чтобы цветок набрал полную силу, боковые побеги удаляют. Вы с Солом – мои гибриды. Выросшие без семьи, в приюте, вы были изначально лишены боковых побегов, их не нужно было искусственно отсекать. Сама природа позаботилась об этом. Вы расцвели благодаря суровому обучению и дисциплине. Чтобы сформировать ваши характеры, пришлось избавить вас от некоторых эмоций. Вам привили патриотизм и опыт ведения боевых действий. Вы – мои гибриды и вы выше всех остальных. Но, если несмотря на все усилия, эмоции в вас взяли верх, вы должны ощущать гордость, а не стыд. Вы прекрасны. Я бы придумать вам новое название, но вы мне напоминаете мне эту розу. Она такого густого красного цвета, что кажется черной. Это “Черный принц”. Так я и называю вас с Солом – мои Черные принцы.
|
|
– Но к Солу это не имеет… – У Криса изменилось выражение лица. – Погоди‑ка. Не хочешь ли ты сказать… Элиот развел руками.
– Ты сам догадался.
– Что случилось? Что случилось с Солом? Элиот внимательно посмотрел на него.
– Ради твоего брата я прошу тебя забыть о самоубийстве.
– Что случилось? – Крис подался вперед. – Что с Солом?
– Пять дней назад он выполнил для меня одну работу. После этого его пытались убить. Он связался со мной. Я подготовил ему безопасное место. Когда он туда добрался, выяснилось, что это место засвечено. Его хотели убить. Он в бегах.
– Но, Господи, тогда верни его!
– Не могу. Он боится выходить со мной на связь.
– С тобой?
– Произошла утечка информации. Я всегда говорил, что она существует. С тех самых пор, как организовали ЦРУ. Кто‑то внедрился с самого начала и компрометирует нас. Кто‑то из моего окружения воспользовался сообщением Сола, чтобы добраться до него.
– Но зачем?
– Не знаю, почему его так хотят убить. То ли он что‑то раскопал, то ли кому‑то угрожает. И я не буду знать этого, пока не обнаружу источник утечки информации. А это очень не просто. Я занимаюсь его поисками с сорок седьмого года. Но сейчас главное найти Сола. Я должен обеспечить его безопасность.
– Как? Ведь он не идет на контакт, опасаясь, что его послание перехватят.
Элиот поставил розу в вазу.
– В корзинке яичко.
У Криса было такое ощущение, словно самолет провалился в воздушную яму.
– Это послание пришло в Рим четыре дня назад, – продолжал Элиот. – На твое имя. Думаю, оно от Сола. Крис кивнул.
– Я не знаю, что это значит, – сказал Элиот. – И, ради Бога, ничего мне не говори. Даже у этой розы могут быть уши. Но если послание на самом деле от Сола и оно поможет тебе найти его, действуй. Будь осторожен. Приведи его.
– Один Черный принц спасает другого?
– Именно. Тот, кто заменил тебе отца, просит спасти того, кто заменил тебе брата. И если тебе нужна причина для того, чтобы не уходить добровольно из жизни, считай, ты ее уже нашел.
Крис отвернулся к иллюминатору и сощурился, но не только от солнца. Тревога за брата вытеснила все мысли о самоубийстве. Сердце забилось сильнее. Солу нужна помощь, все остальное не имеет значения. Он нужен брату. Ради одного этого стоит жить.
Он повернулся к Элиоту.
– Ты не ошибся.
– Самое смешное, – сказал Элиот, – что за Солом охотится команда убийц, а все остальные охотятся за тобой.
– Ты должен оценить всю сложность моего положения.
– Я оценю ее в полной мере, когда Сол будет в безопасности. Что мне сказать пилоту – в какую страну лететь?
– Домой.
– Город?
Крис задумался. Сейф находился в Санта‑Фе, однако сразу туда направляться нельзя. Нужно приземлиться поблизости, но достаточно далеко, чтобы успеть избавиться от “хвоста”. Он должен ответить уклончиво – на тот случай, если разговор записывается на пленку.
– Альбукерк.
Элиот выпрямился. Его старческие глаза, заблестели, и это означало, что он понял и одобряет принятое решение.
– А тебе это не приходило в голову? – поинтересовался Крис.
Элиот нахмурился.
– Не понимаю, о чем ты.
– Гибриды обычно стерильны.
Самолет пошел на снижение, пробиваясь сквозь облака.
Вдалеке неясно вырисовывались горы Сангреде Кристо. На их вершинах все еще лежал снег, лес покрывал темные склоны, в котором преобладали ели и дубы.
Крис шел по узкой улочке. По обе стороны виднелись саманные дома с плоскими кровлями, крытыми красной черепицей, и обнесенные оградами сады. Сквозь калитку он заметил журчащий фонтан. Сосны отбрасывали тени, их зеленые иголки четко выделялись на фоне глинобитных домов.
В конце квартала он остановился и обернулся. Он выбрал этот престижный жилой район Санта‑Фе, потому что здесь спокойно – мало транспорта, почти нет пешеходов. Легче обнаружить слежку. Он исходил из того, что, если бы его обнаружили КГБ, МИ–6 или любая другая из шедших по его следу разведок, ему бы не дали так долго разгуливать по улицам, а сразу бы убили. Значит, их нет поблизости.
Однако ради Сола он готов пойти на риск. Его глаза блестели. Ради брата он готов на любой риск. Он с радостью послужит мишенью для тех, кто охотится и за ним, и за его братом.
Тот, кто подслушивал разговоры Элиота и Сола, предатель. Ему нужно, чтобы Сол умер. Но почему? Что сделал Сол? Или, может, он что‑то узнал? Крис, опасаясь утечки информация, не поддерживал связь с Элиотом, значит, единственный способ добраться до Сола – установить слежку за Крисом. Однако пока слежки заметно не было.
Он миновал следующий дом с внутренним двориком и верандой, почти полностью скрытой зарослями можжевельника, и обернулся. Бросил взгляд на горы, пересек улицу и подошел к костелу, принадлежавшему испанской общине. Он поднялся по высоким каменным ступеням, потянул на себя металлическое кольцо массивной дубовой двери и вошел в прохладный полумрак придела. В последний раз он был здесь в 1973 году. Костелу тогда исполнилось сто лет, и в честь этого события его хорошо отреставрировали. Крис надеялся, что с тех пор здание не изменилось. Сводчатый потолок, витражи в окнах, распятие, украшенное на испанский манер, – все оставалось, как прежде. Он подошел к мраморному фонтанчику со святой водой, смочил пальцы, издали преклонил колени перед золотой чашей с дарами на алтаре. Перекрестившись, направился налево, к исповедальням. Они находились под хорами, в задней части церкви. Гладкий каменный пол гулко отзывался на его шаги, и эхо отдавалось в пустой церкви.
Его интересовала исповедальня в дальнем углу. На ближайших скамьях никто не сидел. Изнутри не доносилось приглушенных голосов. Он открыл резную дверь, вошел внутрь и закрыл за собой дверь.
В церкви царил полумрак, но в тесной исповедальне было совсем темно. Удушливо пахло пылью. По привычке он беззвучно произнес: “Благослови меня, святой отец, ибо я грешил. Я в последний раз был на исповеди…” Он вспомнил монастырь, свои грехи, мысли о самоубийстве. Стиснул зубы. Нет, ему нельзя отвлекаться. Главное – Сол, только он один. Вместо того чтобы встать на колени – тогда его лицо оказалось бы у занавески, за которой обычно скрывается священник, – он быстро повернулся и протянул руку в правый верхний угол. В темноте его пальцы ощупывали стену. Столько лет прошло. Не сделал ли он глупость? Его прошиб пот. А что если плотник, подновляя исповедальню, нашел?.. У самого потолка, на стыке со стеной, шел карниз. Обнаружив отстающий уголок, Крис потянул его на себя и облегченно вздохнул, когда его пальцы нащупали небольшую нишу и в ней ключ, положенный туда много лет назад.
По замыслу архитектора здание банка должно было выглядеть как пуэбло: квадратное, с плоской крышей, с торчащими наружу балками перекрытий, со стенами под песчаник. У входа росли два куста юкки. Со всех сторон неслись гудки автомобилей. В ресторане напротив за расположенным в центре зала столиком, сидел бизнесмен. Лицом к окну и, соответственно, банку. Заплатив за свой ланч, он встал и вышел, не обращая внимания на другого бизнесмена, который сел за тот же столик в центре зала и тоже лицом к окну. И к банку. На улице, действовали другие члены команды наблюдения, они ни чем не выделялись из толпы. Молодой человек раздавал объявления. Водитель грузовика вносил в здание коробки. Молодая женщина в магазине изучала список пластинок, стоя недалеко от окна. Потом они уходили, и их сменяли другие.
Бизнесмен в ресторане закурил сигарету. Он услышал короткий приглушенный гудок карманного радиопередатчика – он был не больше аппарата сотовой связи, которыми снабжены медики. Сигнал означал, что на улице появился Рем. Бизнесмен не спускал глаз с дверей банка. Вот из банка вышла женщина. Очутившись на залитой солнцем улице, прикрыла ладонью глаза. Мимо нее прошел мужчина в темных очках, вошел в банк. Когда официантка принесла меню, бизнесмен опустил руку в карман и дважды нажал на кнопку радиопередатчика. Рем был в банке.
Крис прошел мимо охранника, миновал ряд кабинок с надписями “Для вкладов и закладных”, спустился по задней лестнице. Стены здесь украшала индейская живопись. Он подошел к конторке, дал клерку ключ и написал на бланке “Джон Хиггинс”. В 1973 году они с Солом открыли счет на тысячу долларов, оговорив, что плата за пользование сейфом должна автоматически сниматься с этого счета. С тех пор Крис здесь не появлялся, зато Сол каждый год связывался с банком, чтобы ни сейф ни счет не перешли в разряд бездействующих. Клерк отпечатал на бланке дату, расписался, достал список клиентов и сверил подписи.
– Мистер Хиггинс, я должен спросить у вас пароль.
– Камелот, – произнес Крис.
Кивнув, клерк поставил крестик против фамилии в списке и открыл дверцу конторки. Сквозь тяжелые двери он провел Криса в подвальное помещение, к длинному ряду сейфов. Здесь было яркое освещение. Клерк взял оба ключа – банковский и тот, что принес Крис, – и стал открывать замок сейфа. Крис огляделся. В конце коридора от пола до потолка тянулось зеркало. Крис не любил зеркал – очень часто они оказывались окнами. Повернувшись к нему спиной, он взял у клерка закрытый ящичек и вошел в кабинку.
Прикрыв за собой дверь, проверил, нет ли на потолке скрытой видеокамеры. Убедившись, что нет, открыл ящичек. Написанная от руки записка была зашифрована. В расшифрованном виде она гласила: “Телефонная будка в Санта‑Фе. Шерман и Грант”. Он запомнил номер телефона. Разорвал записку, обрывки положил обратно в коробку. Взял из ящичка маузер, засунул под пиджак, за ремень брюк на спине. Положил в карман две тысячи долларов, оставленные здесь на всякий случай.
Бизнесмен ел салат и следил через окно за входом в банк. Приправа из зеленого сыра оказалась несвежей. У тротуара остановился “форд”‑фургон, закрывая собой обзор. Лучи солнца отражались в его передних стеклах.
Бизнесмен нервно сглотнул. Ну же. Поторопись. Да сдвинь ты эту чертову штуковину с места!
Вскочив на ноги, он заглянул поверх фургона, опустил руку в карман и трижды нажал на кнопку.
Рем выходил из банка.
Крис положил в карман карту Санта‑Фе и вошел в телефонную будку на пересечении улиц Шермана и Гранта. Мимо проносились машины. Покупатели останавливались у витрин модных магазинов. Он закрыл двери, и шум уличного движения стал тише. И хотя ему было сейчас не до смеха, шутка Сола его позабавила. Эта телефонная будка была выбрана не случайно. Улицы, на пересечении которых она стояла, носили имена генералов героев гражданской войны. Значит, мы скоро снова будем вместе, подумал он. Но отвлекаться нельзя. Опустив монетки, Крис набрал указанный в записке номер – он его запомнил наизусть. Записанный на пленку голос сообщил ему, что сейчас два часа сорок шесть минут. Если он попадет в руки врага и его заставят сообщить содержание записки из сейфа, фактор времени собьет противника с толку. И если Криса убьют и он не успеет сообщить им, что данное конкретное время не имеет значения, они головы себе сломают. Дело не в том, сколько времени, а в том, что сигнал дан, Крис должен был осмотреть стены телефонной будки. Среди других надписей и рисунков содержалось обращение к Рою Полацки – этот мальчик был с ними в приюте. Крису хватило сотой доли секунды, чтобы прочитать эту надпись. Если, несмотря на все предосторожности, за ним все же установили слежку, он не хотел, чтобы они знали, какая именно надпись вызвала его интерес. Непристойное слово было всего лишь шифром. Им было сказано, где искать Сола.
– Он позвонил по телефону – Бизнесмен говорил по защищенной от прослушивания междугородней телефонной линии. – Видимо, получил указания. Мы могли бы его сейчас взять.
– Ни в коем случае. Он действует слишком нарочито. – Элиот говорил из своей оранжереи в Фоллз‑Черч, Вирджиния, я голос у него, казалось, вот‑вот сорвется. – Они с пятилетнего возраста выработали целую систему сигналов. Скорее всего, этот звонок – просто уловка, чтобы заставить вас показаться. А что, если он всего лишь узнал, куда идти за новыми указаниями? Не мешайте ему. Только, следуя за Ремом, можно поймать Ромула. И, Бога ради, не позвольте себя обнаружить.
Самолет поднялся выше и летел теперь вдоль гряды облаков. Крис рассматривал горы. Внизу простирались заснеженные вершины, между ними змеились горные кряжи. Там и сям виднелись глубокие ущелья. Крис перевел управление взятой напрокат “сессны” на автопилот, а сам углубился в изучение топографической карты, сравнивая ее с суровым ландшафтом под крылом самолета. Долины сменялись новыми горными кряжами. Низвергались водопады.
В зашифрованном послании на стене телефонной будки сообщались широта и долгота, а также содержались указания, как туда добраться. Крис побывал в городской библиотеке, где и выяснил, что на этих координатах расположена дикая гористая местность на севере, в Колорадо. Взять самолет напрокат оказалось несложно. Воспользовавшись именем, указанным в летных правах, Крис внес задаток и оплатил страховку. Конечным пунктом маршрута указал Денвер, предупредил, что возвратится через три дня. Однако, поднявшись в воздух, отклонился от маршрута, повернув на северо‑запад, в Колорадо.
Небо было безоблачным. Ему было хорошо. Стекло кабины заглушало шум мотора. Он сравнил глубокую длинную долину с ее очертаниями на карте и посмотрел вперед. Там виднелась еще одна долина – овальная, с озером посредине. Координаты озера совпадали с нужными ему. Цель близка. Он обвел взглядом небо, обрадовался, не обнаружив ни единого самолета, и с улыбкой подумал о Соле.
Затем принялся пристегивать парашют. Самолет приближался к долине. Нацелив его на скалу за озером, Крис открыл дверь, услышал шум мотора и ощутил сопротивление воздуха. Он с трудом открыл ее до конца.
Оттолкнувшись ногами от днища, он прыгнул вниз, стараясь не задеть за откосы крыльев. Перевернулся в воздухе. К горлу подкатила тошнота. Воздушные потоки плотно прижимали к лицу защитные очки. Гула двигателя он больше не слышал. Падая, он слышал лишь свист воздуха и шум в ушах. Шлем облегал голову. Расставив для равновесия руки и ноги, он падал вниз, и ему навстречу неслась земля. Озеро вырастало в размерах. Вскоре его охватило блаженное, почти усыпляющее, чувство покоя. Стоило закрыть глаза и падение не ощущалось. Казалось, он парит, плывет над землей. Инструктор по прыжкам с парашютом предупреждал его об этом обманчивом ощущении. Убаюканные почти сексуальным наслаждением, какое доставляли упругие потоки воздуха, некоторые парашютисты слишком поздно дергали за кольцо.
Крис знал притягательную силу свободного падения. Своего первого прыжка он боялся, а потом ждал каждый из них с нетерпением. Сейчас его нетерпение усилилось – внизу был Сол. Он дернул за кольцо, почувствовал, как раскрывается за спиной парашют и наконец ощутил толчок – в небе расцвел нейлоновый цветок. О парашюте он не беспокоился. После покупки – Крис приобрел его в местном аэроклубе – он разобрал его, просмотрел все стропы, потом собрал заново. Крис никому бы не доверил сложить для себя парашют, как никогда и никому не доверил бы заботу о собственном оружии. Покачиваясь на ветру, он глядел на возвышавшиеся за озером горы, видел крошечный силуэт своего самолета, продолжавшего полет на автопилоте. Он приближался к горе, на которую был нацелен. Крис потянул за стропы, отклонился вправо, удаляясь от озера и приближаясь к лугу. На поросшем соснами склоне в расщелине между двумя скалами он заметил хижину.
Луг быстро приближался, а при приземлении, казалось, бросился на Криса. Удар был достаточно сильным. Коснувшись земли, Крис согнул ноги в коленях и упал на бок, смягчая удар и распределяя его силу между бедром, спиной и плечом. Наполненный ветром парашют потащил его волоком по лугу. Крис вскочил на ноги, потянул на себя стропы, стараясь как можно быстрее погасить купол. Ему мешал ветер.
– Ты забыл, как это делается, – донесся из‑за деревьев громкий голос.
Крис узнал этот голос, повернулся, разыгрывая возмущение.
– Какого черта? Думаешь, у тебя это лучше получится?
– Безусловно. Более неудачного приземления в жизни не видел.
– Мне мешал ветер.
– Ищешь виновного, – сказал голос. – Сразу видно – новичок.
– А ты все критикуешь, сразу видно – неблагодарный сукин сын. Чем попусту болтать, лучше иди сюда да помоги.
– Ну, ты, я вижу, совсем не тот крутой парень, которого я знавал когда‑то.
– Крутой или не крутой, а ближе меня у тебя нет никого.
– Согласен. Несмотря на все твои недостатки, я тебя люблю. У Криса запершило в горле.
– Если ты так чертовски сентиментален, почему бы тебе наконец не появиться?
– Потому что не могу отказать себе в удовольствии устроить торжественный выход.
Из леса медленно вышел крепкий темноволосый человек. Около шести футов ростом, с хорошо развитой мускулатурой, с тонкими чертами лица. Его темные глаза искрились весельем, и он широко улыбался. На нем были высокие ботинки со шнуровкой, потертые джинсы и зеленая шерстяная рубашка под цвет хвои. В руках он держал винтовку “спрингфилда” со скользящим затвором.
– Восемь лет, Крис. Господи, что с нами стало? Мы не должны были разлучаться.
– Работа, – сказал Крис.
– Работа? – с отвращением переспросил Сол. – Посмотри, что она с нами сделала.
Крис бросился к нему, прижимая к себе сложенный парашют. Нужно столько всего сказать, задать столько вопросов.
– Что случилось? Почему они хотят тебя убить?
– Работа, – повторил Сол. – Она обернулась против меня.
– Кто? – Крис был почти рядом с ним.
– А ты не догадываешься? Тот” кто, как мы думали, на это не способен.
– Этого не может быть!
– Я тебе докажу.
Но сейчас это не имело значения. Крис уронил парашют. Не сводя глаз с сурового, но такого прекрасного лица Сола, он широко раскинул руки и обнял его. Казалось, они хотят раздавить друг друга в объятиях, слитые воедино душами и телами.
Крис чуть не плакал.
Прокатившийся по долине взрыв нарушил их прелюдию. Они повернулись и посмотрели в ту сторону, откуда донесся звук. Это, врезавшись в гору, разбился самолет, на котором прилетел Крис.
– Ты ошибаешься! Он не может быть против тебя! – Крис бежал между сосен по охотничьей тропе, неся в руках парашют, шлем и очки. – Он попросил меня найти тебя!
– Зачем?
– Чтоб помочь тебе! Чтоб вернуть тебя!
– Зачем? – повторил Сол.
– Это же очевидно. Предатель подслушивал твои разговоры с Элиотом.
– Предатель, – издевательски произнес Сол. – Это Элиот тебе сказал?
– Он сказал, что единственный способ доставить тебя в целости и сохранности – поручить это дело мне и чтобы я работал в одиночку.
– Он не мог меня найти, но знал, что я попытаюсь связаться с тобой. И тогда он подстроил все так, чтобы меня к нему привел ты.
В просветах между деревьями виднелась освещенная солнцем хижина. Небольшая, стены обмазаны глиной, крыша наклонно поднимается вверх, к смыкающимся позади нее утесам.
– Как ты нашел это место?
– Я сам ее построил. Ты выбрал монастырь, мне больше нравится хижина.
– Но на это должно было уйти…
– Много месяцев. Я работал урывками. После каждого задания, когда Элиот отправлял меня в Вайоминг или в Колорадо, я сбегал оттуда и приезжал сюда. Думаю, имею право сказать, что здесь мой дом.
– А ты уверен, что никто не знает об этом месте?
– Абсолютно.
– Почему?
– Потому что я до сих пор жив. – Сол глянул в дальний конец долины. – Поторапливайся. У нас мало времени.
– На что? Ты сам себе противоречишь. – Удивленный Крис вошел в затхлый полумрак хижины. У него не было времени оценить простую самодельную мебель. Сол прошел мимо спального мешка на полу, подвел Криса к задней стене и открыл грубо сколоченную дверь. Из тоннеля потянуло промозглой сыростью.
– Это штольня. – Сол указал в темноту тоннеля. – Поэтому я и построил здесь хижину. У норы должны быть два выхода. – Он повернулся к очагу. Зажег спичку, поднес ее к лежавшей под поленьями растопке. Растопка была сухой, а поленья оказались свежесрубленными, еще влажными от сока. Пламя разгорелось, из трубы повалил густой дым. – Можно было бы обойтись и без дыма. Но лучше действовать наверняка. Оставь парашют, – сказал он Крису. – Вот фонарь. – Они вошли в тоннель.
В луче фонаря был виден пар от дыхания. Стены тоннеля поддерживали деревянные крепления. Слева у стены валялись старая лопата и кирка, чуть подальше – ржавая перевернутая тачка. Каменные своды были влажными и холодными, в одном месте тускло блеснул металл. Сол дотронулся до него.
– Серебро. Мало что осталось. Показался конец тоннеля.
– Так, теперь поднимаемся наверх. – Сол протиснулся в вырубленную в скале нишу. Он подтянулся на руках, нащупал ногой трещину в скале и исчез из виду.
Крис последовал за ним в узкий проход, обдирая спину об осклизлые камни. Фонарь пришлось убрать в карман. Он уже не был нужен. Сверху пробивался узкий луч света. Казалось, до него очень далеко. Сол прислонился к выступу в стене, загородив собой свет. Но тут же отодвинулся.
– Думаешь, за мной следили?
– Безусловно.
Крис добрался до того места, где пласт выходил на поверхность.
– А я уверен, что нет.
– Были задействованы самые лучшие силы.
Под рукой у Криса обломился кусок породы и полетел вниз. Крис замер.
– Но никто не знал, что я тебя ищу.
– Элиот знал.
– Ты все продолжаешь его обвинять. Но это единственный, кроме тебя, человек, которому я доверяю.
– Правильно. И в этом твоя ошибка. Как, впрочем, и моя. – В голосе Сола послышалась горечь. Узкий луч света скрыл от Криса силуэт брата.
Крис карабкался все выше. Луч света стал шире, ярче. Обливаясь потом, Крис вынырнул из колодца и улегся на нагретую солнцем скалу у входа. Дожди и ветры придали ей округлую гладкую форму. Крис посмотрел на Сола. Скрытый зарослями шалфея, он внимательно вглядывался в долину.
– Но других самолетов не было.
– Поблизости, – ответил Сол. – Конечно, не было. А над тобой? Самолет‑разведчик мог лететь на высоте сорока тысяч футов. А команда преследователей держаться позади, вне поля зрения. И ждать инструкций.
Крис подполз к нему и припал к земле, укрытый зарослями шалфея.
– Это ты все подстроил, – раздраженно произнес он. – Ты мог встретиться со мной в любом другом месте.
– Верно. Но здесь ты сможешь убедиться в том, что я прав. Я должен был представить тебе доказательства. Соблюдая меры предосторожности.
– Доказательства чего?
– Сам знаешь чего.
Крис услышал отдаленный гул мотора. Еще один. Потом еще и еще. Гул становился громче, эхом отдаваясь в горах. В дальнем конце долины показались блестящие точки. Они приближались. Вертолеты. Защитного цвета. Их было четыре.