Гостиная представляла собой обшитое панелями просторное помещение с деревянным полом и балками” проложенными поперек потолка. Слева стоял стол, справа, перед камином – диван. Вся мебель была в чехлах. Напротив он увидел две двери и вход в кухню. Пахло пылью.
– Надо бы открыть окна, – сказала Эрика, входя вместе с Солом в гостиную. Она сняла с мебели чехлы, и в воздухе закружилась пыль. – Я нашла несколько банок с консервами.
Крис почувствовал дикий голод. Он приподнял оконную раму и вдохнул свежий воздух, затем заглянул в двери напротив. За ними он обнаружил спальню и ванную.
– Сделаем следующим образом: я займусь приготовлением ужина, а ты можешь отправляться в ванную, – предложил он.
– Нет, возражаю. – Она дотронулась до своих волос и, на ходу расстегивая блузку, скрылась в ванной и закрыла за собой дверь.
Послышался звук льющейся воды. Сол с Крисом отправились на кухню, где разогрели три банки тушеной говядины. В животе у Криса заурчало, когда он почувствовал запах говядины. Эрика наконец выключила воду и вошла в кухню с полотенцем на мокрых волосах и в халате, который нашла в стенном шкафу в ванной.
– Ты выглядишь великолепно, – сказал Сол. Она присела в шутливом реверансе.
– А тебе тоже не грех посетить ванную.
Сол потер грязную щеку и рассмеялся, хотя смеяться было вроде бы не над чем.
Они молча ели, тишину нарушало лишь постукивание ложек о тарелки. Вдруг Сол отложил свою и сказал:
– Агенты, засевшие в соседней квартире, наверняка заметили, что домой ты вернулась со мной, а не с Крисом. Но, тем не менее, они вызвали группу захвата. Конечно, я помогаю Крису, но ведь это он нарушил соглашение, а не я, поэтому и охотиться должны за ним, а не за мной. А на самом деле все наоборот! Почему?
|
|
– События в Колорадо тоже не имеют никакой связи с нарушением соглашения, – заметил Крис. – Не знаю, что у них за мотивы, но они не нападали на меня до тех пор, пока я не нашел тебя. Им нужен был не я, а ты.
Сол обеспокоенно кивнул.
– Агенты Моссада пытались убить меня в Атлантик‑Сити.
– Но люди, сидевшие в засаде рядом с моей квартирой, не были агентами Моссада, – горячо возразила Эрика. – Если бы они ими были, то не стали бы вести обстрел помещения, в котором нахожусь я.
– Но судя по почерку, это были агенты Моссада.
– Ты считаешь так только потому, что они были вооружены “узи” и “береттами”? – спросила она.
– Ну, хорошо, с этим я не буду спорить. – ведь даже русские используют иногда это оружие. Но есть кое‑что еще. Например, удар ребром ладони в рукопашном бою.
– А еще особые глушители, их походка с упором на всю ступню. Ты мне уже говорил об этом, – прервала Сола Эрика. – Все это еще ничего не доказывает.
Сол покраснел от раздражения.
– Не доказывает? Ты разве не знаешь, что только в Моссаде обучают подобному?
– Неправда.
Мужчины недоуменно глядели на Эрику.
– Тогда где же еще? – поинтересовался Крис. Они с нетерпением ждали ответа.
– Ты сказал, что скорее всего эти люди сотрудничают с Элиотом. Но обучает их Моссад, – напомнила Эрика. Оба согласно кивнули.
– И это не наводит вас на размышления? – поинтересовалась Эрика.
– Господи, да ведь это мы сами! – вырвалось у Криса.
Крис все никак не мог заснуть, раздумывая над словами Эрики. Он лежал на диване, уставившись в окно” за которым занимался рассвет. Из‑за плотно закрытой двери спальни до него доносились приглушенные вздохи – Сол и Эрика занимались любовью.
|
|
Он прикрыл глаза, стараясь не обращать внимания на эти вздохи. Он заставлял себя вспоминать.
1966‑й год. После того как они с Солом вернулись из Вьетнама и по истечении срока контракта в спецназе, Элиот решил, что они должны пройти дополнительную подготовку, “окончательную полировку”, как он выразился.
Они прилетели разными рейсами в Лондонский аэропорт Хитроу, где должны были встретиться у камер хранения. Им заранее выдали ключи от ячеек, и они достали дорогие чемоданы с одеждой французского производства. Еще в каждом чемодане лежало по ермолке. Во время полета в Тель‑Авив они переоделись в туалетной комнате. Стюардесса сложила их скомканную одежду в целлофановые сумки и запихнула их в пустой контейнер для хранения пищи в хвостовом отсеке самолета. Когда они прошли таможенный контроль в аэропорту, их приветствовала полная женщина средних лет, которая назвала их условными именами. В плотно облегающих ермолках, сшитых во Франции, их можно было принять за типичных парижских евреев, приехавших испытать на собственной шкуре жизнь в кибуце.
Именно так они и выглядели, когда сели в автобус, отправляющийся за город. Через несколько часов им предоставили номера в спортивно‑гостиничном комплексе, напоминавшем комплексы Ассоциации молодых христиан в Америке. Едва прибыв на место, они получили указание тотчас же пройти в главный зал, где их и еще двадцать других студентов встретил пожилой мужчина, представившийся Андрэ Ротбергом. Довольно легкомысленный внешний облик создавал совершенно неверное представление об этом смертельно опасном человеке, с чьим именем было связано немало легенд. Лысый, с морщинистым лицом, он был одет в белую рубашку, белые брюки и белые туфли и производил впечатление светского человека, увлекающегося спортом. Но под этой маской скрывалась совершенно иная личина. Его отец, учитель фехтования при последнем русском царе, обучил Андрэ мастерству и синхронности взаимодействия рук и глаз. Эти навыки помогли ему добиться больших успехов в спорте и положения в Кембридже в тридцатые годы, затем стать спортивным инструктором британской морской разведки и, наконец, после перемирия 1948 года, работать на израильскую разведку. Он был чистокровным евреем, но сохранил подданство Великобритании, и ему был закрыт доступ к вершинам власти в Израиле. Не желая с этим мириться, он создал себе имя иначе: разработал собственную, не имеющую аналогов в мире, систему приемов самообороны. Ротберг назвал эту систему “тренировкой инстинкта киллера”. Увиденное Крисом и Солом в первый день поразило их до глубины души. Перемещая впереди себя подъемный механизм, подвешенный на цепях к потолку в просторной комнате, ассистент Ротберга доставил труп недавно умершего молодого мужчины, плотного телосложения, шести футов роста. До того как труп закрепили на крюке в вертикальном положении, он, должно быть, лежал в горизонтальном на спине, где и скопилась большая часть крови – спина трупа была иссиня‑черного цвета, а грудь приобрела лимонно‑желтый оттенок. Труп закрепили вертикально, чтобы ступни касались пола. Ротберг встал рядом с ним, достал большой скальпель и сделал с обеих сторон груди два глубоких разреза длиной около десяти дюймов, а затем поперек нижней части спины. Сделав еще несколько разрезов, он отделил подкожную мышечную ткань от грудной клетки и, приподняв надрезанную плоть, обнажил ребра. Он продемонстрировал студентам надрез и обратил их внимание на то, что ребра трупа не повреждены. Затем соединил края разреза, скрепив их хирургическим пластырем. То, что за тем последовало, Крис запомнил на всю жизнь. Ротберг повернулся спиной к трупу. Он стоял, опираясь на всю ступню, широко раздвинув ноги и держа перед собой параллельно полу согнутые в локтях руки ладонями вниз.
|
|
Ассистент положил Ротбергу по монетке на тыльную сторону каждой ладони и сосчитал до трех. Ротберг, молниеносно перевернув кисти руки, поймал монетки. Труп резко отбросило назад, раздался скрип корсета, который удерживал его на весу. Ротберг показал монетки. Спрятав их в карман, он повернулся к трупу, отлепил пластырь и обнажил сделанный им разрез. Ребра с обеих сторон оказались сломаны. Ротберг не только успел в мгновение ока перевернуть кисти рук и поймать монетки, он еще и нанес сокрушительный удар локтями по ребрам трупа. Но движение было настолько быстрым, что его оказалось невозможно заметить. Подобное профессиональное совершенство вызвало восхищение, тем более что Ротбергу было за шестьдесят.
В то время как остальные студенты в изумлении перешептывались, Крис, оглянувшись, в первый раз увидел Эрику.
– Итак, если бы наш друг был жив, его ребра проткнули бы ему легкие, – объяснял Ротберг, – и он бы умер от удушья. Кровь из разорванных легких, смешавшись с воздухом, образовала бы пену, которая заполнила бы легкие. Через три минуты его кожа приобрела бы синюшный оттенок, а через шестнадцать минут он был бы мертв. Этого времени хватило бы, чтобы в случае необходимости вколоть ему наркотик. Но самое главное, что, нанеся этот смертельный удар, вы сами полностью сохраните силы для сражений с другими противниками. Запомните, есть три участка тела, которые могут служить вам оружием даже в самый критический момент схватки: локти, углубление между большим и указательным пальцами руки и ребро ладони. В будущем вы научитесь пользоваться этим оружием с необходимой скоростью, координируя движения и сохраняя устойчивое равновесие. А сейчас объявляется перерыв на обед. Сегодня вечером я покажу вам, как правильно пользоваться гарротой и ножом. Следующие несколько дней я буду все время рассказывать и показывать.
“Несколько дней” растянулись до семи недель. Каждый день с рассвета до заката, за исключением еврейской субботы, Крис и Сол проходили самую интенсивную подготовку, которую они когда‑либо получали, включая тренировки в спецназе. Сначала им показывали те или иные приемы, потом они их отрабатывали, а затем следовали бесконечные изнурительные тренировки. Они учились фехтованию и балету.
– Для развития ловкости, – объяснял Ротберг, – у вас должна быть потребность в постоянном совершенствовании. Не выносливость и даже не сила решают исход схватки. Не имеет значения, насколько тяжелее и крепче вас противник. Точно рассчитанный удар в правильно выбранное место окажется для него смертельным. Полный автоматизм движений – вот что решает дело. Этому вы учитесь, фехтуя и выполняя балетные па. Вы должны научиться владеть своим телом, полностью контролировать все свои движения, так, чтобы ваш разум и мускулы составляли единое целое. Мысль должна немедленно воплощаться в действие. Колебания, неправильно выбранный момент, неточные удары и – ваш противник получает шанс убить вас. Скорость, координация, автоматизм движений – вот оружие вашего тела. Тренируйтесь до тех пор, пока не упадете в изнеможении, пока вся ваша предыдущая подготовка, какой бы суровой она ни была, не покажется вам отдыхом. И тогда вставайте и снова тренируйтесь.
В свободное от занятий и тренировок время, Крис и Сол целые часы проводили в своей комнате, совершенствуя свои навыки. Подражая Ротбергу, Крис держал руки ладонями вниз. Сол клал ему по монетке на тыльную сторону каждой ладони. Крис отдергивал руки и пытался перевернуть ладони, и поймать падающие монетки. Затем наступала очередь Сола. Первую неделю они думали, что научиться этому невозможно – монетки либо падали на пол, либо они ловили их слишком медленно и неловко.
– Тебя просто убьют, – говорили они друг другу.
К концу второй недели им удалось добиться автоматизма, достаточного, чтобы ловить монетки одним быстрым плавным движением. Монетки, казалось, зависали в воздухе, и быстро подхваченные, даже не успевали начать падение. Но монетки были лишь средством, а не конечной целью.
После того как они в совершенстве овладели этим приемом, их ждал новый усложненный вариант. Как объяснял Ротберг, предстояло научиться не только наносить мгновенные удары локтями назад, но также, используя ребро ладони, наносить молниеносные удары вперед. Для отработки этого второго приема нападения Крис и Сол ставили на стол карандаши. В тот момент, когда они резко выдергивали ладони из‑под монет, они должны были успеть сбить карандаши со стола, а уже потом поймать монетки.
Вначале им не удавалось поймать монетки, или же они не успевали сбить со стола карандаши, поскольку движения оказывались недостаточно быстрыми и ловкими. Они говорили друг другу:
– Тебя только что убили.
Каким‑то чудом, к концу третьей недели, они освоили и этот прием.
Но и сбивание карандашей еще не было конечной целью. К скорости и координации движений прибавилась точность. Намазав ладони чернилами и подбросив в воздух монетки, нужно было успеть нанести удары по мишеням на листах бумаги на стене, а уж потом подхватить монетки. Вначале они либо промахивались мимо мишеней, либо не успевали поймать монетки. Но к началу пятой недели трюк удался. Зажав в обеих руках вовремя схваченные монетки, они с удовлетворением рассматривали четкие чернильные отпечатки на стене. Наконец они смогли поздравить друг друга с победой.
Наступил день, когда Ротберг решил, что они достаточно подготовлены и можно начать тренироваться на трупах.
В последнюю неделю им предстояло решающее испытание.
– Положите монетки в карман. Наденьте защитные жилеты, – распорядился Ротберг. – Теперь начинайте тренироваться друг на друге…
Лежа на диване в коттедже, Крис наблюдал, как солнечные лучи преломляются в оконном стекле. Доносился тихий плеск волн Потомака. Легкий ветерок шелестел ветвями деревьев. Пели птицы. Он вспомнил, что в кибуце в Израиле не было птиц. Только жара, песок и семь недель концентрации воли и упорного труда до седьмого пота.
Когда завершилось его обучение – “тренировка инстинкта киллера”, – он был близок, как никогда, к совершенству, к цели, о которой постоянно твердил им Элиот, – стать одним из числа избранных, самых лучших, самых способных, самых дисциплинированных, стать смертельно опасным профессионалом высшего класса.
Тогда, в 1966‑м, его карьера только начиналась. В то время я был молод, подумал сейчас он. Теперь, после всех удач, поражений и предательства, он вспоминал прожитые годы, которые пролегли между тем далеким временем и сегодняшним днем. Сначала работа в Управлении, потом монастырь, снова Управление, испытание в Риме, церковь Луны, могила, вырытая им в Панаме. Казалось, все это было заранее предопределено. Сейчас, в тридцать шесть лет, он раздумывал над тем, чему научился за прожитые годы и вспоминал во всех подробностях те семь недель в Израиле, повторяя в уме слова Эрики. Почерк преследователей Сола из Атлантик‑Сити идентичен почерку Сола и его самого – людей Элиота, прошедших подготовку в Моссаде. Но как ни напрягал сейчас память Крис, он не мог припомнить, чтобы в школе Ротберга обучался кто‑нибудь из американцев. У него мелькнуло подозрение, от которого его бросило в холодный пот. Неужели Элиот и тогда солгал? Неужели он посылал к Ротбергу кого‑то еще, а сам заверял Криса и Сола, что они будут единственными? Зачем Элиоту понадобилось их обманывать?
Тут его размышления прервались. Услышав, как Эрика застонала в экстазе, он живо припомнил тот момент, когда впервые увидел ее. С тех пор прошло шестнадцать лет. Вскоре после этого Сола перевели из группы Криса в группу Эрики. Несмотря на напряженное расписание, они каким‑то образом находили время для занятий любовью. Крис страдал. В то время его потребность угодить Элиоту была так велика, что он запрещал себе испытывать какие‑либо эмоции, кроме преданности отцу и брату. Он гнал от себя “греховные” мысли и желания и мог позволить себе что‑либо с разрешения отца. Секс был разрешен только для здоровья. Любовная связь категорически запрещалась.
– Ты попадешь в зависимость от своих эмоций, – говорил Элиот. – Эмоции – это слабость. Они мешают тебе сконцентрироваться. Они могут стать причиной твоей гибели. Кроме того, любовница может выдать тебя. Или враг может сделать ее заложницей, и это заставит тебя предать интересы дела. Нет, единственные люди, к которым ты должен испытывать любовь и доверие и от которых ты зависишь, – это я и Сол.
Он страдал все больше и больше. Его душу переполняли разочарование и горечь. Несмотря на полученную закалку, он все‑таки позволил эмоциям взять верх над разумом. Но это была не любовь к женщине. Его угнетало чувство вины за содеянное, и он испытывал жгучий стыд, потому что не оправдал доверие отца. В то же время его одолевали сомнения. Он отказался от всего, что составляет естественные человеческие потребности, чтобы угодить отцу. И вот теперь отец его преследует. А может быть, Элиот лгал ему и тогда, когда говорил о любви? Крис терзался сейчас из‑за того, что сам сломал себе жизнь. Теперь же ощущение вины и стыда не позволят ему узнать, чего же он себя лишил. Если бы не чувство ответственности за судьбу Сола и желание ему помочь, он бы покончил счеты с жизнью, чтобы не испытывать больше этого мучительного отвращения к себе. Подумать только, что Элиот заставлял меня делать! – вспоминал он, стискивая кулаки. Он лишил меня нормальной человеческой жизни… Крис не умел злиться на Сола, но тем не менее испытывал сейчас зависть – Солу удалось сохранить верность Элиоту и в то же время найти возможности для самовыражения. Но по отношению к Элиоту Крис испытывал холодную ярость. Он прикрыл глаза, продолжая терзаться бесполезными сожалениями.
Если бы все сложилось иначе, думал теперь он. Если бы я, а не Сол, попал в одну с Эрикой группу тогда в Израиле. У него перехватило дыхание. Быть может, я бы оказался сейчас тем человеком, в чьих объятиях она теперь стонет от наслаждения?
Эрика придирчиво рассматривала свое отражение в зеркале примерочной. Она слышала сквозь штору кабинки, как продавщицы переговаривались между собой. Она приехала сюда к десяти часам – к открытию магазина. В это время почти не было покупателей, и ее перепачканные юбка и блузка не привлекли особого внимания.
Пройдясь по отделу женской одежды Эрика выбрала бюстгальтер и трусики, вельветовый пиджак, пеструю блузку, джинсы и высокие кожаные сапоги. Она переоделась в примерочной.
Сжимая в руках смятую одежду, она открыла дверь и, оглядевшись, убедилась в том, что вокруг никого нет. При ее приближении продавщицы повернулись в ее сторону.
– Никогда не следует пытаться поменять спустившую шину, когда ты в новой одежде, – сказала Эрика. – Лучше бы я вызвала службу автосервиса “Три А”.
– Или позвали бы своего приятеля, – откликнулась та, что помоложе, видимо, отметив отсутствие обручального кольца на руке покупательницы.
– Я недавно с ним порвала. По правде говоря, от него не было абсолютно никакого толку. Продавщицы рассмеялись.
– Понимаю, что вы имеете в виду, – сказала более молодая. – От моего дружка тоже никакого толку, кроме… И они снова расхохотались.
– Если бы у меня была такая фигура, – заметила та, что постарше. – Эта одежда на вас прекрасно сидит.
– Ну, после всех неприятностей с этой проклятой шиной должна же быть хоть какая‑то компенсация. Вы не могли бы помочь мне? – Она протянула свои грязные юбку и блузку.
– Здесь для них самое подходящее место. – Продавщица бросила одежду в корзину для мусора за прилавком.
Пока продавщица постарше снимала ярлыки с новой одежды, Эрика расплатилась. Увидев на чеке, который ей вручили, название “Голдблум”, она не сдержала улыбку.
Мог бы по‑прежнему называть его “Кошер”, подумала она.
В отделе мужской одежды Эрика, бросив взгляд на листок бумаги, где Сол и Крис записали свои размеры, выбрала поплиновые брюки свободного покроя, рубашку‑тенниску и легкую ветровку для Сола, а для Криса – желтовато‑коричневую рубашку и бледно‑голубой летний костюм.
Она точно рассчитала время – ровно в 10.30 подошла к телефону‑автомату рядом с прилавком бюро находок у выхода, назвала местному оператору нужный ей номер в Вашингтоне и опустила монетки. Раздался один гудок, затем женский голос ответил:
– Доброе утро. Посольство Израиля слушает.
– Ma echpat li? – спросила Эрика.
По‑английски эта фраза означает следующее: “Меня это волнует?” Она была взята с рекламного плаката, там изображена еврейская прачка, которая воздела руки к небу, то ли подчиняясь неизбежному, то ли выражая отвращение. Этот плакат висел на стене прямо над коммутатором в центре связи посольства. Телефонистка сразу же поняла, что этот вызов нужно переключить на коммутатор экстренной связи в цокольном помещении.
Миша Плетц, мужчина лет тридцати пяти с усами и редеющими волосами, шеф отдела материально‑технического снабжения Моссада на восточном побережье США, воткнул штекер в телефонное гнездо.
– Одну минутку, пожалуйста, – произнес он, включил измерительный прибор рядом со своим столом и взглянул на шкалу. Прибор измерял электрический потенциал на телефонной линии. Если бы линия прослушивалась, то возросший расход электричества заставил бы стрелку отклониться от нормального положения. Стрелка не отклонилась.
– Шалом, – произнес Плетц. Приятный, слегка хриплый женский голос медленно сказал:
– Не принимайте посторонних звонков. Четырнадцать‑тридцать.
Телефон резко звякнул, когда на другом конце провода положили трубку. Плетц отключил связь. Затем провел пальцем вдоль списка чисел и имен на стене слева от коммутатора. Вынув карточку с шифрами на этот день, он уставился на список чисел. Звонок прозвучал в 10.30. Рядом с этим числом он нашел имя агента, которому это время было отведено для экстренной связи. “Бернштейн, Эрика” – прочитал Плетц и нахмурился. За прошедшие со времени налета на квартиру Эрики тридцать шесть часов никто в посольстве не знал, где она и что с ней.
Рано утром прошедшего дня в посольство приезжала полиция. Объяснив, в чем дело, полицейские потребовали информацию об Эрике. С ними беседовал начальник отдела кадров, который изобразил на лице ужас, услышав об убийствах, и выразил полную готовность оказать всяческое содействие. Его помощь свелась к тому, что он вручил полиции папку с личным делом Эрики. Этот тщательно состряпанный документ служил прикрытием ее истинной деятельности в качестве полковника Моссада. Согласно этому документу Эрика Бернштейн была секретарем посольства. От себя он также добавил, что она довольно скрытная особа и у нее мало друзей. Он назвал их имена. Услышав довольно много, но в сущности ничего не узнав, полицейские уехали весьма разочарованными. Плетц решил, что они установят наблюдение за посольством на случай, если Эрика появится здесь, хотя прошлой ночью его информаторы докладывали ему, что расследование по необъяснимым причинам прекращено. С тех пор Плетц выжидал. Она должна была связаться с ним при первой возможности, но ее тридцатишестичасовое молчание свидетельствовало о том, что она, скорее всего, мертва.
Но она все‑таки вышла на связь. Правда, испытанное им облегчение быстро сменилось тревогой. Она сказала ему: “Не принимайте посторонних звонков”. Это было закодированным указанием прекратить всякое сотрудничество с иностранными разведывательными службами, включая и разведку США. Она также произнесла “четырнадцать‑тридцать”. Это было принятое у военных обозначение времени – два часа тридцать минут после полудня. Следовательно, она позвонит еще раз, скорее всего, из более безопасного места. Итак, еще четыре часа ожидания, а Плетц ненавидел ждать. Что же черт побери, происходит?
– Они будут держаться вместе, – сказал Элиот. – Они оба и эта женщина.
– Согласен, – откликнулся его помощник. – Если они будут держаться вместе, у них больше шансов выжить и использовать связи Эрики.
Соблюдая осторожность, Элиот старался как можно меньше времени оставаться в своем офисе. Он проводил много времени в теплице, чтобы отвлечься любимым занятием и не привлекать к себе излишнего внимания. Сейчас Элиот озабоченно разглядывал розу сорта “Американская красавица” – ее лепестки были слегка повреждены.
– Она, по всей вероятности, попробует связаться со своим посольством. Их система шифров слишком сложна” и мы вряд ли сумеем понять их переговоры.
Его помощник поочередно задержал взгляд на каждом из двух одинаково мускулистых телохранителей с квадратными лицами, которые дежурили у выходов из теплицы. Элиот мог бы выбрать себе охранников из штатного персонала. Вместо этого он приспособил эту парочку, которую его помощник раньше в глаза не видел, и называл их Кастор и Поллукс – никому непонятными криптонимами. Дом, прилегающая территория и улица также охранялись, но для этой цели помощник подбирал людей сам. Охрану своего святилища Элиот доверял только этим двоим, что вызывало удивление помощника.
– Но мы можем попробовать угадать, что она скажет сотрудникам посольства, – Рука Элиота слегка дрожала, когда он вносил химикаты для спасения розы. – Если бы я был на ее месте, мне бы понадобились наличные деньги и документы, удостоверяющие личность – паспорта, водительские удостоверения, кредитные карточки, желательно на разные имена. Израильтяне не пользуются помощью со стороны. Такую работу они делают в стенах посольства.
Помощник протянул Элиоту полотенце, чтобы он вытер руки.
– Поэтому они должны будут передать ей посылку” – сказал он.
Элиот поглядел на него с неожиданным одобрением:
– Прекрасно. Ты понял мою мысль. Организуй слежку за каждым, кто выходит из посольства.
– Нам понадобится много людей, – заметил помощник.
– В качестве предлога используй соглашение. Дай понять КГБ и другим агентурным сетям, что курьер посольства может привести их к Рему. Сообщи им, что мы вышли на след нарушителя.
В ответ помощник Элиота понимающе кивнул.
Элиот продолжал:
– Удивительно, как события выходят иногда из‑под контроля. Если бы Ромула убили в Атлантик‑Сити, то не возникло бы лишних проблем.
– Но Рем все равно бы нарушил соглашение.
– Он ничего не значит. Внимания заслуживает только Ромул. Фонд “Парадигма” необходимо было уничтожить. Президента нужно было убедить в том, что это дело рук израильтян. – Элиот нахмурился. Болезнь поразила еще один розовый куст. – После Колорадо, мы вычисляли, к кому из друзей они обратятся за помощью, но несмотря на то, что вычислили правильно, потерпели неудачу на квартире этой женщины. Мы каждый раз на шаг отстаем от них, а этого нельзя допустить. Я выбрал Сола для той операции потому, что пик его возможностей уже позади. Он как спортсмен, чья звезда уже закатилась. Я никогда не предполагал, что он…
– Способен вернуть себе утраченное? Элиот недовольно передернул плечами.
– То же самое с Крисом. Я был уверен, что он, зная Сола как никто другой, попытается отыскать его. Но после монастыря и особенно после того, что случилось в Бангкоке, я не мог себе представить, что он так живуч. Ситуация начинает выходить из‑под контроля. – Элиот нахмурился. – Если они узнают правду…
– А как они узнают?
– Две недели назад я бы не усомнился в том, что это им не удастся. Но если вспомнить, как им везло до сих пор… – Лицо Элиота исказилось. – Или, возможно, это нечто большее, чем простое везение.
– Если хочешь, ты уже завтра будешь в Израиле. – Плетц разговаривал с Эрикой из своего кабинета по телефону с блокировкой. – Там будешь в безопасности, а мы сами со всем этим разберемся.
– Я не могу этого сделать. – Низкий хрипловатый голос Эрики звучал озабоченно. – Не могу бросить Криса и Сола.
– Мы не в силах защитить твоих друзей. Если только другие спецслужбы узнают, что мы помогаем кому‑то, кто нарушил соглашение…
– Дело не в этом. Да, они мои друзья, но они замешаны в чем‑то еще, кроме соглашения. И это так важно, что было решено без малейших колебаний пожертвовать моей жизнью для того, чтобы убрать Криса и Сола. Я должна раскрыть все до конца. Скажу тебе почему – все это как‑то связано с Моссадом.
Плетц напрягся.
– Каким образом? Ты ведь понимаешь, что не мы пытались тебя убить.
– Кто‑то хочет, чтобы все выглядело так, будто это ваших рук дело.
– Но это полная бессмыслица! Кому и зачем это нужно?
– Это я и хочу узнать. Я не могу больше разговаривать. Я боюсь, что этот звонок могут засечь. Достаньте мне удостоверяющие личность документы – водительские удостоверения, кредитные карточки. И еще кое‑что.
– Я понял – деньги.
– Кое‑что более важное.
– Что именно? – поинтересовался Плетц. Услышав ответ Эрики, он в изумлении раскрыл рот.
Когда хорошо одетый мужчина вышел из посольства с портфелем в руках, жмурясь от яркого солнца, он прекрасно знал, что за ним будут следить.
В течение всего дня служба безопасности посольства сообщала о необычном оживлении слежки. Следили за всеми, кто покидал здание, и за теми, кто выходил пешком, и за уезжавшими на любом виде транспорта. В свою очередь, служба безопасности, работавшая рука об руку с Плетцем, устроила так, чтобы как можно больше курьеров покидало здание. При такой необычной активности этот курьер получил прекрасный шанс успешно завершить свою миссию.
Сперва он остановился у книжного прилавка и купил новый роман Стивена Кинга. Затем, пройдя еще один квартал, заглянул в кошерный магазин Сильверштейна. Там он купил мацу и паштет из куриной печени. Затем зашел в магазин, где продавали спиртное, и купил белого вина. Пройдя еще один квартал, он добрался до многоэтажного здания, в котором жил, и вскоре попал в объятия своей подружки. Его портфель заменили точно таким же в магазине кошерной пищи. Бакалейщик тут же спрятал первый портфель, предварительно вынув из него какой‑то сверток.
Упакованный в оберточную бумагу с надписью “копченый лосось” сверток теперь лежал на дне большой картонной коробки, прикрытый сверху упаковками с кошерным мясом и банками с консервированными деликатесами.
Жена бакалейщика осталась приглядывать в магазине, а сам Сильверштейн понес коробку к своему грузовику для перевозки продуктов” стоявшему на улице. Загрузив туда еще несколько коробок, он отправился через весь город к “Маррен Голд” – поставщикам продуктов на дом.