<v>Тут надо не скулить, а действовать! _ _Вольтер_ _,</v>
<v>Нам помоги! Сюда, _ _Дантон_ _ и _ _Робеспьер_ _!</v>
<v>Вы жили на земле, во всём подобны людям!</v>
<v>Так к богу ж дьявола! Чертями сами будем.</v>
<v>Бессилен навсегда мифический синклит;</v>
<v>Тысячелетний жар трусов не накалит;</v>
<v>Воспрянь, _ _Марат_ _! Людьми ведь были мы когда-то;</v>
<v>Так изберём вождём мы своего же брата!</v>
<v>Мифическим лицом был, есть и будет бес;</v>
<v>И он нам лютый враг, как всякий сын небес.</v>
<v>К победе же, вперёд!» – И, дико завывая,</v>
<v>Из ада понеслась кощунственная стая.</v>
<v>Толпу мятежников сам _ _Гегель_ _ возглавляет,</v>
<v>_ _Вольтер_ _ над головой дубиной потрясает,</v>
<v>_ _Дантон_ _ безумствует, и _ _Эдельман_ _ орёт;</v>
<v>_ _Наполеон_ _, как встарь, командует «Вперёд!»</v>
<v>_ _Марат_ _, двух адских чад схватив рукою каждой,</v>
<v>Зубами щёлкает, томим кровавой жаждой,</v>
<v>Несётся _ _Робеспьер_ _, глаза его горят, –</v>
<v>О горе! Изрыгнул уродов этих ад.</v>
<v>И с рёвом дикая орда свой лёт снижает</v>
<v>Туда, где _ _Бауэра брат Бёйтель_ _ охраняет.</v>
<v>_ _Брат Бёйтель_ _ в ужасе, ослица слёзы льёт:</v>
<v>«Погибли мы, господь! вот-вот наш час пробьёт!»</v>
<v>Тут в _ _Бёйтеля_ _ впилась стрела _ _Марата_ _-зверя,</v>
<v>Он наземь надает и видит в небо двери.</v>
<v>Уж _ _Гегель Бауэра_ _ целует, говоря:</v>
<v>«Да, ты постиг меня! Мой сын, я жил не зря!»</v>
<v>Он узы снял с него. Несётся вопль оравы:</v>
<v>«Будь, _ _Бауэр_ _, нам вождём! Веди нас в бой кровавый!</v>
<v>Отставлен сатана, его нам замени!»</v>
<v>И с рёвом кинулись на набожных они.</v>
|
|
<v>Увы! В святых рядах всё множатся потери;</v>
<v>А _ _Бёйтель_ _, как всегда: он видит в небо двери.</v>
<v>Ослица на небо несёт святую плоть,</v>
<v>Какое чудо ты содеял, о господь!</v>
<v>Ты взял его живым, как _ _Илию-пророка_ _,</v>
<v>И сокрушил навек все замыслы порока.</v>
<v>Вослед за _ _Бёйтелем_ _ и весь господний стан</v>
<v>В лазурь возносится, блаженством обуян.</v>
<v>Но – ах! – нет отдыха мужам святым и там; –</v>
<v>«Свободные» летят за ними по пятам;</v>
<v>Сменились ужасом блаженство и отрада;</v>
<v>На небо ворвалось, крича, исчадье ада. –</v>
</stanza>
<stanza>
<v>Тем временем в аду, осиротевшем вдруг,</v>
<v>Лишившемся своих наивернейших слуг,</v>
<v>Лукавый бес стоял в немом оцепененьи</v>
<v>И на порог глядел, где в диком исступленьи</v>
<v>Отряд мятежников пронёсся и исчез.</v>
<v>Но вот, придя в себя, воскликнул злобно бес:</v>
<v>«Так, поделом же мне! Я гнусно предан теми,</v>
<v>В которых сам, глупец, взрастил безбожья семя!</v>
<v>Вдохнув свободы жар „Свободным“ этим в грудь,</v>
<v>К свободе от меня я указал им путь.</v>
<v>С народом этим я связался ведь напрасно;</v>
<v>К свободе без границ они стремятся страстно.</v>
<v>Свободные ничто святым не признают;</v>
<v>Но ведь в конце концов и мне тогда капут.</v>
<v>Против себя иду, борясь с владыкой вышним;</v>
<v>Я только миф для них и признаюсь излишним.</v>
<v>Скорей же в небеса! Я к богу полечу</v>
<v>И с ним святой союз навеки заключу».</v>
|
|
<v>Он воспаряет вверх и, пав пред троном бога:</v>
<v>«О, не карай меня, – он молит, – слишком строго!</v>
<v>Отныне я – твой друг». И рёк господь благой:</v>
<v>«Откладываю суд, о дьявол, над тобой!</v>
<v>Иди и смой грехи в крови оравы злобной;</v>
<v>Когда придёшь назад, поговорим подробно».</v>
</stanza>
<stanza>
<v>Лукавый радостно пускается в полёт</v>
<v>И бой неслыханный в разгаре застаёт.</v>
<v>Увы, хоть к набожным пришла с небес подмога,</v>
<v>Они окружены хулителями бога.</v>
<v>Несётся _ _Бауэр_ _ вскачь с одной звезды к другой</v>
<v>И машет в воздухе, как молотом, «Трубой».</v>
<v>Навстречу выступил весь ряд евангелистов;</v>
<v>Но власти нет у них над князем атеистов.</v>
<v>Что для него твой рог, о вол _ _Луки_ _! Твой рык,</v>
<v>Лев _ _Марка_ _. Он и вас разить «Трубой» готов.</v>
<v>Вслед _ _Гегель_ _ с яростным упорством наступает</v>
<v>И крылья ангелам огнём своим сжигает.</v>
<v>_ _Вольтер_ _ дубиною грозит, оскалив рот;</v>
<v>Собор святых отцов безбожный _ _Руге_ _ бьёт;</v>
<v>Вот _ _Бауэр_ _, налету схватив звезду, с размаху</v>
<v>Метнул её в врага, бегущего со страху.</v>
<v>Глядите! Сатана лежит, сражён «Трубой»;</v>
<v>Архангел _ _Михаил_ _ готов трубить отбой;</v>
<v>Вот _ _Гегель_ _ Сириус схватил с отвагой пылкой</v>
<v>И _ _Хенгстенберга_ _ им ударил по затылку.</v>
<v>Испуганно пища, хор ангельский в разброд</v>
<v>По небу, среди туч, несётся взад, вперёд.</v>
<v>Пред трирским чудищем крест держит ангел божий,</v>
|
|
<v>Но тот кулак свой сжал, на монолит похожий.</v>
<v>Вот ангелов сама Мария звать идёт</v>
<v>Исполнить ратный долг: «На Бауэра вперёд!</v>
<v>Должны мы отомстить безбожному уроду</v>
<v>За то, что он хотел постичь мою природу».</v>
<v>Но тщетны все мольбы, напрасен нежный взор, –</v>
<v>Безбожных воинов стремителен напор;</v>
<v>Они уж близятся к священному порогу,</v>
<v>Уж верным всё трудней им заградить дорогу,</v>
<v>Уже ослица лбом столкнулась со звездой,</v>
<v>И _ _Бёйтель_ _ в ужасе летит вниз головой,</v>
<v>Уж _ _Бауэр_ _ подскочил, грозя «Трубой» навеки</v>
<v>Свет жизни потушить в сем божьем человеке,</v>
<v>Уж ярый _ _Руге Льва_ _ за шиворот поймал</v>
<v>И в рот ему суёт страницы из Аннал, –</v>
<v>Как вдруг – о чудо! – лист сияньем окружённый,</v>
<v>С небес спускается, и _ _Бауэр_ _, поражённый</v>
<v>Внезапным ужасом, глядит на этот лист,</v>
<v>Глядит и весь дрожит, проклятый атеист.</v>
<v>Нерукотворный лист спускается всё ниже,</v>
<v>У _ _Бауэра_ _ на лбу пот выступил. Гляди же!</v>
<v>Он поднял лист, прочёл и шепчет, сам не свой:</v>
<v>«В отставку!» Злая рать, услышав это, вой</v>
<v>Безумный подняла и с криками «В отставку!»</v>
<v>Вниз понеслась стремглав, создав на небе давку.</v>
<v>Святые празднуют победу из побед;</v>
<v>Бегут «Свободные», им ангелы вослед.</v>
<v>На землю падают злодеи без дыханья…</v>
<v>Того, кто сеет зло, не минет наказанье!</v>
</stanza>
</poem>
<cite>
<subtitle>• • •</subtitle>
<p>_ _Написано Ф. Энгельсом в июне – июле 1842 г._ _</p>
<p>_ _Напечатано в виде отдельной брошюры в Неймюнстере под Цюрихом в декабре 1842 г._ _</p>
<p>_ _Печатается по тексту брошюры_ _</p>
<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>
</cite>
</section>
<section>
<title>
<p>Северогерманский и южногерманский</p>
<p>либерализм</p>
</title>
<p><a l:href="#c_163"><sup>{163}</sup></a></p>
<p>_ _Берлин_ _, март. Ещё не так давно юг нашего отечества слыл единственной его частью, способной на решительный политический образ мыслей; Баден, Вюртемберг и Рейнская Бавария были, казалось, теми тремя единственными алтарями, где могло бы возгореться пламя единственно достойного, независимого патриотизма. Север, казалось, погрузился в состояние вялого безразличия, и если не раболепия, то всё же дряблой и безнадёжной расслабленности. В ней он искал отдыха от действительно великого и необычного напряжения освободительных войн, в которых юг никакого участия не принимал. Казалось, север удовлетворился своим деянием и теперь претендовал на некоторый покой, так что юг уже начал глядеть на него сверху вниз, обличать его безразличие, насмехаться над его терпением. События в Ганновере<a l:href="#c_164"><sup>{164}</sup></a> были опять-таки в полной мере использованы югом для оправдания своего высокомерного отношения к северу. В то время как север внешне держался более спокойно, более бездеятельно, юг торжествовал, кичился своей развивавшейся парламентской жизнью, своими речами в палатах, своей оппозицией, которая должна-де служить поддержкой северу, тогда как сам юг мог обеспечить своё существование и без содействия севера.</p>
<p>Всё это переменилось. Движение на юге заглохло, зубцы колёс, которые раньше так крепко сцеплялись между собой и поддерживали вращение, постепенно стёрлись и потеряли нужное сцепление, уста замолкают одни за другими, и молодое поколение не имеет охоты идти по стопам своих предшественников. Напротив, север, хотя внешние обстоятельства ему далеко не столь благоприятствуют, как югу, хотя трибуна там, где она не совсем отсутствует, никогда не могла получить такого значения, как в южной Германии, – север, тем не менее, за последние несколько лет обнаружил такой запас настоящей, политической зрелости, стойкой, живой энергии, таланта и публицистической деятельности, каких юг не обнаруживал даже в лучшую пору своего расцвета. К тому же северогерманский либерализм обладает, бесспорно, более высокой степенью развития и разносторонности, более прочной как исторической, так и национальной основой, чем того могло когда-либо достичь свободомыслие юга. В этом отношении север далеко опередил юг. Отчего же это произошло? История обоих течений разрешает вопрос самым убедительным образом.</p>
<p>Когда с 1830 г. во всей Европе стала пробуждаться политическая мысль, когда государственные интересы стали выдвигаться на первый план, из событий и волнений этого года, в результате их столкновений с вновь оживающими мечтами тевтономанов, развился новый продукт – южногерманский либерализм. Порождённый непосредственной практикой, южногерманский либерализм остался ей верен и в области своей теории примкнул к ней. Но практика, на основе которой он построил себе теорию, состояла, как известно, из многих наслоений французской, германской, английской, испанской практики и т.д. Отсюда получилось, что и теория, подлинное содержание этого направления, целиком вылилась в нечто всеобщее, неопределённое, туманное, что она не была ни германской, ни французской, ни национальной и никак не космополитической, но именно абстрактной и половинчатой. Ставили себе общую цель, законную свободу, но для достижения имелись обычно два прямо противоположных средства. Так, для Германии хотели конституционных гарантий и, чтобы добиться этого, предлагали сегодня бòльшую независимость князей от Союзного сейма, завтра бòльшую зависимость, но рядом с Союзным сеймом – народную палату, – два средства, из которых при существующих условиях одно было так же непрактично, как другое. Сегодня для достижения великой цели желали большего единства Германии, завтра – большей независимости мелких князей от Пруссии и Австрии. Таким образом, при полном единодушии относительно цели и при постоянных разногласиях относительно средств правительство вскоре одержало верх над значительно более могущественной партией, которая слишком поздно убедилась в своём неразумии. К тому же, сила её коренилась в мгновенной вспышке, в отражённом действии чисто внешнего события, июльской революции, и когда последняя утихла, то должна была захиреть и партия.</p>
<p>В это время в северной Германии всё было гораздо спокойнее и на вид более бездеятельно. Лишь _ _один_ _ человек излучал тогда весь жар своей жизненной силы в живом пламени, и он имел больше значения, чем все южногерманцы, взятые вместе, – я имею в виду _ _Бёрне_ _. В Бёрне, который со всей энергией своего характера поднялся над их половинчатостью, эта односторонность в результате внутренней борьбы полностью сама себя преодолела. Теория у него пробилась на свет из практики и раскрылась как прекраснейший её цветок. Так он решительно стал на точку зрения северогерманского либерализма и явился его предтечей и пророком.</p>
<p>Это направление, господство которого в Германии сейчас неоспоримо, уже приобрело в своей основе более полное содержание и обеспечило себе более продолжительное существование. Оно заранее связало свою судьбу не с единичным фактом, но со всей мировой историей, и в особенности с германской. Источником его возникновения был не Париж, оно зародилось в сердце Германии; это была новейшая германская философия. Отсюда и происходит то, что северогерманский либерал отличается решительной последовательностью, определённостью в своих требованиях и точным согласованием средств и цели, к чему до сих пор южногерманский либерал тщетно стремился. Отсюда и происходит то, что его образ мыслей является необходимым продуктом национальных стремлений и потому сам является национальным, что он хочет видеть Германию занимающей одинаково достойное положение как внутри, так и вовне, и не может впасть в комическую дилемму, следует ли быть сначала либералом, а потом немцем, или сначала немцем, а потом либералом. Поэтому он и сознаёт себя одинаково обезопасенным от односторонностей той или другой партии и свободен от хитроумных тонкостей и софистики, к которым эти партии были приведены своими собственными внутренними противоречиями. Поэтому он может начать такую решительную, такую живую, такую успешную борьбу против всей и всяческой реакции, какая никогда не будет по силам южногерманскому либерализму, и потому за ним в конце концов обеспечена победа.</p>
<p>Однако не следует считать южногерманский либерализм потерянным передовым постом, неудавшимся экспериментом; мы с его помощью добились результатов, которыми, поистине, нельзя пренебречь. Прежде всего, именно он заложил основание германской оппозиции и, таким образом, сделал возможным появление в Германии политического образа мыслей и пробудил парламентскую жизнь, он не дал захиреть и погибнуть семени, таившемуся в германских конституциях, и извлёк из июльской революции ту пользу, которую можно было из неё извлечь для Германии. Он шёл от практики к теории и этим путём не пробился к цели; так начнём же с другого конца и попытаемся, отправляясь от теории, проникнуть в практику, – и, как хотите, я готов побиться об заклад, что мы таким образом, в конце концов, двинемся вперёд.</p>
<cite>
<subtitle>• • •</subtitle>
<p>_ _Написано Ф. Энгельсом в марте 1842 г._ _</p>
<p>_ _Напечатано в «Rheinische Zeitung» № 102, 12 апреля 1842 г._ _</p>
<p>_ _Печатается по тексту газеты_ _</p>
<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>
</cite>
</section>
<section>
<title>
<p>Полемика против Лео</p>
</title>
<p><a l:href="#c_165"><sup>{165}</sup></a></p>
<p>_ _Из Газенгейде_ _, май. То, чего не могла, согласно просвещённому мнению «Literarische Zeitung», осилить гегелевская философия, а именно построить на основе своих принципов систему естественных наук, берётся теперь разрешить со своей точки зрения и с великолепным успехом «Evangelische Kirchenzeitung». Помещённая в последнем номере этой газеты за подписью Г.Л. (Лео) статья по поводу одного сочинения проф. Лёйпольдта из Эрлангена развивает _ _программу полнейшей революции в медицине_ _, все последствия которой в настоящее время невозможно даже предвидеть. Как всегда, Лео и здесь начинает с гегелингов, хотя прямо и не называет их; он говорит о пантеистическом, языческом направлении, которое овладело новейшим естествознанием, о «философском ощупывании природы и увлечении утончёнными системами», бичует анатомическую точку зрения, которая позволяет лечить лишь отдельного больного, а не сразу целые поколения и народы, и наконец, приходит к выводу,</p>
<cite>
<p>«что болезнь есть наказание за грехи, что поколения, связанные родством, совокупно страдают за свои грехи не только в физическом отношении, но даже и в духовном, если только ниспосланная милостью божьей вера не разорвёт цепей этой кары. Раскаяние не освобождает отдельную личность от физической кары за совершённые ею грехи, так, например, оно не возвращает человеку носа, если он поплатился таковым за своё греховное распутство; точно так же в силу чисто естественных причин ещё и теперь у внуков бывает оскомина на зубах оттого, что деды их лакомились незрелым виноградом, а духовная кара не прекращает своего действия до тех пор, пока на помощь не приходит твёрдая вера. Как часто бывает, что человек, проведший всю свою жизнь в роскоши и грехах и при этом как будто счастливо окончивший жизнь, оставляет сыну и внуку зародыши разрушающих нервы болезней, которые бурно развиваются у них до тех пор, пока правнук, в душе которого ни единое слово благодати не нашло плодотворной почвы, в состоянии крайнего угнетения, в результате последствий половых болезней, хватается в отчаянии за бритву и, перерезая себе горло, выносит себе самому тот приговор, который заслужил виновник его страданий – прадед».</p>
</cite>
<p>Вне такого рассмотрения мировая история представлялась бы, дескать, вопиющей несправедливостью. – Далее Лео продолжает развивать свою мысль:</p>
<cite>
<p>«Обратившийся к вере безносый грешник должен видеть в своём уродстве лишь знак божественной справедливости и то, что для неверующего было карой, для верующего становится новым источником веры».</p>
</cite>
<p>С народами дело обстоит точно так же.</p>
<cite>
<p>«Духовные, как и телесные расстройства и болезни того или иного времени с известной точки зрения ещё и сегодня, как и во времена пророка, являются наказанием божьим».</p>
</cite>
<p>Таковы философские… я хотел сказать религиозные принципы, на основе которых Лео, достойный занять место рядом с Рингсейсом, создаёт свою новую медицинскую практику. Какая польза от всех мелочных хлопот об излечении отдельного человека или какой-нибудь отдельной части его тела? Лечить надо сразу целые семьи, целые народы! Если у деда лихорадка, то вся семья, сыновья, дочери, внуки с жёнами и детьми должны глотать хинин! Если король болен воспалением лёгких, то каждая провинция должна послать своих депутатов для кровопускания или же из предосторожности лучше пускать кровь сразу всему населению в столько-то и столько-то миллионов по одной унции крови с человека! А каких только выводов нельзя извлечь отсюда для санитарной полиции! Никто не может быть допущен к вступлению в брак без врачебного удостоверения в том, что он сам здоров и что его предки, вплоть до прадеда, обладали нормальным телосложением, а также без свидетельства от пастора, что как он, так и его предки, вплоть до прадеда, всегда стремились вести христианский, благочестивый и добродетельный образ жизни, дабы, как говорит Лео, «грехи отцов не пали на детей вплоть до третьего и четвёртого колена!» Поэтому положение врача является</p>
<cite>
<p>«страшно ответственным и ужасающим в своей двусмысленности, ибо он может быть в такой же мере посланником божьим для человека, которого он по возможности избавляет от расплаты за грехи предков, как и _ _слугой дьявола_ _, который стремится своей силой противодействовать каре божьей и уничтожить её действие».</p>
</cite>
<p>Снова выводы, полезные для государства! Предусмотренный для медиков философский курс должен быть отменён и на его место введён курс теологии. Экзаменующийся по медицине обязан представлять свидетельство о своём вероисповедании, а практику медиков-евреев необходимо если не запретить вовсе, то во всяком случае ограничить кругом их единоверцев. Лео продолжает:</p>
<cite>
<p>«Больной, как и преступник, священен, святая длань господня покоится на нём – кто может излечить, да излечит! Но да не убоится он раскалённой стали, режущего железа и мучительного голода, когда лишь они одни могут помочь выздоровлению. Слабая помощь вредна в медицине, равно как и в гражданском общежитии».</p>
</cite>
<p>Будем же теперь смелее резать и жечь! Там, где раньше применялась жалкая трепанация, поможем теперь простым отсечением головы; если обнаружен порок сердца – обычное наказание за любовные грехи, совершённые матерью больного, – и если кровь слишком сильно приливает к сердцу, мы откроем ей выход ударом ножа в сердце; у кого рак желудка, у того мы вырежем весь желудок. Старый доктор Эйзенбарт, о котором поётся в народе, оказывается, был вовсе не так уж плох – он был просто не понят современниками. Точно так же, заключает Лео, обстоит дело с преступниками: подлежат наказанию не только они, но вместе с ними и весь народ; наказания же, налагаемые в наше вялое время, недостаточно сильны. Надо-де больше пытать и обезглавливать, иначе преступников станет больше, чем мест в работных домах. Совершенно верно! Если один человек совершает убийство, то вся его семья должна быть истреблена, а каждый житель его родного города должен получить по меньшей мере двадцать пять палочных ударов за соучастие в этом убийстве; если один брат предаётся незаконной любви, то все его братья должны за это вместе с ним подвергнуться кастрации. Усиление наказания приносит только пользу. С тех пор как отсечение головы, как мы убедились выше, больше не является наказанием, а лишь медицинской ампутацией для спасения тела, этот вид смертной казни должен быть вычеркнут из кодексов уголовного права и заменён колесованием, четвертованием, сажанием на кол, сжиганием, терзанием раскалёнными щипцами и т.п.</p>
<p>Таким образом, Лео противопоставил впавшим в язычество медицине и юриспруденции – христианские медицину и юриспруденцию, которые, без сомнения, вскоре получат всеобщее распространение. Известно, что на основе тех же принципов он ввёл христианство в историю и, например, объявил гегелингов, которых он считает потомками французских революционеров, ответственными за кровь, пролитую в Париже, Лионе и Нанте, и даже за действия Наполеона. Я упоминаю здесь об этом только для того, чтобы отметить похвальную разносторонность сего неутомимого мужа. Как говорят, в ближайшее время ожидается выход в свет его немецкой грамматики, основанной на принципах христианства.</p>
<cite>
<subtitle>• • •</subtitle>
<p>_ _Написано Ф. Энгельсом в мае 1842 г._ _</p>
<p>_ _Напечатано в «Rheinische Zeitung» № 161, 10 июня 1842 г._ _</p>
<p>_ _Печатается по тексту газеты_ _</p>
<p>_ _Перевод с немецкого_ _</p>
</cite>
</section>
<section>
<title>
<p>Прекращение «Kriminalistische Zeitung»</p>
</title>
<p><a l:href="#c_166"><sup>{166}</sup></a></p>
<p>Берлин, 25 июня. Здешняя «Kriminalistische Zeitung» с 1 июля «временно прекращает выходить». Значит её тирады против суда присяжных всё же не нашли желаемого одобрения у публики. «Kriminalistische Zeitung» была газетой «juste-milieu»<a l:href="#n_247" type="note">[247]</a> в юридической области. Она хотела публичности и гласности, но, боже упаси, – никаких присяжных. К счастью, у нас всё более и более убеждаются в половинчатости такой позиции, и число сторонников суда присяжных возрастает с каждым днём. «Kriminalistische Zeitung» выдвинула принцип: ни одна отрасль исполнительной власти не должна быть передана непосредственно в руки народа, следовательно и должность судьи. Это было бы, конечно, совсем не плохо, если бы судебная власть не представляла собой нечто совершенно иное чем исполнительная. Во всех государствах, где разделение властей действительно осуществлено, судебная и исполнительная власть совершенно независимы друг от друга. Так обстоит дело во Франции, Англии и Америке; смешение этих двух властей приводит к самой безнадёжной путанице, и конечным результатом подобного смешения было бы объединение в одном лице начальника полиции, следователя и судьи. Однако то, что судебная власть является непосредственной принадлежностью нации, осуществляющей эту власть через своих присяжных, – давно явствует не только из самого принципа, но и из истории. О преимуществах и гарантиях, которые даёт суд присяжных, я вовсе не буду упоминать – терять здесь хотя бы ещё одно слово было бы совершенно излишне. Но на свете существуют закоренелые юристы, буквоеды, девиз которых: fiat justitia, pereat mundus!<a l:href="#n_248" type="note">[248]</a> Им, конечно, не по душе свободный суд присяжных. Ведь из-за него не только они сами лишились бы судебных должностей, но подверглась бы опасности святая буква закона, мёртвое, абстрактное право. А оно ни в коем случае не должно погибнуть, ведь оно – их палладиум. Поэтому-то эти господа и кричат караул, когда во Франции или в Англии присяжные, невзирая на то, что обстоятельства дела подтверждаются свидетелями и признанием подсудимого, оправдывают какого-нибудь несчастного пролетария, который в порыве голодного отчаяния украл на грош хлеба. В таких случаях они торжествующе восклицают: смотрите, вот каковы последствия суда присяжных, – подорвана безопасность собственности и самой жизни, утверждено беззаконие, открыто провозглашаются преступление и революция! – Мы надеемся, что в ближайшее время «Kriminalistische Zeitung» не начнёт снова «временно» выходить.</p>