Предлагаю дать в сноске, что Сопричастность и взаимосвязанность в данном случае одно и то же. В английском одно слово. Катрин.
Наши трудности, которые мы сами себе создаем, часто проистекают из надежд на технологические инновации. Можем ли мы позволить себе иллюзорные надежды на сохранение потребительского образа жизни и, даже, на удовлетворение постоянно растущих потребностей за счет новых многообещающих технологий? Предвидимые технические возможности не способны обеспечить комфорт «как у праздного класса» для огромного большинства людей на Земле, где бы они ни жили.
Но, как отметил столетие назад Торстейн Веблен, стиль жизни праздного класса и есть именно то, чего мы желаем. Что нам нужно, так это изменить наше представление о благополучии. И вот тут на помощь приходит культура. Культура – это все, что мы знаем, не осознавая этого знания. Культура отрицает разобщенность, она основана на сопричастности и выходит за рамки нашего сознательного мышления, охватывая все наши возможности. В основе культуры лежат наши страхи, желания и табу, а также способы, которыми мы коллективно научились справляться с ними. Необходимо включить в нее еще и способ их изменять. Культура определяет рамки интерпретаций, с помощью которых мы осмысливаем наше восприятие реальности, и то, как мы ведем себя, когда нуждаемся в пище, крове, отношениях и любви. Те преобразования, которые мы задумываем для достижения желаемого будущего, не могут не быть связанными с культурой.
Разграничение (separation) занимало центральное место в интеллектуальной и культурной истории последних столетий, по крайней мере, в западном мире. Оно было фундаментальным элементом научной революции 17 и 18 веков. Разграничение разума и материи (дуализм) как средство обеспечения объективности, разграничение разума и эмоций, дробление (деление) сложных систем на части (редукционизм), общество как совокупность отдельных индивидов, и так далее. Саморазвивающийся процесс заставил восприятие различия (я отличаюсь от вас и других живых существ и неодушевленных предметов) развиться (превратиться) в концепцию выделения себя из массы (я - независимый индивид), приведшую в итоге к иллюзии обособленности (самодостаточности): мне не нужно заботиться о том, что происходит с вами и другими.
Утверждение такой концепции имело множество последствий. В какой-то момент она могла быть полезной для производства новых знаний, хотя ограничения механистической парадигмы в физике уже стали очевидными и привели к развитию новых подходов, основанных на взаимосвязанности, а не на разграничении. Эта парадигма также породила одержимость определением четких границ (между людьми, аспектами жизни, странами, и так далее).
Не вызывает удивления, что понятию конкуренции было придано чрезмерное значение как в социальной жизни, так и в понимании эволюции. Возможно, это также породило глубокое беспокойство от нашего неизбывного одиночества в мире обособленных личностей, соперничающих друг с другом за скудные ресурсы, из-за чего наши страхи заставляют нас стремиться наращивать свою эффективность и делать накопления.
Ощущение скудности ресурсов в сочетании с обещанием материального изобилия для высокоэффективных индивидуумов – это действительно шизофреническая комбинация, сконцентрировавшая на себе все внимание общества. Наши навязчивые мысли о нужде произрастают из ранимости одиноких душ. Технологические инновации едва ли в этом что-то изменили: напротив, выработанные в культуре разобщения, они способствовали разрушению социальной ткани и создали еще большее неравенство, дегуманизацию и увеличили дистанцию между искусственным накоплением финансовых богатств, с одной стороны, и социальными и биофизическими реалиями – с другой.
Возможны иные парадигмы культуры. В кибернетической перспективе реальности разделение не играет значимой роли. Связь причин и следствий не линейна, действия запускают цепочки причин и следствий, процессы с обратными связями*, ожидаемыми или нет, положительными или отрицательными. Это порождает каскады вопросов, ответы на которые приводят к новым вопросам, и так далее.
* В широком смысле обратная связь — воздействие результатов функционирования некоторой системы на характер этого функционирования.
В африканских и других традиционных культурах, которыми пренебрегает так называемое цивилизованное общество, центральное место также отводится аспектам взаимосвязанности людей, примером чему служит концепция Убунту (Ubuntu) https://www.bez-granic.ru/main/voprosyoglavnom/ubuntu.html и многие другие. Запад ошибочно интерпретировал акцент на родственных связях/сопричастности (relatedness) как доминирование коллектива над личностью. Это одно из наших самых больших заблуждений: мы забываем, что именно взаимосвязи, сотрудничество и солидарность являются основой, дарующей нам, как индивидуумам, силы и свободу.
Даже официальная наука сегодня признает древнюю мудрость, что здоровая и хорошая жизнь зависит от качества наших взаимоотношений. Это открывает перспективы для нового понимания благополучия. Нам необходимо организовать себя таким образом, чтобы, в первую очередь, заботиться о главном, а не о четвертой или пятой производной от менее значимых тем, которые обычно поглощают почти все наше внимание. Этот акцент на взаимоотношениях способен дать ощущение изобилия, несмотря на скудость материальной стороны (которое, опять же, все еще живо во многих африканских культурах). Вот почему "Нет пределов обучению» " так хорошо отвечает на вызов, обозначенный в " Пределах роста ". Мир материальной скромности вполне может быть здоровым миром буйного творчества, движимого безграничными возможностями, открывающимися во взаимоотношениях с природой. Это тот культурный сдвиг, который нам необходим.
Нам необходимо понять, почему концепция разграничения оказалась столь результативной в формировании нашей культуры. Рассмотрение этого вопроса выходит за рамки этого доклада, но, отчасти, ответ на него кроется в существовании положительных обратных связей. Разграничение узаконивает эксплуатацию (людей, животных, природных ресурсов), а выгоды от эксплуатации узаконивают отчуждение в сознании эксплуататора, в то время как негативные последствия могут классифицироваться как "побочный" ущерб. В нашем обществе большинство правил сегодня обеспечивают защиту частных, индивидуальных интересов. В этих условиях трудно представить, как какие-либо альтернативы, основанные на сопричастности (relatedness) ради общего блага, могут стать успешными. Именно здесь в дело вступают ценности.
Ценность – неоднозначное слово. Когда мы говорим о личных, этических и эстетических ценностях, оно обозначает то, чем мы больше всего дорожим. Но тем же словом мы обозначаем механизм, определяющий распределение социальной энергии (богатства) и власти. Эта двойственность полна смысла – если ценности вступают в противоречие, экономическая ценность начинает доминировать. Создание экономической ценности обычно воспринимают как должное, как будто оно вытекает из законов физики, и не задаются вопросом об ее истоках – культурных и социальных. В то время как экономические процессы и создание финансовых ценностей все больше отрываются от социальных и биофизических реалий, мы должны вспомнить, что все ценности определяются нашими страхами, желаниями и табу. Мы не научимся новому, не пересмотрев основания для самооценки. А они не изменятся, если мы не переопределим – что мы считаем ценностями. А смена системы ценностей требует изменения культуры.
“What we all need at this point in human evolution is to learn what it takes to learn what we should learn - and learn it.”
Что нам всем необходимо на данном этапе эволюции человечества - это понять, что нам надо узнать, чтобы научиться тому, чему нам следует научиться, - и научиться этому".
Аурелио Печчеи, в книге "Нет пределов обучению" (1979).
МИССИЯ РИМСКОГО КЛУБА
Римский клуб с самого начала выступил на за? границу неизведанного, дерзнув рассматривать будущее человечества в его глобальной, целостной и долгосрочной перспективе. И он сделал это, используя самые передовые инструменты системного анализа для исследования и обучения. Теперь нам необходимо подвергнуть исследованию самих себя. Каким образом мы можем быть наиболее эффективными, чтобы обучать общество во имя выполнения миссии, изложенной Аурелио Печчеи так давно? Что значит быть сегодня в авангарде системного мышления? Как мы можем учесть влияние времени и масштабов на обоснованность наших собственных рамок?
Несмотря на ряд попыток, в последние десятилетия комплексное/системное мышление не стало широко распространенным в обществе. Ни управленцы, ни политики не стремятся к пониманию его важности. Корпорации оказались более гибкими при обновлении своих систем обучения персонала. Это позволило им внедрить больше идей и инструментов системного мышления и чувствовать себя более комфортно при столкновении со сложностью окружающего мира. Однако большинство корпораций руководствуются всё подчиняющей себе целью максимизации финансовой прибыли для акционеров и менеджеров высшего звена. Они могут быть эффективны в обучении наилучшими возможными способами, но только в этих рамках. В какой-то момент это препятствует дальнейшему пониманию конечных последствий того, чему они учатся, и в частности того, каким может быть их вклад в общественное благо. Такие результаты – вовсе не то, на что изначально рассчитывал Римский клуб. В целом, как отметил Деннис Медоуз на нашей ежегодной конференции в Берлине в 2016 году, похоже, что мы не понимали, как происходит (или не происходит) обучение общества и как оно оформляется, поощряется или тормозится культурой в различных контекстах и масштабах.
Сегодня, как никогда, мы нуждаемся в средствах для осмысления нашего мира, и, как ни удивительно, эта миссия стала еще сложнее в эпоху цифровых технологий и переизбытка информации. Существует большой и процветающий сектор производства убеждений. Фальшивые новости и манипуляции через социальные сети – это лишь самое последнее проявление гораздо более масштабного явления, а именно массового, широкомасштабного конструирования восприятия реальности с помощью маркетинговых дискурсов. Выделять то, что действительно ценно, становится всё труднее, поскольку в любом случае все выходит из моды почти мгновенно. Как следствие, слова лишаются своего значения (подумайте об «инновациях», «эффективности» или «свободе»), а благодаря массовой пропаганде всех видов растет разрыв между нашими системами интерпретации и социальной и биофизической реальностью. Осмысление становится все более затратным и трудным, что для любой системы является симптомом жесткости и, следовательно, хрупкости. Это препятствует новому обучению и исключает эксперименты с альтернативными взглядами, расстраивая работу системы и расчищая дорогу к ошибкам и краху, которые, как мы видим, уже происходят.
Первый шаг к более глубокому обучению заключается в укреплении функции осмысления (формирования смыслов). Римский клуб внес выдающийся вклад, опубликовав книги " Пределы роста " и " Нет пределов обучению ", подняв фундаментальные вопросы, на которые до сих пор нет ответа. Как хорошо описано в докладе "Come One. 2018", «Начнем же. 2018», миссия еще далека от завершения. Действительно, возродить надежду на будущее человечества сейчас важнее и сложнее, чем когда-либо. Обнадеживающая перспектива должна строиться на существенно иной основе и на осознании того, что культурные рамки являются существенной частью головоломки. Это также означает, что к нашей цели нет коротких путей. У нас может возникнуть искушение воспроизвести метод, использовавшийся Обществом Мон Пелерин (The Mont Pelerin Society) с конца 1940-х годов для продвижения так называемой "неолиберальной" повестки дня. Небольшая группа людей выступила с посланием, достаточно мощным, чтобы изменить дискурс и общественную повестку дня в Великобритании и США, а затем и в мире в целом. Интересно, что такой подход привел к отходу обеих стран от созданной ими же глобализации – явный признак краха концепции.
Почему мы не можем сделать то же самое для более благородных, на наш взгляд, целей? Потому что способ сообщения есть само сообщение (the medium is the message), как сказал бы Маршалл Маклюэн. Послание Мон Пелерин было сообразно принципам, приобретавшим тогда всё большую власть – принципам индивидуализма и разграничения. В центре внимания был экономический рост и частное присвоение его результатов под знаменем индивидуальной свободы, при игнорировании любых других аспектов нашей включенности в более широкую сеть жизни. Такой подход сообразен и директивной повестке, в которой экономические элиты продвигают своекорыстную политику, используя методы увещевания для завоевания легитимности. Эта попытка была успешной. Но мы просто не можем поступить так же, потому что наш подход глубоко гуманистичен, он отрицает разграничения. Мы не можем игнорировать ни один аспект человеческого опыта и жизни в целом, как проповедник Джон Донн. Предлагаемые нами подходы не являются сегодня доминирующими в обществе. Вот почему наши методы должны быть совершенно иными.
ОБУЧАЮЩЕЕСЯ ОБЩЕСТВО?
40 лет назад Аурелио Печчеи призвал нас исследовать три аспекта: 1)чему мы должны учиться 2)что нужно сделать, чтобы научиться этому 3)что есть обучение как таковое. При всех наших многословных рассуждениях о знаниях и инновациях, похоже, что человеческие общества не в состоянии ответить на этот вызов. И не потому, что нам не хватает информации или мы не способны её понять. Обучение есть нечто большее, чем приобретение знаний, оно предусматривает понимание последствий воплощения результатов в нашем индивидуальном и коллективном поведении.
С этой точки зрения, мы еще только учимся, продолжаем учиться, но недостаточно быстро (если вообще учимся) и с помощью общепринятых процедур. Среди прочих причин, непохоже, что элиты ощущают настоятельную необходимость развивать тот вид обучения, который нам нужен. А еще существуют различия между поколениями. Молодые люди, воспитанные в условиях более острой обеспокоенности от осознания глобальных проблем, похоже, способны лучше учиться тому, что мы не умеем.
Как мы могли бы лучше понять, чему нужно научиться? Не все знания эквивалентны, и обучение учиться - обязательное условие. Возьмем, к примеру, тему энергетического перехода. Мы, в основном, держимся за то, что усвоили давным-давно, по-прежнему давая один и тот же ответ (отказ от ископаемого топлива) на вопрос, контекст которого кардинально изменился. Как мудро объяснил один из членов Римского клуба профессор Уго Барди, сочетание загрязнения атмосферы парниковыми газами, приводящего к изменению климата, и истощения доступных запасов ископаемого топлива приведет к быстрому коллапсу, однако, инерция предложения прежнего решения, которое давало эффект в прошлом, все еще доминирует, даже учитывая изменение официального дискурса. На определенном этапе утвердившееся знание препятствует восприятию нового. Переход к возобновляемым источникам энергии кажется решением, новым уровнем обучения, достигнутым на основе выбора из имеющихся альтернатив без изменения вопроса. Однако в большинстве случаев этот новый ответ по-прежнему подразумевает, что высокий и постоянно растущий уровень потребления энергии необходим для благополучия человека. Если это так, то человечество в условиях ограниченной планеты обречено.
Новое понимание проблемы приходит, когда мы ставим вопрос по-другому: каким может быть самый наименьший уровень потребления энергии, чтобы обеспечивать всеобщее благополучие. Такой поворот приводит к выводу, что – на самом деле – уровень благополучия не зависит прямо от уровня потребления энергии или чего-то другого, для чего энергия, конечно, необходима, но не является ключевым условием? Тогда сама формулировка вопроса может полностью измениться, и – в результате – мы откроем, что главный фактор благополучия - качество наших взаимоотношений. Не следует ли нам заняться этим вопросом в первую очередь?
Почему мы не учимся? В двух словах, потому что для этого нам приходится расширять наше восприятие и его рамки, а это не самая приятная задача. У нас нет прямого и сознательного доступа к объективной реальности. Мы интерпретируем воспринятое в соответствии с нашими культурными рамками, исторически и социально сформированными и, чаще всего, неявными. Это неизбежно создает "слепые пятна" – области, в которых культурные ограничения не позволяют нам видеть те аспекты реальности, которые не соответствуют привычным интерпретациям. Новое обучение не может произойти, если мы упорно продолжаем проецировать наши рамки интерпретации далеко за пределы области и условий, в которых они были эффективны. Как и в приведенном выше примере про энергию, вопросы, способствующие получению нового знания, возникают тогда, когда выявляются "слепые пятна", показывающие, что, оставаясь в прежних границах, мы не можем получить нужный ответ. Они демонстрируют, что многие концепции, принимаемые нами по умолчанию, не имеют смысла, если взглянуть под иным углом.
Ярким примером может служить мнимая эффективность наших экономических процессов. На нее часто ссылаются как на факт или, по крайней мере, как на ожидаемое желаемое, но восприятие эффективности конструируется постфактум. Мы склонны определять как эффективное то, что выжило, просто потому, что оно выжило, хотя это всего лишь итог извлечения прибыли от успешного использования социально общепринятых правил конкуренции. Этот результат не имеет ничего общего с эффективностью в смысле максимизации благосостояния при минимальном воздействии на окружающую среду.
По крайней мере два аспекта делают сложившиеся системы взглядов непригодными с течением времени: само время, меняющее реальность, и этим высвечивающее условия, при которых они только и были эффективными, и масштабы, изменение которых обнаруживает слепые пятна. Нам приходится учиться не только потому, что ничто в жизни не статично, но и потому, что взгляды (знания), на которые мы опирались, никогда не были абсолютно правильными, даже в определенный период времени. Они были всего лишь эффективными, а теперь перестали быть таковыми. И они были эффективны лишь потому, что мы могли игнорировать их "побочные" последствия. Господство Запада в последние три столетия было эффективным, поскольку могло долгое время игнорировать ответную реакцию на угнетение колонизированных народов и разрушение природных экосистем. Именно это, в какой-то степени, объясняет метафора «полных» и «пустых» миров в докладе «Come On!». Но, конечно, для колонизированных обществ и экосистем последствия никогда не были побочными. В 1970-х и начале 1980-х годов Римский клуб ожидал, что человечество конструктивно отреагирует на вставшие перед ним угрозы, начав учиться новым и лучшим способам существования в мире. В целом этого не произошло. Если мы посмотрим на серьезность нами же созданных чрезвычайных ситуаций, в которых мы теперь находимся, возникает впечатление, что мы живем в необучающемся обществе. Миссия, предложенная Аурелио Печчеи 40 лет назад, остается до сих пор не выполненной.