Я слишком хорошо воспитан, чтобы выражать вслух свои сомнения в таких случаях, но мне его рассуждения показались близорукими. Миллионы панагурцев чувствовали себя далеко не счастливыми, и рано или поздно должен наступить день расплаты.
Подозреваю, что он уже близок. На прошлой неделе один мой друг (он всемирно известный специалист в своей области, но предпочитает быть свободным художником и работает под чужим именем) невзначай проговорился.
– Джо, – сказал он, – объясни мне, в чем смысл дурацкого заказа, который я недавно получил: сконструировать управляемую ракету, способную поместиться внутри футбольного мяча?
Путешествие по проводам
Перевод П. Ехилевской
Вы, люди, даже не представляете, насколько сложные проблемы нам пришлось решать и какие трудности преодолеть, чтобы усовершенствовать радиотранспортер, – впрочем, его нельзя назвать абсолютно совершенным даже сейчас. Сложнее всего, как и с телевидением за тридцать лет до того, было разобраться с четкостью, и мы около пяти лет бились над этой маленькой проблемой. Если вы зайдете в Научный музей, то увидите там первый предмет, который мы переслали, – деревянный куб, собранный вполне качественно, хотя он представлял собой не единое плотное тело, а состоял из миллионов крошечных сфер. На самом деле он смахивал на нечто вроде твердой версии одного из ранних телевизионных кадров, поскольку, вместо того чтобы передать предмет молекула за молекулой или, еще лучше, электрон за электроном, наши сканеры брали его по маленьким кусочкам.
В некоторых случаях это не имело значения, но, если мы намеревались транспортировать предметы искусства, не говоря уже о человеческих существах, необходимо было значительно усовершенствовать процесс. Добиться желаемого результата мы ухитрились, используя сканеры с дельта‑лучами, окружив ими объект со всех сторон – снизу, сверху, справа, слева, сзади и спереди. Синхронизировать все шесть, это, скажу я вам, была еще та задачка! Но в конце концов мы ее решили и обнаружили, что передаваемые элементы приняли ультрамикроскопические размеры, а этого в большинстве случаев было вполне достаточно.
|
|
Затем без ведома биологов с тридцать седьмого этажа мы одолжили у них морскую свинку и переслали ее с помощью нашей аппаратуры. Она прошла через нее в великолепном состоянии, не считая разве что мелочи: к концу эксперимента свинка умерла. Поэтому мы вынуждены были вернуть ее владельцам и вежливо попросили сделать вскрытие. Поначалу биологи выразили некоторое недовольство, заявив, что несчастному созданию были привиты особые микробы, которых они месяцами выращивали в пробирке. Наши соседи зашли настолько далеко, что позволили себе категорически отвергнуть нашу просьбу.
Подобное неуважение со стороны каких‑то там биологов казалось, разумеется, прискорбным, и мы немедленно генерировали в их лаборатории высокочастотное поле, на несколько минут устроив всем лихорадку. Результаты вскрытия поступили через полчаса. Заключение гласило, что свинка пребывала в удовлетворительном состоянии, но погибла вследствие шока, вызванного перемещением, и если мы хотим повторить эксперимент, то наши жертвы придется транспортировать, предварительно лишив их сознания. Нам также сообщили, что секретный замок был установлен на тридцать седьмом этаже, чтобы защитить его от вторжения всяких вороватых механиков, которым в лучшем случае следовало мыть автомобили в гараже. Мы не могли оставить выпад без ответа, поэтому немедленно сделали рентгенограмму замка и, к ужасу биологов, сообщили им пароль.
|
|
В этом главное преимущество нашего положения: можно творить что угодно с другими людьми. Химики с соседнего этажа были, пожалуй, нашими единственными серьезными конкурентами, но мы взяли верх и над ними. Да, я помню то время, когда через дырочку в потолке они запускали в нашу лабораторию какое‑то гнусное органическое вещество. Пришлось в течение месяца работать в респираторах, но наша месть не заставила себя ждать. Каждый вечер, после того как персонал расходился, мы засылали слабые дозы космического излучения в лабораторию и замораживали их драгоценных микробов. И так продолжалось до тех пор, пока однажды вечером там не остался старый профессор Хадсон, которого мы едва не прикончили.
Но возвращаюсь к моему рассказу.
Мы достали другую морскую свинку, усыпили ее хлороформом и отправили через трансмиттер. К нашему восхищению, она выжила. Мы немедленно умертвили ее и для блага потомков сделали из нее чучело. Вы можете увидеть его в музее рядом с нашими первыми приборами.
Однако разработанный нами способ ни в коем случае не годился для обслуживания пассажиров – он слишком походил на операцию и, естественно, не мог устроить большинство людей. Тогда мы сократили время пересылки до одной десятитысячной секунды, чтобы таким образом ослабить шок, и в результате посланная нами морская свинка не пострадала ни умственно, ни физически. Она также была превращена в чучело.
|
|
Что ж, пришло время одному из нас испытать аппарат на себе. Но, осознавая, какую потерю понесет человечество, если что‑либо пойдет не так, мы нашли подходящую жертву в лице профессора Кингстона, преподававшего не то греческий, не то еще какую‑то ерунду на сто девяносто седьмом этаже. Мы заманили его в трансмиттер с помощью копии Гомера, включили поле и, проследив за показаниями приборов, убедились, что он прошел через ряд передатчиков, сохранив все свои физические и умственные способности, какими бы скромными они ни были. Мы с удовольствием сделали бы чучело и из него, но осуществить замысел оказалось невозможным.
Затем и мы по очереди прошли сквозь трансмиттер, удостоверились в абсолютной безболезненности ощущений и решили выкинуть прибор на рынок. Я полагаю, вы помните, какое волнение в прессе вызвала первая демонстрация нашей маленькой игрушки. Нам пришлось приложить чертову прорву усилий, убеждая общественность, что это не газетная утка. Однако нам не поверили, пока сами не прошли через трансмиттер. Линию протянули до владений лорда Росскасла, однако попытка загнать в трансмиттер его самого вполне могла привести к тому, что у нас полетели бы все предохранители.
Эта демонстрация сделала нам такую рекламу, что проблем с организацией компании не возникло. Мы с неохотой распрощались с Фондом исследований, пообещали оставшимся ученым, что, возможно, однажды отплатим добром за зло, выслав им несколько миллионов, и приступили к изготовлению наших первых передатчиков и приемников.
Первое торжественное перемещение состоялось десятого мая 1962 года. Церемония прошла в Лондоне, в конце линии трансмиттера. У парижского приемника тоже собрались толпы жаждущих стать свидетелями прибытия первых пассажиров, хотя, возможно, большинство надеялось, что те так и не появятся. Под приветственные возгласы тысяч людей премьер‑министр надавил на кнопку (которая ни с чем не соединялась), главный инженер повернул выключатель (именно он и играл решающую роль), и огромный британский флаг исчез из поля зрения, чтобы вновь появиться уже в Париже, к вящему возмущению некоторых патриотически настроенных французов.
После этого пассажиры хлынули таким потоком, что таможенные чиновники оказались совершенно беспомощными. Служба мгновенно добилась огромного успеха, поскольку мы брали всего два фунта с человека. Столь скромная плата была назначена по той причине, что электричество обходилось нам в одну сотую пенни.
Прошло немного времени, и мы уже обслуживали все крупные города в Европе при помощи кабеля, а не радио. Система проводов была более безопасной, хотя проложить под Каналом полиаксиальный кабель, стоимостью 500 фунтов за милю оказалось безумно трудной задачей. Затем во взаимодействии с почтовым ведомством мы начали развивать внутренние связи между крупными городами. Вы, должно быть, помните наши лозунги: «Путешествие по телефону» и «По проводам быстрее», которые были у всех на слуху в 1963 году. Вскоре нашими услугами стали пользоваться практически все, и приходилось переправлять тысячи тонн грузов в день.
Естественно, бывали несчастные случаи, но мы могли оправдаться тем, что снизили число катастроф на дорогах до десяти тысяч в год, чего никак не мог добиться министр транспорта. Мы теряли одного клиента из шести миллионов, а это весьма неплохо для начала, хотя сейчас наши показатели гораздо выше. Кое‑какие из неудач были действительно весьма специфическими, но на самом деле мы не смогли объяснить ни родственникам погибшего, ни страховым компаниям всего несколько случаев.
Чаще всего причиной трагедии служило заземление по всей линии. Когда такое случалось, наш несчастный пассажир просто распылялся в ничто. Полагаю, что его или ее молекулы более или менее равномерно распределялись по всей поверхности земли. В связи с этим вспоминается один особенно жуткий инцидент, когда аппаратура отказала на середине трансмиссии. Можете представить себе результат…
…Возможно, самым худшим происшествием можно считать то, когда две линии скрестились, и потоки смешались.
Конечно, не все инциденты были столь ужасающими, как эти. Иногда в результате высокого сопротивления на маршруте пассажир за время путешествия терял что‑то около пяти стоунов, что обходилось нам в общей сложности в тысячу фунтов и немалое число бесплатных обедов, дабы восстановить потерянный вес. К счастью, мы скоро научились и на злом делать деньги, поскольку полные люди приходили исключительно за тем, чтобы уменьшиться до приличных размеров. Мы сконструировали специальные аппараты, отправлявшие тучных дам вокруг кольца сопротивления и вновь возвращавшие их на место старта, но уже избавленными от того, что служило причиной беспокойства. «Так быстро, моя дорогая, и абсолютно безболезненно! Я уверена, что они могут моментально избавить тебя от тех ста пятидесяти фунтов, которые ты мечтаешь потерять. Или их уже двести?»
У нас также возникло немало проблем с помехами и индукцией. Видите ли, наша аппаратура улавливает разнообразные электрические колебания и накладывает их на перемещаемый объект. В результате многие люди утрачивали всякое сходство с обитателями Земли и, скорее; весьма отдаленно напоминали пришельцев с Марса или Венеры. Обычно пластическим хирургам удавалось исправить положение, но кое‑кого следовало увидеть собственными глазами, чтобы поверить, что такое вообще возможно.
К счастью, сейчас, благодаря использованию микролучей, эти трудности в основном удалось преодолеть, хотя время от времени подобные инциденты все еще имеют место. Вы, наверное, помните тот громкий судебный процесс с Литой Кордова – телевизионной звездой, утверждавшей, что пострадала ее внешность, и предъявившей нам иск на миллион фунтов. Она заявила, что в процессе трансмиссии у нее сместился один глаз, но ни я, ни достаточно компетентные судьи не заметили разницы. Она закатила в суде истерику. Тогда наш главный инженер‑электронщик, вызванный в качестве свидетеля, к тревоге адвокатов обеих сторон, жестко заявил, что, если бы во время трансмиссии действительно что‑то произошло, мисс Кордова едва ли узнала бы саму себя в поднесенном чьей‑либо безжалостной рукой зеркале.
Многие интересуются, когда мы начнем обслуживание Венеры или Марса. Со временем и это, без сомнения, произойдет, но, конечно, сложностей очень много. В космосе так много солнечных помех, не говоря уж о разбросанных повсюду разнообразных отражающих слоях. Апплетон «Q» не пропускает даже микроволны, а толщина этого слоя, доложу я вам, достигает ста тысяч километров. До тех пор пока мы не в состоянии пронзить его, держатели межпланетных акций могут не беспокоиться.
Однако, я вижу, уже почти десять вечера – мне пора. В полночь я должен быть в Нью‑Йорке. Что‑что? О нет, я лечу самолетом. Сам я никогда не путешествую по проводам. Я, видите ли, помогал создавать эту штуку.
Ракету мне, ракету! Спокойной ночи!
Пища богов
Перевод В. Гольдича, И. Оганесовой
Я считаю своим долгом предупредить вас, господин Председатель, что большая часть моих показаний вызовет у вас весьма неприятные ощущения, поскольку в них раскрываются аспекты природы человека, о которых редко говорится вслух и уж, во всяком случае, не перед членами Конгресса. Но боюсь, что вам придется взять себя в руки и выслушать меня; порой наступают времена, когда следует сорвать покрывало лицемерия, и сейчас как раз наступил такой момент.
Мы с вами, джентльмены, являемся потомками плотоядных животных. Судя по выражению ваших лиц, я вижу, что большинству из вас этот термин незнаком. Ну что же, в этом нет ничего удивительного. Он пришел к нам из языка, который устарел и вышел из обихода две тысячи лет назад. Возможно, мне стоит избегать эвфемизмов и использовать самые прямые – и иногда грубые – выражения, не принятые в приличном обществе. Прошу заранее меня простить, если я оскорблю чьи‑нибудь чувства.
Всего несколько веков назад любимой пищей практически всех людей было мясо – иными словами, плоть убитых животных. Не подумайте, будто я пытаюсь вызвать у вас тошноту или отвращение, – я сообщил вам факт, который вы можете легко проверить, взяв в руки книгу по истории…
Ну конечно, господин Председатель, я готов подождать, когда сенатору Ирвингу станет лучше. Мы, профессионалы, нередко забываем о том, как простые люди могут отреагировать на заявление подобного характера. С другой стороны, я должен предупредить членов Конгресса, что впереди вас ждут гораздо более страшные вещи. Если кто‑нибудь из вас, джентльмены, не уверен в том, что он в состоянии выслушать мой доклад до конца, я советую вам последовать за сенатором, прежде чем будет слишком поздно…
Итак, позвольте мне продолжить. До нынешнего времени все продукты питания делились на две категории. Большая их часть получалась из растений – крупы, фрукты, планктон, водоросли и прочее. Нам с вами трудно представить себе, что в основном наши предки были фермерами, которые добывали пищу на земле и в море с использованием примитивных и часто исключительно тяжелых – физически – методов, но такова правда.
Второй категорией продуктов питания, если мне будет позволительно вернуться к столь неприятной теме, являлось мясо, получаемое из относительно ограниченного количества видов животных. Возможно, вам знакомы некоторые из них – коровы, свиньи, овцы, киты. Большинство людей – мне очень не хочется делать на этом акцент, но не в моих силах изменить историю – предпочитали мясо любой другой еде, хотя только самые богатые могли позволить себе питаться им ежедневно. Для многих же мясо являлось редким деликатесом, дополнением к овощной диете.
Если мы взглянем на данную проблему спокойно и без лишних эмоций – я уверен, что сенатор Ирвинг уже достаточно пришел в себя, чтобы это сделать, – мы увидим, что мясо было редкостью, причем достаточно дорогим продуктом, поскольку его производство отличается исключительной неэффективностью. Чтобы получить килограмм мяса, животное должно съесть по меньшей мере десять килограммов растительной пищи – часто такой, каковую люди могли непосредственно употреблять и сами. Если забыть на время об эстетической стороне вопроса, такое положение вещей не могло устраивать возросшее население двадцатого века. Каждый человек, который ел мясо, обрекал на голод десять или более своих собратьев.
К счастью для всех нас, биохимики сумели решить эту проблему. Как вы знаете, ответом стал один из бесчисленных побочных продуктов космических исследований. Все продукты питания – животные и растительные – создаются всего из нескольких элементов. Углерод, кислород, водород, азот, небольшое количество серы и фосфора и еще несколько дополнительных элементов в разных комбинациях лежат в основе всего, что мы едим в настоящее время и, разумеется, будем есть всегда. Столкнувшись с необходимостью колонизации Луны и других планет, биохимики двадцать первого века научились синтезировать любой вид пищи из основного сырья – воды, воздуха, камня. Мы имеем право назвать их открытие одним из самых важных достижений в истории науки. Но нам не следует слишком гордиться нашими успехами. Растительное царство опережает нас в своем развитии на миллиард лет.
Сегодня химики в состоянии синтезировать любой продукт вне зависимости оттого, имеется ли его аналог в природе. Нет необходимости говорить, что на этом пути случались ошибки – иногда даже катастрофы. Рождались и гибли целые промышленные империи; переход от сельского хозяйства и разведения скота к огромным автоматизированным заводам по переработке сырья был чрезвычайно болезненным. Но мы победили. Опасность голода уничтожена навсегда, и мы получили такие разнообразные и многочисленные продукты питания, каких не знал ни один другой век.
Естественно, не следует забывать и о моральном аспекте вопроса. Мы больше не убиваем миллионы живых существ, а такие омерзительные учреждения, как бойни и мясные лавки, стерты с лица Земли. И нам трудно поверить в то, что наши предки, придерживавшиеся, как это ни прискорбно, варварских обычаев, могли терпеть такое положение вещей.
Однако полностью порвать с прошлым и забыть о нем невозможно. Как я уже сказал в самом начале своей речи, мы принадлежим к отряду плотоядных животных; мы унаследовали вкусы, которые развивались и культивировались на протяжении миллионов лет. Нравится нам это или нет, но еще несколько лет назад некоторые из наших прадедов наслаждались мясом домашнего скота – когда могли его достать. И мы продолжаем получать от него удовольствие по сей день…
О Господи, может быть, сенатору Ирвингу следует покинуть наш зал заседаний. Возможно, я погорячился, и мне не следовало высказываться столь прямо и резко. Разумеется, я имел в виду, что большая часть искусственных продуктов, которые мы употребляем, имеет ту же формулу, что и прежние натуральные продукты. По правде говоря, некоторые из них являются столь точной копией, что ни химические, ни какие‑либо другие тесты не в состоянии выявить разницы. Должен заметить, что такое положение вещей логично и неизбежно. Мы, производители, взяли самые популярные натуральные продукты питания в качестве модели и воспроизвели их вкус и внешний вид.
Естественно, мы дали своим произведениям новые имена, которые не содержат даже намека на анатомическое или животное происхождение, чтобы потребители забыли о позорных фактах прошлого человечества.
Когда вы приходите в ресторан и берете меню, вы видите там названия блюд, в большинстве своем придуманные в двадцать первом веке, – некоторые из них заимствованы из французского языка, известного лишь единицам. Если вам интересно выявить порог собственной терпимости, вы можете провести любопытный, но весьма неприятный эксперимент. В закрытом для широкого пользования отделе Библиотеки Конгресса содержится огромное количество старых меню из знаменитых ресторанов, а кроме того, меню банкетов, проводимых в Белом Доме в течение пятисот лет. Их характеризует грубый налет откровенности, присущий залам для вскрытия, который делает их практически невозможными для чтения. Мне трудно представить себе, что еще способно столь же наглядно продемонстрировать, какая огромная пропасть разделяет нас и наших предков, живших всего несколько поколений назад.
Да, господин Председатель, я и собираюсь подойти к самой сути дела. Все, что я сейчас вам рассказал, имеет огромное значение, хотя и, согласен, неприятно для просвещенного уха. В мои намерения ни в коей мере не входит испортить вам аппетит. Я всего лишь хочу обрисовать ситуацию, чтобы затем выдвинуть обвинения против моего конкурента – корпорации «Трипланетарные продукты питания». Если вы не будете посвящены в историю вопроса, вы можете посчитать мое заявление легкомысленной жалобой, возникшей в результате серьезных убытков, которые понесла моя компания с тех пор, как на рынке появилась «Амброзия плюс».
Новые продукты питания изобретаются каждую неделю. Уследить за всеми невозможно. Они появляются и исчезают, как мода на женскую одежду, и только один из тысячи потребители признают и с удовольствием вводят в свой рацион. Очень редко случается так, что какой‑нибудь продукт удерживается на рынке больше двух недель, и я готов признать, что блюда из серии «Амброзия плюс» явились величайшим успехом во всей истории пищевой промышленности. Вам всем известна сложившаяся в настоящий момент ситуация – все остальные продукты сметены и выброшены с рынка потребления.
Вне всякого сомнения, мы были вынуждены принять брошенный нам вызов. В моей компании работают прекрасные биохимики, и они сразу же принялись изучать «Амброзию плюс». Я не открою никакого секрета, если скажу, что у нас имеются записи практически всех видов продуктов питания, натуральных и искусственных, которые употребляли люди, – включая самые экзотические, о каких вы никогда и не слышали. Например, жареный кальмар, саранча в меду, языки павлинов, венецианские многоножки… Громадная библиотека, содержащая всевозможные оттенки вкуса и описание внешнего вида продуктов, является золотым фондом, на котором зиждется благосостояние нашей компании. Мы выбираем и смешиваем ингредиенты в самых разных комбинациях и, как правило, можем без проблем воссоздать новую продукцию наших конкурентов, появившуюся на рынке.
Однако «Амброзия плюс» вызвала у нас некоторое замешательство. В результате тестов выяснилось, что по составу жиров и протеинов ее можно классифицировать как мясо – но не более того. Впервые мои химики потерпели неудачу. Ни один из них не смог объяснить, что делает данный продукт исключительно популярным среди потребителей, отказавшихся покупать продукцию других компаний. И неудивительно… Впрочем, я забегаю вперед.
Очень скоро, господин Председатель, перед вами предстанет президент корпорации «Триплане гарные продукты питания» – не сомневаюсь, что сделает он это без особого желания. Он скажет вам, что «Амброзия плюс» синтезирована из воздуха, воды, известняка, серы, фосфора и тому подобного. И это будет правдивой, но не самой главной частью истории создания продукта. Поскольку нам наконец удалось раскрыть секрет – который, как и большинство тайн, оказался совсем простым. Нужно только знать, где искать.
Я должен поздравить своего конкурента. Ему удалось создать неограниченное количество идеального продукта для человечества. До сих пор его катастрофически не хватало, и им могли наслаждаться лишь немногие гурманы, которым удавалось его раздобыть. Все без исключения торжественно поклялись, что в жизни не пробовали ничего более изысканного.
Да, химики корпорации «Трипланетарные продукты питания» добились поразительного успеха в области технического решения проблемы. Вам же теперь предстоит решить ее моральный и философский аспекты. В самом начале своей речи я использовал устаревшее слово «плотоядный». Сейчас я познакомлю вас еще с одним и даже произнесу его по буквам: К‑А‑Н‑Н‑И‑Б‑А‑Л.
Одержимые
Перевод А. Чапковского
И вот солнце сверкнуло так близко, что вихрь радиации оттеснил Стаю назад, в черную космическую ночь. Ближе не подступиться – потоки света, которые носили се от звезды к звезде, не давали приблизиться к источнику. Если Стая не найдет планету и не укроется в ее тени, ей придется – в который раз! – покинуть только что найденную солнечную систему.
Уже шесть остывших планет были открыты и оставлены Стаей. Эти планеты либо были так холодны, что на органическую жизнь не оставалось и надежды, либо населялись существами, совершенно непригодными для Стаи. Если уж Стая решила выжить, ей надо было найти таких же хозяев, какие остались на ее далекой, обреченной планете. Миллионы лет назад Стая взлетела к звездам на сверкающих лучах своего взорвавшегося солнца. Но воспоминания о потерянной родине по‑прежнему были пронзительны и ярки – боль, которой не суждено стихнуть.
Впереди, окруженная мерцающим ореолом, показалась планета. Тончайшими органами чувств, обостренными годами бесконечных странствий, Стая потянулась к ней, достигла и нашла пригодной для обитания.
Как только черный диск планеты заслонил солнце, свирепый ураган радиации стих. Под действием гравитации Стая свободно падала до внешнего пояса атмосферы. Когда‑то, при первых посадках на планеты, Стая чуть было не погибла, но теперь она научилась сжимать тончайшую ткань своего тела в крохотный, плотно сбитый комок – невероятное искусство, достигнутое ценой бесконечных упражнений. Понемногу ее скорость падала, пока наконец Стая не повисла между небом и землей.
Долгие годы Стая плавала от полюса к полюсу на ветрах стратосферы, а беззвучные залпы зари гнали ее на запад, прочь от поднимающегося солнца. И всюду она замечала жизнь, но нигде – разум. Обитатели планеты ползали, летали, прыгали, но никто из них не мог ни говорить, ни строить. Возможно, через десять миллионов лет здесь и появятся существа, которыми Стая сможет завладеть и управлять, пока же ничто не говорило об этом. Стая не могла даже предположить, какой из бесчисленных организмов, обитавших на планете, унаследует будущее, а без такого хозяина она была ничем – обычная схема электрических зарядов, матрица порядка и самосознания в хаосе Вселенной. Сама Стая не могла управлять материей, но, овладев сознанием живых существ, она приобретала неограниченные возможности.
Планета уже не однажды изучалась космическими пришельцами, но столь острая необходимость в этом возникла впервые. Стая находилась перед мучительным выбором: она могла вновь начать изматывающие скитания в надежде отыскать наконец лучшую планету, а могла и остаться здесь, ожидая появления пригодной для ее целей расы.
Подобно стелющемуся в тени туману, витала она в воздухе, послушная воле изменчивых ветров, невидимкой проплывала над неуклюжими, безобразными рептилиями, наблюдая, запоминая, анализируя, стараясь определить их будущее. Но ей не на ком было остановить свой выбор: ни в одном из этих существ не был виден пробуждающийся разум. А покинь Стая этот мир в поисках другого, она могла тщетно рыскать по Вселенной до скончания времен.
Наконец Стая приняла решение. Природа не принуждала ее останавливаться на чем‑то одном: большая часть ее могла продолжать межзвездные скитания, а меньшая оставаться здесь – как семя, которое, возможно, когда‑нибудь принесет плоды.
Стая закружилась вокруг своей оси, ее почти невесомое тело приняло форму диска. Где‑то на границе видимости затрепетали ее края – теперь это был бледный дух, слабая, неуловимая дымка, вдруг распавшаяся на две части. Кружение ослабевало, и вот уже по небу плыли две Стаи, но обе обладали памятью, желаниями и стремлениями единого существа.
В последний раз родительская Стая обменивалась мыслями со своим детищем и близнецом. При удачном повороте судьбы, решили они, эта долина меж гор когда‑нибудь станет местом их встречи. Оставшаяся часть Стаи будет возвращаться сюда в назначенный час из века в век; сюда же будет послан гонец, если странникам удастся открыть мир, более пригодный для целей Стаи. И тогда обе части вновь сольются воедино, и Стая навсегда покончит с бесприютным существованием изгнанников, с пустыми скитаниями средь равнодушных звезд.
С первыми лучами зари, осветившей еще совсем молодые горы, родительская Стая поднялась к солнцу. На границе атмосферы ее подхватила буря радиации, вынесла за пределы системы и вновь бросила в бесконечный поиск. Оставшаяся часть Стаи приступила к своей почти столь же безнадежной задаче. Она искала существо, настолько распространенное на планете, что ни болезнь, ни несчастный случай не могли бы истребить весь вид, и в то же время достаточно крупное, чтобы оно подчинило себе окружающий мир. Это существо должно было быстро размножаться – только так Стая могла направлять и контролировать его эволюцию. Искать пришлось долго, выбор был нелегок, но хозяин наконец нашелся. Подобно дождю, который впитывается в выжженную почву, Стая проникла в маленькие тела одного вида ящериц и этим определила их будущее.
То была невероятно трудная задача даже для тех, кто не ведал смерти. Не одно поколение ящериц кануло в вечность, прежде чем появились едва заметные сдвиги. И всегда в назначенный час Стая возвращалась в горы, на место встречи. И всегда напрасно: ее не ждал там посланец звезд с радостной вестью.
Века переходили в тысячелетия, тысячелетия – в эры. С точки зрения геологического времени ящерицы изменялись довольно быстро. Теперь это уже были даже не ящерицы, а покрытые шерстью теплокровные живородящие существа. Все еще тщедушные и слабые, с маленьким мозгом, они, тем не менее, носили в себе зачатки будущего величия.
Но в медленном течении веков менялись не только организмы. Распадались континенты, под тяжестью неиссякаемых дождей разрушались горы. Сквозь все эти перемены Стая неуклонно шла к своей цели; и всегда в назначенный час она приходила к месту встречи, терпеливо ждала и уходила. Возможно, родительская Стая все еще странствовала где‑то, а возможно – как ни страшно об этом подумать, – под гнетом неведомого рока она разделила участь некогда управляемой ею расы. Но пока оставалось только ждать и стараться определить, можно ли заставить неподатливый животный мир планеты выйти на дорогу, ведущую к разуму.
И вновь проходили тысячелетия…
Где‑то в лабиринте эволюции Стая совершила роковую ошибку и пошла по неверному пути. С тех пор как она впервые появилась на Земле, минули сотни миллионов лет, и Стая устала. Она деградировала. Потускнели воспоминания о древнем доме, о предназначении; в то время как ее хозяева преодолевали путь, который ведет к самосознанию, разум Стаи все слабел. И по иронии небес, послужив движущей силой, которая некогда принесла в этот мир разум, Стая исчерпала себя, дошла до высшей степени паразитизма: она не могла больше существовать без хозяина. Навсегда прошли времена, когда, подвластная лишь ветру и солнцу, Стая свободно парила над миром. Чтобы добраться до древнего места встречи, ей приходилось теперь мучительно долго передвигаться вместе с тысячами мелких существ. Но она по‑прежнему чтила незапамятный обряд, особенно теперь, когда сознание горького поражения еще сильнее разжигало в ней желание к воссоединению. Только родительская Стая, вернувшись и поглотив ее, способна была возродить в ней жизнь и силу.