И Душа ответила ему:
– Это не тот, а другой. Но все же войдем в него.
Они вошли в этот город и пошли по улицам его, и, когда проходили по улице Продающих Сандалии, молодой Рыбак увидел ребенка, стоящего у кувшина с водой.
И сказала ему его Душа:
– Ударь этого ребенка.
Он ударил ребенка, и ребенок заплакал; тогда они поспешно покинули город.
А когда они отошли на милю от города, молодой Рыбак насупился и сказал Душе:
– Почему ты повелела мне ударить ребенка? То было недоброе дело.
– Будь спокоен, – ответила Душа, – будь спокоен!
К вечеру третьего дня они приблизились к какому-то городу, и молодой Рыбак сказал своей Душе:
– Не это ли город, где пляшет та, о которой ты мне говорила?
И Душа сказала ему:
– Может быть, и тот, войдем в него.
Они вошли в город, пошли по улицам, но нигде не видел молодой Рыбак ни реки, ни харчевни. Жители города с любопытством взирали на него, и ему стало жутко, и сказал он своей Душе:
– Уйдем отсюда, ибо та, которая пляшет, мне думается, живет не здесь.
Но его Душа ответила ему:
– Нет, мы останемся здесь, ночь нынче темная и нам встретятся на дороге разбойники.
Он уселся отдыхать на площади рынка. И тут прошел мимо него купец, и голова его была закрыта капюшоном плаща, а плащ был из татарского сукна. На длинной камышине держал он фонарь из коровьего рога.
Сказал ему этот купец:
– Почему ты сидишь на базаре? Ты же видишь: все лавки закрыты и тюки обвязаны веревками.
Молодой рыбак ответил:
– Я не могу в этом городе отыскать заезжего двора, и нет у меня брата, который приютил бы меня.
– Разве не все мы братья? – сказал купец. – Разве мы созданы не единым Творцом? Пойдем со мной, у меня есть комната для гостей.
И встал молодой Рыбак, и пошел за купцом в его дом. И когда, пройдя через гранатовый сад, он вошел под кров его дома, купец принес ему в медной лохани розовую воду для омовения рук и спелые дыни для утоления жажды и поставил перед ним блюдо риса и жареного молодого козленка.
|
|
По окончании трапезы купец повел его в покой для гостей и предложил ему отдохнуть. И молодой Рыбак благодарил его, и облобызал кольцо, которое было у него на руке, и бросился на ковры из козьей крашеной шерсти.
Когда же он укрылся покровом из черной овечьей шерсти, сон охватил его.
За три часа до рассвета, когда была еще ночь, Душа разбудила его и сказала:
– Встань и войди в комнату, где почивает купец. Убей его и возьми у него его золото, ибо мы нуждаемся в деньгах.
И встал молодой Рыбак, и прокрался в опочивальню купца, и в ногах купца был какой-то кривой меч, и рядом с купцом, на подносе, было девять кошелей золота. Он протянул руку и коснулся меча, но, почувствовав это, вздрогнул купец и сам ухватился за меч, крикнув молодому Рыбаку:
– Злом платишь ты за добро и проливаешь кровь за милость, которую я оказал тебе?
Тогда сказала Рыбаку его Душа:
– Бей!
Он так ударил купца, так, что тот упал мертвый, а Рыбак схватил все девять кошелей золота и поспешно убежал через гранатовый сад, и к звезде обратил лицо, и была та звезда – Звезда Утренняя.
Отойдя от города, молодой Рыбак ударил себя в грудь и сказал Душе:
– Почему ты повелела убить этого купца и взять у него золото? Поистине ты злая Душа!
– Будь спокоен, – ответила она, – будь спокоен!
– Нет, – закричал молодой Рыбак, – я не могу быть спокоен, и все, к чему ты понуждала меня, для меня ненавистно. Ты ненавистна мне, и я прошу, чтобы ты мне сказала, зачем ты так поступила со мной?
|
|
Душа ответила ему:
– Когда ты отослал меня в мир и прогнал прочь, ты не дал мне сердца, потому и научилась я этим деяниям, и полюбила их.
– Что ты говоришь! – вскричал Рыбак.
– Ты знаешь, – ответила его Душа, – ты сам хорошо это знаешь. Или ты позабыл, что не дал мне сердца? Полагаю, что ты не забыл. И посему не тревожь ни себя, ни меня, но будь покоен, ибо не будет той скорби, от которой бы ты не избавился, и не будет того наслаждения, которого бы ты не изведал.
Когда же молодой Рыбак услышал эти слова, он задрожал и сказал:
– Ты злая, ты злая, ты заставила меня забыть мою милую, ты соблазнила меня искушениями и направила мои стопы на путь греха.
И его Душа отвечала:
– Ты помнишь, что, когда ты отсылал меня в мир, ты не дал мне сердца. Пойдем же куда-нибудь и будем веселиться, потому что мы обладаем теперь девятью кошелями золота.
Но молодой Рыбак бросил на землю эти девять кошелей золота и стал их топтать.
– Нет! – кричал он. – Мне нечего делать с тобой, я не пойду никуда, но как некогда я прогнал тебя, так прогоню и теперь, ибо ты причинила мне зло.
Он повернулся спиною к луне и тем же коротким ножом с рукоятью, обмотанной зеленой змеиной кожей, попытался отрезать свою тень у самых ног. Тень тела – это тело Души.
Но Душа не ушла от него и не слушала его повелений.
– Чары, данные тебе Ведьмой, – сказала она, – уже утратили силу: я не могу отойти от тебя, и ты не можешь меня отогнать. Только однажды за всю свою жизнь может человек отогнать от себя свою Душу, но тот, кто вновь обретает ее, сохранит ее во веки веков, и в этом его наказание, и в этом его награда.
|
|
Стал бледен молодой Рыбак, сжал кулаки и воскликнул:
– Проклятая Ведьма обманула меня, ибо умолчала об этом!
– Да, – ответила Душа, – она была верна тому, кому служит и кому вечно будет служить.
Когда узнал молодой Рыбак, что нет ему избавления от Души и что она, злая Душа, останется с ним навсегда, он пал на землю и горько заплакал.
* * *
Когда был уже день, встал молодой Рыбак и сказал своей Душе:
– Я свяжу себе руки, чтобы не исполнять твоих повелений, и о сомкну о уста, чтобы не говорить твоих слов. Я вернусь к тому месту, где живет любимая мною, к тому самому морю вернусь я, к маленькой бухте, где поет она свои песни, и я позову ее и расскажу ей о зле, которое я совершил и которое внушено мне тобою.
Душа, искушая его, говорила:
– Кто она, любимая тобою, и стоит ли к ней возвращаться? Есть многие прекраснее ее. Есть танцовщицы из Самарии, которые в танцах своих подражают каждой птице и каждому зверю. Ноги их окрашены лавзонией, и в руках у них медные бубенчики. Когда они пляшут, они смеются, и смех у них звонок, подобно смеху воды. Пойдем со мною, и я покажу их тебе. Зачем сокрушаться тебе о грехах? Разве то, что приятно вкушать, не создано для вкушающего? И в том, что сладостно пить, разве заключается отрава? Забудь же твою печаль, и пойдем со мной в другой город. Есть маленький город неподалеку отсюда, и в нем есть сад из тюльпанных деревьев. В этом прекрасном саду есть павлины белого цвета и павлины с синею грудью. Хвосты у них, когда они распускают их при сиянии солнца, подобны дискам из слоновой кости, а также позолоченным дискам. И та, что дает им корм, пляшет, чтобы доставить им радость; порою она пляшет на руках. Глаза у нее насурьмленные; ноздри – как крылья ласточки. К одной из ее ноздрей подвешен цветок из жемчуга. Она смеется, когда пляшет, и серебряные браслеты звенят у нее на ногах бубенцами. Забудь же печаль, и пойдем со мной в этот город.
Но ничего не ответил молодой Рыбак своей Душе, на уста он наложил печать молчания, крепкой веревкой связал себе руки и пошел обратно к тому месту, откуда вышел – к той маленькой бухте, где обычно любимая пела ему свои песни. Непрестанно Душа искушала его, но он не отвечал ничего и не совершил дурных деяний, к которым она побуждала его. Так велика была сила его любви.
Придя на берег моря, он снял с рук веревку, освободил уста от печати молчания, и стал звать маленькую Морскую Деву. Но она не вышла на зов, хотя он звал ее от утра до вечера и умолял ее выйти к нему.
И Душа насмехалась над ним:
– Мало же радостей приносит тебе любовь. Ты подобен тому, кто во время засухи льет воду в разбитый сосуд. Ты отдаешь, что имеешь, и тебе ничего не дается взамен. Лучше было бы тебе пойти со мною, ибо я знаю, где долина Веселий и что совершается в ней.
Но молодой Рыбак ничего не ответил Душе. В расселине утеса построил он себе из прутьев шалаш и жил там весь долгий год.
Каждое утро он звал Морскую Деву, каждый полдень он звал ее вновь, и каждую ночь призывал ее снова. Но она не поднималась из моря, и нигде не мог он найти ее, хотя искал и в пещерах, и в зеленой воде, и в оставленных приливом затонах, и в ключах, которые клокочут на дне.
Душа неустанно искушала его грехом и шептала о страшных деяниях, но не могла соблазнить его, так велика была сила его любви.
Когда же этот год миновал, Душа сказала себе: «Злом я искушала моего господина, и его любовь оказалась сильнее меня. Теперь я буду искушать его добром, и, может быть, он пойдет со мной».
Она сказала молодому Рыбаку:
– Я говорила тебе о радостях мира сего, но ты не слышал меня. Позволь мне теперь рассказать тебе о скорбях человеческой жизни, и, может быть, ты услышишь меня. Ибо поистине Скорбь есть владычица этого мира, и нет ни одного человека, кто избег бы ее сетей. Есть такие, у которых нет одежды, и такие, у которых нет хлеба. В пурпур одеты иные вдовицы, а иные одеты в рубище. Прокаженные бродят по болотам, и они жестоки друг к другу. По большим дорогам скитаются нищие, и сумы их пусты. В городах по улицам гуляет Голод, и Чума сидит у городских ворот. Пойдем же, пойдем – избавим людей от всех бедствий, чтобы в мире больше не было горя. Зачем тебе медлить здесь и звать свою милую? Ты ведь видишь: она не приходит. И что такое любовь, что ты ценишь ее так высоко?
Но ничего не ответил юный Рыбак, так велика была сила его любви. Каждое утро он звал Морскую Деву, каждый полдень он звал ее вновь, и по ночам он призывал ее снова. Но она не поднималась, и нигде не мог он ее отыскать, хотя искал ее в реках, впадающих в море, и в долинах, которые скрыты волнами, и в море, которое становится пурпурным ночью, и в море, которое рассвет оставляет во мгле.
Так прошел еще один год, и как-то ночью, когда юный Рыбак одиноко сидел у себя в шалаше, его Душа обратилась к нему:
– Злом я искушала тебя, и добром я искушала тебя, но любовь твоя сильнее, чем я. Отныне я не буду тебя искушать, но я умоляю тебя: дозволь мне войти в твое сердце, чтобы я могла слиться с тобою, как и прежде.
– И вправду, ты можешь войти, – сказал юный Рыбак, – ибо мне сдается, что ты испытала немало страданий, когда скиталась по миру без сердца.
– Увы! – воскликнула Душа. – Я не могу найти входа, потому что окутано твое сердце любовью.
– И все же мне хотелось бы оказать тебе помощь, – сказал молодой Рыбак.
Как только он это сказал, послышался громкий вопль – тот вопль, который доносится к людям, когда умирает кто-то из обитателей моря. И вскочил молодой Рыбак, и покинул свой плетеный шалаш, и побежал на прибрежье. И черные волны быстро бежали к нему, и несли с собою какую-то ношу, которая была белее серебра. Бела, как пена, была эта ноша, и, подобно цветку, колыхалась она на волнах. И волны отдали ее прибою, и прибой отдал ее пене, и берег принял ее, и увидел молодой Рыбак, что тело Морской Девы простерто у ног его. Мертвое, оно было простерто у ног.
Рыдая, как рыдают пораженные горем, бросился Рыбак на землю, целовал холодные алые губы, и перебирал влажные янтарные волосы. Лежа рядом с ней на песке и содрогаясь, как будто от радости, он прижимал своими темными руками ее тело к груди. Губы ее были холодными, но он целовал их. Мед ее волос был соленым, но он вкушал его с горькою радостью. Он целовал ее закрытые веки, и бурные брызги на них не были такими солеными, как его слезы.
Мертвой принес он свое покаяние. Терпкое вино своих речей он влил в ее уши, подобные раковинам. Ее руками он обвил свою шею и ласкал тонкую, нежную трость ее горла. Горько было его ликование, и какое-то странное счастье было в скорби его.
Ближе придвинулись черные волны, и стон белой пены был как стон прокаженного. Белоснежными когтями своей пены море вонзалось в берег. Из чертога Морского царя снова донесся вопль, и далеко в открытом море тритоны хрипло протрубили в свои раковины.
– Беги прочь, – сказала Душа, – все ближе надвигается море. Если ты будешь медлить, оно погубит тебя. Беги, ибо я охвачена страхом. Ведь сердце твое для меня недоступно, так как слишком велика твоя любовь. Беги в безопасное место. Не захочешь же ты, чтобы, лишенная сердца, я перешла в иной мир.
Но Рыбак все взывал к маленькой Морской Деве.
– Любовь, – говорил он, – лучше мудрости, ценнее богатства и прекраснее, чем ноги у дочерей человеческих. Огнями не сжечь ее, водами не погасить. Я звал тебя на рассвете, но ты не пришла на мой зов. Луна слышала имя твое, но ты не внимала мне. На горе я покинул тебя, на погибель свою я ушел от тебя. Но всегда любовь к тебе пребывала во мне, и была она так несокрушимо могуча, что все было над нею бессильно, хотя я видел и злое, и доброе. И ныне, когда ты мертва, я тоже умру с тобою.
Душа умоляла его отойти, но он не пожелал и остался, ибо так велика была его любовь. Море надвинулось ближе, стараясь покрыть его волнами. А когда он увидел, что близок конец, он поцеловал безумными губами холодные губы Морской Девы, и сердце у него разорвалось. От полноты любви разорвалось его сердце, и Душа нашла туда вход, и вошла в него, и стала с ним, как и прежде, едина. И море своими волнами покрыло его.
* * *
А наутро вышел Священник, чтобы осенить своею молитвою море, ибо оно сильно волновалось. И пришли с ним монахи, и клир, и прислужники со свечами, и те, что кадят кадильницами, и большая толпа молящихся.
И когда Священник приблизился к берегу, он увидел, что утонувший Рыбак лежит на волне прибоя, и в его крепких объятиях тело маленькой Морской Девы, и Священник отступил, и нахмурился, и, осенив себя крестным знамением, громко возопил:
– Я не пошлю благословения морю и тому, что находится в нем. Проклятие обитателям моря и тем, которые водятся с ними! А этот, лежащий здесь со своей возлюбленной, отрекшийся ради любви от Господа и убитый правым Господним судом, – возьмите тело его и тело его возлюбленной и схороните их на Погосте Отверженных, в самом углу, и не ставьте знака над ними, дабы никто не знал о месте их упокоения. Ибо прокляты они были в жизни, прокляты будут и в смерти.
И люди сделали, как им было велено, и на Погосте Отверженных, в самом углу, где растут только горькие травы, они вырыли глубокую могилу и положили в нее мертвые тела.
И прошло три года, и в день праздничный Священник пришел во храм, чтобы показать народу раны Господни и сказать ему проповедь о гневе Господнем. И когда он облачился в свое облачение, и вошел в алтарь, и пал ниц, он увидел, что престол весь усыпан цветами, дотоле никем не виданными. Странными они были для взора, чудесна была их красота, и красота эта смутила Священника, и сладостен был их аромат. И безотчетная радость охватила его.
Он открыл ковчег, в котором была дарохранительница, покадил перед нею ладаном, показал молящимся прекрасную облатку и покрыл ее священным покровом, и обратился к народу, желая сказать ему проповедь о гневе Господнем. Но красота этих белых цветов волновала его, и сладостен был их аромат для него, и другое слово пришло на уста к нему, и заговорил он не о гневе Господнем, но о боге, чье имя – Любовь. И почему была его речь такова, он не знал.
Когда же он окончил свое слово, все в храме зарыдали, и пошел Священник в ризницу, и глаза его были полны слез. И дьяконы вошли в ризницу, и стали разоблачать его, и сняли с него стихарь, и пояс, и орарь, и епитрахиль. И он стоял как во сне.
Наконец он спросил:
– Что это за цветы на престоле и откуда они?
Отвечали ему:
– Что это за цветы, мы не можем сказать, но они с Погоста Отверженных.
Задрожал Священник, и вернулся в свой дом молиться. А утром, на самой заре, вышел он с монахами, и клиром, и прислужниками, несущими свечи, и с теми, которые кадят кадильницами, и с большой толпой молящихся, и пошел он к берегу моря, и благословил он море и дикую тварь, которая водится в нем. И фавнов благословил он, и гномов, которые пляшут в лесах, и тех, у которых сверкают глаза, когда они глядят из-за листьев. Всем созданиям Божьего мира дал он свое благословение – народ дивился и радовался. Но никогда уже не зацветают цветы на Погосте Отверженных, и по-прежнему Погост остается нагим и бесплодным.
А обитатели моря уже никогда не заплывают в залив, как бывало, горюя, они удалились в другие области моря.
Дитя-Звезда
Стояла зима. Была лютая стужа…
Большой сосновый лес застыл; снег окутал его толстым покровом и повис затейливыми клочьями на ветвях деревьев. Ледяной Царь приказал Горному Потоку остановиться, и тот, вися в воздухе, стал неподвижен.
Птицы и звери зябли и не знали, как укрыться от холода.
– Что за нестерпимая погода… Уф! – говорил Волк, поднимая хвост и крадучись между кустарниками.
– Куит! Куит! Куит! – жалобно стонала зеленая Коноплянка. – Земля замерла: на нее надели белый саван…
– Земля надела венчальный убор, должно быть, она выходит замуж… – говорили друг другу нежные Горлицы, не зная, куда девать закоченевшие от холода розовые лапки.
– Если вы будете говорить глупости, я вас съем, – сказал им сердито Волк.
– По-моему, не все ли равно, отчего холодно, – наставительно заметил Зеленый Дятел. – Ведь от ваших рассуждений теплее не будет…
Дятлу никто не возражал. И он был прав.
На самом деле холод был невероятный. Маленькие белочки зябли даже в дупле. Потираясь друг о друга мордочками, они все-таки не могли согреться. Кролики также зябли, хотя и лежали в своих норках клубочками. Только одни рогатые филины да совы не жаловались на погоду: они были очень тепло одеты. Поводя своими круглыми красными глазами, они аукались друг с другом и кричали на весь лес:
– Ту-вит! Ту-ву-у! Ту-вит! Ту-ву-у! Вот так славная погодка!
В эту-то холодную пору возвращались домой два Дровосека. Они шли сосновым бором, съежившись от холода. Не раз они падали и проваливались в глубокий сугроб, откуда вылезали белыми, осыпанными снегом. Как-то поскользнувшись, они уронили свои вязанки с хворостом, и те развязались. Большого труда стоило снова связать их окоченевшими руками. Вскоре они заблудились и страшно испугались, потому что снег уже протягивал к ним свои ледяные объятия. После долгого блуждания они достигли наконец края бора и увидели мелькавшие вдали огоньки своей деревни. Это их так обрадовало, что они стали веселы. Лишь подходя к деревне, они вспомнили о своей ужасной бедности, и сердца их наполнились печалью.
– Да, – сказал один из них, – жизнь нас не радует: она принадлежит только богачам. Право, было бы не так худо, если бы мы погибли в бору.
– Это верно, – ответил ему товарищ. – Мир разделен чересчур несправедливо: у одних очень много, а у других слишком мало.
Едва Дровосек проговорил эти слова, как впереди его блеснула яркая звезда. Скользнув наискось горизонта, она упала. Дровосекам показалось, что звезда упала близ ив, невдалеке от них.
– Эге! Да уж не клад ли это! – вскричал один Дровосек.
И оба товарища пустились наперегонки к месту, где, как им показалось, упала звезда.
Вскоре один Дровосек опередил своего товарища. Пробежав ивы, он и в самом деле увидел на снегу большой золотой сверток. Нагнувшись к нему, Дровосек заметил, что это был в несколько раз свернутый плащ из золотой ткани.
– Иди скорей смотреть упавшее сокровище! – закричал Дровосек своему товарищу.
– Наверное, тут золотые монеты, – сказал подошедший Дровосек.
Товарищи стали развертывать плащ, предвкушая приятный раздел золота.
– Да здесь что-то мягкое и теплое, – сказал вдруг один из Дровосеков.
– Вот горькое разочарование! – воскликнули они разом, когда вместо золота увидели спавшего ребенка.
Дровосеки быстро прикрыли ребенка плащом и печально задумались.
– Да, не везет нам, – сказал один другому. – Куда мы денем этого ребенка? Придется оставить его здесь. Пойдем скорее домой, мы должны кормить своих детей, а не чужих.
– Я не могу оставить здесь ребенка для погибели: это нехорошо, – сказал другой Дровосек. – Я так же, как и ты, кормлю из пустого горшка полдюжины ртов, но все же я беру этого ребенка домой.
И Дровосек, нежно укутав в плащ ребенка, поднял его и пошел домой.
– Ведь это же безумие! – говорил ему шедший сзади товарищ.
Но, поразмыслив, он стал дивиться его мягкосердечию.
Когда они пришли в деревню, товарищ сказал Дровосеку, несшему ребенка:
– Мы должны поделиться: если ты берешь ребенка, то мне отдай плащ.
– Этого нельзя сделать, – отвечал Дровосек. – Плащ ни тебе, ни мне не принадлежит, он – собственность ребенка.
Дровосек простился с товарищем и пошел к дому. Жена очень обрадовалась его приходу, освободила его от вязанки хвороста, стряхнула с него снег и тут только заметила сверток в его руках.
– Что это такое? – спросила она.
– А это ребенок; я нашел его в бору и принес тебе, чтобы ты позаботилась о нем так же, как и о наших детях.
И муж, развернув плащ, открыл жене спящего ребенка.
– Неужели тебе мало своих детей? – сказала с упреком жена. – Как мы будем его кормить и воспитывать, когда нет сил содержать и своих детей? Кто поручится, что этот ребенок не принесет нам несчастья!
– Это дитя должно принести нам счастье: оно – Дитя-Звезда. – И Дровосек стал рассказывать жене о дивной находке.
Но жену трудно было успокоить; она ворчала, что и так недостает пищи, а тут еще чужой ребенок.
– Бог заботится не только о людях, но даже о птицах; посмотри: Он и зимой кормит их, – говорил Дровосек.
– Как? – воскликнула жена. – Ты даже не знаешь того, что птицы умирают зимой с голоду? Стыдись и помни, что теперь зима!
Дровосек стоял близ открытой двери и не трогался с места.
Через открытую дверь потянул резкий ветер. Жене Дровосека стало холодно, и она сказала мужу:
– Прикрой дверь, в горницу дует резкий ветер!
– Там, где черствое сердце, всегда бывает холодно, – ответил Дровосек.
Жена молча присела к огню.
Через несколько минут она посмотрела на мужа. В ее глазах были слезы. Муж заметил это, подошел к ней и передал ей ребенка. Взяв его на руки, она отнесла его в кроватку, где спал ее младший сын.
На следующее утро Дровосек спрятал в сундук золотой плащ и янтарную цепочку, висевшую на шее ребенка.
– Надо это хранить до поры до времени, – сказал он жене.
Дитя-Звезда воспитывалось в семье Дровосека. С его детьми оно сидело за одним столом и с ними же вместе играло.
Время шло. Мальчик-Звезда становился все прекраснее и прекраснее. Все удивлялись его красоте: он был нежен и бел, у него были красивые кудри, коралловые губы и глаза, как фиалки.
Сознавая свое превосходство и свою красоту, Мальчик-Звезда загордился. А в своей гордости он стал жестоким и самолюбивым. Он с презрением относился к детям Дровосека и к другим деревенским детям, считая себя благородным, рожденным от Звезды, а их – низкими по происхождению. Он стал повелевать детьми и называть их своими слугами. Бедных, калек, слепых и вообще слабых и несчастных он также презирал. Не имея к ним ни малейшей жалости, он кидал в них камнями, гнал на большую дорогу и угрожал им, чтобы они не появлялись в следующий раз. Зло издеваясь над слабыми, Мальчик-Звезда любил только самого себя, свою красоту. Нередко он спускался к ручью в усадьбе Священника и в его воде любовался отражением своего красивого лица.
Дровосек и его жена часто делали выговоры Мальчику-Звезде за его жестокое отношение к слабым и увечным. Они поучали его состраданию.
Старый Священник не раз подзывал его к себе и наставлял:
– Дитя, относись с любовью ко всему живущему. Не вноси страдания в Божий мир. Даже муху не обижай, потому что она, как и ты, создание Творца, следовательно, сестра тебе. Бог дал птицам свободу. Нехорошо ловить их в сети только для забавы. Помни, что не ты хозяин хотя бы земляного червя или крота. Их создал Бог и каждому из них предназначил свое место на земле. Каждая тварь славит своего Творца.
Мальчик-Звезда молча выслушивал эти наставления. Нагнув голову, он или хмурился, или же усмехался. Но стоило ему вернуться к товарищам, как он снова всеми повелевал и снова становился жестоким. Все дети слушались его, потому что он был ловок, красив, умел свистеть, играть на свирели и танцевать. Дети всегда послушно исполняли все, что он приказывал им. Когда он мучил крота, выкалывая ему глаза, дети смеялись. Когда же он кидал камнями в слепых или в прокаженных, они помогали ему. Его жестокость заражала их.
Случилось как-то бедной нищей проходить той деревней, где жил Мальчик-Звезда. Она была в рваной одежде и босая. От ходьбы по кремнистой дороге на ее ногах были кровавые ссадины. Разбитая, измученная, она села близ каштана. Заметив ее, Мальчик-Звезда крикнул своим сверстникам.
– Глядите-ка, вон под то дерево села нищенка в лохмотьях. Надо прогнать ее оттуда. Пойдемте!
Он подбежал ближе к нищенке и, ругаясь, бросил в нее камнем. Когда нищенка увидела его, в ее глазах отразился ужас и она не спускала взгляда с Мальчика-Звезды. Но он стал опять бросать в нее камни.
Увидав это, Дровосек выбежал из сарая, где колол дрова, и сердито сказал приемышу:
– В твоем сердце нет жалости, и ты жесток! Что дурного сделала тебе эта женщина и за что ты ее бьешь?
Мальчик-Звезда гордо посмотрел на него и гневно произнес:
– Я не обязан давать тебе объяснений моих поступков. Ты мне не отец, чтобы приказывать!
– Это верно, – ответил Дровосек, – но все же я пожалел тебя и спас от гибели, когда ты замерзал близ леса; а потом вот и вырастил тебя.
Последние слова Дровосека так поразили женщину-нищенку, что она вскрикнула и лишилась чувств. Дровосек бросился к ней и перенес ее в свой дом. Жена Дровосека привела ее в чувство, накормила и успокоила.
Немного оправившись, женщина спросила Дровосека:
– Ты говорил, что этот мальчик замерзал близ леса и ты его нашел. Не прошло ли после этого лет десять?
– Да, это было десять лет тому назад, – ответил Дровосек.
– А не был ли он завернут в плащ из золотой ткани и не было ли на его шее янтарной цепочки? – спросила быстро женщина.
– Да, он был завернут в плащ и на его шее была янтарная цепочка, – ответил Дровосек.
И он достал из сундука золотой плащ и янтарную цепочку и показал их женщине.
Лишь только женщина увидела плащ и цепочку, как заплакала от радости и воскликнула:
– Верно! Это мой сын, которого я лишилась в лесу… Будь добр, сходи за ним: ведь я искала его по всему свету.
Дровосек тотчас же вышел и, найдя Мальчика-Звезду, сказал ему:
– Иди домой, к тебе пришла мать.
Мальчик-Звезда страшно удивился. Он с радостью побежал домой, но, увидав нищенку, с негодованием вскричал:
– Кроме этой нищенки, здесь никого нет. Покажите же мою мать!
Тогда женщина смущенно сказала ему:
– Твоя мать – это я…
– Как? Ты – моя мать! – злобно крикнул Мальчик-Звезда. – Нужно сойти с ума, чтобы так говорить! Кто же тебе поверит, чтобы я был сыном такой грязной нищенки. Я не хочу больше видеть тебя. Уходи отсюда!
– То, что я говорю, верно, – сказала женщина. – Ты мой сын, которого у меня похитили разбойники, а затем кинули. Приметы верные: золотой плащ и янтарная цепочка… Пойдем со мною, сын мой. Я люблю тебя, и ты будешь моим утешением!
Женщина пала на колени и протянула к нему руки.
Но Мальчик-Звезда бросил на нее презрительный взгляд и резко сказал:
– Если ты действительно моя мать, то лучше бы тебе не приносить позора мне. До сих пор меня называли сыном Звезды, а не нищей. Уходи же отсюда: я не хочу тебя видеть!
– Милый мой сын, – с мольбой произнесла женщина, – я так много страдала в поисках тебя, что едва ли перенесу это новое страдание. Поцелуй же меня на прощанье перед уходом!
– Ты так безобразна, что я лучше поцелую змею или жабу, но только не тебя, – ответил Мальчик-Звезда и отвернулся от женщины.
Горько заплакав, женщина пошла в лес и скрылась. А Мальчик-Звезда вернулся к своим товарищам.
Но тут произошло что-то странное… Когда дети увидели Мальчика-Звезду, они стали насмехаться над ним:
– У-у! Какой ты гадкий, точно жаба или змея! Мы не станем играть с тобой. Уходи отсюда прочь!
И дети прогнали его.
Мальчик-Звезда страшно удивился этому. «Что это значит?» – подумал он и решил отправиться к ручью и посмотреть на себя в зеркале его вод.
Но когда он пришел к ручью и взглянул на свое отражение, то его лицо исказилось ужасом. Он увидел, что стал похож лицом на жабу, а телом – на змею. У него было плоское серое лицо, зеленые глаза и как бы змеиного цвета кожа на теле.
Мальчик-Звезда пал наземь и залился слезами.
– О я несчастный! – воскликнул он. – Теперь я понял, что наказан за свою жестокость. Даже от матери я отрекся. Я буду теперь искать ее по белу свету и до тех пор не успокоюсь, пока не отыщу ее.
В это время ему кто-то положил на плечо руку и нежно сказал:
– Не плачь! Это неважно, что ты стал некрасив. Я не буду смеяться над тобой. Только ты оставайся с нами.
Он обернулся и увидел около себя маленькую дочь Дровосека.
– Нет, я должен уйти отсюда, – отвечал он – Я наказан за свою жестокость и должен отыскать мать и выпросить у нее прощение.