— И ты отказался? — спросил Шептун, посуровев.
— Отказался. Сталкер, я намеки всегда хорошо понимаю. Если один человек учинил такое — то нужно крепко задуматься. Будь ты супермен какой или Рембо, мы бы тебя нашли и зарыли без креста. Но ведь ты смертник. Обычный мужик, который не заботится о собственной шкуре. Как с вами воевать? Совсем никак.
— Что сказали остальные? — спросил Сенатор, разглядывая напряженные лица бандитов.
— Ничего, — ответил Гривна. — Пошушукались и прислали мне черную метку.
Шептун решил, что неверно понял сказанное.
— Метку? — переспросил он.
— Ну, не буквально. Выбрали самого лохастого и передали через него, что больше не хотят видеть меня вожаком стаи. Но ты не обращай внимания, сталкер, волчата всегда скалятся и стремятся показать, кто тут главный. Нормально все.
— Так что ты сказал им?
— Сказал, что мне нужны сутки на размышление, — ответил Гривна. — Ребята согласились. Вот только плана у меня не было. Я уже подумывал мотать удочки с самыми проверенными отцами, но тут ты сам заявился.
Шептун внутренне собрался, обратился в слух.
— Да не парься ты так, — успокоил вожак. — Отказался я, говорю же.
— Риск был велик, — вставил Сенатор.
— Верно говоришь, — кивнул Гривна. — Великоват. Только вы учтите, что эта братва, которая стоит рядом с вами, моих взглядов не разделяет.
Шептун повернулся, стараясь придать спонтанному жесту вид осознанного.
— Ага, — ощерился грязный бандит с двустволкой в руках. — Болтай, болтай. Все равно ты отсюда не выйдешь.
Сталкер медленно положил руки с переплетенными пальцами на стол.
— Спокойно, — предупредил Гривна. — Меня еще никто не сместил. Эта крыса только делает вид, будто все здесь контролирует. На базе еще остались верные мне люди, и их большинство. Так что мы беседуем. Хорошо?
— Хорошо, — согласился Шептун. — Значит, мы теперь на одной стороне.
— А мы никогда и не были по разные, — усмехнулся вожак. — Оглянись. Что ты видишь вокруг?
Сталкер еще раз осмотрел базу, думая, будто пропустил что-то важное. Фабрика, склады, далекие верхушки деревьев…
— Зона, — пояснил Гривна. — Мы все тут по одну сторону забора, сталкер. Я, ты, твои друзья, этот крендель с двустволкой. Мы все в общей клетке, потому и грыземся. На Большой земле мы бы друг друга и не заметили. Всех нас окружает общий забор. Мы сами выбрали этот путь. Лично передо мной поставили выбор — гнить за решеткой до конца дней или поучаствовать в социальном эксперименте.
— Социальном?!
— Ну да. А иначе зачем нас сюда пустили? По-твоему, психология обитателей Зоны никого не волнует?
Шептун почесал нос. Оказывается, постоянно донимавшие его мысли о мироздании и сущности Зоны волновали не только его одного. Может, не стоило и комплексовать из-за таких вещей.
— Давай я объясню внятно, почему решил отпустить Самопала, — сказал Гривна. — Видишь ли, я сентиментальный старый черт, который, несмотря на грехи, очень любит своих доходяг. Банду Темной долины. И сегодня ночью я впервые по-настоящему испугался — не за себя, нет. Меня штопали девять раз, по карме я уже давно не жилец, так что меня Зона хранит. Мне стало страшно, потому что все эти зайцы, — Гривна обвел рукой вокруг себя, — все эти чудики в черных куртках сегодня ночью впервые стали вести себя по очень нехорошим и опасным понятиям. Они стали вести себя подобно клану.
— Клану, — повторил Шептун.
— Да. У меня тут все свободные люди, однако я впервые увидел, как они собираются без явного лидера, чтобы посмотреть на меня другими глазами. Впервые услышал, как они скандируют мое имя, смешивая его с очень плохими словами. Я был в ярости и хотел лично наказать каждого из них, но среди этой толпы никаких каждых не было — все мои дети начали говорить мне о правилах, нормах, рамках, установках, идеалах, да еще таким возвышенным языком, который я у них и не подозревал. Сам-то я почитывать люблю, но чтобы здешние урки умели так красиво ляпнуть — прям Шекспиры, ё-моё.
— Подотчетные тебе люди начали мыслить на новом уровне, — сказал Сенатор. — Толпа обрела самосознание, каждый стал частью единого целого, которое проявляет себя через любого из участников. Душевные силы людей растворяются в толпе, но в клане они суммируются. У них одновременно и есть лидеры, и нет, потому что лидером в клане может стать любой, кто сумеет угодить желаниям остальных, а также их стремлениям угодить его собственным желаниям. Каждый член клана является самобытным носителем устоев, его идеология накрепко смешана с идеологией клана, он готов умереть за другого носителя этой морали и убить того, кто ее предаст, даже лидера.
— Психиатр? — с подозрением зыркнул на него вожак. — Но ты прав. Ребята сегодня весь день носятся как угорелые, глаза таращат, плетут всякую ересь…
— Эй, Гривна, — окрикнул его бандит с опущенным пистолетом. — Не тебе решать такие вопросы, где ересь, а где нет.
— Во, — Гривна показал на него трубкой, — видели? Вот какие предъявы мне приходится выслушивать. Спокойно! — Он обратился к бандиту. — Я понял, что вам жить не давало целый год, и сделаю выводы. В данный момент я перетираю с чушпанами из другого клана, как нам быть. Или ты вот так, с ходу, воевать с ними собрался?
— Ладно, — хмуро ответил новоявленный клановец. — Быстрее давай!
Шептун испытывал смешанные чувства. Вроде бы сбылась его заветная мечта — окружающие наконец начали понимать его состояние. С другой стороны, он понимал, что любой клан может быть создан только в противовес «Набату». Войны группировок его совсем не прельщали.
— Братва, — он обратился к бандитам. — Отдайте мне пленника. Признательность клана гарантирую. Когда вы…
— Минуточку, — произнес Гривна. — Сталкер, ты чего это творишь?
— Что такое?
— Ты ведешь переговоры не со мной, а с другими людьми. Это как понимать?
— Гривна…
— Зачем я на тебя потратил столько времени?
Шептун внимательно посмотрел на него. Было видно, что вожак действительно разочарован.
— А ты чего хотел? — спросил сталкер. — Думал, что я сейчас пойду против собственных устоев и начну уговаривать твоих друзей забыть про свободу и снова собраться под твоим сапогом? Гривна, я не привык врать. Я сегодня говорю то же, что и вчера, — действительно, я ценю коллективы, в которых любой, подчеркиваю — любой человек может оспорить приказ лидера и выступить со встречным предложением, да еще и сделать это мягко. Только вчера ты меня за такие слова считал за лоха и наивного дурачка, все жизни учил, а сейчас понял, что сам вступил в жирную и склизкую лужу. Вот и пытаешься сохранить лицо да подумать, как бы тихо-мирно вытурить меня вместе с проблемами. Я же говорю — мне не важно, чем вы все тут занимаетесь, какую перелицовку устраиваете. Отдай мне Самопала, я уйду, и «Набат» вас не будет преследовать. Это в равной степени касается всех присутствующих. Никому не нужны проблемы — ни вам, ни нам. Устраивайте кланы, революции, проводите реформы — это не мое дело.
— Волк, — покачал головой Гривна. — Одинокий волк, не знающий, к какой стае примкнуть…
— Я знаю свою стаю, — опроверг его слова Шептун. Он уже вспоминал нависающие скалы Когтя, костер Грача, родную палатку, смех товарищей. — И я забираю нашего волка. Приведите Самопала либо начнем войну прямо сейчас! У меня больше нет времени на дурацкую болтовню!
Люди в черных плащах переглянулись.
— Что скажет Гривна? — спросил бомжеватого вида бандит.
Вожак бросил трубку на землю и растоптал ее ногой. В гробовой тишине треск прозвучал омерзительно.
— Гривна скажет, что он снимает с себя полномочия лидера, — ответил вожак. — Он забирает свое имущество и с верными ему корешами уходит на южную ферму. Он сделает это, независимо от того, что по этому поводу думает великий «Набат». Я отдаю Самопала.
— Пусть так, — сказал бомж. — Это твое дело. Я тоже за то, чтобы отдать Самопала. Мои приветствия «Набату».
— Бум! — сказал Гривна, имитируя колокол.
Шептун стоял за воротами базы. Кроме Сенатора, рядом никого не было. Их вывели наружу, чтобы они не присутствовали при дальнейшем урегулировании сложных взаимоотношений Гривны и остальных.
— Сенатор, — произнес сталкер. — Ты не представляешь, как я тебе благодарен.
— За что? — улыбнулся шаман. — Мои услуги тебе не понадобились. Ты сам убедил Гривну поговорить с тобой, в первую очередь — за счет твоей же ночной атаки.
— Так получилось, — оправдывался сталкер. — Я ничего не изменил, лишь усугубил давний раскол, который у них был и раньше.
— Так совершаются все великие деяния, друг мой. Нужно просто уметь прийти в нужное время и придать толчок в нужном направлении. Или ты думал, что горы сворачиваются при помощи саперной лопатки?
— Мне просто повезло.
— То, что ты раз за разом гнул свою линию, нельзя назвать везением. Нет, Шептун, это закономерный успех, просто ты долго шел к нему. Ты говорил, и в тебя плевали. Ты говорил снова, и в тебя бросали камни. Но однажды ты достучался до людей, и тебя поняли. Это то, ради чего ты все это время распространял идеологию клана. Ты победил.
— Еще нет. Мне нужно доставить Самопала на базу и передать Грачу. Пока я этого не сделаю, моя задача не будет закончена.
— Тогда желаю удачи вам обоим.
— Спасибо. Сенатор, а как ты так лихо всадил нож в того придурка? Я и не знал, что ты на такое способен.
Шаман рассмеялся.
— Просто не демонстрирую силу и не показываю слабости, Шептун, ничего более.
— Все равно это было невероятно.
— Может быть, может быть. Ты спрашивал меня, в чем была твоя ошибка во вчерашнем разговоре с Гривной. Полагаю, теперь ты знаешь ответ.
— Меня не слушали.
— Верно, Шептун. Не слушали, потому что считали слабым. Ты действительно нес слово, а не насилие, но любые речи бесполезны, если уши людей закрыты. Чтобы их раскрыть, порою приходится показать, чего ты стоишь.
— Аль Капоне говорил, что с помощью доброго слова и револьвера можно добиться большего, чем одним только добрым словом.
— Истинная правда, Шептун.
Сталкер провел рукой по лицу и сделал глубокий вдох.
— Даже не верится, что все позади, — признался он.
— Все только начинается, — сказал шаман. — Бывай, Шептун. Я пошел.
— Сенатор, подожди! Давай я тебя хоть с Самопалом познакомлю.
— Не надо, дружище. Для начала разберись с тем, кто есть Самопал. Не люблю я знакомиться с людьми в таких условиях. Если все будет хорошо, то приходи ко мне на Агропром, расскажи, чем все закончилось.
Шептун протянул ему руку.
— Бывай, Сенатор, — сказал он.
— Удачи тебе, сталкер.
Сенатор исчез быстро. Скрывшись за холмом, он не оставил ни единого следа, не примял ни единой травинки. Подобно духу Зоны, он пришел и ушел в нужный момент.
Сталкер продолжал стоять, закрыв глаза, слушая мир.
— Шептун, — прозвучало робкое приветствие.
Сталкер оглянулся. Метрах в пяти от него стоял Самопал — грязный, с перебинтованным коленом, но живой. Он растерянно смотрел вокруг.
— Меня отпустили, — сказал он. — Что происходит?
— Мы возвращаемся домой, — ответил Шептун.
Длинноволосый парень побрел к нему. На его правом бедре висел противогаз. Из-за спины торчало дуло. Самопал снял автомат и передал его сталкеру.
— Это тебе, — сказал он. — Гривна говорил, это твой.
— Мой. — Шептун принял «Калашников». Автомат был в последней комплектации — подствольный гранатомет, оптический прицел, глушитель. Он смотрелся просто роскошно, насколько это определение может быть применимо к оружию.
— Вот еще, тут передали от братвы… — Самопал протянул сталкеру четыре спарки из магазинов, перетянутых зеленой изолентой. — Сказали, это тебе подарок. Тут бронебойные.
— Волчьи зубы, — усмехнулся Шептун, осматривая магазины. — Спасибо чужой стае, стало быть. Ты готов?
— К чему? — испуганно спросил Самопал.
— Я же сказал. Идем домой. В Коготь.
— Нет, — замотал головой парень. — Я не хочу, я…
— Прости. — Шептун перевесил ремень автомата на шею. — Тебя уже никто не спрашивает.
— Шептун…
— Как и меня тоже. Давай хоть сейчас не будем влезать в высшие материи и просто закончим эту историю. Пойдем.
Самопал больше не произнес ни слова возражения. Сжав губы, он безвольно зашагал перед сталкером.
Глава 22. Возвращение
Несколько раз Шептун оборачивался, прежде чем понял, что никакой погони не будет. А если и будет, то он все равно не сумеет помешать ей. У сталкера нашлось бы достаточно воодушевления для себя самого, чтобы найти в себе силы защищать свою идею до последней капли крови. Однако ему очень не хотелось терпеть неудачу на последней стадии путешествия.
Идя вслед за Самопалом, Шептун старался сосредоточиться, смотреть под ноги, разглядеть новые ловушки перед собой, но все было безуспешно. Он не мог не думать о своем путешествии, таком коротком и в то же время длинном.
— Зона — коза отпущения, — вымолвил Шептун. — Как думаешь?
— Ни о чем я не думаю, — бросил Самопал, передвигая ноги.
— А я думаю, что Зону создали мы, люди. Она всегда была мусоркой для наших недостатков. Мы же сюда всю свою злобу сваливаем. Вот эта злоба и носится, в воздухе летает, ищет, в кого бы пустить свои щупальца…
— Когда же ты замолчишь, Шептун… Все, я согласен, согласен с тобой. Только отвали. И еще…
— Что?
— Мы не люди.
— А кто же мы?
Самопал не ответил, и Шептуну стало смешно.
— Мы лишь кучи дерьма, — произнес Самопал, не выдержав паузы. — Живем и паразитируем на всем, что шевелится.
— Э нет, браток. Дерьмо не может паразитировать на другом дерьме. Только на том, что лучше, чем оно само, а то дисбаланс полный получается.
— Значит, считай себя лучше других. Ты всегда так делал.
— Всегда — это когда? — потребовал ответа Шептун. — В чем это я себя считал лучше, чем другие? В том, что люблю побыть один?
— Шептун, нас всех убьют. Когда-нибудь. В гробу будешь ворочаться один и тогда радуйся, что тебя оставили в покое.
— Нас не убьют.
— Ну тогда посадят.
— Попрошу себе одиночную камеру. Самопал, побудь реалистом. Если нас посадят в тюрьму, то тебя опустят в первый же день. Будешь валяться у параши и волосами ее чистить — они у тебя сейчас как раз на половую тряпку похожи. Это если сильно повезет. А по идее, ты из карцера вылезать не будешь.
— Зато тебя с твоими речами там загасят.
— Думаешь? Самопал, давай без противоречий. То я сижу в одиночестве и никого не хочу видеть, то я обожаю поговорить и ко всем пристаю. Ты уж определись.
— Отвали от меня! Ты сам все понял!
— Понял, что ты только на эмоциях и живешь. Всегда и везде. Скажи, ты в самом деле не выдал бандитам, где находится база?
— Не выдал.
— Интересно, почему? «Лезвиям» выдал, а бандитам нет? В чем причина? Ты своих бритв боишься больше, чем трубки Гривны?
— Отстань, я сказал.
— Самопал, твое слово ничего не стоит. Не подумай, что я тебя оскорбить хочу, просто констатирую факт. Ты сам должен был понять и ты сам этого хотел. Никому в мире ты не нужен. Тебя даже сталкером назвать нельзя. Что ты вообще делал в клане? Я вот не могу вспомнить, если честно.
Шептун наморщил лоб. Оглянулся снова. Быстро осмотрел местность в прицел автомата — похоже, теперь преследования точно можно было не бояться.
— А ты теперь крутой мужик, да? — сказал Самопал. — Обзавелся пушкой, окрутел. Угрожать стал всем подряд. В «Набате» ты таким не был.
— Я изменился.
— Может, я тоже изменился?
— Может. Я этого не знаю. Кстати, как ты шел через перевал?
— Ногами.
— Очень смешно. Там химическая пыль, а у тебя никакой защиты нету.
— У меня противогаз есть.
— Ты подхватишь какую-нибудь дрянь.
— Уже подхватил. Сюда меня волокли без защиты.
— Хреново, — озадачился Шептун. — Может, пронесет в этот раз…
— Может.
Через перевал прошли быстро. Самопал явно нервничал, прижимал противогаз к лицу, удерживал фильтр, чтобы не слетел. Видимо, ему дали явно не новую вещь. Шептун даже решил, что бандиты могли намеренно испортить фильтр или даже чем-то отравить его, но затем отбросил эту мысль — звучало слишком изощренно.
Минут через пять они оказались по ту сторону. Темная долина осталась позади.
— Ты в порядке? — спросил Шептун, глядя, как Самопал тяжко дышит.
— Нормально все…
— Точно?
— Шептун, а куда мы идем?
Сталкер присмотрелся к нему.
— Мы идем в Коготь, — произнес он. — Самопал, ты точно помнишь, где мы и что происходит?
— Помню. Мы идем в Коготь…
— Самопал, давай просто идти, — уговаривал Шептун. — На базе нам дадут попить, поесть, отдохнуть. Положим тебя в хижине Дудука, пока не поправишься. А, Самопал? Что скажешь?
— «Набат», — проговорил Самопал. — Нет, мне туда нельзя…
— Пошли, Самопал.
— Шептун, отпусти.
— Не могу.
— Пожалуйста.
— Нет, я не отпущу тебя. Не в таком состоянии. Сначала тебя надо вылечить.
Самопал мотал головой, качался из стороны в сторону, словно пьяный. Но проходило несколько мгновений, он вскидывал голову, твердо шел метров двадцать и снова терял силы. Его глаза слезились, но Шептун не хотел думать о том, что это от угрызений совести. Скорее, химическая гадость все же прошла через фильтр.
Сталкер с досадой отвернулся. Сенатор был прав. Он действительно не хочет, чтобы у Самопала нашлись оправдания или возникло раскаяние за содеянное — тем тяжелее будет привести в исполнение наказание, наложенное Грачом. Куда легче казнить явного врага, продолжающего оставаться опасным даже в момент поимки. Отчаявшийся ренегат на такого не походил.
Клан. Общество, не оставляющее без последствий гибель своих, но мстящее за них руками точно таких же парней. Один волк убивает другого, третий приказывает четвертому отомстить. Сколько в результате останется особей, кого не коснется эта феерия нарастающего возмездия? Насколько поредеет стая, когда перегрызутся сильнейшие? Может, как раз сильнейшие и останутся, а перевымрут именно слабые… Сталкер сам не понимал, как при таком раскладе «Набат» не оказался обреченным на саморазрушение. С другой стороны, вполне возможно, что именно это и случилось.
— Самопал, — проговорил Шептун. — Ты помнишь, что я сказал тебе в ангаре?
— В каком еще ангаре?
— Ты знаешь, в каком. Я сказал, что никто тебе не поможет, кроме меня. Помнишь?
— Да.
— Так оно и случилось. Бандиты поймали тебя, избили, но я все же пришел за тобой. Этого ты, надеюсь, тоже не забыл?
— Нет. Не забыл.
— Я вернулся и сделал все, чтоб тебя вытащить живого. Пусть у меня не получилось, но я постарался. Ты ведь заметил это?
— Да.
— Поэтому ты должен знать, что ничего не изменилось. В «Набате» нам предстоит сложная разборка. Тут я должен буду идти против своих, но раз кровопролития все равно не будет, то знай: я за тебя заступлюсь.
Самопал продолжал идти. Было видно, что он не поверил сталкеру.
— Ты знаешь, что именно случится, когда мы вернемся на базу? — спросил Шептун.
— А что тут думать? Меня убьют?
— У меня нет информации по этому поводу.
— Меня убьют, и ты это знаешь.
— Самопал, будь у клана намерение попросту прибить тебя, то они поручили бы это мне. Ты в самом деле не видишь ничего странного в том, что я не пустил тебе пулю в лоб сразу?
— Ты просто не сумел.
— Будь так, Грач послал бы за тобой того, кто сумеет убить по приказу.
— Значит, меня убьют там, — горько произнес Самопал. — И перед этим шеф толкнет речь.
— А ну стой!
Шептун обежал Самопала и стал перед ним.
— Ты чего это? — спросил сталкер, бледнея. — Совсем волю к жизни потерял?
— Тебе-то что? Что сделано, то сделано.
— То есть ты уже решил, что тебя сто процентов убьют, смирился с этим, покорно принял и уже сейчас решил не предпринимать никаких действий по этому поводу?
— Ну, допустим.
— Ни фига не допустим! Самопал, мать твою за ногу, ты совсем долбанулся, что ли? У бандитов, значит, выжил, а тут нюни распустил? Еще раз повторяю: Грач не намерен тебя убивать! Мне дали четкое задание: найти тебя и вернуть живым. Шеф отдельно мне указал, что не ставит целей наказать тебя, он лишь хочет понять, что тобою двигало, когда ты сдал караван «Лезвиям». Я тебе могу поклясться на чем угодно, что я не лгу. И это еще не все. Исходя из того, что я успел повидать за эти дни, я самостоятельно пришел к выводу, что тебя надо сначала выслушать. Самопал, почему ты не хочешь жить?
— Хочу, — ответил пленник. — Но не могу.
— Почему? Почему, Самопал? Ты смертельно болен?
— Мы все смертельно больны.
— Давай без пафоса. Отвечай, что случилось, или мы поставим точку прямо здесь!
— Хорошо, — сказал Самопал, взмахивая головой и отряхивая волосы с лица. — Ставь.
Шептун держал паузу, но недолго.
— Я не могу отпустить тебя, — сказал он.
— Если я скажу Грачу, зачем все это сделал, то он прибьет меня гарантированно, — медленно проговорил Самопал. — И он, думаю, сделает это так, чтобы ты не видел. И никто не видел. Просто мой труп случайно найдут где-нибудь в выгребной яме или висящим на вершине Когтя. Может, мое тело будет лежать где-то в лесах, и меня случайно найдут сталкеры. Грач спишет на бандитов, будет толкать речи у костра, и все смешают меня с грязью — мне плевать, Шептун, исход все равно один и тот же.
— Нет, — возразил Шептун. — Грач хороший мужик. Зря ты так с ним.
— Хороший. Но он не примет ответов.
— Может, потому, что ответов у тебя нет?
— Может.
Самопал пошел через лес, в сторону Когтя. Шептун обалдело смотрел ему вслед, затем побежал догонять.
— Стой! — сказал он в смятении, но Самопал не останавливался. — Так нельзя! Это же… линчевание получается!
— Такова правда Зоны. Тут нет справедливости, только месть.
— В «Набате» не мстят!
Шептун умолк, чувствуя, как слова заблуждения мигом оборачиваются убийственной ложью.
— «Набат» — это клан, — проговорил Самопал. — А клановая месть всем верховодит. Шептун, «Набат» затем и стал кланом, чтобы получить право на месть, подобную кровной. Собрались мужики и решили, что вместе они стоят больше, чем по отдельности, и у каждого из них стало больше полномочий. Как у религиозной общины, как у государства. Ты утешай себя, сколько хочешь, это ни на что не повлияет. В чем разница между вами и «Лезвиями»? Вы так же готовы резать.
— Мы не делаем этого!
— Но вы не ограничиваетесь тем, чтобы просто носить ножи. Вы держите их наготове, прячете за спинами и фальшивыми улыбками, иногда замахиваетесь ими, открыто угрожаете, порою прикладываете к чужой шее. Вы ищете повода и уже готовы сами спровоцировать войну. Вы перекрыли кислород всем сталкерам Зоны, записав их в бандиты, сочли своим правом вести здесь дела и указывать остальным, что им делать. Шептун, меня тошнит от твоего клана. «Лезвия» отличаются от вас лишь тем, что не стали изматывать вас и ударили первыми.
— Самопал, ты гонишь. Тебе бы сейчас о своей шкуре задуматься.
— Даже если ее с меня сдерут, она все равно останется моей.
Шептун представил себе эту картину, и ему стало дурно.
— У нас равные права, — сказал ренегат. — Нас всех кинули в общую яму. Кто сильнее, тот и выживает.
— Сила не только в том, чтобы замочить всех остальных, — настаивал Шептун. — В великодушии тоже может быть сила. Если тот, кто сильнее в яме, принудительно заставит всех остальных прекратить грызню — разве это плохо? Отнимет общую еду, чтобы действительно разделить ее на всех поровну. Да, это странно, но разве плохо?
Самопал смеялся так долго, то Шептун заподозрил у него помешательство.
— Знаешь, мне как-то не встречался ни один сталкер, который бы сказал, что «Набат» отнял у него хабар, чтобы разделить, — выговорил ренегат, когда успокоился, хотя все еще посмеивался, превозмогая боль. — Хорошую яму ты описал, Шептун. Прямо представил, как идет по Зоне сталкер, видит артефакт в аномалии, достает болт, готовится кинуть и прикидывает, как лучше извернуться, чтобы достать добычу. Но тут из кустов выходит бригада «набатовцев», они отстраняют сталкера в сторону, достают артефакт самостоятельно с помощью опыта и такой-то матери, затем сдувают с него пыль и вручают сталкеру. Что-то я не припомню за «Набатом» такой стратегии демонстрации силы. Любитель кошек, ты слишком добр. Клан отобрал у свободных бродяг право на труд — даже при совке нам оно было гарантировано. Вы не оставили остальным выбора, потому что в Зоне можно жить, только как-то добывая себе на пропитание, воду, медикаменты, не говоря уже о сталкерском оборудовании. Добыть эти ресурсы можно только там, на стене. У военных. Местные склады давно разворованы, через Заслон не пробиться, картошку тут не вырастишь, от кабанов изжога наступит и отравишься скоро. Так что только по обмену. А чтобы тебе дали пожрать, нужно предоставить что-то взамен. Травы, артефакты, части тел мутантов. Но когда появился «Набат», сталкерам ничего не осталось, кроме как выживать. Выживать против вас.
— В Зоне можно жить вполне нормально, тихо, — опроверг Шептун. — Как-то договориться, сбиться в группы…
Он не договорил. Смутные сомнения поселились у него в душе.
— Продолжай, — насмешливо сказал Самопал. — Организоваться, скучковаться, где-то осесть, распределить обязанности. Сделать то, что делает «Набат». Так? Ты столько времени потратил, чтобы призывать всех собраться в клан, что забыл простую вещь: не всем нужен конкретно твой клан. Люди не против общества, но оставь им право создавать свое. А когда позволишь, то смирись с тем, что с руганью между людьми будет покончено, но мир не настанет. Потому что любая проблема перерастет в вооруженный конфликт. Человек против толпы выстоит, только если соберет собственную.
— Волк без стаи, — проговорил Шептун, чувствуя приступ внезапного ужаса. Дернувшись, он пришел в себя и яростно замотал головой. — Я отказываюсь говорить с тобой, — сказал он.
— Господи, какое счастье…
— Раз ты не хочешь, чтобы я вступался за тебя перед Грачом, то не буду. Сообщи ему то, что думаешь о нас. Только я не думаю, что он поймет.
— Он поймет, — саркастично улыбнулся ренегат. — И именно поэтому мне конец.
Коготь.
Шептун издали заметил скалистые вершины, вонзившиеся в небо, но обычного благоговения не ощутил. Возвращение домой не наделяло его не то что радостью, но даже банальным успокоением, не давало перевести дух при мысли, что скоро можно будет упасть в свою палатку, закрыться изнутри и проспать часов восемнадцать. Сталкера мучили совсем другие виды усталости, которые не проходят сами собой, пока не сделаешь нечто особенное.
Что-то еще было не так, помимо самочувствия Шептуна.
— Почему так тихо? — спросил он.
Самопал ничего не отвечал. Было видно, что он не ответил бы, даже если бы вопрос был обращен к нему.
— Эй! — крикнул Шептун, бросившись вперед, к смотровой яме, из которой торчала рука. — Что тут…
Перед ним лежал труп дозорного. Того самого, чьего имени Шептун так и не узнал. Под ним была засохшая лужа крови. Видимо, смерть наступила совсем недавно.
— Что там? — не вытерпел Самопал. Он увидел труп и весь словно сжался. — Черт побери. Шептун, он мертв.
— Да, — сказал сталкер и огляделся. — Почему его не вытащили отсюда? Быть может, наши не знают. И если…
Не договорив, Шептун со всех ног ринулся вперед, сдергивая автомат с плеча.
Его ноздри уловили запах дыма.
Перед пробитой бочкой с водой лежал мертвый Пассатиж. Лицо покойного было безмятежно, руки раскинуты в стороны. Ему повезло — он умер быстро.
Сам источник дыма находился чуть дальше — вернее, их было множество. На месте хижины Дудука осталась куча углей. Тошнотворный жирный дым струился из жилых нор. Из одной из них торчала нога Баунти в том самом злосчастном сапоге, который он так и не починил как следует.
Палатка Шептуна сгорела начисто вместе со всем имуществом. На куче золы остались стоять две палаточные дуги. Было видно, что тут не мародерствовали. Просто все уничтожили.
Тела были разбросаны по всему Когтю. Возле входа в пещеру шефа лежал Сандора, сжавшись в клубок. Видимо, он скончался не сразу. Костер для ежевечернего сбора клана превратился в место массовой кремации. На нем россыпью лежали обожженные скелеты.
Самопал согнулся пополам и начал блевать желчью. Шептун, часто дыша, подошел к пещере и заглянул внутрь.
Голова Грача была насажена на кол и стояла у самого входа. За ней виднелись разбросанные по дну пещеры части тела.
Обратно сталкер вышел, не дыша вообще. У него потемнело в глазах, и, чтобы не потерять сознания, Шептун расцарапал себе щеку до крови.
— Как так? — выдохнул он. — Что тут произошло?
Никто не мог ответить ему. Все были мертвы. Клан «Набат» перестал существовать.