Я знал одного фермера, отца пятерых сыновей,—
Они были отцы сыновей — и те тоже отцы сыновей,—
Он был удивительно мощен, спокоен, прекрасен,
Его голова, желто-белые волосы, борода, глубокий взгляд его темных глаз, широта и щедрость его обращенья —
Все это меня привлекало, я его посещал,— он был также мудр;
Он был шести футов ростом, старше восьмидесяти лет,— его сыновья были рослые, крепкие, бородатые, загорелые красавцы;
Сыновья и дочери любили его — каждый, кто знал, любил его;
Любили не из почтенья, а искренне — каждый по-своему;
Он пил только воду,— кровь пробивалась румянцем сквозь темный загар его лица;
Он был заядлый охотник, рыбак,— сам правил лодкой, что ему подарил судовой плотник; у него были ружья, что ему любя подарили;
Когда он шел с пятью сыновьями и многими внуками на охоту иль рыбную ловлю, он казался среди них самым красивым и сильным;
Вы хотели бы долго, долго быть с ним, сидеть с ним рядом в лодке, к нему прикасаясь.
Я понял, что быть с теми, кто нравится мне,— довольство,
Что вечером посидеть и с другими людьми — довольство,
Что быть окруженным прекрасной, пытливой, смеющейся, дышащей плотью — довольство,
Побыть средь других, коснуться кого-нибудь, обвить рукой слегка его иль ее шею на миг — иль этого мало?
Мне большего наслажденья не надо — я плаваю в нем, как в море.
Есть что-то в общенье с людьми, в их виде, в касанье, в запахе их, что радует душу,—
Многое радует душу, но это — особенно сильно.
Вот женское тело;
Божественный нимб от него исходит с головы и до ног;
Оно влечет к себе яростно притяжением неодолимым!
Я дыханьем его увлечен, словно пар, и все исчезает, кроме меня и его:
Все книги, искусство, религия, время, земля ощутимо-твердая, награда небес, страх ада — все исчезает;
Его безумные токи играют неудержимо — и ответ им неудержим;
Волосы, грудь, бедра, изгибы ног, небрежно повисшие руки — ее и мои — растворились;
Отлив, порожденный приливом, прилив, порожденный отливом,— любовная плоть в томленье, в сладостной боли;
Безграничный, прозрачный фонтан любви знойной, огромной, дрожь исступленья, безответный яростный сок;
Новобрачная ночь любви переходит надежно и нежно в рассвет распростертый,
Перелившись в желанный, покорный день,
Потерявшись в объятьях сладостной плоти дневной.
Это зародыш — от женщины после родится дитя, человек родится;
Это купель рожденья — слиянье большого и малого, и снова исток.
Не стыдитесь, женщины,— преимущество ваше включает других и начало других;
Вы ворота тела, и вы ворота души.
В женщине качества все, она их смягчает,
Она на месте своем и движется в равновесии полном;
В пей все скрыто, как должно,— она и деятельна и спокойна;
Ей — зачинать дочерей, и ей — зачинать сыновей.
Когда я вижу душу мою отраженной в Природе,
Когда я вижу сквозь мглу кого-то в совершенстве невыразимом,
Вижу склоненную голову и руки, скрещенные на груди — я Женщину вижу.
Мужчина тоже душа, и он на своем месте;
В нем тоже все качества — он действие, сила;
Изобилие познанной вселенной в нем;
Ему подобают презренье, влеченье и вызов,
И бурные страсти, безмерная радость, безмерное горе, и гордость ему подобают;
Ведь душу умиротворяет достойная гордость мужчины;
И знанье ему подобает, он любит всегда все исследовать сам;
Какое б ни было море и плаванье, он лотом глубь измеряет.
(И где ж ему лот свой бросать, как не там?)
Священно тело мужское и женское тело;
Чье б ни было — тело священно;
И тело раба. И тело сошедшего на берег забитого иммигранта.
Любой нужен здесь или там, как и тот, кто в достатке живет, как и вы;
И каждому в шествии место дано.
(Ведь все это — шествие,
Вселенная—шествие с размеренным стройным движеньем.)
Иль сами вы сведущи так, что зовете раба иль забитого иммигранта невеждой?
Иль мните, что вы имеете право здраво судить, а он иль она не имеет?
Иль думаете, что материя из текучей рассеянности отвердела, и почва лежит, вода течет, зелень растет
Только для вас, а не для него и не для нее?
С молотка продается тело мужское
(Я часто ходил до войны на невольничий рынок, смотрел, как торгуют рабами);
Помогу продавцу,— растяпа, он плохо знает свое дело.
Джентльмены, взгляните на это чудо!
Какую б цену ни дал покупатель — все будет мало;
Для него земля готовилась квинтильоны лет, без живых существ, без растений;
Для него непрерывно и точно вращались миры.
В голове его — всеобъемлющий мозг;
В ней и под ней — создаются герои;
Взгляните на руки и ноги, красные, черные, белые,— у них такие умелые сухожилья и нервы;
Их нужно все обнажить, чтоб вы могли их увидеть.
Отличные чувства, зажженные жизнью глаза, отвага и воля,
Слои грудных мускулов, позвоночник гибкий и шея, упругое мясо, крепкое телосложенье,
А там, внутри, еще чудеса.
Там, внутри, течет кровь,
Та же самая древняя кровь! Та же самая алая кровь!
Там бьется толчками сердце,— там все страсти, желанья, стремленья, порывы.
(Иль, по-вашему, там их нет, раз не выражены они в аудиториях и гостиных?)
То не один человек — то отец тех, что тоже станут отцами;
В нем — исток государств многолюдных, республик богатых;
В нем — несчетные вечные жизни, несчетные их воплощенья и радости.
Разве знаете вы, кто родится от потомка его потомка в столетьях?
(Разве можете вы узнать, углубившись в столетья,— от кого вы сами произошли?)
С молотка продается женское тело! И она не одна — в ней плодовитая мать матерей;
Она породит сыновей, которые, вырастя, станут мужьями других матерей.
Любили ль вы женское тело?
Любили ль вы тело мужское?
Разве не знаете вы, что это так у всех людей, у всех народов, во все времена, на всей земле?
Если что-нибудь священно, то тело людей священно,
Слава и сладость мужчины — признак мужественности здоровой;
У мужчины, у женщины чистое, сильное, крепкое тело красивей красивейшего лица.
Видели ль вы безумцев, сквернящих живое тело свое?
Они не скроют себя и не могут скрыть.
О тело мое! Я не покину подобье твое в других людях иль подобья твоих частей;
Я верю — подобья твои возникают, проходят с подобьем души (что они — душа),
Я верю — подобья твои возникают, проходят с моими стихами, что они — поэмы,
Поэмы мужчины, женщины, ребенка, отрока, мужа, жены, отца, матери, юноши, девушки;
Голова, шея, волосы, уши, барабанные перепонки;
Глаза, ресницы, радужная оболочка, брови, пробужденье и дрема век;
Губы, рот, язык, зубы, челюсти с их скрепленьем,
Нос, переносица, ноздри,
Щеки, виски, лоб, подбородок, горло, затылок;
Сильные плечи, мужественная борода, лопатки, широкий обхват груди,
Руки, подмышки, локоть, кости и мускулы рук.
Запястье, суставы запястья, ладонь, пальцы — большой, указательный, ногти;
Широкая грудь, курчавость волос на ней, грудная клетка,
Ребра, живот, позвоночник и позвонки,
Бедра, округлости бедер и корень мужской,
Крепления сильных мышц, хорошо несущих туловище,
Колени, коленная чашечка, голень, ступни,
Лодыжки, подъем, подошва, пальцы ноги, пятка;
Все очертанья, сложенье, все част: моего, иль вашего, иль иного мужского иль женского тела,
Легкие, желудок, кишки сладкие, чистые,
Мозг с извилинами внутри черепной коробки,
Клапаны сердца, сочувствие, влеченье полов, материнство,
Женственность и все женское — и деторожденье,
Чрево, грудные сосцы, молоко, слезы, смех, плач, взгляды любви и ее треволненья,
Голос, жесты, язык, шепот и восклицанья,
Пища, питье, пульс, пищеварение, пот, сон, ходьба, плаванье,
Устойчивость ног, прыжок, наклон, обхват и сжиманье,
Изменчивость очертаний губ и около глаз,
Кожа, загар, волоски, веснушки,
Влеченье странное при касанье рукой нагого тела,
Реки артерий, дыханье, вдох и выдох.
Красота стана и бедер сверху до самых колен,
Алый сок внутри вас иль меня, кости и костный мозг,
Чудесное выраженье здоровья;
Я говорю, что все это поэмы и части не только тела, но и души,
О, все это — сама душа!
ЖЕНЩИНА ЖДЕТ МЕНЯ
Женщина ждет меня, все вмещает она, ничто в ней не отсутствует,
Но отсутствовало бы, если бы пол отсутствовал или если бы половая сила у мужчин отсутствовала,
Все вмещает пол: тела, души,
Замыслы, доказательства, чистоту, слабости, результаты, пропаганду,
Песни, приказы, здоровье, гордость, материнскую тайну, семенное молоко,
Все надежды, благодеяния, дары, все страсти, всю любовь, красоту, все наслаждения земли,
Всех правителей, судей, богов, всех бывших и будущих людей земли,
Пол вмещает, как часть себя, и подтверждение себя.
Мужчина, которого я люблю, знает и откровенно признает очарование своего пола.
Женщина, которую я люблю, знает и откровенно признает очарование ее пола.
Теперь я отрину безразличных женщин,
Я буду идти, оставаясь с той, которая ждет меня, и с теми женщинами, кровь которых горяча и согреет меня,
Я вижу, что они понимают меня и не отвергают меня,
Я вижу, что они достойны меня, я буду хорошим мужем этим женщинам.
Они ничуть не менее значительны, чем я,
Яркие солнца и буйные ветры покрыли загаром их лица,
Их плоть издревле имеет удивительную податливость и силу,
Они умеют плавать, грести, скакать, бороться, охотиться, бегать, биться, отступать, наступать, сопротивляться, защищать себя,
Они уверены в своей правоте—они спокойные, чистые и сдержанные.
Я понимаю, что суть ваша скрыта от меня, о женщины,
Я не могу дать вам пройти, вам будет хорошо со мной,
Я—для вас, а вы—для меня, не только ради нас самих, но и ради других.
Во чревах ваших спят великие герои и поэты,
И не разбудит их прикосновение ни одного мужчины, лишь мое.
Это я, о женщины, это я иду,
Я—суровый, резкий, большой, непоколебимый, но я люблю вас,
Я не причиняю вам боли сильней, чем это вам необходимо,
Во мне—начало, порождающее сыновей и дочерей, нужных нашим Штатам, медленны и грубы мои движения,
Я плодотворно напрягаюсь, я не слушаю мольбы,
Я не отступлюсь, пока не излил то, что так долго накапливалось во мне.
В вас отвожу я запертые реки мои,
В вас облекаю я будущие тысячелетия,
Вам прививаю я черенки того лучшего, что есть во мне и Америке,
Влага, которую я оставляю в вас, превратится в сильных и неукротимых девушек, новых художников, музыкантов и певцов,
Дети, которых я порождаю в вас, в свою очередь, породят своих детей,
Я буду требовать прекрасных мужчин и женщин за мои любовные расходы,
Я буду ждать их взаимопроникновения с другими такими же, как я и вы,
Я буду уповать на плоды их низвергающихся ливней так же, как теперь уповаю на плоды моих ливней,
Я буду ждать урожаев рождении, жизней, смертей, вечности, которые я с такой любовью сею сейчас.
Я САМ ПО СЕБЕ
Я сам по себе, природа,
Этот чудный день, встающее солнце, друг, с которым я счастлив,
Рука друга небрежно брошена мне на плечо,
Склон холма в белизне цветущей рябины,
А поздней осенью здесь все оттенки красного, желтого, бурого, пурпурного, светло- и темно-зеленого,
Пышный покров травы, птицы и звери, чужой неухоженный берег, дикие яблони, камень, песок,
Прекрасные сгустки, осколки, небрежный список—один за другим, только мне стоит их вызвать или только подумать о них,—
Истинные стихи (просто образы, облики, то, что мы называем стихами),
Стихи затаенности, ночи, людей, таких же, как я,
Поэма, застенчиво скрытая, которая вечно во мне и вечно в любом
(Знаю раз навсегда, признаюсь откровенно, всюду есть люди, такие, как я, всюду скрыты наши крепкие мужественные стихи),
Любовные помыслы, любовные соки, любовный запах, любовная жатва, любовные путы, опутывающие кровь,
Руки, объятья любви, губы любви, фаллический жезл любви, груди любви, животы, смыкающиеся в любви,
Земля целомудренной страсти, жизнь, ставшая жизнью лишь по любви,
Тело моей любви, тело женщины, мною любимой, тело мужчины, тело земли,
Неясные утренние дуновения, приходящие с юго-запада,
Дикий мохнатый шмель, жужжащий, жаждой гонимый то вверх, то вниз, сжимающий взрослое тело цветка, изогнувшись, твердой влюбленной хваткой добивается своего, напряженный, пока не исходит в страсти;
Сырость лесов в предрассветный час,
Двое спящих в ночи, прижавшись друг к другу, во сне рука одного заброшена под талию другого,
Запах яблок, аромат надломленного шалфея, мяты, коры березы,
Стремление мальчика, страсть, пыланье, когда он мне доверяет, о чем он грезил,
Мертвый лист, завершающий свой спиральный виток, умиротворенно падающий на землю,
Бесплотные жала, которыми жалят меня взгляды, люди, вещи,
Мое сокровенное жало, жалящее меня самого на пределе всех своих сил,
Чувственные, округлые, обволакивающие братья, лишь эти избранные щупальца, только они на своем месте могут хранить интимность,
Любознательный странник, рука, странствующая по всему телу, застенчивая податливость плоти, там, где пальцы задерживаются осторожно, возбуждают, скользят,
Прозрачная скользкая жидкость внутри молодого мужчины,
Тревожное разъедание, мучительное, смущающее,
Волнение, болезненный прибой, которому нет покоя,
Тоже самое, что и во мне, то же самое, что и в других,
Молодой мужчина, вспыхивающий и вспыхивающий, и молодая женщина, вспыхивающая и вспыхивающая,
Молодой мужчина, просыпающийся среди ночи, горячей рукой старается подавить то, что овладевает им,
Волшебная ночь влюбленных, странные полувлекущие муки, виденья, угар, Пульс, биенье в ладонях и трепет сцепленных пальцев, молодой мужчина, весь распаленный, пылающий от стыда и досады;
Так набрасывается на меня море моей любви, когда я лежу, жаждущий и обнаженный,
Так близнецы ликуют, ползая по траве на солнце, а мать с них ни на миг не спускает свой неусыпный взгляд,
Вот ствол грецкого ореха, скорлупа ореха, сбор созревших продолговатых орехов,
Выдержанность плодов, птиц, животных,
Я бы стал непременно убогим, скрыв себя, найдя себя непристойным, если птицы и звери себя никогда не скрывают, не находят себя непристойными,
О великое целомудрие отцовства в стремленье стать рядом с великим целомудрием материнства,
Эта клятва деторожденья, принесенная мной, мои Адамовы, мои нынешние дочери,
Жадность, что гложет меня день и ночь с голодным гневом, пока не насытится то, что мальчиков породит, чтобы занять мое место, когда я устану,
Благотворная легкость, передышка, умиротворенье, и эта гроздь, сорванная с меня самого наугад,
Она сделала свое дело,— я роняю ее небрежно, чтоб упала она где угодно.
ЧАС БЕЗУМСТВУ И СЧАСТЬЮ
Час безумству и счастью! О бешеная! О, дай же мне волю!
(Почему эти бури и смерчи несут мне такую свободу?
Почему я кричу среди молний и разъяренных ветров?)
О, испить этот загадочный бред глубже всякого другого мужчины!
О дикие и нежные боли! (Я завещаю их вам, мои дети,
Я предлагаю их вам, о новобрачные муж и жена!),
О, отдаться тебе, кто бы ни была ты, а ты чтобы мне отдалась наперекор всей вселенной!
О, снова вернуться в рай! О женственная и застенчивая!
О, притянуть тебя близко к себе и впервые прижать к тебе настойчивые губы мужчины.
О загадка, о трижды завязанный узел, темный, глубокий омут, сразу распуталось все и озарилось огнем!
О, наконец-то умчаться туда, где достаточно простора и воздуха!
О, вырваться из цепей и условностей,— тебе из твоих, мне из моих.
И, приобщаясь к Природе, вдруг нежданно-негаданно освободиться от всех жизненных тягот!
Вытащить кляп изо рта, говори и кричи, что захочешь,
Почувствовать, что наконец-то сегодня я совершенно доволен, и больше ничего мне не надо.
Сорваться со всех якорей!
Вольно мчаться! вольно любить! ринуться прямо в опасность!
Бросить опасностям вызов, дерзко заигрывать с ними!
Подниматься до самого неба любви, что судьбой предназначена мне!
Взлететь туда вместе с моей опьяневшей душой!
Если нужно, погибнуть, пропасть!
Напитать весь остаток жизни этим часом полноты и свободы,
Кратким часом безумства и счастья!
ИЗ БУРЛЯЩЕГО ОКЕАНА ТОЛПЫ
Из бурлящего океана толпы нежно выплеснулась ко мне одна капля
И шепчет: «Люблю тебя до последнего дня моей жизни.
Долгим путем я прошла, лишь бы взглянуть на тебя и прикоснуться к тебе.
Ибо я не могла умереть, не взглянув на тебя хоть однажды,
Ибо мне было так страшно, что я потеряю тебя».
Ну вот, мы и повстречались с тобою, мы свиделись, и все хорошо.
С миром вернись в океан, дорогая,
Я ведь тоже капля в океане, наши жизни не так уж раздельны,
Посмотри, как круглятся великие воды земли, как все слитно и как совершенно!
Но по воле непреклонного моря мы оба должны разлучиться,
И пусть оно разлучит нас на время, но оно бессильно разлучить нас навек;
Будь терпелива — и— знай: я славлю и сушу, и море, и воздух
Каждый день на закате солнца, ради тебя, дорогая.
ВЕКА ПРОХОДЯТ, А Я ВОЗВРАЩАЮСЬ
Века проходят, а я возвращаюсь,
Несокрушимый, бессмертный странник,
Здоровый, сильный, и божество мое—фаллос, всегда готовый посеять семя,
И я иду, певец Адамовых песен,
Иду через новый сад, что зовется Запад, будоража громадные города,
Исступленный, предваряя все, что родится, предлагая себя, предлагая песни,
Погружаясь сам, погружая песни в животворное семя, которым наполнен я.
МЫДВОЕ, КАК ДОЛГО МЫБЫЛИ ОБМАНУТЫ
Мы двое, как долго мы были обмануты,
Мы стали другими, мы умчались на волю, как мчится Природа,
Мы сами Природа, и долго нас не было дома, теперь мы вернулись домой,
Мы стали кустами, стволами, листвою, корнями, корою,
Мы вросли в землю, мы скалы,
Мы два дуба, мы растем рядом на поляне в лесу,
Мы, дикие оба, пасемся средь дикого стада, мы, вольные, щиплем траву,
Мы две рыбы, плывущие рядом,
Мы как соцветья локуста, мы благоухаем в аллее по вечерам и утрам,
Мы перегной растений, зверей, минералов,
Мы хищные ястребы, мы парим в небесах и смотрим оттуда вниз,
Мы два яркие солнца, мы планетарны и звездны, мы две кометы,
Мы клыкастые четвероногие в чаще лесной, мы бросаемся одним прыжком на добычу,
Мы два облака, мы целыми днями несемся один за другим,
Мы два моря, смешавшие воды, веселые волны — налетаем одна на другую,
Мы, как воздух, всеприемлющи, прозрачны, проницаемы, непроницаемы,
Мы снег, мы дождь, мы мороз, мы тьма, мы все, что только создано землею,
Мы кружились и кружились в просторах, и вот наконец мы дома,
Мы исчерпали все, нам остались лишь воля да радость.
О ГИМЕНЕЙ! ГИМЕНЕЙ!
О Гименей! Гименей! зачем меня так пытаешь?
О, зачем увлекаешь меня ради краткого мига всего лишь?
Зачем торопишь конец? О, зачем ты уже отступаешь?
Не затем ли, что если б ты миг продлил в бесконечность, то этим бы вскоре убил меня?
Я—ТОТ, КТО ЖАЖДЕТ ЛЮБВИ
Я—тот, кто жаждет исступленной любви;
Разве земля не тяготеет к солнцу! и не влечет ли взаимно вся материя,
жаждущая, всю материю? Так и тело мое влечется ко всему, что встречаю или знаю.
МИНУТЫЕСТЕСТВЕННОСТИ
Минуты, когда я становлюсь самим собой, вы посещаете меня... А вот и наступила та самая минута,—
Дай мне одни лишь радости неистощимой плоти,
Дай выход всем моим страстям—чтоб жить и жить неукротимо буйной, грубой жизнью
Сегодня утром я под стать всем баловням природы... и
ночью—тоже; я с теми, кто верит в радость беззаконных наслаждений
я участник—вместе с молодыми—
ночных бесстыдных оргий, я танцую с танцующими и
выпиваю с пьяницами, эхо повторяет все наши
непристойности, все крики; кого-нибудь отвергнутого
всеми я выбираю другом дорогим,
Пусть он беспутен, необуздан, неотесан и неподвластен никаким законам,
Нет, я не буду больше таким, как все, зачем лишаться общества друзей?
О вы, которых избегают, уж я-то вас не стану избегать,
Я буду вместе с вами—ваш поэт, Я вам отдам всего себя, как никому другому.
ОДНАЖДЫ, КОГДА Я ПРОХОДИЛ ГОРОДОМ
Однажды, когда я проходил по большому, многолюдному городу, я пытался внедрить в свою память его улицы, зданья, обычаи, нравы,
Но теперь я забыл этот город, помню лишь некую женщину, которую я случайно там встретил, и она удержала меня, потому что полюбила меня.
День за днем, ночь за ночью мы были вдвоем,— все остальное я давно позабыл,
Помню только ее, эту женщину, которая страстно прилепилась ко мне,
Опять мы блуждаем вдвоем, мы любим, мы расстаемся опять,
Опять она держит меня за руку и просит, чтобы я не уходил,
Я вижу ее, она рядом со мною, ее грустные губы молчат и дрожат.
Я СЛЫШАЛ ВАС, ТОРЖЕСТВЕННО-НЕЖНЫЕ ТРУБЫОРГАНА
Я слышал вас, торжественно-нежные трубы органа, в это воскресенье, проходя мимо церкви;
Осенние вихри, в потемках, в лесу, я слышал ваши протяжные вздохи, и была в них такая тоска;
Я слышал чудесного итальянского тенора в опере, я слышал сопрано в квартете;
Ты, сердце моей любви, тебя тоже я слышал, когда ты обняла мою голову,
Слышал твой пульс, как в ночной тишине он звенел пад моим ухом бубенцами.
ОБЕРНУВШИСЬ К ЗАПАДУ С БЕРЕГОВ КАЛИФОРНИИ
Обернувшись к западу с берегов Калифорнии,
Непоседа, искатель, влекомый загадками,
Я, ребенок, такой постаревший, сквозь волны, на отчий дом, землю скитаний, смотрю издали,
Смотрю с берегов моего Западного моря, круг почти замкнут;
Потому что, повернув на запад, покинув Индостан, долины Кашмира,
Азию, север, Бога, мудреца, и героя,
Покинув юг, цветущие побережья и острова пряностей,
Столько с тех пор исходив, исходив всю землю,
Теперь я вновь гляжу на свой дом безмятежно и торжествующе.
(Но где же то, к чему я так долго стремился?
И где же разгадка?)
КОГДА Я, КАК АДАМ
Когда я, как Адам,
Крепко выспавшись, выхожу на рассвете из лесного моего шалаша,
Посмотри на меня и послушай мой голос, подойди ко мне ближе,
Тронь меня, тронь мое тело рукою,
Не бойся тела моего.
АИР БЛАГОВОННЫЙ
АИР БЛАГОВОННЫЙ
НА ДОРОГАХ НЕХОЖЕНЫХ
На дорогах нехоженых,
В тростнике над озерными водами
Я, сбежавший от показной жизни,
От общепринятых норм, развлечений, прибылей, правоверностей—
Ими я слишком долго пытался питать мою душу,—
Ясно увидел я нормы не общепринятые, ясно мне, что моя душа,
Что душа говорящего моими устами мужчины ликует в товарищах,—
Здесь, в одиночестве, вдалеке от бряцания мира,
В соответствии и беседе с пахучими травами,
Естественный (ибо в этом укромном месте могу я раскрыться, как не осмелюсь нигде),
Глубоко ощутил я жизнь, непоказную, объемлющую весь мир,
И, решась, отныне пою лишь мужскую дружбу
И направляю песни в эту необходимую жизнь,
Завещая выносливую, мускулистую любовь,—
В полдень девятого месяца моего сорок первого года
Всем, кто молод и кто был молод,
Я открываю тайну ночей и дней моих,
Я ликую, что не могу без товарищей.
О ДУШИСТАЯ ЛУГОВИНА МОЕЙ ГРУДИ
О душистая луговина моей груди,
Листья твоей травы собирая, пишу, чтоб меня прочитали потомки,
Листья могилы, листья плоти вырастут надо мной, над смертью,
Вечные корни, высокие листья. Да не заморозит зима вас, о нежные листья,
Расцветайте каждой весной, выходя оттуда, куда уходили;
Я не знаю, много ль прохожих заметит вас и вдохнет слабый ваш запах, но верю, что сколько-то их наберется;
О тонкие листья! О кровные травы! Что ж, расскажите на свой лад о сердце, сокрытом под вами,
Я не знаю, что сами вы значите там, внизу; вы не значите счастья,
Вы горе, горше, чем можно снести, меня вы жжете и жалите,
И все ж вы прекрасны, о блеклые корни, вы заставляете думать о смерти,
От вас даже смерть прекрасна (что прекрасно, в конце концов, если не смерть и любовь?),
Я думаю, что не жизни пою я песнь о влюбленных, но смерти,
Ибо как спокойно и как торжественно возрастает она до мира влюбленных,
Мне безразлично, смерть или жизнь, душа не делает выбора
(Быть может, возвышенная душа влюбленных предпочитает смерть),
В самом деле, о смерть, я думаю ныне, что эти листья травы значат то же, что ты,
Выше, милые листья, чтобы мне вас увидеть! выше над луговиной груди!
Дальше от сердца, сокрытого в почве!
Не таитесь в алых корнях, о робкие листья!
Не оставайтесь в земле, о стыдливые травы моей груди!
Выходите! Я вознамерился вами одеть свою грудь, довольно меня давила и удушала земля;
Загадочные, прихотливые травы, вы мне вольны не служить,
Я сам скажу то, что хотел сказать,
Я спою о себе и товарищах, в единственной песне моей зазвучит только их призыв,
Я заставлю бессмертное эхо откликнуться на него во всех штатах,
Я покажу образец постоянства и воли влюбленным во всех штатах,
Мною сказаны будут слова о веселости в смерти,
Дай мне тон потому, о смерть, дабы я пел с тобою в лад,
Дай мне себя, ибо вижу я, что вы обе свято принадлежите мне и вовек неразлучны, любовь и смерть.
Нет, не позволю я вам удерживать меня здесь тем, что я звал жизнью,
Ибо ныне открылось мне, что истинный смысл—в вас,
Что вы прячетесь в переменчивых образах жизни, они же обязаны бытием своим—вам,
Что, сбросив их оболочку, вы предстаете истинной истиной,
Что за маскою материальности вы терпеливо ждете, ждете сколько угодно,
Что однажды, быть может, вы завладеете миром,
Что, быть может, развеете по ветру всю череду житейских обличий,
Что, должно быть, вы то, ради чего существует все, но все это недолговечно,
А вы—вы долговечны.
КТО БЫТЫНИ БЫЛ, ДЕРЖАЩИЙ МЕНЯ В РУКАХ
Кто бы ты ни был, держащий меня в руках,
Честно предупреждаю, что ты ничего от меня не добьешься,
Если в расчет не возьмешь одно обстоятельство:
Я не такой, как ты предполагаешь, я совершенно другой.
Кто тот, кто станет моим последователем?
Кто обречет себя домогаться моей любви?
Дорога опасна, цель неясна, быть может, губительна,
Тебе придется оставить все и всех и меня одного считать своей мерой вещей,
И даже тогда твой искус будет долог и изнурителен,
Тебе придется забыть былую идею своей жизни и ее соответствие жизням ближних,
А потому отпусти меня и не тревожь себя мной, сними свою руку с моих плеч,
Положи меня и отправляйся своим путем.
Или тайно, для опыта, где-то в лесу
Или за скалой под открытым небом
(Ибо под крышей дома или на людях я не появлюсь,
Равно как в библиотеках я словно нем или туп, или нерожден или мертв),
Но, возможно, с тобой на высокой горе, оглядевшись, не может ли кто подкрасться,
Или, возможно, в лодке вдали от берега или на берегу отдаленного острова,