Где впервые был одомашнен конь?

Как за честь оказаться родиной Гомера спорили малоазийские города, так и за то, чтобы считаться ро­диной коня, спорят различные страны и различные ис­следователи — специалисты по древней истории и архео­логии, палеонтологи и зоологи. Если говорить о Старом Свете, то родиной коня считают Ближний Восток, Се­верную Африку и европейские степи. Необходимо отметить, что по костям палеозоологам, как правило, для ранних этапов не удается определить, с одомашненной лошадью или дикой мы имеем дело. Часто они говорят уклончиво: «могущая быть одомашненной, если не одомашненная». Возможно, именно так должна быть определена лошадь на Ближнем Востоке (Северный Ирак), датируемая VII тысячелетием до н. э.

Вспомним также находки костей диких лошадей в палестинских палеолитических пещерах.

В Средней Азии на раннеземледельческом поселений первой половины IV тысячелетия до н. э. Кара-депе найден фрагмент керамики с изображением тонконогой, стройной лошадки, похожей на ахалтекинского скакуна с маленькой породистой головкой, хорошо посаженной на красиво изогнутой шее. Возможно, это од­но из наиболее ранних изображений быстроаллюрных лошадей. Более определенные данные мы имеем по Эламу для III тысячелетия до н. э., где при раскопках в слоях между Сузами I и II наряду с костями домаш­ней лошади найдено гравированное изображение то ли коня, то ли мула. Что же касается времени одомашнения лошади в Африке, то специфический способ ее за­ездки свидетельствует в пользу самостоятельности это­го пути, правда не оказавшего влияния на смежные территории.

В. О. Витт справедливо считает, что В. Риджуэй не прав, выводя лошадей Египта и даже Ближ­него Востока из Ливии (кстати, в этом случае конем должны были управлять с помощью палочки и ошейника, давящего на дыхательное горло). Та же переоценка роли египетских лошадей для древнего коневодства наблюдается и у С. Маркмана. В то же время ней следует отрицать и той большой роли, которую играли ливийские и нумидийские кони для греческого коневодства начиная с VII в. до н. э.

Важно подчеркнуть, что на Ближнем Востоке пись­менные источники и памятники искусства отмечают по­явление лошадей, запряженных в боевые колесницы, в первой половине II тысячелетия до н. э., что подавляю­щим большинством ученых ставится во вполне опреде­ленную связь с проникновением индоевропейцев.

Как же обстояло дело с одомашнением лошади на прародине индоевропейцев, куда, по последним данным, Включены евразийские степи?

На десятках памятников Восточной Европы периода неолита постоянно встречаются кости лошадей, причем соотношение кобыл и жеребцов, молодых и старых ко­ней свидетельствует в пользу того, что здесь мы имеем дело с уже одомашненными животными. Правда, в большинстве поселений дотрипольского времени кости лошадей составляли от 1 до 5—7%. Тем интереснее. оказались раскопки ряда поселений среднестоговской культуры скотоводов, занимавших лесостепные и степ­ные пространства Украины с середины IV тысячелетия до н. э. Несколько поселений этой культуры были рас­копаны, в частности Дереивка, находящаяся на правом берегу Днепра к югу от Кременчуга. Здесь жили самые ранние коневоды, известные археологам в наши дни. Поселение, согласно работам Д. Я. Телегина, представляло собой небольшой двор, который, очевид­но, мог использоваться как загон для скота. По его краям располагались жилые и хозяйственные сооруже­ния. 83% костей относилось к домашним животным, 74% — к лошадям (принадлежали 52 особям). Особый интерес представляет культовое захоронение черепа жеребца рядом с останками двух собак, найденное в восточной части поселения у очага.

Следовательно, уже к концу IV тысячелетия до н. э. или рубежу III тысячелетия до н. э. относится первый документированный факт существования культа коня у племен, населяющих нашу территорию. Оказалась при­поднята завеса над идеологическими представлениями древнего населения. На основании костных материалов одного коня палеозоологи смогли реконструировать экстерьер животного, найдя ему место в длин­ном ряду предшествующих и последующих форм. Прежде всего вызывает удивление большой рост жеребца—144 см. Даже по современным понятиям он приближается к стандартам казахских жеребцов, а ведь в скифо-сарматское время в степях преобладали кони ростом 120—130 см в холке, а в лесах с конца I тыся­челетия до н. э. до I тысячелетия н. э. — всего лишь 110—130 см.

Поэтому В. И. Бибикова характеризует реконструи­рованного жеребца как крупного верхового коня, похо­жего на тех, что мы знаем по Пазырыкским курганам. Он несколько более толстоногий, чем кони степей эпохи поздней бронзы, более крупный, чем тарпаны и лошади Пржевальского (по ряду особенностей скелета близок к тарпанам, но отличается от них чертами, типичными для одомашненных лошадей).

Среди костей диких лошадей более раннего времени В. И. Бибиковой найдена форма Equus caballus Missii из Поволжья, которая скорее всего представляет собой предка домашней лошади из Дереивки. Следовательно, на этой территории был как исходный материал — ди­кие лошади, — так и все необходимые условия для их одомашнения. Причем среднестоговская культура хотя и стоит особняком, но имеет одновременные с ней па­мятники днепродонецкой культуры, где удельный вес ло­шадей в стаде достигал 20%—цифра также весьма значительная

ПЕРВЫЕ KOHEBOДЫ

В Приднепровье лошадь, видимо, была сначала вер­ховой. Подтверждение этому — находки роговых псалиев. Так, в Дереивке найдено шесть экземпляров, в Виноградном—один, в 18-м погребении Александрии— две заготовки псалиев. Все псалии среднестоговской культуры изготовлены из отростков рога оленя длиной 8—14 см с одним или двумя отверстиями для проде­вания ремней (или шнуров) оголовья и удил.

Как же реконструировать наиболее раннюю форму конской уздечки? Помогут нам в этом многочисленные материалы эпохи бронзы, собранные и интерпретиро­ванные блестящим знатоком степных и лесостепных па­мятников I тысячелетия до н. э. К. Ф. Смирновым. Роговые и костяные псалии длиной до 14—16 см наря­ду с деревянными, не дошедшими до нас, имели дли­тельную эволюцию в евразийских степях от Минусин­ской котловины на востоке до Дуная на западе на протяжении III—I тысячелетий до н. э. В раннее время они использовались с мягкой уздой из сыромятных рем­ней, скрученных сухожилий или крученых шнуров, поз­же — с металлическими удилами. Центральное отвер­стие служило для продевания ремня повода и мягких удил. К концам псалии, очевидно, привязывались ремни или оголовья (наносный и подгубный), составляющие то, что в современной уздечке называется капсюлем (или капцугом) и имеет, как мы уже говорили, неко­торую аналогию в древних ременных или металличе­ских намордниках.

Близкие по форме псалии най­дены в полосе евразийских степей от Дуная (А. Можолич, Дж. Банди и С. Бекени) до Сибири (П. М. Кожин). Кстати, роговые псалии афанасьев­ской культуры представляют наиболее близкие анало­гии среднестоговским. Уникальна форма бронзовых псалии майкопской культуры концаIII тысячелетия до н. э.

Псалии представляют собой бронзовый стержень с закрученной петлей в середине с продетым через нее узлом, которым заканчивались мягкие удила, повод и ремень оголовья. Насечки и выпуклости на краях пса­лии служили, очевидно, для закрепления наносного и подгубного ремней. Люди, оставившие памятники майкопской культуры, жили оседло. В их стаде лошади составляли очень невысокий процент. Главным заняти­ем было разведение свиней и крупного рогатого скота. Правда, они могли использовать богатые альпийские луга Кавказа для отгонного скотоводства, но безуслов­ных данных об этом у нас нет. Тем интереснее тот факт, что уже в те времена представители выделявшейся знати пользовались конем для верховой езды.

Революционная роль, которую сыграл переход к производящему хозяйству, или же, по Ф. Энгельсу, от дикости к варварству. Впервые человек начал активно не только как разрушитель, но и как созидатель вмешиваться в жизнь природы. Это был ги­гантский шаг вперед, незамедлительно повлекший за собой переход от замкнутых обществ с присваивающим хозяйством к земледелию и скотоводству, который ос­новывался на наличии связей и, в свою очередь, вызы­вал их. Резко увеличивается освоенная человеком тер­ритория, растет народонаселение, ведущая роль пе­реходит к земледелию, дифференцируется в зависи­мости от природных условий скотоводство.

Вместо малочисленных, разрозненных племен появ­ляются крупные культурно-исторические области (они же культурные общности), объединявшие многие племена. Ведь особенности евразийского «прямоугольника степей» заключались в том, что своими тысячеверстными границами он соприкасался со всеми крупнейшими очагами земледелия, металлургии и металлообработки. «Срединный степной мир» перестал разделять эти цент­ры и на долгие века стал торной дорогой. Причем, если вначале преобладало направление с юга на север (так шли в степь достижения земледелия и скотоводства), то затем, после освоения коня, началось обратное движение.

Первое освоение степей

Следует помнить, что разнообразные климатические, экологические условия, особенно если речь идет о горных долинах, приводят к различным формам хозяй­ства.

В. И. Цалкин, анализируя предложенную Дж. Клар­ком схему изменения характера скотоводства в умеренной полосе Западной Европы [переход от разве­дения коров и свиней в неолите к овцеводству (до 88%) при сохранении крупного рогатого скота в эпоху раннего железного века], подчеркивает, что для Вос­точной Европы создание такой схемы невозможно из-за весьма разнообразных природных условий.

Возьмем древнеямную культурно-историческую общность, объединявшую целый ряд племен от Волго-Уральского междуречья, гдеона сложилась, до западных границ нашей страны (с конца или середины IV тысячелетия до н. э. до середины II тысячелетия до н. э.).

Геоботанические и палеозоологические данные гово­рят о том, что в ямной культурно-исторической общ­ности, в которую входит девять локальных вариантов, в зависимости от экологических условий можно выде­лить несколько моделей хозяйств:

1) Разведение мелкого рогатого скота в полынно-типчаковых солончаковых степях при наиболее подвиж­ном образе жизни (Нижнее Поволжье). Любопытно, что отдельные могильники уже достаточно далеко ухо­дят в степи (на 15—90 км от Волги или Маныча).

На основании анализа половозрастной принадлеж­ности погребенных можно считать, что в перекочев­ках участвовало все население племени, а не только мужчины-чабаны, занимающиеся отгонным скотовод­ством.

2) Разведение крупного рогатого скота в богатых хорошими, сочными кормами долинах, что приводило к прочной оседлости с преобладанием пастушеского ско­товодства (поймы Дона и Днепра).

3) Наличие богатых кормами долин лесостепи и разнотравных степей приводит и к другой форме ско­товодства — пастушескому коневодству, сочетающемуся с разведением крупного и мелкого рогатого скота и свиней при сохранении оседлого образа жизни (низовье Дона).

Кости домашних животных встречаются не только в слоях поселений, что говорит об использовании мяса данного животного, но и в качестве ритуальной пищи,.которая сопровождает покойного в загробный мир.

Другое свидетельство пастушеского скотоводства — кости собак (ритуальные захоронения в Дереивке и находки в погребениях окуневской культуры). Интересно, что хеттские законы XIV—XIII вв. до н. э. в ряде „параграфов определяют относительную стоимостьсобак, причем самой дорогой считалась пастушеская, стоившая 20 полусиклей серебра, что равно ценеза упряжную лошадь или 500 литров полбы, 320 литров вина, 40 бычьих кож, 200 шкур овец.

Охотничья собака уже ценилась в 12 полусиклей —- несколько дороже годовалого жеребчика в дешевлелошади. Дворовая же — всего один полусикль, что равно цене узды или упряжи, двум бычьим кожам, головному убору, двум сырам.