Кавказ и Иранское нагорье

Первые века I тысячелетия до нашей эры знаменует ряд новых, существенно важных для дальнейшего развития коневодства достижений. Сюда относится ши­рокое освоение железа и возникновение кочевого быта, вызвавшее дальние передвижения и широкое, а не эпи­зодическое использование коня под верх, для выпаса стад, разъездов, посылки донесений или поспешного бегства, что было характерно уже для среднерусских степей и Кавказа (III тысячелетие до н. э.) и Передней Азии (II тысячелетие до н. э.). Речь идет о появлении вооруженного всадника вместо гонца или табунщика, за­мене отряда колесниц конницей, сначала иррегулярной, затем регулярной. В литературе укрепилась точка зре­ния, что если индоиранцы познакомили Азию с конем, то иранцы — с всадничеством.

Наиболее любопытные ранние материалы о первых фактах езды верхом получены с территории Северного Кавказа. Они представлены памятниками кобанской культуры. Достаточно вспомнить всемирно известное навершие булавки с изображением всадника из собра­ния Венского музея, булавки с головками лошадей из Сержень-Юрта, многочисленные (более 80 для восточного локального варианта кобанской культу­ры) глиняные фигурки лошадей и детали конского сна­ряжения — удила и псалии. Большинство этих вещей следует датировать первыми веками I тысячелетия до. н. э. С этой же территории происходят бронзовые псалии III тысячелетия до н. э. из богатого подкурганного погребения в Бамуте, найденные в большой пря­моугольной могиле площадью более 20 кв. м вместе с золотыми и серебряными вещами. Эта находка может быть поставлена во вполне определенную связь с металлическими стержнеобразными предметами, кото­рые, по мнению М. Э. Литтауэр, являлись прототипами псалии Передней Азии. Они могли употреб­ляться не с мягкими удилами из сыромятных ремней и сухожилий (что было характерно для евразийских сте­пей III—II тысячелетий до н. э.), но оказывать дейст­вие на края губ и нижнюю часть носовых костей в ви­де намордника. В настоящее время это наиболее ран­нее захоронение, где вместо верхового коня была поло­жена (в специально сделанное углубление в северной части могилы, наряду с заупокойной пищей в сосудах) конская узда. Согласно исследованиям К. Н. Болотова, древние лошади Дагестана (домашние появляются в III тысячелетии до н. э. в Великенте) были значи­тельно крупнее современных местных горских лошадок. Это — доказательство использования их для верховой езды.

На основании северокавказских материалов мы можем представить себе, какими лошадьми пользовалось местное население в первые века I тысячелетия до н. э. К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении изо­бражения отличаются небольшими размерами и обоб­щенностью форм, что не дает необходимого количества информации по интересующим нас вопросам.

Рассмотрим, например, глиняную фигурку жеребца из Сержень-Юрта. Его отличает небольшая голова с прямой линией носа, острыми, прямо поставленными ушами (что всегда ценилось древними и современными любителями лошадей). Шея прямая, мускулистая и крепкая, с коротко подстриженной, четко фиксирован­ной стоячей гривой (у диких и колесничных лошадей она была длинной, а у верховых ее стригли, чтобы гри­ва не мешала стрелять из лука). Древний художник рельефно выделил плечо (это особенно важно, так как удлиненная лопатка — один из немногих признаков, по которым домашние лошади отличаются от диких); же­ребец широк в пояснице и крупе. Здесь следует вспом­нить, что древние авторы всегда ценили ложбинку на спине у верховых лошадей. Многие современные авто­ры, как заметил В. О. Витт, неправильно переводили выражение древних иппологов spina duplex — «двойной круп», хотя на самом деле древние имели в виду муску­листую лошадь с позвоночником, находящимся в неглу­бокой ложбинке.

Жеребецуже в груди, чем в крупе, что заставляет вспомнить ахалтекинских скакунов. Хвост высоко по­ставлен, недлинный, суживающийся книзу; интересно моделирован круп с отчетливо выступающими моклоками.

Среди восьмидесяти подобных фигурок выделяются две группы: первая представляет быстроаллюрную стройную лошадь с маленькой головой и тонкой шеей, вторая — более тяжелую с широкой грудью и корот­кой шеей. Лошади на изображениях не взнузданы и не оседланы, но их подстриженные гривы позволяют полагать, что перед нами изображения верховых коней.

Закавказье дает нам самые ранние данные о военных подразделениях всадников. Так, Г. А. Капанцян приводит сведения, что в 30-х годах XIV в. до и. э. При хеттском царе Мурсиле II хайасцы вступили в страну Иштитина, имея десять тысяч пехотинцев и семьсот всадников. Основной же материал предоставля­ет нам анализ погребальных комплексов так называе­мых «степных курганов» Восточного Закавказья.

Конские погребения появляются в Закавказье в пос­ледних веках II тысячелетия до н. э. Так, в Нахичеванской АССР в с. Шахтахты под кругом из камней в грунтовой могиле найдено погребение коня с богатым инвентарем, в Хачбулахе в кургане с каменным ящи­ком наряду с погребением человека обнаружены го­лова и нижние части ног коня в ряде случаев, в подкурганных каменных ящиках — отдельные конские черепа.

В этой связи нельзя не вспомнить ритуал погребения хеттских цариц, когда останки преданного сожжению тела с костра, погашенного вином, пивом и ритуальны­ми напитками, жрица складывает в сосуд с раститель­ным маслом, чтобы высыпать потом пепел в то место, где были сожжены конские или бычьи головы.

Наиболее многочисленны захоронения коней в кур­ганах XIII—Х вв. до н. э. из Восточного Закавказья. Здесь мы видим сочетание курганного обряда со слож­ными большими грунтовыми ямами, в конструкции ко­торых использовались речные булыжники, бревенчатые срубы, вертикальные столбы, поддерживающие деревян­ный настил, и т. д. Конские погребения найдены почти в 70% всех комплексов. Располагаются они как в яме, так и на настиле. В погребениях очень четко прослежи­вается культ огня — это следы костра, углей, золы, красной краски и т. д. Например, в кургане Паша-Тапа длинная яма площадью около 50 кв. м. представ­ляет собой камеру, засыпанную большими речными бу­лыжниками; вдоль стен располагаются столбы, поддер­живающие два настила, между которыми были положе­ны и затем подожжены дрова. На настиле, очевидно, лежали останки трех коней и богатый инвентарь. По­гребения чаще всего содержали нечетное количество ко­ней (1, 3, 5). Это говорит о том, что они были верхо­выми. Кони найдены только в погребениях знати, в ря­довых могильниках их нет.

Предшественники скифов

Вот уже более двухсот лет скифы и киммерийцы ставят новые и новые вопросы исследователям. Многие ученые умы волновали эти проблемы. Обратимся и мы к ним. Для нас эти племена интересны тем, что они были первыми всадниками евразийских степей, ставши­ми широко известными древнему миру и сыгравшими роль, которую трудно переоценить, как в жизни Перед­ней Азии, так и в истории нашего Юга. Это о них чи­таем мы в Библии: «И пойдешь с места твоего, от пре­делов севера, ты и многие народы с тобою, все сидя­щие на конях, сборище великое и войско многочислен­ное». «Вот, поднимает­ся он подобно облакам и колесницы его — как вихрь, кони его быстрее орлов; горе нам! ибо мы будем разо­рены», «Колчан его как открытый гроб... Держат в руках лук и копье; они же­стоки и немилосердны, голос их шумен, как море; не­сутся на конях, выстроились как один человек, чтобы сразиться с тобой, дочь Вавилона». О конных набегах скифов сообщает нам и «отец истории» Геродот: «Скифы же распростра­нили свое владычество по всей Азии... и своей наг­лостью и бесчинством привели все там в полное расстройство. Ведь, помимо того что они собирали с каж­дого народа установленную дань, скифы еще разъезжали по стране и грабили все, что попадалось».

Подобную же картину рисует грузинский историк ХI в. н. э. Леонти Мровели, когда воссоздает историю Закавказья второй четверти I тысячелетия до н. э. Он пишет: «Неисчислимое множество скифов опустошало земли и города Закавказья вплоть до Урарту».

Прежде чем обратиться к скифским походам, по­смотрим, что о них писали Геродот и Диодор Сицилий­ский. Оба автора, хотя и представляют две различные античные традиции, видели следующую последователь­ность этих событий: во-первых, скифы пришли в причерноморские степи, занятые киммерийцами; во-вторых, они изгнали киммерийцев в Переднюю Азию; в-третьих, туда же, вслед за киммерийцами, «преследуя их», продвигались и скифы. «Кочевые племена скифов обитали в Азии. Когда массагеты вытеснили их оттуда военной силой, скифы перешли Араке и прибыли в киммерийскую землю». Следуя за кимме рийцами, они проникли в Азию и сокрушили державу мидян.

«Еще в древности под управлением одного воинст­венного и отличающегося стратегическими способностя­ми царя они приобрели себе страну в горах до Кавка­за, а в низменностях прибрежья Океана и Меотийского озера и прочие области до реки Танаида», — пишет Диодор Сицилийский

Итак, античные авторы считали, что скифы пришли в Переднюю Азию вслед за киммерийцами, более древ­ними обитателями причерноморских степей.

Для греков (а именно к их традиции восходит при­нятое нами имя киммерийцев) — это были воинствен­ные всадники, вооруженные луком, мечом и кинжалом, живущие там, «куда никогда сияющее солнце не за­глядывает... лучами» (Одиссея, XI, 15, 19].

Судя по описанию, речь идет о далеком севере, а между тем это всего-навсего причерноморские степи.

Греческие авторы, как правило, вспоминали о ким­мерийцах только в связи с походами последних во Фра­кию, Грецию и Малую Азию. Причем их сведения (достаточно неясные, спорные) относятся уже к XI в. до и. э.

Значительно подробнее документируются более позд­ние походы киммерийцев, «которые в гомеровские вре­мена или немного раньше опустошали набегами целую область от Боспора вплоть до Ионии» (Страб. I, 1, 10). Из причерноморских степей под натиском скифов уходили они на юго-запад, в Малую Азию.

В этой связи большой интерес представляют сведе­ния Оросия о внезапном вторжении племени амазонок и киммерийцев в Азию. Оно произвело на широком про­странстве огромное опустошение.

Трудно представить себе, как осуществлялось «гос­подство» киммерийцев в Малой Азии, размеры под­властных им территорий, характер взаимоотношений с местным населением и т. д. Более определенно докумен­тируется на основании археологических материалов их путь через Закавказье.

Скифы в Передней Азии появились примерно через столетие или несколько раньше после прихода в Малую Азию киммерийцев. На протяжении полувека они упо­минались на различных территориях, как правило их считали врагами, а не союзниками. Если центр рас­пространения киммерийцев приходился на Малую Азию, то скифы вначале появились в районе озера Урмия, в стране Манны. В 70-х годах VII в. до н. э. киммерийцы упоминались в качестве врагов (679 г. до н. э.) Асси­рии, входя в то же время в состав наемных ассирий­ских войск. Дело в том, что к 70-м годам VII в. до н.э. для Ассирии очень велика оказывается потребность в кадровом войске, а свои резервы резко истощаются.

В надписи Асархаддона и в вавилонской хронике за 679 г. до н. э. говорится о походах киммерийцев в Ас­сирию, битвах в стране киммерийцев и на территории ряда мелких областей, расположенных в Малой Азии. Асархаддон сообщает: «А Теушпу—киммерийца,ум - ман-манду, чье место отдаленно поразил оружием вместе с его войсками в земле Хубушна» (юго-восточная часть Малой Азии).

Потерпев поражение от Ассирии, киммерийцы реши­ли направить основной удар на центральную часть Ма­лой Азии, и, возможно, в союзе с урартами, разрушили Фригию. Асархаддон с тревогой запрашивал бога Шамаша о намерениях урартов и их союзников, «будь то он сам со своими силами, будь то киммерийцы, будь то союзники, которые с ним...». В отличие от предыдущих данных интерес этого вопроса заключает­ся в том, что мы видим киммерийцев не только к севе­ро-западу от Ассирии, но и к северо-востоку (правда, не исключено, что в данном случае под именем кимме­рийцев надо видеть скифов).