КУРЕНИЕ УБИВАЕТ В ПОЛДЕНЬ
Вечер
Вино, вино, вино, о, винишко. Немного фруктов, чуть-чуть сыра, шоколад. Вино, вино, вино, о винишко. Когда-нибудь это станет привычкой или когда-то было привычкой, сейчас это просто список покупок и несвязанных мыслей в голове.
- Одиннадцать пятьдесят.
- Что?
- С Вас одиннадцать пятьдесят. – кассир явно не в духе.
- А, ну да. – я лезу в карман, всем видом показывая, как мне не хочется этого делать.
Мысли мешают купить средство от них же. Почему все так долго? Почему магазин, который под домом так далеко? Необходимо отмерить двести шагов, чтобы услышать “пилик-пилик” от домофона. Ключ, два поворота против часовой стрелки. Правый шнурок, левый, куртка, ублюдская зима, когда же наступит что-нибудь. Но чтобы что-то наступило надо подождать или сделать что-нибудь.
- Что вы умеете?
- Всё.
- Сделайте что-нибудь?
- …
- Сделайте что-нибудь?
- Делал, делаю, готово!
- Что вы сделали?
- Помог Вам!
- Вы что пьяный?
- Я бы ещё выпил!
Сколько диалогов ты держишь в своей голове? Двадцать? Тридцать? Не бывает старых боксёров. Вино. Хорошо, что оно есть перед тем, как что-то произойдёт. Интересно, много ли всего происходило до вина, а не после него? Когда-нибудь кто-нибудь будет в состоянии собрать эту, без сомнений, интригующую статистику о твоей сущности, но не сегодня. Сегодня что-то произойдёт, потому что ты купил вино, ты ждешь, и это просто случится.
Дверной звонок. Когда последний раз кто-то приходил к тебе в гости без приглашения? Слишком давно мы живём в 21 веке, чтобы вот так вот случайно позвонить на домашний телефон и уж тем более прийти в гости просто так. А ведь раньше такое случалось. Правда не со мной, но приятно думать, что и со мной тоже.
- “Динь-бом!” – дверной звонок всё же звонил.
Это пришёл Сид, твой друг и товарищ. Вы не виделись уже года три или четыре. Это интересно. Он помнит меня того, позапрошлогоднего или ещё раньше. Сам-то я уже не помню того себя, помню только, что я тогда был и многие находили меня клёвым, попробую вспомнить. Кажется, я любил нежиться на солнышке, чистить апельсины и рассказывать, что внутри меня живут девять хиппи. Позже я расскажу об этом больше, но сейчас меня ждёт Сид.
- Мэн, твоя борода просто восхитительна, как будто волосатые ноги хоббита, только на лице.
- Эм-бля-что?
- Я просто подумал, что надо сделать комплимент твоей бороде, что тебе будет приятно услышать слова, которые зародились в моей голове при виде твоей растительности на лице, и я сказал их.
- А ты любишь хоббитов?
- Ну да, они мелкие, клёвые и бухают винишко, прямо как мы раньше, а ещё курят табак и не только.
- Тогда спасибо.
Я прохожу на кухню, ставлю чайник, на автомате достаю чашки. Два стула, стол, тусклый свет лампы, обстановка располагает к долгой беседе. Мы садимся на кухне и начинаем вспоминать всё то, что было. За годы истории затёрлись, многие воспоминания уже неинтересны или искажены, но кого волнует. Это же негласная традиция: предаваться ностальгии.
- Знаешь, когда ты вот так пришёл, без приглашения, я обрадовался.
- А я сам хуй знает почему так сделал, просто шёл мимо и вот.
- Это хорошо, мне нравится подобное.
Открываю бутылку красного сухого, ставлю на стол и жду, пока произойдёт чудесное насыщение напитка кислородом. Пару лет назад никогда бы так не сделал: что это вообще такое – “надо дать вину подышать”? Вроде меняются вкусовые качества, раскрывается букет и тому подобное, но я никогда не разбирался в винах. Мне, как простому сельскому парню, либо нравился вкус вина, либо нет, остальное оставляю истинным ценителям.
Странно, что я открыл бутылку штопором, а не пресловутым гидроударом, как делал это ранее, будучи студентом. Это забавно, когда ты обстукиваешь стены в доме бутылкой и смотришь, как сила инерции заставляет вино выталкивать пробку изнутри. В такие моменты инженерный гений или маленький физик внутри тебя ликует: практическое применение школьных знаний на практике. Как же много в мире историй, в которых люди используют науку с одной лишь целью выпить чего-нибудь крепкого.
- Интересно, кто впервые использовал гидроудар?
- Наверняка Исаак Ньютон открывал бутылочку яблочного сидра о стволы яблонь.
- Легенда о яблоках?
- Почему нет? – бурчит под нос Сид.
- Всё-таки необычно сознавать, что великие люди тоже вели бытовую жизнь. Ходили по магазинам, кутили в заведениях, посещали общественные мероприятия, пусть всё это и было в несколько иной форме, нежели сейчас, но всё же.
- А что в этом такого?
- Ну, знаешь, вот идёшь ты за молоком, подходишь к прилавку, а там дядечка, выбирает молоко подешевле…
- Этим дядечкой был Альберт Эйнштейн? – Сид начинает вспоминать старые шутки.
- Да, именно так. Стоишь ты в очереди и не знаешь, что рядом с тобой человек, чьё имя через века будут знать миллионы людей.
- Ничего не поделаешь, но, согласись, вероятность подобных событий крайне мала, а мы слишком заняты списком покупок и бессмысленных мыслей, чтобы замечать такие штуки, не говоря уже об их осмыслении. Вот если бы ты увидел кого-то знаменитого, ты бы что сделал?
- Не знаю даже. Застеснялся бы и смотрел на него издалека, а потом бы несколько дней рисовал в своём воображении различные варианты развития событий, но по факту я бы ничего необычного не сделал, даже на фото или реплику храбрости не хватило бы.
- Вот и я также. – резюмировал Сид.
Вино созрело, время наполнить бокалы и выпить. Тост говорить не хотелось. Какой в этом смысл? Традиция? Допустим, раньше в этом был практический подход, когда люди приносили вино в жертву богам, молили о чём-то и верили, что боги наделяют жертвенное вино силой, готовой исполнить их мольбу. А сейчас? Все же стали образованными, объясняющими вещи при помощи науки, как тост может повлиять на что-то кроме настроения? Я думаю, что любая традиция в тот или иной момент истории требует пересмотра. Вся культура пития в целом весьма и весьма условна. Вот чокался раньше ты со своим собутыльником и был уверен, что напитки не отравлены, а сейчас? Сейчас главное не пролить напиток, а сам процесс, ну так принято. “Так принято” – это полное дерьмо.
Признаю, во мне процветает консерватор во многих вопросах, но он не главенствует, он скорее просто замещает большое количество размышлений о любых поступках. Но чем больше становится свободного времени и желания мыслить, тем больше ты рассуждаешь об обыденных вещах и приходишь к неутешительным выводам, что многое стоит делать иначе. Своеобразная рационализация. Допустим бракосочетание. В современном обществе институт брака претерпел существенные изменения в сравнении со средними веками. Венчание в церкви предполагало ответственность не только перед супругом, но и перед Богом, а это уже серьёзный мотиватор и регулятор твоих действий. Да, безусловно, в государстве с хорошо отлаженной правовой системой или же правильно поставленной пропагандой гражданский брак тоже будет иметь серьёзные мотивирующие аспекты. Но ведь знание, в отличие от религиозной догмы, может быть подвергнуто сомнению. Да и в целом, в обществе свобод и равенства каждый волен думать, что хочет, а это значит, что моральные ценности людей подточены разнообразием окружающих их условий. Поэтому институт брака, как и традицию тостов, следует пересматривать и переиначивать, иначе можно остаться стоять на месте старых взглядов и не увидеть чего-то восхитительного.
В конце концов, я же живу с человеком, опекаю его, забочусь, несу ответственность не потому, что у меня в паспорте стоит какой-то там штамп, а на безымянном пальце кольцо. Нет. Я делаю все эти вещи, потому что люблю, потому что хочу быть счастлив со своей спутницей. И штамп не сделает меня более ответственным, потому что я не верю в него, как и многие вокруг.
- Давай послушаем что-нибудь? – Сид выдёргивает меня из потока мыслей, которые последнее время часто стали накрывать.
- Давай.
Я оставляю свой бокал на столе и иду в комнату, где стоит старый отцовский проигрыватель виниловых дисков. Три шага направо по тёмному коридору, поворот, открыть дверь и слева нащупать выключатель. Приятно знать, что свою квартиру ты ощущаешь как часть себя. Хорошо это или плохо – другой вопрос. Но удобства подобной ситуации неоспоримы.
Виниловые диски – это нечто. Здесь мне нравится быть консервативным. Большие нелепые черные круги с канавками, лёгкий скрип иголки по винилу, фоновый шум старых колонок с высохшими конденсаторами – атмосферно. В детстве родители постоянно включали проигрыватель, и мы с сестрой засыпали под звуки Pink Floyd или Joe Dassin’а. Поэтому теплота от воспоминаний каждый раз окутывает тебя, когда ты достаёшь диск из конверта, включаешь все тумблеры и запускаешь агрегат. Я как будто на секундочку оказываюсь в прошлом, в котором совсем другие проблемы, совсем другие ценности и это воодушевляет. Детство – это особая часть жизни. Пусть я не помню всего, но хороших воспоминаний много: большие мокрые лужи после дождя, отбой после девяти вечера, конфеты и подарки в праздничные дни и обязательно вид из окна. Это был тот самый вид из окна, за который можно отдать многое. Не какой-нибудь дешёвый с распродажи, а самый что ни на есть роскошный, с рюшками из реки, оплетённый смогом и туманом по утрам и весь из себя закатно-рассветный. Однажды, я помню, был туман, да такой, что я с девятого этажа не видел земли. Вот такой это был вид. А в квартире всегда играла музыка, например, когда мама делала уборку, она включала Modern Talking или Blue System.
Наверняка, если бы я был меломаном, то поставил бы джаз, но я не меломан, поэтому включил чил. Может и не лучший выбор для кухонных разговоров, но фоновая музыка мне нравится. Расслабляет, не отвлекает от любых действий, заполняет тишину и неловкое молчание.
- Почему люди готовы ляпнуть любую хрень, лишь бы стало уютнее?
- Не знаю, это интересный вопрос.
Цитаты из фильмов – это кусочек меня из прошлого, а значит всё ещё меня настоящего. Тренируешь память и получаешь удовлетворение от подобных ремарок. Иногда к месту, иногда нет, кого-то бесит, кого-то веселит, но всегда есть: - После стольких лет, Северус? – Всегда.
Сид начал рассказывать о своих теперешних планах. В его руке был бокал вина, наполовину пустой, наполовину наполненный вином, а в глазах читалось пьяное желание говорить. Когда ты уже немного выпил и язык развязан, ты начинаешь говорить о реальных вещах, но очень часто выдаёшь желаемое за действительное, преувеличиваешь и, в конце концов, начинаешь врать себе и собеседнику, поэтому я не очень люблю слушать речи о реальных вещах в таком состоянии, в них нет правды, в них разбитые желания переплетаются с сожалением. А мне не хочется, чтобы слова расходились с делами, не люблю я этого. Ещё Эрнест Хемингуэй говорил: “Будучи трезвым, претворите в жизнь все свои пьяные обещания — это научит вас держать язык за зубами”. Безусловно, говорить тоже нужно, просто форма без содержания не так привлекательна, собственно, содержание без формы тоже не фонтан.
Сид оживлённо рассказывал мне, как собирается сделать такую штуку, которая изменит мир, ну или мне так показалось. Он стал размахивать руками, постоянно спрашивая меня, согласен ли я с ним, как будто ему недостаточно собственного желания совершить действие. Вот такое постоянное желание одобрения окружающих меня задевает, как-то неуютно думать, что тебе всегда нужно встраивать свои понятия о хорошем и плохом, о правильном и неправильном в общественные нормы. Подобно бюрократической процедуре патентования новых изобретений, ты должен получить одобрение общества, чтобы начать делать что-то, что заставит тебя почувствовать себя живым. Понятное дело, что есть крайности, когда ты заведомо пытаешься сделать ужасный поступок. Но речь о безобидных вещах, которые просто не приняты или не поняты обществом в данный момент.
Сид продолжал говорить. Когда ему нужно было обдумать следующее предложение, он делал глоток вина или потирал правую бровь указательным пальцем, а ещё не осознанно смотрел в правый верхний от себя угол, чем выдавал фантазирующий процесс своей мысли, при этом неизменно прижимал нижнюю губу зубами.
Забавно, как разные люди ведут беседы, если наблюдать за этим, можно многое прочесть сквозь слова. Наверняка, люди, лишённые слуха, замечают много таких мелочей, на которые мы никогда не обращаем внимания в процессе разговора. Хороший пример того, что сознание определяется исходными данными, в данном случае наличием слуха. По умолчанию слух присутствует в настройках каждого человека, но по тем или иным причинам его может не быть. Будь-то врождённое, либо осознанное переключение на другие органы восприятия.
Подобно пилоту, настраивающему гоночный болид, человек может сместить акценты с одного чувства на другое и тогда ему могут открыться совершенно новые стороны привычных вещей. Сознательно изменив исходные данные, ты получаешь другие результаты. Такой себе свежий взгляд, но это чертовски сложно, потому что одного наблюдения мало, важно не только увидеть и отметить какие-то детали или черты, но и проанализировать их после, а это уже можно назвать бессмысленной тратой времени. Хотя если разобраться, то время тратится на что угодно, кроме важных вещей, потому что когда ты находишь действительно важную вещь, то времени у тебя никогда нет.
Я сфокусировался на жестах и мимике Сида. Мне хотелось увидеть что-то такое, что я смогу сказать ему невзначай, а он удивиться и мы начнём рассуждения о чём-то, что подойдёт к атмосфере сегодняшнего вечера, что погрузит нас в размышления и уведёт от рутины и приевшегося быта.
- Ты никогда не думал: почему итальянцы так много жестикулируют?
- Есть такой стереотип. – Сид прервал свои рассуждения и переключился на новую тему. – А что ты имеешь в виду?
- Итальянцы говорят и неизменно пытаются дополнить жестами все свои слова, как бы пытаясь шире показать свои мысли, не ограничить их вербальным, а добавить визуализацию, как рыбаки, когда показывают размер выловленной ими рыбы.
- А что в этом такого?
- В этом вроде нет ничего особенного, просто интересная особенность. Вот ты сейчас говорил, и невольно у тебя проскакивают жесты, но они скорее отвлекают от пауз в речи, а у итальянцев наоборот: жесты дополняют слова.
- Может у некоторых и так, но всё же зависит от темы разговора.
- Конечно-конечно.
- Покурим?
Сид такой, когда выпьет чего-нибудь, обязательно захочет разбавить это что-нибудь сигареткой. Может курить и вредно, как и пить собственно, но ритуал этот имеет место быть, несмотря на свою иррациональность.
Мы открыли окно, морозный воздух с улицы ворвался в нашу уютную разговорную кухню. От горячего чайника, которым мы так и не воспользовались, стало парить. С улицы в кухню пробралась тишина ночи. Город спал, машин и людей на улице не было, только пронзительная тишина, а музыка из старого папиного проигрывателя оттеняла эту тишину и делала её ещё более пронзительной. В маленьких городках всегда так: ночью тишина такая, будто ты и не в городе вовсе. Как будто это специально сделано, чтобы я мог глубже закутаться в плед своих мыслей, посмотреть на звёздное небо и осознать масштаб всего окружающего. Ведь ночью и правда всё кажется большим и страшным. Детские страхи и комплексы? Может быть, но каждый раз, оказываясь ночью на пустых улицах, я чувствую себя маленьким, но свободным. Подобно свободному электрону на орбите большого и живущего своей ночной жизнью атома-города.
Фонарь на противоположной стороне улицы рассеивал мрак вокруг и бил по глазам. Окна домов напротив чернели сном своих обитателей. Уголёк сигареты тлел, дым заполнял мои лёгкие. Я люблю дым больше воздуха. Если бы я мог, я бы курил во сне. Я буду курить даже после того, как они меня погубят.
Утро. Алкоголь, сигареты и автостоп.
Солнце всходило из-за здания почты, как и пятнадцать лет назад. Винишко давно уже закончилось, разговоры стали натужными. Ничего не произошло. То ли потому, что никто ничего не сделал, то ли потому, что не было желания принимать в этом участия. Странно это, ты вроде бы хочешь действия, но принимать участие отказываешься. Хочешь быть сторонним наблюдателем, отпускать колкие комментарии о бреде происходящего. А быть участником кутежа не хочешь. Ты ведь уже не в том возрасте, ты ведь уже не тот, что был. Теперь ты больше, чем просто кусок отрыва. Ты член общества, гражданин и просто кто-то, кому уже слишком много лет.
- Да пошло оно всё, давай уедем? – я выжидал момент для этой фразы весь вечер. Ждал, пока градус будет подходящим, а настроение геройским. Ждал взгляд, который не сможет сказать тебе “хуй!”.
- Куда?
- Да хоть куда.
- Но всё же?
- Давай поедем куда-нибудь, где взгляд не упирается, а смотрит вдаль в светлое завтра. Куда-нибудь, где можно пить вино, идя в одном направлении и чувствовать себя бесконечно живым.
- Устал?
- Можно и так сказать, а можно сказать и по-другому. Можно сказать, что я устал от себя или запутался в себе, ну, то есть в любом случае что-то там связанное со мной.
- Понятно.
Именно так начинается твоё бегство от себя. Именно так ты пытаешься вырваться из зоны комфорта, именуемой “квартира”. Просто сделать что-нибудь уже недостаточно, ты слишком укоренился в своих суждениях. Твои взгляды заперты в твоей квартире, а кругозор ограничен соседними домами. Жизнь кругом, но её не видно из-за блядских кассиров, спешащих людей и бесконечного потока информации из каждого отверстия в чём бы то ни было. Тебе уже недостаточно обычной дозы вдохновения и свежего взгляда, тебе нужна порция покрупнее, порция чего-то из ряда вон, чтобы не только ты, но и все кругом встряхнулись от такого действа. “Социальная сука” настолько развалилась на диване твоего сознания, что даже домашние штаны из “что скажут соседи?” натянула. Твоё беззаботное, независимое “Я” осталось у костра, где девять хиппи бьют в барабаны и выбрасывают апельсиновую кожуру в огонь. Но я же знаю, к чему приводят дозы покрупнее? Детоксикация организма, как и всё важное в этой жизни, должна идти под надзором, как завещала бабушка удава. Ну а вдруг? И ты уже собираешься.
Помню, я только поступил в университет и переехал в огромный город, о котором мечтал многие годы. Переезд дался на удивление легко, акклиматизация на новом месте шла быстро и успешно: появлялись новые знакомые, друзья, взгляд на вещи менялся, всё менялось, развитие сквозило ото всюду, и это радовало меня и моих близких. Город был далеко от моего прежнего дома, и ездить на поездах и автобусах было дорого, поэтому я пристрастился к автостопу. Бюджетный вариант путешествия для студента, у которого денег было меньше, чем у пенсионера. Мне понравилось, я втянулся. Постоянно новые водители с их иногда интересными иногда нет историями, чувство дороги и ничего кроме неё, в этом была своя романтика. Когда я еду с кем-то незнакомым, мне необходимо разговаривать, это часть меня, мне хочется узнать спутника и самому рассказать что-то о себе. Правда со временем рассказанные по тысячному кругу истории надоедают, и я начинаю фантазировать и выдумывать, просто чтобы было веселее. В одну из таких поездок я и придумал теорию о хиппи. Мы с водителем разговаривали о разных мировых религиях и вот что из этого получилось:
- Мне вот кажется, что во мне живут разные личности, много всяких.
- Типа настроения?
- Нет, именно личности. Настроение – это одно, а личности – это когда ты кардинально по-другому смотришь на вещи.
- Не понимаю.
- Ты любишь чай?
- Да, зелёный. – шофёр действительно заинтересован в диалоге на подобную тему.
- Ну вот, ты его любишь не зависимо от настроения. Настроение в данном случае может только заставить тебя хотеть или не хотеть выпить чая, но любить ты его не перестаёшь. А вот разные личности могу и не любить чай. Теперь понятнее?
- Понятнее, а дальше?
- Дальше – больше. Я думаю, что во мне этих личностей, скажем девять штук.
- Почему девять? – дежурный вопрос от водителя.
- Это вопрос веры и убеждений. Ты не можешь сказать почему, ты просто знаешь, что их девять.
- Резонно.
- Так вот я думаю, что это не просто личности, я думаю, что они все чуть-чуть хиппи.
- Почему хиппи?
- Ну, я же автостопом езжу, значит должны быть хиппи, потому что “автостопщики” – некрасивое слово, а я хочу, чтобы терминология была прозаичной.
- Хорошо, пусть будут хиппи.
- Хиппи не могут быть безымянными, они обязательно должны быть целостными, законченными личностями, но какими, я пока не знаю.
- А как узнать?
- Я думаю, что дорога мне поможет в этом рано или поздно разобраться, это как сцена из кинофильма “Криминальное чтиво”, где герой Самуэля Л. Джексона говорит, что он решил стать бродягой. Говорит, что будет скитаться по миру до тех пор, пока Господь не приведёт его туда, куда хочет привести. Так и здесь, я буду ездить автостопом, пока не пойму, кто есть кто из моих хиппи.
- Но хотя бы одного ты можешь назвать сейчас?
- Пока не могу, но для полноты картины скажем, что девять хиппи сидят у костра, хиппи же любят костры, верно?
- Ха, верно! – водитель улыбается во все тридцать два зуба.
- И этот костёр – это моя душа, она пламенеет и даёт тепло для хиппи, а они знай себе сидят, дымят каннабис и стучат в барабаны и когда кто-то солирует, то я приобретаю его сущность.
- Здорово, наверное, когда внутри тебя хиппи, курящие каннабис.
- Да, красивая теория получилась.
- Ага.
- А ещё я апельсины люблю чистить. Знаешь, сидишь себе, чистишь апельсин, чтобы совсем-совсем кожуры не осталось, чтобы максимально насладиться сочным плодом, без лишних волокон.
- …
- Это что-то сродни медитации, делаешь банальное действие, а мысли где-то там, что-то думают себе. Помогает отвлечься от окружения и сосредоточиться на чём-то одном.
- Надо попробовать, а обязательно апельсин?
- Я думаю, что нет, важно однообразное действие, а что это будет за действие уже вторично.
И так мы ехали часа три, в ночи, разговаривая о хиппи, чистке апельсинов и не придавая этому никакого значения. Было хорошо, спокойно, мы не стеснялись быть глупыми, потому что оба хорошо осознавали, что никогда больше не пересечёмся.
- Дзен-апельсиноизм, отягощённый ментальным хиппипизмом. – выдал я, когда мы остановились на развилке.
- Больно мудрёно, не находишь?
- Зато хорошо отражает суть, мудрёную и неоднозначную.
- Пусть будет так. Ну, пока.
- Пока.
Я вылез из машины, закрыл дверь и постоял пару минут, глядя в след уезжающему форду. В ту ночь я решил, что данная теория имеет шанс на существование, и что я буду ездить автостопом до тех пор, пока все хиппи не обретут имена, то есть до тех пор, пока я не разберусь во всех сторонах своих разных личностей.
Мечтая о подобных приключениях, я паковал рюкзак. Много вещей в дорогу брать не стоит, только самое необходимое: зубная щётка, документы, запасные носки, спальный мешок, ну и там ещё всякого по мелочи. Всё, что забудется, всегда можно раздобыть на вписках или у водителей, да и случайные люди бывают весьма и весьма добры. Карма в дороге работает иначе, удача поворачивается к тебе лицом во многих ситуациях, и ты выходишь сухим из воды, особенно, если твои помыслы чисты, в этом я убедился не раз.
И вот мы рано утром стоим на трассе. Какая это трасса, и где мы стоим абсолютно не важно. Важно лишь то, что мы решили поехать куда-нибудь, где нам будет проще разобраться с нашей кашей в голове. Потому что исходные данные этой классической задачи для места нашей дислокации не имеют решения. Иными словами, не то место и не то время, чтобы решить, что делать с нашим мусором в голове. Может быть нам повезёт и наш внутренний гений найдёт свою теорему и докажет её, но не здесь – это точно.
- Мы же на море поедем?
- Конечно, зимнее море – лучшее море из всех времён года. – я не понаслышке об этом знаю, поэтому уверенно задвигаю подобные фразы.
Первая машина из сотни, первый водитель. Всё всегда одинаково, в той или иной степени. Автостоп никогда не был и не будет чем-то из ряда вон. Как и во всём, в нём есть шаблоны, вопрос лишь в сотнях километров и тысячах машин с их водителями. Глупо верить, что все люди разные. Разность – это уменьшаемое без вычитаемого. Следовательно, чтобы отличаться друг от друга нужно что-то потерять. Только потеряв всё, ты станешь абсолютно не похожим на других, стоит ли индивидуальность подобных жертв?
- Ты чего такой смурной? – водитель всегда выдергивает тебя из ненужной демагогии внутри себя.
- Да всё нормально, вспомнил как на дембель вышел в 94-ом.
- Ты? В 94?
- Ну может не в 94-ом, но мне нравится думать, что в 94-ом. Так вот, когда на дембель вышел у группы “Cranberries” как раз новый альбом вышел “No Need to Argue” и я его до дыр заслушал, особенно трек “Zombie”. У тебя, кстати, нет?
- Нет, но сейчас подгрузим, интернет позволяет.
И вот вы уже мчите под альбом, который ты до дыр заслушал после воображаемого дембеля. Не знаю почему, но иногда хочется выдумывать всякое, просто чтобы заполнить своё прошлое чем-то новым, чем-то, что ты ещё не опошлил взглядом взрослого человека.
- А где служил?
- ВДВ, под Псковом, 76-ая дивизия, 53 прыжка.
- Да ну, в самом деле в 76-ой? Я каждый раз, когда кого-то через Псков везу, рассказываю историю о подвиге, там же монумент стоит.
- Да-да, всё верно.
- А друг твой, тоже служил?
Сид в это время беззаботно валяется на заднем сидении, спит или притворяется, но явно вне разговора.
- А это ты у него сам спроси, мы с ним лет пять не виделись, а вчера вот что-то произошло, и мы встретились, а потом посидели, выпили, поговорили. А когда разговоры исчерпали себя, решили ехать. Поэтому я не знаю, что там за пять лет было в его жизни.
- И чего за напитками не узнал?
- Да как-то о другом говорили. Знаешь, как бывает? Выпьешь, а потом о вечном беседуешь.
- Это да, это бывает. А сейчас куда едете?
- На море.
- Зимой?
- Бля, да! Зимой море охуенное: никаких тебе туристов мудоёбов, ни тебе жары и всё вино курортного городка для тебя одного, в нашем случае для двоих. – сказал я и рассмеялся так, как будто никто не видит.
Как говорила та, чьё имя лучше не вспоминать, людей объединяют три вещи: алкоголь, сигареты и автостоп. Иногда это непреложная истина, иногда отчасти правда, но никогда эта фраза не бывает ложью. Ты всегда привязываешься к какому-нибудь водителю в дороге, становишься его корешем на время поездки и вам реально круто, но потом всё заканчивается, для тебя точно, а про него ты никогда не узнаешь. И остаешься только ты и твой спутник, да ещё ваши мысли, но вы ближе и ближе с каждой новой машиной, с каждой новой заправкой. И рассчитывать вы можете только на самих себя. В обыденной жизни ситуация та же, никто кроме тебя не сделает тебя счастливым, но в дороге понимаешь это как нельзя лучше. А всё почему? Просто автостоп тоже превращается в рутину, а вы в семейную пару. Новизна уходит, но дорога является самоцелью, поэтому этого не видно. А новые водители и окружение создают иллюзию обновления. Но в конечном счёте есть только ты и твои спутники, и вы вместе определяете свою окружающую реальность.
С сигаретами иначе: вы курите, и вас объединяет одно и то же действие и цель. Это похоже на школу, где собирают абсолютно разных людей из разных слоёв общества с одной лишь целью – учиться. Вы курите, такие разные, но в этом моменте вы едины, движимы одним лишь порывом курить и впитывать дым: это ли не единение?
Хотя курение бывает и в одиночестве. В такие моменты хочется зарыться в чей-нибудь голос и слушать его, иногда улыбаясь. А ещё, чтобы кто-нибудь заварил тебе чай и ни о чём не спрашивал, просто говорил, или даже молчал, но задавал атмосферу. Такое состояние нежелания делать себя, чтобы кто-то за тебя сделал всю атмосферу и сделал её постепенно приятной, а не одинокой, наполнил бы пустоту своим маленьким воображаемым миром с эмоциями и переживаниями, но очень лёгким и спокойным, чтобы без рецидива. И вот ты просто сидишь себе на балконе, пьёшь чай. Кто-то тебе рассказывает, как он собирается совершить какую-то глобальную штуку, которая настолько нелепа, что ему самому в это не верится, но он просто говорит, потому что от этого становится веселее, лучше, проще. А потом солнце заходит, облака становятся такими тёмно-фиолетовыми, возможно даже, цвета мокрой рыбы, но это не важно, именно этот вид заставляет тебя вспомнить что-то, что было причиной сегодняшнего одиночества. Именно тогда в тебе рушится некая стенка. И ты либо начинаешь плакать, либо начинаешь много-много говорить. Создатель атмосферы завершил своё дело: твои эмоции уходят, со словами и слёзами, одиночество уже не выглядит таким красивым, оно испорчено, опошлено и такое глупое, и, кажется, конца нет всему этому. Тебя просто берут за руку или обнимают, и ты понимаешь, что всё уже кончено, что ты не будешь больше один, никогда, всегда будет рядом кто-то, кто-то в костюме или в шляпе, кто-то, кто сделает именно то, что нужно, чтобы преодолеть всё, насладившись всем необходимым, но не залипая чересчур, кто-то.
Позже ночью, когда вы стоите на балконе и курите в ночную темноту, мелькая угольками, сыпля пеплом, тебе захочется извиниться за то, что всё было не так, как хотелось, за то, что всё было не весело и не круто, а он просто скажет: “Я всегда любил честные встречи, когда просто люди, когда просто жизнь, когда просто.” Затем можно просто молча докуривать, потому что всё уже сказано, всё сделано и всё перешло в другую плоскость, слова потеряли смысл, ментальность взяла верх. И вот ты выходишь в парадную и сидишь там один, и только ты зажёг сигарету, как выходит кучерявый парень, и тебе не надо понимать, ты просто протягиваешь ему сигареты, и он садится, и вот вы уже вдвоём в своём одиночестве, и просто тишина, свет и дым. Когда появляется третий, не одинокий человек, он удивлён, что вы молчите и пытается завязать разговор, совершенно не осознавая того, что здесь никого нет, только дым, и это странно, но он не способен создать атмосферу, потому что ему просто захотелось покурить. Бывает и так.
С алкоголем совсем всё непросто и не так. Алкоголь объединяет вас желанием действовать и результатом этого желания – свершением. Вы есть, вы пьяны и вам нужно что-то делать или не делать ничего, но вы пьёте, и это вас единит, нравится вам это или нет. И чем больше вы пьёте, тем ближе вы к свершению и единению. И лишь пройдя путь от открытия бутылки до её полного опустошения, вы сможете осознать, что стали ближе на литр. Что в момент пития вы поделились чем-то таким, что уже больше никогда не будет только вашим. И если это что-то, допустим тайна, были важны для вас, то теперь эта тайна будет общей.
В конечном счёте, три эти вещи: алкоголь, сигареты и автостоп есть, и функции их весьма прозаичны: объединить необъединённое и совершить не совершённое.
Мы ещё какое-то время ехали по запорошенной снегом дороге. Мимо пролетали обрывки фраз, кружились недолгие беседы, изредка звучала музыка. В авто было тепло, за окном сыро – обычное дело.
Когда ты вот так едешь, то возникает ощущение тревожного комфорта. Тебе приятно, ты созерцаешь виды за окном, ты движешься навстречу новому, тебе хорошо от этого, ты мечтаешь о свершении, ты рад дороге и ты стремишься ощутить как можно больше, но в глубине подсознания сидит мысль о том, что это всё закончится. Закончится по разным причинам: водитель свернёт, тебе захочется выйти и поглазеть подольше на что-то или ты просто приедешь в конечный пункт. И этот момент неизбежно настанет и заставит тебя искать новую цель. Поэтому гамма чувств в авто похожа на маленький выпускной: ты рад тому, что вокруг есть движ, а мысли о будущем ты гонишь, прячешь до тех пор, пока всё не достигнет критической точки.
- Здесь я вас высажу. Я тут налево пойду, а вам прямо. – водитель не выказывает никаких эмоций, просто голый, охуенно неприятный факт.
- Спасибо, счастливого пути!
- И вам удачно добраться.
Мы с Сидом нехотя выползаем из авто, накидываем лямки рюкзаков на плечи и осматриваемся. Заправка на въезде в населённый пункт, с названием, которое забывается через мгновение после прочтения. Пустынная дорога не очень-то обнадёживает, но это всё же дорога. Снег уже не сыплет, а лежит густо на ветках деревьев, кустах, земле и от этого тебе очень уютно, несмотря на сотни километров от твоего привычного места обитания. Просто твоё зрение всё время упирается в близкие предметы, а посмотреть вдаль тебе мешают ветки со снегом, поэтому ты как будто в маленьком, пушистом месте, окутанном снегом и тебе нечего бояться. На просторных полях ты не можешь чувствовать уют. Свободу – можешь, но не уют, потому что там всё такое далекое и бесконечное, всё равно, что смотреть на прямую улицу в солнечную погоду и видеть лужи от разогретого асфальта. А мягкие пушистые снежные рамки, словно стены твоей квартиры, ограждают тебя от далёкого и заставляют ощущать близкое.
- Сид, чего бы ты сейчас хотел?
- Я бы не отказался от согревающего напитка, может быть кофе или чего-нибудь покрепче.
- Я думаю, что здесь определённо есть подходящее место, где мы удовлетворим твоё желание.
С этими словами мы поворачиваем в сторону населённого пункта. Самые обычные улицы, самые обычные люди, самые обычные кафе, чем в такие моменты руководствоваться, дабы выбрать именно то место, где будет ваше настроение, не ясно. Но ясно одно, если ты что-то выбрал – это то, что ты искал.
“Папаша Билли” – это бар, может быть даже салун, ведь на входе имеются салунные двери, в которых так сочно застревают рюкзаки. Прямо с порога ты попадаешь в современный салун современного дикого запада, где вместо живых коней чествуют железных, а на стенах развешаны знамёна различных байкерских братств. Деревянные столы и стулья, усатый бармен, вечно отсутствующие сисястые официантки и неизменно душный аромат кухни, разлитой выпивки и невероятно скучных похождений местных завсегдатаев.
- Кофе? – спрашивает Сид.
- В таком месте либо надраться в стельку, либо заказать что-то невероятно странное, например, тёплое молоко.
- Ага, а потом принесённый счёт пригвоздить к столу тесаком и звеня шпорами выйти не оборачиваясь.
- Да, было бы здорово, будь где-то подобный антураж для оплаты счетов. – мне и правда жаль.
Я люблю подобные заведения за две вещи: небольшое количество либо полное отсутствие посетителей и осознание, что ты здесь в первый и последний раз – это развязывает мысли, язык и иногда руки.
- Одному из моих хиппи понравилось бы здесь.
- Которому?
- Натаниэлю Гордону, человеку, который так любил свежий воздух, ром и торговать рабами. На своём судне этот пират исплавал всё побережье южной Калифорнии от Лахои до Леокарилло и даже до Пизмо. Его не стало. Его не стало слишком рано, как и многих других молодых парней его поколения. Пирата, который так любил свежий воздух.
- Да, стоит отдать должное, ром здесь хорош. – сказал Сид и опрокинул стопку.
- За свежий воздух! – я последовал его примеру.
- А почему Натаниэль Гордон?
- Чувак, который был казнен за работорговлю, первый и последний в своём роде, который нарушал закон наряду со многими другими, но ему не повезло, он оказался в нужном месте в нужное время и выполнил своё грустное предназначение – быть казненным. Его казнь стала очередным кирпичом в фундамент отмены рабства и объединения штатов. Человек был “одним из”, обычным парнем, но всё равно оказался на пыльных страницах истории.
- Это всё потому, что ты любишь пить ром?
- А то, ром – напиток безумных приключений, угара и веселья.
- И когда ты понял, что один из девяти хиппи – это пират?
- О, это дивная история. Был весенний день, было много рома и хорошая компания, а утром я проснулся и помнил, что один из хиппи – Натаниэль Гордон. Детали вспомнить не удалось, так как ром – это ёбаный пиздец, но пирата я запомнил и принял, как-то так.
- Допустим, а чем он отличается от просто пьяного тебя?
- Он пьёт исключительно ром, закусывает его всяким дерьмом вроде огурцов, яблок и йогурта, никогда не парится из-за своего опьянения, а наоборот, радуется ему. Никогда не сожалеет о содеянном, только лишь восславляет доброе безумие и с<