На заре моей сознательной подростковой жизни довелось мне путешествовать с папой (Стэлей-старшим) и старинным папиным другом Барсуком. Ехали мы в город М-ск, где в то время жил олимпийский чемпион, каноист, Виктор Ренейский. Поскольку в своё время Барсук и Стэля-старший тренировались вместе с ним, то звали они его просто Шум. В тот момент я только начинал заниматься греблей на байдарках, был зелен и все байки и старинные придания о былой гребле поглощал как букинист интересные книги. Естественно, поездка к олимпийскому чемпиону для меня тогда была несказанным подарком.
Квартира в спальном районе М-ска, самая обычная двушка, всё как у обычных людей. Даже не знаю почему, всегда думалось, что олимпийцы – люди несколько иной формации в материальном плане, однако, видимо, старая советская школа располагала иным подходом. И в целом визит превратился в обычную встречу старых друзей, в обеденное чаепитие. Но самым поразительным для меня было увидеть, где хранятся трофеи с различных соревнований. Возможно, многие так делают, но лежали все эти награды в полиэтиленовом мешке на антресолях. Вывернутый на стол моток-скруток ленточек с медалями впечатлял и уничтожал романтику и величие на раз. Представление о какой-то ценности, заслуженности всего этого многообразия трофеев не было. Как будто всё это рухнуло, исчезло вместе с Советским Союзом.
В последствие я узнал от отца, что Шум победил на Олимпийских играх 88 года в двойке. В 92-ом возникли сложности с выступлением первым экипажем за сборную, и к 96-ому году Ренейский взял себе молдавское гражданство и выступал за сборную Молдавии. Тогда они стали вторыми, по результатам фотофиниша уступив венгерскому экипажу. Получили героев Молдавии и всеобщий почёт и уважение. От этой истории возникало приятное чувство, что кто-то доказал, что рано списывать со счетов опытных бойцов. Никакой морали в этой истории тогда не было, она просто была красивой и приятной. Знакомство и фото с автографом грели душу, нежили сознание и будоражили фантазии.
Прошло время, гребля стала неотъемлемой частью жизни, эдаким стержнем, поддерживающим эмоциональную стабильность и утверждающим юношеский максимализм в области сворачивания гор. Но история о другом.
15 июля 2008 года во время тренировки погиб Дьёрдь Колонич, венгерский каноист, многократный чемпион мира, олимпийский чемпион. Ему было 36лет, он валил как бог в каноэ, был чертовски силён и неимоверно крут. Когда я узнал о нём больше, он стал для меня кумиром и примером гребцовских идеалов. Мечтать о такой карьере, жизни и смерти никогда не страшно. Подобно тому, как у воинов было почётом умереть на поле брани, у гребцов, думается, почетно уйти на дистанции, да и в целом смерть за любимым делом не такая уж и страшная. Думается, что во многом образ Дьордя Колонича ассоциировался у меня с отцовской идеей тренировок Т.Р.О.Я., некогда вычитанной в журнале. Вот что Стэля-старший говорил по этому поводу:
Т — терпение. Терпение — это мазохизм и садизм по отношению к себе в одном лице. Я стал от него зависим. И, если не терпел, то мне было противно жить, без терпения я ощущал себя как говно в проруби. Терпение — одно из высших человеческих достоинств и удовлетворений. Я могу терпеть, значит я чего-то стою. Причём, терпеть не ради превозмогания, а ради самого ощущения крайнего напряжения. Это чем-то похоже на игру в задержку дыхания на время, или на дальность переныривания бассейна.
Р — работа. Это уже было что-то сродни трудоголизму. Километры, как можно больше километров: на воде, по пустыне, кроссом, велосипедом, в бассейне и т.д. Килограммы и тонны железа, бетона, земли.
О — опыт. Невозможно предугадать, когда он появится. Пока его нет, ты зелёный пацан, сколько не надувай щёки. Не зависит ни от количества, ни от объёмов тренировок. Это знание и уверенность в чистом виде. Появляется независимость организма от глупого мозга. Ты знаешь, что надо именно так, не думая об этом. И всё получается.
Я — ярость. Ярость бойца. Когда ни хрена не получается, не смотря на терпение, проделанную работу и весь твой опыт. Остаётся только ярость. Ну, нет фарта. И вот тут остаётся только терпеть, работать, делать всё что можешь и не думать. Есть цель, а ты — Гастелло, и самолёт горит, и с парашютом можно, но не будешь. А смерти нет. Есть трусость, которую надо переступить. Есть нормальный страх, с которым надо бороться. Иначе, не будет жизни.
И вот мой кумир подобно фениксу погиб, но возродился в несколько иной ипостаси – идеал ТРОЯнца: тренироваться до потери пульса. Но самым удивительным и необъяснимым для меня было то, что следовало бы узнать сразу. В истории с Шумом в 96-ом был безликий венгерский экипаж, а спустя лет 7 он стал ещё каким одухотворенным. Ведь Ренейский в двойке с Журавским тогда проиграл не кому-нибудь, а самому Дьёрду Колоничу и Чабе Хорвату, проиграл “носик”. Детская история, принятая как замечательная сказка, обрела мораль. Люди, события, факты слились в одно красивое и стройное нечто. И это нечто возносило идолов до уровня богов, притворяло теории в инструкции к действию, возрождало веру в дух соревнований и романтику чемпионства, освещало трудный путь спортсменов и воодушевляло на самые безумные мечты. Это событие было моим, секрет или разоблачение своего рода, только для меня естественно, но эгоизму более и не нужно. Как будто я нашёл потайную комнату в шкафу в своём доме. Нашёл её я, она будто открыта мной, ну и что, что её спроектировал и построил кто-то, не важно, что до меня здесь кто-то жил и знал о ней. Нет, она моя, открыта мной, и мораль из неё черпаю первым я и только я.
И в дальнейшем, мой внутренний терпила стал хиппи по имени Дьордь Колонич, когда нужно было биться до победного, он вставал в полный рост и демонстрировал всё, что умел, а умел он многое, но самое главное, он умел терпеть, обладал колоссальным опытом, заработанным усердной работой, и умело использовал ярость.