Элен -И-Наир Шариф
Свобода принесла ему не облегчение, а одну лишь пустоту. Как в тумане протекала его жизнь. Окончательно оправившись, он стал работать, потом, вспомнив, что когда-то самостоятельно, еще работая в Дальнегорске, неплохо освоил компьютер, Наиль подучился и сменил профессию. Это было необходимо – он сильно изменился, и то, что когда-то вызывало в нем лишь усталость и глухое неудовольствие, стало его бичом. Он уже не мог быть нормальным прорабом-энергетиком – способность говорить с простыми людьми простым и понятным им языком власти, силы и грубости, доходящей до матерщины, хоть и не была утеряна им, но необходимость этого, необходимость каждый божий день надевать не свою, противную его духу маску уже отравляла его хуже самого страшного яда. Он изрядно поездил по стране, работая то там, то сям, где по оказии платили больше, предпочитая трудиться по временным контрактам, чтобы иметь возможность отдыхать от суеты мира, изрядно утомляющего его своим коловращением, не тогда, когда позволит ему дядя-начальник, а сколько ему действительно необходимо для успокоения его духа, возмущенного прагматичной грубостью мира.
Здоровье его все более поправлялось, материальные дела тоже приходили в норму, и только глухая тоска все усиливалась, постепенно превращаясь в звенящую боль одиночества. Этот мир был не нужен ему в таком виде, в котором он существовал, а сам он был нужен миру только в доступных для восприятия обществом ролях – работника, потребителя, электората на выборах и прочее, и прочее... Ни сердце его, ни мечты ни для кого не представляли никакой ценности, и он чах в понимании того, что таких, как он, нет и не может быть никогда, и никто не сможет так, как он, принять реальность и повседневность самого обычного чуда, совершаемого не по велению официально утвержденных и одобренных святых, а лишь по милосердию одному бессчетных хранителей или по неисчерпаемой непознанности этой полной чудес и тайн вселенной, и он навсегда останется один на один с миром своего истонченного восприятия и своих воспоминаний о событиях невозможных, но все же случившихся. Этой засасывающей его трясине безнадежности уже не могли помочь даже чужедальние боги, не имевшие возможности более приходить к нему, выпив до дна свою чашу вмешательства в дела Терры и приняв на себя непростые последствия этого для них самих. Когда болото повседневности начинало покушаться и на эти воспоминания, шепча ему с коварностью Иуды, что ничего не было, что ему все это померещилось в его тяжелом пути домой от одного лишь страстного желания чудесного избавления от страданий и смертельных опасностей, он только смеялся реальности в лицо, говоря ей беззвучно: “Это было, было! Да хоть ты вывернись наизнанку всеми своими запретами, но это было – и я тому свидетель!” А когда становилось совсем невмоготу, то подходил к простому прибору, сделанному им своими руками по схемам из подаренной ему Иллохор чужой памяти - хранилища знаний ее планеты, - и включал его. Неплотно намотанные катушки начинали петь на все голоса под действием электрических токов сложной формы, как четыре тысячи бронзовых тибетских колокольчиков, и килограммовая коробка прибора плавно поднималась в воздух - вопреки всем человеческим учебникам физики, - а посрамленная трясина повседневных “нельзя” и “не может быть” вскипала вонючей лужей и испарялась без следа!
Но это было никому, кроме него не нужно и не понятно, и Ашфиров продолжал умирать от бессмысленности и пустоты своей жизни. И только ночью все чаще снился ему один и тот же сон – огромный, сияющий золотом великан ломает кувалдой высокую, как будто стеклянную, но крепкую, как космические корабельные сплавы, стену. И осталось ему уже совсем немного, но какие-то бессчетные черные и серые карлики с лицами, похожими на крысиные морды, под его ногами тормозят его работу, замазывая свежие трещины в стене расплавленной вулканической магмой...
Он попытался записывать свои впечатления о прошлом, но проза не шла, а получались почему-то стихи – страшные и мрачно-безнадежные, но красивые, и подумав, Наиль разместил их в Интернете на паре-тройке литературных сайтов. Странно, но ему стало от этого легче, как будто он перешагнул какую-то невидимую черту. И только прощальные слова Айшуги не давали ему покоя - “... помни – ты слишком много потратил своих сил, и тебе их может не хватить, чтобы спастись самому – не сейчас, а намного позже...”
И крысы не спали тоже, готовясь к тяжелым временам, и случилось так, что Ашфиров уже на исходе сил своих едва не поддался им...
В пасмурный день 2 апреля 2008 года, день ветреный и прохладный, не думая ни о чем, кроме необходимости какого-нибудь нового контракта для очередного пополнения своих финансов, Наиль задержал взгляд на тумбе для афиш и объявлений. Текст, отпечатанный на полуформатном листе на плохом матричном принтере, гласил: “Для работы в Кавказском регионе Руссии требуются военные и гражданские специалисты, в том числе... электрики... энергетики... программисты... высокая зарплата... доплаты за риск... страховка жизни и здоровья за счет государства...” Он остановился и задумался. “А в конце, концов, почему бы и нет. Платят неплохо... А ведь там до сих пор стреляют... Ну, что же, если не повезет, так хоть не нужно будет накладывать на себя руки...” Наиль сорвал лист целиком и сунул его в карман...
На столе его ждала стопка листов со стихами. По-прежнему ни о чем не думая, он включил ноутбук, зашел в Интернет и выложил их на сайт. В какой-то вялой прострации пооткрывал дверки у шкафов, размышляя, что же приготовить в дорогу, а что оставить дома, потом махнул рукой. “А ладно, завтра все решим...” – и лег спать...
– Нет, Лёсик, так не бывает, – доверительно-ласково наставляла Элину ее мудрая не по годам подруга Аглая, прогуливаясь с ней по аллее солнечным, безветренным, по-весеннему теплым днем 2 апреля 2008 года. – И вообще мне не нравятся твои настроения. Ты другая стала, и эта – другая – мне тоже не нравится.
– Мне и самой она не нравится. – Элина попыталась улыбнуться, но забыла, как это делается. – Это, наверно, оттого, что я больше ничего не жду. Моя сказка ничем не кончилась…
Аглая окинула подругу заботливым критическим взглядом и изрекла гениальную по своей простоте и справедливости фразу:
– У каждой сказки, Лёсик, должен быть свой…
Тут она на секунду замешкалась, подыскивая нужное слово, и заключила ее неожиданным для себя образом:
- … конец!
- Ну да, конец... какое страшное слово, – эхом повторила Элина, зябко передергивая плечами. – Они жили долго и счастливо и умерли в один день... Не хочу «конец», не хочу...
Элина грустно посмотрела на журчащий под ногами ручеек. Казалось, что в конце длинной-длинной улицы он убегает прямо за горизонт, и Элина представила себе, что он вливается в большую реку, а река – в океан, и поэтому наверняка все весенние ручейки бессмертны и уж у них-то точно никакого конца нет и не может быть...
– Нет, пусть будет не конец... а продолжение, вечное продолжение!..
Проснулся он от сильной жажды. Было необычно тихо. Вода только слегка охладила его, и взяв на всякий случай с собой в комнату еще одну кружку – про запас, Наиль вернулся в комнату, дивясь странно тихому ватному шуму своих шагов. “Душно, как в перегретой парилке...” Он поставил кружку на подоконник и открыл балкон. Тихий треск, похожий на шум отдаленного фейерверка, удивил его. Он глянул на ночное небо и в самом деле увидел фейерверк. Звезды гроздьями сыпались с него, как будто каждый кусочек неба с одной звездочкой на нем откалывался от него, как сухая чешуйка, и падал вниз. Ему показалось, что это все небо – старое и ветхое, – осыпается в бездну, обнажая небо новое – антрацитово-черное и сияющее новыми звездами – ослепительно яркими, словно чисто вымытыми неизвестной рукой. И тут с этого совершенно безоблачного чистого свода хлынул проливной дождь, запах озона наполнил комнату, и сразу стало легче дышать. “А пошли вы все со всеми своими кровавыми склоками...” Наиль вытащил из кармана проклятое объявление, свернул из него бумажный самолетик и запустил его с балкона. Несмотря на дождь, тот стремительно набрал высоту и затерялся во тьме...
Элина всегда очень любила весну, особенно апрель, насквозь пропитанный запахом ожившего древесного сока, дымком сжигаемых прошлогодних листьев и влажным воздухом, предвестником близкого дождя, который она умела предсказывать с точностью барометра еще задолго до того, как первая капля падала на нос случайного прохожего…
Вот и сейчас, в этот тихий прозрачный вечер накануне 3 апреля, вернувшись домой, Элина с забытым наслаждением пробовала этот воздух на вкус… С удивлением ощущала она, как каждая секунда до краев наполняется необъяснимым чувством радости жизни, а все ее существо – предчувствием новых, чудесных событий… Ей даже стало на минутку стыдно такого своего ни чем не оправданного безмятежного и светлого настроения.
«Чувство новизны, радости и желания что-то сделать согревало ее … Вдруг нечто, подобное отдаленному зову, всколыхнуло ее изнутри и вовне, и она как бы проснулась еще раз от явной действительности к тому, что явнее и несомненнее. С этой минуты ликующее богатство сознания не оставляло ее. Так, понимая, слушаем мы речи людей, но, если повторить сказанное, поймем еще раз, с иным, новым значением. То же было и с ней…»
Проснувшись непривычно ранним утром 3 апреля, девушка с радостью заметила, что это необычное состояние не оставило ее, а стало даже ярче и явственнее, чем было вчера. Яркое весеннее солнце ласково погладило ее по щеке, и она улыбнулась, первый раз за много дней, этому миру, словно бы умытому неизвестной рукой… «В конце концов, надо воспринимать жизнь такой, какая она есть, и уметь радоваться каждой минуте», – подумалось ей.
Давно она не пила кофе с таким наслаждением, будто заново распробовав его будоражаще-горький аромат. С удовольствием позавтракав, Элина села за компьютер, по своему обыкновению начиная день работой над переводом «Алых парусов» на ингландский язык. В этот совершенно особый день она собиралась поставить финальную точку в последней главе, неожиданно превратившуюся в многоточие…
Вместо этого она с изумлением наблюдала, как ее рука вызвала кнопкой мышки любимый поэтический сайт, где совсем недавно она решилась разместить несколько своих стихов. Может быть, кому-то они могут стать нужными?.. Повинуясь необъяснимому зову души, Элина напечатала их под своим настоящим именем Ленор Ашфир, хотя бы таким образом упрямо и вопреки всему утвердив свое право на несбывшееся Чудо… Вот и сейчас она набрала его, чтобы попасть на свою страничку. Каково же было ее изумление, когда на ее запрос компьютер выдал ей еще одно имя: Наиль Ашфиров. Подивившись странному и такому неожиданному созвучию имен, она решила зайти на страничку неведомого «тезки» и буквально содрогнулась от мрачной безнадежности, волной накрывшей ее с головой с первых же строчек. Стихи были красивые, но страшные. Заглянув в бездну уставшей, измученной и разуверившейся души, почему-то показавшейся ей такой знакомой, Элина не торопилась отойти от края, а смотрела и смотрела в глубину, будто пыталась отыскать там хотя бы намек на проблеск света. И вдруг, почти отчаявшись, она нашла, наконец, то, что искала. Проблеск надежды зеленым огоньком среди холодной пустоты поманил ее куда-то в Прекрасную Неизвестность:
Если выдержишь меня – приходи.
Хочешь – воздухом моим стань.
Для двоих нет преград на пути,
Для двоих открывается грань,
За которой – палящий огонь,
За которой – ночи без сна,
За которой – бушует Весна.
Подожги с четырех сторон,
Раствори свою кровь в моей –
Пусть сияет море огней,
Пусть сжигает душу дотла.
Может день пройдет, может – год,
Все равно это время придет.
Даже если имени нет,
Даже если ты – только тень,
Все равно ты придешь – след в след,
Ночь взорвав в ослепительный день.
Казалось, она отчетливо слышала голос, прорывающийся сквозь звенящую боль одиночества, зовущий ее через тьму и туман, но где она могла слышать его раньше?.. Повинуясь невольному порыву души, сжавшейся ответной болью за этого незнакомого человека, думая только сердцем своим в тот момент, Элина написала ему с какой-то отчаянной смелостью: «Пускай же сбудется это почти языческое заклинание, хотя и не верю в магию».
Наиль сел к компьютеру, снова зашел на любимый сайт и глянул на свою страничку. Стихи его читали нечасто, но в этот раз кто-то заинтересовался и даже что-то написал в ответ – он увидел изменившуюся цифру числа комментариев. “Так, кто это нам что пишет?” Он перешел по ссылке к рецензиям, глянул на подпись. Еще не успев прочитать саму рецензию, он увидел внизу – “Ленор Ашфир”. Странное созвучие имен, как удар электрического тока, едва не подбросило его в воздух. Не дыша, дрожащими пальцами, он кликнул на ссылку по имени... и задохнулся, совсем забыв, что нужно дышать, чтобы жить...
Пора дойти уже давно
до самой сути.
Узнай меня в немом кино
оконной мути.
Сойди ко мне через года
с того трамвая -
как сходят с рельсов поезда,
пути ломая,
Как неотступно сходят вниз
в горах лавины.
Сорвись, как дельтапланерист -
с крутой вершины.
Хоть четко выверен маршрут
и рельсы крепки,
рванись из тех трамвайных пут,
как зверь - из клетки,
Как рвутся вольные стихи
из тесной прозы,
как прорываются ростки
из злых морозов,
Наперекор чужих эпох
стальным объятьям.
Стань славословьем "С нами Бог!" -
а не проклятьем.
Хотя б в последний миг прорвись, -
пока не поздно!
Пусть за спиной сорвутся вниз
миры и звезды.
Пусть даже вдруг наперерез
промчится вечность.
Переложи мой тяжкий крест
себе на плечи
Хотя б на миг, что мы отни-
мем у Разлуки!
На пульсе времени сомкни
живые руки.
Рвани стоп-кран, разбей окно
постылых будней!
Ведь остановки всё равно
уже не будет!
Сердечный стук зажми в горсти -
больную птицу.
Беги - и Боже упаси
остановиться!..
И, как умеет обрести
перо - бумагу,
я обрету в конце пути
тебя – живаго...
Думала ли она, что именно в этот момент магия уже начала прорастать в ее жизнь «зерном пламенного растения» – чуда?.. Ведь на свое искреннее бесхитростное пожелание она получила мгновенный ответ, что само по себе было уже равносильно чуду: обычно комментарии к стихам авторы прочитывали спустя какое-то время, через несколько дней, а то и позже… Но, по необъяснимым стечениям обстоятельств, этот далекий, но почему-то такой близкий человек в ту же самую минуту оказался в пространстве того же сайта, прочитал ее слова и ответил на них еще более непостижимо. И когда она прочитала его ответ, ее сердце сделало такой громкий «бух», что, казалось, весь мир услышал, и сказало свое твердое, бесповоротное «да». Потому что он заговорил с ней словами из ее любимой, лучшей на свете книги: «Спасибо! Верить не нужно, нужно пользоваться. Воздух просто есть, хотя его и не видно, но без него не жить, и чувствуешь его только когда дышишь или очень быстро сквозь него идешь. С магией точно так же – ее не существует, но ее можно создать своими руками. Сделай человеку чудо и новая душа будет у него, и новая – у тебя». И улыбнулся ей через все расстояния…
Тьма отступила, последний удар сияющего великана с оглушительным грохотом разбил крепкую стеклянную стену на мелкие осколки, и поток Золотого Света обрушился с силой прорвавшей плотину бурной реки, заливая собой всё пространство вокруг…
«… И она осталась одна средь пустоты знойного песка, растерянная, пристыженная, счастливая, с лицом не менее алым, чем ее чудо, беспомощно протянув руки к высокому кораблю.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она знала, смутно помнила с детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила…»
Элина зажмурилась от яркого света, хлынувшего на нее золотым дождем… Нет, это, кажется, не дождь… Это слезы прорвались из ее сердца, которое начало потихоньку оттаивать… Она всё плакала и плакала, и никак не могла остановиться. Будто хотела выплакать всё свое прошлое, чтобы шагнуть из него в новое настоящее, больше похожее на чудо, слишком непостижимое и слишком непреложное, чтобы в нем усомниться… А тот далекий, родной человек протягивал ей руки навстречу…
... Ужасный удар сотряс его... “Стреляют... По мне... Да кому же еще нужна моя жизнь...” Но не было ни звона пробиваемого оконного стекла, ни звука выстрелов невидимого снайпера, а частые удары все стучали и стучали чуть левее центра его груди. И тут до него дошло... что его... мертвое сердце... просто-напросто... снова бьется... живя...
Да, вероятно, у каждой сказки должен быть свой конец, как точка в любом финале повести. Впрочем, это ведь совсем не финал. И если сделать еще одно маленькое чудо и превратить эту точку в многоточие, то можно разглядеть и начало совершенно новой истории. О счастье и доверии, об эфемерности разлук и волшебной небесной арифметике, о тайных условных знаках и волшебных НЕсовпадениях, а еще обо всем том, что чувствуют и говорят друг другу двое, когда у них одна душа – на двоих… Эту же историю можно закончить словами:
«Так – с л у ч а й н о, как говорят люди, умеющие читать и писать – Грэй и Ассоль нашли друг друга утром летнего дня, полного неизбежности»…(Маленькая поправка: весеннего дня, да простит нам Грин эту маленькую вольность!)
А можно и так:
... в ночь на 3 апреля 2008 года, Золотая Комета, пробив границу миров, возвратилась из-за немыслимых пределов и вошла в созвездие Стрельца, приблизившись к Терре на рекордные 9 миллионов километров, одаривая детей своих щедрым потоком долгожданного золотого газа, без которого они не могут жить...