Психотерапевтический путь

Трудно даже вообразить, какую поддержку дух может оказать телу... Я часто страдаю болями в нижней части живота, однако воля и сила разума не позволяют мне слечь. Лишь бы дух не подчинился телу!

Гёте в разговоре с Эккерманом 21.3.1830

(Перевод Наталии Ман)

Подлинная сущность нашей души предполагает, что мы стремимся к встрече с миром не безуча­стно-холодно, но заинтересованно, участливо, т. е. эмоционально, пылко. Иными словами, пытаемся привести себя и свое индивидуальное «я» в созвучие с происходящим вокруг. Так ежедневно сплетается незримая связь с событиями и людьми окружающего мира, которая при созвучии сообщает нам чувство удовольствия, гармонии, уверенности. Равнодушие, непонимание, перегрузка, черствость и т. д. рвут эти незримые узы — в душе мы ощущаем себя глубоко уязвленными, нам неуютно, потому что отсутствует созвучность, внутреннее приятие мира. Каждый по опыту знает, что на разных этапах жизни и даже в течение дня наше отношение к миру неодинаково. То мы больше привязаны к вещам, то как бы подни­маемся над ними, то отвергаем их. В этой переменчи­вости — сущность здоровой души, ведь точно так же нам физически приходится равно выдерживать тепло и холод и соответственно на них реагировать. При депрессии, однако, наступают внутренняя

изоляция и застой характера. Чувства «каменеют» в голове, душа — как Прометей к скале Кавказа — прикована к прошлому, яд вины и самоукоры угрожают разъесть всякий оптимизм. Самоукоризна становится кинжа­лом, направленным в свою же собственную грудь. Че­ловек начинает целиком жить в голове, «мозговать» и тем самым сосредоточивается на собственном теле, а не на мире. Темперамент, душевный волевой центр изнемогает, и ниточка связи с миром рвется.

Вот почему, пока пациент еще способен дать от­клик, необходимо постараться любыми средствами избавить его от балласта, снабдить новым импульсом, разбудить надежду на будущее. И тут банальным «ничего, все как-нибудь уладится» не обойтись. Ведь непреложный факт, что человек внутренне все боль­ше нищает, если мысли его и чувства кружат лишь вокруг собственной персоны, и, наоборот, становит­ся тем здоровее и душевно богаче, чем с большим интересом и сердечным участием относится к миру Для души любовь, участие, сострадание и сочувствие суть процессы тепловые, ибо они связаны с истече­нием. Огонь течет, лед застывает в комок.

Итак, терапевтическая задача заключается в том, чтобы увести больного от патологической сосредоточенности на себе, от аутоагрессии, от изо­ляции и сделать его человеком заинтересованным, «открытым миру». Но смело шагать навстречу будущему можно, только отбросив уже оставленное позади, «висящее на горбу», багаж судьбы, — иными словами, душевно все это преодолев. Важнейшая задача терапевта — содействовать прояснению и упорядочению прошлого. То, что благодаря заинтересован­

ности и любви превращается для души в тепло, благодаря осознанному познанию становится светом в душевном мраке. Мы не можем подробно останавливаться здесь на совокупной проблематике переживаний раннего детства и их телесно-душевных последствий. Разумеется, прошлое представляет собою важный компонент души, и если не наводить в нем порядок, а вытеснять его либо приукрашивать (сознательно или бессознательно), то позднее не­пременно проявятся душевные проблемы (например, депрессия) и невротическое поведение (навязчивые состояния или страхи). В часы амбулаторного приема снова и снова видишь, как не- или полупереваренные травмы детства проецируются на спутников жизни или на жизненные ситуации. Пациент до сих пор ссорится с отцом или до сих пор злится на события, случившиеся десятки лет назад. Но как же идти вперед, если ты все еще приклеен к неприятностям прошлого?

Зачастую травма внешне пустяковая, однако для пациента она играет невероятно важную роль. Если не убрать с дороги эту проблему, никакие пси­хотерапевтические советы не помогут. Обратившись к юмористическому образу, можно сказать так: если человек, намереваясь пройти в другое помещение, зацепляется подтяжкой за дверную ручку, он при всем желании с места не сдвинется, тут ни заяв­ления о добром намерении, ни психологические рассуждения о слабости воли не принесут поль­зы — надо, чтобы кто-нибудь просто перерезал подтяжку. «Подтяжкой» может быть как душевная, так и телесная проблема. Нередко вовсе не просто определить или угадать чутьем, где кроется нерасчи­щенный душевный

шлак, по сей день отравляющий существование. Иногда этого не знает даже сам пациент.

Ведь в детстве нередки несправедливости, гнетущие обстоятельства (в том числе и тяжкие шоковые ситуации вроде инцеста), которые уходят в подсознание, глубоко под пласты дневного созна­ния, и как бы ждут в подполье урочного часа. Если позднее, например в отрочестве, подобные травмы повторяются, а первая душевная рана еще не за­рубцевалась, то происходят внешне необъяснимые срывы или возникают агрессивные и депрессивные тенденции.

Как пример великого множества душевных ран, которые мучают людей и с которыми они не могут справиться, мы приведем ниже одну детскую трав­му. О ней рассказывает голландский психиатр, переживший в результате инфекционной болезни тяжелую депрессию с бредовыми состояниями и после выздоровления обратившийся к анализу своего прошлого.

«Стыд — ужасное чувство. В школе меня иногда дразнили. Я боялся этого, стыдился страха и сты­дился стыда, в вечном круговороте. Стыд — это огонь, питающий сам себя. Я изо всех сил старался не привлекать к себе внимания, но учитель заметил-та­ки, что я грызу ногти. И вот однажды — никогда не забуду этот день — я увидел, что у него с собой пакет, вероятно со сластями. Этот пакет он кладет за кафедрой, так чтобы мы не видели.

Глядя в окно и думая о своем, я услышал, как учи­тель вызвал к доске одного из мальчиков и сказал: «Отныне мы положим конец мерзкой привычке грызть ногти. — Чтобы увеличить напряжение, он помед­лил — так инструменталь-

ная прелюдия оттягивает долгожданное вступление певца. — У нас в классе есть еще один мальчик из Суета, он всегда носит вос­кресный костюм и не появляется в школе, если у него хоть чуточку болит голова, сыночек отца-бездельника, тогда как ваши родители вынуждены зарабатывать на хлеб тяжким трудом и наверняка не позволяют вам оставаться дома из-за всяких пустяков... — А затем, на повышенных тонах, fortissimo грянуло: — „Ногтегрыз Пит Кёйпер! К дос-ке! Похоже, ногтями ты никак не наешься, вот я и принес тебе кое-что пожевать — надолго хватит. — С этими словами он достал из пакета подкову. — Бери! На вкус поди не хуже ногтей, а? Ну-ка, открой рот! “Дети хохочут и визжат от восторга. Рот я не открыл, крепко сжал губы, не из упрямства, а от страха. Меня выставили на посмешище, я готов был провалиться сквозь зем­лю, от стыда покраснел как рак. Кошмар! Я ничего не видел, в глазах почернело, только лицо пылало огнем. „Попробуй, вдруг тебе понравится! — Он ткнул подковой в мои сжатые губы. — Ну, открывай рот!“ Улюлюканье. Новый толчок подковы. Я ощу­тил во рту солоновато-пресный вкус крови, струйка потекла по подбородку. Больше не помню ничего. Разве только, что бегом вернулся за парту, с мучи­тельным ощущением, что я смешон и буду смешон всегда, как будто смехотворность составляла суть моего существа, которое заслуживало одной лишь издевки.

Дома я не мог рассказать, что так сгорал со стыда, и стыдился, что со мной произошел столь постыдный ин­цидент. Вновь этот circulus vitiosus, этот заколдованный круг. Родителям я соврал. „Что у тебя со ртом?“ — „Упал с велосипеда, ударился лицом, потому что...“ Дальше не

помню. Какая-то вымышленная история. Несколько дней я ходил с распухшей губой».

Этот пример показывает, как скверно воздейст­вуют на всю последующую жизнь возникшие в дет­стве и юности состояния страха, отчаяния и ужаса. Уже на раннем этапе они затрудняют развитие воли и с необходимостью приводят к меланхолии.

Датский философ Кьеркегор, как извест­но, страдал тяжелой фобией (неврозом страха), потому что отец с раннего детства угнетал его «меланхолическими проблемами греховности», ис­пользовал маленького ребенка, чтобы проецировать на него собственную непреодоленную вину и страх. Не удивительно, что из этого «чувства вины перед Распятым» впоследствии развились страх перед миром, подозрительность и недоверчивость.

Такие слишком ранние душевные перегрузки, препятствующие здоровому развитию детской души, снова и снова всплывают в беседах с паци­ентами, страдающими депрессией. В разрушенных браках порой (неосознанно) используют детей как заместителей партнера, сталкивая их со всеми проблемами и решениями. Но встречаются и прямо противоположные ситуации: люди, у которых жизнь складывалась более чем благополучно, которым не приходилось напрягаться, которые имели «всё», тем не менее ощущают внутреннюю пустоту.

Когда прошлое упорядочено — а эта процедура рано или поздно заканчивается, — настает черед следующей терапевтической цели, а именно активи­зации собственной воли человека. Мы обрисуем здесь несколько возможностей и покажем, как вернуть активность трем душевным силам —

мышлению, чувствованию и волению, чтобы в результате укоре­нить характер в мире.

Волю в мышлении можно активизировать, зано­во развивая восприимчивость к явлениям природы, к культурным и общечеловеческим проблемам. Для этого необходимо внутренне собраться с си­лами, захотеть уяснить себе сложные взаимосвязи, а не просто мысленно или эмоционально мусолить уже известное. Чтобы найти разгадку, развить в себе необходимую душевную жертвенность по отношению к миру и собственной судьбе, нужно усилить внима­ние к внешнему.

Можно, к примеру, обратиться к биографиям ныне живущих или исторических личностей либо к эпохаль­ным событиям. Взгляд тотчас отвлекается от внутрен­них проблем, от ипохондрической сосредоточенности на себе и устремляется вовне. Снова растет доверие к глубинным философским взаимосвязям в мире, к смыслу судьбы. Это «здравое» мышление, эта отдача вещественному превозмогает хмурость, сосредоточен­ность на собственной персоне. Мало-помалу исчезают и больное честолюбие, и тщеславие, и эгоизм, часто скрытые в депрессии. Самовлюбленность превращается в здоровое самосознание.

«Человек ни в коем случае не должен подолгу жить лишь в собственной душе, занимаясь пустыми фантазиями, бесконечными бесплодными мудрствованиями; это состояние необходимо преодолеть. Собственная душа должна выйти из своего кокона и с любовью устремить взор на глубинные взаимосвя­зи во внешней жизни... Все, что мы делаем, стараясь истолковать скрытые взаимосвязи вовне, ограждает нас от ложной мистики».

Во время учебной клинической практики я неред­ко замечал, что, общаясь с тяжелобольными и стал­киваясь со сложными жизненными ситуациями, предрасположенные к меланхолии медсестры стано­вились вдруг активными и бодрыми. Ведь исконный душевный закон гласит: меланхолический темпера­мент делается от веселого только еще печальнее, а вот благодаря сочувствию к тяжким судьбам сам душевно здоровеет. Вот с такой позиции и нужно подходить к страдающему депрессией, тогда скорее достучишься до его «нутра». Дело в том, что ему необходимо спуститься в бездну, и совершенно ясно, что его существо отчаянно противится любой поверх­ностности, даже самой благонамеренной. Белоснежку пробудили от сна в стеклянном гробе опять-таки внешние потрясения.

Подлинную волю, которая мало-помалу должна проявиться во внешней деятельности, на первых порах активизируют попытками исподволь перевернуть то отношение к миру, какое характерно для большинства страдающих депрессией. Очень многие из этих людей, зацикленные на собственных желаниях и хотениях, целиком принимают себя такими, как есть, но все внешнее — в том числе и партнера — хотят видеть другим, соответствую­щим их представлениям и желаниям. Нередко они вдобавок занимают позицию, роковую для оздо­ровления души: всегда и во всем винят кого-нибудь из окружающих, тем самым снимая с себя всякую жизненную ответственность. Но в такой ситуации че­ловек не может повзрослеть. Он живет в постоянном антагонизме к миру, к собственной судьбе и тем со­вершенно парализует свою силу воли. Изменить себя человек может только сам.

Прежде всего необходимо научиться целиком принимать жизнь в ее многообразии, как она есть, видеть в ней стимул для собственной активности и для настоящего спора, а не повод для вечных жалоб на несбывшиеся замыслы и желания. Если поступать так, то можно активизировать ранее скованные печа­лью и жалобами волевые резервы, о которых человек даже не догадывается. Сила, какую вопреки ее назна­чению не направили вовне, оборачивается вовнутрь и парализует душу. Понятно, что значительно легче преодолеть это человеку с религиозным, духовным мировоззрением или с убежденностью, что удары судьбы суть призыв к собственной активности. Тогда болезненная меланхолия становится мужеством, а оно-то и необходимо в жизни. «Если ты пытаешься изменить свою жизнь, депрессии неизбежны. Если ты уже в депрессии, у тебя есть возможность раз­вития в трех важных сферах: в оценке себя самого, в отношении к другим и в способности справляться со сложными жизненными обстоятельства-ми»²².

Подведем итог: предрасположенность к мелан­холии следует лечить, так сказать, гомеопатически, т.е. подобное подобным. Важными, серьезными и глубокими вещами, которые вновь пробуждают внешний интерес. Стоит ли удивляться, что вдумчи­вый, глубокомысленный человек впадает в печаль, когда изо дня в день его окружают поверхностные пустяки? Именно этим объясняются порой мелан­холические настроения у подростков. Когда чело­век занят настоящими, важными философскими вопросами — такими, как смерть, смысл судьбы и т. д. (хотя и радостную сторону жизни тоже нельзя забывать), — он обретает куда

больше легкости, равновесия, оптимизма и уверенности, чем можно предположить. Если достаточно рано привыкаешь к серьезным материям, то позднее, когда возникает необходимость преодолеть трудные жизненные си­туации, у человека есть нужный «дорожный припас». К чему должен апеллировать терапевт при ярко выра­женном душевном расстройстве, если пациент нико­гда не умел и не желал думать о важном? В этом-то и заключается главная проблема тех, кого душевно и телесно оберегали от всего — от всякого усилия, всякой боли, всякой борьбы. Лишь тот, кто спус­кался в бездны, способен изведать истинный взлет, и наоборот. Ведь к доброму и прекрасному, к любви тоже зачастую приходишь, только столкнувшись с их противоположностью. Но если в столкновении действительно преодолеешь эту внутреннюю проти­воположность, то и страх перед нею исчезнет. Тут не грех позаимствовать кое-что от природы пчел, ко­торые, чтобы выжить, производят не только сладкий мед, но и необходимый яд и в случае чего решительно вонзают в жизнь свое жало.

Впечатляющий эпизод такого рода описал в своем романе «Настоящий любимец судьбы» швейцарский писатель Альберт Штеффен²³. Герой романа созна­тельно погружается в жизнь большого современного города, замечая и ее воздействие на свою душу и переживая множество отвратительных и унизительных ситуаций. В одной из таких ситуаций у него про­исходит важная встреча с неким человеком, который, находясь в гуще жизни, внутренне не испорчен этим «адом», ибо видит его насквозь и противопостав­ляет ему силы познания. Они вступают в

разговор. «„Зачем вы здесь, в этом опасном месте?“ — спро­сил Артур. „Затем что здесь, по-моему, обязательно должен быть кто-то испытывающий отвращение. Мысль о том, что для нашего времени необходимо отвращение, пришла мне несколько дней назад, когда я осматривал собрание греческих ваз. Чтобы достичь прекрасного, греки в отвращении не нуждались. Они изначально жили среди прекрасного. Нам же, если мы хотим находиться в гуще жизни, отвращение необходимо, чтобы правильно понять мир, чтобы прийти к духу внутри нас, чтобы защитить в себе Бога...“»

Страдающему депрессией, коль скоро ему стало получше, особенно важно максимально использовать свои возможности, чтобы с большей стойкостью выдержать очередной спад. Очень полезно вести дневник, которому можно доверить чувства, мысли и проблемы, как бы извлекая их из себя и сознательно формируя. Тем самым человек в подлинном смысле слова освобождается от них. А когда благодаря активности что-то выносится наружу, на свободное место может вправду стать нечто новое. Больной депрессией должен мало-помалу осознать, что в мире он со своею болью не одинок и что те, кто внешне выглядит совершенно безмятежно, нередко просто носят маску, под которой прячутся беды.

Завершая эту главу, ознакомлю читателей с двумя историями болезни, которые лучше любой теории покажут, каким образом вышеприведенные сооб­ражения можно преобразовать в терапевтический акт. Конечно, при условии, что в темной ночи души еще теплится искорка, которую можно раздуть. Как при всякой терапии, главную роль здесь

тоже играет не сам метод, а человек, его применяющий. Кроме того, к больному всегда приложимы лишь индивидуальные, а не общие правила. В этом смысле нижеследующие примеры должны лишь стимулиро­вать терапевтическую фантазию.

Первая пациентка страдала депрессией с пре­имущественно телесными симптомами, в частности хроническим навязчивым откашливанием, которое не прекращалось даже в сугубо интимных ситуа­циях и создавало серьезные сложности. Нередко в таком перханье психосоматически проявляется возмущение по поводу невыносимых обстоятельств. Ни врачи-специалисты, ни психотерапевты пациент­ке не помогли, и тогда ее направили в нашу клинику. Скоро выяснилось, что у пациентки существуют серьезнейшие эмоциональные проблемы с партнером, которых она не высказывала, а партнер не замечал.

Рутинные внешние формы брака судорожно сохранялись, однако полностью утратили душевное содержание. Возник замкнутый круг невысказанных надежд и постоянного разочарования. Женщина как бы «выкашливала» в лицо мужу все, с чем была несогласна. У него же это перханье в самых неподхо­дящих обстоятельствах вызывало раздражение и рас­тущую агрессию, что вело у жены к усилению кашля, к физической скованности, а в итоге к депрессии. Мы решили в психологической терапии прибегнуть к так называемой «двойной бухгалтерии», ибо станови­лось все яснее, что собственно проблема пациентки состоит в бездонной пропасти между романтическим идеальным представлением

и будничной реально­стью. Эмоциональная жизнь постоянно заглушала ее мышление. И вот врачи рекомендовали пациентке записать в тетрадь критические события прошло­го, давая на одной странице характеристики своих желаний и ощущений, а на другой — воспринятых фактов. Шаг за шагом желаемое и реальность сопоставлялись, анализировались и обдумывались. Таким путем мышление постепенно высвобожда­лось из злополучных эмоциональных пут и вновь ориентировалось на реальность. Болезненные про­екции на мужа уступали место здравому внешнему восприятию. Муж впоследствии также включился в терапевтический процесс и в результате сумел продумать собственное поведение, модифицировать его и обогатить свои знания о душевной жизни жены. Честная борьба за истину оказалась необычайно бла­готворной для этого брака и вдобавок дала супругам ряд новых импульсов в профессиональной жизни.

Проблемы второй, более молодой пациентки (ей было около двадцати пяти лет) были значительно сложнее и продолжались дольше. Много лет де­вушка страдала тяжелой невротической депрессией с сердечными фобиями и длительными приступами страха, от которых ее безуспешно лечили амбулаторно и стационарно, так что ко мне она попала как «пере­леченная и неизлечимая». Из предыстории, в част­ности, выяснилось, что сестра пациентки, инвалид, с самого своего рождения перманентно требовала полного внимания всей семьи, а тем самым совер­шенно лишила других детей родительской заботы и ласки. И теперь младшая сестра «силой» забирала себе то, чего годами была лишена. Здесь четко про­сматривалась картина инфантиль-

ной эмоциональной структуры: завышенные требования к другим, страх перед самостоятельностью, страх потери, постоян­ное муссирование беспомощности; иными словами, пациентка домогалась любви, разыгрывая остановку сердца и т.д. Больше анализировать было нечего, психиатры, как говорится, попросту ее «перелечи­ли». Идти нужно было другим путем. Любопытно, что назначенные гомеопатические средства на первых порах помогали очень быстро, однако вскоре это оказалось иллюзией, ибо за неожиданным взлетом последовал очень резкий спад и на неделю пришлось даже назначить психотропные препараты.

Последний способ — крестьянская усадьба — ока­зался бесполезен: эта пациентка уже через полтора дня сбежала оттуда. В терапии иной раз обращаются к таким вещам, которые помогли тебе самому, но всегда ли они помогают другому? Из полнейшей беспомощ­ности в конце концов родилась перспективная идея: превратить болезненную жалость пациентки к себе самой в сильное сострадание к другим. «Чего бы вы пожелали себе, если б я был Господом Богом?» — од­нажды спросил я. «Чтобы меня постоянно окружали врачи, ведь мое сердце может отказать в любую минуту», — не раздумывая ответила она. «Это вполне возможно, — сказал я, — только не в роли пацентки, а в роли сиделки». После двухмесячных поисков мы наконец нашли за рубежом для этой не­обычной цели городскую клинику, где с пониманием отнеслись к нашему «случаю». В этой нейрохирур­гической клинике лечили детей со злокачественными опухолями, подростков с травмами мозга после тяже­лых мотоциклетных аварий и проч. Изо дня в день наша пацентка видела ужасные физические стра­дания,

и интересно было наблюдать, как «Спящая Красавица», с каждым днем все больше пробуждаясь от глубокого душевного сна, начинает проявлять к судьбе других искреннее участие и сострадание, связанное с искренней заботой об отдельных детских судьбах. Не прошло и года, как все это больное на­важдение будто рукой сняло.

Спустя год девушка возобновила и благополучно закончила учебу. Теперь она замужем, имеет двоих детей и сама строит свою жизнь.

Больное, упрямое и фальшивое «я» утратилось, было найдено подлинное «я». Именно об этом навер­няка говорит и парадоксальная фраза: «Себя потеряй, чтоб себя же найти».

«Идти навстречу призванию будущего мы суме­
ем только тогда, когда станем все больше и больше
расширять свои интересы; иными словами, когда
научимся все больше отходить от себя... Если совер­
шенно честно посоветоваться с самим собою, в конце
концов поймешь, что, по сути, самое неинтересное
в мире именно то, что ты сам думаешь о себе и чув­
ствуешь в тесном кольце собственного „я“. А именно
по поводу этого ограниченного „я“ многие люди ныне
очень интенсивно размышляют и испытывают массу
эмоций. Потому-то их жизнь так скучна, потому-то
они в жизни так не удовлетворены» (Рудольф
Штайнер).