Депрессия в зеркале душевных

Бедствий современности

...человек, в том числе и в глубинном смысле, существо более общественное, нежели принято считать. И особенно чисто психические заболевания в редчайших слу­чаях можно диагностировать, скажем, лишь исходя из биографии отдельного, изолиро­ванного индивида⁵⁴.

Рудольф Штайнер

 

 

Революционные события XIX — XX вв., кульми­нирующие сейчас, на рубеже нового тысячелетия, ознаменованы утратой тождества, обществен­но-экономическими кризисами, «переоценкой всех ценностей» (Ницше), «концом иллюзии» и конфронтацией со злом. «Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет, и низверг его в бездну, и заключил его, и положил над ним печать, дабы не прельщал уже народы, доколе не окончится тысяча лет; после же сего ему должно быть осво­божденным на малое время... Когда же окончится тысяча лет, сатана будет освобожден из темницы своей и выйдет обольщать народы, находящиеся на четырех углах земли»⁵⁵.

Такие вещи переносятся совершенно иначе, если в них видят глубинную смысловую связь и учатся не просто диагностировать их, но развивать в себе со­ответствующие жизненные терапевтические задатки. С помощью традиционных идей решить животрепе­щущие проблемы

 

современности уже невозможно.

Люди все больше ощущают в себе разрыв ме­жду внутри и вовне, а порой и разверзающуюся пропасть, откуда вырываются силы бессмысленного разрушения, человеконенавистничества и насилия. Впервые в истории человек начинает страшиться себя самого.

Как и на рубеже второго тысячелетия, возникает настрой конца света, и люди отвечают на него боль­шей частью эскепизмом или маниями. Сама душа становится полем битвы, где у «я» оспаривается «право главенства».

В начале Первой мировой войны, когда старые порядки медленно, едва заметно распадались, Рудольф Штайнер в частной беседе так выска­зался о грядущих социальных и душевных по­следствиях этих событий: «Когда закончится то, что называют войной... окажется, что все обще­принятое, традиционное несостоятельно, что жиз­ненные условия утратили свой внешний лоск. Для человечества начался новый этап развития, когда ложь и зло непременно станут зримы. Все это злое, ужасное, лживое, гнилостное уже здесь, но пока в прикровенном виде. И ему должно сде­латься очевидным. А проявится это как в жизнен­ных обстоятельствах индивида — в браке, в се­мье, в дружбе и прежде всего во вражде, — так и в совокупной жизни народов, государств. Кое для чего уже не будет препятствий. И выдержат все это, не погибнув душевно, не получив душев­ных травм, только те люди, кто вовне, а главное, у себя внутри способен различать важное и не­существенное. Различать очень трудно. Очень... Для этого требуются непрерывные, утомительные упражнения. Ибо здесь заключен ужаснейший соблазн. Человечеству придется

 

вести борьбу против лжи...»

Современные исследования, проведенные, например, Обществом системной психологии в Ольденбурге, полностью подтвердили душевные последствия таких культурных кризисов и их психическое воздействие на последующие поколения⁵⁷.

Так, было установлено, что народы, участвующие в войнах, страдают особенно тяжелым «эмоцио­нальным истощением» и что вместо «надежды, доверия и любви» следующие поколения нередко получают в духовное наследство отчаяние, беспо­мощность, немоту, одиночество и т. д. Могучие общественные перевороты, за которыми душа с ее нормальными ощущениями уже не поспева­ет, привели к «колоссальному эмоциональному дефициту», поэтому ширится пустота, которую пытаются зашпаклевать все большим материаль­ным изобилием.

Возникшая отсюда внутренняя нищета совре­менности может, однако, разбудить в человеке новые индивидуальные и социальные способ­ности и освободить душевные силы, которые Рудольф Штайнер называл «сознающей душой». А она рождается только в прямом столкновении индивида с воздействиями чувственного мира и вызванными ими встрясками, затрагивающими нас вплоть до телесного, и, как всякое рожде­ние, это сопряжено с кризисами и испытаниями. Потому-то мы, люди XX в., и «обездолены телом и душой». Давние общности, кровные узы распа­даются, обычным явлением становятся конфликты и споры. Меж людей начинается великий «про­цесс притирки, шлифовки», который доведет до их сознания, имеют ли они

касательство друг к другу и каким образом. Поскольку «я»

 

теперь лишено покровов, оно, понятно, вновь и вновь ищет для себя давние традиционные групповые структуры, которые, однако, либо деиндивидуализируют его, либо опять отбрасывают к нему же самому. Исполинские внешние силы швыряют человека туда-сюда, постоянно отвлекая от него самого. «Порой массы людей словно поражает эпидемия — они объяты болезненной страстью одурманивать себя чем-нибудь подхваченным вовне, потому что не хотят остаться в своем „я“... Укрепления „я", внутренней сохранности и силы „я“ мы добьемся, если извлечем наверх то, что смущает наше „я“. А смущает его запрятан­ное глубоко в темных закоулках души сознание духовного мира; оставаясь внизу, в глубинах души, оно напоминает утлую лодку, но поднятое из глубины в другое место, в сознание, дарит опору в жизни».

Не удивительно, что эти события, происходящие в человеке и в мире покуда подпорогово, но объектив­но, отражаются в иных душах как депрессия. С другой стороны, стоит также спросить себя, не действуют ли в людях одновременно и светлые силы духа, которые сперва распознаются по внутренней активности, а от­нюдь не «естественно» и лишь затем могут вывести на духовно адекватный социальный уровень.

Но предпосылкой здесь является в первую оче­редь искренний человеческий интерес, изучение жизни и воля к «жизневедению»⁵⁹.

 

Больной депрессией и его окружение

 

Известно, что человек в депрессии, с одной сто­роны, весьма

 

обременяет окружающих, с дру­гой же — постоянно вызывает у них обоснованные или необоснованные чувства вины. «Что мы делали неправильно?» — часто слышишь от непосредствен­ного окружения больного. Но бывает и так, что все целиком сосредоточиваются только на больном, забывая при этом собственную роль в его жизни. Из исследований в области семейной терапии нам теперь известно, что некоторые больные «заместительно» отражают болезнь близкого или дальнего окружения, так что лечат зачастую не того, кого надо. Иными словами, в этом случае окружающие должны охотно и открыто участвовать в терапев­тических мерах, а не видеть корень болезни исклю­чительно в самом больном. Таким образом, больной выполнит и миссию «жертвы», выявит латентные или вытесненные болезни окружения и побудит его к возобновлению серьезных диалогов и к открытости миру. Все это, конечно, должно происходить при содействии опытного третьего лица и здесь может быть лишь эскизно намечено. Однако семейному окружению вовсе незачем испытывать парализующее чувство вины, напротив, нужно постоянно задаваться вопросом: как именно мы соучаствовали в возник­новении или обострении депрессии? Иногда в семье или в рабочем коллективе больного сознательно либо бессознательно обособляют, и тогда он становится «козлом отпущения» и «жертвой», «искупающей» проблемы окружающих. В нынешней социальной психологии группировки людей, пытающихся

раз­делаться со своей «жертвой», называют «моббинг» (от англ. mob = толпа, свора, сброд).

Если же непосредственное окружение не очень

 

виновно в возникших проблемах, ему необходимо спросить себя, какие оздоровительные элементы, помимо медикаментозной и психологической терапии, оно способно выработать.

 

Социальная «тепловая оболочка»

 

Чтобы помочь больному пройти сквозь внутреннюю ночь, очень важно обладать такими качествами, как терпение и нетщеславная самоотверженность, не жаждущая немедленных результатов. Итак, не ждите сей же час ответа на ваши усилия. На са­мом деле, как правило, до наступления нового «дня» должно пройти время. Теперь дело главным образом за окружением: оно должно извне заместительно отразить больному утрату надежды, доверия, веры и т. д., поскольку изнутри он этого сделать не в со­стоянии. Активизацию нужно осуществлять малень­кими шажками, осторожно, но последовательно. Ни на миг нельзя забывать, что больной депрессией не не хочет, а не способен. Все формы моральных призывов, поверхностного отвлечения, попыток пе­реубедить и т. д. наносят вред. Больного необходимо в буквальном смысле принять «всерьез». Внутреннее и внешнее постоянство — главное целительное сред­ство, по сути защищающее пациента от полной капи­туляции. «Самоубийство — это отсутствие других». Хотя в депрессии пациент отгораживается от всех контактов, именно контакт крайне ему необходим, но искренний, а не наигранно участливый.

«Необходимо еще раз подчеркнуть: депрессивный пациент сам способствует своему одиночеству. И его

 

враждебное сопротивление ни в коем случае нельзя принимать, всерьез. Он хотя и отвергает всякий контакт, но» все же страдает, если никто не пытается предложить ему общение. Даже на самой мрачной стадии психоза я всегда замечал, когда жена, дочь, друзья и медицинский персонал выказывали искрен­нее участие:, и на миг-другой у меня брезжила мысль: подлинного участия в аду (где я, как мне казалось, нахожусь) быть не может».

Если вправду прислушиваешься к погребенному внутри человека, сколь бы абсурдным и непонятным это ни казалось, то вносишь существенный вклад в ду­шевную дезинтоксикацию больного, который зачастую почти задыхается от внутреннего онемения. Отсюда видно, что нередко именно болезни пробуждают в ин­дивиде и в других рост способностей, прежде вконец иссохших. Стало быть, человек, совершающий все это без тщеславия и с горячим интересом, опять-таки сам становится лекарством, способным воздействовать на совокупное окружение.

Правильно слушать — значит погрузиться в существо ближнего и признать его страдания. «В конечном счете меланхолия — это тоска по любви. По любви во всех ее формах и на всех ее уровнях — от элементарнейшей чувственности до высочайшей ступени духа».

 

 

126
«Плодотворное смирение».

Кризис середины жизни

Срок жизни

(Сказка братьев Гримм)

 

Когда Господь сотворил мир и хотел назначить всем тварям срок жизни, пришел к нему осел и спросил:

— Господи, долго ли я буду жить?

— Тридцать лет, — отвечал Бог, — тебе этого довольно?

— Ах, Господи, — возразил осел, — это долгий
срок. Подумай о многотрудном моем бытии: с утра
до ночи переносить тяжелые грузы, таскать на мель­-
ницу мешки с зерном, чтобы другие ели хлеб, а вместо
благодарности терпеть одни только побои да пинки!
Дай мне срок покороче!

Сжалился Бог и убавил ему срок на восемна­дцать лет. Осел утешился и пошел прочь; затем явился пес.

— Как долго ты хочешь жить? — спросил Бог. — Для осла тридцать лет — срок слишком долгий, но уж тебе этого будет довольно.

— Господи, — отвечал пес, — такова Твоя воля? Сам подумай, сколько мне придется бегать, ноги мои так долго не выдержат, а уж когда я и лаять не смогу и зубы растеряю, так что кусаться будет нечем, мне только и останется сновать из угла в угол да рычать?

Бог признал правоту пса и убавил его срок на две­надцать лет. Засим пришла обезьяна.

— Ты-то небось согласишься на тридцать лет
жизни? — молвил Господь. — Ведь тебе не надобно

 

127
работать, как ослу и псу, и забот у тебя никаких.

— Ах, Господи, — отвечала обезьяна, — с виду оно так, а вот на деле иначе. Жизнь у меня не больно-то
и сладкая. Мне надобно без конца озорничать да гри-­
масничать, чтоб люди смеялись, а они разве что яблоком
меня угостят, да и то кислым! Как часто под шуткою
таится печаль! Тридцать лет я не выдержу.

Бог в милости Своей убавил ей десять лет.

Наконец пришел человек, радостный, здоровый, бодрый, и попросил Бога назначить срок и ему.

— Будешь жить тридцать лет, — сказал Господь, — тебе довольно?

— Какой короткий срок! — вскричал чело­век. — Когда я построю дом и зажгу огонь в очаге, когда посажу деревья, цветущие и приносящие пло­ды, и смогу наконец порадоваться жизни, тут мне и умирать?! О Господи, продли мой срок.

— Ладно, добавлю тебе восемнадцать лет осла, — сказал Бог.

— Этого недостаточно, — возразил человек.

— Дам тебе еще и двенадцать лет пса.

— И этого мало.

— Что ж, дам тебе и десять обезьяньих лет,
но больше ты не получишь.

Человек ушел, хоть и остался недоволен.

И живет он семьдесят лет. Первые тридцать — годы человеческие, они проходят быстро, он здоров, весел, работает с удовольствием и радуется жизни. Далее следуют восемнадцать ослиных лет, когда ноша его все растет: он и зерно таскает, которым питаются другие, а за верную

 

службу получает тумаки да пинки. Потом идут двенадцать собачьих лет, он забивается в угол, рычит, а кусаться ему нечем. Когда же и этот срок истекает, начинаются десять обезьяньих лет. Тогда человек слабоумен и глуп, совершает неле­пые поступки и становится для детворы мишенью насмешек.

Гриммовская сказка «Срок жизни» разъясняет в юмористической форме, что лет до тридцати чело­век живет согласно богоданной своей природе, однако затем может остановиться в развитии и рискует приобрести черты характера, которые несет в себе как пародию на животных. Стало быть, начиная с этого момента он обязан формировать свою жизнь, опираясь на свое высокое существо, на «я», не сце­пленное с наследственностью, и сделать себя самого смыслом жизни. Благодаря этому он станет «дважды рожденным».

В антропософски ориентированной работе над био­графией известны определенные ритмические законы и отражения, проливающие свет на иные непонятные события. Относительно midlife crisis (кризиса сред­него возраста) я здесь только подчеркну следующее: одна из таких закономерностей состоит в том, что на­чиная с двадцать первого года жизни человека каждое из следующих трех семилетий — т. е. приблизительно до сорока двух лет — отражает три первых семилетия его жизни (время от 21 до 28 лет отражает период с 14 до 21 года, а время от 28 до 35 лет — период с 7 до 14). Отсюда можно вывести любопытные заклю­чения о кризисных ситуациях, которые невозможно объяснить на основе «вчерашнего дня».

Переработав в своем «я» за три семилетия телес­но-

 

душевные наследственные оболочки (с большим или меньшим успехом), «я» после сорока двух лет вступает в мир обнаженное и теперь должно само выстроить себе дом. Старый «стройматериал» уже не годится, вот почему в это время (иногда раньше, иногда позже) может возникнуть «кризис обеспече­ния». Хозяин строительства, «я», вынужден теперь сам производить материалы. Из-за этого вся жизнь начинает в корне меняться, что нередко ощущается как одиночество и изоляция. В силу начинающегося биологического распада дотоле «телесно защищен­ное „я"» нередко падает в Ничто. «Цель теперь не на вершине, а в низине» (К. Г. Юнг).

На приеме у врача и у психотерапевта то и дело слышишь, что в середине жизни ломаются старые порядки и приходится искать новые ориентиры. Часто эта ломка выражается в телесных и душевных кризисах и в том, что в изучении возрастов называют «плодотворным смирением», подразумевая под этим отказ от внешнего (от ложного «я») и работу над «я» внутренним. Человек в это время стоит на распу­тье — меж «внешними импульсами и внутренними устремлениями». На примере биографии человека, который заместительно столкнулся с несколькими типичными сложностями кризиса среднего возраста, мы в заключение еще раз проиллюстрируем читателю такую проблематику.

 

 

Вместо послесловия

И это все, что от жизни осталось всей

Чуть-чуть воскресенья в воплях детей

Нет, все же куда-то оно уйдет — пойдет.

И это все, что от жизни осталось всей

Нет, что-то все-таки будет

Нет, жизнь придет еще в жизнь —

Жизнь⁶³.

Вольф Бирман

 

 

Из бесед с пациентом

о «плодотворном смирении»

 

Пациент. Я до сих пор помню тот день, когда впервые пришел к вам. Слава Богу, вы занимались мною целое утро, а под конец даже рассказали о соб­ственных болезненных переживаниях — от этого возникло приятное чувство, что я на свете не одинок. Я был тогда очень близок к самоубийству. Хотя не­сколькими неделями раньше завершил главное дело моей жизни, внутренне я чувствовал себя паршиво, как мертвый. Вы назвали это «летней депрессией». А я будто с ума сходил. Чем красивее и теплее было вокруг, тем холоднее и темнее во мне самом. Точно в стеклянном гробу: живешь и все же как бы мертв. Еще за неделю-другую до того я заметил: что-то не в порядке. Утром просыпался слишком рано, мысли вертелись по кругу, появлялись чувство вины, сомнения в себе, тяжесть в голове, ощущение застоя в желудке. Я тогда пил много спиртного, много иг­рал в гольф и в теннис. В клубе я

 

влюбился потом в одну довольно молодую женщину, но общение с нею носило, собственно, чисто внешний характер. Мне льстило, что я еще имел успех. Ведь главной моей проблемой было старение. Я попросту не желал признать, что приближаюсь к пятидесяти. Не чув­ствовал этого.

Врач. Сколько лет в точности было вам тогда и что происходило с вами внутренне?

Пациент. Мне было лет сорок шесть—сорок семь. Внутренне я чувствовал себя ужасно, меня по­стоянно тянуло одурманить, заглушить в себе жуткое нечто. Я казался себе этаким голливудским фасадом, за которым ничего нет либо все прогнило. Я похо­дил на живого мертвеца, состоятельный гражданин, а по сути — «зомби». Конечно, вдобавок мне было ужасно совестно перед женой, из-за тайного романа. От этой игры в прятки и вынужденного вранья все становилось еще хуже, так что скоро я и подругу свою уже терпетб не мог. Отсюда опять-таки шли лишние напряженности.

Врач. Какие планы были у вас в то время?

Пациент, Уехать, бросить все, начать сначала и лучше. Я хотел вновь учиться в вузе, вести непри­тязательную жизнь в какой-нибудь из развиваю­щихся стран, где еще можно найти нечто исконное, самобытное.

Оглядываясь теперь назад, я не могу отделаться от ощущения, будто жизнь моя до той поры тянулась бесконечно долго, но внезапно ее динамика и скорость возросли. Я спрашивал себя: что ты сделаешь с ос­тавшимся маленьким кусочком? Может, вернешься к давним идеалам? В ту пору я вдруг почувствовал рядом с собой одного из

 

любимых учителей и даже одну из давних юношеских возлюбленных. По-моему, такой переворот называется «синдром Гогена», по име­ни художника, бросившего свою обывательскую жизнь банковского служащего, уехавшего на Таити и заняв­шегося живописью. Незадолго до того мы с подругой строили аналогичные планы: хотели купить ферму в Канаде и просто жить — среди природы, животных и обычных людей, без стрессов общества благоденст­вия, без необходимости меняться...

Врач. А ваши друзья-ровесники?

Пациент. Конечно, собственный опыт сделал меня чрезвычайно восприимчивым к настроениям друзей, и я остро чувствовал, что кроется за блестя­щими фасадами. Некоторые были одержимы моло­жавостью, носились как двадцатилетние и хвастались всевозможными достижениями и успехами.

Врач. А ваша жена?

Пациент. Думаю, и ей тогда приходилось нелег­ко. Мы ведь почти ровесники, и мне кажется, она переживала свой кризис, независимо от меня. К тому времени она уже довольно долго интересовалась так называемыми «сверхчувственными» вещами, духов­ными взаимосвязями и проч. Часто ходила на лекции и воскресные мероприятия. Я же тогда считал все этой полной чепухой, поэтому мы без конца спорили. Недаром говорят, что в определенном возрасте жена уже не определяет себя через мужа, хочет утвердить свое «я» и обнаруживает собственный «разум». Мужья, напротив, становятся вдруг более открыты эмоциям, нежности, чувственным впечатлениям...

Во всяком случае, у нас было так: вечером я при­ходил

 

домой смертельно усталый, хотел отдохнуть в домашнем уюте, а жена стояла в гардеробной, собираясь на лекцию. Так мы и жили некоторое время буквально, мимо друг друга.

Врач. По-вашему, у мужчин тоже бывает «климакс»?

Пациент. Пожалуй, только проходит он иначе, более экстровертивно. Но и у женщин, по-моему, нельзя все сваливать на гормоны. Думаю, когда низ­кие импульсы — скажем, биологические — прекра­щают существование, тогда, наверно, и открывается путь для высоких, духовных устремлений. В этом и заключается другой вид «продуктивности», что, по-моему, не лишено смысла. У мужчины срок био­логической фертильности дольше. Думаю, мужчина вообще больше сцеплен с телесным. Он и кризисы вытесняет без труда и тогда заболевает, например зарабатывает инфаркт миокарда. Установлено ведь, что свои кризисы бывают и у мужчин, только они идут не к врачу, а в пивную. Во всяком случае, одна давняя приятельница как-то сказала мне в разговоре: «Знаешь, по-моему, климакс у мужчины заключает­ся в том, что в критические годы он просто меняет жену...»

Врач. И какой же вывод вы сделали из этого кризиса тождества?

Пациент. Главный вывод таков: лично я столк­нулся с разрывом меж внутренней сущностью, которая постоянно была недообеспечена, и поверх­ностным образом жизни. Многие проблемы юности я осознал только во время этого кризиса и начал тогда над ними работать, не сваливая ответственность за них на других. Часто они и служили причиной моих прежних разладов. Сюда же добавляется нам

 

мужской страх перед эмоциами, т. е. перед женским началом в нас. Я понял тогда, что внешний рост вовсе не означает автоматически роста внутреннего. Что, собственно, мы могли противопоставить внешним событиям? Старению тела, которое прогрессирует, несмотря на искусственный загар и тренажерные студии, а главное — смерти? Меня терзал вопрос: что от тебя останется? Потерять витальность я боялся не меньше, чем потерять имущество, через которое себя полностью определял.

Врач. А как было с новой подругой?

Пациент. В ту критическую пору мы с женой разошлись. Я тогда считал, что во всем виновата она, но сегодня я понимаю, что говорить о «вине» здесь неуместно. Мы были слишком незрелы для этого кризиса. Теперь жизнь преподала нам урок, и мы вновь можем встречаться без взаимных упреков.

Что до моей подруги, то я вскоре заметил, что био­логический «курс омоложения» моих проблем не ре­шил. Я по-прежнему чувствовал, что общество меня не понимает, казался себе внутренне лишенным кор­ней. Путешествия, которые мы совершали, оказались сущим кошмаром, ведь от себя я никуда уйти не мог. Но, как ни странно, при всем при том я постоянно ощущал в себе что-то неуничтожимое и более молодое, чем я сам. Еще школьником, во время пирушек, в под­питии я ощущал это что-то, оно оставалось совершенно трезвым. Впоследствии я назвал его «искоркой».

Через несколько месяцев мы с подругой расста­лись, ведь наша связь была чисто симбиотической, в ней не было свободы.

 

Я все острее ощущал, что теперь нечто старое должно отмереть, но неизменно соотносил это со своим телом. Вот в таком катастрофическом настроении я тогда и пришел к вам, я в самом деле подумывал о самоубийстве, но вам об этом не сказал.

Врач. Что же удержало вас тогда от самоубийства?

Пациент. После нашего разговора вы дали мне книгу и сказали: «Вот, возьмите, там идет речь о ва­ших проблемах». Это была книга Ричи о том, что он испытал в состоянии клинической смерти⁶⁴. Прочитал я ее тогда не отрываясь. Чувствовал, что мне поможет лишь конфронтация с последним, со смертью, и с тем, что за нею следует. Все поверхностное только бы усилило меланхолию. В общем, благодаря этой книге я получил отсрочку. Она оказалась для меня нужным «лекарством».

Врач. А как пошло дальше?

Пациент. С тех пор я начал потихоньку все отпускать, ведь себя я уже потерял, и цепляться за что-то было бессмысленно.

Через несколько недель я тогда тяжело заболел. Началось все с невралгических болей в голове и в гру­ди, которые невыносимо обострялись. Двенадцать дней я провалялся с высокой температурой — гово­рят, из-за какой-то вирусной инфекции. Но задним числом я понимаю, все дело было в пропасти меж го­ловою и сердцем, с которой я жил многие годы и ко­торую мне теперь надлежало осознать. Я чувствовал, что должен избавиться от всего старого. И действи­тельно, сперва я здорово похудел физически, потерял больше двадцати килограммов. Впрочем, меня тогда не волновало, умру ли я.

 

И вот что интересно: мои тогдашние друзья, в боль­шинстве люди с университетским образованием, почти не выказывали участия к моей болезни, а те люди, которых я всегда внутренне презирал за «простоту», трогательно за мною ухаживали. Один из них как-то раз несколько часов просидел у моей постели, рассказывая о своих впечатлениях от работы в Африке, в рамках про­граммы помощи развивающимся странам... И я вдруг вновь почувствовал пульс жизни. После этого разговора температура начала спадать.

Врач. И что же было дальше?

Пациент. В период выздоровления, когда судьба как бы изъяла меня «из обращения», я много читал и подолгу гулял. У меня было такое чувство, что и вос­приятие мое обострилось, во всяком случае, я замечал то, чего прежде никогда не видел. Благодаря чтению ожили давние, исчезнувшие было идеалы. Например, я перечитывал стихи, которые писал в школе, пробо­вал писать новые.

Еще в школе классики и философия идеализма не оставляли меня равнодушным. И я вернулся к ним, как блудный сын. Мне вдруг стал понятен Фауст — его бегство из гнилой жизни, стремление омолодиться, жажда жизни и молодой женщины, желание задержать счастливый миг... Но и спасе­ние, благодаря тому, что делаешь что-то не только для себя, но и для мира. Я чувствовал себя тогда как в отрочестве, когда впервые прочитал «Нарцисс и Гольдмунд» Германа Гессе... как во втором, но здо­ровом отрочестве.

Врач. Что же, по-вашему, вас излечило?

Пациент. Думаю, тут дело в том, что в Евангелии от Иоанна названо: «Хочешь ли быть здоров?» (Ин., 5:6). Это

 

означает в первую очередь быть в ответе за себя, а не сваливать постоянно на других вину за свою жизнь. Сознательно взять жизнь после кризиса в свои руки. Это во-первых.

Вдобавок мне кажется, что начиная с середины жизни очень важно обрести «плодотворное смире­ние», иначе говоря, принимать все, как оно есть, как оно в жизни получается, т. е. прислушиваться ко всему, а потом уж с ним разбираться.

Понял я и то, что в нас есть грешная часть, так называемая ночная сторона, которую тоже нужно познать, чтобы разобраться в ней и включить в свое бытие. Думаю, Бог за то нас и любит, что мы помо­гаем избавить ад в себе.

Врач. Как же все выглядит теперь?

Пациент. В профессиональной сфере мне ничего менять не пришлось, но внутренне я «обновлен», хоть это и не значит, что теперь жить стало проще. Наоборот. Но я смотрю на себя и свои проблемы как бы со стороны, осознаннее, с большим самосоз­нанием. И мои коллеги это замечают. Чувствуют, что рядом есть человек, который говорит на основе своего опыта, а может, и от добрых чувств и понима­ния. Я уже говорил, жизнь стала не проще, но богаче. Молодеть мне теперь совсем не хочется. Я смотрю на вещи как бы от финишной черты, и от этого
жизнь вправду делается напряженнее и интенсивнее.
Сегодня я думаю, что каждый должен исполнить
свою судьбу и что кризисы суть настоящие помощ-­
ники нашему внутреннему развитию. Как говаривали
в старину: «Доброхотного судьба ведет, недоброхот-­
ного тащит силой».

 

ПРИМЕЧАНИЯ.

 

1. Эта и все последующие цитаты из Фойхтерслебена
взяты из книги: Feuchtersleben, E. Frh. v.: ZurDiätetik
der Seele, Stuttgart 1980.

2. Тухольский К. Идеал. Перевод В. Бакусева.

3. Vetter, G.: Seele unter Eis, München 1991; Kuiper, P. C.:
Seelenfinsternis — Die Depression eines Psychiaters,
Frankfurt 1991; Guardini, R.: Vom Sinn der Schwermut,

Mainz 1991; Flach, F. F.: Depression als Lebenschance,

Reinbek 1990; White, J.: Die Masken der Melancholie,

Marburg/L. 1987.

4. Ницше Фр. Ессе homo. Человеческое, слишком чело-­
веческое. Перевод Ю. М. Антоновского. В кн.: Ницше
Фр. Соч. в двух томах. Т. 2. М., 1990.

5. Steiner, R.: Entsprechungen zwischen Mikrokosmos und
Makrokosmos, 23.4.1920, GA 201, Dornach 1987.

6. Из кн.: Diepgen, P.: Geschichte der Medizin, Bd. 1,
Berlin 1949.

7. Штайнер Р. Лечебно-педагогический курс. Калуга,
1995. Лекция от 25.6.1924. Перевод Б. Деева.

8. Штайнер Р. Метаморфозы душевной жизни. М.,
2001. Лекция от 25.10.1909. Перевод П. Веселова.

9. Schlemmer, J. (Hrsg.): Die Verachtung des Gemüts,
Frankfurt 1974.

10.Novalis: Romantische Welt, Ausgewählte Aphorismen,
Darmstadt 1954.

11.Steiner, R.: Bausteine zu einer Erkenntnis des Mysteriums
von Golgotha, 14.4.1927, GA 175, Dornach 1980.

12.Novalis: a. a. O.

 

13.Кафка Ф. Письма Милене. Перевод А. Карельско­го и Н.

Федоровой. В кн.: Собр. соч. в 4-х томах. Т. 3. СПб, 1999.

14.Richter, Н. E.: Die Chance des Gewissens, Hamburg 1986.

15.Цветочки святого Франциска Ассизского. Перевод с лат.

А. П. Печковского. М., 1990.

16.Steiner, R.: Wahrspruchsworte, GA40, Dornach 1991.

17.Hyman, J. W.: Licht und Gesundheit, Reinbeck 1993.

18.Штайнер Р. Проявления кармы. NY 1970. Лекция от

28.5.1910. Перевод А. Лисовского.

19.Ницше Фр. К генеалогии морали. Перевод К. А. Свась-
яна. В кн.: Ницше Фр. Соч. в двух томах. М., 1990.Т. 2.

20.Kuiper, С. P.: Seelenfinsternis, а. а. О.

21.Steiner, R.: Die okkulte Bewegung im 19. Jahrhundert,
25.10.1915, GA254, Dornach 1986.

22.Flach, F. F.: Depression als Lebenschance, a. a. O.

23.Steffen, A.: Der rechte Liebhaber des Schicksals, Dornach

1957.

24.Steiner, R.: Vergangenheits- und Zukunftsimpulse im
sozialen Geschehen, 30.3.1919, GA 190, Dornach 1980.

25. Mitscherlich, A.: Die Unwirtlichkeit unserer Städte, Freiburg

26. Mitscherlich, A.: Die Unfähigkeit zu trauern, Leipzig
1990.

27.Штайнер Р. Метаморфозы душевной жизни. М., 2001.

Лекция от 2.12.1909. Перевод П. Веселова.

28.Steiner, R.: Wahrspruchsworte, а. а. О.

29.Штайнер Р. Ступени высшего познания. Дорнах, 1938.

Перевод Е. Ф. Ильиной.

30.Там же.

31.Steiner, R.: Geisteswissenschaftliche Menschenkunde,
22.3.1909, GA 107, Dornach 1988.

 

32.Штайнер Р. Проявления кармы. Лекция от 26.5.1910.
Перевод А. Лисовского, NY 1970.

33.Ott, Е.: Die dunkle Nacht der Seele — Depression?,
Schaffliausen 1982.

34.Штайнер Р. Испытание души. Париж, б/ г. Перевод
Н. Н. Белоцветова.

35.Паскаль Б. Мысли о религии. М., 2001.

36.Meffert, Е.: Mathilde Scholl. Глава «Mitte des Lebens»,
Dornach 1991.

37.Паскаль Б. Там же.

38.Штайнер Р. Проявления кармы. NY 1970. Лекция
от 28.5.1910. Перевод А. Лисовского.

39.Steiner, R.: Der Todals Lebenswandlung, 9.10.1918, GA
182, Dornach 1986.

40.Bock, E.: Rudolf Steiner, Studien zu seinem Lebensgang,
S. 260, Stuttgart 1990.

41.Штайнер Р. Теософия. Ереван, 1990. Глава «Путь
познания».

42.Goethes Briefwechsel mit seiner Frau, Einführung,
Frankfurt 1985.

43.Steiner, R.: Aus der Bilderschrift der Apokalypse des
Johannes, 8.5.1907, GA 104a, Dornach 1991.

44.Steiner, R.: Problem des Zusammenlebens..., 10.9.1915, GA

253, Dornach 1989.

45.Уайлдер Т. День восьмой. Гинзбург Е. Крутой мар­шрут

(разные издания).

46.Штайнер Р. Наставления для эзотерического ученичест-

ва. СПб, 1994.

47.Перевод В. Бакусева.

 

48.Steiner, R.: Die soziale Grundforderung unserer Zeit,
7.12.1918, GA 186, Dornach 1990.

49.Steiner, R.: Wiederverkörperung und Karma, GA 135,
Dornach 1989.

50.Пруст М. По направлению к Свану. М., 1973. Перевод
Н. Любимова.

51.Steiner, R.: Geisteswissenschaftliche Menschenkunde,
27.10.1908, GA 107, а. а. О.

52.Прокофьев С. Оккультные основы прощения в свете
антропософии. М., 1994.

53.Petersen, A.: «Dornach in den Jahren 1914/ 15», in:
Erinnerungen an Rudolf Steiner, Stuttgart 1979.

54.Steiner, R.: Physiologisch-Therapeutisches auf Grundlage
der Geisteswissenschaft, 26.3.1920, GA 314, Dornach 1989.

55.Откровение св. Иоанна, 20:2 -3,7.

56.Petersen, A.: a. a. O.

57.Achimer Kreiszeitung, 26.9.93.

58.Steiner, R.: Aus schicksaltragender Zeit, 15.1.1915, GA 64,
Dornach 1959.

59. Steiner, R.: Wie kann die seelische Not der Gegenwart
überwunden werden?, 10.10.1916, GA 168, Dornach 1987.

60. Kuiper, P.: Seelenfimternis — Die Depression eines
Psychiaters, a. a. O.

61. Guardini, R.: Vom Sinn der Schwermut, a. a. O.

62. Буркхардт Г. Возьми жизнь в свои руки. Работа
над собственной биографией. М., 2001.

63. Biermann, W.: Song fir das Fernsehspiel «Liebe mit
Fünfzig». Перевод В. Бакусева.

64. Ritchie, G.: Ruckkehr von Morgen, Marburg 1990.