Трое юношей словно оказались в раю: чем дальше уходили они от суши, тем явственнее чувствовали силу и покровительство матери-Природы. Целый день легкий бриз оживлял их кровь, а ночью, когда они легли спать, далекие звезды учили их таинству полета.
На рассвете следующего дня возбужденный Онишке обратился к Анкору:
– Смотри, благородный Анкор, смотри! Мы бросили якорь рядом с рифами, за которыми начинается океан.
– Ты прав, за рифами волны намного больше.
– Почему бы нам не поплыть дальше, за эти скалы, Анкор?
– Давай, Анкор! Пусть наша лодка пройдет боевое крещение в волнах, рождающихся прямо у горизонта! – стал просить и Фоарон.
– Нельзя, братья, учитель не советовал заходить за рифы. Там полно пиратских кораблей.
Однако юноши, добрые, но импульсивные, идущие на поводу чувств и желаний – того, что хочется, в ущерб тому, что необходимо, – так умоляли Анкора, что он не устоял. Не видя вблизи никакой опасности, он согласился выйти в открытое море, за рифы. Ученики Анкора стали бурно выражать свою радость, да и его самого переполняло счастье, когда лодка скользнула в канал, скрытый между двумя островками; это был единственный путь в открытое море для любого судна размером больше шлюпки. Высокие волны вздымали то нос, то корму великолепной лодки Анкора, а горы морской пены легко таяли, когда судно разрезало их. От порывов могучего ветра трещала мачта и туго натягивались канаты. Анкор забыл об опасности, он стоял на носу лодки и жадно вдыхал воздух свободы. Его ученики были в упоении от нового приключения, слегка похожего на детскую игру.
Анкор уже хотел повернуть лодку к югу, чтобы вернуться в бухту, но тут на горизонте обозначился маленький островок, который сразу же привлек внимание молодых людей, маня их, подобно самой обольстительной из сирен.
– Пожалуйста, – взмолился Онишке, – позволь нам осмотреть этот остров – там так красиво! Вдруг мы найдем остатки кораблекрушения или пещеру, которая ведет в заброшенные крипты!
– Хорошо, поплыли! – охотно согласился Анкор.
Вскоре обозначились очертания острова, и уже можно было различить, что там, на берегу. Остров оказался крупнее, чем казалось издалека, поскольку был вытянут почти перпендикулярно линии берега. Скалистая гряда и шесть ее вершин поднимались почти на сто метров над водой.
– Прежде чем пристать к берегу, давайте обогнем остров, это займет не больше получаса, – сказал Анкор.
Они поплыли вдоль острова, пока не достигли его дальней оконечности. Анкор был уже готов причалить, когда услышал тревожный возглас Фоарона, несшего вахту на носу:
– Корабль!
Вскочив на ноги, Анкор и Онишке увидели, как вдоль обрывистого скалистого берега к ним стремительно приближалось черное судно – боевой корабль с двумя мачтами и более чем пятьюдесятью веслами.
– Скорее, к проливу! Развернуть парус! – скомандовал Анкор.
Сомнений не оставалось: корабль их преследовал; на берегу, среди камней, юноши увидели нескольких солдат, которые криками подстегивали своих товарищей. С ужасом Анкор различил изображение кроваво-красного морского дракона на черном парусе.
– Это пираты с Юга… – прошептал он, но недостаточно тихо, и его услышали юные ученики.
– Пираты с Юга! – воскликнули они в ужасе.
– И ветер слабеет… – заметил Онишке.
Ветер действительно стихал, но несмотря на это лодка двигалась очень быстро, и ее преследователям пришлось поднять все паруса и налечь на весла, чтобы не увеличить расстояние – метров в пятьдесят, – отделявшее их от беглецов.
Но вскоре ветер совсем стих, и крепкие рабы – гребцы вражеского судна – быстро уменьшили дистанцию. До рифов оставалось еще около трех миль, когда первые вражеские стрелы упали в воду совсем рядом с кормой лодки Анкора.
Анкор приказал юношам лечь на палубу и хотел занять самый опасный пост – кормчего, но товарищи не дали ему покинуть нос лодки. Сотни пиратских глоток издали торжествующий вопль, когда Фоарон, крепко державший рулевое весло, упал ничком: его горло пронзила стрела. Лодка тут же сбилась с курса и очутилась в опасной близости от скал. Анкор и Онишке вскочили на ноги. Пытаясь добраться до кормы, Онишке нечаянно сбил с ног Анкора, но так и не смог достичь цели: его бок пронзила стрела. Когда вторая стрела попала ему прямо в середину спины, он перевернулся в воздухе и упал за борт.
Анкору удалось подняться, но страшный толчок выбросил его прямо в море: лодка налетела правым бортом на риф и стала быстро тонуть. Захлебываясь в морской пене, почти потеряв сознание от удара о воду, юный ученик Саримара едва начал приходить в себя и осознавать случившееся, как чьи-то грубые сильные руки вырвали его из воды и швырнули на палубу пиратского корабля.
– Ты кто? – спросил человек лет тридцати с бронзовым отливом кожи, по всей видимости главарь. Он был одет в некое подобие длинной рубахи из черной кожи, на груди красовался маленький бронзовый амулет.
Анкор не сказал ни слова; он прекрасно понимал, что такое поведение погубит его, но обет молчания все еще не позволял ему отвечать на вопросы.
– Я тебя спрашиваю, кто ты, жалкий пес! Говори, или я зарежу тебя! – пират в бешенстве схватился за рукоятку короткого широкого меча, висевшего у него на поясе.
В ответ он получил ледяной, полный презрения взгляд. Главарь готов был уже исполнить угрозу, но его руку удержал другой человек, одетый в красно-зеленую тунику, – видимо, капитан судна.
– Оставь его, Мопа! Это, верно, один из учеников, соблюдающий обет молчания… Ты ни за что не разговоришь его. Я хочу, чтобы он остался в живых: его можно продать в ближайшем порту или потребовать за него выкуп в Куме, если хитрые жрецы будут готовы заплатить за жизнь парня чем-то более ощутимым, нежели красивые слова! Уведи его вместе с остальными пленниками, но не нагружай тяжелой работой – а вдруг он действительно дорого стоит?
Главарь, которого звали Мопа, дождался, пока капитан ушел, и, рассвирепев от насмешек матросов, бросил Анкора на палубу, уселся ему на грудь и стал мазать дегтем его лицо.
Жестокая забава вызвала хохот зрителей. Некоторые из них тоже набросились на Анкора и не только пачкали его дегтем, но и заставляли есть его.
Бедный юноша чувствовал, как трещали его ребра, дыхание его прерывалось; постепенно все вокруг погрузилось во мрак, и он потерял сознание.
Очнувшись, Анкор не смог сдержать стона: болел каждый сустав, он чувствовал себя слабым и больным. Вдруг юноша услышал женский голос, и это помогло ему прийти в себя.
Анкор открыл рот, чтобы ответить, но вместо слов издал только слабый неясный звук – и сразу же вспомнил о своем обете молчания. Кивком головы он подал знак, что слышит, и показал на свои сомкнутые губы.
– Я понимаю тебя! Судя по твоей скромной одежде и по эмблеме Великого Храма, ты ученик, Посвященный, соблюдающий обет скромности и смирения, и, видимо, не имеешь права разговаривать.
Анкор еще раз утвердительно кивнул.
– Не бойся, – сказала другая женщина, – мы не решились трогать твою тунику, Сын Солнца! Мы только побрызгали тебе лицо водой, потому что ты стонал от боли… К счастью, похоже, кости твои целы.
Анкор с трудом встал и ласково погладил по голове обеих несчастных пленниц. В трюме длиной около четырех метров ютились больше двадцати молодых женщин, одетых в лохмотья. Некоторые из них лежали на полу, видимо они были больны или ранены.
Юный Посвященный сделал несколько шагов и остановился под небольшим окошком в потолке, через которое он с трудом различал тусклый свет заката, уже переходившего в ночь. Анкор вернулся в свой уголок и уснул только после долгих раздумий о том тяжелом положении, в которое попал.
Тревожный сон его прервали дикий хохот и крики, доносившиеся из люка. Трюм, погруженный во тьму, вдруг осветился факелами; подняв взгляд, Анкор увидел открытый люк. Кто-то грубо втолкнул в него двух обнаженных девушек, и они упали на спящих подруг. Хохот матросов затих, среди пленниц возник переполох. Кто-то зажег факел, и при его свете Анкор разглядел несчастных, рыдающих созданий. Их тела были сплошь в синяках – видно было, что их жестоко избивали.
– Ты уже сам заметил, юноша, – обратилась к Анкору первая женщина, – что те, которые называют себя офицерами, – еще более развращенные и подлые существа, чем простые матросы. А Мопа, их главарь, хуже всех. Он родился в северных землях, но предал их, присоединившись в последнюю войну к ордам с Юга.
Чуть позже, когда погасили факел, милосердный сон принес утешение несчастным жертвам, но Анкор уснуть не мог – кошмары терзали его душу. Онишке и Фоарон погибли… А его учитель Саримар… как он будет страдать, когда узнает, что его ученик попал в плен! Или его уже считают мертвым? А он сам – сумеет ли он выйти победителем из этого тяжелого испытания, как это удавалось ему раньше? Или его ждет скорая смерть от руки безжалостного и беспощадного хозяина? А может быть, остаток дней ему суждено провести на этом корабле – закованным в кандалы, на скамье рабов-гребцов? Капитан говорил этому бездушному Мопе, что надо потребовать выкуп у жрецов Храма… Анкор недоумевал: разве божественные жрецы Кума унизятся до того, чтобы поддаться шантажу?
«Нет! – кричал в его душе внутренний голос. – Сыны Солнца никогда не склонятся перед губителями душ!»
Вереница мучительных, мрачных мыслей проходила траурным кортежем в голове юноши. Когда человек пребывает в полном отчаянии, даже самая тяжкая боль, камнем лежащая на душе, может превратиться в уютную пещеру, в убежище, приносящее облегчение…
Первый рассвет в заключении Анкор встретил глядя сквозь маленькое зарешеченное окошко наверху. Впервые за долгое время юный Посвященный не мог совершить утренний обряд жертвоприношения Солнцу и мог лишь все свои мысли устремить к высшим планам сознания.
Вскоре после полудня два меднокожих воина спустились по деревянной лестнице и приказали пленницам отдраить палубу.
– Шевелитесь, белые собаки! Сегодня ночью мы прибываем в порт, на невольничий рынок! Корабль должен блестеть, надо показать, что мы – люди могущественные, – донесся через головы солдат грубый, резкий голос Мопы.
Одна за другой пленницы поднимались по трапу – все, кроме двух бедных девушек, избитых накануне, которые в ужасном приступе лихорадки лежали в одном из грязных углов трюма.
– Ты тоже, ободранный монашек! – закричал Мопа, увидев, что Анкор остался неподвижен.
Юный Сын Солнца стал молча и медленно подниматься на палубу, но его лицо было бледным от возмущения, которое ему с трудом удавалось сдерживать.
– Если мы посадим тебя на весла и прикажем грести, ты не выдержишь, так что, раз уж от тебя как от мужчины нет никакой пользы, – будешь еще одной женщиной, – съехидничал Мопа, ударив Анкора.
Корабль пошел на всех парусах, стремительно разрезая волны; гребцы изо всех сил налегли на весла. Пираты боялись, что их догонит какое-нибудь другое судно, пиратское или принадлежавшее военному флоту правителей южных земель, и отнимет у них добычу.
Резкий морской ветер освежил Анкора и придал ему сил. Он понял, что эта пиратская галера была одним из самых скоростных и прекрасно оснащенных судов своего времени. Но внимательно осмотреть корабль ему не удалось: два пирата подвели юношу к деревянному ящику с грудой канатов и мочалок, сделанных из водорослей, и заставили мыть палубу. В это время Мопа, гроза всех пленных и рабов, жестоко издевался над своими жертвами:
– Что с вами, белые собаки? Ворочаетесь, как киты! Мои люди хотят видеть красоту и грацию! А ну-ка, мойте, будто танцуете, или я вас всех перережу! – бесновался Мопа, приставив меч к телу ближайшей пленницы. – Быстро всем раздеться, танцуйте обнаженными! – кричал он. Подходя к несчастным, он срывал с них лохмотья, которые и так едва прикрывали грязные, покрытые синяками тела.
Чаша терпения Анкора переполнилась. В порыве негодования он выбросил свою мочалку за борт и поднялся во весь рост. Огненным взглядом глубоких зеленых глаз он впился в мутные глаза пиратского главаря. Ухмыляясь, Мопа приближался к Анкору с обнаженным мечом в руке.
– Кажется, господину монаху опостылела его телесная оболочка! – угрожающее прорычал пират. – Я заставлю тебя танцевать! Танцуй или умри!
Угроза не испугала Анкора, он не отрывал от главаря пристального взгляда. Их столкновение привлекло внимание всего экипажа, от матроса до капитана. Уязвленный в своем неимоверном тщеславии, Мопа набросился на юношу и одним движением сорвал с него белую тунику. И тут произошло нечто, чего ни солдаты южных земель, ни сам капитан не смогли понять.
Могучий Мопа, не знавший страха, едва увидев изображение змеи – татуировку на груди Анкора, – пронзительно закричал, бросил меч и в неописуемом ужасе закрыл ладонями лицо. Он словно сошел с ума. Попятившись, тряся головой, словно пытаясь отогнать от себя страшное видение, главарь смог только выдавить из себя несколько невнятных слов:
– Анкор! Божественный ребенок Анкор! – вот и все, что он успел прохрипеть, прежде чем броситься в море, навстречу неизбежной смерти. Бывший офицер королевской гвардии отца Анкора унес с собой образ своего принца – последнее, что перед гибелью запечатлели его глаза.
Глава 9
Навстречу солнцу
После случая с Мопой Анкор получил особый статус – к нему стали относиться с исключительным уважением. Когда судно бросило якорь в небольшом заливе, юношу спустили в шлюпку, и десять гребцов быстро доставили его к маленькой пристани.
Портовый город, не очень крупный, но многолюдный, окружали полуразрушенные крепостные стены и ров, который давно превратился в свалку. В городе обосновались два десятка пиратских главарей из южных земель; во время войны они превратили этот городок в огромный рынок. Когда война закончилась, бывшие солдаты, став морскими разбойниками, занялись мародерством и грабежом и вели весьма прибыльную торговлю. В порт съезжались купцы из самых разных стран, и даже правительство Посейдониса извлекало из этого определенную выгоду.
Шестеро солдат под командованием офицера провели Анкора через крепостные ворота и вышли на главную улицу тысячелетнего города. Он был создан для оживленной торговли, повсюду здесь пестрели витрины магазинов и лавок, где можно было купить все что угодно – от приворотного зелья до юных красавиц-рабынь, закованных в кандалы. По улицам сновали торговцы из всех уголков мира: египтяне, нубийцы, арийцы из Малой Азии, индусы, маньчжуры, жители Западного материка. Среди этой бурлящей и суетливой толпы прокладывали себе путь паланкины, колесницы, повозки, вооруженные эскорты и отряды солдат.
Юного ученика усердно охраняла стража, да и капитан не спускал с него глаз. Руки Анкора были связаны за спиной, а на плечи накинут потертый красный плащ. Пройдя метров шестьсот по главной улице, конвой свернул в проулок, который вел к внешней крепостной стене, и остановился перед домом, на вид обычным, но, похоже, самым большим и ухоженным во всем городе.
Один из конвоиров ударил щитом по бронзовому полумесяцу, подвешенному у входа. Двери тут же открылись, и рослый нубиец, появившись на пороге, поклоном приветствовал капитана пиратов. Тот с презрением оттолкнул его и вошел в дом, за ним последовали Анкор и шестеро солдат.
В гостиной, обставленной на восточный манер, их дожидался человечек с миндалевидными глазами, скорее всего родом из Сиама. Так показалось Анкору, когда он рассмотрел убранство комнаты и одежду обитателей дома.
Человечка охраняли четыре солдата, тоже восточного происхождения. На коленях у каждого лежал меч с невероятно широким изогнутым лезвием.
– Привет тебе, Тиехонгчи! Мой пленник – ученик из Храма Кума. Сдается мне, эти собаки-жрецы отвалят за него кругленькую сумму, достаточную, чтобы снарядить целое судно. Я хочу, чтобы ты охранял его и позаботился о нем до моего возвращения.
– Твои желания – приказ, достойный капитан. Юнец будет в безопасности и покое. Он даже поправится… на несколько килограмм! – пошутил хозяин и захохотал так, что у Анкора мороз пробежал по коже.
Уладив все торговые формальности, капитан вместе с двумя своими людьми покинул комнату и подозвал Анкора, желая поговорить с ним без свидетелей.
– Слушай, принц, жрец или как тебя там… Знаю, ты не можешь говорить, но, если все же решишься подать голос, запомни: восточный человек, который тебя охраняет, не должен знать, кто ты на самом деле, и лучше ему даже не догадываться, что ты стоишь полдюжины кораблей. Я солдат, а не торговец. Я возьму за тебя совсем маленький выкуп, потому что хочу скорее покончить с этим делом. У твоего Храма почти нет армии, но денег у жрецов хватит, чтобы оплатить сотни тысяч наемников. Довольно одного твоего слова – и весь этот слабоумный убогий народ с Севера бросится очертя голову, чтобы убить меня. Ты понял, о чем я?
Анкор стоял спокойный и невозмутимый.
– Из всех дурацких привычек твоя привычка молчать хуже всех! Если бы ты не стоил так дорого, я бы уже давно с тобой покончил! Из-за тебя утонул бедняга Мопа, а ведь в бою он всегда был моей правой рукой!
Капитан вернулся в дом, и два охранника ввели Анкора за ним.
Почти два месяца провел принц в суровом заточении в стране, которая когда-то принадлежала ему. Мудрецы всегда говорили, что в тюрьме пребывает только тело: душа Анкора дышала воздухом Кума. Он постоянно делал упражнения по ритмическому дыханию и мнемотехнике; развивал свою способность видеть элементалов на эмоциональных планах; он выполнял многие другие задания, входившие в программу его обучения. Слова учителя, которые, подобно аромату цветов, наполняли его счастливые и спокойные дни на свободе, давали свои плоды здесь, в заключении, среди страдания и боли. Серые, сумрачные дни в тюрьме текли бесконечно долго, но Анкор научился различать и другую сторону предметов, событий и явлений. Он узнал, что обычная стена его камеры – не просто груда каменных блоков. В каждой щели между камнями он видел таинственную лощину, а маленькие насекомые, жившие в ней, становились фантастическими драконами или другими необыкновенными существами, когда он рассматривал их вблизи. В каждом выступе камня его воображение рисовало горные цепи, храмы и города, где жили его самые красивые мечты, идеи и воспоминания; мох на тюремных стенах превращался в зеленые лужайки, где кружились в ритуальном танце гномы и феи.
Анкор осознал, что проявления Божественного следует искать не только в загадочных алхимических трансмутациях, чудесных исцелениях или перемещении по воздуху; теперь он видел присутствие Божества в глубине маленьких влажных глаз крысы, пробегавшей мимо него, в беззвучном, но упорном росте грибков на камнях, в ритме ударов собственного сердца…
«Горе тому, кто ищет мирского счастья! – говорили ему когда-то. – Оно всегда таит страдание, и, когда с него спадает маска, ты видишь, что оно исполнено гневом, болью, разочарованиями. Мирское счастье приносит скорбь…»
До юноши постепенно доходил смысл этих слов; он чувствовал, как с грохотом рушатся в его душе стены эгоизма и неведения. Наконец-то он понял! Он вспомнил каждое мгновение тихого счастья, пережитое в Куме, любимые занятия – все, что было так дорого ему. Воспоминания нахлынули на него и жгли сердце. Но среди шипов страданий были и розы утешения, и Анкор слышал голос, повторявший: «Если ты пережил одни страдания, преодолеешь и другие».
В Храме его учили, что за белым всегда следует черное, за любой свободой – заточение, а за каждой встречей – разлука. Это была правда: великий Закон неустанно задает ритм жизни – каждое мгновение, каждое существо – это плод столкновений, боли и страданий. Но мудрые жрецы Кума посеяли в душу Анкора зерна понимания и другой стороны этого неумолимого Закона: он знал, что черное тоже сменяется белым, заточение – свободой, разлука – встречей. Такие размышления переполняли нежностью его сердце, и, прижавшись к стене своей темницы, уткнувшись лицом в старую шкуру, которая служила ему ложем, Анкор плакал от счастья. Тюремщик, пожилой крупный нубиец, в глубине своего давно уже огрубевшего сердца порой сочувствовал хрупкому юноше, которого заставал лежащим ничком на полу темницы. Он все никак не мог понять, откуда рождалась бесконечная любовь, которую излучали глаза Анкора, мокрые от слез, но полные радости – спокойной, божественной, будто не от мира сего.
Анкор сделал очень важный вывод: его страдания в неволе были необходимы ему, они давали возможность искупить хотя бы малую часть неправильных, неблаговидных поступков, которые он до этого совершил. Юноша был убежден: чем бы все ни закончилось, останется он в теле или покинет его, он уже будет свободен от последствий многих ошибок, сделанных давным-давно, и выйдет из этого испытания став лучше, чище, добрее.
Заканчивался третий месяц пребывания в плену. Анкор видел из окошка своей темницы, как постепенно просыпались первые почки плодовых деревьев. Однажды тюремщик вывел его на свежий воздух.
Ноги юноши были скованы тонкими прочными цепями. В них он свободно ходил, но не смог бы ни убежать, ни вскарабкаться наверх по стене.
Тюремщик и пленник вышли во двор и остановились. Спустя некоторое время в роскошном наряде перед ними появился тот самый капитан пиратов, который захватил Анкора в плен.
– Как ты исхудал! Что ж, радуйся, ведь ты уже почти превратился в бестелесную чистую душу, – съязвил корсар, разразившись смехом. – Сегодня я весел, парень; в последнем плавании мне повезло: я набрал кучу золота и стал очень влиятельным человеком. Да, и еще, есть прекрасная новость! Кум готов обменять тебя на два корабля, которые я потребовал в качестве выкупа! – раздался новый взрыв хохота.
Но капитан вспомнил, как говорил своему пленнику, что тот стоит гораздо больше, и прервал свой рассказ, решив не вдаваться в подробности.
– Я оплачу все расходы хозяину этого «постоялого двора», этого грязного свинарника, а ты пойдешь со мной, – добавил он и взмахом руки подозвал кого-то.
Тут же перед ним оказались человек двенадцать, все солдаты-южане. Они усадили Анкора в паланкин, занавешенный плотной тканью. Через несколько минут рядом с юношей уселся и капитан:
– Твои жрецы ждут в порту. На паруснике около двадцати человек. Я с ними еще поторгуюсь! Эти белые собаки слишком богаты, чтобы так просто их отпустить, у них есть влиятельные друзья… Да и вдруг в открытом море лодку атакуют пираты? Ведь все может быть! – капитан вновь огласил улицу своим смехом. – Я оставил в порту около двухсот своих людей, они смешались с толпой. Вдруг, несмотря на чистые помыслы, твоим хозяевам придет в голову обмануть меня?..
Анкор сделал вид, что не слышит. По его расчетам, они должны были уже оказаться вблизи большой ярмарки; похититель Анкора приподнял занавески на паланкине, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он привязал руки юноши к своему мечу и с головой укрыл его плащом, богато расшитым золотом. Скоро они оказались на ярмарочной площади. Их паланкин напоминал корабль-призрак, скользивший меж бушующих волн. Двадцать солдат-охранников с трудом пробивали дорогу в море людей, повозок и животных. Перебравшись наконец через площадь, они свернули в улочку, которая вела через главные ворота города к порту.
Их движение замедляли толпы людей, шедших навстречу. Анкор заметил, что капитан почему-то сильно нервничает и постоянно кричит носильщикам, чтобы они ускорили шаг. Те почти уже бежали.
Вдруг солдаты в первых рядах эскорта замерли и обнажили мечи. Из переулка показалась вереница закованных в кандалы нубийцев. Их было не меньше пятнадцати, шестеро местных подгоняли их кнутами. Столкнувшись с колонной, паланкин остановился на несколько секунд, но солдаты быстро оттеснили несчастных негров к стене, до смерти их перепугав. Капитан выскочил было из паланкина, но, увидев, что волновался зря, усмехнулся. Однако, едва он вернулся на место, движение вновь остановилось. На этот раз дорогу перегородили две повозки, запряженные волами и битком набитые приехавшими на ярмарку людьми. Повозки выехали с соседней улицы и встали прямо перед пиратским конвоем.
Потеряв терпение, капитан уже хотел приказать своим солдатам обнажить мечи и покончить с сидевшими в повозке, но тут за паланкином послышались глухие удары, стоны и ругань. Анкор с трудом приподнялся с сиденья и выглянул наружу. С волнением в сердце он наблюдал, как колонна рабов-нубийцев, внезапно превратившись в воинов, теперь билась с солдатами капитана! Волнение Анкора почти сразу переросло в радость, когда он разглядел в складках одежды нападавших кожаные доспехи и Золотое Солнце – символ гвардии Храма Кума! В руках гвардейцы держали не мечи, а палицы из твердой бронзы и маленькие щиты из того же металла, которыми они владели мастерски.
Воины Кума бились молча, уверенно, спокойно, без тени ненависти на лицах. Они просто исполняли свой долг – пусть тягостный, но все-таки долг. После первого же натиска около полдюжины бандитов остались лежать на земле с разбитыми головами, а еще четверо упали на паланкин, стоявший на мостовой.
Анкор не мог понять, почему ни капитан, ни солдаты авангарда не спешили на помощь своим товарищам, атакованным сзади. Но, обернувшись к повозкам, увидел, что в них тоже сидели не простые торговцы. Кроме нескольких женщин и детей, которые быстро разбежались, оттуда выскочили около двадцати гвардейцев в одежде простолюдинов. Нападение было столь внезапным, что застало врасплох и капитана, и остальных пиратов, и те отступили. Уже через пару минут последние разбойники упали на землю с переломанными руками, и предводитель южан остался один на один со своими врагами. Обернувшись, он приставил меч к груди Анкора. Но воин Кума, находившийся ближе всех, молниеносно метнул свою тяжелую палицу, и та опрокинула капитана навзничь. Выиграв всего секунду, воин успел заслонить собой Анкора. Острие вражеского меча вновь взметнулось к груди юноши, но еще раньше кинжал с символом Золотого Солнца на рукояти обагрился кровью.
Мгновенно воины Кума погрузили своих раненых в паланкин и бегом направились к стенам крепости, но вовсе не туда, где находились единственные ворота города. Побег был столь стремительным, что командир отряда даже не остановился, чтобы развязать Анкору руки и снять с его ног оковы. Как только они достигли крепостной стены, несколько воинов схватили бревна и этим тараном стали выбивать из нее камни. Камни они извлекли еще прошлой ночью, но затем вернули обратно, чтобы никто не разгадал их намерений.
Они выбрались через отверстие в стене и побежали по полю, через которое тянулась древняя, полуразрушенная дорога; и только тогда Анкор жестами попросил, чтобы его развязали и чтобы вместо него погрузили в паланкин еще двух раненых.
– Не надо, Маленькая Змея; они не боятся умереть за Кум и понимают, что рано или поздно это произойдет, но ты сильно рискуешь – тебя могут узнать.
Анкор отрицательно покачал головой и побежал рядом. На одном из перекрестков их группу разделила надвое колонна военных колесниц армии южан. Шесть или семь стражников преградили дорогу Анкору и его воинам. Но как только южане увидели, что трое их товарищей уже лежат на земле, сбитые с ног молниеносным ударом, и разглядели доспехи и солнечные эмблемы гвардии Кума, они в испуге скрылись, думая, что на них напало целое войско.
– Держитесь, господин! Последний рывок! Оставшиеся в живых, кто видел нас, наверняка послали вслед за нами весь гарнизон города – а это не меньше двух тысяч человек.
Когда беглецы уже спускались с холма к морю, Анкор упал – силы оставили его. Длительное заточение и скудное питание сделали свое: юноша был совершенно истощен, и только поразительная сила воли и самообладание, которые воспитывал Кум в своих Посвященных, давали возможность Анкору до сих пор держаться на ногах. Но даже несмотря на это он не позволил погрузить себя в паланкин. Опираясь на плечи двух гвардейцев, Анкор спустился с холма и добрался до берега.
Там уже ждала шлюпка с двенадцатью гребцами. Анкор сел в нее вместе с частью воинов, остальные погрузились в такую же лодку, ожидавшую неподалеку.
В сотне метров от берега на якоре стоял большой двухмачтовый корабль с двойным рядом весел. Его длинный узкий корпус был похож на острие копья, разрезавшего морские волны. В середине огромных белых треугольных парусов сверкало Золотое Солнце Кума.
Как только Анкор поднялся на борт, моряки выбрали последний якорь, гребцы дружно взялись за дело – и корабль рванулся вперед.
В километре от них снялись с якоря еще два судна. Трехмачтовые, вмещавшие больше гребцов, но менее маневренные, это были настоящие боевые корабли с острыми таранами и сверкающей обшивкой из твердой бронзы. Словно по сигналу, они присоединились к кораблю Анкора.
– Ты в безопасности, господин, – обратился к Анкору командир спасших его воинов. – Этот корабль – один из самых быстрых на море. На двух других судах команда наемных, искушенных в боях моряков – они будут сдерживать флот южан, пока ты не доберешься до Кума. Проходи сюда, если хочешь привести себя в порядок, а в главной каюте тебя ждет твой учитель.
Услышав последние слова, юноша едва сдержал крик радости. Он поспешил умыться и сменить свои лохмотья на чистую одежду. Когда Анкор, уже облаченный в желтую тунику, вошел в главную каюту, он будто бы снова очутился в своем домике на скалах. А когда его глаза встретились с ласковым глубоким взглядом Саримара, ему показалось, что он уже находится в Храме.
После положенного ритуального приветствия Саримар крепко прижал к груди своего ученика.
Они долго беседовали; Анкор рассказал о своих злоключениях и потом спросил:
– Скажи, учитель, это правда, что ты заключил соглашение с моим похитителем?