Суть задач, поставленных войскам фронтов, заключалась в следующем.
Необходимо было разгромить фланговые группировки на московском направлении: севернее столицы – усилиями 30‑й, 1‑й ударной, 20‑й и 16‑й армий на участке от Рогачева до Истры в общем направлении на Волоколамск; южнее столицы – усилиями 50‑й и 10‑й армий на участке от Тулы до Михайлова через Сталиногорск (Новомосковск) и Богородицк с поворотом затем на Калугу и Белев.
Действия войск Западного фронта, как уже говорилось, должны были активно поддерживать соседние армии. Было очевидно, что стоявший правее Западного фронта Калининский фронт должен нанести удар 31‑й армией южнее города Калинина в сторону Старицы, а левее Западного фронта – Юго‑Западный фронт ударом 3‑й и 13‑й армий, на участке Ефремов – Волово в обход Ельца, в сторону Верховья.
Генерал армии Г. К. Жуков приказал ударами правого и левого крыльев Западного фронта, отстоявших друг от друга на 200 км, разгромить противника, действовавшего севернее и южнее Москвы. Пяти армиям предстояло сковать силы противника в центре фронта, чтобы лишить его возможности перебрасывать войска для усиления важнейших направлений[19].
Конкретизируя объяснительную записку к плану‑карте контрнаступления армий Западного фронта, о предстоящей операции можно сказать следующее. Ближайшая задача войск Западного фронта заключалась в том, чтобы ударом на Клин – Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом крыле и ударом на Узловую и Богородицк во фланг и тыл группе Гудериана разбить противника на левом крыле фронта.
Против северной группировки германских войск по сходящимся направлениям должны были нанести удары 30‑я, 1‑я ударная, 20‑я и 16‑я армии, а против южной ударной группировки врага – усиленный 1‑й гвардейский кавалерийский корпус и 10‑я армия.
|
|
Причем вновь прибывшие объединения начинали наступательные действия, «исходя из сроков выгрузки и сосредоточения войск и их довооружения: 1‑й ударной, 20‑й и 160‑й армий и армии Голикова (10‑я армия. – Примеч. авт.) с утра 3–4 декабря, 30 армии 5–6 декабря». Это была сплошная импровизация, о результатах которой ее творцы могли догадываться лишь интуитивно!
Для сковывания сил противника на остальном фронте и лишения его возможности переброски войск должны были перейти в наступление с ограниченными задачами 5, 33, 43, 49‑я и 50‑я армии.
Задачи авиации при поддержке наступательных группировок Западного фронта были указаны выше[20].
Решение командующего Калининским фронтом генерал‑полковника И. С. Конева сводилось к тому, чтобы, продолжая активно обороняться на селижаровском и торжокском направлениях, сосредоточить главные силы на левом крыле, с целью выйти на тылы клинской группировки противника, а затем во взаимодействии с войсками правого крыла Западного фронта уничтожить ее.
Юго‑Западный фронт маршала С. К. Тимошенко (член Военного совета Н. С. Хрущев, начальник штаба генерал‑лейтенант П. И. Бодин) окружал и уничтожал елецко‑ливенскую группировку противника, тем самым угрожая выйти на тылы 2‑й немецкой танковой армии, что содействовало бы ее разгрому войсками левого крыла Западного фронта[21].
|
|
Для решения указанной задачи в районах севернее и южнее Ельца за счет внутренних перегруппировок фронта создавались небольшие ударные группы.
Таким образом, общий план контрнаступления Красной Армии на западном стратегическом направлении заключался в том, чтобы ударами армий правого крыла Западного фронта во взаимодействии с войсками правого крыла Юго‑Западного фронта разгромить ударные группировки противника, пытавшегося охватить Москву с севера и юга, и снять непосредственную угрозу нашей столице.
Только к 6 декабря все три фронта получили 27 расчетных дивизий, доведя, таким образом, общую численность войск, привлекаемых к контрнаступлению, до 1100 тыс. человек, 7652 орудия и миномета, 774 танка и около 1000 самолетов. Группа армий «Центр», по советским оценкам, насчитывала 1708 тыс. человек, около 13 500 орудий и минометов, 1170 танков и 615 самолетов[22]. Простое сравнение приведенных цифр показывает, что противник превосходил советские войска в личном составе – в 1,5; в артиллерии – в 1,8; танках – в 1,5 раза, только в боевых самолетах он сам уступал в 1,6 раза.
Исследование архивных документов показывает, что, несмотря на получение сравнительно крупных резервов, фронты наступательной группировки продолжали уступать врагу в количественном отношении. Нельзя было считать удовлетворительным и качество подготовки поступивших войск, так как они были недостаточно обучены, сколочены и вооружены.
Большинство резервных соединений вооружалось уже в районах сосредоточения, то есть непосредственно перед их вводом в бой. Уместно напомнить, что в те дни даже стрелковое оружие относилось к разряду дефицитного средства. Например, войска Западного фронта были обеспечены винтовками лишь на 60 % к штатной потребности. В силу этого командованию приходилось изымать оружие в частях, которые в тот момент не привлекались к боевым действиям, и передавать его соединениям, отправляемым на фронт.
|
|
Нехватка оружия и невыгодное соотношение сил ставили под сомнение успех предстоящего контрнаступления. Однако в той обстановке учитывались и такие факторы, как отсутствие у противника оперативных резервов, измотанность немецких солдат, недостаточность их материального обеспечения в условиях суровой зимы, а также то обстоятельство, что ударные группировки врага действовали на не подготовленных для отражения встречных ударов рубежах. Советским командованием принимались во внимание не только протяженность и конфигурация линии фронта, позволявшая наносить удары по флангам главных немецких группировок, но и более высокий моральный дух советских воинов, которые сражались за свой дом во имя спасения своего Отечества.
Однако чтобы использовать все эти факторы с пользой для дела, требовалась не только быстрая, но и скрытная подготовка войск. Пауза для перехода от обороны к контрнаступлению абсолютно исключалась, ибо всякое промедление пошло бы лишь на пользу противнику. Поэтому армии готовились к наступательным действиям в предельно сжатые сроки, находясь в тех же полосах и группировках, в каких они завершали оборонительные операции. Директивы о переходе в контрнаступление штаб Западного фронта отдавал армиям по мере их сосредоточения и готовности к проведению операции. Так, командующий 1‑й ударной армии получил директиву № 0021 о переходе в наступление на клинском направлении 2 декабря 1941 года, в этот же день директива № 0023 о переходе в наступление на солнечногорском направлении была отправлена командующему 20‑й армии. Третья директива от 2 декабря ушла в 30‑ю армию, которой, так же как и 1‑й ударной, предстояло наступать на клинском направлении. 4 декабря директива № 0044 была направлена командующему 10‑й резервной армии с приказом переходить к наступлению на сталиногорском направлении. Также 4 декабря появилась директива № 0047, адресованная командующим 20,16‑й и 5‑й армий, которым предписывалось наступать на истринском направлении. Согласованность в действиях всех трех действующих в операции фронтов можно признать весьма условной. Боевое распоряжение штаба Юго‑Западного фронта последовало 4 декабря, а боевой приказ командующего Калининским фронтом появился 2 декабря.
Все передвижения войск осуществлялись ночью или в сложных метеорологических условиях днем, когда вьюга гнала по полям поземку, засыпала снегом овраги, громоздила в лощинах и на лесных полянах сугробы. Казалось, все живое должно было искать убежище от лютой стужи, но люди как будто не замечали непогоды. Сквозь снежные заносы они выдвигались на исходные рубежи для наступления. При этом категорически запрещалось разводить костры, работать на радиостанциях и т. д.
Благодаря целому комплексу мероприятий по сохранению в тайне подготовки контрнаступления противник оказался введенным в заблуждение относительно истинных намерений советского командования, что способствовало достижению внезапности. А смысл ее, как известно, заключается в том, чтобы неожиданными для неприятеля действиями компенсировать невыгодное для себя соотношение сил и тем самым добиться успеха. Тот факт, что на ежедневных отчетных картах Генерального штаба сухопутных войск «Lage ost» («Положение на Восточном фронте») даже 6 декабря отсутствуют не только многие советские дивизии, но и три свежие армии Западного фронта, переданные из резерва Ставки ВГК[23], свидетельствует именно об этом.
Само собой разумеется, контрнаступление при невыгодном соотношении сил и средств ограничивало масштабы задач. Поэтому фронтам ставилась только ближайшая задача, совпадавшая с глубиной одной армейской операции, но в какие сроки она должна быть решена – заранее не оговаривалось. Не определялась и дальнейшая задача фронта. «Для постановки войскам фронта более далеких и решительных целей, – вспоминал маршал Жуков, – у нас тогда еще не было сил. Мы стремились только отбросить врага как можно дальше от Москвы и нанести ему возможно большие потери»[24]'.
Координация действий готовящихся к наступлению фронтов осуществлялась в основном через Ставку – это в некоторой степени способствовало секретности операции, но отрицательно отражалось на эффективном взаимодействии между фронтовыми объединениями.
Сталин лично контролировал развитие ситуации. Утром 2 декабря он позвонил Г. К. Жукову по телефону и спросил: «Как фронт оценивает противника и его возможности?» Командующий Западным фронтом ответил, что противник окончательно выдыхается. По мнению Жукова, у немцев уже не было возможности усилить резервами свои ударные группировки, поэтому враг вряд ли сможет вести наступление. Верховный сказал ему: «Хорошо. Я вам еще позвоню».
Примерно через час Сталин снова позвонил и спросил, что «думает делать фронт» в ближайшие дни. Жуков доложил о подготовке войск фронта к контрнаступлению по утвержденному плану.
В этом телефонном разговоре Верховный главнокомандующий впервые лично сказал Жукову, что Калининскому фронту и правому крылу Юго‑Западного фронта даны указания поддержать удары Западного фронта, которые следует наносить одновременно с соседними фронтами.
Поздно вечером 4 декабря Верховный опять вызвал Г. К. Жукова к прямому проводу и задал вопрос:
– Чем еще помочь фронту, кроме того, что уже дано?
Жуков, учитывая крайне ограниченные возможности Ставки, попросил поддержку авиации резерва главнокомандования и ПВО страны. Конечно, крайне были бы нужны для быстрого развития удара хотя бы две сотни танков с экипажами, поскольку фронт имеет весьма незначительное их количество…
– Танков нет, дать не можем, – ответил Сталин. – Авиация будет. Я сейчас позвоню в Генштаб. Имейте в виду, что 5 декабря переходит в наступление Калининский фронт, а 6 декабря – оперативная группа правого крыла Юго‑Западного фронта из района Ельца.
В тяжелейших условиях наши войска готовились к ударам по врагу.
К 5 декабря 1941 года положение сторон и соотношение сил на московском стратегическом направлении были следующими.
Войска Калининского фронта (22, 29‑я и 31‑я армии) обороняли рубеж от Осташкова до Волжского водохранилища.
Всего в составе фронта насчитывалось пятнадцать стрелковых и одна кавалерийская дивизия, а также одна мотострелковая бригада.
Войскам Калининского фронта противостояла 9‑я армия группы армий «Центр», имевшая в своем составе двенадцать пехотных и одну охранную дивизии, а также одну кавалерийскую бригаду СС.
Точными данными об укомплектованности немецких войск на момент перехода Красной Армии в наступление автор не располагает. Однако ряд трофейных германских документов о потерях вермахта и войск СС, а также разведывательные данные и показания пленных позволяют сделать вывод, что к началу декабря соединения группы армий «Центр» были укомплектованы личным составом и вооружением на 60–80 %, а части РГК – примерно на 90 % к штату. В таблицах о составе наших фронтов, участвующих в контрнаступлении, и соотношении сил на театре военных действий, представленных в этой главе, средняя укомплектованность дивизий и бригад группы армий «Центр» принята из расчета 70 % к штату.
Таким образом, к началу контрнаступления войска Калининского фронта не имели общего превосходства над врагом ни в людях, ни в артиллерии. По количеству людей в дивизиях и бригадах противник превосходил наши войска в 1,5 раза, а по орудиям и минометам – в 2,2 раза.
В состав Калининского фронта перед началом наступления было передано только два танковых батальона. Всего же во фронте насчитывалось 67 танков разных типов. Противник, по данным нашей разведки, имел около 60 танков и штурмовых орудий StuG III из 189‑го дивизиона. Таким образом, количество танков, по существу, было равным.
Войска Западного фронта (30‑я, 1‑я ударная, 20, 16, 5, 33, 43, 49, 50, 10‑я армии и 1‑й гвардейский кавалерийский корпус) действовали на 700‑километровом фронте – Волжское водохранилище, Дмитров, Наро‑Фоминск, Серпухов, Тула, южнее Каширы, западнее н/п Скопин.
Всего в составе фронта было развернуто сорок восемь стрелковых, три мотострелковые, три танковые, пятнадцать кавалерийских дивизий, восемнадцать стрелковых и четырнадцать танковых бригад, один воздушно‑десантный корпус, а также ряд отдельных стрелковых, мотострелковых, мотоциклетных полков, стрелковых, пулеметных, лыжных и танковых батальонов.
Против войск Западного фронта действовали 3‑я и 4‑я танковые группы, 4‑я полевая и 2‑я танковая армии группы армий «Центр» противника, в которых (вместе с резервом группы армий) насчитывалось тридцать пехотных, одна охранная, семь моторизованных, тринадцать танковых дивизий, две моторизованные и одна пехотная бригада.
К началу контрнаступления войска Западного фронта также не имели общего количественного превосходства над противостоящим ему противником. Более того, если по людям в дивизиях и бригадах силы сторон были примерно равны, то по количеству артиллерии противник имел превосходство над нашими войсками в 1,7 раза, а по танкам в 1,4 раза. При этом следует отметить, что при подсчете соотношения сил не учитывались войска Московской зоны обороны, в составе которой к 6 декабря было девять стрелковых и одна кавалерийская дивизия, семнадцать стрелковых бригад и несколько пулеметных батальонов. В этих соединениях и частях насчитывалось около 175 тыс. человек. Однако необходимо учесть, что из состава Московской зоны обороны только некоторые соединения в ходе контрнаступления были включены в состав Западного фронта. Часть бригад Московской зоны обороны вошла в состав 3‑й ударной армии, преобразованной из 60‑й армии, а часть дивизий убыла в состав 4‑й ударной армии. Не учитывалась при подсчете соотношения сил также и 26‑я резервная армия, поскольку она была преобразована во 2‑ю ударную армию и действовала в составе Волховского фронта.
Южнее Западного фронта на рубеже юго‑западнее Чернава, восточнее Ефремова и Ельца, Тербуны войска 3‑й и 13‑й армий Юго‑Западного фронта к 6 декабря продолжали отражать атаки противника, стремившегося развить успех в восточном направлении, и одновременно готовились к переходу в наступление. Между 3‑й и 13‑й армиями образовался 20‑километровый разрыв, не прикрытый нашими войсками. Разрыв в 60 км между 13‑й и 40‑й армиями прикрывался частями ударной группы фронта, заканчивавшей сосредоточение в районе н/п Тербуны.
В составе войск правого крыла Юго‑Западного фронта (3‑я и 13‑я армия и ударная группа фронта) насчитывалось одиннадцать стрелковых, одна мотострелковая, шесть кавалерийских дивизий, одна стрелковая, одна мотострелковая и две танковые бригады, один мотоциклетный полк.
Против войск правого крыла Юго‑Западного фронта действовали пять пехотных дивизий 2‑й полевой армии вермахта и часть сил одной из танковых дивизий 2‑й танковой армии группы армий «Центр».
И войска правого крыла Юго‑Западного фронта не имели общего количественного превосходства над противостоящим им противником. Если соотношение сил по количеству людей было примерно равным, то по танкам вражеская группировка превосходила наши войска в 1,3 раза, а по артиллерии почти в 2 раза.
Таким образом, войска Калининского, Западного и Юго‑Западного фронтов к началу контрнаступления не имели общего численного превосходства над войсками группы армий «Центр» ни в людях (в дивизиях и бригадах), ни в артиллерии, ни в танках. Более того, противник имел значительное превосходство над нашими войсками в артиллерии, особенно в крупных калибрах.
Однако в соответствии с теорией военного искусства советское командование сосредоточило основную часть своих орудий, минометов, а также реактивных систем на участках предполагаемого наступления. Против 6300 орудий и минометов противника войска Западного фронта имели 4900 орудий и минометов (приведены данные на 8 декабря, также без учета 50‑мм минометов. – Примеч. авт.) и около 300 боевых машин реактивной артиллерии (в состав сил Западного фронта было передано 34 дивизиона РС из 66, насчитывавшихся в тот период в действующей армии. – Примеч. авт.). Кроме этих средств, для поддержки войск Западного фронта привлекалась часть артиллерии Московской зоны обороны.
Основная масса артиллерии Западного фронта, более 2500 орудий и минометов и 107 боевых машин реактивной артиллерии, была сосредоточена в армиях правого крыла (30‑я, 1‑я ударная, 20‑я и 16‑я армии), решавших главную задачу. Здесь наши войска имели превосходство над противником в 1,5 раза, а в 16‑й армии, действовавшей на наиболее важном направлении, – в 2 раза. Остальные армии Западного фронта уступали в количестве артиллерии противнику.
На 8 декабря в 1‑й ударной армии насчитывалось 213 орудий и 259 минометов, в 50‑й армии – 72 орудия и 46 минометов, в 16‑й армии – 432 орудия и 387 минометов, в 10‑й армии – 340 орудий и 342 миномета.
Нужно сказать, что в связи с переходом в контрнаступление наших войск без всякой оперативной паузы, внутрифронтовой маневр артиллерией заключался фактически только в перегруппировке частей реактивной артиллерии, обладавших наибольшей подвижностью. «Катюшами» усиливались в основном армии правого крыла фронта, наносившие главный удар. Маневр частями реактивной артиллерии сыграл важную роль в ходе боев. Реактивная артиллерия являлась наиболее эффективным средством подавления опорных пунктов и узлов сопротивления противника, еще не подготовленных должным образом в инженерном отношении.
Средняя плотность артиллерии (без учета полковой и противотанковой артиллерии. – Примеч. авт.) в армиях Западного фронта на 1 км фронта составляла в 30‑й армии – 8; 1‑й ударной – 12,5; 20‑й – 10,7; 10‑й – 10,5 орудий и минометов. Лишь в 16‑й армии плотность артиллерии достигала более 30 орудий, минометов и боевых машин реактивной артиллерии.
Качественный состав артиллерии Западного фронта характеризовался следующими данными. Из общего числа 4900 орудий и минометов имелось 1280 орудий и минометов калибром от 107‑мм и выше. Подавляющая часть (около 75 %) артиллерии составляли 82‑мм батальонные минометы, полковая артиллерия и 76‑мм дивизионные пушки. Малочисленность тяжелой артиллерии создавала значительные трудности в подавлении противника, использовавшего для оборудования огневых точек каменные здания и подвалы домов в населенных пунктах.
К началу контрнаступления чрезвычайно остро стоял вопрос об обеспечении артиллерии фронта боеприпасами, так как их было недостаточно. Например, в 16‑й армии к началу контрнаступления имелось боеприпасов в боекомплектах: минометных выстрелов – 1,8; 122‑мм – 1,0 и 152‑мм – 0,9. Поступление транспорта с боеприпасами из центра на фронтовые склады шло с большими перебоями, и лишь энергичное вмешательство командования фронта, обратившегося по этому вопросу в Государственный Комитет Обороны, несколько улучшило снабжение фронта боеприпасами.
Перебои в снабжении вынудили резко ограничить расход боеприпасов в армиях, планируя его на каждый день боя в размерах 0,2–0,33 боекомплекта для дивизионной артиллерии и артиллерии усиления и до дивизионного залпа для реактивной артиллерии.
Несколько иначе дело обстояло с бронетанковыми войсками. Подавляющее большинство советских (как и германских танков. – Примеч. авт.) было сосредоточено в полосе ответственности Западного фронта, но и здесь немецких машин было больше на одну треть. Однако германская и чехословацкая (часть немецких танковых дивизий была оснащена бронетехникой чешского производства. – Примеч. авт.) бронетанковая техника оказалась совершенно не приспособленной к условиям эксплуатации в условиях низких температур. И дело даже не в проходимости и надежности – тут к качеству немецкой наземной техники не было особых претензий. Наоборот, командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков именно в конце 1941 года сменил отечественный вездеход ГАЗ‑61 на германский штабной «Хорьх». По рассказам личного шофера комфронта А. Н. Бучина, выбор нового авто происходил следующим образом: «От приятелей‑водителей я (имеется в виду А. Н. Бучин) узнал, что в одном из гаражей в Марьиной Роще стояли на приколе несколько машин бывшего германского посольства. Выбрал время и поехал в Москву, добрался до гаража, с трудом пробился внутрь и в пыльном боксе увидел вездеход марки „Хорьх“ (скорее всего, речь идет об автомобиле „Хорьх‑901“ Kfz.15, хотя мощность мотора последнего составляла всего 80 л. с. – Примеч. авт.), в который тут же влюбился. Семиместная машина с могучим мотором в 160 лошадиных сил. Отопление, антиобледенители лобового и заднего стекол. Передние и задние колеса ведущие, и – что окончательно добило меня – по бокам у „Хорьха“ имелись вспомогательные колеса, которые принимали на себя вес машины при передвижении на пересеченной местности. Иными словами, вместо отвратительного скрежета из‑под кузова мягкое покачивание при переезде бугров, бревен и прочего в том же духе.
Как и подобает сложной машине, „Хорьх“ оказался с „норовом“, пришлось почти день потаскать его на буксире во дворе гаража, прежде чем автомобиль завелся. Наконец мотор заработал. Музыка! Сдержанный гул, клапанов не слышно. Да что тут говорить, добротно сработали немецкие мастера. Этому вездеходу предстояла у нас долгая жизнь – в основном на нем Г. К. Жуков ездил по фронтовым дорогам два года с небольшим».
Однако в сорокоградусный мороз на фронте мотор «Хорьха» заглох, да так, что шофер Жукова вблизи колонны немецких танков несколько часов устранял неисправность, и за это был награжден орденом Красной Звезды. После этого в колонну сопровождения стали брать отечественный вездеход ГАЗ‑61.
Пример с автомобилем достаточно показательный. Внедорожники, как и другие германские автомобили и танки, создавались для европейских условий, и их эксплуатация в сорокоградусный мороз не предполагалась. Масла и дизельное топливо в условиях низких температур загустевали, а личный состав германской армии просто не имел опыта по оперативному «оживлению» замороженной техники. Отечественные же танки и автомобили были достаточно просты в эксплуатации и допускали даже «варварское» к себе отношение: застывший двигатель обливали из ведра кипятком, а в некоторых случаях и бензином (чтобы кратковременно поджечь) для его оперативного запуска в условиях низких температур. Под танками, находившимися на позициях, разводили небольшие костры, что позволяло экипажу не только заводить, но и спать в боевой машине в условиях холодов. Конечно, подобные эксперименты отечественной военной технике жизнь не продлевали, но с другой стороны, сколько «живет» танк или бронемашина в условиях непрерывных боевых действий? Наверное, меньше, чем время ее расчетной эксплуатации.
Ни советские, ни германские бронетанковые соединения и части не имели достаточного количества средств эвакуации. И если в условиях контрнаступления немецкая проблема для нас была благом – противник не мог эвакуировать брошенные машины, то отсутствие эвакуаторов в бронетанковых войсках Красной Армии существенно снижало ее боевую мощь. Командующий войсками Западного фронта в своем донесении И. В. Сталину 5 декабря 1941 года писал:
«В боях мы очень много теряем тяжелых и средних танков. Основной причиной больших потерь является полное отсутствие тракторов для эвакуации с поля боя подбитых танков КВ и Т‑34».
Основу советских бронетанковых сил при проведении контрнаступления под Москвой составляли танки самых различных типов – как отечественного, так и британского производства. Автор намеренно классифицирует их не по весу, а по назначению, так как весовые характеристики британских танков поддержки пехоты, да и нашего Т‑50, соответствовали скорее средним боевым машинам, а по вооружению они относились к легким танкам.
Единственным массовым тяжелым танком на ТВД являлся наш 48‑тонный КВ (выпуска Ленинградского или Челябинского Кировского заводов). Говорить о «мастодонтах» Т‑35, которые иногда мелькают среди фотоматериалов и на фотохронике этого периода Великой Отечественной войны, стоит только для того, чтобы разобраться в интриге их появления. Один из Т‑35 находился в парке Академии механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина и попал в кадр, когда отдельная танковая рота академии отправлялась на фронт в составе 1‑го Московского отдельного отряда моряков. Об участии этой машины в боевых действиях ничего не известно, так как отряд с линии фронта вернулся на переформирование в Москву. Второй Т‑35 уцелел на Казанских курсах усовершенствования командного состава и «снялся в одной из ролей» в фильме о контрнаступлении под Москвой. Не на фронте же снимать картину!
Немецкого конкурента у КВ тогда не было. 76,2‑мм пушками Ф‑32 или ЗиС‑5 он поражал любой вражеский танк, а бороться с 75‑мм броней КВ могло только германское 88‑мм орудие Flak 36/37. Однако броня и соответственно вес КВ сыграли с ним «злую» шутку – многие мосты европейской части СССР не выдерживали веса этой машины (47,5 т. – Примеч. авт.), соответственно мобильность подразделений, оснащенных КВ, была ограничена. Количество тяжелых танков в войсках группировки колебалось в пределах 10–14 %.
Все функции КВ в конце 1941 года прекрасно выполняла знаменитая «тридцатьчетверка», оснащенная 76,2‑мм пушкой Ф‑34 и имевшая броню 45 мм (масса машины 31 т. – Примеч. авт.). Танк Т‑34 «вовсю» выпускался на Сталинградском тракторном заводе, также наращивали его выпуск завод № 112 «Красное Сормово» и эвакуированный из Харькова в Нижний Тагил завод № 183. Маневренная и хорошо вооруженная машина буквально влюбила в себя советских танкистов и постепенно становилась самой массовой боевой единицей бронетанковых сил Красной Армии. Но в начале декабря 1941 года количество «тридцатьчетверок» в составе наступательной группировки трех фронтов не превышало 30–35 %.
Средние танки Т‑28 имелись в единичных экземплярах, так как были «выбиты» в начале войны, а их производство было прекращено еще раньше.
Из легких отечественных танков самыми массовыми машинами являлись легкие скоростные танки семейства БТ и боевые машины сопровождения пехоты Т‑26 разных выпусков.
Об их былом тактическом предназначении никто и не вспоминал – важным являлось одно: эта техника, вооруженная 45‑мм пушками, вполне еще могла поддерживать пехоту и бороться с танками противника. Доля подобных машин в войсках колебалась в пределах 20–25 %.
Уже осенью 1941 года в действующей армии появились британские танки сопровождения и поддержки пехоты МК II «Матильда» и МК III «Валентайн». Эти тихоходные, но хорошо бронированные машины (78‑мм лобовую броню «Матильды» могла пробить только 88‑мм германская пушка Flak 36/37. – Примеч. авт.) оснащались дизельными двигателями и вооружались 2‑фунтовыми (40‑мм) пушками. Несмотря на то что применять их должны были в составе отдельных батальонов, ситуация на фронте была так плоха, что боевые машины отправляли в действующую армию в качестве «маршевого пополнения», тем более, что 15 октября 1941 года в Казанскую школу было отправлено 420 экипажей для подготовки на «Матильды» и «Валентайны» в течение 15‑дневного срока. В начале декабря британские танки МК III «Валентайн II» имелись в 131‑м отдельном танковом батальоне (5 КВ, 18 МК III «Валентайн»), который впоследствии был передан в 32 тбр. Кроме приведенных выше данных на Западном фронте на 1 января 1942 года британские танки находились в составе 146‑й (2 Т‑34, 10 Т‑60, 4 МК III), 23‑й (Т‑34, 5 МК III), 20‑й (Т‑34, Т‑26, Т‑60, 2 МК III) танковых бригад, действовавших в боевых порядках 16, 49‑й и 33‑й армий, а также в составе 112‑й танковой дивизии (КВ, 8 Т‑26, 6 МК III), приданной 50‑й армии. Имелись в составе наступательной группировки и «Матильды».
На советско‑германском фронте «неторопливые» британские танки зарекомендовали себя неприхотливыми и надежными машинами. Но и эта техника была сделана не для зимних российских температур. Выяснилось, что 2‑фунтовая (40‑мм) пушка британских машин дает недолет при первых 5–6 выстрелах, так как происходит «застывание жидкости в тормозном приспособлении».