Он поднял на меня полные боли глаза – как две кровоточащие раны:
– И ты целовала меня только чтобы выручить, а не потому, что тебе этого хотелось?
Черт побери. Но я все же попыталась объясниться – с сосущим чувством под ложечкой, что этот спор для меня проигран. С Натэниелом у меня всегда потом такое чувство, будто я сделала что-то неправильно – или хотя бы не сделала правильного.
– Я не это хотела сказать.
– Но ведь сказала именно это, – заметил Мика.
– Не начинай! – огрызнулась я и поймала себя на том, что огрызнулась.
Я уже разозлилась, хотя только теперь это поняла. Я легко злюсь, особенно когда мне неуютно. Злость я как-то легче переношу, чем смущение. Марианна, которая помогает мне научиться контролю над постоянно растущим списком моих парапсихических сил, говорит, что злостью я прикрываюсь от любых нежелательных эмоций. Она права, и я признаю, что она права, но ни она, ни я никакого альтернативного решения предложить не можем. Что остается девушке, если злиться нельзя, и сбежать от проблемы тоже нельзя? Убейте меня, если я знаю. Марианна уговаривает меня быть честной – эмоционально честной перед собой и теми, кто мне близок. Эмоционально честной. Очень безобидно звучит и очень правильно. На самом деле – ни то, ни другое.
– Я не хочу ссориться, – сказала я. И это было честно.
– Никто из нас не хочет, – ответил Мика.
Сам звук его очень спокойного голоса помог умерить злость.
– Натэниел стал напирать на танцполу, и ardeur проснулся раньше времени.
– Я это почувствовал, – сказал Мика.
– И я, – сказал Джейсон.
– Но ведь теперь не чувствуете? – спросил Натэниел.
В глазах его застыло почти обвинение, и в голосе звучала сердитая нотка. Кажется, такого близкого к гневу я от него ничего еще не слышала.
|
|
– Анита все лучше и лучше умеет смирять ardeur, – сказал Мика.
Натэниел покачал головой, обхватив себя руками. Как вот Ронни там, у меня за спиной.
– Если бы это был ты, она бы просто вышла с тобой на парковку и утолила бы ardeur.
– Вряд ли, – возразила я.
– Вышла бы, – упрямо повторил он, и в его глазах смотрелась та же злость, что была в голосе. А уж злости я в этих лавандовых глазах никогда не видела. И мне почему-то стало не по себе.
– Если бы у меня был выбор, я бы не занялась сексом на парковке на свадебном приеме у Ларри и Тамми.
Сердитый взгляд пробежал по моему лицу, будто что-то ища.
– Почему же не утолить голод здесь?
– Потому что это грязь. И еще потому, что если как-то пронюхает Зебровски, мне этого уже никогда, никогда не забудут.
Джейсон потрепал Натэниела по руке.
– Видишь? Не тебе она дала отлуп. Просто не хотела дурака валять на свадьбе Ларри. Это не ее стиль.
Натэниел глянул на Джейсона, снова на меня. То странное напряжение, которое мне трудно было понять, оставило его. Злость в глазах растаяла.
– Ты прав, наверное.
– Так вот, если мы не хотим «дурака валять» на парковке, то надо ехать, – сказал Мика. – Ardeur не любит, когда его держат на цепи. И когда вернется, он не будет так вежлив.
Я вздохнула. Эта метафизическая бравада там, на танцполу, еще даст сегодня ночью свои последствия. Когда ardeur проснется снова, он заставит себя утолить. Уже в этот раз его обратно в ящик не засунешь. Как будто он, ardeur, если его остановить, отбросить, когда он уже меня заполнил, начинает злиться. Я понимаю, конечно, что ardeur – метафизическое явление, неодушевленное, собственных чувств не имеет и зла ни на кого не держит, но впечатление именно такое.
|
|
– Извини, Анита, я не подумал, – сказал Натэниел так обескураженно, что мне пришлось обнять его – быстрым движением, скорее по-сестрински, чем еще как-то, и он это понял и не попытался прижать меня теснее. Он позволил себя обнять, потом отойти. Натэниел обычно остро настроен воспринимать мой язык жестов. Только это позволяет ему делить со мной постель месяцами, не нарушая последних немногих табу.
– Поехали домой, – сказала я.
– Мне намекают, что пора мне отваливать, – ответил Джейсон.
– Мотай к нам, если хочешь, – предложила я.
– Нет, спасибо. – Он покачал головой. – Арбитр в ссоре вам не нужен, и без консультанта вы тоже обойдетесь, так что я тоже домой. Тем более, что слушать, как вы там стонете за стенкой, и не участвовать... Ты не злись, но оставаться в стороне после того, как тебя разок пригласили, стало труднее.
Я попыталась не покраснеть, но от этого еще сильнее зарделась. Так всегда бывает.
Однажды мы с Джейсоном были вместе. Когда я еще не понимала, что ardeur может довести твоего партнера до смерти, Натэниел однажды свалился в обморок на работе и на несколько дней выпал из графика кормления. Мики дома не было, а ardeur в этот день проснулся рано. Это влезла Белль Морт, родоночальница линии Жан-Клода, и первая, насколько мне известно, носительница ardeur’а. И он доставался только вампирам ее линии, больше никому. То, что я его заполучила, ставило интересные метафизические вопросы. Белль хотела понять, кто я такая, и еще она надеялась устроить хороший переполох. Она очень деловая вампирша, но если можно кому-то насолить так, чтобы дела не страдали, то тем лучше. Так что не по моей вине передо мной встал выбор: взять Натэниела и, быть может, убить его, или дать разок Джейсону сыграть запасного игрока. Он был рад-доволен. Очень рад. Как ни странно, наша дружба это пережила, но время от времени у меня не получалось прикидываться, что этого не было, и тогда мне бывало очень неловко.
|
|
– Как мне нравится, что теперь я могу заставить тебя покраснеть!
– А мне нет, – буркнула я.
Он засмеялся, но глаза его остались серьезными.
– Мне тебе нужно кое-что сказать наедине, пока ты не уехала.
Мне не понравилась его серьезность. За последние полгода я поняла, что Джейсон за обличием язвительного балагура скрывает ум, иногда до боли проницательный. И слова насчет наедине у меня тоже восторга не вызвали. Что такого он не может высказать при Мике и Натэниеле? И почему?
Но вслух я сказала:
– Окей.
И отошла в сторону от джипа, еще дальше от Ронни и Луи, которые все еще продолжали свою тихую перебранку.
Когда мы шагнули под сень деревьев на краю церковной парковки, я остановилась и обернулась:
– Чего там?
– То, что там на танцполу было, это вроде как моя вина.
– Каким образом?
Он смутился искренне, что с Джейсоном не часто случается.
– Он хотел знать, как у меня получился секс с тобой, настоящий секс, в тот первый раз, когда я помогал тебе утолить ardeur.
– Строго говоря, второй раз.
Он скривил губы:
– Да, но тогда ardeur был совершенно нов, и сношения у нас с тобой не было, и еще трое мужчин в той же постели, кроме меня.
Я отвернулась, чтобы темнота скрыла краску на щеках, хотя Джейсон-то мог по запаху моей кожи учуять.
– Ты что-то говорил насчет своей вины?
– Он в твоей постели уже сколько – четыре месяца?
– Около того.
– И у вас не было сношения. Черт, он же даже оргазма ни одного не имел – ну, с семяизвержением и так далее?
Сильнее покраснеть я уже не могла, а то бы голова лопнула.
– Я слушаю.
– Анита, пора тебе перестать притворяться, будто Натэниел – не настоящий.
– Ты несправедлив.
– Может быть, но я даже понятия не имел, что ты ему не помогаешь орально, или рукой, или хотя бы не смотришь, как он сам себе помогает. Как угодно, чем угодно.
Я только покачала головой, уставясь в землю. И ничего путного сказать не могла. Если бы я сегодня метафизически не заглянула в голову Натэниела, я бы могла сейчас быть сердитой или грубой. Но я видела его боль, и притворяться больше не могла. Не могла ее не замечать.
– Я думала, что отказ от этих финалов облегчит ему жизнь, когда я возьму ardeur под контроль и pomme de sang мне уже будет не нужен.
– Ты все еще думаешь просто бросить его, когда тебе не надо будет утолять голод?
– А что мне с ним еще делать? Держать у себя как собачку или ребенка-переростка?
– Он не ребенок и не собака, – сказал Джейсон с едва заметной сердитой интонацией.
– Я это знаю, и в том-то и проблема, Джейсон. Не появись ardeur, я была бы у Натэниела Нимир-Ра и другом, и делу конец. А сейчас он вдруг оказался в категории, для которой у меня даже названия нет.
– Он у тебя pomme de sang, как я у Жан-Клода.
– Вы с Жан-Клодом не трахаетесь, и никого это не огорчает.
– Нет, поскольку он позволяет мне встречаться с другими. У меня бывают любовницы, когда они мне нужны.
– Я все время подталкиваю к тому же Натэниела. Чтобы у него были девушки.
– Когда ты его – не слишком тонко – подталкиваешь смотреть на других женщин, он каждый раз оглядывается на меня за советом.
– То есть?
– Он не хочет встречаться с другими. Он хочет быть с тобой, с Микой и с вампирами. Не хочет в своей жизни другой женщины.
– Я не женщина его жизни.
– Это не так. Но ты не хочешь ею быть.
Я прислонилась к тонкому деревцу.
– Джейсон, так что мне делать?
– Закончить то, что начала с Натэниелом. Стать его любовницей.
Я покачала головой:
– Этого я не хочу.
– Черта с два – не хочешь. Я вижу, как ты на него реагируешь.
– Одного вожделения мало, Джейсон. Я его не люблю.
– С этим бы я тоже поспорил.
– Не люблю так, как надо.
– Надо – для чего, Анита? Для твоей совести? Твоего нравственного чувства? Дай ему то, без чего он жить не может. Не ломай себя для этого, но чуть согнись. Это все, о чем я тебя прошу.
– Ты сказал, что там, на танцполу, это была твоя вина. И не объяснил, каким образом.
– Я сказал Натэниелу, что ты не любишь пассивных мужчин. Ты любишь некоторую уверенность, настойчивость. Не слишком сильную, но такую, чтобы не тебе пришлось говорить: да, у нас будет секс. Тебе нужно, чтобы партнер снял немножко ответственности с твоих плеч.
Я уставилась в это искреннее, молодое лицо.
– И это все, что мне нужно, Джейсон? Чтобы кто-то разделил со мной вину, и мы могли трахнуться?
Он поморщился:
– Я не это говорил.
– Почти это.
– Злись, если хочешь, но это не то, что я сказал или что имел в виду. Злись на меня, ладно, только не срывай злость на Натэниеле.
– Меня воспитали в убеждении, что секс – это уже обязательство. Я до сих пор так думаю.
– Я не заметил у тебя обязательств по отношению ко мне.
Сказано было как бесстрастное наблюдение, ничего личного.
– Нет, но мы друзья, а я была тогда вроде как друг в беде. А ты взрослый, и ты понимал, что это. Я не уверена, что Натэниел достаточно взрослый для этого. Черт, да он даже почти чужой женщине не может сказать нет.
– Он отклонил не меньше трех приглашений на танец, пока мы разговаривали, и я точно знаю, что он отклонил предложение встречаться от красавицы Джессики Арнет.
– Правда?
– Правда, – кивнул Джейсон.
– Я не думала, что он умеет говорить «нет».
– Он тренируется.
– Тренируется?
– Он ведь иногда говорит тебе «нет»?
Я подумала.
– Иногда он не хочет передавать мне разговоры или что-нибудь рассказывать. Говорит, что я на него разозлюсь, и лучше мне спросить другого участника разговора.
– Ты хотела – нет, ты требовала, – чтобы Натэниел научился за себя отвечать. Ты его заставила получить водительские права. Ты заставляешь его быть менее зависимым, я прав?
– Да.
– Но ты не подумала, что это может значить?
– В чем именно?
– Ты хочешь, чтобы он был независимым, думал за себя, сам решал, чего он хочет от жизни?
– Ну, в общем, почти это я ему и говорю. Чтобы он сам решал, как он поступит со своей жизнью. Видит Бог, ему же всего двадцать!
– И он выбрал, что он хочет делать – быть с тобой.
Голос Джейсона стал тише, мягче.
– Это не выбор жизненного пути. Я имела в виду профессию. Может быть, возвращение в колледж.
– У него есть работа, Анита, и зарабатывает он больше, чем многие выпускники колледжа.
– Нельзя же вечно танцевать стриптиз!
– И браки тоже не длятся вечно, Анита.
У меня глаза полезли на лоб, и Джейсон поспешил объяснить:
– Я в том смысле, что ты все вопросы решаешь как будто навечно. Будто потом уже нельзя передумать. Я же не о том, чтобы ты вернула Натэниелу девичью честь, выйдя за него замуж. Честно, про это и речи не было.
– Что ж, уже легче.
– Тебе pomme de sang понадобится на много лет, Анита. Лет.
– Жан-Клод говорит, что через несколько месяцев я научусь утолять голод на расстоянии, и это уже не будет так тесно и лично.
– Тебе удалось увеличить интервал между кормлениями, Анита. Но ты не особенно преуспела в контроле над ardeur’ом.
– Сегодня на танцполу я с ним справилась.
Он вздохнул:
– Ты его отключила. Это не контроль. Если у тебя есть ружье, ты можешь его запереть в оружейный сейф, но это не значит научиться из него стрелять.
– Интересная аналогия. Ты давно уже об этом думаешь, если я правильно поняла?
– С самого начала. Натэниел мне сказал, что ты не разрешаешь ему облегчения во время утоления ardeur.
– Не разрешаю? Он же не спрашивал, и вообще откуда мне знать, что он даже наедине с собой этого не делал? Я ведь не запрещала ему.
– Можно самому себя обслуживать, и ощущение неплохое, но это не утоляет истинного голода.
Я прижалась спиной к дереву, будто оперлась на твердый ствол, потому что ощущение было, будто я падаю. Падаю в такую пропасть, откуда уже не выбраться.
– Я не знаю, могу ли я переспать с Натэниелом и утром посмотреть себе в глаза в зеркале.
– Почему это именно Натэниел так тебя беспокоит?
– Потому что он сбивает меня с толку. У меня есть друзья, есть любовники, есть люди, которые от меня зависят, которых я опекаю. Со своими подопечными я не трахаюсь. Это вроде как использование служебного положения.
– И Натэниел из категории подопечных?
– Да.
– И иметь с ним секс – это значит использовать свое положение?
– Да.
– Натэниел другого мнения.
– Я теперь это понимаю, Джейсон. – Я закрыла глаза, прислонилась затылком к шероховатой коре. – Черт меня побери, я так хочу загнать ardeur под контроль, чтобы не надо было принимать такие решения.
– Хорошо, пусть ты могла бы махнуть волшебной палочкой и убрать ardeur. Что ты будешь тогда делать с Натэниелом?
– Помогу ему создать свой дом.
– Пока что он делает всю домашнюю работу в твоем доме. Он закупает продукты. Готовят они с Микой. Натэниел занимается хозяйством и дает возможность работать тебе и Мике. Как ты все это организуешь без Натэниела?
– Я не хочу держать при себе Натэниела только для своего удобства.
Джейсон шумно вздохнул:
– Ты действительно такая тупая, или нарочно меня злишь?
– Чего?
Он мотнул головой:
– Анита, я пытаюсь тебе втолковать одно: у Натэниела нет чувства, что его используют. Он чувствует, что он приносит пользу – прости за каламбур. Ему не нужна девушка – он считает, что она у него уже есть. Он не хочет ни с кем встречаться, потому что он уже с кем-то вместе живет. Он не хочет искать себе дом, потому что дом у него уже есть. Мика это знает, Натэниел это знает, и только один человек не знает – и это ты.
– Джейсон...
Он поднял руку, показывая, что не договорил.
– Анита, есть двое мужчин, живущих в твоем доме. Оба тебя любят. Оба тебя хотят. Оба поддерживают тебя в работе. Они вместе – как твоя жена. Многие готовы были бы пойти на убийство ради того, что у тебя есть. А ты это просто выбрасываешь.
Я таращилась молча, потому что слов у меня не было.
– Единственное, что мешает этому домашнему уюту быть полным – это неудовлетворенные потребности Натэниела. – Он шагнул ко мне, нагнулся, но настолько серьезно было его лицо, что мне даже в голову не пришла мысль, будто он меня сейчас поцелует, и он не собирался этого делать. – Ты поставила дело так, что в этом семейном трио штаны носишь ты, и все хорошо, потому что Мику и Натэниела это устраивает. Но в ношении штанов есть свои минусы, Анита – ты же и принимаешь решения. Ты сейчас работаешь, как никогда. Ты счастливая и довольная, какой я тебя никогда не видел. Насчет Мики – его я не так хорошо знаю, но Натэниел тоже никогда не был так счастлив, как сейчас. Все работают, Анита, все делают свою работу. Все, кроме...
– Кроме меня.
– Кроме тебя.
– Знаешь, Джейсон, я не могу сказать, что ты ошибаешься. Но прямо сейчас я ненавижу тебя за то, что ты прав.
– Ненавидь, если хочешь, но я не могу смотреть, как человек выбрасывает на помойку все, к чему рвется его сердце.
– Мое сердце к этому не рвется.
– Может быть, но это то, что тебе нужно. Тебе нужна хорошая жена в стиле пятидесятых годов.
– А кому нет? – спросила я.
Он улыбнулся:
– Есть такие, которые хотели бы быть такой женой. А я просто не могу найти женщину, которая была бы достаточно мужчиной, чтобы держать меня в том стиле, к которому я еще не привык.
Я не могла не улыбнуться. Черт его побери, Джейсона.
– Ты знаешь, ты один мог бы нагрузить меня всем этим и не разозлить на всю жизнь. Как тебе это удается?
Он чмокнул меня в губы, почти по-братски.
– Этого я не знаю. Но за тайну этого рецепта Жан-Клод заплатил бы целое состояние.
– Может быть, не только он.
– Может быть. – Он отступил, улыбаясь, но глаза его вновь стали серьезными. – Анита, прошу тебя, езжай домой и не выпендривайся. Просто будь счастлива и дай всем быть счастливыми. Неужто это так трудно?
Когда Джейсон это говорит, оно кажется совсем не трудным. И очень даже разумным, но откуда же у меня ощущение, что это будет ого как трудно? Просто отпустить вожжи и перестать всех дергать. Просто отпустить вожжи и радоваться тому, что есть. Просто отпустить вожжи и быть счастливой. Так просто, так сложно... так страшно?
Глава десятая
Когда Джейсон вел меня обратно к джипу, чья-то машина взвизгнула колесами по асфальту. Я только мельком видела ее, пока она не вылетела на улицу, но узнала. Очевидно, Ронни везла их обоих домой, но ссора не окончена. Ладно, не мои проблемы. Видит Бог, мне хватит личных проблем и без того, чтобы встревать в чужие. Конечно, бывает, что не хочешь во что-то лезть, а приходится.
– Меня домой не подвезут?
Спрашивал Луис Фейн, д-р Луис Фейн, хотя докторская у него не по человеческой биологии, а по биологии летучих мышей. Он исследовал адаптацию малой бурой ночницы к жилищам человека. Вышло так, что исследование летучих мышей, уже другого вида, привело его в пещеру, где на него напала крыса-оборотень. Вот так он и стал покрываться мехом раз в месяц.
– Легко! – ответили мы с Джейсоном в унисон.
Луи улыбнулся:
– Вообще-то мне одной машины хватит, но спасибо обоим.
Глаза его, по-настоящему черные, а не темно-темно-карие, как у меня, не соответствовали улыбке. Они все еще были злыми.
– Он живет по дороге к «Цирку», – напомнил Джейсон.
– Ладно, – кивнула я. Посмотрела на Луи и хотела спросить, о чем они спорили, и не захотела спрашивать. В порядке компромисса я задала вопрос: – Все у вас нормально?
Он покачал головой.
– Ронни тебе завтра, наверное, позвонит и расскажет. Я думаю, ты вполне можешь знать заранее, может, что-нибудь ей втолкуешь.
Я слегка пожала плечами.
– Не знаю. Ронни бывает здорово упряма.
Джейсон заржал:
– Прикольно слышать, как ты кого-то обвиняешь в упрямстве!
Я мрачно на него глянула и спросила Луи:
– Ты точно хочешь ехать домой с этим комиком, а не с нами?
Он покачал головой:
– Джейсону по дороге.
Он так и не сказал мне, о чем был спор. Напомнить или ну его?
– Вы хотите без меня поговорить? – спросил Джейсон.
– Если ты не против, – вздохнул Луи.
– Ладно, попрощаюсь с Микой и Натэниелом и буду ждать возле своей машины.
Он помахал мне рукой и отошел.
Второй – нет, третий раз за сегодняшний вечер я стояла в прохладной тени в задушевной беседе уже с третьим мужчиной. Который не был даже моим любовником, постоянным или случайным.
– Что случилось, Луи?
– Я сегодня предложил Ронни выйти за меня замуж.
Многого я могла ожидать, но к этому была не готова абсолютно. У меня отвисла челюсть. Когда я смогла захлопнуть пасть и притвориться, что ко мне вернулся разум, я спросила:
– Чего ж тогда вы поссорились?
– Она отказалась.
Это он сказал, не глядя на меня. Уставился в пространство, сунув руки в карманы брюк, что безнадежно портило линию костюма, но руки надо было куда-то девать.
– Она отказалась, – повторила я, будто не расслышала.
Он посмотрел на меня:
– Ты удивлена?
– Ну, вообще-то я помнила, что у вас все хорошо.
Честно говоря, последний разговор, когда Ронни мне что-то рассказывала, состоял в основном из хихиканья, поскольку посвящен был сексу. Мы все друг другу выкладывали, как умеют только женщины, и выяснилось, что у нее с Луи секс не хуже, чем у меня с Микой. То есть чертовски хорош. Ронни по ошибке решила, что раз я с Микой, значит, я бросила Жан-Клода. Когда она выяснила, что одно из другого не следует, то отнеслась к этому без восторга. Она никак не могла примириться, что я встречаюсь с нежитью. Разборчивая она, Ронни. Но шуточки шуточками, а ее неприязнь к Жан-Клоду осталась неколебимой. И с тех пор мы не очень много общались.
– Все действительно чудесно, Анита. Вот почему это так... – он поискал слово, остановился на таком: – обидно!
– Так я не поняла, действительно вам было хорошо?
– Я тоже так думал – может быть, ошибался? Да нет, черт возьми, не мог я так ошибиться. Лучшие два года моей жизни. Не было лучшего начала дня, чем проснуться с нею рядом. И я хочу, чтобы каждый день так начинался. Что ж тут плохого?
– Ничего, Луи.
– Тогда зачем же так ругаться, как я от нее еще никогда не слышал за эти два года?
Темные глаза смотрели требовательно, будто я знаю ответ, просто ему не говорю.
– Я утром позвоню Ронни, если она мне раньше не позвонит. И поговорю с ней.
– Она сказала, что ни за кого не хочет замуж. Сказала, что если бы за кого-нибудь вышла, то это был бы я, но не хочет выходить. Не хочет.
Такое страдание слышалось в его голосе, что больно было ушам.
– Я тебе сочувствую. – Чуть было не взяла его за руку, но решила, что не надо, и сказала: – Может, вы просто могли бы жить вместе?
– Это я тоже предложил. Предложил жить вместе, пока она не станет готова на большее.
Он снова уставился в темноту, будто не хотел, чтобы я видела его глаза.
– И на это она тоже сказала «нет»?
– Она не хочет лишиться независимости. Независимость – это одна из черт, за которые я ее особенно люблю.
– Я знаю, – сказала я с сочувствием, поскольку ничего другого предложить не могла.
Он посмотрел на меня:
– Знаешь – значит, сможешь ей сказать?
– Я все сделаю, чтобы убедить ее, что ты не собираешься подрезать ей крылья.
– В этом дело? Она просто боится, что я посягну на ее свободу?
– Я не знаю, Луи. Честно говоря, спроси ты меня раньше, я бы сказала, что она скажет «да».
– Ну уж.
Он пристально посмотрел на меня. Посмотрел так, будто хотел в моих глазах прочесть секреты мироздания. Я уж предпочла бы, чтобы он пялился в темноту, чем искал ответов у меня на лице. Не знаю, что могла бы подсказать ему темнота, но я – точно ничего.
– Да, Луи, так бы я и сказала. В последний раз, когда я ее видела, она была счастлива, как никогда.
– Так я не обманывал себя? – спросил он, все еще глядя на меня этим незащищенным, вопрошающим взглядом.
– Нет, Луи, не обманывал.
– Так в чем же дело? В чем?
Я пожала плечами, но что-то надо было и сказать, потому что Луи не сводил с меня глаз.
– Я не знаю. Извини.
Очень это казалось недостаточно – «извини», – но ничего другого я не могла дать.
Он кивнул, несколько поспешно, отвернулся и снова уставился в темноту. Я знала, что он не видит сейчас церковного двора, заборчика. Он просто смотрит в темноту, чтобы какое-то время не видеть ничьих взглядов, но как-то меня это нервировало. Не по себе было от понимания, что его чувства так сильны, что надо их прятать, чтобы я не видела. Напомнило мне, как Дольф отвернулся на осмотре места преступления. В общем, скрывали они одно и то же – страдание.
Луи снова повернулся ко мне. В глазах его была боль, и мне труда стоило не отвернуться самой. У меня есть правило: когда кого-то что-то мучает, самое меньшее, что я могу сделать – не отвернуться.
– Кажется, твой любимый сюда идет.
Я оглянулась – Мика шел к нам. В обычной ситуации он бы не стал прерывать, но сегодня время поджимало. Время и ardeur никого не ждут. Я бы попыталась объяснить это Луи, но не была уверена, знает ли он про ardeur, а я очень не люблю объяснять, что это такое. Слишком остается впечатление... странное, как минимум.
– Вы давно живете вместе с Микой? – спросил он.
– Месяца четыре.
– Вы с Ронни не очень общались с тех пор, как он к тебе переехал?
Я прикинула.
– Да, похоже. Ей не нравится, что я продолжаю встречаться с Жан-Клодом.
Луи смотрел в сторону идущего к нам Мики, и взгляд его был задумчив.
– Может, не в этом дело.
– А в чем?
– В том, что с тобой кто-то живет. Может, это ей и не по нраву.
– Она сказала, что все дело в моем романе с вампом.
– Ронни много чего говорит, – сказал он уже мягче, не так сердито, скорее озадаченно. Потом встряхнулся, как вылезшая из воды собака, и сумел улыбнуться. Глаза остались грустными, но все равно уже лучше. – Может быть, ей трудно видеть, как ты себя кому-то посвящаешь настолько сильно.
Я пожала плечами, потому что не думала, что дело в этом, но и разуверять его не стала.
– Не знаю.
Он снова улыбнулся, и темные глаза были как переполненные озера безнадежности.
– Едешь домой, Анита, и радуешься этому.
Я успела увидеть блеснувшие в его глазах слезы.
Что мне было делать? Обнять его? Будь он моей подругой, я бы так и сделала, но ведь он был мужчина, а мне хватило уже на сегодня осложнений. И я поступила как свой парень – неуклюже похлопала его по спине. Перешла бы я после этого к настоящему объятию – не знаю, потому что сзади подошел Мика.
– Извините, что помешал, но мы уже почти час стоим на парковке.
Очень деликатный был способ мне напомнить, что меньше часа отделяет нас от мига, когда ardeur вырвется на поверхность.
– Пошли, Луи, проводим тебя до машины Джейсона.
Он кивнул, будто не доверял собственному голосу, и очень старался не проходить под фонарями парковки. Мика притворился, что вообще ничего исключительного не происходит. Я притворилась, что не видела слез. Просто вела его под руку туда, где стоял рядом со своей машиной Джейсон.
Джейсон открыл пассажирскую дверь и вопросительно глянул на меня через плечо Луи.
Я стала было трясти головой, но тут Луи меня обнял. Внезапно, резко, так что у меня дыхание захватило. Я подумала, что он хочет что-то сказать, но нет. Он просто обнял меня, и я обхватила его руками, поддержала, потому что не могла этого не сделать. Когда я уже вроде бы нашла какие-то слова, он отступил на шаг. Он плакал, пока меня держал, но я не услышала ни единого звука – только крепость его рук и беззвучные слезы.
Он моргнул и странно улыбнулся Мике, почти что всхлипнул:
– Как ты уговорил ее к тебе переехать?
– Я к ней переехал, – ответил он спокойным, ровным голосом, каким говорят с испуганным ребенком или слишком эмоциональным взрослым. Однажды я у него слышала такой голос, и обращен он был ко мне. – И это она меня попросила.
– Счастливец, – сказал Луи, и вложил в это слово многое.
– Я знаю.
Мика обнял меня за плечи и чуть отодвинул меня, освобождая Луи место, чтобы он мог сесть в машину.
Луи снова кивнул, слишком быстро.
– Счастливец.
Он сел в машину, и Джейсон закрыл за ним дверцу. Потом наклонился ко мне и спросил:
– Что случилось?
Не моя тайна, но нехорошо было отправлять Луи с Джейсоном, Джейсона не предупредив.
– Это его тайна, не моя, ты уж извини. Скажем, у него был трудный вечер.
Луи постучал в окно, и мы с Джейсоном оба вздрогнули. Мика либо видел движение, либо у него нервы получше наших. Джейсон отодвинулся, давая Луи открыть дверь.
– Ребята, не трудитесь шептаться так близко к машине. Мне все слышно.
– Извини.
– Не за что, он же видел ссору. Ты ему расскажи, тогда мне не придется.
И Луи снова закрыл дверь, положил голову на подголовник, и у него из глаз покатились безмолвные слезы.
Мы отвернулись, будто стыдно было смотреть. Кажется, мы не так бы смутились, будь он голым.
– В чем дело? – спросил Джейсон.
– Он сделал Ронни предложение, и она отказалась.
У Джейсона отвисла челюсть, как у меня до того.
– Ты шутишь!
– К сожалению, нет.
– Но это же такая счастливая пара, каких я в жизни не видел!
Я пожала плечами:
– Я могу только сообщить, но не объяснить.
– Черт побери, – сказал Джейсон. Обернулся к машине, к Луи. – Я его отвезу домой.
– Спасибо.
Джейсон улыбнулся тенью своей обычной улыбки.