Джейсон, pomme de sang Жан‑Клода, был очень хорош во всех смыслах, но кормить каждый день и меня, и Жан‑Клода он не мог. Кто‑то один был мне нужен на эту должность, или даже двое, пока я не научусь лучше управлять ardeur'ом.
Грэхем был одним из тех, кого Жан‑Клод мне порекомендовал вызвать на «интервью» как кандидата в pomme de sang. Жан‑Клод считал, что если бы эти «интервью» я проводила чуть более интимно, сейчас у меня уже был бы новый pomme de sang. И называл меня упрямой. Ашер называл меня глупой – за отказ воспользоваться такой возможностью. Может, это и было глупо. Я не сказала Ронни, что все мужчины моей жизни составили для меня шорт‑лист других мужчин как кандидатов на испытание – она бы еще больше разозлилась, потому что если бы Луи ей сделал такое щедрое предложение, она бы на седьмом небе была от счастья. Но я – не Ронни, и то, что обрадовало бы ее, меня сильно смущало.
Из всех мужчин, которые приходили в мою постель просто спать и обниматься, Грэхем был самый настойчивый. Он ясно дал понять, что хочет большего, чем я собираюсь дать. Конечно, не будь я такой упрямой, он бы тоже сейчас участвовал в конкурсе возможных папочек… от этой мысли я вся похолодела. Вот еще довод в пользу того, чтобы не трахаться со всеми, с кем в одной койке оказываешься.
– Лупа, я молю о прощении. – Лицо его все еще было перепуганным от моего упоминания о Больверке, но слова – слова не были словами мольбы. На самом‑то деле. У волков молить о прощении можно единственным образом – куда более близким и интимным, чем мне хотелось бы от Грэхема, но если бы я запретила такой жест, между нами возникла бы трещина, которая могла бы расти и в результате повредить стае Ричарда. Вот, блин.
|
|
– Молишь? Тогда моли, Грэхем.
В моих словах не звучала неловкость – звучала злость. Злость – это мой вечный щит. Я пытаюсь научиться прятаться за чем‑нибудь другим, но злость все равно остается моим щитом испытанным и верным, и сейчас она тоже помогла.
Он встал, возвышаясь надо мной. Такой широкоплечий, мускулистый, большой – а на лице страх. Наконец‑то он поверил, что я могу сделать ему больно, если он меня из себя выведет. И что у меня будет право делать ему больно. Надо сказать, видеть страх на его лице не было неприятно – он сам на это напросился. Мы хотели по‑хорошему – Мика, Натэниел и я, но некоторые просто не понимают хорошего обращения. Что ж, на такой случай всегда найдутся альтернативы.
Он мог воспользоваться жестом подчинения, когда берут в объятия, но предпочел сделать это так, как мне было когда‑то показано: легко коснулся моего лица пальцами – так, чтобы удержать равновесие. Будь мы на публике, он бы очень‑очень бережно прикоснулся губами к моим губам, но мы не были на публике, а значит, будет нечто более интересное.
Он наклонился надо мной, и эта прелюдия была слишком для меня похожа на поцелуй.
У меня возникло желание отстраниться, но я для Грэхема была доминатом. Доминант не шарахается от подчиненного, насколько бы больше тот ни был. Речь не идет о величине или физической силе, речь о том, кто круче, а Грэхем при всех своих размерах не был в этом коллективе самым крутым. Даже и близко не был.
Он нагибался, нагибался, его рот повис над моим, я уже чувствовала его теплое дыхание на губах. Наверное, даже в последнюю секунду он еще думал насчет украсть поцелуй, которого я ему не давала, но понимал, что делать этого не стоит. И сделал он то, что ему полагалось делать, хотя, если честно, поцелуй бы меня смутил меньше… по крайней мере, в некоторых отношениях.
|
|
Ему полагалось лизнуть меня в нижнюю губу – аналог жеста, который подчиненный волк демонстрирует доминанту. Этот жест имитирует пищевое поведение щенят. Но что там ни говори, а это не отменяет факта, что его пальцы нежно касались моих щек и дыхание грело мне губы. Кончик языка коснулся моей губы и скользнул по ней – мокрый, скользкий, чувственный, влажнее, чем был бы первый настоящий поцелуй. Влажный, как будто я выпила вина и размазала немного по нижней губе. Как раз настолько, чтобы я вынуждена была облизнуть губу, повторив его жест. Будто пила прикосновение его рта.
Он вздрогнул, и дыхание его задрожало в воздухе.
– Это было хорошо.
– Для тебя это должно было быть просьбой о прощении, обращенной к лупе твоей стаи.
Но мой голос слегка дрожал, и близко не было в нем нужной твердости.
У него на лице мелькнула улыбка – разрушающая имидж крутого до кончиков ногтей парня и возвращающая Грэхему его возраст. Ему еще только будет двадцать пять.
– Я действительно прошу прощения, но все равно это больше, чем ты мне когда‑либо позволяла.
Я покачала головой и прошла мимо него, Мика и Натэниел за мной. Натэниел нес сумку, где среди прочего был и тест на беременность. Когда он вышел из аптеки, я поняла, почему я откладывала покупку – от нее вся проблема становилась более реальной. Глупо, но правда.
|
|
– Ты спал со мной в одной постели, Грэхем, – бросила я через плечо, направляясь к большой двери в подземелье.
– Спать – это не то, чего бы мне хотелось, – ответил он.
Я остановилась перед дверью, повернулась и просто посмотрела на него. Мои мужчины разошлись на шаг в стороны, чтобы ему было виднее.
Грэхем глядел на меня, глаза его всматривались в меня из‑под слишком длинной челки. Как зверь, затаившийся в траве. Верхний слой челки не был так длинен, когда мы впервые встретились.
– Грэхем, сегодня мне эта твоя ерунда не нужна никак.
– Отчего ты всегда на меня злишься?
– Не всегда, Грэхем.
– Если ты на меня не злишься, отчего ты так меня невзлюбила?
– Я не невзлюбила тебя, Грэхем, просто не хочу тебе давать. И имею право не хотеть, даже если тебе хочется трахнуть меня.
– Так не надо мне давать, просто накорми от меня ardeur. Так, как ты месяцами кормила его от Натэниела, без акта.
Я покачала головой:
– Подвергать страсти ardeur'а кого‑то, кого я не хочу держать при себе, я не стану. Это жестоко.
– Ardeur – это самое сильное оргиастическое переживание, которое любая из линий вампиров может дать смертному. – Лицо Грэхема было полно такого желания, руки его протянулись в воздух, будто могли оттуда извлечь ardeur и прижать к себе. – Я только хотел знать, каково это. Настоящее, а не жалкие обрывки, которые достались мне случайно. Чем это плохо, Анита? Почему нельзя такого хотеть?
– Она боится, что ты на это подсядешь, – сказал Мика тихо.
Грэхем потряс головой:
– Я никогда в жизни ни на что не подсаживался.
– Везет тебе, – сказал Натэниел.
– Пожалуйста, Анита, не корми ardeur на чужих. Не надо звать чужих, когда есть прямо здесь люди, готовые почти на все, чтобы напитать твою нужду.
Я застонала – скорее это был вопль досады, – пошла к двери, открыла ее, и мы пошли вниз по каменным ступеням вниз, вниз, туда, где был истинный дом Мастера города.
Ступени были слишком широки, слишком… не найти слова, что слишком, будто их вырезали не для тех, кто ходит на двух ногах. Идти по ним было всегда неудобно, почему я еще и не переобула кроссовки. Мика все равно взял меня за руку, и я не возразила. Если Грэхему покажется, что мне нужна помощь при спуске по лестнице, так пусть идет в… то есть не идет. Сегодня мне нужно успокаивающее прикосновение.
Натэниел остался с другой стороны от меня, но за правую руку не пытался меня взять: эта рука мне нужна свободной для пистолета или ножа. Да, эти вампиры считаются друзьями Жан‑Клода, но они не мои друзья. Пока что.
Мы вышли на площадку перед самым поворотом лестницы. Поворот здесь слепой, но если упрешься в дальнюю стену, слепота продлится недолго.
– Подождите! – сказал позади Грэхем. – Подождите, пожалуйста! Я должен идти первым.
Мы обернулись. Он шел за нами, на несколько ступеней выше и улыбался почти нервозной улыбкой.
– Я же телохранитель.
Я оглядела его с ног до головы и спросила:
– У тебя с собой?
Он вздохнул:
– Нет. Ричард говорит, что мы достаточно опасны и без оружия.
Я покачала головой:
– Не тогда, когда оно есть у всех остальных, Грэхем. Серебряные пули не подпустят тебя настолько близко.
Он пожал массивными плечами:
– Ричард – Ульфрик. Если хочешь изменить правила, говори с ним. А я только делаю, что мне сказано.
Я вздохнула. Ричарда я люблю, люблю по‑настоящему, но у нас с ним есть серьезные расхождения по некоторым вопросам.
Грэхем протиснулся мимо нас бочком, но остановился на ступеньку ниже площадки, не слишком радостно глянув вверх:
– Я надеялся, Жан‑Клод сейчас уже будет с нами.
Я посмотрела на него недоуменно:
– В смысле – будет с нами? Жан‑Клод ведь ждет нас с гостями внизу?
Он покачал головой:
– Там у нас происшествие наверху.
– Цирком управляет Ашер, и он наверняка может заняться любым происшествием.
Грэхем облизнул губы.
– Я не знаю подробностей, потому что меня оставили внизу ждать вас, но там Менг Дье выкинула какой‑то номер. Да такой, что Ашеру пришлось позвать на помощь Жан‑Клода.
Менг Дье – китайская миниатюрная куколка. С виду. Но она, как и я, своей упаковке не соответствует. В Сан‑Франциско она была правой рукой мастера, пока Жан‑Клод не позвал всех сотворенных им вампиров укрепить его оборону. Мастер Менг Дье был рад ее отпустить, поскольку считанные ночи отделяли его от дворцового переворота, в результате которого он стал бы мертвым, а Менг Дье – главной. Он даже отказался принять ее обратно, хотя Жан‑Клод и предлагал.
Менг Дье хотела быть правой рукой Жан‑Клода, но место было занято Ашером. Потом был хороший приток вампиров из Лондона – тамошний мастер сошел с ума, и его пришлось убить. Так что Менг Дье вдруг оказалась просто мастером в поцелуе вампиров, где этих мастеров было пруд пруди. Ей бы хватило силы стать третьей или даже второй, но при ее темпераменте не стоило так приближать ее к трону. Слишком опасна, слишком властолюбива.
– Какого черта она сейчас сделала? – спросила я.
– Не знаю, – пожал плечами Грэхем.
– Я думал, ты был у нее почти pomme de sang, – сказал Натэниел.
– Был.
– Кажется, ты за нее не очень волнуешься?
Он снова шевельнул массивными плечами.
– Она все обещает сделать меня или Клея своим pomme de sang, но очень не торопится с решением. И она продолжала трахаться с Реквиемом, пока он не начал ей отказывать.
– Реквием больше не делит ложе с Менг Дье?
– Нет.
Я нахмурилась:
– Он нашел себе новую подружку?
Грэхем снова нервно облизнул губы:
– Вроде того.
– Грэхем, я знаю эту твою физиономию – «я еще кое‑что знаю, но не хочу говорить». Выкладывай все, и сразу.
Он снова вздохнул:
– Черт побери, раз ты не моя подружка, как это ты так легко меня читаешь?
Моя очередь была пожать плечами:
– Рассказывай давай.
– Реквием решил, что ты его отвергла в качестве pomme de sang потому, что он трахается с Менг Дье. Он сказал, что ты не та женщина, которая готова делиться своими мужчинами.
Я уж не знала, вопить, ругаться или хохотать.
– Менг Дье он это говорил? – спросила я.
– Не знаю. Мне сказал. И Клею.
– А ты говорил Менг Дье?
Он покачал головой:
– Не такой я дурак. Она плохие вести принимает куда хуже, чем ты.
– А Клей тоже не такой дурак?
– Ей сказал Реквием, – тихо вставил Мика.
Все оглянулись на него:
– Ты знал?
Он покачал головой:
– Он бы обязательно так поступил. Не чтобы создать проблему, а из честности.
Я подумала и согласилась:
– Черт, так бы он и сделал. Интересно, он ей сказал недавно?
– Ты ей тоже отказал? – спросил Натэниел у Грэхема.
Он снова мимолетно улыбнулся.
– Нет. Пусть у нее нет ardeur'а, но все равно секс восхитителен. Мне приходилось с вампирами спать, но не линии Белль Морт. Если Менг Дье – это образчик, что они могут в постели, то цель моей жизни – стать pomme de sang у кого‑нибудь из них.
– Я думал, ты хотел быть pomme de sang у Аниты, – сказал Натэниел.
Грэхем спохватился, как человек, который сказал больше, чем хотел.
– Если бы Анита утолила от меня ardeur, хоть один раз, может, я бы никогда не глянул на другую женщину, но до тех пор…
Он не договорил, но стало ясно, почему Грэхем не так сильно за меня конкурирует. Ему нужна была не я, а мой ardeur. Если бы какая‑нибудь вампирша из Лондона несла в себе ardeur, он бы гонялся за ней, а не за мной – или и за ней, и за мной. Не слишком лестный факт – для него. Или для меня.
– А до тех пор ты не хочешь закрывать себе никакие возможности, – сказала я.
Он пожал плечами:
– Я все свои возможности отдал ради Менг Дье, а она держала на поводке еще Клея и Реквиема. Я делил ее с Клеем, чего никогда раньше не было. – На миг его лицо стало печальным, но тут же это прошло. Непонятно, то ли не слишком он и грустил, то ли отогнал эту грусть усилием воли. – Анита ради меня никого из своих ребят не прогонит. Так чего же мне отказаться от всего и всех ради всего лишь шанса оказаться в ее постели? Шанса, даже не уверенности.
– Я не просила Реквиема жертвовать ради меня своим либидо.
– Ты никогда никого не просишь ни от кого отказываться ради тебя, – ответил Грэхем, – но кто этого не сделает, с тем ты не спишь.
А вот это было несколько ближе к правде, чем мне приятно было слышать. Да, я не просила Реквиема порвать с Менг Дье, но то, что он ее трахает, было пунктом против него. Почему? Во‑первых, потому что она мне просто не нравится. Во‑вторых, потому что Грэхем прав: я своими мужчинами не делюсь. С другими женщинами – во всяком случае. И то, что я от них ожидаю, чтобы они согласились делить меня с примерно полудюжиной других мужчин, это… ну, несправедливо. То есть никак не справедливо.
Глава четвертая
Лестница кончилась в небольшой комнатке с дверью в противоположной стене. Тяжелое дерево и металл этой двери наводили на мысль о подземной тюрьме, а перед дверью стоял Клей – вервольф и телохранитель. К нам он подошел поспешно, что было нехорошо. И выражение его лица ни о чем хорошем не говорило – он был встревожен.
А вот у Грэхема вид был полностью деловой – просто идеал телохранителя. Когда он сосредоточивался на деле, а не на мысли залезть мне в трусы, он был одним из лучших волков в охране.
– В чем дело? – спросил он.
Клей покачал головой:
– Жан‑Клода с вами нет?
Он спросил таким тоном, будто знал ответ.
– Нет, – ответил Грэхем.
– В чем дело? – спросила я. Может, если повторить вопрос достаточно много раз, он на него ответит.
– Ни в чем. – Он посмотрел на меня и улыбнулся извиняющейся улыбкой. – Ни в чем, кроме того, что у нас там полная комната гостей и никого нет из хозяев. Только я и еще четыре телохранителя. Нам даже не разрешено предложить гостям выпить в отсутствие кого‑либо из доминантов.
– Ты волнуешься, потому что выходит, будто мы – плохие хозяева? – спросил Мика.
Снова та же извиняющаяся улыбка. Клей кивнул:
– Да, похоже, что так.
Клей был ростом с Грэхема, только волосы у него были светлые, волнистые и растрепанные. Грэхем за своим внешним видом следил, тратя на это время, а Клею было наплевать. Неряхой он не был, просто ходил как ему удобнее. Одет он был в тот же костюм – черное на черном, но к брюкам надел черные кроссовки, а не туфли. Выглядел он хорошо, но явно ему было неуютно без привычных джинсов. Я его понимала.
– Глупо, – сказал он, – но действительно, вечер начинается неудачно. В смысле, что Жан‑Клод получает сообщение и должен бежать. Мастера городов – они пока нормально себя ведут, но две женщины начинают обмениваться колкостями. Телохранители – или еда, или кто они вообще, – стоят рядом, и вид у них мрачный, или соблазнительно‑надутый. Такое ощущение, что дело может пойти плохо, если никого не найдем, кто поможет сохранить мир.
Последнее я восприняла серьезно. Клей работал охранником в «Запретном плоде», и умел высмотреть любую заварушку раньше, чем она начиналась. Бесценное для клуба качество.
– Что все‑таки сделала Менг Дье, что Ашер именно сегодня послал за Жан‑Клодом? – спросила я.
Он вздохнул:
– Точно не знаю, но что‑то очень неприятное, иначе бы Ашер не стал вызывать Жан‑Клода из общества других Мастеров.
Я могла бы открыть свои метки и узнать, что сейчас делает Жан‑Клод, но он меня предупредил, что при новых вампирах в городе делать этого не надо. Во‑первых, мы пытались скрыть кое‑какие из моих сил, во‑вторых, Жан‑Клод не был на сто процентов уверен, что никто из других мастеров городов не сможет услышать такое наше общение. «Такой вид общения», – сказал он. Так что, кроме чрезвычайных ситуаций, прямое общение разума с разумом применять не стоит, пока они в городе.
Помощь моя ему нужна? Нет. Против Менг Дье – нет. Она злобная и сильная, но не настолько сильная. Кроме того, я верила в ее разум: она не устроит такого безобразия, что наказанием за него может быть только смерть. Как у большинства старых вампиров, в глубине души у нее главный приоритет – выжить.
Мика смотрел на меня, будто следя за моими рассуждениями. А вслух он сказал:
– Жан‑Клод и Ашер смогут справиться.
– Ты мои мысли читаешь? – спросила я.
Он улыбнулся – улыбка у него чарующая.
– Я читаю твое лицо.
– Только этого не хватало.
Он приподнял брови и пожал плечами – дескать, извини.
Натэниел спросил:
– А как это вы оба до сих пор хотите стать pomme de sang у Менг Дье? Она ненадежна.
Грэхем рассмеялся – резкий, громкий звук, почти пугающий.
– Ненадежна! Я не потому хочу быть ее pomme de sang, что она надежна. Я хочу им быть, потому что с ней мы изумительно трахаемся.
Клей пожал плечами:
– Я ее люблю. По крайней мере, думал, что люблю.
– Как‑то неуверенно говоришь, – сказал Натэниел.
– Жан‑Клод заставил нас обоих пару раз спать в одной постели с Анитой и с тобой. Менг Дье расстроилась, но не особенно. Думаю, потому, что знала: мы вернемся. Знала, что она мне слишком дорога, чтобы меня сманили. Потом Реквием ей отказал, решив, что из‑за нее Анита не выберет его своим следующим pomme de sang. – На лице Клея отразилось что‑то похожее на страдание. – И она сорвалась с цепи. Жан‑Клод выдрал нас из ее кровати, заставил спать с тобой, и она по этому поводу не парится. А потеря Реквиема задела ее сильнее, чем потеря нас двоих.
Я смотрела на выражение его светлых глаз – он был задет. Действительно она ему очень не безразлична. Черт бы побрал.
– Некоторые женщины, особенно линии Белль Морт, очень, очень остро воспринимают отказы. У вас не было выбора – Жан‑Клод сказал лезть в койку, и вы послушались. Реквием оставил ее по собственной воле. А это некоторых женщин – и мужчин – задевает глубоко.
Клей поднял на меня недоумевающие, полные страдания глаза:
– Ты хочешь сказать, это ранит ее гордость?
Я кивнула:
– Верь мне, ее у многих мастеров вампиров куда больше средней нормы.
Он покачал головой:
– Я знаю, ты хочешь меня утешить, Анита, но только что ты сказала, что ее задетая гордость значит для нее куда больше, чем все ее чувства ко мне. Спасибо тебе за попытку.
– Жалко провалившуюся, – закончила я.
Он дотронулся до меня, добровольно – редкость для Клея последнее время. Сжал мне плечо, очень по‑мужски.
– Ага, насчет утешения у тебя всегда хреново выходит, но все равно спасибо.
Он никогда особенно не распускал руки, но после того, как мы спали вместе и он ощутил разгорающийся в постели ardeur, Клей дотрагивался до меня только если это было абсолютно необходимо. Думаю, он боялся. Намеки на ardeur заставили Грэхема гоняться за мной сильнее, и те же намеки Клея отпугнули. Что одному небеса, другому ад.
– Мы должны представиться нашим гостям, – сказал Мика, – а тебе нужно переобуться.
Я вздохнула.
– Итак, на этой вечеринке мы предоставлены сами себе.
Встав на колени – осторожно, чтобы не порвать чулки на каменном полу, я сняла кроссовки.
– Боюсь, что так, – подтвердил Клей.
– Отлично, лучше не придумаешь.
Я встала и позволила Натэниелу надеть на меня первую туфлю, потом Мика меня поддерживал, пока Натэниел надевал вторую. Четыре дюйма каблуки – что я вообще себе думала? Беседу за коктейлем я никогда не вела, но сейчас это не проблема – надо будет, поддержу салонную болтовню. Проблема в том, что эти два мастера в соседней комнате привезли с собой кандидатов в pomme de sang для меня.
Черт побери, это моя была ошибка. Из местных талантов я не выбрала никого. И я также выразила озабоченность по поводу приглашения такого количества мастеров городов на нашу территорию. Ну не считала я это безопасным. Поэтому у Элинор, одной из наших новых вампирш из Британии, возникла идея. Чудесная жуткая идея. Раз уж мастера городов прибывают из всех углов США, почему нам не устроить нечто вроде конкурса? Пусть мастера привезут с собой кандидатов на должность моего pomme de sang.
Я сказала «нет». На самом деле я высказалась куда энергичнее, но Жан‑Клод напомнил, что я могу просто их всех отвергнуть. Шансы, что мне кто‑нибудь понравится настолько, чтобы его оставить, были очень маленькие. Что ж, это было разумно. И Элинор была права: это был способ заставить мастеров вести себя прилично, пока они у нас в гостях. В смысле, если ты в гостях у возможных свояков, то последишь за своими манерами. С этими разумными доводами я спорить не могла, но ощущение у меня было – как у куска призовой говядины. Или призовой телки?
А почему я такой уж драгоценный приз? Потому что я – слуга человек Жан‑Клода, а он – первый американский мастер, который стал sourdre de sang, источником крови. То есть он достиг такой силы, что стал основателем собственной линии. Редко, очень редко мастер вампиров достигал такого уровня, и в Америке это случилось впервые. То есть дело очень серьезное. Мы не оглашали этот факт, но Вампирский Высший Совет в Европе знал о нем, и явно не держал в строгом секрете. За последние недели нам было сделано много авансов с предложением дружбы. И многие, конечно, с нами стали считаться. Не то же самое, что дружба, но куда лучше альтернатив.
Но, когда я на это соглашалась, то совсем не думала, что мне придется знакомиться с ними без Жан‑Клода рядом. Блин.
Мика взял меня за руку.
– Все будет отлично.
Натэниел меня обнял:
– Мы тебе поможем быть очаровательной.
– Я не из Золушек, – буркнула я.
– Конечно, ты не Золушка, Анита. Ты принц. Прекрасный Принц.
Я уставилась в лавандовые глаза Натэниела, и тут впервые почувствовала, как холодная рука страха сжимает меня изнутри. Я – Прекрасный Принц? Нет, где‑то тут ошибка…
Хотя, думаю, если уж выбирать между женщиной, пытающейся поймать взгляд принца, и принцем, который не хочет, чтобы его поймали, то лучше быть принцем. По крайней мере, это я говорила себе, пока Клей вел нас в двери и сквозь драпри, заменявшие гостиной стены.
Мика и Натэниел взяли меня под руки с двух сторон, я не возражала. Да, я не смогу быстро выхватить оружие, но в гостиной меня ждала проблема того сорта, что не решается клинками и пистолетами. Проблема, сквозь которую нас могут провести только дипломатия, остроумная болтовня и хитрое кокетство. И без Жан‑Клода и Ашера мы в этом деле – как без рук.
Глава пятая
Гостиная была – сплошь золото, белизна и серебро, от штор и до дивана, двойного кресла и двух стульев, обрамляющих пустой белый прямоугольник камина. Пустым он казался без портрета Жан‑Клода, Ашера и Джулианны – их погибшей возлюбленной. Портрета, написанного почти за пятьсот лет до моего рождения. Да, стена казалась пустой, но не комната – она положительно тонула в вампирах и оборотнях. Ой, как мне не хотелось изображать хозяйку без Жан‑Клода! Ну уж никак не хотелось.
Войдя в комнату, я улыбнулась всем присутствующим, как научилась на работе улыбаться клиентам. Улыбка ясная и сияющая, и если очень напрячься, то и до глаз доходит. Я напряглась, но мои руки в буквальном смысле слова вцепились в Мику и Натэниела, как в две последних деревяшки в океане. Наконец‑то до меня дошло, что я боюсь. Чего боюсь? Вежливой болтовни, трепа за коктейлем? Уж точно нет. Понимаете, здесь никто не собирался меня убивать. Обычно, когда меня никто не пытался убить и мне никого убивать не приходилось, такой вечер считался удачным. Так отчего же нервы так разгулялись?
Мика уже представлял нас, пока я старалась справиться с этим внезапным приступом бешеной застенчивости. Очень это на меня не похоже. Я не люблю болтовню и вечеринки с незнакомыми, но застенчивость мне не свойственна.
Клей и Грэхем заняли свои места у нас за спиной. Были в зале и другие наши охранники, но в том, что меня пугало, они мне помочь не могли.
– Анита! – шепнул Мика, наклонившись ко мне.
Я зажмурилась ненадолго – признак, что я всерьез задумалась и стараюсь этого не показать. Нет, честно, чтобы это заметить, нужно знать заранее.
– Милости просим в Сент‑Луис, и я надеюсь, что с этого момента наше гостеприимство станет лучше, чем было до сих пор.
Что ж, уже не так плохо. Очко в мою пользу.
Один из вампиров, улыбаясь, вышел вперед. Он был моего примерно роста, но настолько широк в плечах, что это выглядело почти неестественно. Так выглядят в костюме приземистые бодибилдеры.
– Мы все здесь мастера городов, миз Блейк, и все знаем, что иногда бизнес важнее церемониальных тонкостей.
Он стоял передо мной, ожидая, – улыбчивый, приветливый. Настала моя очередь показать, что мы – не деревенские олухи. И церемониальные тонкости нам тоже известны.
Я освободилась от рук Мики и Натэниела и протянула руку вампиру:
– Милости просим, Огюстин, мастер города Чикаго.
Жан‑Клод описал мне всех, и потому я точно знала, с кем говорю.
Но это и все, что я знала точно.
Как правило, мастера вампиров стараются быть страшными, или загадочными, или сексуальными. А этот улыбнулся так, что даже клыки показались, и сказал:
– Огги. Друзья зовут меня Огги.
Волосы у него были светлые, коротко стриженые, но все же вились мелкими тщательно уложенными кудрями. Прическа не соответствовала костюму и манере.
Мою протянутую руку он взял осторожно, будто я была слишком хрупкой для прикосновения. Так многие слишком мускулистые мужчины делают. Обычно это меня достает, но сегодня вполне устроило.
Огги перевернул мою руку и начал подносить ее ко рту. Я ее не поднимала – это кончается тем, что случайно стукнешь собеседника по лицу. Руку, которую поднимают ко рту, надо держать пассивно: я натренировалась уже с Ашером и Жан‑Клодом. Огюстин был Мастером города, а я – всего лишь слугой‑человеком. Будь здесь Жан‑Клод, то запястье протягивал бы Огюстин, но официально я уступала ему по рангу, так что предлагать должна была я.
Он склонился над моей рукой, одновременно подняв на меня глаза – темно‑серые, почти черные. Но это были просто глаза, и я спокойно в них смотрела. Мало кто из мастеров привык, что люди на такое способны. У Огги глаза несколько расширились, и, наверное, моя улыбка из приветственной стала слегка самодовольной. То, что я безнаказанно могла смотреть ему в глаза, вызывало у меня приятное чувство. Я себя чувствовала как‑то больше собой.
Губы Огги изогнулись едва заметной, какой‑то тайной улыбкой – совсем не такой широкой, которой он меня приветствовал. Он приложил губы к моему запястью, туда, где кровь бежит под самой кожей. И как только он коснулся губами руки, поцеловал ее, искорка силы пробежала по моему телу, стянула все интимное внизу, стянула так быстро и так сильно, что у меня перехватило дыхание, и я пошатнулась.
Уловив движение позади меня, я тут же покачала головой:
– Нет‑нет, все в порядке.
Я почувствовала не глядя, как все, стоящие позади, отступили на шаг – глаза мои смотрели только на вампира, склонившегося над моей рукой. Я не отодвинулась, я смотрела ему в глаза, пока они не почернели, как небо перед грозой, перед тем, как оно рухнет и снесет все, чем ты владеешь. Но я была не просто слуга‑человек, черпающий всю свою силу из связи с Жан‑Клодом. Я к нему пришла уже с некоторым иммунитетом к взгляду вампира, и то, что я сделала дальше, было моей силой, моей магией. Некромантией.
Чуточку силы я пустила вниз по руке, по коже, как отталкивают кого‑то, кто вторгся в личное пространство. Я ему сказала – метафизически: отойди.
Он убрал руку, опустил этот непонятный серый взгляд и выдохнул с резким звуком.
– Приношу свои извинения, что моя небольшая демонстрация силы вызвала у вас дискомфорт, но я пытаюсь вести себя прилично, миз Блейк. Вынуждать меня к дальнейшему ее проявлению может быть неразумным.
Договорив, он поднял лицо, и оно не было уже юношески‑приятным или симпатичным в обычном смысле – оно было просто прекрасно. Костная структура намного тоньше, чем была минуту назад. Глаза – в обрамлении кружева темных ресниц. Если бы я последние несколько лет не смотрела в глаза Жан‑Клода, я бы сказала, что таких ресниц в жизни не видела у мужчины. И только цвет глаз остался прежним – необычайный темно‑серый, с оттенками черного.