В дверь постучали. Те из нас, у кого билось сердце, вздрогнули. Руки Ричарда упали прочь от нас обоих, и он обернулся к двери, все еще на коленях.
К телу Жан‑Клода возвратилось движение – как если бы человек сделал вдох.
– Да, – сказал он, и в голосе его слышалась нотка нетерпения.
Голос Клодии доложил:
– Это мастер города Кейп‑Код и его старший сын.
Мы с Жан‑Клодом переглянулись, а Ричард только нахмурился:
– Зачем он вернулся? – спросил он.
– Мы можем сами спросить, – ответил Жан‑Клод, и голос его был почти так же шелково‑безразличен, как обычно. Такой голос он использовал, когда что‑то скрывал, но пытался этого не показать. Сэмюэл узнает этот почти пустой голос. Скрытность – или страх, слабость. Так что Жан‑Клод этим голосом подрывал свою позицию, скрывая что‑то от Ричарда и, быть может, от меня, и не собираясь скрывать от Сэмюэла. Очень было непохоже, что уикенд пройдет без очередного несчастья – слишком жесткой стала комбинация метафизики и политики.
– Сейчас выйдем! – крикнула я в дверь.
Мы все встали с пола, Ричард потянулся за футболкой и натянул ее через голову. Мы с Жан‑Клодом надели халаты, висевшие на двери. Халат Жан‑Клода я раньше видела, и он мне нравился: тяжелая черная парча с черным мехом на воротнике и лацканах, обрамлявшим треугольник бледной груди. На широких манжетах тоже меховая оторочка, и я когда‑то уже ощущала ласку этого меха своей кожей. От одного его вида в этом халате по мне пробежала дрожь.
Он улыбнулся мне, давая понять, что заметил. Ричард либо не понял, либо не обратил внимания.
У меня халат был черный, шелковый, без вышивки, без оторочки, просто черный.
По дороге к двери нам надо было пройти мимо зеркала, и Ричард остановился, положив руки нам на плечи, повернул нас к нашим отражениям и встал между нами. Черная одежда на белой коже, резкий контраст. А посередине стоял он, в ярко‑красной футболке, синих джинсах, с каштаново‑золотистыми волосами. И темный загар, контраст к нашей бледности.
|
|
– Найдите на этой картинке лишний предмет, – сказал он тихо, и снова в его глазах мелькнула тень.
Я обняла его за талию, прижала к себе, но даже в моих глазах это было, как будто что‑то, вырезанное из кости и тьмы, льнет к свету и жизни.
– Жан‑Клод, Анита, вы идете? – спросила Клодия слегка неуверенным голосом, какой от нее не часто услышишь.
– Идем! – откликнулась я.
– Если бы я мог освободить тебя, mon ami, я бы это сделал.
Ричард прижал меня к себе почти до боли, потом чуть отпустил и посмотрел на Жан‑Клода:
– Если бы была у тебя такая волшебная палочка, я бы позволил тебе ей воспользоваться. Но у тебя ее нет. – Он повернулся, обнимая меня одной рукой за плечи, а второй коснулся плеча Жан‑Клода и пожал это плечо – по‑мужски, как делает настоящий мачо вместо того, чтобы обнять друга. – Иногда я ненавижу тебя, Жан‑Клод, но если бы я был сегодня с Анитой, касался бы ее, Огюстин не смог бы ее подчинить. Если бы я был там, где должен был быть, ничего из того, что так мне было отвратительно, не случилось бы в эту ночь. И я это знаю. Я ощущал это, когда оно происходило. Я был за мили отсюда, и ощущал ваш конфликт, но не потянулся на помощь. Это была вампирская политика, а потому не моя проблема. – Он так встряхнул головой, что волосы разлетелись вокруг лица. – Больше я себе лгать не буду. Я – зверь твоего зова, и я ненавижу это, и иногда ненавижу тебя, иногда Аниту, а больше всего и почти всегда – себя самого. Больше я не буду лгать, не буду сам нас калечить.
|
|
Лицо Жан‑Клода было таким внимательным, каким я редко его видела.
– И что значат все эти мудрые сентенции, mon ami?
– То, что во время встречи с Сэмюэлом я буду рядом с тобой, где и должен был быть раньше. – Он крепче обнял меня рукой, и еще раз стиснул плечо Жан‑Клода. – Я даже не предложил энергию, чтобы помочь Аните. С нею были Мика и Натэниел – я думал, ей другой подвластный зверь не нужен. Но ей нужен был, и тебе тоже. Если бы вы с Анитой не вытащили метафизическое чудо из воздуха, Мастер Чикаго победил бы вас. Может быть, он не мог бы захватить твою территорию, но если один Мастер победит другого – это будет как кровь в воде: тут же налетят акулы. Если мы проявим слабость, то пусть не сегодня, но вскоре явится кто‑нибудь нас убивать.
– Готова согласиться с каждым твоим словом, – сказала я медленно, – но это все на тебя не похоже.
– Да, действительно. – Он посмотрел на Жан‑Клода, и я ощутила первую пробивающуюся струйку его энергии. – Ты снова делаешь из меня марионетку?
– Клянусь тебе, что не делаю этого – намеренно. Но все это я давно уже мечтал от тебя услышать. Когда ты рядом с нами, Ричард, я не боюсь никого, кто приедет на нашу территорию. Когда же третий в триумвирате отсутствует, или не желает присутствовать… Сегодня я усомнился в правильности своего решения пригласить других на нашу землю.
|
|
Ричард убрал руку с плеча Жан‑Клода.
– Тогда давайте, устраиваем это собрание. Я не могу обещать, что снова не взъерепенюсь. Не могу обещать, что мне это понравится, но обещаю, что буду стараться изо всех сил.
Он направился к двери, все еще обнимая меня за талию. Я обернулась на Жан‑Клода, и на лице у меня, очевидно, было написано, о чем я думаю, потому что он пожал плечами, будто сам понятия не имел, что за чертовщина случилась с Ричардом. Не то чтобы мы были недовольны тем, что он стал реагировать разумнее, но просто это казалось не совсем реальным. Это не была тишина после прошедшей бури, скорее это ощущалось как обманчивое спокойствие, когда мир затих в ее ожидании. Вот так ощущалось это новое поведение Ричарда – как хрупкое, напряженное, готовое сломаться. Я приветствовала его усилия и чувства, которые их вызвали, но под ложечкой свернулся страх перед тем, что случится, когда этот новый настрой встретится со старыми проблемами.
Глава тринадцатая
В гостиной уже прибрали. Разорванные шторы унесли, уцелевшие растянули – длинными полосами ткани на фоне каменных стен. То есть матерчатых стен уже не было, но было красиво, и создавалось впечатление, что укрытая коврами площадь – отдельное пространство, а не просто участок в большом каменном помещении. Электрический свет странно смотрелся, когда виден был освещенный факелами коридор.
Мы шли рука в руке – я между мужчинами. Рука Ричарда была чуть‑чуть – всего лишь чуть‑чуть – влажновата. Он нервничал, но на лице это не выражалось. Хотелось мне спросить, отчего именно он нервничает, но я бы не сделала этого даже наедине. Он старался быть смелым и помогать, а раз так, то нечего лезть ему в душу. Нет, честно.
Ашер, сидевший в кресле и занимавший гостей, поднялся. В комнате было с полдесятка охранников в черном, Клодия и ее команда шли за нами почетным караулом. Похоже, она решила сегодня больше не рисковать. У нас хватало народу заполнить помещение, и она собиралась именно это сделать. Никто из нас спорить с этим не стал.
Ашер скользнул к нам – именно скользнул, будто и не касаясь ногами пола. Изящество ему вообще свойственно, но не в такой степени. Левитировать он умел лучше всех, кого я видала, и умел делать то, о чем говорится в легендах: летать. Сегодня, казалось, он едва мог заставить себя ходить, будто у него были крылья, рвущиеся в полет. Как прикованный к земле ангел, ждущий возможности взмыть в небо. Одежда способствовала этой иллюзии – он был в белом фраке, вышитом золотыми и медными нитями, шелковые панталоны заканчивались у колен, сменяясь белыми чулками и туфлями на высоких каблуках с золотыми пряжками. Туфли напомнили мне, что высокие каблуки были когда‑то придуманы для мужчин.
Волосы у него были цвета золотых нитей вышивки, будто мастерица расшила одежду волосами Ашера. Эта волна волос служила ему щитом, скрывая шрамы на правой стороне лица. Он был так озабочен мнением о себе мастеров, многие из которых знали его до увечья, что попросил меня снять все картины, где он был изображен еще нетронутым. Та часть лица, что не была скрыта завесой, напоминала лицо средневекового ангела – только очень чувственного и слегка падшего. Полный, зовущий к поцелуям рот улыбался нам всем. Глаза у него были и очень светлые, и яркие одновременно – как зимнее небо, горящее чистой голубизной. Но явственно был виден только один глаз – второй будто проглядывал и загорался иногда сквозь завесу волос, как луч маяка.
Сперва Ашер протянул руку Жан‑Клоду и произнес слова, которых обычно Жан‑Клод слышать не любил:
– Мастер, наш друг из Кейп‑Кода просит разрешения молвить слово.
Речь была безукоризненно вежливой, но лицо Ашера горело каким‑то подавляемым возбуждением. Обычно мрачноватого Ашера что‑то наполнило восторгом, но что?
Жан‑Клод приподнял бровь, будто тоже хотел спросить, что случилось.
У меня в уме прозвучал голос Ашера:
– Этот новый уровень силы – это потрясающе!
Я ощутила, как дернулся Ричард – будто от удара.
Посмотрев в его расширенные глаза, я поняла, что он, наверное, тоже это услышал. И в следующем мысленном шепоте мне послышался едва заметный смешок.
– Прошу прощения. Я хотел только, чтобы услышал Жан‑Клод, но должен признаться: мне еще трудно управлять этими новыми способностями.
Жан‑Клод стиснул мне руку, и я услышала его мысленный голос.
– Спокойствие. Для наших гостей мы должны быть спокойны.
Ричард очень медленно выдохнул и слегка кивнул. Его способности не имели отношения к мертвецам, и он не привык мысленно разговаривать с вампирами помимо Жан‑Клода. И даже я не привыкла, чтобы такое выходило случайно. Сколько же силы набрал он за одно такое кормление, и сколько набрали другие наши вампиры? Среди них могла найтись парочка таких, для которых я не желала бы усиления. Менг Дье, например.
Сэмюэл и Самсон стояли перед двойным креслом, Ашер провел нас к находившемуся напротив дивану. Белый ковер смотрелся как‑то пусто… ах, да, кофейного столика не было. Мы его сломали, когда проснулся ardeur? Я не помнила.
У меня на лице застыла моя лучшая профессиональная улыбка – светлая и ясная, как электрическая лампочка, и тепла от нее было не больше, но на лучшее я не была способна. На эту ночь мне вот так хватило уже гостей из других городов.
– Сэмюэл и Самсон, вы еще не знакомы с нашим Ричардом.
Сэмюэл поклонился нам:
– Ульфрик, я очень рад наконец с тобой познакомиться.
Самсон поклонился чуть ниже отца и говорить предоставил ему. Мне не нравилось, что они слишком серьезны, будто еще что‑то случилось, что не должно было.
– Сэмюэл, что доставило нам удовольствие сегодня снова тебя увидеть? – спросил Жан‑Клод.
Если ему тоже надоели гости, он никак этого не показал. Он говорил приветливо, гостеприимно, доброжелательно – идеальный хозяин.
– Прежде всего, извинения, которые я должен принести от имени моей жены. Боюсь, что нечто в ее натуре подействовало на твою слугу и могло способствовать тому, что случилось потом.
Я заморгала, чувствуя, как моя улыбка стала на одно деление слабее. Это все могло быть чьей‑то чужой виной? А не моей? Хорошо бы.
Жан‑Клод сел на белый диван, не столько посадив меня, сколько проведя в сидячее положение – как ведут в танце. Он сел, и я за ним, а Ричард за мной. Жан‑Клод продолжал держать меня за руку, но Ричард мою руку выпустил и закинул свою на спинку дивана. В основном он касался меня, но пальцы поднялись по спине Жан‑Клода и остановились в густых кудрях.
– А где же твоя красавица‑супруга и другие сыновья? – спросил Жан‑Клод.
Ашер сел в мягкое кресло рядом с нами – по цвету идеально соответствуя обивке, весь белый с золотом. И у него был слишком самодовольный вид, как у кота, налопавшегося сливок.
Сэмюэл сел на двойное кресло, сын последовал его примеру.
– Они в отеле с двумя вашими охранниками. Мне не показалось разумным снова сводить сегодня Теа и Аниту.
– Как ей понравилось представление? – спросила я.
Жан‑Клод чуть сжал мою руку, лежавшую у него на коленях. Смысл был ясен – будь паинькой. Что ж, буду. В моем исполнении этой роли.
Ричард рядом со мной застыл неподвижно – я по его руке у меня за спиной почувствовала. Но это не было предупреждение быть осторожнее, поскольку у него подскочила температура при той же мысли, что у меня: можно злиться на кого‑то другого, не на нас? Мы с Ричардом оба предпочитали злиться не на себя.
– На нее оно произвело сильное впечатление, – сказал он тихим голосом, и интонация не говорила ни о чем.
– Если оно было сильным, – спросила я, – почему же ее здесь нет?
Самсон улыбнулся – ему пришлось даже отвернуться, чтобы скрыть.
– Что смешного? – поинтересовалась я.
Отец посмотрел на него неодобрительно. Самсон попытался овладеть лицом, но не смог и разразился смехом. Сэмюэл выразил ему презрение, как умеют только старые вампиры.
– Прошу прощения, отец, – выговорил Самсон, давясь хохотом, – но признай сам, что это смешно. «Сильное впечатление» – это и близко не передает матушкиной реакции на то, что сделали сегодня Жан‑Клод и Анита.
Отец смотрел на него с каменным лицом, и смех наконец стал тише. Тогда в голосе Сэмюэла прозвучали нотки оскорбленного достоинства.
– Мой сын невежлив, но он точен. Вы спросили, почему нет здесь Теа и других моих сыновей? Если говорить просто, я не решаюсь приводить их к вам двоим.
– Зрелище ей понравилось, – сказала я.
Сэмюэл покачал головой, снова неодобрительно посмотрев на сына.
– Более чем понравилось, Анита. Она просто пылает умозрительными планами. Будет ли возможно ей и мне сделать то, что делали вы двое? Я считаю это маловероятным, потому что, хотя Теа владеет каким‑то аналогом ardeur'а, у меня такого нет. Я думаю, что проделанное вами с Огюстином требует одинакового дара у двоих.
Жан‑Клод кивнул все с тем же приветливо‑непроницаемым лицом:
– Я тоже так думаю.
– Сейчас она убеждена, что Анита может привести наших сыновей в полную их силу сирен. – Что‑то пробежало по его лицу, слишком быстро, чтобы понять, но все же заметно. – Я ее уверенности не разделяю. То, что я ощутил сегодня от тебя, Анита, это иная стихия страсти. Разница как между водой и огнем. И та, и другой тебя могут поглотить, но совершенно по‑разному.
Я посмотрела в лицо Самсону, с которого остатки веселья исчезли еще не до конца.
– Что именно сказала твоя мать?
Он посмотрел на отца. Сэмюэл вздохнул, потом кивнул головой. Самсон улыбнулся и ответил:
– Вряд ли стоит говорить, какими словами она высказалась, но смысл тот, что будь ее воля, Том и Крис были бы сейчас здесь. И она бы тоже была. И она бы предложила тебе нас всех любым способом, которым ты бы захотела. – Улыбка стала чуть менее веселой. – Иногда ее заносит, нашу маму. Намерения у нее добрые, но она, понимаешь, мыслит не совсем как человек.
– Понимаю, я давно верчусь среди вампиров.
Он покачал головой, сцепив руки на колене.
– Нет, Анита, вампиры – они когда‑то были людьми, и оборотни тоже, и некроманты, – при этом слове он улыбнулся, – но мама никогда не была человеком. Она мыслит как…
Он замялся в поисках слова.
Сэмюэл договорил за него:
– Теа – она другая, и рассуждения ее кажутся иногда бессмысленными тем, кто начал свою жизнь как человек.
Говорить это ему было не слишком приятно, но он сообщал правду.
– Такая жизнь должна быть интересной, – сказал Ричард.
Сэмюэл посмотрел на него ледяным взором, а Самсон с улыбкой кивнул:
– Ты себе и представить не можешь.
– А как тебе понравилось представление, Сэмюэл? – спросил Жан‑Клод.
Сэмюэл подумал, тщательно сохраняя бесстрастное выражение лица, и столь же контролируемым голосом ответил:
– Я считаю, что это одно из мощнейших проявлений силы, которое мне приходилось видеть. Я думаю, это тот вид силы, который заставил меня бежать от великих дворов, и это именно тот вид силы, что заставляет меня избегать двора Белль Морт. Представление того рода, из‑за которого я бежал из Европы, опасаясь стать всего лишь вассалом кого‑нибудь из великих вампирских владык.
– И теперь ты боишься нас? – спросил Жан‑Клод.
– Да, – кивнул Сэмюэл.
– Я не причинил бы тебе вреда намеренно, – заявил Жан‑Клод.
– Да, но твоя сила растет, а растущая сила – штука дикая и капризная. Мне не хочется, чтобы кто‑нибудь из моего народа или же мои сыновья были рядом с тобой, когда она найдет выход. Я думаю, что в ближайшие годы ты будешь невероятно опасен – по нечаянности.
– Но сейчас ты пришел ко мне с сыном. Зачем? Отчего не покинуть мои земли, если мы так опасны?
– Потому что Теа в одном смысле права. Если бы нам с ней удалось случайно повторить то, что сделали вы двое, это бы… – он облизал губы, – …это стоило бы риска. Я также согласен, что есть шанс, что твоя Анита может пробудить в моих сыновьях их силу – если таковая есть.
– Ты веришь, что твои сыновья настолько люди? – спросил Жан‑Клод.
– Самсону уже далеко за семьдесят человеческих лет, так что – нет. Они не очень люди.
Я посмотрела на Самсона. С виду ему было лет двадцать с небольшим, ну максимум – тридцать. Никакой силой воображения нельзя было бы дать ему семьдесят.
– Ну и ну, – сказала я. – Ты отлично сохранился.
Он усмехнулся, и эта усмешка мне понравилась. Похоже, вся эта игра вокруг силы казалась ему несколько неловкой и отчасти смешной.
– Правильный образ жизни, – ответил он, усмехаясь все так же.
Ричард рядом со мной шевельнулся – слегка. Будто ему стало неуютно. Я глянула на него – лицо его омрачилось. Одной из самых больших проблем Ричарда – при его образе жизни – была ревность. Из всех мужчин, которые пытались войти в мою жизнь, только он считал ревность серьезной проблемой. И пока я не видела этого выражения на его лице, я могла не обращать внимания на продолжающиеся разговоры насчет того, чтобы нам с Самсоном стать любовниками. Все время имея дело с такими неловкими моментами, я научилась от них отвлекаться. Ричарду еще надо было в этом направлении работать и работать.
– Кажется, на Томаса и Кристоса возраст действует более обычным для людей образом.
– Им всего семнадцать, – сказал Жан‑Клод, – так что трудно пока судить наверное.
Сэмюэл пожал плечами – обыкновенно, не так грациозно, как Жан‑Клод.
– Но для этого я считаю их слишком молодыми и слишком людьми, что бы ни хотелось Теа.
– Он боится, что ты их сломаешь, – пояснил Самсон.
Я не могла не улыбнуться. Ричард еще сильнее нахмурился.
– А за тебя твой папа не волнуется?
– Он у меня старший, – ответил Сэмюэл таким тоном, будто это значило больше, чем я поняла.
– Если ты сломаешь меня, останутся еще двое, – пояснил Самсон, улыбаясь, чтобы звучало не так резко.
Сэмюэл тронул сына за рукав:
– Для меня все мои дети драгоценны, и ты это знаешь.
Сын улыбнулся отцу, потрепал его по руке, лежащей у него на рукаве:
– Я это знаю, отец, но ради такой силы тебе надо рискнуть одним из нас, а у меня больше шансов выжить, не став ее рабом.
– Моим рабом? – спросила я. – Я никого рабом не делаю.
Самсон посмотрел на меня оценивающим взглядом – тень от пронзительного взора его отца.
– Если Огюстин не станет твоим рабом, то лишь по одной причине: он достаточно силен, чтобы выстоять. Но не от недостатка старания с твоей стороны, а я и близко не так силен, как Мастер города.
Я открыла рот – и закрыла, не очень понимая, что сказать.
– Я не хочу никого обращать в свои рабы.
– А чего же ты хотела?
Вдруг смотрящие на меня глаза стали очень серьезны.
Я только глазами хлопала, пытаясь думать. А чего я хотела? Что я хотела сделать с Огги?
– Победить, – сказала я.
– Чего? – переспросил Самсон.
– Победить. Я хотела победы. Считалось, что Огги и твой отец – друзья Жан‑Клода. Но твоя мать почти подчинила меня своей воле. Она пыталась вызвать ardeur и заставить меня оттрахать твоего брата – твоего маленького братика. Потом Огги вызвал ardeur и воздействовал на меня особым умением своей линии. Если так ведут себя друзья Жан‑Клода, что устроят другие мастера городов? – Я мотнула головой, подалась вперед, не выпуская руки Жан‑Клода, но другую руку положив на бедро Ричарда, чтобы и с ним прикосновение не разрывать. – Мы обязаны были выиграть этот спор. Обязаны.
– И притом так, чтобы все остальные не стали бы испытывать вашу силу, – заметил Сэмюэл.
– Да, – кивнула я.
Он посмотрел мимо меня в коридор, ищущим взглядом, который заставил нас с Ричардом обернуться. Ни Жан‑Клод, ни Ашер даже не пошевелились – они знали, что там никого нет.
– Я думаю, тебе удалось, Анита. Если Огюстин пойдет за тобой и Жан‑Клодом, как изголодавшийся по ласке щенок, то остальные будут тебя бояться. Некоторые, быть может, отзовут предложенных ими pomme de sang, испугавшись, что ты будешь пожирать их силу, как пожрала силу подданных Огюстина.
– Подчиненные Огюстина кормили нас, потому что он их мастер, – возразил Жан‑Клод. – Никто из мастеров не предлагал себя в постель ma petite.
– Пусть так, – согласился Сэмюэл, – но мне кажется, если они узнают, что случилось с Огюстином, то могут испытать искушение. Что‑то есть в ней, что к себе манит. Даже я ощущаю эту тягу, а я ведь не из линии Белль.
– И сильно манит? – спросил Жан‑Клод очень осторожно.
Вампиры переглянулись. Что‑то проскочило между ними – не магия, но почти осязаемый всплеск силы воли.
– Несколько бестактный вопрос, – ответил Сэмюэл.
– Действительно? – удивился Жан‑Клод, и как‑то интонацию понизил к концу, отчего голос прозвучал странно укоризненно.
Сэмюэл устроился в двойном кресле поудобнее, будто никуда не спешил. Каким‑то образом они оба знали, что торгуются.
– Совершенно не ожидал от Огюстина таких плохих манер – затеять ссору с твоей слугой.
– Да, – согласился Жан‑Клод. – Не в его характере. Ты тоже так думаешь?
– Да, – кивнул Сэмюэл.
Свободная рука Ричарда накрыла мою ладонь, лежащую у него на колене. Он большим пальцем стал поглаживать мне костяшки, будто ему тоже передалось это напряжение. Что‑то такое происходило, но что? К чему вел Жан‑Клод? Я не привыкла быть закрытой от них двоих, особенно когда мы касались, но сегодня Жан‑Клод плотно изолировал нас друг от друга. Обычно он это делал, лишь когда боялся, что при открытых метках что‑нибудь такое может произойти. После нашего открытия карт с Огги я не хотела спорить, но сидеть в их присутствии полуслепой было мне странно. Вот не думала, что получать от них намеки уже вошло у меня в привычку.
– Мне нужен совет, Сэмюэл, совет другого мастера города.
– О чем же я могу дать тебе совет? Ты – sourdre de sang. А я всего лишь обыкновенный мастер города.
– Я ищу твоей мудрости, а не твоей силы.
Они смотрели друг на друга, и на обоих лицах ни черта не отражалось. Запомнить для себя: никогда не садись играть в покер с мастерами вампиров.
– Я всегда рад поделиться мудростью с друзьями.
– И еще мне нужно твое доверие, Сэмюэл.
– Друзья всегда должны друг другу доверять.
Мелькнула мысль, значит для них слово «друзья» то же, что недавно для Огюстина и Жан‑Клода. Но спрашивать было не время.
– Я доверился тебе сегодня, Сэмюэл, но Теа попыталась силой навязать себя и твоего Томаса моей слуге. Так не ведут себя друзья, которые пользуются доверием.
– Я могу лишь принести свои самые искренние извинения, Жан‑Клод. Теа иногда слишком рьяно старается ввести в силу наших сыновей.
Мы с Самсоном рассмеялись одновременно.
– Простите, – сказала я. – Но вы явно слабовато выразились.
– Мама, слишком рьяно заботящаяся о судьбе своих детей… – Самсон снова засмеялся, качая головой.
Сэмюэл нахмурился в его сторону, потом вздохнул и снова обернулся к Жан‑Клоду:
– Однажды я помог тебе, не за деньги, но потому что Огюстин – мой друг, и он просил об одолжении.
– Твой корабль увез меня в Новый Свет, – согласился Жан‑Клод.
Мелькнуло воспоминание Жан‑Клода – как Огюстин говорил о корабле, капитану которого он доверяет. Это был Сэмюэл?
– Я предлагаю отбросить недоверие и говорить просто. Я предлагаю нам действовать как истинным друзьям, а не как противникам.
– Все мастера вампиров друг другу противники, – заметил Жан‑Клод.
Сэмюэл улыбнулся.
– Ты говоришь то, что говорили тебе, а не то, что сам думаешь. – Он посмотрел на Ашера. – Вот он достаточно сильный мастер, чтобы владеть собственной территорией, но остается с тобой – из любви. И вы друг друга не опасаетесь.
– Нет, но с тобой мы никогда не были близки так, как близки любовники.
Сэмюэл махнул рукой, будто Жан‑Клод не понял смысл его слов.
– Я не жажду твоих земель. Жаждешь ли ты моих?
– Нет, – улыбнулся Жан‑Клод.
– Я не жажду твоей женщины. Жаждешь ли ты мою?
Жан‑Клод качнул головой:
– Нет.
– У нас разные подвластные звери, так что даже это не может быть общим. Мы друг для друга не угроза, Жан‑Клод, слишком различны наши силы. Давай же поможем друг другу, и перестанем играть в эту игру. Пусть будут только честность и дружба.
Жан‑Клод коротко кивнул:
– Согласен. – Тут он широко улыбнулся и добавил: – Ты первый.
Сэмюэл расхохотался – внезапно и достаточно открыто, чтобы показались клыки. Немножко напомнило смех Самсона – наверное, Сэмюэл, когда был человеком, еще больше был похож на своего сына.
Это навело меня на мысль: если я беременна, то на кого может быть похож ребенок? Будет уменьшенной чьей‑то копией? Будет носиться по комнатам маленький Жан‑Клод?
Мысль о ребенке ужасала, но мысль о маленьком и живом Жан‑Клоде ужасной не была.
Я встряхнула головой – достаточно энергично, чтобы все обернулись ко мне.
– Что случилось, ma petite?
– Ничего, задумалась, простите. Наверное, никогда не слышала, чтобы мастера вампиров говорили о честности и дружбе. К этому надо привыкнуть.
Сэмюэл улыбнулся мне:
– Да, наверное, для Истребительницы это концепция весьма чуждая.
Я покачала головой:
– Нет, это не для Истребительницы, а для слуги Жан‑Клода это звучит дико. Как Истребительница я всего лишь убиваю, но не вступаю в разговоры.
Он посмотрел на меня зеленовато‑карими глазами, долгим, оценивающим взглядом, потом опять повернулся к Жан‑Клоду:
– Я думаю, мы можем друг другу помочь, Жан‑Клод. Начну я. – Он глубоко вздохнул. – Когда Самсон сказал, что Теа думает не как человек, он был вполне прав. Она – последняя из сирен, и это довлеет над ее разумом. Она видит в наших мальчиках обещание силы, и решительно настроена его исполнить. – Сэмюэл замялся – даже при столетиями отработанном самообладании видно было, что ему неловко. – Теа происходит из того времени и того народа, когда близкое родство не служило препятствием к сексу и даже браку. Ее соплеменников почитали как богов и богинь. Ты знаком с греческими мифами?
– Всякий, имеющий классическое образование, с ними знаком, – ответил Жан‑Клод.
– Отец, так история получится очень долгой.
Сэмюэл посмотрел на сына:
– Сейчас, когда пришло время быть честным, сознаюсь: не уверен, что не передумал говорить.
Самсон коснулся руки отца:
– Тогда позволь мне.
Сэмюэл мотнул головой:
– Нет. Я Мастер, и я отец, и я буду говорить сам. – Он посмотрел на Жан‑Клода. – Теа пыталась пробудить в Самсоне силу сирены.
Мы с Жан‑Клодом только заморгали. Ричард вообще ничего не понимал, потому что мы не рассказали ему, как сирены приходят в силу. Или рассказали? Уже не помню. Но ответила именно я:
– Ты хочешь сказать, что твоя жена пыталась соблазнить твоего сына?
Он кивнул.
– Самсон пришел ко мне, и я ей сказал, совершенно недвусмысленно, что если она попытается еще раз, я ее убью. Когда близнецы стали проявлять первые признаки силы, я повторил свои слова.
– Ты действительно ее убил бы? – спросил Жан‑Клод.
Вежливая маска слетела, глаза Сэмюэла вспыхнули огнем, но тут же он опустил их и пригасил гнев.
– Я люблю жену, но своих сыновей я тоже люблю. Они – всего лишь дети, и не могут себя от нее защитить.
– В защиту своей матери я должен сказать, – перебил Самсон, – что она, услышав в ответ «нет», отступила. Хотя могла бы этого не делать. Я – ее сын, но я еще не сирена, и если бы она воспользовалась своей силой, у меня бы не осталось выбора. Она остановилась, когда поняла, что я в ужасе. Почему меня это так взволновало, она не поняла, но приняла это.
Мы с Ричардом переглянулись, и впервые, думаю, у обоих появилась мысль: «Бог ты мой, бывает куда хуже!» Оказывается, существуют вампиры, куда более сексуально раскованные, чем Жан‑Клод и Белль Морт. Ой, не надо.
– Боюсь, – заговорил Сэмюэл, – что умение Теа сдерживаться не совершенно. Близнецам уже семнадцать, достаточно взрослые для брака и много для чего. Боюсь, что у нее будет искушение с ними зайти дальше, а воля у них не так сильна, как у Самсона. Им легче замутить ум и вызывать вожделение.