Я отреагировал раньше, чем успел сообразить. Бросился за ним. Мы перебежали проезжую часть, но уже у тротуара не успевшая затормозить на льду машина задела меня. Удар был не слишком сильный, зато пришелся в больную ногу. На миг я ослеп и обезумел от боли, но в следующее мгновение, не обращая внимания на крики водителя, уже вновь несся за гопником. Тот, видя мое упорство, спасовал и, бросив сумочку, поспешил смыться. Вот так, измельчал нынче и брат‑бандит.
Чувствуя себя рыцарем и держась на одном адреналине, я поплелся с отвоеванной добычей к Юле. Видок у меня, должно быть, оказался неважным, потому что она ужасно перепугалась и настояла на том, что отвезет меня до дома на такси.
Я еще хорохорился, пытаясь сохранить гордый вид победителя, однако наступать на ногу было решительно невозможно. В общем, чтобы добраться до машины, Юле пришлось подставить мне плечо. А что, вполне себе рыцарский роман получается: он (то есть я) защищает прекрасную даму, она (то есть Юля) исцеляет его раны. Кстати и дама для такого случая оказалась подходящей – кто бы еще сделал мне укол?..
Правда, на мое колено Юля смотрела с ужасом.
– Что же с вами было?! – спросила она, накладывая ледяной компресс.
– Травма. Три операции, по кускам собирали, – признался я, морщась от боли и в то же время от странного, фактически мазохистского удовольствия, что Юля здесь и ухаживает за мной.
– И после такого вы еще бегаете! – Она покачала головой. – Тут компрессом и обезболивающим уколом не обойдешься. Нужно обязательно показаться врачу! Обязательно!.. И не возражайте! Я прослежу!
Не скрою, такая забота была очень приятна. В целом тому пацану из автобуса даже спасибо сказать можно бы… если бы не было так больно.
– Готово, – она наложила на колено повязку. – Не забудьте про врача. И я могу еще что‑то для вас сделать?
– Можете, – с готовностью откликнулся я, – перейти на «ты».
Она немного смутилась, милым движением заправила за ухо прядку волос.
– Возможно…
* * *
– Почему так поздно? – Антон остановился в дверях комнаты, подозрительно разглядывая мать. Какая‑то она сегодня… необычная. Даже не поймешь, в чем дело, но что‑то не так, как всегда. Может, новая прическа?.. Или обновка? Да нет, прическа вроде совершенно обычная, и пуховик мамин, и любимая голубая шапочка.
Юля не смотрела на него, долго возясь с сапогами.
– Ничего особенного, сигнализация в аптеке сработала, вот и пришлось возвращаться, – ответила она слегка напряженным голосом и тут же перевела разговор на другое: – Ты ужинал? Пойдем, попьем вместе чаю. Про тренировки расскажешь…
Интерес мамы к тренировкам тоже относился к явлениям странным. Она, конечно, всегда поддерживала Антона и расспрашивала о делах, но до сих пор не была замечена в особом пристрастии к хоккею.
– У вас теперь вроде все по‑новому? – спросила она, заваривая чай в белом фарфоровом чайничке.
– Да, готовимся к матчу с «Химиком», – ответил Антон, берясь за бутерброд. – Вот сегодня на тренировке…
Увлекшись рассказом, он позабыл о странном виде мамы. И, как оказалось, совершенно зря.
Буквально на следующий же день один парень из команды сообщил, что видел, как она в обнимку с Макеевым садилась в такси. Распространителю информации, конечно, тут же досталось по носу, но легче от этого не стало. Даже пролившаяся из носа кровь не могла стереть страшной правды: похоже, у мамы роман с его собственным тренером! И, что еще хуже, она ему врет.
* * *
О Мише Пономареве написали в газете, назвав статью по обычаю броско – «Мошенников задрал «МЕДВЕДЬ». Ребята, собравшись у стенда со статьей, живо обсуждали новость, ведь Миша, как истинный герой, не любил хвастовства и не рассказал друзьям о своем подвиге.
– Вот такие у нас люди! – сказал Егор, и в голосе его прозвучала настоящая гордость.
А Семен Бакин только вздохнул. И вправду, в «Химике» таких, как Мишка, наверняка нет. Да и вообще чужие они. Свои ребята, какими бы они ни были, все равно остаются своими. И Сашка Костров, и Щука, и даже Кислый, которому только попадись на язык – засмеет, – все они все‑таки уже почти родные.
Семен не сомневался, что поступил правильно, отказавшись сменить команду, но все же где‑то в самой глубине души ворочалось что‑то неспокойное, темное. Что будет со спортивной карьерой?.. Вдруг нового шанса не представится и он так и останется на скамейке запасных?..
К счастью, сомнения эти разрешились самым наилучшим образом: после тренировки Макеев отозвал Бакина в сторону и попросил быть готовым в первом периоде матча с «Химиком» встать на ворота. Новость, словно струя чистой проточной воды, смыла всю ту муть, что осела в душе, дышать стало значительно легче.
* * *
Я дождался Антона у знакомого подъезда.
Уход с тренировки и разбитая физиономия товарища по команде – достаточный повод к такому визиту.
Антон появился разгоряченный и поспешно отвернулся, едва увидев меня.
– Что случилось? – спросил я, напоминая себе, что тренер иногда должен быть и нянькой.
– Еще спрашиваете, – огрызнулся он, и я увидел в нем молодого волчонка – именно такого, какими еще недавно были и другие ребята в команде. – Это я вас спросить хотел, что у вас с моей матерью?
– В смысле? – я нахмурился.
– Да видели вас! Видели, как вы в обнимочку в машину садились!
Он уже кричал, а лицо покраснело. Взрывной темперамент. Интересно, попытается ли дать мне в морду, как… Романенко?..
– Не кричи, береги голосовые связки, – посоветовал я. – Крик – это не аргумент в споре. Как и удар по лицу, заметим.
– А вы ушли от ответа. Вы спите с моей матерью?
– Нет. Не так важно, что ты думаешь обо мне. Гораздо хуже, что ты плохо думаешь о своей матери. И еще, Антон, она уже взрослая девочка…
Я не стал ждать ответа и ушел, вернее, ухромал, чувствуя на себе тяжелый взгляд одного из своих лучших игроков. Жизнь – непростая штука, и никогда нельзя делить ее на черное и белое.
Кстати, проклятое колено все не унималось, и ВасГен, присоединившийся к уговорам Юли, настаивал на посещении специалиста.
На следующее утро я не смог подняться с кровати, нога распухла, как у слонопотама, и свидание со специалистом все же состоялось. Вердикт был жесток: либо госпитализация, либо, в качестве послабления, полный постельный режим.
А у моих матч с «Химиком». И без того сложный, а учитывая то, что их тренер Жарский раньше занимался с «Медведями» и неплохо знает их сильные и слабые стороны, дело и вовсе дрянь.
* * *
– Мама, ну почему ты не сказала, что случилось с Макеевым?! – Антон переминался с ноги на ногу на пороге кухни, чувствуя себя непривычно виноватым.
– А почему я должна перед тобой оправдываться? – Юля лепила котлеты, не поднимая взгляда на сына. – Сергея Петровича чуть машина не сбила, когда он за моей сумочкой бежал, а ты думаешь, нужно было его на дороге бросить?
– Нет, – Антон еще помялся, – ну… прости… Я же не знал, что случилось. И что, у него с ногой все так серьезно…
– Как серьезно? – недолепленная котлета шмякнулась на стол.
– Воспаление какое‑то, – Антон виновато развел руками, – ну не помню. Его в стационар упечь хотели, но он дома остался.
Юля молча смотрела на сына.
– Но знаешь, что еще плохо… Теперь Романенко за главного остался. Он у нас живо свои порядки наводить начал. Сергей Петрович Бакина в рамку поставить обещал на весь первый период, а Романенко не хочет. Говорит: «Где ваш Макеев? Он обещал – пусть и ставит, а у меня сидеть на скамье будешь!» Ну, меня вообще прессует. Из первой пятерки в третью перевел, по каждой мелочи придирается, надеется выжить‑таки из команды. Но я не поддамся, не на такого напал. Вот Макеев говорил, что когда правый отступает, левый сразу правым становится… Мам, ты вообще слушаешь?
Юля вздрогнула и машинально провела испачканной в фарше рукой по щеке.
– Что? – пробормотала она. – Да, слушаю…
* * *
Отец не пришел. А ведь они должны были ехать на кладбище к маме. На годовщину… Миша нашел его во дворе, совсем пьяным.
Это было вдвойне подло, потому что отец действительно любил мать. И семья у них была дружная и счастливая, как у всех. В выходные обязательно куда‑нибудь погулять выбирались. Зимой на лыжах, летом на пикник. Образцовая, можно сказать, семья. Им все соседи завидовали.
А теперь отец сидит в сугробе под забором, в грязных штанах, с ополовиненной бутылкой водки, и проходящие мимо ухоженные дамочки на каблучках, глядя на него, брезгливо морщатся.
Можно было отвернуться и уйти. Но не в этот день. Не в день памяти мамы. Хотя бы ради нее нужно сделать еще один шаг.
Миша присел перед отцом на корточки.
– Пап, я понимаю, когда ты забиваешь на работу, что тебе наплевать на меня, но мама…
Отец медленно поднял красное обветренное лицо. Морщинистые щеки блестели от слез.
– Прости меня, сын, – проговорил он, – прости. Ты не представляешь, как я ее любил. Она была маленькая и веселая, словно птичка. Идем мы с ней, и я иногда даже не верил, что это наяву… А теперь… – Он махнул грязной, с обломанными ногтями рукой и вдруг почти трезво посмотрел на сына. – А хочешь, я больше эту водку и в рот не возьму? Ради нее, ради Машеньки? Хочешь?
– Хочу, конечно…
– Ну раз так… – Отец запустил бутылку в кусты и с усилием поднялся. – Сейчас, не сердись. Сейчас себя в порядок немного приведу и поедем, успеем еще…
Он, пошатываясь, побрел к дому, а Миша смотрел ему вслед. Поверить отцу очень хотелось, но можно ли ему верить?..
Глава 12
Вкус победы
«Не было бы счастья, да несчастье помогло». Есть такая мудрая русская пословица, и в последнее время я полностью убедился в ее истинности.
Во‑первых, в отношениях с Юлей наметился явный прогресс. Она пришла ко мне, принесла лекарства, но, что не менее ценно, просто посидела рядом. Может, от присутствия дорогого тебе человека боль и не становится меньше, но на нее определенно обращаешь меньше внимания.
А во‑вторых, Антон изменил свою точку зрения на то, что происходит между мной и его матерью. Когда он вместе с другими ребятами, заглянувшими меня навестить, застал у меня Юлю, я, признаюсь, напрягся, ожидая от взрывного Антона всего что угодно. Но ничего страшного не произошло. Более того, позвонившая позже Юля со смехом сказала, что получила от сына разрешение на общение со мной. И вправду смешно. Он словно считает мать маленькой девочкой и сам ее опекает. А еще Юля пообещала, что пойдет на матч с «Химиком» и будет звонить мне, чтобы держать в курсе игры.
Очень рассчитываю на ребят.
– Вам что‑нибудь принести, Сергей Петрович? – спрашивали они в тот вечер, когда пришли навестить меня, имея в виду, конечно, сок или мандарины – или что там, по их мнению, приносят больным старым тренерам.
– Да, победу, – ответил я.
Вроде в шутку, а вроде и нет.
Кстати, не знаю, заметили ли они сами, но я четко вижу, что многое уже изменилось. Мои ребята постепенно меняются, растут и, что самое главное, они становятся командой, тает, как весенний лед, былое равнодушие. Посмотрим, чего оно стоит в деле.
До матча с «Химиком» остался всего лишь день. Уже завтра на ледовой арене сойдутся команды «Медведи» и «Химик». Что‑то подсказывает мне, что игра будет нелегкой…
* * *
Димка убежал, оставив незакрытым окно аськи, и Егор не смог удержаться и заглянул туда. Ничего себе, вот она, та самая загадочная девушка, с которой у братца что‑то типа виртуального романа. Интересненько…
Егор пробежал глазами последние сообщения. Как‑то у них вяловато, никак о встрече не договорятся. Ну вот, приходится все брать в свои руки. Как там говорили в каком‑то фильме? «Всем выйти из сумрака!» Вот пусть и Димка выйдет из своей виртуальности, ему будет весьма полезно.
«Завтра в час дня на ледовой арене матч «Медведей» и «Химика». Приходи», – быстро напечатал он, покосившись на дверь и убедившись, что Димки еще нет.
«Ты что, болеешь за «Медведей»????????» – пришло в ответ сообщение со множеством вопросительных знаков.
«Я за них играю», – набрал Егор.
«Это шутка?!»
Он было уже собирался ответить что‑то в духе, что серьезен, как настоящий вратарь, но тут на пороге возник братец. Оценив обстановку буквально с одного взгляда, Дима метнулся к компьютеру.
– Ты что сделал?! – заорал Димка, прочитав последние сообщения. – Ты не представляешь, что натворил!
Егор поднялся со стула и пожал плечами.
– Вообще‑то тебе помог, – ответил он, – пора вам встретиться в реале. Не понимаю, чего ты всполошился.
– Не понимаешь – так не лезь, – буркнул брат и, сев за клавиатуру, написал: «Конечно, шутка. Прости, не слишком удачная» – и только после этого повернулся к Егору. – Она хоккей терпеть не может! Сама говорила, какой ужас, когда папа начинает по телевизору эту фигню смотреть. «ЭТУ ФИГНЮ» – так и сказала.
– Сочувствую, – покачал головой Егор, – но зачем же врать? Сказал бы правду. Заодно проверил бы, как она к тебе относится.
– Это ты в своих отношениях за правду воюй. А я как‑нибудь и без тебя со своими разберусь! – мрачно сказал Димка и отвернул от брата монитор.
– Ну и пожалуйста.
Намек на Марину оказал свое действие. На душе стало муторно. Все же насколько легче на хоккейном поле, где сразу понятно: вот свои, вот соперники, и нужно быть сильным, решительным и быстрым, чтобы одержать победу. В реале все гораздо сложнее. Несравненно сложнее.
И вправду, что он взялся Димку жизни учить – в своем бы букваре разобраться.
Телефон Марины весь вечер молчал. Егор уже начал привыкать к этому. Такая уж она девушка, но что поделаешь, он к ней все равно привязан…
А на следующий день все личные проблемы на время отступили на задний план. Главным стал бой и победа. Победа, которую они должны одержать ради Макеева, который в них поверил, но, самое главное, ради самих себя!
– Ну что, мужики, покажем им, что у «Медведей» не забалуешь? – Егор выставил вперед руку.
– Покажем! – откликнулся охотно Костров и положил руку на ладонь Егора.
– О чем речь! – усмехнулся Пономарев. – Мы – сила!
И Мишкина рука легла сверху.
– Фигня вопрос! – Кисляк, Бакин и другие ребята тоже подошли и соединили свои руки.
Теперь они стояли рядом, единой стеной, и Егор вдруг подумал, что теперь они и вправду команда!
– Кто мы, медведи или мыши дрожащие? – спросил он.
– Медве‑еди! – дружно проревела команда.
– Так загоним их на елку!
– У‑у‑у‑у! – загудели они. – Сделаем их! Мы – банда!
Дружно застучали об пол клюшки. Руки разъединились, но Егор все еще чувствовал тепло дружеских ладоней. Видел бы их сейчас Макеев! Небось даже со своей больной ногой вприсядку от радости пошел!
Эта мысль так развеселила Егора, что он вышел на площадку, широко улыбаясь.
* * *
С самого утра я не знал покоя. Беспрестанно, наплевав на распоряжения доктора, ходил по квартире, с тревогой смотрел в окно, хотя, конечно, мог увидеть в него только двор, в котором мальчишки устроили нешуточное сражение в снежки, а вовсе не ледовую арену, где пройдет сегодняшний матч.
Стрелка часов ползла, как сонная муха, и я совершенно извелся, мысленно пытаясь ее подогнать.
Вот, наконец, назначенное время. Сейчас ребята собрались в раздевалке. Интересно, какое у них настроение, ведь от настроя, от веры в победу зависит очень многое… Вот вышли на лед, поприветствовали соперников…
Сейчас, должно быть, прозвучал свисток…
Я, наверное, раз сто брался за телефон, но откладывал его, понимая, что еще слишком рано, не нужно звонить ни Юле, ни ВасГену. Когда что‑то определится, они сами мне позвонят. Но сил ждать и маяться неизвестностью уже не было. Скорей бы!
Наконец, звонок. И, сквозь рокот трибун, такой близкий, такой знакомый голос:
– Сережа, ты слышишь, один‑один!
И фоном голос диктора:
– С передачи Егора Щукина шайбу забросил Александр Костров, номер девять, команда «Медведи».
Радоваться пока рано, но, мне кажется, лед тронулся!
Так и оказалось. Вторую шайбу добыл Андрей Кисляк, а третью – Антон Антипов, оказавшийся в первой пятерке благодаря изобретательности ребят, сумевших обвести вокруг пальца Романенко. Между прочим, наш спонсор Калинин даже решил, что это был стратегический ход: прятать Антипова до середины матча. Романенко, конечно, лютовал, но что тут поделаешь. Ему оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре.
В общем, ребята молодцы. Три‑один – чистая победа.
Кажется, кое‑кому в турнирной таблице все же придется потесниться…
* * *
Отец нервно расхаживал по крыльцу. Несмотря на холод, его куртка была распахнута, снег беспрепятственно сыпался за воротник, оседал на груди.
При виде его коренастой фигуры Семен вжал голову в плечи. Ну не нашлось у него сил сказать отцу, что Романенко не выпустил его на поле. Не нашлось – и все!
Тем временем отец заметил сына и быстрым шагом направился к нему. Ну вот, сейчас начнется…
И началось.
– Смотрю, ты у нас совсем Патрик Руа, – едко сказал отец. – Отлично сидение на скамейке освоил. А я еще корешей привел на тебя, красавчика, посмотреть!..
– Пап, – и почему это перед отцом всегда хочется оправдываться?.. – Пап, это все Романенко. Макеев обещал, что я в рамку встану, но заболел…
– Больше их слушай! Что Макеев, что Романенко – одним миром мазаны! Говорил же я тебе, что к Деду переходить нужно! – хмурился отец.
– Но мы же у «Химика» выиграли!
– Вы?.. – Бакин‑старший сердито засопел. – Лично ты, я сам видел, на скамейке весь матч просидел. Эх, выпускают на поле черт знает кого, блатных всяких! И не надо тут «мыкать»! Каждый сам за себя, каждый свой интерес блюдет!
Это было уже слишком.
Отец оказался вопиюще неправ! Семен чувствовал это всем сердцем, как чувствовал единение там, в раздевалке, перед матчем, когда Егор протянул руку, и когда товарищи забрасывали шайбы, и когда пьянящее чувство победы заставило позабыть обо всем. Нельзя быть только за себя! В этом случае никогда не стать командой и не одержать даже одной‑единственной победы!
– Знаешь что, папа, лучше помолчи! – резко ответил Семен и отвернулся от отца.
Тот и вправду обескураженно замолчал. Это было что‑то новенькое!
* * *
А потом пришла Юля. Веселая, румяная с мороза, с бутылкой шампанского.
– За победу! – сказала она, улыбаясь. – Знаешь, я никогда не видела Антона таким счастливым! Они после игры, как дети, в снегу валялись!
Но выпить за победу мы так и не успели.
– Оле! Оле‑оле‑оле! «Медведи» – чемпион! – раздавалось под окном.
Я выглянул и увидел во дворе их всех. Все до единого ребята пришли, чтобы прокричать о нашей победе. Даже раздолбай Кисляк, даже вечно занятый учебой Димка Щукин.
Они смеялись и махали шарфами под медленно падающим снегом. И это было так красиво, красивее, чем в стеклянном шаре, который был у меня в детстве: стоило его встряхнуть и в нем тоже шел снег, засыпая девочку в красной шапочке…
– Я пойду, поздно уже. – Юля снова улыбнулась, только в ее улыбке была горчинка. Совсем маленькая, едва заметная.
– Не уходи. Как же шампанское? – спросил я, глядя ей в глаза.
– Потом… Как‑нибудь потом. Еще не время, не люблю я эти пузырьки…
Ее мягкие губы на миг коснулись моей щеки, и Юля ушла, оставив после себя слабый запах каких‑то легких духов.
* * *
– Я внизу, выйдешь?
– Уже бегу!
Саша накинул куртку и выбежал из квартиры. Сил дожидаться лифта не было, и он свернул на лестницу, чувствуя в себе столько энергии, что, казалось, мог взлететь.
Яна ждала у подъезда, приоткрыв пассажирскую дверцу машины.
– Прокатимся? – предложила девушка.
– С удовольствием. – Саша опустился на кожаное сиденье, и машина тронулась.
Они вырулили со двора и поехали по проспекту, освещенному огнями фонарей и светом витрин. Вечерний город казался незнакомым и удивительно романтичным. В машине играла негромкая музыка, что‑то французское, утонченное, очень подходящее Яне. Она вообще похожа на француженку – тонкая, элегантная, сдержанная…
Внезапно девушка свернула на обочину и затормозила.
– Что‑то случилось? – удивился Саша.
А Яна повернулась к нему, и взгляд у нее был какой‑то странный, не такой, как обычно.
– Я тебе нравлюсь? – спросила она.
– В смысле?.. – Саша совершенно растерялся.
– Саш, ответь, пожалуйста, на простой вопрос: да или нет!
В полумраке машины ее глаза таинственно сверкали, а от былой сдержанности не осталось ни следа.
– Да. Очень нравишься, – сказал он, не отводя взгляда.
– Ну тогда просто поцелуй меня!
Яна сама потянулась к нему. Ее губы были мягкими и отчего‑то пахли вишней. Сладость и горечь, от которых буквально сносило крышу.
И вправду, как он жил без этой девушки? Без нее, без ее поцелуев мир был серым и тусклым, как карандашный черно‑белый набросок, и только ее существование расцветило окружающее, сделало его по‑настоящему ярким.
Стук в окно прервал волшебную сказку.
Саша отпрянул от девушки, чувствуя, что щекам становится жарко.
Полосатый жезл гаишника снова несколько раз стукнул по стеклу.
– Сейчас все улажу, – беспечно сказала Яна и, опустив окно, поинтересовалась: – Мы что‑то нарушили, офицер?
Служащий ГИБДД отступил, и к машине шагнул невысокий мужчина с цепким взглядом, фиксирующим, кажется, каждую деталь.
– Так… Понятно, – сказал он сухо, оглядывая Сашу, – значит, Андрей не соврал.
С этими словами человек отступил обратно во тьму.
Яна сидела вся бледная.
– Это… – Саша не договорил.
– Да. – Девушка подняла стекло и рванула машину с места. – Это мой отец. Они с отцом Кисляка большие друзья и давным‑давно только и мечтали о том, как бы поженить нас с Андреем. А он, видишь, разболтал про нас с тобой…
– У тебя будут проблемы?
Саше очень хотелось обнять ее, прижать к груди, утешить, но Яна продолжала гнать автомобиль, и спина ее была такой прямой, что становилось понятно: ни в каких утешениях девушка не нуждается.
– Ничего, разберемся, все равно отец узнал бы… рано или поздно, – сказала Яна, напряженно глядя на дорогу, – но, знаешь, раньше я папе все рассказывала… У нас были очень доверительные отношения… Нет, – спохватилась она, – не бойся, это я вовсе не в упрек тебе, скорее наоборот…
Мимо проносились огни встречных машин. Мелькали улицы, перекрестки…
Вот бы ехать так, вдвоем, целую вечность, оставив все проблемы где‑то там, далеко позади…
Глава 13
Не оглядываться
Дима Щукин со вздохом закрыл окошко скайпа.
Хорошенькая проблема нарисовалась! С одной стороны, олимпиада по математике, в которой, заметим, они должны участвовать вместе с Викой. С другой – матч с «Торпедо», одним из лидеров среди молодежных команд, занимающим в турнирной таблице аж третью строчку. И оба мероприятия завтра, в один и тот же день. Вот уж закон подлости в действии!
Конечно, можно попытаться успеть и туда, и сюда… После окончания олимпиады останется почти целый час – как раз доехать до места встречи, чтобы попасть на автобус, увозящий «Медведей» на матч. Но как же быть с клюшкой и прочей амуницией? Сложно представить, что Вика не обратит внимания ни на огромную сумку, ни на торчащую из нее клюшку. Может, Егор прав и следует рассказать о хоккее? Нет, не стоит. Они с Викой едва начали общаться, и его признание способно поставить крест на самой возможности отношений.
Что она там сегодня сказала? «Папа опять до двух ночи ДУРАЦКИЙ хоккей смотрел… НЕНАВИЖУ хоккей!» И какие уж тут признания?
Нужно как‑то исхитриться…
На следующий день он подъехал к зданию, где должна была проходить олимпиада, пораньше, сдал в гардероб сумку и клюшку, а уже после вышел на крыльцо, дожидаясь Вику.
– Привет! – Она появилась чуть разрумянившаяся от быстрого шага и легкого морозца, пощипывающего щеки. – Давно ждешь?
– Только что подошел, пойдем, – Дима потянул ее внутрь. – Скоро начнется…
Задания он решил очень быстро, надеясь успеть уехать до того, как Вика справится со своими – придумает потом какую‑нибудь причину, почему убежал не прощаясь – скажем, брат звонил, просил срочно приехать, или что‑нибудь еще случилось…
Но когда Дима получил в гардеробе сумку и клюшку, в коридоре вдруг появилась Вика.
– Уже закончила! – радостно объявила она. – Ничего особенно сложного, только в третьем задании… Ой! – девушка посмотрела на сумку. – А это что?
– Это? – Дима взглянул на тщательно обмотанную изолентой клюшку и на всякий случай сделал шаг в сторону. – Даже не знаю. Это не мое!
– Ну хорошо, – Вика надела пуховик. – Ты домой? Пойдем вместе до остановки.
– Да, конечно… – Он поспешно застегнул сумку и зашагал к выходу.
Они простояли на остановке, наверное, минут пятнадцать, поджидая Викин автобус. Все это время Дима чувствовал себя как на иголках. Драгоценное время уходило.
– Ты сегодня какой‑то нервный. Боишься за результаты? – спросила Вика, поправляя кокетливую шапочку.
– Что?.. А, нет… – пробормотал Щукин. – Так, просто…
Подошедшему автобусу он обрадовался словно лучшему другу и, поспешно попрощавшись с девушкой, явно оставшейся в некотором недоумении, рванул обратно.
Сумки с клюшкой и амуницией в холле не было, а гардероб оказался закрыт.
– Черт! Черт! Черт! – прошептал Димка, стуча кулаком в деревянную ставню, закрывающую окно выдачи. Ему никто не ответил.
– Эй, парень! – окликнул его охранник, когда Дима потерял уже всякую надежду. – Что хулиганишь? Ушла она, у нее перерыв, понял?
– А моя сумка…
– Сумка? С хоккейными причиндалами? – охранник двинулся к своей будке. – Так вот же она. Бери, и нечего бросать вещи без присмотра. Понял, парень?
– Понял! Спасибо! – прокричал Димка уже на бегу.
Судьба благоволила Щукину, послав ему навстречу заветную желтую машину с шашечками. Такси домчало его до нужной остановки в последнюю минуту, когда автобус «Медведей» уже собирался тронуться.
Плюхнувшись на сиденье рядом с братом, Дима с трудом перевел дух. Егор покосился крайне неодобрительно, но промолчал. Зато не промолчал Кисляк.
– Ну что, Димон, новый рекорд по опозданию ставишь? – ехидно поинтересовался он.
Щукин не ответил. Имелись проблемы и посерьезнее, чем недовольство Егора или подначивания Кисляка. Например, такая: что делать с этой двойной жизнью. Рано или поздно придется выбирать: хоккей или наука. А что, если выбор встанет между хоккеем и Викой? Что Диме выбрать в этом случае?..
Автобус быстро ехал по шоссе, Кисляк, оставив Диму в покое, опробовал новенькую видеокамеру, а Егор, кажется, задремал. Димка решил последовать примеру брата. Он откинулся на спинку и закрыл глаза. Нужно настроиться на сложный матч и оставить за бортом все проблемы. Слава богу, выбор встанет еще не сейчас…
* * *
За прошедшее время нога немного поджила, и к матчу с «Торпедо» я, конечно, появился на площадке. Не может же тренер пропустить сразу два матча! Тем более приходилось расхлебывать последствия самоуправления Романенко и опять приводить пятерки игроков в надлежащий порядок.
Дух у ребят был боевой, прошлая победа пошла им на пользу и вернула угасшую было веру в себя.
Это внушало осторожный оптимизм. Как и то, что пожелать удачи нам пришла Юля.
– Я буду скучать, – сказала она, когда мы прощались у автобуса.
– По сыну? – спросил я.
Она улыбнулась.
– По сыну тоже…
Моя болезнь очень нас сблизила. Юля привыкла быть одна, сосредоточившись на сыне и надев на себя маску ледяного безразличия, но я чувствовал, что она оттаивает. Мы – каждый со своими ранами, ошибками и потерями – согревались друг подле друга, помогали друг другу почувствовать себя живыми. Да, именно рядом с ней я чувствовал себя живым как никогда. Рядом с ней и с ребятами. Впервые после той катастрофы…
Знаете, что такое настоящее счастье? Это когда тебя принимают таким, как ты есть. Это когда ты чувствуешь себя нужным. Я понимаю это абсолютно ясно, потому что был лишен и того, и другого, столкнулся с предательством и равнодушием.
Думая о прощальных словах Юли, я, как дурак, улыбался всю дорогу, и хитрый Кисляк успел подловить это выражение лица, запечатлев на камеру. Тоже мне папарацци!
Но стоило нам прибыть на место, все посторонние мысли тут же исчезли из головы. Матч предстоял очень серьезный, и тем радостнее был неожиданный для многих итог: два‑пять в нашу пользу!