ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ! ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ! ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ!
– 10 –
Добежав до перекрестка, Нетти помчалась по Касл Вью. Каблуки ботиночек выбивали испуганную дробь, а уши настойчиво убеждали что собственные шаги не единственные – им вторят башмаки Умника. Умник преследует ее, мчится вдогонку, а когда догонит – неизвестно что сделает, но… это не имеет значения. Не имеет значения, потому что он может навредить ей гораздо больше, чем ударить или даже убить. Умник – большая шишка в городе и если ему вздумается вернуть Нетти в Джунипер Хилл, он добьется этого. И поэтому Нетти бежала. Кровь заливала ей глаза, и весь мир она видела теперь сквозь красноватую призму, как будто симпатичные домики, выстроившиеся вдоль Касл Вью, стали истекать кровью. Нетти смахнула кровь рукавом пальто и побежала дальше.
Улица была пустынна. Все взгляды, которые могли ее заметить в это воскресное утро, были устремлены к экранам телевизоров, следя за футбольным матчем между командами Патриотов и Стрелков. Видел Нетти только один человек.
Тенси Вильямс, посвежевшая и набравшаяся сил после двухдневного пребывания в Портленде, куда она ездила с мамой навестить дедушку, стояла у окна гостиной с плюшевым медведем Овеном под мышкой и леденцом во рту. Она-то и видела, как летела Нетти, как будто к каблукам у нее приделали крылья.
– Мамочка тетя бежит, – сообщила Тенси. Аманда Вильямс сидела в кухне с Миртл Китон. Они пили кофе. Между ними на столе стояла кастрюлька-фондю.
Миртл только что спросила не происходит ли в городе нечто, о чем неплохо бы знать Дэнфорту, но Аманда сочла этот вопрос несколько странным. Если Умнику что-то понадобилось узнать, почему он не пришел сам? И почему вообще возник такой вопрос в воскресенье с утра.
|
|
– Лапочка, мама разговаривает с миссис Китон.
– У тети кровь, – комментировала Тенси. Аманда улыбнулась Миртл.
– Я предупреждала мужа: хочешь посмотреть по видео «Роковое Влечение», дождись пока Тенси ляжет спать.
А Нетти тем временем все бежала и бежала. Достигнув перекрестка между Касл Вью и Лорель, она вынуждена была остановиться. Там находилась Публичная Библиотека, и газон перед ней был окружен извилистой каменной оградой. Нетти прислонилась к ограде, всхлипывая и ловя открытым ртом воздух, а ветер продолжал играть полами ее пальто. Нетти прижимала руки к левой стороне груди: там, под пальто, под платьем и даже гораздо глубже ныло сердце.
Она оглянулась и увидела, что улица пустынна. Умник вовсе не собирался за ней гнаться, погоня была плодом ее воображения.
Через несколько минут отдыха она смогла достать из кармана носовой платок, чтобы вытереть кровь. Ключа от дома Китонов, который должен был лежать в том же кармане, не обнаружилось. Он мог, конечно, выпасть пока она бежала, но скорее всего предполагала Нетти, она оставила его в замочной скважине входной двери. Ну и что? Главное, она успела выскочить из дома до того, как ее увидел Умник. Она благодарила в душе мистера Гонта, который вовремя подсказал ей смыться, забыв о том, что никто иной, как мистер Гонт был причиной ее появления в доме Китонов.
Нетти разглядывала кровь на платке и думала, что рана, вероятно, не такая глубокая и серьезная, какой могла оказаться. Кровотечение постепенно уменьшалось, боль в сердце тоже. Нетти оставила свою каменную опору и пошла дальше по направлению к дому, низко нагнув голову, чтобы рана не бросалась в глаза возможным прохожим.
|
|
Дом, вот о чем теперь надо было подумать. Дом и ее прекрасный абажур цветного стекла. Дом и воскресная телепрограмма. Дом и Налетчик. Когда она будет дома, с запертой дверью и опущенными шторами сидеть у телевизора с абажуром на коленях и спящим Налетчиком у ног, все что произошло покажется лишь страшным сном, подобным тому, какой она видела в Джунипер Хилл после убийства мужа. Дом – вот где ей место. Нетти прибавила шагу. Скоро она будет дома.
– 11 –
Пит и Вильма Ержик, пообедав с Пулацкими после воскресной службы в церкви, разделились по интересам.
Пит и Джейк Пулацки уселись перед экраном телевизора смотреть, как Патриоты выбьют пыль из задниц Нью-Йоркцев. Вильме до футбола было как до лампочки, впрочем так же, как и до бейсбола, баскетбола, волейбола, хоккея и тому подобной муры. Единственный вид спорта, которым она увлекалась, была, борьба и, хотя Питу невдомек, она бросила бы его, не задумываясь, ради тяжеловеса Джея Стронгбоу.
Она помогла Фриде убрать со стола и вымыть посуду и сказала, что пойдет домой досматривать воскресную телепрограмму – сегодня демонстрировали фильм «На Песчаном Берегу» с Грегори Пеком в главной роли.
Она предупредила Пита, что забирает машину.
– Ради Бога, – сказал Пит, не отрывая взгляда от экрана. – Я с удовольствием прогуляюсь пешком.
– Что тебе не повредит, – пробормотала Вильма себе под нос и вышла.
Вильма находилась в недурном расположении духа и основной причиной тому были обстоятельства, связанные с Казино Найт. Отец Джон не обошел этот вопрос стороной, как и предполагала Вильма, и ей понравилась проповедь под названием «Не В Свои Сани Не Садись». Голос его звучал так же мягко, как всегда, но ни во взгляде синих глаз, ни во вздернутом подбородке мягкого ничего не обнаруживалось. И, конечно, все его метафоры и аллегории относительно своих или чужих саней никого обмануть не могли, да и не собирались. Если баптисты, имелось в виду, сядут своей коллективной задницей в их католические сани, то их коллективная задница получит крепкий пинок от католиков, и тоже коллективный.
|
|
Мысль о том, что можно пнуть чью-нибудь задницу, всегда радовала Вильму.
И все же страдания, ожидавшие баптистскую задницу, были не единственной причиной хорошего воскресного настроения Вильмы. Вторая и не менее важная состояла в том, что ей не придется возиться в кухне с приготовлением воскресного обеда, и Пит надежно пристроен к Джейку и Фриде.
Если ей повезет, он будет весь день до вечера смотреть как целое стадо недоумков гоняется за мячиком, а она тем временем спокойно посмотрит фильм.
Но прежде, решила Вильма, она позвонит своей старинной подруге Нетти. Она предполагала, что неплохо обработала дурочку… для начала. Только для начала. Нетти еще придется расплачиваться за испорченные простыни, хочет она того или нет. Настало время еще разок пошевелить Мисс Психо 1991. Эта перспектива придавала Вильме сил, и она торопилась, как можно скорее, попасть домой.
– 12 –
Словно во сне Дэнфорт Китон подошел к холодильнику и сорвал с дверцы розовый листок, на котором было напечатано:
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О НАРУШЕНИИ ПРАВИЛ ДОРОЖНОГО ДВИЖЕНИЯ
Ниже шел текст:
«Это пока лишь ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ – но просьба прочесть и иметь в виду!
Вы зафиксированы, как многократный нарушитель правил. Дорожной полиции дано указание лишить вас водительских прав без дополнительных предупреждений, но дежурный офицер пока только записал тип, модель и номер вашей машины, – чтобы при первом же последующем нарушении своим правом воспользоваться. Просим помнить, что правила дорожного движения существуют для ВСЕХ без исключения.
Соблюдайте эти правила!
Берегите свою и чужую жизнь! Окружное Полицейское Управление благодарит вас!»
Ниже стояли графы, обозначенные как ТИП, МОДЕЛЬ и НОМЕР.
В первых двух было пропечатано «кадиллак» и «сивилль». Рядом с графой НОМЕР красовалась следующая надпись:
УМНИК 1
Дальше шел столбиком список возможных нарушений, подлежащих наказанию, таких как: не произвел предупреждающий маневр сигнал, не остановился по распоряжению регулировщика, парковка в недозволенном месте. Строки против каждого из указанных нарушений оставались незаполненными. В самом конце списка стояла графа ДРУГИЕ НАРУШЕНИЯ, для которой отводилось две строчки, и обе – помечено. Так же аккуратно, как и весь предыдущий текст, было напечатано: САМЫЙ БОЛЬШОЙ УБЛЮДОК В КАСЛ РОК.
Дальше стояла строка, обозначенная как ДЕЖУРНЫЙ ОФИЦЕР, и напротив нее красовалась печать и личная подпись Норриса Риджвика.
Медленно, очень медленно Китон стиснул розовый талон. Бумага при этом щуршала, крякала, хрюкала, и в конце концов полностью исчезла в его огромном кулаке. Он стоял в кухне и переводил взгляд с листка на листок. На лбу у Китона, в самом центре, пульсировала вена, отсчитывая время.
«Я убью его, – прошептал Китон. – Клянусь Богом и всеми святыми, я убью этого тщедушного недоноска».
– 13 –
Когда Нетти вернулась домой, часы показывали всего лишь двадцать минут второго, но ей казалось, что прошли месяцы, а, может быть, и годы. По мере того, как она все ближе подходила по бетонной дорожке к крыльцу, страхи тяжелыми камнями сваливались с плеч и души. Полова все еще болела от ушиба, но Нетти считала эту головную боль слишком малой ценой за то, чтобы вернуться под крышу родного дома живой и необнаруженной.
В кармане платья лежал ключ от входной двери. Она достала его и вложила в замочную скважину. «Налетчик, – позвала Нетти, поворачивая ключ.
– Налетчик, я вернулась».
Она открыла дверь.
«Где мамотькин масенький синотек? Где мой мальтик? Он хотет кусить?»
В коридоре было темно, и Негги не сразу заметила комочек на полу. Она вынула ключ из замочной скважины и вошла. «Мамотькин любименький синотек хотет кусить. Он отень хотит…»
Носком ботинка она наткнулась на что-то неподвижное, но мягкое и тем тревожное. Нетти оборвала свое ласковое сюсюканье на полуслове. Она опустила голову и увидела Налетчика.
Поначалу она стала себя убеждать, будто не видит того, на что смотрит – не видит, не видит, не видит… Не может Налетчик лежать на полу с чем-то странным, торчащим из груди. Как это возможно?
Нетти резким ударом ладони но выключателю зажгла свет. И тогда, при свете, она увидела. Налетчик лежал на полу. Он лежал на спине так, как ложился, когда хотел, чтобы его почесали. Из него торчало что-то красное, что-то вроде… вроде…
Нетти завизжала, завизжала пронзительно, так пронзительно и тонко, как, может быть, визжит или звенит огромный комар – и упала на колени подле собаки.
«Налетчик! О, Господь, милостивый и всемогущий! О, Господи. Налетчик, собачка моя, ты ведь не умер, правда? Ты жив?!»
Ее ладонь, холодная как лед, резко опустилась на то красное, что торчало из груди собаки, так же резко, как только что опустилась на выключатель. Нетти схватилась за это нечто и дернула изо всех сил (откуда только они взялись, наверное, из самых глубин ужаса и горя). Штопор вылез из собачьего тела, облепленный сгустками крови, отметками плоти и клочками шерсти, вылез с отвратительным хлюпающим звуком. Вылез и оставил темную глубокую дыру. Нетти закричала. Она отшвырнула страшный штопор и подхватила па руки маленькое неподвижное тело.
«Налетчик! – захлебывалась она. – О, мой маленький дорогой песик! Нет!
О, пожалуйста, нет!» Она качала его на руках, прижимая к груди, как будто надеясь вернуть к жизни своим тепло, но, казалось, в ее собственной груди этого тепла не осталось ни капли. Она была холодна! Холодна!
Некоторое время спустя Нетти положила безжизненное тельце обратно на пол и пошарила в поисках армейского ножа с его смертоносным штопором, торчащим из ручки. Она подняла ею рассеянно, но постепенно сосредоточилась, заметив, что па орудие убийства нацеплена записка. Она сорвала ее непослушными пальцами и поднесла поближе к глазам. Бумага пропиталась кровью ее несчастной собаки, но буквы можно было разобрать:
«Никому не позволено пакостить мои чистые простыни. Я предупреждала, что тебе это так не пройдет!»
Постепенно выражения горя и ужаса покидало взгляд Пени. Их место занимала мрачная угроза, засверкавшая в глубине глаз, словно черненое серебро. Щеки, побледневшие до молочной голубизны, когда она поняла, что произошло, стали наливаться темным румянцем. Губы вытягивались в тонкую полосу, обнажая зубы. И два слова с шипением змеи выползли изо рта: «Ты… сука!»
Она смяла записку в комок и швырнула в стену. Комок отлетел обратно и опустился на пол рядом с телом Налетчика. Нетти подняла его, плюнула в него и швырнула обратно. Затем она медленно побрела в кухню, сжимая и разжимая пальцы, разжимая только для того, чтобы снова стиснуть в кулак.
– 14 –
Вильма Ержик свернула на своем маленьком желтом «юго» к дому, вышла из машины и быстрым шагом направилась в входной двери, шаря на ходу в сумочке в поисках ключа. Она тихонько мурлыкала мелодию песенки «Любовь Заставляет Мир Крутиться». Отыскав ключ, она вставила его в замочную скважину… и замерла, уловив углом глаза некий неожиданный беспорядок. Взглянув направо она чуть не задохнулась.
Занавеси на окне гостиной полоскались на ветру. За окном, снаружи. А снаружи они оказались, от того, что большое экранное стекло, за которое Клуни в свое время заплатили четыреста долларов, после того как их сынидиот запустил своим бейсбольным мячом в предыдущее, было разбито.
Осколочные стрелы оставшегося по бокам стекла нацеливались в середину образовавшейся дыры.
«Это еще что за скотство?» – крикнула Вильма, и так резко повернула ключ, что чуть не сломала его. Влетев в коридор, она уже собиралась хлопнуть за собой дверью, но снова остановилась как, вкопанная. Впервые за всю свою сознательную жизнь Вильма Валдовски Ержик была потрясена до такой степени, что не смогла сдвинуться с места.
Гостиная комната превратилась в руины. Телевизор – их прекрасный телевизор с большим экраном, за который они еще одиннадцать раз должны были вносить плату в счет кредита – был разбит вдребезги. Внутренности аппарата сгорели дочерна и дымились. Трубка тысячами сверкающих осколков лежала на ковре. На одной из стен зияла огромная щербина. Под той щербиной на полу валялся пакет. Второй, похожий, лежал на пороге в кухню.
Вильма закрыла дверь и подошла к тому, что лежал на пороге. Какая-то часть ее сознания подсказывала поостеречься – это могла оказаться бомба.
Проходя мимо погубленного телевизора, она почуяла отвратительный запах нечто среднее между паленой курицей и сгоревшим беконом.
Она склонилась над предметом и поняла, что это не пакет, как ей показалось сначала, во всяком случае не пакет в обыкновенном привычном смысле. Это был камень, завернутый в линованную бумагу из школьной тетради, закрепленную круглой резинкой. Сорвав бумагу она прочла:
«Я говорила – оставь меня в покое. Это последнее предупреждение».
Прочитав записку дважды. Вильма перевела взгляд на другой камень.
Подошла, развернула, сдернув резинку – тот же текст. Она стояла с мятыми листками бумаги в руках, и глаза у нес двигались, словно маятник – туда-сюда, как у женщины, следящей за соревнованием по пинг-понгу. Наконец, она произнесла два слова: «Нетти. Стерва».
Она прошла в кухню и со свистом, сквозь стиснутые зубы, втянула воздух. Доставая камень из микроволновой печи, она порезала руку о разбитое стекло и, прежде чем развернуть и прочитать очередную записку, рассеянно, не чувствуя боли вытащила из ладони застрявший осколок. Послание было того же содержания.
Тогда она стала бегать по всем остальным помещениям первого этажа, натыкаясь повсюду на разрушения и такие же камни. Все записки были одинаковые. Вильма вернулась в кухню и, не веря собственным глазам, осмотрела то, что от нее осталось. «Нетти», – снова произнесла она.
Постепенно айсберг, сковавший тело и душу, стал таять. Первое чувство, появившееся взамен потрясению, было не гневом, а недоверием. Господи, думала Вильма, да ведь эта женщина и в самом деле сумасшедшая. Она должна быть психически больной, если решила, что может такое натворить со мной со мной! – и продолжать после этого радоваться восходу и закату. С кем она имеет дело? Со святой простотой?
Пальцы Вильмы конвульсивно сжались скомкав записки. Наклонившись, она, провела уголком торчавшей из кулака бумаги по своей необъятной заднице.
«Подтереться твоим последним предупреждением!» – завопила она и отшвырнула скомканный листок.
Взглядом наивного удивленного ребенка она обвела снова свою кухню.
Дыра в микроволновой печи. Огромная вмятина в холодильнике. Повсюду осколки стекла. В гостиной телевизор, обошедшийся им с Питом в тысячу шестьсот долларов, воняет собачьим дерьмом. Кто же это все натворил? Кто? Нетти Кобб, вот кто. Мисс Психо 1991. Вильма расплылась в улыбке.
Тот, кто не знал Вильму достаточно хорошо, мог бы посчитать эту улыбку нежной, ласковой, доброй. Глаза ее светились внутренним огнем, и первый встречный мог бы принять этот свет за признак излишней экзальтированности.
Но если бы ее в этот момент увидел Питер Ержик, он помчался бы со всех ног прочь, куда глаза глядят.
«Нет» – произнесла Вильма мягко и вкрадчиво. – Нет, милая. Ты не поняла. Ты не понимаешь, что значит насолить Вильме Ержик. Ты даже представления не имеешь, что значит наступить на хвост Вильме Вадловски Ержик. Улыбка ее стала еще шире. «Но ты узнаешь».
Две магнитные стальные полоски висели на стене над микроволновой печью. К ним крепились обычно кухонные ножи. Но теперь сбитые метким попаданием Брайана ножи образовали беспорядочную ершистую кучу на столе.
Вильма взяла самый большой, с белой костяной ручкой и осторожно провела вдоль острия лезвия пораненной ладонью, оставляя на нем длинный кровавый след. «Я собираюсь научить тебя всему, что тебе нужно знать». Зажав нож в руке, Вильма прошла через гостиную, давя с хрустом каблуками черных туфель, предназначенных для походов в церковь, осколки стекла от разбитого окна и телевизора. Она вышла из дома, не закрыв за собой дверь, и прямо по газону, чтобы сократить путь, направилась в сторону Форд Стрит.
– 15 –
Одновременно с тем, как Вильма выбирала нож из беспорядочной кучи на столе, Нетти доставала тесак из ящика буфета. Она знала, что он острый, так как не более месяца назад носила его точить Биллу Фуллертону.
С ножом в руке Нетти медленным шагом направилась к входной двери.
Задержавшись в коридоре, она присела у тела Налетчика, маленькой собачки, никому никогда не желавшей зла.
«Я предупреждала ее, – тихо произнесла Нетти, погладив собаку. – Я предупреждала, я давала этой ненормальной польке шанс. Я давала ей множество шансов. Собачка моя любимая, подожди меня. Я скоро вернусь».
Она поднялась и вышла из дома так же, как Вильма, не закрыв дверь.
Осторожность и соблюдение безопасности больше не заботили Нетти.
Задержавшись на крыльце и сделав глубокий вздох, она направилась прямо через газон, чтобы сократить путь, в сторону Уиллоу Стит.
– 16 –
Дэнфорт Китон вбежал в кабинет и рывком распахнул дверь шкафа. Он полез в самую глубь, холодея от страшного предположения, что проклятый преследователь, недоносок, помощник шерифа украл игру, а вместе с ней все его будущее. Но руки сразу наткнулись на картонную коробку, и Дэнфорт сорвал крышку. Железный ипподром был на месте, а под ним в целости и сохранности лежал конверт. Дэнфорт потряс конверт, прислушиваясь, как в нем шуршат банкноты, и вернул его на место.
Он подбежал к окну – не идет ли Миртл. Она не должна видеть розовые талоны. Необходимо до ее возвращения содрать их все. Но сколько же их?
Сотня? Он огляделся. Со всех возможных поверхностей кабинета мелькали розовые листки. Тысяча? Может быть. Вполне вероятно, что тысяча. Даже если две тысячи, тоже не удивительно. Так, если Миртл вернется раньше времени, ей придется подождать, пока он не сдерет и не сожжет все до единого. Все… до… единого..
Он сорвал листок, болтающийся на люстре. Скотч прилип к щеке, и Китон с раздражением дернул за него. На этом талоне напротив строки ДРУГИЕ НАРУШЕНИЯ стояло всего одно слово:
РАСТРАТА
Он подбежал к торшеру у кресла. Сорвал талон, приклеенный к абажуру.
ДРУГИЕ НАРУШЕНИЯ:
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В ЛИЧНЫХ ЦЕЛЯХ
ГОРОДСКОЙ КАЗНЫ
На экране телевизора:
МЕРИН-ТЕРРОРИСТ
Стеклянный кубок – награда Клуба Добропорядочных Граждан – на каминной полке:
СУЧИЙ СЫН
На кухонной двери:
РАСТРАТЫДЕНЕЖНЫХ СРЕДСТВ
НА ИППОДРОМЕ В ЛЮИСТОНЕ
На двери в гараж:
ОСТРАЯ ФОРМА ПАРАНОЙИ
Дэнфорт срывал талоны один за другим с широко раскрытыми на пухлом лице глазами и жидкими волосенками, поднявшимися дыбом от ужаса на голове.
Вскоре он стал задыхаться и кашлять, по лицу расплывался бурый нездоровый румянец. Он был похож на тучного ребенка с лицом взрослого мужчины, возбужденного поисками клада. Сорвал талон с дверцы буфета:
РАСТРАТА ПЕНСИОННОГО ФОНДА В ЦЕЛЯХ ИГРЫНА ИППОДРОМЕ
Китон помчался в кабинет, комкая в кулаке сорванные талоны и волоча за собой шлейф обрывков ленты-скотч. Там розовых талонов было множество и все надписаны с ужасающей аккуратностью:
РАСТРАТА КРАЖА ВОРОВСТВО РАСТРАТА МОШЕННИЧЕСТВО НЕЗАКОННОЕ ПРИСВОЕНИЕ НЕСООТВЕТСТВИЕ ЗАНИМАЕМОЙ ДОЛЖНОСТИ РАСТРАТА
Самое страшное и чаще всего повторяющееся слово, вопило, обвиняло:
ДРУГИЕ НАРУШЕНИЯ: РАСТРАТА
Ему послышался какой-то звук, и он подбежал к окну. Может быть, это Миртл? А, может быть, Риджвик – вернулся, чтобы позлорадствовать, порадоваться делу своих поганых рук. Если так, Китон прикончит его из своего револьвера. Но не в голову. Нет. Смерть от выстрела в голову была бы счастьем для такого мерзавца, как Норрис Риджвик. Китон прострелит ему яйца и заставит долгие часы умирать, визжа от боли и истекая кровью.
Но это был всего лишь «скаут» Гарсона, направлявшийся в город. Гарсон был самым известным банкиром города. Китон с женой пару раз ужинали с Гарсонами: они милые люди, а сам Гарсон важная персона. Что бы он подумал, увидев эти талоны? Что бы он подумал, увидев слово РАСТРАТА, повторяющееся многократно и визжащее со всех углов как женщина, которую насилуют глухой ночью?
Задыхаясь, он вернулся бегом в гостиную. Ничего не упустил? Похоже, ничего. Все сорвал, во всяком случае внизу…
Нет! Вот еще! Прямо на столбике перил лестницы, ведущей на второй этаж. А если бы не заметил? О, Господи! Дэнфорт подбежал к лестнице и сорвал талон.
ТИП: ДЕРЬМОБИЛЬ
МОДЕЛЬ: ОБШАРПАННАЯ
НОМЕР: СТАРЫЙ КОЗЕЛ 1
ДРУГИЕ НАРУШЕНИЯ: ОБЩЕСТВЕННЫЙ АЛЬФОНС
Еще? Где еще? Китон носился по комнатам первого этажа, как безумный.
Рубашка выбилась из брюк, и толстый волосатый живот трясся над полоской ремня. Не видно больше… во всяком случае здесь, внизу.
Бросив еще один взгляд в окно – не идет ли Миртл – Китон помчался наверх, чувствуя, как глухо и болезненно стучит сердце.
– 17 –
Вильма и Нетти встретились на углу Уиллоу и Форд Стрит. Они остановились, как вкопанные, глядя друг на друга, словно гангстеры в итальянском квартале. Ветер трепал полы их пальто. Солнце испуганно выглядывало и сразу же пряталось за тучами: вместе с ним возникали и исчезали их тени, как приведения с того света.
На дороге не было ни одной машины, на тротуарах, ни с той ни с другой стороны ни одного пешехода. Этим осенним днем угол на перекрестке двух улиц принадлежал только им двоим.
– Ты убила мою собаку, сука!
– Ты разбила мой телевизор! Мои окна! Мою микроволновую печь! Сволочь!
– Я предупреждала тебя!
– Засунь свои предупреждения в вонючую задницу!
– Я убью тебя!
– Еще шаг и здесь, действительно, кто-то подохнет, но только не я!
Вильма произнесла эти слова с тревогой и растущим удивлением. Лицо Нетти заставило ее предположить, что в эту минуту может произойти нечто большее, чем выцарапывание глаз и выдирание волос. Во-первых, что тут Нетти делает? Что случилось? Каким образом мелкая ссора переросла в смертельную схватку? И так быстро!
Но в жилах Вильмы текла польская бойцовская кровь, и она заставила отмести ненужные вопросы. Здесь, теперь должен произойти поединок – вот, что главное!
Нетти налетела первой, размахнувшись тесаком. Губы растянулись, и из горла вырвался боевой клич. Вильма съежилась, выставив нож острием вперед.
Когда Нетти бросилась на нее, нож как в масло вошел в живот и по мере того, как Вильма выпрямилась, лезвие пропарывало тело Нетти вертикально вверх, выпуская наружу смрадную кровавую кашу. Ужас охватил Вильму, когда она увидела воочию то, что сделала – неужели это она, Вильма Ержик, держится за ручку орудия убийства. Нож в ослабевшей руке застыл у самого трепещущего сердца Нетти.
«ОООООО! СУУУКА!» – закричала Нетти и со всего размаха опустила тесак.
Он вонзился по самую рукоятку в плечо Вильмы, с хрустом разрубив ключицу.
Боль, страшная, всеразрушающая, выгнала из сознания Вильмы все посторонние мысли. В живых оставался лишь польский воин. И он, этот воин, вырвал нож из тела Нетти.
Нетти выхватила тесак из плеча Вильмы. Для этого ей пришлось схватиться за рукоятку обеими руками, так как лезвие застряло в кости. В это время из огромной дыры на ее платье выпал клубок кишок и повис, влажно поблескивая кровью.
Обе женщины медленно ходили кругами, чмокая подметками башмаков в лужах собственной крови. Тротуар стал походить на сверхъестественную витиеватую диаграмму Артура Мюррея. Нетти казалось, что весь мир пульсирует, тяжело, гулко, а предметы постепенно обесцвечиваются, сливаясь в сплошное белое пятно, а потом снова наливаются красками. Сердце стучало очень высоко, в ушах, гулкими тяжеловесными ударами. Она понимала. что ранена, но не чувствовала боли. Думала, что Вильма лишь слегка зацепила ее в боку.
Вильма, напротив, понимала, что ранена тяжело – правая рука повисла плетью и платье на спине насквозь пропиталось кровью. Но у нее не возникало желания бежать или даже отступить. Она никогда и ни от кого в жизни не бегала, не собиралась и теперь.
– Эй! – кто-то тонко вскрикнул на другой стороне улицы. – Эй, дамы, что вы там делаете? Прекратите немедленно! Прекратите, или я вызову полицию!
Вильма повернула голову. Стоило ей потерять бдительность, как Нетти размахнулась вновь и, засадив тесак Вильме в бедро, рассекла тазобедренную кость. Кровь забила фонтаном. Вильма вскрикнула и сделала шаг назад, взмахнув перед собой ножом. Ноги ее подкосились, и она всей тяжестью рухнула на тротуар.
– Эй! Эй! – на крыльце дома напротив стояла женщина и судорожно прижимала к горлу шаль мышино-серого цвета. Стекла очков троекратно увеличивали расширенные от страха зрачки. Теперь она кричала высоким, тонким старушечьим голосом:
– Помогите! Помогите! Полиция! Убийство!
УУУУБИИИЙСТВООО!
Женщины на углу улиц Форд и Уиллоу не обращали внимания на этот крик.
Вильма лежала в луже крови у светофора и, увидев, как Нетти наклоняется к ней, переползла в сидячее положение и, прислонившись спиной к столбу, поставила нож на колени острием вверх.
– Иди сюда, сука! – приговаривала она. – Иди ко мне, если можешь!
И Нетти пошла. Рот у нее то открывался, то закрывался, заглатывая воздух, клубок кровавых кишок болтался на привязи как выкинутый плод.
Правой ногой она споткнулась о вытянутую левую ногу Вильмы и повалилась вперед лицом. Торчащее лезвие ножа утонуло в ее теле, под грудью. Она судорожно вздохнула, захлебываясь кровью, судорожно вскинула тесак и опустила его так же резко. Он погрузился в макушку Вильмы с коротким тупым звуком «чпок!» Вильма конвульсивно задергалась под навалившимся на нее телом Нетти. При каждом движении нож уходил в голову все глубже и глубже.
– Убила… мою… собачку… – выдыхала Нетти, выплевывая с каждым словом струю крови, заливавшую повернутое вверх лицо Вильмы. Потом она вздрогнула всем телом и застыла. Голова ее стукнулась о столб светофора.
Нога Вильмы. продолжая дергаться, сползла в сточную канаву. Красивая черная туфля слетела и лежала теперь в куче осенних красных и желтых листьев, низким каблуком вверх, как будто провожая несущиеся неведомо куда серые облака. Пальцы на ноге дернулись раз… другой и… замерли.
Женщины лежали рядом, обнявшись как лучшие подруги, и кровь их. сливаясь в единый ручей, устремлялась в сточную канаву. окрашивая ярко-желтые листья в красные, а красные – в бурые.
«УУУУБИИИЙСТВООО!» – еще раз протрубила женщина в наступившей тишине и, сделав шаг назад, упала без сознания навзничь в коридоре своего дома.
Другие жители стали подходить к окнам и открывать двери, спрашивая друг друга, что случилось, выходили на крыльцо и спускались на газоны, осторожно приближались к месту происшествия и убегали стремглав, зажав рты руками не успев даже понять случившегося, а только от вида крови.
Естественно, кто-то позвонил в Контору шерифа.
– 18 –
Полли Чалмерс медленно шла по Мейн Стрит к магазину Нужные Вещи, упрятав свои ноющие руки в самые теплые варежки. которые только нашлись в доме, когда услышала вой первой полицейской сирены. Она остановилась и смотрела, как одна из трех коричневых машин окружной полиции проехала перекресток между улицами Мейн и Лорель с крутящимся на крыше сигнальным фонарем. Ехала она со скоростью никак не меньше пятидесяти миль в час. За ней неслась вторая.