Год от года – а наши жизненные пути пересекаются уже добрых полвека! – Евгений Максимович продолжает меня удивлять. Прежде всего, своим отношением к происходящему: спокойной, мудрой, неторопливой и всегда объективной оценкой происходящего, которое вовсе не всегда ему нравится, но тем не менее он старается быть беспристрастным. В общем, так, как и положено поступать крупному ученому.
Присуждение Демидовской премии за 2012 год академику Е. М. Примакову – это своеобразный итог его научных исследований, а точнее – оценка его вклада в развитие нашего Отечества, которому он служил, служит и будет служить всегда преданно и самозабвенно. Простите за громкие слова, но редко случается в нашей жизни, чтобы оценка деятельности человека, и, в частности ученого, была бы столь единодушной. При присуждении Демидовской премии так и случилось, и ни у кого сомнений не было, что это ошибочное решение.
Кстати, отношение к Примакову не всегда одобрительное. Особенно у тех людей, которым он не позволил незаконно обогащаться, наживаться за чужой счет и так далее. Его побаивались, по отношению к нему подличали, на него клеветали. И что любопытно: ни единое пятно политической и прочей грязи не измарало его, потому что он любим народом, авторитетен у него. А народ, как известно, никогда не ошибается в оценке властителей. Заблуждается – да, но в конце концов всегда выносит верное суждение.
Примаков уважаем всеми, и так сказать можно лишь о немногих наших современниках. К сожалению, конечно.
Демокрит о таких людях сказал так: «Из мудрости вытекают следующие три особенности: выносить прекрасные решения, безошибочно говорить и делать то, что следует».
|
|
Я хотел попросить лауреата прокомментировать эти слова – обычно после объявления о присуждении Демидовской премии я беседую с ним. Во время церемонии в президиуме РАН я начал расспрашивать именно об этом Евгения Максимовича. Он ответил просто: «Помогает жизненный опыт!»
Мы часто встречались с академиком Примаковым в разных ситуациях. Я читал многие его книги и статьи. Фрагменты бесед, откровений и размышлений ученого, политика, гражданина я и попытался представить читателю, мол, многое из сказанного позволяет лучше понять Евгения Максимовича. Без сомнения, это полезно всякому.
Итак, наша беседа с ученым, пронесенная сквозь время.
О революции, марксизме и алкоголе – Чтобы получить представление о сути того или иного политика сегодня, для начала беседы, на мой взгляд, надо задать ему вопрос: что для него Октябрь 17‑го года – революция или переворот?
– Совершенная под руководством большевиков Октябрьская революция означала конец власти буржуазии, переход от частной собственности на банки, заводы, инфраструктуру к собственности государства. Радикальные перемены распространились на всю территорию бывшей Российской империи. Под революционными знаменами сражались сотни тысяч людей, которые победили в Гражданской войне. Можно ли все это считать верхушечным переворотом? Однозначно нет.
– А может быть, революция была привнесена извне?
– Некоторые противники объективного характера Октябрьской революции договариваются до того, что она была организована группой людей, прибывших из Германии в запломбированном вагоне. С учетом победы Октябрьской революции такие «сенсационные» объяснения, по сути, являются оскорблением российского народа, которому, дескать, успешно и надолго навязали режим, запланированный извне с целью выбить страну из антигерманской военной коалиции. Ленин и группа лиц из его окружения, которых Февральская революция застала за рубежом, использовали все возможности для возвращения в Россию. Кое‑кто в Германии, возможно, рассчитывал, что руководство большевиками революционным процессом усилит антивоенное движение в России. Но разве это затмевает тот несомненный факт, что на Финляндском вокзале в Петрограде возвратившихся на Родину встречали тысячи восторженных людей. Не премину привести слова из выступления Ленина на IV конференции профессиональных союзов и фабрично‑заводских комитетов в Москве в 1918 году – они звучат очень актуально: «Конечно, есть люди, которые думают, что революция может родиться в чужой стране по заказу, по соглашению. Эти люди либо безумны, либо провокаторы». Революции «вырастают тогда, когда десятки миллионов людей приходят к выводу, что жить так дальше нельзя».
|
|
– Поистине, пророческие слова… Значит, причины случившейся уже в наше время революции или переворота надо искать в кризисе марксизма‑ленинизма?
– Следует сказать, что ряд постулатов марксизма‑ленинизма сами по себе не выдержали столкновения с реальностью, с жизнью. Распад Советского Союза и прекращение существования КПСС способствовали росту критики марксизма‑ленинизма в нашей стране и за рубежом. Некоторые из критиков в прошлом были активными партийцами. Но критика критике – рознь. В данном случае ее диапазон простирается от вульгарных обвинений со стороны людей, мало разбирающихся в марксистской науке, до стремления воспринимать эту науку в качестве застывшей в своем развитии и породившей истины, которые действуют вне времени и пространства. Одни, рубя сплеча, отрицали марксизм, порывали с ним. Другие оставались и остаются марксистами, веря в его научную ценность, особенно как методологию познания тех или иных социальных, экономических и политических процессов в мире. Я принадлежу к этим «другим». Мне в жизни повезло. После окончания аспирантуры экономического факультета МГУ, где под руководством прекрасных специалистов получил марксистское образование, знакомясь с первоисточниками, продолжил изучать марксизм‑ленинизм в Институте мировой экономики и международных отношений Академии наук СССР. Это был один из центров, где в оценках развития мирового капитализма и социализма в нашей стране господствовал реализм. Именно реалистическое отношение к изучаемым процессам и явлениям привело к выводу о необходимости не рассматривать марксизм как догму. Марксизм как наука серьезно повлиял на развитие человечества.
|
|
– Но вас же обвинили в отходе от марксизма, когда вы выступили против антиалкогольной (читай – марксистской!) кампании?
– Это было сказано сгоряча одним из участников партконференции! Тогда модно было разбрасываться ярлыками… Да, я был единственным, кто на XIX партконференции выступил против антиалкогольной кампании, которая осуществлялась чисто административными мерами и привела прямо‑таки к плачевным результатам в экономике, нанесла вред здоровью людей (начала развиваться, пожалуй, впервые в таких масштабах в России наркомания, токсикомания, исчез сахар – гнали самогон, вырубили виноградники и так далее и тому подобное), остроумный А. М. Александров‑Агентов, который в то время еще оставался помощником у М. С. Горбачева, отвел меня в сторону и спросил:
– Любите Гашека?
– Конечно, его герой Швейк – один из самых моих любымых.
– Так вот, – продолжал Александров, – помните, как в кабаках висели портреты Фердинанда, обсиженные мухами? Теперь и ваши портреты в таком же виде будут висеть во всех советских пивных…
О гибели Советского Союза – События того времени для их участников представляются по‑разному. Ясно только одно: главную роль сыграли ГКЧП, а также Ельцин и Горбачев. Разве не так?
– Почему это произошло так быстро и так безболезненно? Целый ряд историков и публицистов ссылаются на напугавшие очень и очень многих августовские события – попытку взять власть в свои руки ГКЧП. Такое объяснение имеет основание. Настрой преобладающей части общества был очевиден: в гэкачепистах видели тех, кто мог вернуть страну к тоталитарным порядкам, справедливо полагая, что для сохранения СССР лидеры ГКЧП и не подумают выдвинуть конструктивные реформы. Прыжок к власти руководителей КГБ, армии, военно‑промышленного комплекса, несколько разбавленный другими представителями, безусловно, способствовал краху Советского Союза… Но путч, как представляется, сыграл, скорее, роль детонатора…
Между 17 марта 1991 года, когда более 76 процентов принявших участие во всесоюзном референдуме высказались за сохранение Советского Союза, и объявлением 8 декабря в Беловежской Пуще о прекращении существования СССР прошло менее 9 месяцев. На референдуме состоялось всенародное голосование – в нем приняли участие почти 149 миллионов человек из 12 республик (всех, кроме Прибалтийских). В «голосовании» в Беловежской Пуще участвовали два президента – РСФСР Б. Н. Ельцин, Украины Л. К. Кравчук и Председатель Верховного Совета Белоруссии С. С. Шушкевич, подбадривающие себя, как говорят свидетели, большим количеством выпитого. Заговор в смеси с экспромтом породил государственный переворот.
Для понимания того, что произошло, интересен эпизод, рассказанный мне в 2009 году президентом Казахстана Н. Назарбаевым. По его словам, Ельцин перед отъездом на «встречу трех» сказал Назарбаеву, что едет туда, чтобы привезти Кравчука, который упрямится, для подписания договора об общем государстве. Судя по этому рассказу, либо идея подписания документа о ликвидации СССР возникла уже на месте (но в это мало верится), либо заговорщики побаивались утечки о задуманном, понимая, что существуют сильные сторонники сохранения Советского Союза в преобразованном виде, которые будут готовы им решительно противостоять. Не противостояли. На этом этапе решающее слово принадлежало Верховному главнокомандующему Горбачеву, который мог дать команду Белорусскому военному округу окружить Беловежскую Пущу и даже не арестовывать, а отобрать у трех руководителей республик наспех подготовленные документы и «развести их по домам». Судя по воспоминаниям тех, кто был в Беловежской Пуще, «подписанты» сами опасались такого поворота событий. Но после ГКЧП и особенно после унизительного общения с Ельциным по возвращении в Москву Горбачев, никогда не отличавшийся сильными волевыми качествами, был сломлен, подавлен.
– И все‑таки были и другие причины распада великой страны, я имею в виду глубинные процессы, и в частности экономические?
– Конечно. Глубинные экономические причины краха Советского Союза проявились в структурном кризисе административно‑командной системы. В советский период было достигнуто очень многое – СССР стал индустриальной державой, освоены богатейшие нефтяные месторождения в Западной Сибири (и сегодня вся добыча нефти России осуществляется с этих месторождений), совершен прорыв в космос, установлен ракетно‑ядерный паритет с США. Все это было достигнуто при административно‑командной экономической модели, которая сделала возможным концентрацию мобилизационных усилий и всего потенциала страны на этих важных прорывных участках. Большие достижения обозначились у советского высшего образования, возведено в закон получение среднего образования для всех детей, развивалась система профессионально‑технической подготовки. Страна читала и училась. Но одновременно в упадок приходили целые отрасли, предназначенные для удовлетворения повседневных потребностей человека. Куда ни глянь, образовывались дефициты, пустели полки магазинов. И все это происходило тогда, когда, казалось бы, трудности должны были быть преодолены: позади остались годы разорения села ради такой важной цели, как индустриализация страны, бесправного положения колхозников, которые, не имея паспортов, не могли покинуть предписанное им место работы. Уже позади было и поистине героическое восстановление страны, пережившей страшные жертвы и разрушения во время Второй мировой войны. Народ все это вынес, пережил, уповая на то, что такой трудный путь ведет к счастливому будущему. А оно не наступало…
– А тут, как говорят, и Запад с Америкой вмешались?!
– Мне, как и многим другим, приходилось сталкиваться в жизни со стремлением США ослабить, расшатать Советский Союз. Аналогичные цели вынашивались и рядом других стран. Но вряд ли их мог бы устроить коллапс великой ядерной державы, угрожающей дестабилизацией или сохранением ядерного оружия на территории нескольких отделяющихся от Советского Союза республик. А ведь все это могло произойти при распаде СССР. Представляется, что опасение такой перспективы сдерживало многих недругов нашей страны.
Вместе с тем Запад не ударил палец о палец, чтобы помочь Советскому Союзу выйти из тяжелейшего экономического положения, которое во многом предопределило его развал. В июле 1991 года я в качестве «шерпы» находился на заседании «Большой семерки» в Лондоне. Главы государств со своими «шерпами» были отделены от всех остальных членов делегации, и запись происходящего обсуждения пришлось вести мне и моим коллегам. Думаю, что обсуждение со стороны глав «семерки» было запрограммировано заранее. Доброжелательность несомненная. Восторги в связи с завершением работы над Договором по СНВ и поздравления в этой связи Горбачеву и Бушу. Сопереживание трудностям СССР. Не было недостатка в хвалебных эпитетах в отношении Горбачева. Но отсутствовал серьезный разговор о широкой экономической поддержке СССР, да такое обсуждение, очевидно, не предусматривалось со стороны США и их партнеров. А ведь такие надежды с этим связывались у многих…
Я хочу привести слова замечательного русского писателя Александра Исаевича Солженицына, которого, естественно, трудно заподозрить в симпатиях к коммунизму и советской тоталитарной практике: «Казалось всегда: развалятся Советы – какая радость будет! А вот до такого жуткого развала довели – что и радости нет. Так уж тоскливо на экран смотреть».
О премьерстве, о Ельцине и «развороте над Атлантикой» – Хождение во власть – вещь опасная и не очень почетная. Но «сохранить лицо», как говорят в Китае, удалось – как это было возможно?
– Ельцин трижды в течение двух дней настойчиво предлагал мне возглавить кабинет… К моменту нашей встречи в Кремле 12 сентября Дума уже дважды отклонила упорно предлагаемую президентом кандидатуру Черномырдина. Не было сомнений, что подобный исход голосования будет и при третьей попытке. Между тем Виктор Степанович решил не отступать, особенно с учетом того, что Ельцин назвал в разговоре с ним мартовское решение о его отставке «своей ошибкой».
Уговаривать Думу в сложившейся ситуации было бессмысленно. Не помогло и мое согласие пойти заместителем Черномырдина, оставаясь министром иностранных дел… Расстроенно‑озабоченный Ельцин спонтанно обратился в нашем присутствии с предложением занять пост премьер‑министра к Ю. Д. Маслюкову – тот тоже отказался. Образовался тупик. Ельцин, вновь призвавший Черномырдина даже ценой признания своей ошибки, не был склонен сдавать свои позиции. Это не в его характере. Но и особого маневра не было, так как третий отказ Госдумы автоматически вел к ее роспуску. Тут Черномырдин сказал: «Я готов не идти в Думу третий раз только в том случае, если будет предложена кандидатура Примакова». Маслюков добавил, что он будет готов пойти заместителем председателя в мой кабинет…
Нас, несомненно, связывали с Б. Н. Ельциным добрые отношения. За всю многолетнюю работу и в качестве руководителя СВР, и министра иностранных дел, то есть до того, как возглавил правительство, я ни разу не испытал на себе недоброжелательства, раздражения, подозрительности или даже начальственного тона со стороны Ельцина, а ведь он далеко не славился ровным отношением к подчиненным.
Правда, я не входил в узкий круг окружавших его людей, кстати постоянно менявшихся, и не стремился к этому. Определенную дистанцию держал и он, никогда не приглашая к себе домой или на узкие товарищеские застолья. Однако были все основания считать, что Ельцин ценил меня как работника. Он не раз говорил об этом, и не только говорил… Мне даже не приходила мысль, что я тоже могу рассматриваться как временная фигура, призванная остановить выплескивающуюся наружу стихию… Когда стал председателем правительства, то сверхзадача на тот момент, да может быть и на более поздний, заключалась в том, чтобы пройти между диктатурой и хаосом. Думаю, что для этого был найден правильный путь – усиление роли и повышение эффективности государства. Опасно для рыночной экономики, да и для общества в целом не сильное государство, опирающееся на право и надежно действующие демократические процедуры, а слабое государство, которое даже из лучших побуждений пытается вмешаться в хозяйственную жизнь и другие сферы жизни страны, общества, людей, но на деле является орудием противоборствующих влиятельных групп. Как говорил Ф. Д. Рузвельт, «сильное, деятельное государство никогда не выродится в диктатуру. Диктатура всегда приходит на смену слабой и беспомощной власти».
Югославская трагедия только начиналась. Погасить пожар, вспыхнувший на Балканах, не удалось. Председатель правительства принимал все усилия, чтобы выйти из ситуации, используя лишь политические средства. Это, к сожалению, не удалось. «Разворот над Атлантикой» стал одной из ярких страниц не только в биографии академика Е. М. Примакова, но и в новейшей истории России.
– Хотелось бы при этом особо отметить, что действовал далеко не в одиночку. Осуществлялась координация, согласование вырабатываемых подходов с руководителями, как у нас принято называть, силовых структур. Каждый день, включая воскресенье, в 9.30 в моем кабинете в Доме правительства собирались министр иностранных дел, министр обороны, директор СВР, начальник Генерального штаба и начальник ГРУ. Мы обсуждали ситуацию, инициативные предложения, возможные действия с нашей стороны. И ежедневно наши предложения с конкретными разработками направлялись президенту. Как я узнал позже, такое мое повседневное общение с «силовиками» категорически не нравилось кое‑кому в окружении Ельцина…
Об экономике, науке, инвестициях и Сколкове – Существует представление о том, что никакие кризисы России не страшны, так как у нас много природных ресурсов и их хватит для того, чтобы еще много поколений жили безбедно… Так уж устроена наша экономика?
– Пожалуй, важнейшей задачей для России является пересмотр экономической модели, образовавшейся при переводе административно‑командной системы на рыночные рельсы. Глаза на эту модель открыл мировой экономический кризис 2008 года. Втянутая в кризис Россия представляла собой страну, 40 процентов ВВП которой создавалось за счет экспорта сырья, а внешний корпоративный долг достиг 500 млрд долларов – практически все «длинные» деньги, полученные бизнесом в виде кредитов, имели зарубежное происхождение. Эта сумма на тот период равнялась золотовалютным запасам нашей страны. С «грузом», с которым Россия вступила в кризис, связаны масштабы (худшее положение в «двадцатке») и длительность выхода страны из кризисной полосы. Следует подчеркнуть, что «запас прочности» в России, накопленный за счет доходов от высоких мировых цен на нефть, оказался равен только полугоду.
– Картина печальная. И что же делать?
– Объективно необходимый для России революционный скачок в развитии промышленности выдвигает на передний план целый ряд нерешенных проблем. Одна из них – совершенствование научных структур с целью разработки новых технологий. Среди них особое место принадлежит Российской академии наук – основному центру фундаментальных исследований. Мировой опыт показывает, что фундаментальные исследования финансируются государством. В то же время научно‑исследовательские организации обладают большим объемом прикладных разработок. Здесь – серьезный резерв инновационного развития России, который весьма мало используется.
Приведу пример. Еще в первой половине 2005 года на основе шести научно‑исследовательских институтов Сибирского отделения РАН была создана база данных прикладных конкурентоспособных разработок для коммерческого внедрения. Но отсутствие господдержки привело к тому, что этот коммерческий потенциал не разрастался, не совершенствовался. Одной из причин стал запрет Министерства финансов давать кредиты институтам Академии наук, так как они являются бюджетными организациями. В результате основными покупателями технологически передовой продукции стали зарубежные промышленные компании. К ним же зачастую переходили права на интеллектуальную собственность.
Мы справедливо ссылаемся на опыт Соединенных Штатов в создании сетей продвижения инноваций, но подчас походим к этому опыту с формальных позиций. Когда мы приводим в пример создание при американских университетах венчурных малых компаний, что само по себе чрезвычайно важно и для нас, мы оставляем вне внимания такое наше признанное самими американскими учеными преимущество, как существование Академии наук с широкой сетью исследовательских институтов. Конечно, и Академия наук, и Высшая школа в России нуждаются в усовершенствовании. Но, как мне представляется, нельзя переносить на вузы центр тяжести в научной работе. Истина – в необходимости максимально использовать возможности и Академии, и высших учебных заведений для перехода к новому технологическому укладу.
– Но мы пытаемся «угнаться» за американцами и даже перегнать их! Я имею в виду Сколково…
– У нас аналог Силиконовой долины создается в Сколкове – не в Звенигороде, Дубне, Черноголовке, Новосибирске, Томске, Екатеринбурге, Казани и т. д., а именно в Сколкове. Судя по всему, расчет делается на привлечение в Сколково иностранных специалистов, особенно на привлечение на этот территориально обособленный объект наших ученых, уехавших за рубеж. Правильно ли это с любой точки зрения? Абсолютно не соответствует действительности предположение, что в результате «утечки мозгов» те, кто остался в России, уже, дескать, не представляют былой ценности. Еще более вредное предположение, что возвратить уехавших из России ученых – теоретиков и экспериментаторов – можно за счет создания для них, не для всех, на что практически отсутствуют средства, а только для них материальных условий, сопоставимых с их заграничным пребыванием. Причем проект «Сколково», главным образом строительство нового города, обойдется ни много ни мало в 3 млрд. долларов в ближайшие три года. Эти средства могли быть, как представляется, с большим успехом вложены в уже существующие инновационные центры.
С 1992 года из России эмигрировало более 3 миллионов специалистов. Особую роль в организации столь массовой «утечки мозгов» играет политика ведущих западных государств и стран ЮВА, стимулирующих научную эмиграцию. Талантливых иностранных ученых не просто зовут – их ищут. Созданы специальные программы поиска. На постоянной основе работают 900 тысяч российских ученых и научных сотрудников в США, 150 тысяч – в Израиле, 100 тысяч – в Канаде, 80 тысяч – в Германии, 35 тысяч – в Великобритании, 25 тысяч – в Китае, около 3 тысяч – в Японии. Бывшие российские граждане являются основателями 6 процентов высокотехнологических компаний в Нью‑Йорке, 3 процентов – в Массачусетсе. По‑серьезному рассчитывать на их возвращение в Россию не приходится. Они уже вросли в зарубежную научно‑коммерческую среду. Этот вывод охватывает иммигрантов‑ученых и специалистов из всех стран.
О «семье», интригах и самом Ельцине – Ельцин и его окружение, на мой взгляд, прекрасный сюжет для нескольких авантюрных романов. Один из них, естественно, должен быть посвящен регулярной смене председателей правительства, чем, как кажется, Ельцин «занимался» с удовольствием. «Главным героем» в таком романе, конечно же, должен стать Евгений Максимович…
– Приблизительно через месяц после моего назначения председателем правительства Б. Н. Ельцин неожиданно завел со мной, как он сказал, «стратегический» разговор: «Я хотел бы обсудить ваши перспективы как моего преемника. Что нам следует делать в этом отношении…» Перебирая в памяти эпизоды разговоров с Ельциным, я позже подумал, не была ли эта «стратегическая» беседа проведена с целью прозондировать мою готовность «играть в команде» даже ценой согласия на то, что из правительства уберут «левых», заменив их на привычных «либералов»? А может быть, это была элементарная проверка моих намерений – не больше? Однако, кто знает, возможно, тогда Ельцин и не лукавил. Я ответил, что у меня нет президентских амбиций… Пожалуй, то была первая «ловушка» на моем пути как руководителя кабинета.
– Их было много? Кто же их расставлял?
– Вскоре после моего назначения я почувствовал, что окружение президента, с одной стороны, хотело, чтобы я находился на дистанции от Кремля, не участвовал в подготовке и принятии президентских решений, а с другой – опасалось моей самостоятельности. Это противоречило моим взглядам: я привык к «командной игре», но никогда не соглашался на роль «марионеточного деятеля»… Однако вскоре у Ельцина появились сомнения – его целенаправленно информировали о том, что я «веду свою партию».
Ничего у меня не получалось и со стремлением участвовать в обсуждениях, призванных найти оптимальное решение для президента, к сожалению, все больше отходящего по состоянию здоровья от самостоятельного руководства страной. В октябре 1998 года я пригласил к себе Татьяну Дьяченко – дочь Бориса Николаевича, которая играла в «семье» роль скорее не идеолога‑стратега, а исполнителя, так как больше, чем другие из окружения, имела к нему доступ и знала, как можно у него подписать ту или иную бумагу или получить нужную резолюцию. Мы встретились в моем кабинете в Доме правительства. Я предложил работать вместе, но услышал в ответ только банальное: «Мы вас так уважаем». Так была захлопнута дверь, которую я попытался открыть. Мотивы могли быть только одни: окружение президента понимало, что я не соглашусь играть в оркестре, дирижируемом олигархами.
Борис Николаевич Ельцин, несомненно, интересная личность. В первой половине девяностых годов был, безусловно, волевым, с высоко развитым чувством интуиции, уверенным в себе руководителем. Чего‑то не знал, но постигал через опыт, практику. Достаточно в этой связи проследить его деятельность на международном поприще – от слабо подготовленного и плохо разбирающегося в международных делах человека в конце восьмидесятых годов до лидера, дружбы с которым, да и просто общения, с которым искали или добивались многие опытные политики с большими именами. Это была не только дань России – одному из главных «игроков» на международной арене, действовал не только ореол лидера такой могучей державы. Дело было и в самом Ельцине, который часто ухватывал проблему и, самое важное, – демонстрировал, несмотря на внешнюю жесткость, конструктивность с целью решения многих вопросов. У него были и ошибки, и промахи, но мне представляется, что это большая и в то же время трагическая фигура, которая, несомненно, вошла в историю.
– А финал «хождения во власть»?
– Жалею ли я о том, что период моей работы во главе кабинета оказался искусственно ограниченным лишь 8 месяцами? Конечно, многого мы не успели сделать. Вместе с тем я не ушел из политической жизни и надеюсь, что в меру своих сил еще послужу России.
Накопилась ли злость в отношении Ельцина, «семьи»? Накануне празднования Дня независимости 12 июня 1999 года – это было ровно через месяц после моего смещения – один из близких к окружению Ельцина людей прозондировал мое настроение в случае, если меня наградят высшим орденом. Ответил, что не приму награды. Обида – да, но не злость.
Очевидно, продумывались и другие способы «нейтрализации» меня перед выборами в Государственную думу. В ноябре был приглашен к президенту Ельцину, которого не видел с момента моей отставки и который не позвонил мне ни разу даже после того, как мне успешно сделали операцию на бедренном суставе и боли остались в прошлом. Я не принял приглашения…
Россия в современном мире Демидовская аудитория Федерального Уральского университета имени первого президента России Б. Н. Ельцина. Стены аудитории украшены портретами лауреатов. Среди них и академик Евгений Максимович Примаков. По традиции здесь перед студентами выступают демидовские лауреаты. Их доклады посвящаются актуальным проблемам, тем, которые их волнуют сейчас.
Я с интересом ждал, какую тему для своего доклада выберет Евгений Максимович. Его жизнь наполнена событиями поистине историческими, и каждое из них заслуживает того, чтобы студенты о нем знали. О многом, что удалось пережить вместе со своим народом, Примаков рассказал в научных монографиях, в публицистических книгах, в статьях и воспоминаниях. Незначительную часть этой великой жизни я представил в этом эссе, в котором я использовал подаренные мне книги «Восемь месяцев плюс…» и «Мысли вслух»… Есть и последняя книга Е. М. Примакова «Ближний Восток на сцене и за кулисами». Она только что вышла, но не потому самая любимая. Ближний Восток – это любовь, страсть, творчество, забота и печали Евгения Максимовича. Пожалуй, в стране нет специалиста и ученого, который бы до тонкостей знал суть происходящего здесь. Да и в мире всего несколько человек, способных трезво оценивать тот бурный политический поток, в волнах которого вскипает Ближний Восток.
Единственное, что могу воскликнуть: «Читайте Примакова!» и вы лучше будете понимать, что происходит на этой планете…
Евгений Максимович для студентов выбрал тему, пожалуй, самую важную для них сегодня: «Россия в сегодняшнем мире».
– Прежде всего, нужно сказать, что Россия унаследовала те природные преимущества, которые были у Советского Союза. Россия остается самым большим по территории государством на Земле, расположенным на двух континентах – в Европе и Азии. В недрах России суммарно более трети мировых природных ископаемых. Кроме того, Россия унаследовала у СССР весь ракетно‑ядерный арсенал и ныне является единственным в мире государством, сопоставимым с США по своим военно‑стратегическим возможностям. Все это так. Но эти преимущества не вечны. Для их воспроизводства необходимы недюжинные постоянные усилия. Говоря, например, о природных дарах России, следует, как это ни прискорбно, привести следующие факты: до 85 процентов российской территории расположено севернее Западной Европы и северной границы Соединенных Штатов. Именно в этих районах, где по определению товарно‑рыночное производство нерентабельно, расположено от 60 до 95 процентов всех российских природных богатств – нефти, газа, редких металлов, леса. Постоянных усилий по модернизации требует и ракетно‑ядерный потенциал России – на это уходят огромные финансовые средства.
Экономика – самое слабое звено для России, выступающей в качестве мировой державы, но, несмотря на все еще нерешенные проблемы, есть основания считать, что экономический рывок России состоится. В России растет число лиц, стремящихся модернизировать экономику.
Для внешней политики страны погоду не делает та сравнительно небольшая группа российских граждан, которая ошибочно считает, что, пока не решены жгучие внутренние проблемы, нам не следует претендовать на роль великой державы. Люди, придерживающиеся таких взглядов, очевидно, не понимают – дело даже не в одних лишь традициях, а в том, что без России трудно, если вообще возможно, противодействовать вызовам и угрозам человечеству в XXI веке. Не следует забывать, что Россия сама является объектом этих вызовов и угроз. Вместе с тем активное участие нашей страны в международных делах, несомненно, облегчает решение внутренних проблем.
О третьей мировой войне и Академии наук – Евгений Максимович, вы единственный в стране человек, который, как мне кажется, может объяснить, что происходит. Катятся революции по Ближнему Востоку, Северная Корея грозит начать войну с Америкой, повстанцы в Сирии и так далее. Такое впечатление, что мы живем на пороховой бочке?
– Я должен сделать небольшой экскурс в прошлое. Во времена «холодной войны» все считали, что ядерное столкновение невозможно, так как существует опасность взаимного уничтожения. Это была система ядерного сдерживания. Сейчас некоторые мои коллеги считают, что такая доктрина устарела. Я так не считаю, потому что если не будет паритета, то нам могут диктовать какие‑то условия. И на этом строилась вся политика. Однако потом появились вызовы, которые не были предусмотрены. Некоторые посчитали, что пришла новая эра, когда хвост управляет собакой и заставляет ее вилять. Но это не так. Все‑таки миром управляют великие державы – Совет безопасности ООН плюс Индия, Бразилия и так далее. Однако начались процессы, которые были скованы конфронтацией двух систем. В стабильности были заинтересованы и мы, и США. Я был свидетелем двух войн – сначала как корреспондент «Правды» в Каире, а потом уже как ученый, которого послали на Ближний Восток в критической ситуации. Тогда американцы и мы делали все возможное, чтобы удержать обе стороны, стабилизировать положение. И это нам удалось сделать. Но сейчас ситуация изменилась.
– Кризисов, как известно, было много. Широко известен Карибский, он поставил на грань ядерной войны две сверхдержавы. Но ведь были и другие, не менее опасные?
– Я имею в виду «шестидневную войну» 67‑го года и войну 73‑го, когда арабы впервые на первом этапе добились больших успехов. Киссинджер тогда обхитрил всех. Он хотел, чтобы Садат добился небольшой победы, а затем посадить обе стороны за стол переговоров. Если бы не было «победы», то никто бы с Садатом и не стал разговаривать… Ну а что касается нынешнего положения, то сказываются многие противоречия этнического и религиозного характера. Речь идет чуть ли не о борьбе цивилизаций. Я с этим не согласен. Если бы такое случилось, то она приобрела бы какие‑то новые формы. Но такого не происходит. Конечно, поленья в огонь подкидывают США. Но Обама отличается от своего предшественника, который подчас принимал решения спонтанно. Однако в США идут процессы, которые не зависят от того или иного президента. В некоторых кругах там считают, что существует однополярная мировая система. Хотя это далеко не так.
– Им не хватает Советского Союза…
– Просто они себя считают самой сильной державой. Впрочем, так и есть: США по экономике, военной мощи превосходят все страны. Однако это не является гарантией существования однополярного мира. Есть тот же Китай, который поднялся очень сильно. По существу у него уже вторая экономика в мире, в обозримый период она может обогнать и экономику США. Так выглядит мир сегодня. Если попытаться прогнозировать будущее, то я не верю, что мир станет двуполярным – США и Китай, так как, убежден, что Китай не будет представлять военной угрозы для США. Не верю, что Китай будет делать ставку на военный аспект в своих отношениях с соседями.
– Это противоречит их традициям, их менталитету. Китайцы не воевали за пределами своей страны, да и они исповедуют конфуцианство…
– Но они никогда не были такими великими…
– Но почему же?! А в прошлом: великий Китай – это реальность?!
– Но тогда мир был иным…
– Но Китай и США сегодня взаимно дополняют друг друга?!
– Только экономически! Китай, на мой взгляд, не догонит США по развитию науки, так как в нем много «вторичного».
– Американцев трудно догнать…
– Если вообще возможно… Ну а что касается нас, то мы в многополярном мире приняли верное направление – действуем в разных векторах, на разных направлениях.
– Но со всеми дружить нельзя!
– Нельзя, но работать можно. И нужно. Мир – очень сложный.
– Некоторые считают, что началась третья мировая война – имеются в виду арабские страны, и ведут эту войну американцы.
– «Арабская весна» прежде всего невыгодна именно американцам. Прежние режимы их устраивали, потому что их руководители боролись с исламским экстремизмом, с террористами. «Весна» началась спонтанно, а вот распространение ее по арабским странам уже связано с новейшими технологиями – Интернетом, телевидением, другими коммуникациями. «Оседлали» этот процесс исламисты. Их организации взяли ситуацию под свой контроль, и с этим на