– Вы всегда меня забавляли, Питер, – он быстро поднял руки и замахал ими, как бы призывая забыть только что сказанные слова. – По-доброму забавляли, не поймите меня неправильно. Но в то же время все это печально – вы не хотите своего выздоровления, и я просто физически не смогу помочь вам, если вы сами себе не поможете. Вот скажите мне – что с вами произошло за последние несколько часов?
Он попал в плен к Хэйлу, и тот снова пытается обмануть его своими лживыми речами. Снова! Но Питер будет в этот раз готов, он пустит в свои уши его яд, но не будет им отравлен. Решено – если это поможет его спасению, он будет подыгрывать ему – кем бы Хэйл себя ни представлял.
– Я… – начал Питер, облизнув пересохшие губы, – я пробрался в Либерталию и сбежал от твоих убийц и бандитов, которых ты отправил за мной. Я поднялся наверх, в корпорацию “Мираж”, которая заманивает людей в свои чертоги лживыми обещаниями прекрасных миров, а потом убивает их в своих газовых камерах. А потом я… я… умер.
“Доктор” медленно закивал головой, печально улыбаясь.
– Ну вот. Как я и думал. Две недели интенсивного лечения – и все впустую! – Хэйл встал со стула, медленно прошелся из одного конца своего кабинета в другой, и обратно. Кажется, он был раздосадован. – Вы ведь уже подавали надежды, Питер! Вы уже почти побороли свою болезнь! Наложение, помните?
– Какое наложение?
– Вы всегда были очень эмоциональным, – Хэйл остановился около своего стола и стал рыскать по нему в поисках какого-то предмета. – Сейчас, найду ваше дело… Ага, вот! “Эмоциональный, склонен к импульсивным поступкам. Обладает повышенной внушаемостью”. Ну, остальное уже неважно… Думали, вы уже идете на поправку. А вы – р-раз! – и все испортили. Снова бегали по больнице как ненормальный. Вопили, бесились. На медсестру Элли вот накинулись. А она ведь вас очень любит. Очень!
Хэйл тщетно пытался призвать к его совести. Но, раз уж он решился играть в его игру, то нужно играть до конца. Он ведь сыщик – мастер манипуляции, актер и шпион, это всегда давалось ему с легкостью.
Питер потупился и сделал вид, что ему стыдно.
– А все из-за чего? – продолжал Хэйл. – Из-за книги! Я ведь вам говорил – мы уже давно запретили книги, чтобы такие, как вы, не сходили из-за них с ума. И где вы вообще ее достали?
– Что за книга… доктор? – пересилив себя, спросил Питер. Нужно поддерживать разговор и изучать обстановку, и, быть может, ему представится шанс для побега. Какая же мастерски выполненная иллюзия окружала его!
Хэйл снова подошел к своему столу и стал по нему шарить, что-то бормоча. Его спина была беззащитной, но рубашка – она полностью сковывала Питера! Вот бы найти способ разорвать путы…
– Вот! – торжествующе воскликнул Хэйл в обличии доктора, сжимая в руках кипу каких-то бумаг. Затем он подошел к Питеру поближе, чтобы тот мог разглядеть их.
Бумагами оказались черно-белые фотографии небольшой книги. Обложка была черной, и буквы на ней угадывались с трудом – Питер разглядел только начало названия: “Дом”.
– Мы изъяли это из вашей палаты, – объяснил Хэйл озадаченному Питеру. – Снова. Вы ведь помните? Это из-за нее вы попали сюда.
– Нет, – помотал головой Блок. – Ничего не помню. Почему же книги теперь под запретом?
– О, это давняя история, – Хэйл, похоже, был рад тому, что может побыть в роли учителя. Питер с сомнением посмотрел на полки шкафа, заполненные книгами, и Хэйл, проследив за направлением его взгляда, быстро сказал: – Не обращайте внимания. Это муляжи. Смотрите!
Он стремительно и легко, словно маленький мальчик, подбежал к шкафу, открыл стеклянные дверцы и вытащил наугад первую попавшуюся книгу. Оказалось, это была не книга, а пластиковый ящик.
– Видите? – он постучал костяшками пальцев по поверхности, и раздался характерный глухой стук. – Наш великий президент, Бенедикт Хоуп, своим первым указом распорядился избавиться ото всех книг в нашей стране. Знания отныне передаются в форме гипертекста и языка текстовой логики. Вы, наверное, хотите спросить меня – чем же книги плохи в своей функции передачи информации?
Питер, до сих пор внимательно ищущий поблизости от себя любые инструменты, которые помогли бы ему сбежать, рассеянно кивнул.
– Все очень просто, господин Блэкмур! – весело продолжил Хэйл и в порыве воодушевления даже пробежал по своему кабинету целый круг, затем остановился и продолжил: – Несмотря на свою художественную ценность и несомненно огромную роль в одухотворении человеческого сознания, книги также являются и опаснейшим оружием в руках террористов!
– Террористов?
– Верно! Идеологически безнадежные преступники при малейших усилиях могли зашифровывать целые послания и призывы к оружию в своих литературных трудах. “Между строк” – понимаете? И, что самое опасное – никто не знает, когда эти послания проявят себя! Может быть, через год. Может быть, через пять лет. Или через десять. Или даже через сто! Идеи удивительно живучи и могут дожидаться подходящей ситуации годами, словно впавшие в спячку насекомые. Даже если издательство внимательно изучило бы текст книги, оно не может найти все скрытые автором смыслы. А это значит, что книга, попав к тем, кто болен сомнениями, мгновенно станет катализатором, который в конечном счете приведет к разрухе и новым восстаниям! Понимаете теперь?
Ошеломленный этой речью Питер кивнул, и Хэйл просиял.
– Я вижу, теперь вы действительно выслушали меня, а не как в тот раз! Тогда я сразу понял, что вы притворялись. Но теперь, Питер, я вижу, что вы можете пойти на поправку. Все зависит только от вас. У вас есть ко мне какие-нибудь вопросы?
Питер подумал.
– Да, наверное, – он немного помолчал. – Кем я был до того, как попал сюда? Кем работал? У меня есть жена, дети? Друзья, знакомые?
Хэйл медленно подошел к своему столу.
– Это нормально, Питер, – мягко ответил Хэйл, повернувшись к сыщику. – Ваша память еще вернется к вам. Что касается вашей прежней жизни – вы состояли в преступной ячейке, смысл существования которой заключался в осуществлении подрывной деятельности внутри нашей страны. Вам, можно сказать, повезло: идеологическая служба посчитала, что у вас еще есть шанс на реабилитацию, – Хэйл выдержал небольшую паузу, что-то припоминая. – Не могу сказать того же о ваших товарищах – кажется, их постигла печальная судьба. И, насколько я знаю, у вас нет ни жены, ни детей. И это даже плюс – легче будет начать новую жизнь!
Питер вымученно улыбнулся. В этот момент в дверь постучали, в кабинет вошел человек в военной форме.
– Доктор Хайл, – обратился он к Хэйлу. Тот улыбнулся:
– Я поговорю с вами через десять минут, сержант Рой. Мне нужно закончить разговор с пациентом.
Сержант уставился прямо на Питера, и глаза у него были маленькими и колючими, словно черные ежи. Под этим взглядом Питер внутренне съежился, хотя внешне попытался придать лицу скучающее выражение. Этот сержант, к неприятному удивлению Питера, уже был знаком ему – именно он привел ничего не подозревающих туристов в смертельную ловушку.
– Да… Да, конечно. Я буду на пропускном пункте. Важная новость. Я буду ждать вас, доктор.
Сержант скрылся за дверью. Хэйл, заметив замешательство Питера, наиграно рассмеялся:
– Не обращайте внимания, господин Блэкмур. Военные любят драматизировать.
– Не думал, что военные в больнице – добрый знак, – осторожно сказал Питер.
– Согласен с вами. Но обстановка сейчас неспокойная. Они помогают нам – все-таки, самое главное медицинское учреждение в стране… – он что-то поискал на столе, вытащил пульт и нажал на кнопку. – Сейчас за вами придут медбратья, они проводят вас в вашу новую палату. И, пожалуйста, имейте сочувствие к ним – они вас очень любят, а вы постоянно их огорчаете!
Прошло несколько минут. Хэйл, опершись руками о стол, улыбался Питеру, иногда бросая взгляд на изумрудную рощу за окном. Даже Питер нехотя залюбовался ею – деревья мерно качались на ветру, порхали птицы, в воздухе растворялись сочные зеленые листья. Похоже, больница располагалась на холме.
Наконец, раздались два звонких удара в дверь, и в кабинет вошла пара угрюмых санитаров. Один из них вежливо поздоровался с Хэйлом и начал с ним короткий диалог, а второй прямо со входа пошел в сторону Питера, грубо вырвал того из объятий мягкого кресла и, удерживая за скованные рубашкой руки, повел к выходу.
– Он идет на поправку, Уильям! – обрадовал угрюмого санитара Хэйл. Тот, приподняв уголки губ, изобразил улыбку и вывел Питера за двери кабинета. Второй санитар, веселый и разговорчивый, присоединился к Питеру справа. – Удачи, господин Блэкмур! Еще увидимся!
Угрюмый Уильям захлопнул дверь, и санитары синхронно затопали по коридору, подталкивая Питера перед собой. Какое-то время все трое молчали.
– “Идет на поправку”! – прервал молчание угрюмый Уильям и скривил лицо. – Ты это слышал, Блейк? Он был похож на человека, который идет на поправку, когда ломал руку Вику? Или когда набросился на Элли – может быть, я что-то проглядел, и он действительно идет на поправку?
– Не преувеличивай, Уильям, – бодро ответил Блейк, явно думая о чем-то своем. – Вик сам виноват, нечего было подставлять руку, правда, Питер? Вы действительно чувствуете себя лучше?
Питер осторожно кивнул, краем глаза разглядывая своих стражей. У Блейка была чуть сплюснутая голова, крепко привинченная к шее, коротко остриженные черные волосы и лицо с грубыми чертами, которые преображались, когда он широко улыбался. Он был невысоким, но широким в плечах и с виду казался очень сильным. А Уильям… Питер повернул голову влево, пытаясь разглядеть и его, и остолбенел. Это был Уильям из Дома – тот самый, который называл себя его другом, который помог ему сбежать от полиции и бандитов, который служил под его началом! Как же он не заметил этого, когда Уильям только вошел в кабинет?
Сумасбродная больница! Все перемешалось в запутанный клубок – тиран стал заботливым доктором, его друг – злобным, обиженным на всех вокруг санитаром, а сам Питер оказался безумцем, снова и снова бредящим своими снами! Как же выбраться из этого кошмара?
– Чего встал? – рявкнул Уильям и грубо толкнул Питера вперед. – Шевелись давай!
– Уильям, будь снисходительнее, – мягко попросил Блейк и дружески похлопал идущего впереди Питера по плечу. – Это не их вина, что они больны. Им требуется помощь, а не твоя злоба… Мне кажется, или снизу слышно какой-то шум?
Снизу, под их ногами, возможно, через несколько этажей, и впрямь доносился какой-то неясный шум.
– Наверное, снова кто-то встал не с той ноги, – предположил Блейк. Питеру показалось, что тот занервничал.
Некоторое время они шли молча. Коридор повернул налево, мелькнуло несколько лестничных пролетов, дверей, распахнутых кабинетов и окон, открывающих взор на прекрасную изумрудную рощу. Похоже, ветер усиливался. Стены вокруг – желто-белые, яркие лампы через каждые пять шагов, иногда мимо проходят доктора в причудливых масках, которые Питер уже однажды видел. Вокруг была мирная тишина, и ему с трудом верилось, что именно по этой больнице он бежал не так давно наперегонки с ядовитым ветром в своей голове. Наконец, они подошли к решетчатой двери, за которой был виден просторный зал с белыми стенами, заполненный несколькими десятками людей в свободных светлых одеждах, занятых какими-то своими делами.
– Та-а-ак, вот мы и пришли, господин Блэкмур, – Блейк снял с Питера смирительную рубашку, придерживая за локти, и сразу же предупредил: – Только без глупостей, Питер. Секундочку… Вот, заходите. Ваши друзья уже заждались вас. Даже Лойд, по крайней мере утром, был в хорошем настроении.
Уильям грубо толкнул сыщика вперед, и дверь с лязгом закрылась. Оба санитара, о чем-то негромко переговариваясь, пошли прочь, и Блок оказался предоставлен самому себе. Питер осторожно прошел вперед, в центр зала – жители этого маленького белого мирка по-прежнему не обращали на него ни малейшего внимания и продолжали заниматься своими делами. Аккуратный низенький старичок играл в шахматы сам с собой, попеременно пересаживаясь на место оппонента и обратно, причем делая это с таким азартом, что Питер невольно загляделся на него. Высокий тощий парень что-то рисовал пальцем на поверхности дальней стены, тихо бормоча себе под нос. Двое мужчин – один с изрытым оспой лицом, а второй с огромной бородавкой на весь лоб – вели друг с другом диалог, иногда подозрительно поглядывая на гостя. Длинноволосая женщина с красивыми глазами читала книжку, перевернутую вверх ногами, изредка укоризненно приговаривая: “Эбби, не вертись! Я же сказала, что тебе уже нужно спать!” или: “Не мешай мне читать, маленький оболтус!”
Воистину, сумасшедший дом.
Не зная, что ему делать, Питер решил подойти к наиболее дружелюбно настроенному, на его взгляд, старичку-шахматисту. Тот, завидев приближающегося к нему сыщика (или безумца?), радостно улыбнулся.
– Я вижу, что вы чувствуете себя гораздо лучше, Питер, – у него были ровные белые зубы и добрые голубые глаза, словно жившие своей отдельной жизнью от целой сети морщин, расползшихся по его лицу.
– Простите, я не помню, как вас зовут, – смущенно признался Питер.
– Это не ваша вина, мой мальчик, – он указал ладонью на кресло напротив себя. – Присаживайтесь. Будем знакомы в третий раз – Эрман Холлуэй.
Питер пожал протянутую ладонь. На его удивление, рукопожатие старичка оказалось крепким.
– В третий? – переспросил Питер, присев на мягкое кресло. – Похоже, я не в первый раз теряю свою память.
– О, и даже не в третий! – рассмеялся старичок. Увидев озабоченное лицо Питера, он уточнил: – Вы теряли голову еще до знакомства со мной. И не единожды. У вас очень сложный случай.
– Ничего не помню, – Блок задумчиво почесал затылок. Было по-прежнему пусто. Старичок сочувственно кивнул:
– Не волнуйтесь. Я слышал, что в этот раз у вас есть все шансы на выздоровление. По правде говоря, вы уже почти выздоровели – ну, я имею в виду, до вчерашнего инцидента, когда вы решили покинуть больницу, и санитарам пришлось вас успокаивать. До сих пор не могу понять: кто подбросил вам эту треклятую книгу? Тот, кто сделал это, явно хотел вам навредить.
– Да, возможно…
Повисло молчание. Старичок еще некоторое время сочувственно кивал головой, словно был детской игрушкой, затем хлопнул в ладоши, растер их и решительно сдвинул белую пешку, срубив черного “коня”. Заинтересованный, Питер поглядел на шахматную доску. Положение у черных было бедственным: фигур было явно меньше, “король” находился в чистом поле, а “ферзь” был под угрозой попасть в “вилку”. Напряженно раздумывая, как исправить ситуацию, Питер и не заметил, как к ним бесшумно подкрался еще один полоумный.
– Вы играете неправильно, – раздался наглый голос. От неожиданности Питер подпрыгнул в кресле. Перед ними стоял тот парень, что-то чертивший пальцами на стене. В руках он любовно сжимал цветочный горшок с непонятным растением, укрытым длинными листьями.
– Питер, познакомься, это Лойд, – представил Эрман подошедшего к ним нагловатого типа. Тот согнулся в издевательском поклоне. – Лойд – единственный представитель научной интеллигенции в нашей тихой обители. Доктор ботанических наук… Бывший доктор.
– Немного толку от доктора, загремевшего в психушку, – насмешливо сказал Лойд и пощекотал пальцами нежный лепесток. – Зато Римма, похоже, сегодня в хорошем настроении. А ты, Эрман, наверное, безумно рад, что тебе хоть кто-то составил компанию в этой глупой игре?
Старичок улыбнулся.
– Никак не пойму, Пит, – обратился Лойд к Питеру и уставился на него своими бледно-зелеными глазами, наполовину прикрытыми опущенными веками. В его взгляде сквозило неподдельное презрение. – Когда санитары наконец прикончат тебя? Кажется, Уильям уже близок к этому.
Питер вопросительно глянул на Эрмана, который, похоже, был в курсе этой глупой игры. Если сыщик вновь начнет дебоширить, у него и впрямь могут возникнуть проблемы. Придется слушать этого наглеца.
– Это я на самом деле подбросил тебе ту книгу, – заявил Лойд. Затем тут же непоследовательно добавил: – Нет. Шутка. Хотя – я знаю, кто тебе ее подкинул. И это тоже шутка. Сегодня я показал язык Вилли. И оторвал волосок с головы Беллы. Она даже и не заметила. Здесь есть шутка. Все хвалят мое чувство юмора.
– У тебя действительно чудесное чувство юмора, Лойд, – кивнул Эрман и подмигнул Питеру. – Римма сегодня и вправду в хорошем настроении.
– Кто эта Римма? – поинтересовался Питер.
– Моя жена, – ответил Лойд, не мигая.
– Глупо было называть этот чудесный цветок именем своей умершей жены, Лойд, – сказал Эрман. – Не каждый в состоянии оценить твой прогрессивный юмор.
– Хочешь погладить Римму, Пит? – внезапно спросил Лойд и даже протянул цветочный горшок. – На, погладь. Она сегодня в хорошем настроении.
– Погладить?.. Цветок?
Эрман и Лойд выжидающе смотрели на него. Питер обернулся – оказывается, все пациенты в зале уже давно непрерывно наблюдали за их диалогом и ловили каждое их слово. На него были уставлены несколько десятков глаз. Внутренне напрягшись, Питер протянул руку к цветку, и Лойд еще ближе придвинул к нему горшок. У цветка было много листьев самой разной формы, но бутон скрывался в глубине. Затаив дыхание, сыщик прикоснулся к шершавой зеленой кожице и провел пальцами по всей поверхности листа.
Внезапно Питер ощутил движение. Цветок выходил из своего убежища, раздвигая листья в стороны. Вот он медленно выпрямился, обнажая сердцевину, и, наконец, воссиял ярко-фиолетовым пламенем. Питер в немом восхищении заслонился ладонями, боясь ослепнуть, и рассмеялся. Он огляделся по сторонам, надеясь разделить свой восторг с остальными зрителями, но с ужасом понял, что цветок теперь постоянно стоит перед его глазами, а все пациенты корчатся на полу от боли, задыхаясь и моля о помощи.
Фиолетовый цветок! Газовая камера в недрах лживого “Миража”! Воспоминания нахлынули бурным потоком, выметая больницу, и он вновь вспомнил отчаяние и ужас, охватившие его в тот миг, когда он уже смирился с поражением. А что, если он еще не проиграл? Безумная мысль! Он вдохнул губительный газ полной грудью, и на миг его легкие, казалось, охватило беснующееся черное пламя. Но прошло мгновение – и мучения прекратились и стихли, а голова вновь очистилась.
По ту сторону сказки
– Вот сюда, к стеночке. Ну же, побыстрее!
Питер открыл глаза. Он вновь находился в зале с грязными кафельными стенами, с потолка свисало несколько голых лампочек, источающих режущий глаза свет. Из зала выходило несколько коридоров, на этот раз открытых. Несколько десятков жителей выстроены в два ряда вдоль стен, мужчины и женщины – почти без одежды, в нижнем белье, испуганные, плачущие, дрожащие. У входа – больше дюжины людей в форме полиции. Мимо рядов прохаживаются двое – высокий тощий парень и низенький старичок в военной форме.
Благодаря своему “распыленному” состоянию, Питеру удалось избежать общей участи. Похоже, о его присутствии в этой комнате и вовсе не догадывались – и не догадаются, если он не издаст каких-нибудь подозрительных звуков или об него кто-нибудь случайно не запнется. Во избежание этого Питер бесшумно поднялся на ноги и прижался к стене, взглядом выискивая принцессу. Она была в самой середине женского ряда – в глазах угадывалось отчаяние, но принцесса старательно пыталась не выдавать этого своим поведением. Губы упрямо сжаты в тоненькую полоску, прищуренные глаза неотрывно следят за похитителями.
Сыщик стал внимательно разглядывать тех, кто, по-видимому, будет решать судьбы этих несчастных людей – старика и тощего. На первого был наброшен тяжелый потрепанный плащ, подметающий пол, на голове – слишком большая для него морская фуражка. На плечах – погоны со множеством хаотично разбросанных звезд разного размера, на глазах – круглые темные очки. Он очень сильно горбился, и это в сочетании с вещами не для его размера, которые он носил, придавало ему сходство с ожившим огородным пугалом. Старичок поочередно подходил к пленникам и словно даже сочувствовал им, сжимая брови в одну полоску и бормоча что-то себе под нос каждый раз, когда видел очередного беднягу. Подошедший полицейский шепотом обратился к нему, и Питер расслышал начало фразы: “Адмирал Холлуэй”. Эрман Холлуэй?.. И действительно, снова внимательно взглянув на старичка, сыщик с удивлением признал в нем старого шахматиста из его причудливого кошмара.
Второй – высокий тощий парень – был полной противоположностью своего спутника. На всех он глядел свысока своим полным презрения и в то же время оценивающим взглядом, и, пока изучал пленников, не проронил ни слова. В нем Питер без труда признал безумного владельца фиолетового цветка из своего сна – Лойда, который изменился не столь сильно – разве что презрения стало больше, а наглость превратилась в безмолвную надменность. Лойд был облачен в безукоризненно чистую черную парадную форму, в руках сжимал трость с серебряным набалдашником в форме цветка в окружении хищных листьев, в глазах был зажат монокль, довершающий его облик аристократа.
– Каковы будут ваши распоряжения, лорд Лойд? – наконец вежливо поинтересовался адмирал.
Лорд брезгливо сморщил нос:
– Что тут думать? Всех в шахты!
– Ради Его Великолепия, мой лорд! – воскликнул адмирал и воздел руки к потолку. – Я уверен, что среди этих… людей найдутся те, кто нам нужен. А кто, собственно, нам нужен, сержант?
Уже знакомый Питеру сержант Рой, сжимающий в руках видеофон, подошел к адмиралу и лорду.
– Господину Энрике Прайму нужно трое слуг, мужского пола.
– Отлично! – хлопнул в ладоши адмирал, затем подскочил к мужскому ряду и, показав пальцем на мистера Варни, пекаря и детектива, сказал: – Вы, вы и вы! Вам выпала честь служить самому владыке “Телемира”! Не подведите нас!
Полицейские стали уводить дрожащих мужчин из зала. Пекарь пытался вырваться из цепких лап, но, поняв, что у него ничего не выйдет, перед тем, как исчезнуть за дверью, несколько раз крикнул своей безутешной дочери, что все будет хорошо.
Кошмарный мир! Кошмарный Дом! Питер хотел вмешаться в это безобразие уже бесчисленное количество раз, но, если его постигнет неудача, то он не сможет выполнить свое задание. Как унять ноющее сердце? Как перестать слышать рыдающую девушку, которая, скорее всего, уже никогда больше не увидит своего отца?..
– Папа! Папа!..
– Ну-ну-ну, тише, – стал ее утешать адмирал. – С ним все будет в порядке. Если повезет, сможете видеться по выходным!
– П-правда? – недоверчиво спросила дочь пекаря.
– Ну конечно! Мы же не звери какие-нибудь, мы – прогрессивные капиталисты! Все, что мы делаем, в первую очередь – для вашего же блага, а потом уже – для блага Дома и остальных!
Девушка прекратила истерику, и адмирал вернулся к поредевшему ряду.
– Госпоже Джессамине Вако нужен человек, который будет развлекать ее в перерывах, – продолжил Рой.
– Я! Это я! – выпалил Грегори, вскинув руку к потолку. – В развлечениях мне нет равных! Вот увидите!
– Другое дело! – обрадовался старый адмирал и показал на Грегори рукой, оглядывая остальных: – Видите, да? Энтузиазм – вот на чем держится наше телегосударство! Отведите этого молодца к госпоже Вако, мальчики.
Двое полицейских вывели Грегори в ту же дверь, где недавно пропал пекарь. Лорд с сомнением спросил адмирала:
– Опять госпожа Вако? А что стало с предыдущим… собеседником?
– Кажется, его нашли бродящим по улицам Страны Чудес… Со множеством химических ожогов по всему телу! – бодро ответил адмирал и улыбнулся: – Ведь госпожа Вако тоже человек, и ей, как и нам всем, нужно как-то снимать весь тот стресс, который накапливается в ней в течение дня.
Лорд кивнул, соглашаясь.
– Последняя вакансия, – откашлявшись, почтительно напомнил Рой. – В цирковое шоу господина Умберто нужен шут.
– Х-м-м, – протянул адмирал, изучая оставшихся мужчин – продрогшего брата Никола и троих неизвестных, которые томились в камере еще до плена принцессы. – Кто-нибудь желает попробовать себя в индустрии развлечений?
Ответом ему было напряженное молчание.
– Тогда вы, уважаемый, – решил адмирал, показав пальцем на Никола. Тот испуганно попятился и наткнулся на полицейских за его спиной. – Ну-ну, не бойтесь. Вам выпала честь стать частью цирковой труппы господина Умберто – самого известного циркмейстера Миракулюса!
– Бог не позволит мне стать презренным шутом!.. – проблеял брат Никол. – Я слуга господний, а не клоун!..
– Так ведь это только в плюс! – Адмирал резко рассмеялся. Смех у него был неприятным, неискренним, и смеялся он так долго, что с него успели слететь очки, чего он не заметил. Блок увидел глаза старичка – бледно-синие, жестокие и уставленные в одну точку – и понял, что его внешняя доброта была настоящей настолько же, насколько честным был кассир, обещавший принцессе спасение. – Значит, у вас уже есть опыт публичных выступлений! И врать учить не придется! В общем, желаю вам удачи!
Двое крепких мужчин буквально вынесли на руках упирающегося брата Никола. Когда его вопли стихли, адмирал, с улыбкой потирая ладошки, сказал:
– А теперь – девочки!
Оставшихся мужчин, продрогших и испуганных, полицейские вывели в другой коридор – по-видимому, их переправят в шахты, подумал Блок. Адмирал и лорд, тоже заметно повеселевший после этих слов, перешли ко второму ряду. Некоторые из пленниц, плача и заламывая руки, умоляли отпустить их, но работорговцы были непреклонны. Только принцесса, стоящая в самом конце ряда, старалась сохранять достоинство, и сыщик поразился стальному характеру этой удивительной девушки.
Пока адмирал с любопытством оглядывал пленниц, Блок бесшумно подкрался к принцессе, и, стараясь быть предельно осторожным, мягко прикоснулся к ее нежной ладошке:
– Принцесса, не пугайтесь! – шепотом успокоил он девушку. Та все же вздрогнула от неожиданности, обернулась на звук голоса сыщика и уже приготовилась было что-то сказать, но он сжал ее руку в своей и быстро сказал: – Молчите, прошу вас! Меня отправили, чтобы спасти вас, я ваш друг! Делайте, что я скажу вам, и вы окажетесь в безопасности! Вы верите мне?
Несколько секунд красавица продолжала смотреть в пустоту, будто воздавая молитву тем силам, что прислали ей спасителя. Затем она повернула голову обратно и, еле заметно улыбнувшись, промолвила:
– Да.
Тем временем Рой, убрав в сторону свой видеофон, доложил адмиралу:
– Двенадцать женщин и девушек.
Адмирал удовлетворенно кивнул и натянул на лицо лже-добрую улыбку.
– Ну-ну, красавицы! – артистично воздев руки вверх, воскликнул он, подошел к плачущей спутнице грабителя банков и погладил ее по голове. – Не стоит так убиваться! Смотрите, какими вы становитесь некрасивыми, когда плачете!
Слова адмирала не помогали. Девушки продолжали плакать, и только графиня Алузская, гневно сверкая глазами, кричала на весь зал:
– Вы еще пожалеете, поганые бандиты!.. Как вы смеете трогать меня, добрую женщину в восьмом поколении?! Вы все мерзавцы, проклятые пираты, а ну быстро освободите меня, чтобы я могла пожаловаться на вас в детективное бюро! Да разве вы полиция? Кучка жалких мошенников и похитителей, вот увидите…
Рой, до сих пор безучастно, как и остальные, глядевший на разошедшуюся графиню, вдруг вытащил из кармана широкий скотч, оторвал длинную полоску и ловко заклеил бунтовщице рот. Графиня обиженно замычала.
– Благодарю, Рой, – облегченно промолвил адмирал. Лорд Лойд, до этого завороженно глядевший на сыпавшую оскорблениями женщину, одобрительно кивнул. – Так, кто нам нужен?
– Уборщица в “Золотой Рог”, – двигая пальцем по экрану, сказал Рой. – Она должна быть смелая, решительная, независимая, послушная и с опытом работы…
– Идеальный кандидат! – просиял адмирал и даже в порыве восторга пожал онемевшей графине руку. – Удачи в “Золотом Роге”, мадам! Передавайте привет маэстро Ложе!
Гневно мычавшая в свой кляп графиня пропала в коридоре, сопровождаемая крепкими полицейскими. Когда она исчезла, в зале стало заметно тише – и пропала последняя капля мужественности.
Тут в карманах брюк адмирала что-то коротко прозвенело, и он достал свой видеофон – должно быть, пришло сообщение от кого-то. Он быстро пробежал глазами по яркому экрану, хлопнул себя по лбу и воскликнул:
– Ну конечно, как же мы с вами могли забыть, лорд! Мадам Рони набирает новую труппу для эксклюзивного шоу в Стране Чудес! – он испытующе поглядел на пленниц, словно ожидая, что после его слов все внезапно испытают прилив счастья. – И ей снова нужны молодые красавицы! Ну-ну, что же вы расстраиваетесь? Вы еще даже не представляете, какое вас ждет счастливое время!
Адмирал прошелся вдоль ряда, успокаивая девушек и шепча слова успокоения. Наконец, он добрался до последней пленницы.
– Великий и Всемогущий, кого я вижу! – с притворным удивлением воскликнул адмирал. – Сама принцесса Элли! Решили сбежать, да? В какой-нибудь далекий и всеми забытый мирок? Вы еще не поняли, что вам не сбежать от своего счастливого будущего? Принц Эдриан уже оставил на всеобщее обозрение свою речь, в которой он просит вас вернуться к нему – не слышали о ней? Ну, ничего, еще увидите… Признаться, даже меня, казалось бы, человека, которого уже нельзя ничем удивить, эта речь растрогала и заставила прослезиться… Я уверен, вы передумали и уже хотите вернуться к своему возлюбленному! От принца Эдриана нельзя сбегать – он самый любвеобильный и самый добрый принц Миракулюса, и, по его словам, он любит вас больше, чем все пятнадцать жен из своего гарема – а это, поверьте, дорогого стоит!
Сказав это, адмирал отошел к лорду и, счастливо улыбнувшись, словно человек, завершивший длительную уборку, скомандовал: