Я вышел и прошел по знакомому коридору до своего кабинета. Подойдя к своей двери вплотную, я потянулся за электронным ключом, но в последний момент одумался и просто потянул дверную ручку. Я вошел внутрь, закрыл за собой дверь и сел в мягкое кресло рядом со смеющимися на диване Кристен и Дэвидом. Пока меня не было, они умудрились найти общий язык и что‑то громко обсуждали.
– Слушай, видела бы ты, как его отделал этот медведь! – сквозь слезы и несдерживаемый смех рассказывал Дэвид. – У него один глаз вообще не видит! Там огромнейшая гематома! Говорю тебе, у него сейчас глаз как у обезьяны задница!
– Задница обезьяны?! – немного смущенно переспросила Кристен и тут же залилась громким хохотом. – Дэвид, с вами не соскучишься!
– Хорош тут заигрывать с Кристен на почве чужого горя, – сказал я Дэвиду, а сам улыбнулся.
– Стиллер, где ты ее нашел? – сквозь смех интересовался Дэвид. – Никогда не встречал такой удивительной дамы!
– Ой, да ладно вам, – застенчиво отозвалась Кристен, – не говорите так, видите, вы Нейтана заставляете ревновать.
– Ага, Дэвида к тебе, – устало и безразлично отозвался я.
– Да успокойся ты, Стиллер, тебе все равно ничего не светит, – насмешливо ответил Дэвид, – ты уже слишком стар для нее и крайне депрессивен. А она вон какая веселая!
– Это кто тут старый?! – возмутился я.
– Ты, Нейтан! – отозвалась Кристен. – Посмотри на себя в зеркало, ты уже весь седой!
Я нахмурился, не понимая, что за чушь они несут и подошел к зеркалу.
– Что за черт?! – испуганно воскликнул я, рассматривая свои седые волосы в зеркале.
Я недоумевающе обернулся в сторону Кристен и Дэвида, но их там уже не было. У меня в кабинете теперь не было никого и ничего. Пропали не только люди, но и вся мебель. Меня окружала абсолютно пустая комната. Не понимая, что происходит, я прошелся по кабинету и вдруг услышал очень громкий стук в дверь. Я подошел к двери, взялся за ручку… и проснулся.
|
|
Очнулся я у себя дома на диване и осмотрелся, пытаясь прийти в себя. Первым делом я взглянул на свои наручные часы. Нет, на часах не было 7:01 утра. Затем вновь раздался стук в дверь. Меня на секунду заклинило, так как я еще не отошел от сна и не понимал, что происходит. Я приподнялся, присел и вновь услышал настойчивый стук в дверь. Наконец я вспомнил, что нахожусь дома и внимательнее всмотрелся в свои часы. Они показывали 21:03.
Опять стук в дверь.
Далее я вспомнил, что как только пришел домой после всего этого погрома в музее, то почти сразу же в бессилии заснул на диване.
Стук в дверь. Снова.
Черт, нужно открыть.
Я с трудом поднялся, придерживая свои больные ребра, и дохромал до двери. Прежде чем я успел ее открыть, раздался очередной нетерпеливый стук.
С порога буквально в течение двух‑трех секунд я пронаблюдал следующую картину: Кристен в белоснежном свободном сарафане радостно по‑актерски улыбалась, но, увидев меня, сразу же поменялась в лице и воскликнула:
– О боже, Нейтан, что с тобой?!
– Ты о чем? – спросил я только для того, чтобы выиграть время на придумывание ответа.
– Ну ты же… ты же весь… что с тобой случилось? – осматривала она меня перепуганным взглядом.
– Помнишь, где я работаю? – устало спросил я, так и не придумав достойного ответа, а затем жестом пригласил войти в квартиру.
– Да… ФБР, – неуверенно произнесла она и прошла внутрь.
|
|
– Все еще не смотришь телевизор? – поинтересовался я.
– Эм… нет… тебя опять показывали по телевизору, а я все пропустила?
– И в интернете новости не читаешь?
– Да как‑то… не читала сегодня.
Благо, несколькими часами раннее я успел переодеться в домашнюю одежду и хоть немного привел себя в порядок. Я надел синие джинсы и легкий коричневый свитер с длинными рукавами, который хорошо скрывал все мои бинты на обеих руках и через весь торс. Так что, Кристен наблюдала меня еще не в худшем состоянии. Меня выдавали только пара синяков на лице, пластырь на губе и перемотанный мизинец правой руки. Ну да, впрочем, не так уж и мало.
– Понятно. Ну вот… издержки профессии. Мне правда не очень хочется об этом говорить… у меня и похуже бывало, ничего особенного, – я на автомате достал из холодильника вчерашнюю бутылку Калифорнийского Рейнского вина и присоединился к Кристен, которая уже успела по‑хозяйски усесться на моем диване.
– Это все то дело серийного маньяка, да? – осторожно спросила она.
– Да, – я уставился на свой стеклянный столик с полупустой бутылкой вина, – кажется, я что‑то забыл.
– Бокалы? – улыбнулась она.
– Точно, – я поднялся, все еще придерживая свои больные ребра, и пошел за бокалами.
– Ты кого‑то поймал? – Кристен продолжала меня допрашивать.
– Нет, скорее меня поймали, – я достал бокалы, поставил их на стол и вновь уселся в кресло.
– Тебя этот маньяк так… эм… поймал?
– Нет… не знаю, слушай, будешь задавать такие вопросы, я тебя арестую за препятствование моему расследованию, – насмешливо сказал я, пытаясь отвертеться от ненавистной мною темы.
|
|
– Оу, – оживилась она, – ну так арестуйте меня, специальный агент Стиллер.
– Сейчас, только схожу за наручниками в спальню.
На лице Кристен вырисовалось неподдельное изумление и я даже сказал бы одобрение, после чего она издевательски решила меня добить:
– А ты всегда держишь наручники в спальне? – захлопала она глазами.
– О нет, – я отчаянно закрыл рукой лицо, развивать пошлую тему у меня сейчас не было никакого желания.
Кристен в ответ только засмеялась и после некоторой паузы все же сменила тон на более серьезный:
– Ну правда, Нейтан, посмотри на себя в зеркало, ты будто на войне сегодня побывал. Как я могу удержаться и не спросить, что случилось.
– Да знаю… но… потому и не хочу вспоминать плохое. Откуда ты, – осенило меня, – узнала мою фамилию?
– Планшет помнишь? Там еще секретные данные на тебя были, – нагло ответила она.
– А ну да, что‑то у меня с памятью совсем уже…
– Ладно, – она посмотрела на бутылку вина и бокалы, – ну и долго я еще буду ждать?!
Я только улыбнулся и молча наполнил оба бокала вином.
– Если мне не изменяет память, – начал я вспоминать, протягивая руку к бокалу, – и если мне это не приснилось, то ты там с утра что‑то писала о том, что видела… осознанный сон?
– Да! – чуть ли не крикнула она. – Да, видела! Я… я не знаю как так вышло, я же ведь только с тобой вчера поговорила на эту тему и буквально пару страниц прочла той книжки, что ты мне дал… и я… я этой ночью поняла, что сплю!
– Ох уж эти новички, вечно вам везет, – я демонстративно поднял свой бокал, – ну за твой первый раз! Гм… за первый осознанный сон, в смысле.
Мы торжественно отпили немного вина и поставили свои бокалы обратно на столик.
– И… что же там было? – спросил я.
– Я… я гуляла по сине‑зеленому полю, – у нее загорелись глаза, – это поле было очень похоже на поле, где я в детстве бывала вместе с родителями. Там прямо посреди огромного открытого пространства без единого дерева стоял небольшой деревянный домик. Мы в нем часто проводили время летом. И вот я во сне увидела точно такой же дом! Он был идентичен тому, что я запомнила в детстве. Я просто ходила туда‑сюда по полю, когда заметила этот дом. Я сразу узнала его, а потом обратила внимание на неестественный цвет поля. Оно же всегда было зеленым, а тут стало… ну не то чтобы синим, просто оно не было и зеленым. Я… я не знаю, как это правильно объяснить, но с цветом явно было что‑то не так… вот не зеленое оно было…
– А как давно ты была в этом доме последний раз?
– Давно… лет пятнадцать назад, может даже двадцать… но я видела во сне точно такой же дом! Один в один!
– Да… я тоже сегодня нечто давнее видел во сне, – вспомнил я приснившийся мне давно сгоревший дом моего деда, – это только кажется, что мы чего‑то не помним, а наш мозг хранит все, что мы когда‑либо видели. До этого бывает тяжело докопаться, а во снах это… это естественно, там, можно сказать, неограниченный доступ к нашей памяти, просто нужно научиться управлять этим. Я так много чего видел в своих снах, чего в жизни уже давно не видел…
– Слушай, это правда удивительно, я думала, что уже и забыла, как там все выглядит, а сама увидела все в таких деталях…
– И как же ты поняла, что спишь?
– Это произошло как‑то… внезапно. Я уставилась на этот странный цвет поля и начала думать. Я почему‑то сразу же вспомнила, как ты мне рассказывал про осознанные сны и у меня появилась мысль: «А вдруг я сейчас сплю?» И вот после этой мысли, я будто стала на все сто уверенна, что сплю. Знаешь… ничего вроде бы не поменялось, но одновременно все стало таким… таким вот…
– …насыщенным? Ярким? – вспомнил и я свой первый осознанный сон, когда просто сидел за столом и что‑то писал, а потом заметил, как мои чернила стали сиять.
– Да! Вот все стало таким необыкновенным… и мне стало так спокойно… я… не могу объяснить…
– Ты и не сможешь. На мой взгляд, объяснить чувства, переживаемые во время осознанного сновидения, невозможно. Ты можешь только сама это осознать, на себе прочувствовать, но пытаться это описать – неблагодарное дело.
– Наверно… необыкновенное ощущение…
– И как долго ты была в таком сне?
– Трудно сказать… немного совсем, думаю, не больше минуты. Мне‑то было спокойно, но в тот же момент я прямо чувствовала, как у меня от переизбытка радости стучит сердце. Я просто гуляла по этому полю и наслаждалась видом, но потом как‑то неожиданно проснулась. Это как раз под утро уже было.
– Если такое под утро случается, то вообще замечательно, – улыбнулся я, делая глоток вина, – почувствовала огромный прилив сил сразу после пробуждения и ни капли сонливости?
– Да! Вот именно! Я никогда не просыпалась такой бодрой. Обычно же как‑то хочется хоть пару минут еще полежать, глаза хоть немного, но сложно открыть, а тут прямо… будто я попала сразу в середину дня, когда мне совсем не хочется спать, а глаза уже давно не закрывались. Вот бы так всегда просыпаться…
– К сожалению, это вряд ли возможно, – я потянулся за бутылкой и долил еще вина себе и Кристен, – такой прилив энергии чаще случается только после первого осознанного сновидения. Дальше уже не будет такой эйфории. Все осознанные сны, конечно, будут приносить только положительные эмоции, но это знаешь… это как вот ты что‑то новое попробовала и со временем к этому просто привыкаешь. Будет интересно, но уже не так.
– Все равно хочу еще, пока что мне такое состояние не наскучило.
– Не хочу вселять в тебя пессимизм… если ты будешь все так же думать об этом сегодня вплоть до самого сна, то у тебя есть все шансы испытать сегодня еще одно осознанное сновидение… но такое редко случается. У меня на вторую ночь ничего не было. У меня вообще второе осознанное сновидение было где‑то через пару месяцев после первого, ну а дальше уже как‑то стабильнее. И это при том, что я, по сути, не так уж и сильно старался вызывать у себя подобные сновидения.
– Но ты же говорил, что этому как‑то можно научиться? Ну то есть, испытывать осознанные сны, когда захочется? Это же правда возможно?
– Ну да, конечно. Просто на это нужно потратить много времени и по‑настоящему этого хотеть. У тебя сейчас есть мотивация, тебе безумно хочется испытать еще один осознанный сон…
– Да я бы рада гораздо больше одного! – радостно возразила она.
– Хорошо, больше… Так вот, мотивация тут вообще самое‑самое главное. Если ты сама себе внушишь, чего именно хочешь, то все может получиться само собой. Но… это не так просто как кажется. Ты‑то этого хочешь, но ты до конца не осознаешь, чего хочешь. Ты еще не понимаешь полностью, что такое сон. Ты же сейчас просто хочешь испытать эти незабываемые ощущение, я прав?
– Ну… да, наверное, мне хочется вновь почувствовать это…
– Вот, в этом вся суть. Тебе все же следует прочитать пару книжек на эту тему, просто чтобы понять чего же именно ты хочешь. Так у тебя мозг будет знать, что именно нужно делать, чтобы достичь своей цели. Нужно понимать саму суть сновидений, осознавать на все сто процентов, что сон происходит исключительно вот здесь, – я притронулся пальцами к своему лбу, – что весь этот огромный мир, который ты видишь во сне, конкретно – твое поле со странной расцветкой – это все находится у тебя в голове и больше нигде.
– Хм… ну я это вроде как понимаю, но… не знаю.
– Узнаешь все со временем, оно постепенно придет к тебе. Я так после многих осознанных снов начал понимать одну вещь… Человек это… это вот не то, что он надевает на себя, не то, как он выглядит, это не вот эти руки, – я показал свои руки, – не ноги, не волосы… человек это то, что у тебя находится в голове, в мозге. Тут заключено абсолютно все: твой характер, твои повадки, предпочтения… все твои мысли. Мы можем быть невероятно сложным живым организмом, но при этом только сознание… твой мозг… вот что является чем‑то действительно существенным, там находишься ты – то, что ты есть. Это как центр всего и он управляет всем. Мне после такого совсем не кажется безумной идея поменять двух людей мозгами. Мы просто недостаточно развиты, чтобы осуществить такое, но если бы это было возможно, то стало бы наглядно понятно, что можно поменять оболочку, а человек останется прежним.
– Ужас, Нейтан, – она улыбалась и смотрела на меня с широко раскрытыми глазами, – это что, и я до такого когда‑нибудь дойду?
– Знаю я… тебе сейчас это кажется безумным, но еще после пары осознанных сновидений ты поймешь меня. В таком понимании человека нет ничего плохого.
– Да нет… я… просто ты так рассказываешь об этом… не думала о таком.
– Я много о каких вещах думаю, о чем нормальные люди никогда не думают, – иронично усмехнулся я, делая очередной глоток вина.
– Расскажешь, о чем думаешь?
– Может в другой раз, когда мне за день работы достанется еще сильнее, чем сегодня, – грустно улыбнулся я.
– Ну как хочешь.
– Хотя… кое‑что безумное я все же могу попробовать рассказать, ну чтоб ты меня совсем уже сумасшедшим считала.
– И что же это?
– Я еще об этом пожалею, но да ладно… Ты… веришь в судьбу? Ну вот что все за тебя уже предрешено, что каждое твое решение уже известно кому‑то там наверху заранее?
– Ну как тебе сказать, я думала о таком, но серьезного значения этому не придавала. Да, бывало, мне казалось, что хоть иногда, но кто‑то направляет меня, что если я уж делаю что‑то совсем безумное, то так должно быть. Будто кто‑то этого хочет от меня, потому что знает, что я делаю нечто правильное…
– И давно ты слышишь эти голоса? – усмехнулся я.
– Не смешно, я не сумасшедшая! – немного обиженно и одновременно мило сказала она.
– Да чего ты, – я примирительно поднял руки, – я шучу, просто ты это так серьезно сказала… я, по‑моему, высказывал куда более странные вещи минуту назад. Я всегда только рад услышать что‑нибудь необычное… а то сейчас куда не глянь – все такие… одинаковые.
– Ищешь кого‑то необыкновенного? – заинтересованно поднимая брови, спросила она.
– Ну это как посмотреть на ситуацию. Я вон, на своей работе постоянно имею дело со всякими необыкновенными личностями, только их за эту необыкновенность и исключительность приходится сажать за решетку. А так да, наверно все же хочется просто встретить кого‑то необычного.
Она украдкой посмотрела на меня:
– И что же… ты там хотел сказать о судьбе?
– Судьба, да. Не хочу обидеть ничьи взгляды, но я не верю ни в какие высшие силы, богов и прочую чепуху. Я верю только в науку. Если мы чего‑то не знаем, если мы чего‑то не понимаем, то просто наука еще не развита до такой степени, чтобы это в полной мере понять. Когда‑то давно и восход Солнца списывали на божественную силу, но благодаря науке мы теперь понимаем, что ничего сверхъестественного в этом нет. Списывать все непонятки на что‑то сверхъестественное – идиотизм высшей степени. Но! При всем при этом, у меня внутри таится такая безумная идея, что все равно все в нашем мире предопределено. Каждое действие прописано до доли секунды.
– Ты говоришь, что высших сил нет, но нами все равно кто‑то управляет? – недоумевающе спросила она.
– Нет, не управляет, просто все предопределено. Знаешь, все прописано как в коде программы – наша вселенная это как нечто запрограммированное. Конечно, я никак не могу это ни доказать, ни опровергнуть, но могу помочь понять свою мысль. Вот подними сейчас свою правую руку.
Кристен посмотрела на свою правую руку, помедлила пару секунд и, не отрывая от руки своего взгляда, подняла ее выше головы. Следом она недоумевающе посмотрела на меня.
– Опускай, – скомандовал я.
Она опустила руку.
– Вот ты сейчас, услышав мою просьбу, могла миллион раз обдумать свои дальнейшие действия. Ты могла выбрать что угодно. Ты могла отказаться поднимать правую руку или ты могла поднять левую. Ты могла сказать, что я псих, взять эту бутылку с вином и запустить ее в меня, ты могла сделать что угодно… но ты подняла свою правую руку. И вот это твое окончательное решение и было уже давным‑давно предопределено. Ты могла обдумать миллион раз, стоило ли тебе ее поднимать, но конечное решение – поднять руку – уже было неизбежно. И так со всем. То, что я тебе сейчас рассказываю весь этот бред – было предопределено, то, какие я использую слова, то, что ты меня слушаешь и что думаешь об этом всем – все это уже давно известно, потому что все уже давно запрограммировано.
Кристен сильно нахмурилась, выслушав все высказанное мною безумие, и потянулась за бокалом с вином. Я же с умилением наблюдал за ее реакцией и немного побаивался, что наговорил лишнего.
– Ну а как тогда, – выдавила она из себя после небольшой паузы и глотка вина, – вот мы же принимаем решения в своей жизни, многие решения непростые, мы их можем годами обдумывать… и что, в конечном итоге, что бы мы ни решили… это все равно будет не наше решение?
– Слушай, я не хочу тебя ни в чем убеждать. Это и так полный бред, это ничем недоказуемо… но просто вот однажды у меня появилась такая мысль, я задумался и решил, что в принципе все может быть вот так. Почему так? Я никогда не узнаю. Почему не так? Этого я тоже никогда не знаю. Такие мысли обусловлены простым желанием знать ответы на вопросы… на которые ответа никто не знает.
– Пытаешься найти смысл жизни?
– Не думаю, что какой‑то смысл вообще существует… мы просто живем, а потом умираем… и все.
– Некоторые считают, что смысл в том, чтобы после себя что‑то оставить… какое‑то наследие. Что‑то значимое. Тогда получается, что ты жизнь прожил не просто так.
– Да, оставлять что‑то после себя… это хорошо, правильно… но все равно смысла в этом немного. В конечном итоге это все не имеет никакого значения, – я устало откинулся в кресле и закрыл глаза.
– Тебе, похоже, сегодня сильно досталось, – тихонько произнесла она, – не только физически… у тебя даже музыка сегодня не играет… такая тишина.
– Да… как‑то хочется тишины… столкнулся сегодня с одной нехорошей личностью, – я открыл глаза и задумчиво посмотрел в пустоту, – я думал, что сегодня умру.
– Но… все же обошлось? – нахмурилась она.
– Да, обошлось… слушай, как будешь близко к какому‑нибудь источнику информации, просто почитай, что было сегодня в музее имени Соломона Гугенхайма. Вспоминать… несколько неприятно. Да и я не смогу рассказать больше, чем ты узнаешь в СМИ.
– Хорошо, посмотрю. Наверно мне все же стоит иногда включать телевизор, а то живу как в тумане.
– Ты и в Чикаго жила в тумане? – улыбнулся я.
– Ну… не совсем… иногда в люди все же выбиралась. Но как‑то в последнее время то работа, то за матерью присматривала… я уже и забыла, что там снаружи что‑то происходит.
– Я думаю, сменить место жительства – было правильным решением. Тут много нового, постепенно освоишься и придешь в себя… тяжело было с матерью?
– Тяжело…
– А что твой отец? Как он? И где он вообще сейчас?
– Отец… он пока там остался… ну в Чикаго. Хочу его тоже сюда перевезти. Когда мамы не стало, его болезнь усугубилась…
– Болезнь?
– Да… ой, я не сказала. У него два года назад обнаружили Альцгеймер. Обнаружили очень удачно, как раз на самой начальной стадии. Плюс ко всему бывший начальник ФБР имеет свои привилегии – он полностью обеспечен медицинской помощью, но врачи все равно говорят, что в лучшем случае он доживет до семидесяти двух лет.
– А сейчас ему сколько?
– Шестьдесят четыре. Доктора говорят, что в основном эта болезнь проявляется после шестидесяти пяти лет, но вот моему отцу «повезло». Он уже два года живет с Альцгеймером, сам говорит, что никаких изменений не видит в себе, но я‑то вижу. Он еще год назад начал забывать многие вещи, а сразу после смерти мамы ему явно стало хуже. Память еще сильнее ухудшилась, раздражительный стал. Врачи говорят, что это все от пережитой трагедии и что скоро ему станет лучше… но мне уж точно от этого не лучше… смотреть, как ему становится хуже, когда у меня самой в голове черти что.
– И когда ты планируешь его перевезти сюда?
– Да вот уже на днях. Никак не могу заставить его купить билет на самолет. А мне он не дает купить ему и сам отнекивается, говорит что забывает. Но я‑то знаю, что это уже не из‑за болезни, он просто не хочет покидать дом… где с мамой почти всю жизнь прожил. Но он мне сегодня по телефону клялся, что завтра купит билет, так что, думаю, через два‑три дня уже будет тут.
– Замечательно, уже будет веселее, – порадовался я, – он насовсем сюда переедет?
– Надеюсь… пока что временно, поживет у меня здесь. Но я думаю, что смогу его убедить перевезти сюда все остальные вещи. Нам сейчас обоим лучше пожить вдали от… от дома.
– Я был бы не прочь пообщаться с бывшим специальным руководящим агентом управления ФБР. Уверен, у него есть интересные истории.
– Еще как. Это теперь его любимое занятие на пенсии – рассказывать о своей работе. Только, если честно, не уверена, что прямо сейчас тебе с ним говорить – хорошая идея. Он сейчас правда не в лучшем состоянии, даже о работе перестал говорить, не знаю, как он отнесется к тебе…
– Да я ж не напрашиваюсь. Я все понимаю. Если нужна будет какая‑то помощь, ты говори. Мне тут особо некому помогать, – усмехнулся я.
– Некому помогать? А в ФБР ты чем занимаешься?
– Ну это другое, это все‑таки работа, мне за это деньги платят.
– А ты, значит, хочешь благотворительностью заниматься, – улыбнулся она.
– Почему бы и нет, это куда лучше, – ответил я и устало зевнул, а затем помассировал пальцами свои слезящиеся глаза.
– Ты наверно за сегодня смертельно устал, а я тут тебя мучаю…
– С чего ты взяла, что я уста… – не сдержавшись, я зевнул еще раз, – видишь, я бодр, как никогда.
– Ну да, я вижу, – улыбнулась она и кивнула в сторону пустой бутылки, – да и вино мы все уже выпили, это, знаешь ли, тоже утомляет.
– У тебя еще не осталось запасов вина дома? Хорошее вино, – солгал я.
– Ну уж нет, следующая бутылка с тебя, – ехидно отозвалась она.
– Черт, это коварно. Ладно, я что‑нибудь найду, а то у меня только полбутылки виски осталось.
– Ладно, ты сегодня сильно устал, я тогда пойду уже, тебе явно надо поспать. Да и мне тоже не мешало бы.
– Ну да, завтра же понедельник. Много работы?
– Возможно, завтра прибавиться, мне обещали подкинуть еще одну группу студентов. Посмотрим, что из этого выйдет, – Кристен осторожно поднялась и собралась уходить. – Мне завтра захватить с собой аптечку?
– Мм? – я тоже поднялся из кресла.
– Эм… ну мало ли, может, завтра у тебя будет сломана рука или нога и тебе нужна будет первая помощь.
– А ну да, последнее время я только мазохизмом и занимаюсь, – саркастически отозвался я, поглядывая на перебинтованный палец, – но я надеюсь, аптечка завтра не понадобится, – я провел Кристен до двери.
– Ну по крайней мере наручники у тебя есть.
– Они‑то чем полезны? – спросил я, открывая дверь.
– Ну мало ли, может ты будешь сопротивляться моему лечению, – загадочно поглядывая на меня через плечо, ответила она и пересекла порог, – спокойной ночи, Нейтан.
– Спокойной ночи, – задумчиво ответил я и закрыл дверь.
В некотором замешательстве я постоял немного у двери, а затем бездумно переместился в ванну, где умылся холодной водой и уставился на свое отражение. Остатки хорошего настроения испарились и мне стало неспокойно. Даже немного страшно. Страшно от того, что неминуемо настигнет меня этой ночью. Мой кошмар.
Все, что мне нужно было сегодня сделать – это осознать. Только осознать и все будет хорошо. У меня же каждый день одни и те же кошмары, неужели так сложно научиться распознавать их и осознавать себя во сне? Нужно дать себе четкую установку: если я увижу в ближайшие несколько часов какую‑нибудь маленькую девочку или будет намек на то, что у меня седые волосы, то это будет означать, что я сплю. Слышишь, Нейтан? Маленькие девочки и седые волосы – стопроцентный признак того, что ты спишь. Иначе и быть не может. Нужно только осознать. Только осознать.
Черт, мне действительно страшно засыпать. Я боюсь того, что могу увидеть. Это все лишь сон… но он напоминает мне о реальности. Я так хочу забыть эту реальность, но каждый раз я снова и снова к ней возвращаюсь. Что бы я ни делал, сколько бы времени ни прошло – ничего не меняется. Как же избавиться от этого? Глупый вопрос. Я и так знаю ответ на него. Нужно всего лишь смириться, простить себя за содеянное, принять действительность такой, какая она есть. Уже пять лет я живу с этим грузом, но как бы я ни пытался… не могу я себя простить за это. Даже сам не понимаю почему, просто не могу и все.
Альма. Бедная девочка, ей во всем не повезло. Не повезло родиться в той стране, не повезло стать пушечным мясом в руках безнравственных людей, не повезло встретиться со мной. Почему я придаю так много значения этому случаю? Я же и раньше убивал людей. Что же изменилось в тот раз? Кое‑что изменилось… раньше я не убивал детей.
Все. Хватит. Не хочу больше об этом думать. Нужно попробовать поспать.
Я взглянул на свои наручные часы и переместился в спальню. Осторожно сняв с себя свитер, я поправил бинты и собирался лечь в постель, когда мой взгляд замер на осколках фарфора. Я перевел взгляд на забинтованный мизинец правой руки и вспомнил утреннее обещание самому себе. «Как‑нибудь потом» я собирался убрать осколки попавшего под горячую руку блюдца. У меня уже не было никаких сил что‑либо делать, мне хотелось просто лечь и попытаться заснуть, но я все же заставил себя убрать этот мусор. С чувством выполненного долга я, наконец, лег и закрыл глаза.
Несколько минут я пролежал на спине, потом мне стало неудобно и я повернулся на один бок, затем на другой. Боль в ребрах не позволила мне долго пролежать на боку и я вновь лег на спину. Как бы я ни пытался найти удобную позу и заснуть, мне это не удавалось. В течение часа я только и делал, что ворочался туда‑сюда, поглядывая на электронные часы на тумбочке. А время шло, неизбежно сокращая драгоценные часы моего сна. Однако заснуть все никак не получалось. Тогда я решил в очередной раз лечь на спину, попытался максимально расслабиться и сконцентрировался на своем дыхании. Я стал слушать каждый свой вздох и постарался освободить разум от мыслей. У меня начало получаться и уже через пару минут я ощутил, как мое тело начинает слабеть, а сознание понемногу засыпает.
У меня почти получилось, но звук бьющегося стекла, доносящийся с улицы через приоткрытое окно свел все мои старания на нет.
– Твою мать, – шепотом произнес я, открывая глаза.
Следом из окна послышался еще один звук бьющегося стекла, после которого стали доноситься радостные крики и смех. Из всех мест в городе, Нью‑Йоркские пьяницы почему‑то выбрали улицу у меня под окном, чтобы подебоширить этой ночью. Далее я смог оценить их ужасные вокальные способности, когда они начали хором орать какую‑то примитивную попсу и я проклял себя за то, что не закрыл окно на ночь. Я жил на пятом этаже и этого было более чем достаточно, чтобы слышать во всех деталях происходящее внизу.
Мой сон уже был безнадежно потерян, так что я поднялся и решил посмотреть на виновников торжества. Мне удалось разглядеть четверых парней, двое из которых размахивали стеклянными бутылками, а двое другие держались за плечи и радостно орали песню.
– Где мой пистолет? Перестрелять вас что ли.
Я хлопнул окном и плотно его закрыл. Благо, звук оно почти не пропускало и у меня в квартире наконец‑то воцарилась тишина. Я вновь улегся в кровать и посмотрел на часы на тумбочке. Они показывали 0:13 ночи. Столь поздний час меня не обрадовал, но шанс немного поспать у меня все еще оставался. Я вновь попытался очистить разум от мыслей и стал слушать свое дыхание. Усталость брала свое и у меня начало получаться, я стал засыпать… но громкий стук в дверь в очередной раз лишил меня сна.
Я открыл глаза и прислушался, пытаясь понять, не показалось ли мне. Очередной грохот, исходящий от двери, развеял все мои сомнения.
– Да вы что, издеваетесь?! – воскликнул я, подрываясь с кровати и направляясь к двери.
Кого же, черт возьми, в такое время принесло?