Поупражнявшись немного в слаломе, мы сравнительно быстро оставили густонаселенные районы позади себя и въехали на довольно‑таки просторную территорию, окруженную еще более ужасной дорогой и полностью лишенную каких‑либо прохожих. Проехав последние несколько метров по жалкому подобию асфальта, я заметил перед собой строительную площадку и остановился неподалеку.
– Приехали, – сказал я, обращая внимание на безлюдность места и большое здание перед собой.
Перед нами располагалось внушительных размеров некое недостроенное сооружение. Сложно было сказать, для чего именно оно предназначалось, потому что по большей части на верхних этажах виднелся лишь каркас конструкции, который еще предстояло основательно застраивать. Недостроенное здание имело серый строительный цвет, возвышалось на шесть с половиной этажей ввысь и, судя по всему, было полностью пустым внутри. На нем имелись сотни отверстий для будущих окон или даже балконов, но в целом здание пока что представляло собою лишь скелет конструкции.
– Что‑то никто тут ничего не строит, – Джейкоб так же подметил отсутствие людей.
– Угу… ну что, давай осмотримся.
Мы вылезли из машины и стали смотреть по сторонам. Недостроенное здание располагалось примерно в семидесяти метрах от нас и путь к нему лежал сквозь грязную рабочую дорогу и несметное количество строительных материалов, расположенных по периметру здания. Мы могли наблюдать одиноко стоящие строительные леса, наваленные то тут, то там груды кирпичей, разбросанные повсюду доски и даже тележки с различным строительным мусором. Покрутив еще немного головой по сторонам, я все же заметил далеко от нас силуэты прохожих, пересекавших соседние улицы, но поблизости по‑прежнему никого не наблюдалось.
|
|
– Как‑то походит на заброшенную стройку, – сказал Джейкоб, осматривая груды кирпичей.
– Ты же когда обзванивал строительные компании, искал только действующие стройки?
– Да… но информацию конкретно об этой стройке я прочитал на сайте компании… там могли быть устаревшие данные.
– Может у строителей сегодня выходной, – предположил я.
Мы миновали парочку железных столбов с заржавевшими нечитабельными табличками и продвинулись чуть дальше, подбираясь ближе к зданию. Пока мы шли по грязной и мокрой от дождя песчаной поверхности, мы не переставали смотреть по сторонам, осматривая разбросанные повсюду строительные материалы. Прошагав еще пару метров, я остановил взгляд на нескольких бетонных блоках.
– Джейкоб! Иди, глянь! – я подозвал Джейкоба, который успел отойти от меня в противоположную сторону метров на пять.
Он перепрыгнул через пару строительных досок и подошел ко мне. Следом он, как и я уставился на кучу необычных бетонных блоков, просвечивающихся под определенным углом обзора.
– Прозрачный бетон, – тихо сказал он.
– Угу, он тут повсюду, – я указал рукой чуть дальше, на точно такие же скопления блоков, – и главное глянь, тут в основном испорченный бетон. Здесь почти нет целых блоков, повсюду одни осколки.
– Да, вижу, – Джейкоб достал из кармана пиджака пакет с уликой и, присев на корточки, приложил ее к одному из больших фрагментов на стройке, – вроде похожи.
– Угу, тот же вид, – присмотрелся и я к схожести, – но ты же помнишь, что говорили те строители ресторанов… это весьма распространенный материал. Его используют все, кому не лень.
|
|
– Да, мы видели точно такой же бетон на всех предыдущих стройках, но вот только там‑то все экземпляры были целыми, обломков почти не наблюдалось…
– …а тут все завалено этими осколками, – я окинул взглядом обширную местность и насчитал поблизости семь скоплений осколков прозрачного бетона, – ладно давай еще посмотрим, что тут интересного.
Мы медленно шагали по направлению к зданию, тщательно осматривая каждый сантиметр строительный площадки в надежде обнаружить любые подсказки, которые могли бы помочь нашему расследованию. Сами не зная, что хотим обнаружить в этом мертвом месте, мы продолжали свои поиски буквально вслепую.
Когда я приблизился к зданию практически вплотную, то обернулся, чтобы посмотреть, где там отстал Джейкоб. Последний свернул немного в сторону и находился метрах в десяти от меня. Я заметил, как он внимательно посмотрел на верхние этажи недостроенного здания, а затем опустил голову и продолжил осмотр местности. Я отвернулся и занялся тем же.
– Сэр! – крикнул Джейкоб буквально в следующую секунду.
Я вновь обернулся и увидел, как он снова смотрит на верхние этажи здания. Кричать в ответ я не стал и быстро подошел к нему.
– Что там? – спросил я.
– Я что‑то видел, – он стоял, не отрывая взгляда от верхних этажей.
– Что?
– Сперва я подумал, что мне показалось, но потом увидел во второй раз… там что‑то промелькнуло… кто‑то.
– Ты видел человека?
– Я не уверен. Ну то есть да, это явно был человек… просто я лишь увидел, как что‑то промелькнуло.
|
|
– Очертания человека большие были? – настороженно спросил я.
– Не знаю, сэр, говорю же… просто что‑то промелькнуло.
– На каком этаже?
– На четвертом, вон в том отверстии для окна, – он указал рукой.
– Ладно. Осмотрись тут внизу, я зайду в здание, посмотрю что там. Надень гарнитуру, я буду на связи.
– Хорошо, сэр.
Я зашел с другой стороны здания и отыскал некое подобие входа в него. По пути я надел гарнитуру на ухо и установил связь с Джейкобом. Внутри здания я обнаружил обширное пустое пространство с множеством толстых колонн и единственной недостроенной лестницей недалеко от себя. Следом я вытянул пистолет, добрался до лестницы и стал осторожно подниматься по дряхлым ступенькам на второй этаж. Этажом выше передо мной открылось еще одно огромное свободное пространство, но на этот раз вместо колонн повсюду были расставлены недостроенные перегородки, между которых по окончании строительства должны были находиться десятки отдельных помещений. Все пространство этажа довольно неплохо просматривалось благодаря хорошему освещению дневным светом, который проникал со всех сторон сквозь множество заготовленных отверстий для окон.
На всякий случай я перепроверил боеготовность своего пистолета и, крепко сжав его в правой руке, двинулся вперед по этажу. После того как медики вчера профессионально замотали бинтами мой несчастный мизинец на правой руке, меня более не преследовала проблема скованности в движении пальцев этой рукой. В какой‑то степени меня это даже радовало и внушало уверенность – теперь я снова мог крепко сжимать рукоятку пистолета, не опасаясь за дееспособность своей раненной кисти.
Поблуждав немного по второму этажу в поисках пути наверх, вскоре я обнаружил на противоположном конце здания метрах в двадцати от себя еще одну лестницу. Я неспешно направился к ней, проходя мимо окон, и поглядывая наружу. Краем глаза внизу я заметил Джейкоба, который уверенным шагом пытался обойти здание, пробираясь сквозь различные строительные препятствия. Добравшись до лестницы, я поднялся на третий этаж, где обнаружил идентичное предыдущему этажу свободное пространство. Это недостроенное сооружение все больше походило на незаконченный жилой дом – больно уж одинаково и стандартизовано тут все выглядело.
Совсем рядом с собой, метрах в пяти, я обнаружил очередную лестницу, ведущую на четвертый этаж, и невольно задумался о нелогичности их расположения. Все лестницы были беспорядочно разбросаны по зданию, чем явно должны были осложнить жизнь будущим обитателям. Осмотрев более тщательно ступеньки, по которым я только что поднимался и, подняв свой взгляд к верху, я осознал причину такого неудобного расположения лестниц. Они попросту были недостроены. У себя над головой я мог наблюдать прямоугольное отверстие, открывающее вид на четвертый этаж и предназначенное для возведения дополнительных ступенек. Точно такие же отверстия располагались и над остальными лестницами, а такой разброс в их расположении по этажам говорил лишь о том, что на каждом этаже планировалось построить несколько лестниц. Только вот строители, очевидно, успели возвести лишь по одной лестнице, прежде чем по какой‑то причине строительство остановилось.
Похвалив себя за невероятную смекалку, я двинулся к ступенькам, ведущим на четвертый этаж. Все время я передвигался практически на цыпочках, не издавая ни звука, но на пути к очередному этажу, случайно задел ногой небольшой камень, от чего тот откатился и через дыру в полу с грохотом свалился на этаж ниже. В этот же момент через отверстие возле лестницы, ведущей на четвертый этаж, я заметил промелькнувший грязный черный сапог и последовавший за ним звук быстрых шагов. Машинально пригнувшись с пистолетом наготове, я быстро забрался по ступенькам на четвертый этаж и стал крутить пистолетом по сторонам.
Гарнитура в ухе издала едва слышимый сигнал, повествующий о том, что связь с Джейкобом прервалась. Я хотел вновь позвонить ему, чтобы восстановить связь, но в следующую секунду заметил недалеко от себя промелькнувшую тень за одной из недостроенных перегородок и тут же направил пистолет в сторону неизвестного. Следом, двумя перегородками дальше, я заметил еще одну мелькнувшую тень. Кто бы это ни был, он все равно уже успел заметить меня или услышать из‑за моей неосторожности этажом ниже, и потому я решил не церемониться.
– Стоять! Ни с места! Это федеральный агент! – разнесся мой громкий голос по всему этажу. – Ну да, как будто меня сразу бы послушались, – озвучил я следом свои мысли вслух и бросился к месту, где в последний раз видел тень.
Я успел миновать две перегородки, когда у меня в ухе раздался сигнал входящего звонка. Не останавливаясь, я нажал клавишу ответа на гарнитуре и мое ухо тут же пронзилось громким едва узнаваемым голосом.
– Сэр, агент Стиллер! – чуть ли не кричал Джейкоб у меня в ухе. – Немедленно убирайтесь из здания, его взорвут через двадцать секунд!
– Что?! – я замер на месте.
– Здесь никого не было, потому что все рабочие готовятся к сносу здания! Они уже не в состоянии остановить процесс сноса! Быстро убирайтесь оттуда, это будет направленный взрыв!
– Черт возьми! – выругался я и молниеносно развернулся обратно к лестнице.
Со всех ног я бросился бежать к выходу, напрочь забывая о замеченном мною секундой назад неизвестном посетителе. Едва не споткнувшись и не полетев кувырком, я все же удачно спустился по лестнице на третий этаж и тут же устремился к следующей лестнице, находившейся в пяти метрах от меня. Словно спринтер, преодолев это расстояния за две секунды, я перепрыгнул сразу несколько ступенек и в следующий миг оказался на втором этаже. До последней лестницы меня отделяло немалое расстояние метров в пятьдесят, а то и шестьдесят. Я выжал из мышц своих ног все возможное и помчался к выходу. Пролетая десятки недостроенных перегородок, я на автомате считал секунды до обрушения здания. По самым грубым прикидкам у меня оставалось около восьми секунд, чтобы добежать до выхода.
Выжимая из себя все силы, я пробегал огромное пространство на какой‑то нечеловеческой скорости. Адреналин делал свое дело, обеспечивая меня скрытыми резервами сил и я уже был совсем близок к последней лестнице, когда скрипя туфлями, затормозил от увиденного и споткнулся, падая на одно колено. Я взглянул в хорошо узнаваемые глаза того самого неизвестного гостя в черных грязных сапогах и успел в них заметить то, чего прежде не видел – их цвет. Раньше я такого не замечал, но сейчас один глаз был зеленым, а другой голубым.
– О черт, – в полном ошеломлении произнес я.
Знакомые глаза тут же скрылись от меня, затем прозвучал ужасающей громкости и мощи взрыв, бетонный пол у меня под ногами провалился, я полетел вниз и день превратился в ночь.
Глава 5
Тьма. Непроглядная тьма. Она окружала меня со всех сторон и являлась всем. Ее невозможно было потрогать, найти в ней какие‑то очертания, нельзя было ощутить ее запах или температуру. Я будто находился посреди ничего и в тот же момент ощущал каждую крупицу бесконечного мрака. Тьма ощущалась чем‑то необъятным, безграничным, но в тот же момент имела некие физические границы, о которых мог знать только я. Это безграничное пространство находилось здесь, внутри меня, заключенное в моем мозге. Я чувствовал это… чувствовал, что оказался в заточении где‑то внутри своей головы. Мой разум будто взял меня в заложники – ощущая неограниченные возможности своего сознания, я не имел ни малейшего шанса ими воспользоваться. Я совершенно не ощущал своего тела, я даже не испытывал никакой потребности в нем, я представлял собой лишь разум. Немощный разум, застывший и окутанный тьмой.
Не имею ни малейшего понятия, как долго длилась эта тьма. Может всего пару минут, может час, день, год или целую вечность. Тьма не имела времени, для меня она была абсолютна. Я чувствовал ее присутствие, казалось, будто я могу ее потрогать… но чем? Ни рук, ни ног, ни каких‑либо других частей физической оболочки у меня не было. Лишь парализованное сознание. Я просто был где‑то там. Я ничего не ждал, ни на что не надеялся, ни о чем не думал. Я существовал. Вот, наверное, самое подходящее слово. Я просто существовал посреди ничего.
Спустя то ли секунду, то ли вечность я почувствовал эхо доносящегося глухого удара. Следом до меня докатилось эхо еще одного удара и вновь наступила полная тишина. Сердце. На мгновение я услышал далекие отголоски своего сердца. Это было похоже на весточку из другого мира, я не чувствовал свое сердце, но смог расслышать далекое эхо давно забытых звуков. Два удара – это все, что долетело до меня из того мира… и все вновь затихло. Вновь настала абсолютная тишина.
В полной тишине и темноте я продолжал существовать неведомое мне количество времени и все так же ничего не ждал и ни на что надеялся. Спустя проведенную здесь вечность, я вдруг отчетливо что‑то ощутил. Некий импульс. Нечто неуловимое легонько толкнуло мое сознание и следом мимо меня в темноте промелькнул некий образ. Мое сознание, будто нехотя просыпалось после вечного сна и в следующий миг распознало перед собой нечто, имеющее знакомую форму – что‑то высокое, бесконечно уходящее ввысь. Только мне захотелось прикоснуться к неизвестному, как моя рука сразу же оказалась плотно прижата к коре огромного дерева. Я медленно провел ладонью по древесному стволу, ощущая неровность его поверхности, каждую ямку в коре, каждый изгиб. Затем я поднял голову высоко вверх и увидел сухие ветки старого давно угасшего дерева. Я посмотрел себе под ноги и осознал, что стою на огромных извилистых корнях мертвого дерева.
Пытаясь рассмотреть колоссальных размеров ствол, я медленно попятился назад, спускаясь с массивных корней на землю, и уперся спиной во что‑то твердое. Обернувшись, я увидел еще одно древнее засохшее дерево, а за ним еще одно и еще… передо мной простирался огромный темный лес. Все деревья были необычайно высокими, казалось, их верхушки находятся на высоте в тысячи километров и достают до самых звезд. До звезд… надо мной нависало черное безграничное небо, усеянное миллионами сияющих звезд. Все они были так похожи, но в тот же момент каждая звезда будто имела свой уникальный цвет и ревностно пульсировала им, пытаясь выделиться на фоне миллионов своих сестер‑близнецов.
Никогда прежде я не видел такого. Или видел, но забыл. Словно образ из давно забытого сна. Из сна, содержавшего в себе нечто столь ужасное… некий жуткий фрагмент, из‑за которого я предпочел забыть даже все то прекрасное, что было в нем. Что это был за сон? Этого я не знал. Я лишь смотрел на звезды и наслаждался абсолютной тишиной.
Опустив голову, я всмотрелся в окружавший меня бесконечный лес. Деревья росли так близко друг к другу, что казалось, между ними ничто не пройдет, словно они все переплетены и являются единым целым. Лес походил на давным‑давно выстроенную стену. Стену, бывшую некогда неприступной, непробиваемой… но совсем не такой как сейчас. Теперь эта стена состояла из дряхлых давно засохших деревьев.
Ветер. Легкий ветер подул мне в лицо и принес с собой едва уловимое эхо. Это был детский голос, раздающийся откуда‑то из центра моего сознания. Голос находился во мне, но был столь далек, словно доносился из другой вселенной. На миг он затих, а потом вновь зазвучал у меня в голове с еще большей силой. Я слышал слова… множество слов, затем крик, еще слова и снова крик. Как я ни пытался понять смысл слов, у меня это не получалось. Все они что‑то означали, но будто звучали на каком‑то незнакомом мне языке. Я чувствовал, что должен распознать их смысл, что это было жизненно важно… но слова продолжали звучать и все так же оставались для меня полной бессмыслицей.
Постепенно голос начинал звучать все отчетливее и когда эхо крика вперемешку с непонятными словами достигли пика своей громкости, далеко впереди в темноте промелькнул силуэт ребенка, скрывавшегося за деревом. И вновь настала тишина. Силуэт промелькнул еще раз и я почувствовал, как меня зовут, только на этот раз без слов, без единого звука. Ребенок звал меня… звал на помощь, я чувствовал это. Я хотел ринуться к нему, но свинцовая тяжесть в ногах приковывала меня к земле. Ноги едва меня слушались, позволяя мне совершать лишь незначительные движения в сторону взывающего о помощи. Как я ни старался передвигаться быстрее, после продолжительных усилий у меня получилось пройти лишь мимо пары деревьев. Я замер, осматриваясь в темном лесу, но ребенка больше нигде не было и голос его так же хранил молчание.
Я медленно обошел одно дерево, затем второе, третье. Посреди ночи я блуждал по бескрайнему мертвому темному лесу. Сколько бы я ни искал выход из этого места, его нигде не было. Лишь черное небо над головой и бесчисленное множество сухих деревьев вокруг. Меня охватывало знакомое чувство… чувство, будто я заточен в своей голове. Я знал, что могу отсюда выбраться, я что‑то помнил, нечто такое, что помогло бы мне найти выход… но что это было?
Может дом? Обойдя еще одно дерево, совсем рядом с собой я увидел старый деревянный дом. Я знал его с детства, я был в нем когда‑то… в старом доме моего покойного деда. Я запомнил его небольшим, уютным, красивым, но только не тем дряхлым строением, находящимся передо мной в темном лесу. Дом будто являлся частью леса и так же был мертв. В его окнах не горел свет, из них исходила только тьма. Все его доски превратились в черные обгорелые угольки. С крыши здания сыпались хлопья пепла, словно секунду назад здесь еще полыхал огонь, а входная дверь бесшумно постукивала, будто приоткрываясь от сильного сквозняка.
Я подошел к беспокойной двери, легонько толкнул ее и увидел тусклый огонек в камине в конце комнаты, бывшей некогда прекрасной гостиной. Войдя внутрь, я не увидел ничего, кроме обгоревших досок. Здесь не осталось и следа от былого уюта – ни моей любимой громадной книжной полки, ни картин на стенах, ни большого дивана. Я видел перед собой лишь изуродованные огнем черные стены, тусклый огонь в камине и два обгоревших кресла‑качалки возле него. Заметив, как одно из кресел медленно покачивается, я бросился к нему в надежде увидеть там курящего трубку своего деда, но увидел ее.
Маленькая девочка, свернувшись калачиком, спала в этом кресле. Она была облачена в потрепанную серую пижаму, у нее была болезненно белая, как снег, кожа и темные растрепанные волосы. Кресло осторожно само по себе покачивалось, будто стараясь ее убаюкать и, несмотря на свое дряхлое состояние, не издавало ни единого скрипа. Я немного понаблюдал за тихо дремлющей девочкой и протянул руку к спинке кресла, чтобы оставить его, но девочка тут же открыла свои необычные глаза и посмотрела меня. Один глаз у нее был зеленым, другой голубым и оба они жалобно глядели на меня, будто моля о пощаде.
– Не бойся, я тебя не обижу, – сказал я, предусмотрительно отдергивая руку от кресла.
В ответ она обеспокоено проговорила что‑то на непонятном мне языке и еще сильнее скрючилась в кресле.
– Я… я не понимаю тебя, что ты говоришь?
Она вновь что‑то протрещала на своем языке, резко переходя на испуганный крик.
– Я ничего тебе не сделаю, не бойся, – я примирительно поднял руки вверх и отступил на шаг назад.
– Я тебе не верю, – едва различимо послышался ее неожиданно затихший голос.
– Но почему?
– Твои волосы…
– Что с ними?
– Они как у старика, – она бросила последний испуганный взгляд на меня и зажмурилась.
– Они… всегда такие, – я потрогал свои волосы, словно надеясь определить их цвет на ощупь.
– Не всегда, – тихо ответила она, вновь раскрывая свои странные глаза.
Я молча посмотрел на нее, всмотрелся в ее необычные печальные глаза и увидел, как в них отражается тусклое пламя камина. Ее глаза были словно кривое зеркало – они были такими маленькими, беззащитными, но в них отражалось необъятное оранжевое пламя, в разы превосходящее по размерам тусклый огонек камина. Казалось, в ее глазах горел настоящий огонь. Стоило только прикоснуться к ним и я бы обжегся.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Альма.
– Альма? – будто удивляясь ее имени, переспросил я.
– Да. А тебя как зовут? – она немного выпрямилась в кресле, и, свесив ноги, уставилась на огонь в камине.
– Меня… я не знаю.
– Не знаешь, как тебя зовут? – спросила она, не отрывая своего взгляда от огня.
– Нет.
– Почему?
– Я не знаю… я не помню.
– Но ты ведь помнишь мое имя.
– Ты сама его мне сказала.
– Я не говорила.
– Тогда откуда я знаю, как тебя зовут?
– Я – Альма, – покачиваясь в кресле, она посмотрела на меня.
Я подошел к ней вплотную и заглянул в ее глаза, затем перевел свой взгляд на камин и всмотрелся в яркое оранжевое пламя.
– Ты не Альма, – сказал я, глядя на огонь, – я помню Альму… у нее была темная кожа, едва заметные короткие черные волосы, старая порванная одежда… ты не она.
– Кто же тогда я?
– Я не знаю, – я обернулся в ее сторону. – Что у тебя с глазами?
– Ты знаешь.
– Что знаю?
– Теперь ты все знаешь.
– Это все бессмысленно, – я посмотрел на второе обгоревшее кресло‑качалку и осторожно присел в него, – мне кажется… я чувствую, что должен выбраться отсюда.
– А ты знаешь, где находишься?
– Я… нет… не уверен.
– Как ты сюда попал?
– Я был в темном лесу, а потом увидел этот дом, – я запнулся и посмотрел на покачивающуюся рядом девочку, – наверно… наверно я все же знаю, где я.
– Тогда ты знаешь, как отсюда выбраться.
– Как?
– Не знаю, сунь руку в огонь, – безразлично ответила она.
– Я обожгусь.
– И не в первый раз.
Я задумчиво посмотрел на нее, затем встал из кресла и подошел к камину. Опустившись на одно колено, я всмотрелся в пламя и увидел, как оно разгорается, будто в него кто‑то подкидывает дров или льет масло. Я прильнул лицом к огню практически вплотную, но не ощутил никакого жара.
– Он холодный, – тихо произнес я.
– Значит, не обожжешься, – послышался голос девочки у меня за спиной.
Я кивнул и протянул свою руку к огню.
– Нейтан, – тихо сказала она.
Обернувшись, я увидел, как она стоит во весь свой маленький рост надо мной и смотрит на меня своими разными глазами.
– Выбравшись отсюда, ты попадешь в место, где тебе придется очень тяжело, – она указала рукой на огонь. – Возможно, ты оттуда никогда не выберешься.
– Я знаю.
– Может, лучше остаться здесь?
– Я все же рискну, – ответил я и сунул руку в огонь.
Пламя словно ветер обдувало мою кожу, но не причиняло никакой боли. Я недолго покрутил рукой в огне, наслаждаясь приятным ветерком огня и наблюдая, как он постепенно затухает. Прошло еще немного времени и огонь полностью погас, оставляя вокруг себя лишь тьму. Я открыл глаза и вновь увидел повсюду полный мрак.
Воздух. Мне не хватало воздуха. Задыхаясь, я сильно закашлялся, панически хватаясь левой рукой за горло. Напрягая свои легкие до предела, изо всех сил я сделал несколько глубоких вдохов и, выплевывая изо рта пыль с камнями, смог немного восстановить дыхание. В панике я проглотил несколько мелких осколков камней, но прокашлявшись, прочистил горло и снова смог нормально дышать. Очевидно, находясь без сознания, я спокойно дышал носом, а как только пришел в себя сразу же попытался втянуть воздух ртом, чем и спровоцировал попадание камней поперек горла.
Воздуха стало хватать, но мое горло по‑прежнему было забито пылью и жутко болело. Мне было больно глотать, внутри все было высушено как в пустыне и меня мучила страшная жажда. Я даже не мог нормально сглотнуть, потому что не чем было – у меня во рту не было ни капли слюны. Такое состояние меня не на шутку испугало, я вновь начал жадно глотать воздух и постарался приподняться, но лишь больно ударился головой обо что‑то твердое.
Я едва мог пошевелиться, меня будто что‑то сковывало в темноте. Я не понимал где я, не знал что со мной – вокруг была абсолютная тьма и тишина. Я с трудом моргал засыпанными пылью глазами и щурился, пытаясь разглядеть хоть что‑то, но ничего не было. Меня охватил куда более сильный страх – я подумал, что ослеп. Тогда я закрыл глаза и постарался взять себя в руки. Я стал медленно втягивать воздух через высушенное горло и слушал свое похрипывающее дыхание. Немного успокоившись, я стал замечать грубые очертания, окружавших меня… я не мог полностью осознать, что меня окружало. Это было похоже на какие‑то большие камни, куски бетонных плит. Поерзав левой рукой в ограниченном пространстве, я нащупал какие‑то холодные железные трубы. Было очень темно, я делал лишь предположения о том, что меня могло окружать. Мои глаза понемногу привыкали к темноте, но ночным видением они не обладали. Без капли света извне, я все так же находился во мраке.
Понемногу я начал приходить в себя и принялся оценивать свое положение. Я находился в… ужасном положении, если говорить эмоционально и в горизонтальном, если пытаться оценить ситуацию здраво. Лежал я лицом вверх, причем голова моя находилась немного ниже уровня ног. Мои ноги. Я едва мог пошевелить левой ногой, а правую, кажется, вообще не чувствовал. Я потянулся левой рукой, чтобы проверить себя на наличие правой ноги и с облегчением вздохнул, когда нащупал ее. Во всяком случае, ее верхнюю часть. Над коленом правой ноги я набрел на твердый обломок бетона, намертво впившийся в мою мышцу. По‑видимому, из‑за него я не мог пошевелить ногой и почти ее не чувствовал. В районе этого обломка, я ощутил вязкое мокрое вещество, скорее всего, являвшееся моей кровью. Потрогав пораженную ногу еще немного, я понял, что обломок надежно сдавливал ее и сильной потери крови мне опасаться не стоило. В каком‑то смысле, это успокаивало – у меня было время, прежде чем я истеку кровью.
Я вдруг вспомнил о своей правой руке и понял, что она привалена чем‑то очень тяжелым. Подергав плечом, я лишь усилил боль от давящего на нее огромного обломка и не продвинул руку ни на сантиметр. Тогда я подключил левую руку и попытался приподнять злополучный каменный обломок. После нескольких тщетных попыток сдвинуть его хоть на миллиметр, я в бессилии сдался. Учащенно дыша, я почувствовал, как меня накрывает очередной волной страха, спровоцированной на этот раз замкнутым пространством. Я был зажат со всех сторон и едва мог пошевелиться. Единственный кусочек свободного места находился у меня над животом и там я мог позволить себе немного пошевелить левой рукой, доставая до ног и придавленной правой руки.
От столь узкого пространства у меня начало выпрыгивать сердце из груди – это было хуже, чем оказаться замурованным в гробу. В деревянном ящике было хоть немного свободного места, а тут меня просто закидали огромными камнями, почти полностью ограничивая в подвижности. В ужасе, я просунул дрожащую левую руку как можно ближе к обломку, удерживавшему мою правую конечность, и из последних сил попытался приподнять его. Одновременно я начал тянуть на себя правое плечо, стараясь выдернуть приваленную руку. От напряжения, я стал отчаянно кричать и мне показалось, что я смог вытащить руку на пару сантиметров. Тогда я выжал из себя все оставшиеся силы и с оглушающим криком все‑таки смог освободить руку, попутно разбивая себе лоб об один из обломков в паре сантиметров над головой.
Вновь ощутив правую руку, я немного успокоился и продолжил ощупывать себя на предмет ранений. Изловчившись, я с трудом просунул левую руку к верху и дотронулся ею до головы. На лбу у меня был небольшой ушиб, полученный от недавнего удара, но когда я достал пальцами до затылка, мне стало совсем не по себе. На затылке я нащупал хорошо ощутимое пробитое отверстие, размером с мой мизинец и много крови вокруг. У меня была серьезная рана на голове.
Осознав всю тяжесть своего положения, я понял, что меня всего жутко трясет. Я стал задыхаться, но на этот раз дышать мне ничто не мешало – это была настоящая паника. В один миг, мой наверняка поврежденный мозг, собрал воедино все детали ситуации, в которой я оказался.
Непонятно где, непонятно когда. Погребен под неподъемными каменными плитами. Замурован со всех сторон хуже, чем в гробу. Не чувствую правую ногу, возможно, она уже насовсем у меня отнялась. Пробита голова и из нее вытекает кровь. Ни шанса выбраться отсюда самостоятельно.
Не знаю, как долго я боролся с собой, со своей паникой, с мыслью, что мой конец будет долгим и мучительным. Мне казалось, что этот ад длился вечность, но в какой‑то момент я начал успокаиваться. Не потому что, я такой храбрый и выдержу даже такое ужасное испытание, а, наверное, потому что я стал понемногу мириться с ситуацией. Я начал осознавать, что вот он, мой финал. Вот так все закончится и нет никакого смысла встречать свой конец в страхе. Уже ничего не изменить. Но вместе со смирением ко мне начало возвращаться и здравомыслие.