Анаид с трудом открыла глаза. У нее распухли веки и раскалывалась голова. «Неужели это действительно прошлое?! А где зеленый камень? А Дацилия?»
Во время головокружительного полета сквозь время она выронила из рук гарантировавший ей возвращение камень. Хорошо еще, что не осталась без трута и огнива, которым ей предстояло уничтожить талисман Графини.
«Что это за место? Вроде не мрачная камера, в которой замурована кровожадная одиора?!»
Анаид не понимала, где оказалась. Ей было жестко на странном белом покрывале. Высоко над ней мерцали бледные огоньки. Внезапно подул ветер, и на лицо девушке упало что‑то холодное и мокрое.
«Снег! Да это же хлопья снега с деревьев!» А над ее головой в угрожающе черном небе еле теплятся далекие звезды.
Анаид не рассчитывала оказаться в лесу в горах. Как ей здесь найти замок Эржбеты Баторий?! Как пробраться в покои Графини?!
Карпаты XVII века показались девушке очень негостеприимными. Четыреста лет назад здесь не было ни электричества, ни шоссейных дорог, и по ночам царил кромешный мрак. Раздался далекий вой, и Анаид подумала, что окрестные леса наверняка кишат медведями, волками, рысями и росомахами. А неподалеку прячутся кровожадные вампиры. Хорошо бы вместо них повстречать добрых колдуний‑одиор, именуемых в этих краях вилами.[33]
В XVII веке в этих местах кочевали веселые цыгане, а иногда маршировали столь же просвещенные, сколь и жестокие турки, но от этого Анаид было не легче. Ее никогда не увлекали рассказы бабушки Деметры о карпатских омниорах. От одной мысли о Трансильвании Анаид становилось жутко холодно. И почему‑то от белого покрывала, на котором она лежала, было только холодней. Эта загадка решилась, как только Анаид провела по покрывалу рукой и поняла, что это снег.
Анаид лежала обнаженная на снегу посреди дороги. Откуда‑то до нее донеслись приближавшийся стук лошадиных копыт и скрип колес деревянной повозки. По краям от дороги располагались глубокие канавы с нависшими над ними ветвями раскидистых кленов. Ветви отбрасывали причудливые тени, от которых и так темная дорога казалась еще мрачней.
«В такой кромешной тьме повозка обязательно меня переедет!» – Анаид попыталась сползти с дороги в канаву, но после бесконечного и невероятного полета сквозь время и пространство тело ей не повиновалось.
Где же Дацилия?! Жива ли она?!
Последним, что помнила Анаид, было, как девочка отчаянно вцепилась в зеленый камень. Потом их обеих подхватил вихрь времени. Дальнейшая судьба Дацилии и камня Анаид была неизвестна.
Неужели Кристина ошиблась в расчетах?! Какое сегодня число? Анаид должна была появиться в прошлом 29 декабря 1610 года, и сейчас ей очень хотелось узнать, не промахнулась ли она.
Наконец девушке удалось приподнять голову, и она разглядела в отдалении среди скал небольшой, но неприступный замок.
«Наверняка это и есть Чахтицкий замок, где рекой льется девичья кровь. Его подземелья таят страшные орудия пыток и там томятся невинные жертвы…»
Внезапно звук: копыт и скрип колес раздались совсем близко. Стиснув зубы, девушка вновь пыталась сползти на край дороги, но не смогла пошевелить ни рукой, ни ногой.
* * *
Эржбета Баторий была недовольна, а когда Кровавая Графиня пребывала в дурном расположении духа, трепетали все ее слуги. Они не знали, на кого из них обрушится гнев госпожи. Прежде Графиня свирепствовала не слишком часто, но в последние годы кровь молодых девушек явно ударила ей в голову.
Некоторые объясняли ее припадки ярости наследственными психическими заболеваниями рода Баториев, но другие, знавшие свою госпожу лучше, считали, что во всем виновата лесная колдунья. Рассказывали, что накануне полнолуния Графиня галопом скачет в лес, где ее поджидает страшного вида старуха со склянками разных зелий и настоев.
Как бы то ни было, хозяйка Чахтицкого замка пребывала в ужасном настроении. Сидя в повозке, она рассматривала искаженные ужасом лица сжавшихся в комок девушек, пытаясь высмотреть хотя бы кусочек гладкого белого тела, чтобы воткнуть в него огромную булавку, которую вертела в пальцах.
Девушки, изловленные верной прислужницей герцогини Илоной, явно были не по вкусу Эржбете Баторий. Они были слишком неблагородными, чумазыми и грубыми.
– Ты врешь! – стараясь испепелить Илону взглядом рявкнула Графиня, разглядывая заскорузлые руки и обветренные лица пленниц. – Разве эти мерзкие замарашки могут происходить из благородного рода?! Откуда в жилах таких нерях голубая кровь?!
– Помилуйте, Ваша Светлость! – злобно поблескивая маленькими глазками, лебезила Илона. – Мы похитили их в городе неподалеку от Дворянского собрания. Наверняка эти благородные девицы направлялись туда на бал!
– На бал?! – завопила Эржбета Баторий, ткнув булавкой в сторону побелевших от ужаса девушек. – Они направлялись на скотный двор за навозом или на огород за репой!
Распахнув роскошное манто из куньего меха, Графиня обнажила свою стройную белоснежную шею, украшенную ожерельем из отборного итальянского жемчуга. Гордо подняв голову, она тряхнула длинными темными волосами и прошипела Илоне:
– Взгляни на мою белую кожу, на мои шелковистые волосы, на мои нежные руки! А потом на эти жалкие уродливые создания! Эй, – обратилась к девушкам Графиня, – и вы на меня смотрите!
Илона кинулась тыкать девушек палкой, чтобы те подняли глаза на ее хозяйку.
Одна из девушек, наверное, самая сообразительная, воскликнула с притворным восторгом:
– О, госпожа, вы так прекрасны, что мои глаза вот‑вот ослепнут от вашей красоты!
Несмотря на душераздирающий скрип повозки, Эржбета немного успокоилась. Вообще‑то теперь поездки ее утомляли. В последние годы она почти не покидала своего замка, отклоняя даже приглашения на свадебные торжества в высшем свете столицы Империи.
Наверное, Графине была настолько не по душе ее слава эксцентричной особы, что теперь она предпочитала проводить время исключительно в созданном ее же руками царстве ужасов. Эта женщина прожила уже бессчетное количество лет, но никогда еще ей не было так хорошо, как сейчас. Ей нравилось быть вызывающей благоговейный страх благородной дамой, родственницей венгерского короля, полновластной владычицей в селениях, достаточно далеких от больших городов и королевского двора, чтобы никто не знал о том, что она в них вытворяет.
Кровавая Графиня давно окутала свою жизнь завесой тайны. Стоило кому‑то бросить на нее косой взгляд или вымолвить хотя бы одно недоброе слово, как ей сразу же доносили об этом, и неосторожный человек бесследно исчезал.
Однако даже Эржбете Баторий было не под силу задушить ходившие о ней слухи. В последнее время ее слишком часто за глаза называли ведьмой. Еще бы! Для своего возраста она выглядела очень молодо. У нее была гладкая, почти прозрачная кожа юной девушки, а на ее голове нельзя было найти ни единого седого волоска. Она могла вскочить в седло и весь день скакать по лесам с развевающимися волосами и раскрасневшимися щеками. Ей доставало сил не спать по несколько ночей кряду.
Говорили, что некоторые из состарившихся на ее службе слуг видели ее такой же, как и теперь, когда впервые предстали перед ее взором – молодой богатой вдовой. Поговаривали, что Графиня Эржбета Баторий вообще не стареет. Впрочем, это были лишь слухи.
Во всей округе никто не осмеливался произнести вслух ее имени, чтобы не накликать беды. Ее называли просто «немкой», и родители прятали своих дочерей в хлев, когда появлялись ее гайдуки, выезжавшие на охоту за девушками. Никто не хотел отпускать дочерей служить в замок. Раньше это сочли бы за честь, но теперь это стало кошмаром.
Аппетиты Графини росли. Она упивалась девичьей кровью. Местным молодым людям уже не на ком было жениться, и в округе перевелись маленькие дети. Матери безутешно оплакивали своих бесследно пропавших дочерей, а юноши уезжали далеко от дома в поисках невест. Шестое чувство подсказывало беднякам, что им больше не увидеть своих близких, наверняка умерщвленных жестокой правительницей.
Никто не верил, что девушке в замке мрут как мухи от странных болезней или разбегаются по ночам в неизвестном направлении. Ходили слухи, что подземелья Чахтицкого замка уставлены небольшими гробами, в которых тлеют бренные останки исчезнувших. Говорили о том, что сад при замке теперь – сплошное кладбище, а замковые псы иногда грызут на псарне человеческие кости.
Пропало уже достаточно девушек, чтобы местные жители твердо укрепились в мнении, что Графиня цветет вечной молодостью лишь потому, что, перерезав пленницам горло, наполняет их кровью ванну и регулярно купается в ней, дабы обрести бессмертие.
Когда кучер внезапно остановил повозку, уже почти совсем успокоившаяся Графиня снова разнервничалась. Высунувшись из окошка, она заорала:
– Марш! Вперед! Чего стоишь?!
– Госпожа, на дороге две мертвые девушки.
Графиня не очень встревожилась. Хотя нынче она и не приказывала никого умерщвлять, отдельным девушкам иногда удавалось совершить побег, но они неизменно гибли в лесах от холода и голода. Порой их задирали дикие звери. Теперь, в конце декабря, зима была в самом разгаре. Без огня и крова в лесу было не выжить.
– Езжай прямо по ним! Их надо обязательно задавить насмерть. Снег их прикроет, а завтра утром вернешься и похоронишь их.
Однако кучер медлил. Поддавшись болезненному любопытству, Графиня еще дальше высунулась из окошка, чтобы самой посмотреть, в чем дело.
– Госпожа! Кажется, они живы! – воскликнул кучер. – Они дышат. И одна из них пошевелила рукой!
Однако внимание Эржбеты Баторий привлекло совсем другое.
– Смотрите, какая красавица! Наверняка, благородная девица. И ты, Илона, смотри! Смотри, мерзавка, какая она стройная, какая у нее белая кожа, какие прекрасные и ухоженные волосы!
Илона тряслась от страха, опасаясь неминуемой кары за то, что подсунула своей госпоже чумазых простолюдинок. Но что ей оставалось делать?! Никто в окрестностях ужасного замка не желал отдавать своих дочерей в услужение, и Илоне приходилось отправляться на поиски девушек все дальше и дальше. Однако страшные слухи разлетелись очень далеко.
Когда Илона стучалась в дверь крестьянских лачуг, ей просто не открывали.
«У нас нет дочерей», – съежившись от страха, упорно твердили ей селяне.
Не смея возвращаться с пустыми руками, Илона ловила несчастных сирот или умудрялась купить за деньги самых убогих девушек, которыми тяготились даже их родители. А потом ей приходилось выдавать этих замарашек за девиц благородного происхождения, ибо Графиня требовала теперь именно их. Пресытившись кровью крестьянок, Эржбета Баторий вздумала утолять свою страшную жажду исключительно за счет дочерей из хороших семейств. И требовала их с такой настойчивостью, словно от этого зависело ее будущее.
– Принесите ее в повозку! – властно скомандовала Графиня.
– Одну или обеих?
– Зачем мне эта худосочная замарашка! – возмутилась Графиня, покосившись туда, где на самом краю канавы валялась Дацилия. – Несите высокую и красивую!
Гайдуки слезли с облучка, подняли тело Анаид, завернули его в доху и понесли к повозке.
Графиня влепила пару оплеух уже сидевшим в повозке девушкам, те забились в самый дальний угол, и гайдуки осторожно положили Анаид на сиденье, покрытое малиновым бархатом.
Повозка тронулась. При этом Графиня не заметила, что один из гайдуков сжалился над Дацилией, завернул ее худенькое тельце в тулуп и взял с собой на запятки повозки. Он влил между губ окоченевшей девушки несколько капель теплого вина из фляжки, которую прятал под одеждой, и очнувшаяся Дацилия наградила его такой очаровательной улыбкой, которую он не забыл до конца своих дней.
– Приведите ее в чувство! – ткнув пальцем в Анаид, приказала Графиня, приятно взбудораженная неожиданной и загадочной находкой. Неизвестная юная красавица была найдена как раз в тот момент, когда Эржбета Баторий с досадой думала, что не скоро ей придется искупаться в голубой крови благородной девицы.
Илона бросилась растирать посиневшее тело Анаид.
– А вы что уставились?! А ну, быстро! Помогите мне! – рявкнула она на испуганных девушек.
Через секунду тело Анаид уже растирали шершавые и мозолистые руки молодых крестьянок. Девушке стало больно, она застонала и приоткрыла глаза.
– Наряди ее и причеши, – приказала Графиня Илоне, когда повозка въехала в мрачный внутренний двор замка. – Сегодня она будет ужинать со мной. И пусть приведут еще одну. Любую…
Илона злобно покосилась на Графиню. Почему именно ей всегда приходится отдуваться, наряжая этих замухрышек благородными дамами? Почему этим никогда не занимается Дорка? Ну, конечно, Дорка же высокая и сильная! На ее долю всегда выпадают более приятные обязанности…
– Вперед! Пошли! – крикнула Илона, замахнувшись на девушек кочергой. У нее было отвратительное настроение.
«Опять кровавый ужин! Опять бессонная ночь!»
Пав духом, Анаид брела по замку вместе с несчастными босыми крестьянками. Девушка была в отчаянии.
Теперь она пленница… Какой же сегодня день?! Кристина же обещала, что она окажется в замке 29 декабря, когда Эржбету уже заточат в ее покоях!
Замурованная Кровавая Графиня уже не могла пить чужую кровь, и Анаид оставалось бы только выкрасть и уничтожить ее талисман! Но, похоже, сейчас не тот день. Надо узнать, какое сегодня число, и попытаться дотянуть до 29 декабря, чтобы не нанести преждевременными действиями непоправимый вред истории человечества. Кристина твердила, что этого допустить ни в коем случае нельзя!
Анаид не сомневалась лишь в одном – она действительно попала в XVII век. По сравнению с ним XXI казался раем. Девушка ужасалась бесконечным темным и холодным коридорам замка, исхудалым лицам и грязным, зловонным и изодранным одеждам слуг, чьи длинные немытые волосы кишели вшами, а лица были изъедены оспой. И все же даже эти несчастные сохранили искру сердечной теплоты и смотрели на Анаид и других девушек с нескрываемым состраданием. Все слуги знали, что их ждет в страшных подземельях замка. Некоторые даже пытались подбодрить пленниц скупыми словами сочувствия.
«Где же Дацилия?!»
Анаид не видела, что с ней стало, но слышала, как Графиня приказала бросить ее на снегу. Анаид очень жалела девочку, мужественно бросившуюся вслед за ней в водоворот времени лишь затем, чтобы пасть жертвой жестокости Графини.
На пути в замок Анаид была не в силах воспользоваться магией. Теперь, в стороне от пронзительных глаз Эржбеты Баторий, девушка могла лишь ужасаться невероятной силе этой одиоры.
В повозке Анаид старалась ни малейшим движением не выдать, кто она на самом деле такая, но краем глаза следила за тем, как Графиня играет висевшим у нее на шее красным медальоном. Несомненно, это и был источник всех бед – проклятый талисман. Анаид хотелось сорвать его с шеи одиоры и немедленно сжечь, но это было бы равносильно самоубийству.
Анаид читала смертельный страх в глазах пленниц, сидевших рядом с ней в повозке. И действительно, слушая рассказы Кристины, девушка даже представить себе не могла, насколько Графиня ужасна.
«Она, не моргнув глазом, бросила обнаженную Дацилию замерзать на снегу!»
Не в силах избавиться от мысли, что ей обязательно нужно выбраться из замка и спасти Дацилию, Анаид в ужасе считала минуты, понимая, что ночью в зимнем лесу девочка может погибнуть.
Стоило Анаид об этом подумать, как она увидела Дацилию рядом с кухонными постройками, от которых шел слабый запах горячей еды. Девочка хромала, опираясь на плечо какого‑то молодого мужчины, и была с головы до ног закутана в тулуп, но Анаид сразу узнала ее по очаровательной улыбке и беззвучно позвала.
Услышав мысленный зов Анаид, Дацилия повернула голову в ее сторону, и в ее глазах засветилась радость. Не теряя ни секунды, Дацилия осторожно высунула из тулупа руку и показала Анаид зажатый в ней зеленый камень времени.
Анаид приободрилась. Значит, не все потеряно! Они еще могут вернуться домой!
Однако, очутившись в подземной тюрьме замка, девушка снова пала духом, услышав, как плачут и клянчат у Илоны хлеба десять изможденных и оборванных девушек. На глазах ужаснувшейся Анаид они поедали пойманных у себя в волосах вшей и бросались на крыс, чтобы съесть тех живьем.
Грубо толкнув Анаид в угол, Илона крикнула остальным:
– Молчать! Разговорчивые умрут первыми!
Но девушкам было уже все равно.
Плюнув на пол, Илона захлопнула за собой дверь подземелья.
Анаид не понимала, зачем морить несчастных голодом перед смертью. Впрочем, сами пленницы уже не задавали себе никаких вопросов. Терзаемые голодом и жаждой, они наверняка утратили способность о чем‑либо думать.
Анаид решила облегчить страдания несчастных. Ей это не стоило большого труда Кристина многому ее научила.
Сунув руку под одеяло, которым были закутаны ее плечи, девушка пробормотала заклинание и тут же вытащила оттуда кусок колбасы и буханку белого хлеба. Никто не спросил у Анаид, откуда она взяла еду. Девушки просто жадно на нее набросились.
Анаид вытаскивала из‑под одеяла кувшины с водой, овощи, фрукты, вареную картошку и прочую приходившую ей на ум незатейливую пищу, которая должна была прийтись по вкусу молодым крестьянкам. Через некоторое время пленницы насытились, рухнули на зловонную солому и впервые за все время заулыбались – друг другу и Анаид. Девушка заметила, что, утолив голод, ее товарки по несчастью отчасти вновь обрели человеческий облик.
– Как здорово, что ты захватила еду! – воскликнула совсем молоденькая девушка с гнилыми желтыми зубами.
– Сытыми умирать не так страшно, – уныло пробормотала другая, и у Анаид защемило сердце.
Впрочем, остальные девушки были настроены менее благодушно.
– Посмотрим, как тебе будет не страшно, когда Графиня станет делать в тебе иглами дырки, чтобы из них текла кровь!
– А потом искупается в твоей крови!
– А потом станет резать на куски!
– А перед этим сдерет с тебя кожу!
– И исполосует хлыстом!
– Как это будет больно! Невыносимо больно!
– Не волнуйтесь, моя мама нас спасет! – воскликнула одна из девушек.
– Как же она нас спасет? И где она?
– Я позвала ее, и она откликнулась! Она идет сюда. Она уже рядом. Она нас вызволит!
– Замолчи! Ты твердишь это с самого начала, но почему‑то нас еще никто не спас.
– Она нас обязательно спасет. Она знает заклинания! Она предупреждала меня, что Графиня – ведьма! Почему я ей не поверила?!
Присмотревшись к говорившей девушке с золотистой кожей и зелеными глазами, Анаид поняла, что перед ней очень молодая и еще не посвященная в колдуньи омниора.
«Наверняка ее мать уже знает, куда попала ее дочь, но не может ей помочь!»
У Анаид же была такая возможность. Постепенно вспоминая венгерский язык, который изучала в детстве, она медленно произнесла:
– Слушайте меня хорошо! Я помогу вам выбраться отсюда.
Немедленно замолчав, девушки во все глаза уставились на Анаид, недоверчиво, но с искоркой надежды в глазах.
– Не может быть, – пробормотала одна из них. – Никто еще не выходил отсюда живым. Здесь сгинули три моих сестры.
Анаид не желала поддаваться унынию.
– Какой сейчас год? – спросила она.
Девушки застыли с разинутыми ртами.
– Так, значит, вы не знаете, какой сейчас год. А век сейчас какой? Семнадцатый?
– Сейчас 1610 год, – прошептала молоденькая омниора. – Декабрь 1610 года. Недавно был день зимнего солнцестояния.
– Сколько дней назад?
– Семь! – прошептала омниора, сверкнув зелеными глазами.
– Точно? – с некоторым облегчением спросила Анаид.
– Точно. Сегодня тот самый день, когда жестокий царь Ирод приказал уничтожить всех младенцев мужского пола в Вифлееме, опасаясь, что один из них вырастет и свергнет его с трона.
– Значит, сегодня 28 декабря, – взволнованно проговорила Анаид.
Графине остается свирепствовать еще один день и одну ночь. 29 декабря за ней должны прийти… Но что же она сотворит за оставшееся время? Успеет ли еще кого‑нибудь умертвить? Или как в предсмертной агонии перережет всех этих несчастных?! Неужели Избранница разделит с ними их страшную участь?!
«С ума сойти! Умереть почти за четыреста лет до собственного рождения!»
Прогнав страшные мысли, Анаид стала думать о том, что говорила ей бабушка. О 28 декабря она ничего не рассказывала. Все, что Анаид было известно об Эржбете Баторий, начиналось с 29 декабря. Что же произойдет сегодня вечером?!
Убеждая себя в том, что ничего страшного не случится, Анаид поняла, что ей необходима помощь других пленниц. Нужно, чтобы они воспрянули духом. От стада покорных овец большого прока ждать было нельзя.
– В одной хартии я прочла, что очень скоро в замок прибудет некто Юрай Турзо из рода Баториев, – как бы невзначай сказала Анаид. – До королевского двора дошли слухи о творящихся здесь зверствах.
– Ты что, умеешь читать?! – поразилась одна все еще довольно упитанная девушка.
– Разумеется! – пожала плечами Анаид. – А ты что, нет?
Все, кроме молодой омниоры, принялись качать головами, а одна из пленниц даже обиделась:
– За кого ты нас принимаешь? Разве мы придворные шлюхи?!
– Я просто хожу в школу… – начала оправдываться Анаид, но этими словами лишь возбудила всеобщий интерес к своей персоне.
– Женщины не ходят в школу, – возразила одна веснушчатая девушка.
– Вот именно! – воскликнула другая, высокая и неуклюжая. – И вообще, кто ты такая?
– Я ваш друг, – сказала Анаид.
– Наш? Или все‑таки хозяйки?
– А сами‑то вы как думаете?! – возмутилась Анаид, уперев руки в бока, как это делала в сердцах ее подруга Клаудия с Сицилии.
Внезапно молодая омниора сказала то, что Анаид никак не ожидала услышать:
– Но ты же очень на нее похожа!
Пленницы окружили Анаид, что‑то все вместе говоря, тормоша ее и разглядывая ее тело и волосы. До Анаид наконец стало доходить, насколько они от нее отличаются.
– У тебя вид благородной дамы!
– Ты слишком красивая!
– Ты умеешь читать!
– Ты из дальних стран?
– Откуда у тебя столько еды?
– Ты очень богата?
– У тебя необычные глаза, – пристально приглядываясь к Анаид, пробормотала молодая омниора. – И еще очень странный взгляд и какой‑то непонятный запах…
Остальные девушки не говорили о запахе, но Анаид понимала, что лучшей помощницей ей будет именно омниора.
– Как тебя зовут? – спросила она.
– Дориска.
– Дориска? – как ни в чем ни бывало воскликнула Анаид. – А мы, случайно, не родственницы? Может, ты дочь Клары?
– Нет. Я дочь Орслои.
– Точно! Дочь Орслои! Знаешь, моя мама просила тебе кое‑что передать на словах…
Взяв Дориску за руку, Анаид отвела ее в угол. Никто этому не удивился. В этих краях девушки часто приходились друг другу дальней родней, и им было о чем поговорить с глазу на глаз. Так, из уст в уста, здесь распространялись новости – вести о том, что кто‑то умер, родился или вступил в брак.
– Меня зовут Анаид Цинулис, я дочь Селены, внучка Деметры из Клана Волчицы из племени скифов, – по всем правилам шепотом представилась Анаид. – Я прибыла очень издалека. С далеких Пиренеев.
Дориска не верила своим ушам. Еще бы! Повстречать в этом ужасном месте омниору! Да не простую, а какую‑то особенную!
– Меня зовут Дориска Лека, я дочь Орслои, внучка Всеславы из Клана Куницы из племени даков, – прошептала она.
– Ты догадываешься, кто на самом деле эта Графиня?
– Она – одиора! – прошептала Дориска. – Если она догадается, что я омниора, мне конец. Кровь омниор ей нужней человеческой.
– Как же ты до сих пор уцелела?
– Мой волшебный пояс и заклинание, которое произнесла надо мной мама, скрывают меня от ее глаз. Но они не спасли меня от Фичко! – вздохнула Дориска и пояснила: – Фичко – злобный слуга герцогини. Он прикидывается карликом и иногда отправляется на охоту за девушками, чтобы угодить своей госпоже. Он и его гайдуки поймали меня в лесу, где я собирала ягоды.
– Хорошо, Дориска! Ты будешь мне помогать.
– Ты думаешь, мы с ней справимся? – с тусклой искоркой надежды в глазах пробормотала Дориска.
– Нам надо уничтожить ее талисман. Без него она потеряет свою силу, а с ним будет свирепствовать вечно.
– Талисман?
– Она прячет в нем волосы убитых девушек и макает его в их кровь. Талисман будет защищать ее еще четыреста лет вплоть до пришествия Избранницы. Стоит Графине добыть ее крови и волос, как она станет всесильной повелительницей одиор и завладеет Жезлом Власти.
– Как много странных вещей ты знаешь! – изумленно пробормотала Дориска.
– Ты должна помочь мне завладеть талисманом. А я его сожгу. У меня есть волшебный трут. Только им можно сжечь заколдованный талисман.
– Что же мне делать?
– Сними пояс. Пусть Графиня тебя заметит и отведет вместе со мной сегодня вечером в свои покои. Когда мы обе окажемся рядом с Графиней, мы как‑нибудь отвлечем ее и сожжем талисман.
Дориска побледнела, как смерть.
– Те, кого к ней уводят, никогда не возвращаются, – прошептала она. – Они умирают в страшных мучениях. Даже здесь слышны их крики. Две девушки их не вынесли и повесились на своих поясах.
– С нами ничего страшного не произойдет. Вот увидишь!
Дориска не испытывала в этом особой уверенности.
– Нет. Оттуда никто не возвращается. Мне нужно тихо сидеть здесь и ждать маму. Она меня спасет.
– Ты ее звала?
– Я все время ее зову.
– А она?
– Она мне ответила. Она совсем рядом. Она спасет меня.
От этой новости слегка полегчало даже Анаид.
– А твоя мама сильная?
– Очень. А я нет. Я еще не посвящена.
– Вот увидишь, мы выберемся оттуда живыми и здоровыми! – уговаривала Дориску Анаид. – Приведи себя в порядок, чтобы тебя заметили. Дай‑ка я тебе помогу!
Читая нараспев заклинание, Анаид провела рукой по телу и волосам Дориски. У той тут же порозовели щеки, заблестели волосы, а обветренные руки стали нежными и белыми.
Когда вечером Илона пришла выбирать, кого отправлять на заклание вместе с Анаид, свирепая служанка Графини ни секунды не колебалась.
«Вот эта белокурая румяная девушка обязательно понравится хозяйке. И как это ее раньше не замечали?!»
Облаченных в белые платья и расшитые серебром туфельки, напудренных и накрашенных, Анаид и Дориску втолкнули в покои Кровавой Графини. Ее спальня была огромна. Возле камина стояла необъятная кровать с задернутым балдахином. На стенах красовались дорогие итальянские шпалеры из модного красного бархата, на полу валялись медвежьи шкуры.
Камин полыхал, горело множество канделябров, но в покоях все равно было очень холодно, сыро и мрачно. Посреди комнаты расположился столик. На нем стояла ваза с засахаренными фруктами, столь любимыми в этих суровых краях.
Юная Дориска, как зачарованная, приблизилась к столу и стала разглядывать покрытую сахаром аппетитную грушу, поспевшую в далеких странах, посещаемых ласковым солнцем. Недолго думая, девушка взяла грушу и вонзила в нее зубы.
– Воровка! – истошно возопила появившаяся в дверях Графиня.
Окаменев от ужаса, несчастная Дориска уронила еду на пол.
– Мерзкая воровка! – сверля Дориску взглядом, шипела Графиня.
За Графиней шла Илона. Она сделала все, чтобы угодить госпоже и приложила немало стараний, наряжая девушек благородными девицами. И вот одна из мерзких замарашек прогневила ее раньше, чем та успела похвалить Илону! А Илона‑то надеялась получить за свои старания денег или вышитое жемчугами платье из алого шелка! Но куда там теперь!
Прежде времени рассвирепевшая Графиня рвала и метала.
– Ах ты, гадкая маленькая тварь!
Илона молчала, прекрасно зная, что любое слово и малейшее движение только еще больше выведут госпожу из себя. В такие моменты лучше всего было молчать и не мешать ей издеваться над очередной жертвой.
– Смотри на меня, когда я с тобой говорю!
Испуганная Дориска подняла глаза на Графиню, которая обнюхала ее, как хищник свою жертву, вцепилась в молодую нежную руку и поднесла ее к своему накрашенному алой помадой рту с таким видом, словно намеревается вонзить в нее зубы.
У Анаид все перевернулось внутри. Она сжала кулаки и приготовилась броситься на мерзкую одиору, если та ощерит зубы.
Однако поведение Графини как по мановению волшебной палочки изменилось. Она закатила глаза и схватилась за грудь.
– Кто ты?! Отвечай! Кто ты такая?! – смерив девушку злобным взглядом, кричала Графиня.
Сжавшись, Дориска почувствовала, как что‑то укололо ее в сердце.
– Ты что, меня не боишься?! – вопила Графиня, сверля девушку пронзительным взглядом. – Да как ты смеешь?! Да я тебя!!!
Анаид поняла, что Графиня чувствует присутствие ее силы, но не понимает, откуда та исходит, и срывает гнев на несчастной беззащитной Дориске.
Глубоко вздохнув, она с высоко поднятой головой шагнула вперед.
– Хватит ее пугать! Ей и так страшно.
С этими словами Анаид впилась взглядом в талисман Графини, колыхавшийся в такт ее возбужденному дыханию в глубоком вырезе парчового платья.
– Ты ее защищаешь? Значит, тебе не страшно?
Анаид промолчала, не зная, настал ли момент действовать. Что будет, если она сорвет талисман с груди Графини прямо сейчас? Не нанесет ли она тем самым непоправимый ущерб будущему? Нет, лучше еще немного подождать, хоть это будет и нелегко…
Внезапно Графиня протянула руку и вырвала у Анаид прядь волос. Почти одновременно она сделала то же самое с Дориской. Потом открыла медальон и заботливо уложила в него вырванные пряди.
Анаид затаила дыхание. Графиня только что подписала им с Дориской смертный приговор. Для талисмана она брала только волосы девушек, умерщвленных своими собственными руками.
– Уведи и приготовь ее! – приказала Графиня Илоне, ткнув пальцем в Дориску. – А я пока придумаю, как ее наказать! – злорадно потирая руки, прошипела она в предвкушении жестокой забавы.
На глазах у Анаид рассвирепевшая Илона буквально выволокла из помещения помертвевшую от страха Дориску, которая, несмотря ни на что, вела себя, как настоящая омниора, – не проронила ни слезинки, не кричала и не умоляла о пощаде.
События принимали неожиданный оборот, и Анаид растерялась.
«Надо действовать быстро, а то проклятая людоедка успеет расправиться с Дориской!»
– Сядь сюда! – властным тоном приказала Графиня.
Эржбета Баторий привыкла к беспрекословному повиновению. Она не умела просто говорить, а только приказывала и помыкала.
Некоторое время Графиня молчала, а Анаид судорожно прикидывала, как бы ей уничтожить талисман и унести отсюда ноги.
Через некоторое время в спальню, почтительно склонив головы, вбежали перепуганные служанки, подавшие на стол горячие кушанья, кувшин и две чаши.
Повелев одной из служанок разлить напиток из кувшина в чаши, Графиня приказала Анаид взять одну из них, сама взяла другую и поднесла к губам.
– Пей! – приказала она. – Пей со мной за мою вечную красоту!
Вздрогнув, Анаид вспомнила, как бабушка Деметра в детстве учила ее ни в коем случае не принимать из чужих рук ни еды, ни питья.
Одиоры часто отравляли маленьких омниор разными шоколадками и сладостями, а потом пили их кровь. Тогда маленькая Анаид еще не знала, что она сама тоже колдунья, но научилась вежливо, но бесповоротно отказываться от предложенных ей лакомств и напитков.
– Нет, спасибо, – ответила она так, как учила ее Деметра.
– Не хочешь пить за мою красоту? Может, я некрасива?
Анаид явно совершила ошибку, так быстро разозлив Графиню.
– Пей, кому говорю! – сверкая глазами, прошипела Эржбета Баторий.
Поднося чашу к губам, Анаид лихорадочно думала:
«Противоядие тут изготовить не из чего! Впрочем, вряд ли питье отравлено. Ведь Графине налили из того же кувшина, а она спокойно пьет…»
Осторожно прикоснувшись к чаше губами, Анаид проглотила несколько капель. Питье было горячим и густым, слегка солоноватым, но вкусным. На цвет оно было темно‑красным, почти фиолетовым.
«Наверное, это нектар диких цветов или сироп из диких ягод Карпатских гор».
Ничего больше не опасаясь, Анаид отпила большой глоток.
Тут девушка взглянула на Графиню, и у нее замерло сердце. В уголке губ Эржбеты Баторий сверкала капелька крови.
Анаид стало дурно.
«В кувшине кровь!»
– Кровь! – воскликнула она и отбросила чашу.
Графиня с надменным видом расхохоталась.
– Неужели кровь тебе не по вкусу?
Анаид подумала, что ее сейчас вырвет, но Графиня сжала ей горло рукой.
– Как тебя зовут, девушка? – прошипела она и поднесла свой талисман к самому лицу Анаид.
Признаваться было нельзя. Внезапно Анаид пришло в голову красивое имя матери Дориски.
– Орслоя, – прошептала она.
Графиня очень оживилась.
– Ну конечно же! Ты дочь Орслои! Орслоя – мудрая омниора! Я так и знала… Вот поэтому‑то ты такая сильная! Что ж! Твоя кровь увенчает мою трапезу.
С невероятным проворством Графиня извлекла из прически острую булавку, воткнула ее в руку Анаид и выжала из ранки каплю крови так, что та упала прямо на талисман.
Анаид сдавленно вскрикнула.
«Теперь у Графини есть все! Отныне эта одиора непобедима, пока у нее на шее красуется талисман с волосами и кровью Избранницы!»
Она хотела приблизиться к Графине, но почувствовала ужасную слабость. Еще хуже девушке стало, когда та прижала свой талисман к ее груди.
– Ты моя. Ты сделаешь все, что я прикажу. Отныне ты принадлежишь мне!
Графиня сковала волю Анаид заклятием.
По мановению руки своей госпожи огромная и сильная, как мужик, Дорка взвалила Анаид на плечи и отнесла ее в затемненный угол покоев, где в стене красовались большие железные кандалы.
Достав из‑за пояса ключ, Дорка расстегнула кандалы и просунула в них запястья девушки. Анаид сопротивлялась, но каждый раз, когда она произносила заклинание, Графиня сжимала в пальцах талисман, и она теряла силы.
Разорвав шелк белого платья на спине Анаид, Дорка протянула хозяйке плеть.
– Желаете начать, Ваша Светлость?
– Я слишком утомлена. Начинай ты! – сладострастно простонала пожиравшая жертву глазами Графиня и раскинулась на постели.
Дорка хлестнула Анаид по белым плечам.
Девушка и представить себя не могла такую боль. Казалось, ее кожу разрывают шипы, вонзающиеся глубоко в живое мясо. От невыносимой боли она не могла дышать. Новый удар плети пришелся по тому же месту, что и первый, и раскроил кожу Анаид еще глубже. На этот раз девушка закричала. Потом она кричала уже после каждого удара.
Наверное, Анаид так и кричала бы, пока не потеряла сознание, но в этот момент отворилась дверь и появилась Илона, деловито тащившая безжизненное тело Дориски. У несчастной молодой омниоры были перерезаны вены на руках. Кровь еще стекала по ним на пол.
– Госпожа! – воскликнула Илона. – Прибыли гости. Надо спрятать эту девчонку.
– Гости?
– Да. Только что. Сейчас их селят в восточном крыле замка.
Подойдя к окну, Графиня помрачнела. Действительно, во дворе замка стояли два запряженных породистыми лошадьми экипажа, из которых выходили одетые по придворной моде люди.
«Как они посмели явиться в замок в неурочный час?! Какая наглость! Ворваться в жилище несчастной одинокой вдовы после захода солнца! Могли бы остановиться в корчме, а поутру отправить к ней лакея с просьбой об аудиенции!»
– Скажите, что я утомлена и никого не принимаю.
– Госпожа, прибыл ваш родственник благородный господин Юрай Турзо. Он желает вас видеть.
В сердце Анаид затеплилась надежда.
«Если это, действительно, Юрай Турзо, они с Дориской еще могут спастись, хотя молодой омниоре остается жить считанные минуты!»
– Эржбета! – раздался за дверьми мужской голос.
Отойдя от окна, Графиня прошипела Илоне:
– Скажи ему, что я плохо себя чувствую.
– Госпожа плохо себя чувствует! – приложив ладони ко рту, заорала Илона.
– Со мной врач. Он ей пом