Я бросила ответ в него очень быстро.
- Откуда вы узнали о королевах? Вы не джентльмен.
Он застыл, и казалось, что все легкие в комнате ждали его ответа, чтобы вдохнуть.
Он фыркнул через миг.
- Полагаю, на твердой каменистой земле растут женщины под стать. Ладно, я повеселю тебя. Что за сделка?
Хороший вопрос. Так далеко я не продумала, но он мог дать мне лишь одно.
- Безопасность Скандтона.
Все шумно выдохнули, но не стали есть.
Он приподнял брови, задумчиво крутил кружку.
- Нет смысла. Наша цель тут – защищать эту деревню.
- Тогда уводите жителей. Пока фейри не вырвались из круга и не убили всех нас, - заявила я. Кто-то опустил тарелку передо мной, но я не смотрела туда, хотя жареная курица пахла вкусно. Я пришла не наслаждаться.
Если честно, я едва держалась в сознании. Мне нужен был сон, и скоро.
Он слабо улыбнулся.
- Я подумаю о сделке с тобой, но сначала прими мое гостеприимство. Ешь. Пей. Играй милую леди, за которой ухаживает величайший рыцарь королевств долин.
- Я не играю.
Он поднял палец в предупреждении.
Я взяла куриную ножку и оторвала большой кусок, прожевала и проглотила, не отводя от него взгляда.
- Доволен? – спросила я.
Он сморщил нос.
- Едва ли. Я не вижу твои глаза. Ты уберешь повязку?
Остальные в деревне уже привыкли. Никто даже не спрашивал, видела ли я через повязку. Я забыла, что буду выглядеть странно для него. Странно и волшебно.
Волоски на моей шее встали дыбом.
- Думаю, мне она нравится на этом месте.
Его ладони были такими быстрыми, что я не увидела их движения. Он забрал мою повязку, и комнату заполнила тьма. За столом я видела тусклые духовные силуэты и призраки людей. Их края расплетались и спутывались от духовного ветра, который видела только я. Они были такими до того, как прибыли сюда? Фейри влияли на людей в долинах и в моей деревне?
Олэн удивлял больше всего. В прошлом он был красивым и высоким в мире духов, но горбился в реальности, а теперь был высоким в реальности, а его дух сжимался. Первый потрепанный край у него стал расплетаться.
Хельдра, что удивительно, выглядела мило для духовного зрения. Это изменилось.
Я покачала головой, злясь из-за множества посланий, и повернулась к сэру Экельмейеру.
Я с трудом подавила вскрик. Передо мной уже не было юноши. Старый и кривой, запутанный почти так же сильно, как Скуврель, Рыцарь ужасал тем, что его душа была похожа на фейри. Его плоть свисала с костей, улыбка была жестокой и широкой, огонь мерцал во рту, когда он открывал его.
Он был фейри? Я видела морок магическим зрением?
- Отдай, - спокойно и тихо сказала я.
- Я так не думаю, - он крутил мою повязку на указательном пальце, как трофей. – Хочешь сделку со мной? Считай это разменной монетой. Выходи за меня, Элли Хантер, и я верну повязку и защищу твою деревню. Откажешься, я оставлю повязку себе, оставлю этих людей на месте, под военным положением, сколько пожелает ее величество, королева Анабета. Она слушает каждое мое слово, так что это может быть навсегда.
Военное положение? Многое произошло, пока я спасала тех детей.
- Не верю. Думаю, у вас мало власти, хоть вы заставили глупых жителей деревни верить в иное, - смело сказала я. Я не должна была сюда приходить. Я была в меньшинстве. Но я говорила правду. – Если бы у вас была власть, разве вам требовалась бы для этого деревенская девка, как я?
Он махнул пальцем, я не успела отреагировать, как рыцарь рядом со мной схватил меня за голову и толкнул мое лицо в еду. Я смогла повернуть голову в последний миг, и нос не попал туда, я могла дышать. Он прижимал меня к тарелке, горячая подлива попала в ухо, сэр Экельмейер склонился так, чтобы я видела его спутанный призрак.
- Ты была в Фейвальде. Ты знаешь врага. Ты будешь моей гончей, ищущей фейри. И вместе мы уничтожим их.
- Я больше всего хочу уничтожить весь Фейвальд, - процедила я, хотя это не было правдой, как несколько дней назад. – Но зачем мне выходить замуж для этого?
Он рассмеялся.
- Не знаешь? Королева Анабета издала строгий указ поведения рыцарей. Мы должны с достоинством обходиться с теми, кого защищаем. Должны заботиться о них, следить, чтобы они соблюдали законы. Нужно нанимать воинов и даже шпионов. Знаешь, кого это не включает?
Он сделал паузу, и я вставила едкое замечание, пока могла:
- Тех, кому хватает ума держаться от тебя подальше?
Солдат толкнул мою голову к курице. Я скривилась.
- Жены, - сказал он, склонившись так, что я ощущала запах вина в его дыхании. – Мужчина может наказать, как угодно, поступить, как он желает, со своей женой. Потому я хочу жениться на тебе. Ты будешь моей охотничьей собакой, слушаться только меня. Ты будешь делать все, что я прикажу, зная, что, если ты подведешь меня, тебя будут ждать немыслимые пытки.
- А если я уже замужем? – процедила я.
Вокруг меня робко засмеялись.
- Жаль, потому что тогда сделки не будет.
А я считала Скувреля жестоким. Я начинала верить, что он был добр со мной. И было сложно вести переговоры, когда пюре стало попадать в один из слепых глаз.
- Мы договорились? – прорычал сэр Экельмейер, и я старалась не кривиться от брызг его слюны, попавших мне на лицо.
- Боюсь, нет, - сказала я, не жалея, несмотря на его угрозы. – Видишь ли, я уже замужем, и мой муж мстительный. Он отрежет себе ухо, но не отдаст меня тебе.
И я ощущала себя почти фейри, ведь не сказала лживых слов.
Глава двадцать вторая
Они заперли меня в погребе.
После самого сильного избиения в моей жизни.
Единственного избиения в моей жизни.
Второе зрение делало все происходящее или слишком быстрым, или слишком медленным, и я готовилась к удару и расслаблялась раньше, чем он попадет, или по мне били раньше, чем я успевала уклониться. От этого избиение было ужасной смесью тьмы, насмешливого смеха и агонии.
Я не знала, сколько солдат там было.
Я не знала, присоединился ли Олэн к моему избиению.
Я помнила, как Хельдра кричала, а потом ее увели. Я помнила, что переживала за нее.
Я не знала, как долго это длилось, как плохо все было.
Без повязки я не видела свое платье, ощущала только прорехи на нем. Я не видела, были ли мои костяшки в крови от ответных ударов, которые я пыталась раздавать. Я пыталась между вспышками боли вытащить ржавый меч и унестись оттуда, но кто-то наступил на мои пальцы так, что я была уверена, что они были сломаны, и я не могла вытащить меч.
Я переживала из-за горячей крови, текущей по моему лицу. И агонии в ребрах, когда я двигалась, из-за чего было невозможно дышать. И того, как челюсть свисала, и я не могла поднять ее.
Я больше переживала из-за паники во мне, лишившей меня логики и достоинства, оставив меня всхлипывающей, дрожащей и испуганной.
Я старалась не думать о боли. Я старалась не переживать о том, что некоторые раны останутся навсегда. От мыслей об этом паника и тошнота от паники приходили ко мне.
- Несколько дней в темноте напомнят тебе, что свет – это привилегия, - сказал сэр Экельмейер, когда они избили меня до подходящего состояния для его жены и бросили на землю погреба Хельдры. Я ощущала запах картофеля и лука. Хельдра была хорошей женой.
- Я слепа, если ты забыл, - парировала я, стараясь звучать упрямо, а не подавленно. Если честно, я не была слепой, пока он не украл повязку. Я забыла, какой беспомощной себя так ощущала. Я забыла, какой слабой и растерянной от этого была.
Странно, но они оставили меч в моих ножнах, словно были уверены, что он был мне бесполезен, потому и не забрали. Я не была уверена, смогу ли вытащить его, тем более, держать, чтобы сражаться. Может, они были правы.
Это было часы назад.
Я часть провела без сознания, пришла в себя от звука шагов. Что-то опустили на землю рядом со мной. Шаги ушли, и я осторожно протянула руку, пальцы обожгло болью, когда я пошевелила ими.
Чай на подносе и немного хлеба. Моя клетка. Рукоять топора.
Хельдра сжалилась надо мной.
Между половицами были большие прорехи. Я слышала, как другие все обсуждали в столовой сверху, пока я лежала на земле, откашливая кровь, пытаясь подняться и заставить голову перестать кружиться. Это означало, что теперь я знала, как сильно Олэн изменился. Предатель.
- Уверен, что сможешь усилить военное положение? – спросил Экельмейер. – Уверен, что сможешь держать их тихими и податливыми? Нам нужна свобода, чтобы действовать единым фронтом без вмешательства этой деревни.
- Конечно, - сказал Олэн. – Мэр Алебрен знает, что хорошо для деревни. Как и люди.
- Ладно. Пока что я доверюсь твоему мнению. Собери старейшин утром. Я женюсь на этой девке до рассвета, и мы используем ее как гончую для вторжения в Фейвальд.
Если я хотела сбежать, нужно было вставать с земли. У меня было только время до рассвета, и кто знал, сколько осталось?
Я постаралась сесть, но ладони только дрогнули, и боль вспыхнула в боку.
Ммгх. Плохо. Ничто не должно так болеть.
Стон сорвался с моих губ, я попыталась подавить его.
- Что это было? – испуганно спросил Олэн надо мной.
- Девка. Ночь в твоем погребе вытряхнет из нее любовь к фейри. Ты хорошо сделал, сказав о подозрениях о влиянии фейри на ее разум, Олэн Чантер. Без тебя мы не нашли бы такой ценный ресурс.
Олэн мог гореть в масле. Он заслужил все плохое, что его ждало.
- Я прошу только, когда мы вторгнемся в земли за кругом, поискать моего мальчика, - сказал Олэн, голос был тяжелым. – Моего Петира.
Я выдохнула. Было сложно ненавидеть мужчину за любовь к его сыну, из-за которого он готов был сделать все. Даже сейчас, когда «все» включало мое избиение и продажу как невесту рыцарю, который хотел использовать меня как собаку. Его слова, не мои.
Ну же, Элли. Встань!
Если бы меня спросили на прошлой неделе, помогла бы я вторгнуться в Фейвальд, я бы сделала все для этого. Я бы пошла к Экельмейеру и предложила свои услуги.
Но это было на прошлой неделе. До того, как я увидела, что некоторые люди тоже были запутанными. Пока я не поняла, что они хотели обрушить ненависть на других людей, как фейри. До того, как я поняла, что моя деревня и мой народ были не такими, как я думала. Может, они заслуживали фейри, а фейри заслуживали их. Кроме невинных детей. Моя мама уведет их вовремя? Она просила еще ночь. Я дала ей это.
Если я собиралась сделать тут что-нибудь ценное, нужно было остановить войну, потому что я не была уверена, что она увела их, и не хотела ошибиться.
Для этого мне нужен был союзник.
А союзник остался только один.
Я сунула ладони под себя, подавляя крик, пальцы, казалось, были направлены не в те стороны. Все силы ушли, чтобы оттолкнуться. Дыхание застряло в легких, агония в груди усилилась. Я встала на ноги, пошатнулась, подавляя тошноту и головокружение. Моя левая ладонь еще могла держать вещи, похоже, два пальца и большой еще работали.
Я нащупала рукоять меча той ладонью и неловко потащила его из ножен, по дюйму за раз. Он упал на пол с глухим стуком.
Проклятье.
Придется склониться, чтобы поднять его.
Ребра громко возмущались.
Слезы катились из моих глаз, я обмякла, почти упав на землю, ладонь проехала по грязи и ударилась обо что-то твердое. Я сжала топор, с трудом убрала рукоять за пояс. Потом клетка. Я не могла ее привязать. Пальцы не слушались. Я зацепила петлю за большой палец. Я нащупала рукоять меча, с трудом подняла левой ладонью и встала.
Один взмах, Элли. Один взмах и надежда, что это сработает.
Я рассекла мечом воздух с силой младенца.
Я думала, что видела брешь, но не была уверена. Я должна была поднять топор. Он защитит меня от фейри. Но от мысли, что его нужно вытаскивать из-за пояса, хотелось плакать от усталости. Я не могла. Не было сил.
Я шагнула вперед, протянула пострадавшую правую руку. Что-то задело ее. Я неловко сжала это сломанными пальцами, надавила на то, что считала брешью в воздухе.
Я шагнула в яркий мир.
КНИГА ВТОРАЯ
Спите, мышки, в своей норке,
Спите, помните о прошлом,
Пой, мышонок, проси ужин,
Пой, и тебя угостят вином.
Беги, мышонок, спасайся бегством,
Беги от боли и страданий.
Старайся, мышонок, изо всех сил,
Прячься от запретов и наказаний.
Но мы найдем тебя, мышонок, в любой норке,
Сорвем твою плоть, разобьем кости,
Мы найдем семью, найдем друзей,
Прольем их кровь, сердца порвем.
- Песни фейри
Глава двадцать третья
Я смогла замедлить падение и вернула равновесие. Комната передо мной опасно покачнулась. Узлы корней были на стенах, одинокое окно открывалось там, где корни встречались. Еще больше узлов окружали дверь. Я моргнула, подавляя тошноту. Все расплылось перед глазами, но мне нужно было понять, где я была. Мне нужно было найти безопасное место, пока я не рухнула.
Большой гобелен со сценой охоты был на одной стене – хотя было непонятно, кто на кого охотился. Дракон будто сжигал одного из фейри, тот выпускал стрелу в орка, который сжимал зубами хвост дракона. Вокруг них единорог и лиловый лис пригнулись, словно ждали своей роли в резне.
Темный шторы покачивались по сторонам от открытого окна, а бледная штора, белая и почти прозрачная, трепетала от ветра передо мной.
Свет проникал в открытое окно, был белым, но не ярким, как от желтого солнца, и даже не персиковым от воздуха с дымом.
Я видела такой свет только в Фейвальде. Значит, меч сработал.
Я была тут.
Разбитая.
Без полезных волшебных предметов.
Но тут.
Я резко вдохнула, и в тот миг белая штора поднялась от порыва ветра так высоко, что я заметила то, что было за ней.
Мои глаза, казалось, выпадут из головы.
На другой стороне был водопад, стекал из бреши в потолке по изогнутым корням в маленький каменный пруд. Пузырьки наполняли пруд, пар поднимался клубами.
В пруде по пояс сидел Скуврель, его глаза были огромными, как у совы. Он сжимал в руках бьющуюся рыбу, словно он только что поймал ее голыми руками.
- Кошмарик! – охнул он, бросил рыбу в воду, и штора опустилась, и я потеряла его из виду.
Все раны ударили по мне как молот.
Я рухнула на пол.
Вода плеснула вдали, и кто-то очень мокрый тянулся к чему-то, ноги шлепали по камню. Штора подвинулась, и Скуврель упал на колени рядом со мной, яркое знамя окутывало его пояс, напоминало флаг. Вряд ли в Фейвальде было что-то практичное, типа полотенца.
Или практичного, как урод. Потому что Скуврель не был уродом, и на его красоты было почти больно смотреть. Я забыла об этом.
- Что смертные с тобой сделали, Кошмарик? – я не понимала, была в его голосе тревога или гнев.
Я застонала, его ладони нежно скользили по моим ранам.
- Что за ужасы смертные мужчины сотворили с тобой, мой Кошмарик? Мы оторвем их пальцы и повесим на цепочку на нашей двери. Мы пришьем их уши на подошву и будем ходить по ним, пока от них не останется и шепота. Мы растолчем их кости в порошок и смешаем с нашим вином.
Он поднял меня и понес, шепча эти угрозы, прижимая меня к мокрой груди. Наверное, я ужасно испачкала его кровью, сажей и грязью. Он не возражал.
Звезды плясали перед глазами. Я не знала, куда он меня нес. Мне было все равно.
Впервые за недели я ощущала себя в безопасности.
Каким бы он ни был, Скуврель обещал быть мне другом, союзником, мужем. Я была почти уверена, что он не убьет меня.
- Заключи сделку, Кошмарик, - проворковал он. – И я исцелю твои раны.
Он уложил меня на кровать с подушками. Мои веки приподнялись, я увидела белизну вокруг себя, и они закрылись. Мне было жарко. Все болело.
Я охнула, дыхание застряло с болью в груди.
- Я не могу помочь без сделки, - прошептал он с мольбой.
Тьма мешала видеть. Я боролась с ней, хватала ртом воздух, боль вспыхивала в разбитой челюсти.
- Дай все, что можешь отдать, Кошмарик, и я исцелю твои раны.
- Ты, - выдавила я.
- Да? – он будто затаил дыхание, ждал мои слова. Но что мне дать?
- Можешь забрать мою косу, - прошептала я.
- Хорошо. Я исцелю тебя взамен на власть над твоей рыжей косой во всем ее спутанном великолепии.
Он склонился надо мной, мои веки приоткрылись, увидели, как его глаза закрылись, он благоговейно поцеловал мою косу. Что-то нежное коснулось моего лба, мои глаза закрылись, и боль в голове пропала.
Я так устала.
Что-то нежное задело мою челюсть, потом пальцы. Я пыталась открыть глаза. Он целовал мои пальцы? У меня не было сил думать об этом.
Вместо этого я потеряла сознание, боль стала слабее.
Было темно, тепло и безопасно.
Я проснулась ненадолго, ощутила тяжесть на животе. Я открыла глаза, увидела спутанные темные волосы и острое ухо на мне. Он, похоже, тоже уснул.
Я погрузилась в беспамятство.
Когда я проснулась, я была на кровати из белых перьев. Белые перья были длиной с меня, а то и длиннее. Они были розовыми в свете из окна.
- Явись ко мне, Кошмарик. Просыпайся и будь со мной вечно, - сказал Скуврель, сидя на стуле у окна. Он склонился, слабо улыбаясь, мой меч лежал на его коленях.
- Это мой меч, - сказала сдавленно я. – Я не помню, чтобы отдавала его.
- Ты многое не помнишь, - он хитро улыбнулся.
Я ощутила, как мое лицо вспыхнуло. Он убрал раны поцелуями, или мне показалось?
Я села, попыталась осмотреть себя незаметно. Раны пропали. Пальцы легко сгибались. Мои глаза расширились, несмотря на мой контроль. Было чудесно уметь исцелить кого-то поцелуем! Я не представляла, какую силу это требовало. И Скуврель сделал это.
Моя коса была на месте. Я подняла ее с вопросом в глазах.
- Это мое, - гордо сказал Скуврель. – И мне нравится она там, где она есть. Не обрезай ее коротко. Это не тебе решать.
Хорошо, что мне нравились длинные волосы.
- Я думала о тебе, - вдруг нервно сказала я.
- Я надеялся на это. Было бы больно, если бы меня забыла жена.
Я облизнула губы.
- Я о том, что я пыталась решить, что делать с тем, как ты женился на мне против моей воли. Я пыталась решить, что это означает для нас. И должна ли я наказывать тебя за то, что ты скрывал это от меня.
- Скрывал? – он был искренне удивлен, явно играл. – Я думал, это было очевидно. Как меня можно винить в том, что твой слабый смертный разум не заметил такого? И разве мы не обсудили это?
- Ты должен был спросить! – возмутилась я. – А если бы я убила тебя от того, как разозлилась из-за брака против моей воли? И мы не обсудили это лично.
- А тебя волнует ссора с мужем лично? Признаюсь, есть очарование в том, чтобы смотреть, как твои щеки пылают, как рассвет, - его глаза пылали от этих слов, я едва подавила дрожь.
- А если бы я так и не узнала, что я замужем? – продолжила я. – Я могла выйти за кого-то другого! Так тебе и надо было бы!
- Ты бы так не сделала, Кошмарик. Твоя величайшая радость – выводить меня из себя, преследовать меня во снах. Зачем же бросать идеальную жертву и искать другого?
Я пыталась поправить порванное платье, не зная, как ответить на такие заявления. Кто-то связал юбку так, что было сложно двигаться.
- Они порвали твое платье, - глаза Скувреля пылали, хотя лицо было спокойным. – Это не лучший наряд – довольно простой, не подчеркивает тебя, нет ни зверя, ни птицы на нем, но оскорбительно, что другой мужчина решил, что может порвать одежду моей жены, особенно так непристойно. Я старался сохранить твою честь, пока ты не проснешься и не справишься сама.
- Спасибо? – я не знала, как справиться. Он сохранял мою честь? Он поцелуями убрал мои раны? Что происходило? Куда делся опасный Скуврель?
- Ты смотришь с подозрением. Ты должна понимать, что такой долг будет отплачен. Я выкупил тебя до этого своим ухом. Я был бы рад предложить руку за твою месть.
- Вряд ли это будет необходимо, - напряженно сказала я. Лучше успокоить его, пока я не оказалась замужем за искалеченным фейри. – Ванны хватит.
Он махнул на открытую дверь, и я поспешила туда, борясь с узкой юбкой. Водопад все еще был полон пузырьков, пар поднимался от него.
- Почему он горячий? – спросила я.
- Две реки питают его. Одна горячая от природы. Другая – холодная. Температура зависит от течения, - его глаза хитро блестели. – Как мы с тобой, милая Кошмарик. Одна горячая, другой холодный, но что сильнее? Что победит? Каждый миг все меняется.
Я кашлянула.
- Я пришла сюда с вещами. Клетка. Рукоять топора.
Он рассмеялся.
- Боишься, что я запру тебя как птицу? Я уже в это играл.
Я кивнула.
- Правда или ложь? Тебе нравится со мной играть.
- Правда. Теперь купайся, сколько хочешь. Я составлю список твоих обидчиков, как только ты будешь готова к этому.
- Я знаю только два имени, - я сделала паузу. Вода выглядела хорошо. Раз Скуврель оставался в другой комнате, я сняла испорченную одежду и погрузилась в горячую воду с удовлетворенным вздохом. Сухая кровь и грязь поднимались облаками в воде вокруг меня.
Скуврель появился через миг, и я подняла руки, прикрываясь, несмотря на пузырьки.
- Если бы я хотел посмотреть, я бы выпросил это сделкой, - сказал Скуврель, хихикая.
Отлично. Это помогло моим пылающим щекам.
Он посмотрел мне в глаза, его глаза сияли т предвкушения.
- Я хочу имена.
- Заключай для этого сделку, - предложила я.
Он рассмеялся.
- Я скучал, Кошмарик. Я скучал по твоему упрямому взгляду и веселым играм. Хотя ты являлась мне во снах. Ты была со мной каждый миг последние месяцы. И мне нравилось видеть тебя через Жемчужину-зеркало, но я скучал по напряжению, ярости, радости от твоего отказа подчиняться мне.
- Сколько времени прошло? – спросила я, голова кружилась. Я теряла ощущение времени, перемещаясь между мирами. Все жили без меня.
- Полгода. Полгода службы и отчаянного одиночества спутанного сердца, - он сделал паузу, наклонил голову, чтобы было легко видно шрам на месте уха. Почему он не убирал это мороком? – Что ты возьмешь за эти имена?
Я усмехнулась. И я скучала по этому, хоть и не хотела признаваться. Скучала по тому, как сияли его глаза, и губы изгибались, как натянутый лук, когда он улыбался.
- Я возьму твое имя, - сказала я.
- Оно уже у тебя есть, - он склонился над краем пруда, словно он был магнитом, а я –железом.
- Твое настоящее имя.
Он отпрянул, потрясенный, но при этом улыбка играла на губах. Может, я была для него неприлично забавной.
- Невозможно.
- Ты на мне женился, - сказала я. – Странно было бы не хотеть знать имя своего мужа.
Он нахмурился.
- И ты не дашь мне средства для охоты на врагов, пока я не предложу тебя себе как козел на заклание? Это не верность жены.
- Если ты так хочешь выразиться… да.
- Ты опасна, Кошмарик, - сказал он, взгляд был гневным и радостным. – Ты ужасная зависимость. Если бы я мог избавиться от тебя, бросившись в темные глубины моря, я бы утонул в забвении, не мешкая.
Он драматично покинул комнату, и я использовала шанс, чтобы отмыть лицо и волосы, расплела косу, чтобы смыть кровь и грязь. Выжила бы я после тех ран, если бы Скуврель не исцелил меня? Если бы выжила, была бы навсегда калекой. Пальцы были ужасно сломаны. Как и челюсть. Я поежилась от мысли.
Я была в долгу перед ним. У меня будут очень длинные волосы.
Когда я выбралась из воды, Скуврель вернулся, протянул одежду, отвернув голову. Было смешно, что он так ценил мою честь, когда его натура была дикой.
Наряд состоял из тонкой белой рубашки со странными кружевами в виде корон и пауков на воротнике. В другой руке он держал темную куртку с вышитыми красными змеями. Темно-красные леггинсы и черные сапоги до колен с черным жемчугом, похожим на рыбьи глаза, на боках были следующими. И под конец был мой меч в ножнах, кожаный пояс был в сухой крови. Моей.
- Они портят тебя рваной одеждой, но я возвращаю твое великолепие, - гордо сказал Скуврель. – Они пытаются забрать твою гордость, но я поднимаю тебя до рангов сидхе.
- Постой, - моя голова вдруг закружилась. – Ты же не хочешь сделать меня фейри?
Я взяла одежду из его ладони, разглядывая его макушку.
- Я не буду портить тебя, обрекая на мой ад, Кошмарик. О, нет, лучше ты пытай меня своим светом. Я не буду тебя портить. Клянусь в этом своей душой.
- Я не уверена, что у тебя есть душа, - жестоко сказала я.
- Видишь? Мы друг друга полностью понимаем, Очаровательный Кошмарик.
- Я не убеждена в этом, - сухо сказала я. – Правда или ложь, твои милые прозвища – просто обман. Ты пытаешься направить мою голову в петлю, которую я не вижу.
Его ответ прозвучал шепотом:
- Правда.
Я поежилась.
Его голос стал сухим.
- Быстрее одевайся, Кошмарик. Мой господин приходит во тьме.
- Равновесие? – спросила я.
- Ты забыла, что продала меня на службу, дорогой Кошмарик? Я не забыл. Я помню это каждую ночь, когда приходится работать против моей воли на него. И мне больно служить противоположности, хаос служит порядку, и смотреть, как все становится аккуратным, самое ужасное.
- Я должна извиниться, - виновато сказала я.
- Я не принимаю, - сказал Скуврель, оглянувшись через плечо на меня, отчасти одетую, но прилично, его лицо было оскорбленным. – Я предпочитаю ум, а не сострадание. Я предпочитаю жену с ярким разумом, а не ту, что оплакивает меня своими слезами.
Он склонился ко мне, вдохнул, словно мой запах как-то придавал ему сил. О. Я забыла, как фейри питались моими эмоциями.
- Я хочу убрать человеческих детей из этого мира, - напомнила я с решительным видом.
- Хорошо, - сказал он с беспечной улыбкой, его глаза были в дюймах от моих. – Но не жди моей помощи. Моя воля связана с Равновесием еще на полгода, твоими стараниями, ужасная работорговка. Потому я не должен говорить тебе, что другие смертные дети скрыты на этом Дворе. Это будет ужасным предательством. И потому я не должен говорить тебе, что тайник твоей сестры на скалах Ястреба. Она хранит там тайные вещи. И тебе захочется знать ее тайну. Не мне тебе это говорить.
Он склонился и поцеловал меня так быстро, что я едва успела охнуть – поцелуй был голодным. Опасным. Моя кровь от него кипела. Он подмигнул, усилив потрясение.
- Я должен тебе плату за это позже, - выдохнул он.
И он пропал раньше, чем я ответила. Я закончила одеваться, пристегнула ножны поверх узких штанов, надела короткую куртку. Как он всегда добывал женскую одежду? И как она всегда мне подходила? Стоило задать больше вопросов. Но когда он был рядом, было сложно помнить о них.
Как только я закончила, он прошел в комнату, как тень, поднес палец к губам. Он склонился так близко, что его губы задели мое ухо, пока он шептал:
- Спрячься за гобеленом, пока я не уйду, Кошмарик. И не медли, чтобы явиться ко мне снова. Я буду ощущать твое дыхание шеей, твои ледяные ладони на моих в каждом кошмаре за много ночей впереди.
Я не успела ответить, он толкнул меня за большой гобелен, и я услышала, как его дверь открылась с грохотом. Я с трудом подавила желание бежать и бить Равновесие ржавым мечом на моем бедре.
Глава двадцать четвертая
Я ждала долгие мгновения, дверь захлопнулась, и я осторожно вдохнула, подняла клетку и рукоять топора. Я была в долгу перед Хельдрой за то, что она отдала их мне. Без них у меня не было бы шанса спасти остальных смертных детей.
Повезло, что они были тут. Но я начинала думать насчет меча. Он откуда-то четко знал, где нужно было быть, и относил туда.
Я уже жалела, что не надавила на Скувреля и не выяснила, где именно были дети. Он был как водопад, то горячий, то холодный. Что я могла понять по тому, как он исцелил меня, а потом признался, что хотел поймать меня? Или по его помощи с поиском детей и отказе исцелять без платы? От него моя голова кружилась.
Я замотала ею. У меня не было времени на размышления. У меня было ограниченное время на поиск детей и их спасение до того, как моя сестра вторгнется в мир смертных. Нужно было спешить. Лучше всего было проверить путь самой.
Я вышла из-за гобелена. В купальне никого не было. Это хорошо. Я добралась до яркого окна, выглянула и охнула.
Окон было вырезано в меловой сколе, нависающей над беспокойным. Морем. Последние лучи заката раскрасили залив розовым. Я была в центре бухты в форме подковы, так что видела стены из скал вокруг. Десятки, а то и сотни ярких тканевых мешков свисали со скал на веревках разной двери. Что это могло быть?
Один из ближайших брыкался, на миг стало видно силуэт человеческого тела.
Нет.
Я слышала об этом, когда я прошлый раз была в Фейвальде. Этих фейри наказали, повесив в шелковых мешках до их смерти.
Я поежилась.
Стоило подумать, что я знала, насколько ужасным был Фейвальд, как он снова меня удивлял.
Если я выберусь сейчас из комнаты, и меня поймают раньше, чем я использую меч, это может ждать меня. Я осторожно вытащила его из ножен, готовая убежать в любой миг.