– А‑а‑а! – женские крики, детский плач покатились из одного двора в другой.
Место происшествия моментально обросло толпой, гомоном и суетой. Убийцы же спокойно ушли дворами.
– Очередной теракт произошел в Душанбе, – сообщил утром диктор «Маяка».
Ветров в это время жарил яичницу на завтрак. Шипящие капельки масла взлетали роем и кололи в голый живот или шлепались на семейные трусы с ромашками.
– Вчера вечером были убиты двое российских военнослужащих двести первой дивизии, расквартированной в Таджикистане, – сообщил по радио милый женский голос. – Они были застрелены двумя неизвестными в микрорайоне Маяковский…
Раскаленная сковородка едва не опрокинулась на Андрея.
Маяковский – это был тот самый район.
– Е‑мое, – ошарашенно прошептал журналист.
Глава 4
Сообщение от агента пришло из Хорога рано утром по закрытым каналам. Вместе с ним были данные радиоперехватов и донесения других источников.
– Учись, – сказал Мазуров, когда Филин пришел к нему с полным докладом. – Как они ловко нас провели.
Это было чистой правдой. Террористы пришли к афганцам под видом торговцев наркотиками. Вручили мешок травки. Дали денег. Сказали – переправьте его на ту сторону. Там встретят. А мы прикроем вас.
После того как спецназ расстрелял курьеров, террористы вернулись в кишлак и выставили все в выгодном для них свете. Афганцы были возмущены. Чего и добивались боевики. Теперь они без труда могли получить любую помощь в войне против пограничников.
– Ключник сообщил, что абреки скапливаются в приграничных ущельях, – произнес Константин.
Ключником звали одного из самых ценных агентов, завербованных лично Филиным. Сообщение от него должен был забрать Рысак. Но пришлось посылать другого.
– Он может ошибаться? – спросил Мазуров.
– У Ключника был оптовый заказ на теплые куртки и спальные мешки. Сейчас ночью в горах холодно. Ключник сообщил, что планируются нападения на Ванчском, Язгулемском и Рушанском направлениях. Именно туда просят отправить куртки.
– Почему же тогда мы не слышим абреков?
– Они молчат в радиоэфире.
– Странно, не правда ли?
– Да, нехарактерно, – согласился Филин. Раньше боевики весьма непринужденно болтали в эфире. Благодаря радиоперехвату можно было узнать, кто где находится, куда направляется и что собирается делать. Разведчики шутили: меняю трех агентов на рацию с батарейками.
Боевики так приучили разведку к своей радиоболтовне, что, замолчав, застали пограничников врасплох.
– Кто их научил? Кто ими управляет? – вопросы Мазурова были скорее риторическими.
– Говорят про иностранных инструкторов, в основном арабов и пакистанцев, вроде бы появившихся недавно, – задумчиво произнес Константин. – Сейчас будем уточнять конкретно: кто, где и когда. Те возможности, что находятся в моей компетенции, я уже задействовал.
Филин мягко нажал на слово «в моей», намекая шефу – мол, у вас, товарищ генерал, возможностей побольше.
– Связи с талибами просматриваются? – поинтересовался Мазуров.
– Приезжали эмиссары. Но, по данным Ключника, переговоры закончились ничем. Ключник еще доложил, что несколько диверсионных групп были направлены в Душанбе. Цель – теракты против военнослужащих, как российских, так и таджикских войск. Судя по всему – вчерашнее убийство офицеров двести первой дивизии – это их рук дело. И это только начало.
– Это тебе Ключник доложил или ты сам выводы делаешь? – мягко осадил его Мазуров.
– Сам делаю выводы, – энтузиазм Филина спорить и убеждать приугас.
– Я попрошу, Константин, держись пока фактов. Команда думать поступит дополнительно.
– Есть. – Разведчик кивнул.
– Всю информацию о диверсионных группах передай в Министерство безопасности Таджикистана. Оно проводит расследование. Хочешь минералки? – Генерал встал и ненадолго скрылся в комнате отдыха, дверь в которую находилась за его спиной. Было слышно, как он хлопнул дверцей холодильника.
– Угощайся. – Мазуров зашел обратно, в его руках была запотевшая бутылка минеральной воды.
Он наполнил стакан и передал подчиненному. Затем налил себе.
– То, что ты узнал, это очень хорошо. – Генерал сделал глоток. – Готовь справку для командующего.
А на следующий день разведчики знали уже дату, время и даже место нападения боевиков. Добыл информацию не Филин. Он же не единственный офицер в разведотделе. Были и еще профессионалы…
Во дворе управления Филин встретил офицера из отряда психологической борьбы. Долговязый старлей курил возле зеленой будки часового.
– Привет, я как раз к вам собирался идти. – Константин протянул ему руку. Они поздоровались.
Внезапно на душе Филина стало очень хорошо. Он не сразу понял отчего.
А он просто услышал стук знакомых каблучков!
Леночка, она же Солнышко, она же племянница генерала Мазурова, открыла зеленую калитку и вошла во двор управления. Часовой, солдат‑таджик, присевший на табуретке, вскочил и бросился было к ней. Но тут же остановился, узнав ее.
Цок‑цок‑цок.
Она направилась мимо офицеров к низкой полуподвальной двери – черному ходу в управление.
Цок‑цок‑цок – забилось сердце Филина.
Леночка могла спокойно пройти мимо. Собственно говоря, она так и должна была сделать.
Повода останавливаться не было никакого.
Совсем никакого.
– Привет, Макс, здравствуйте, Константин. – Она замедлила шаг.
«Откуда она знает мое имя?» – удивился Филин.
– Константин, вы не могли бы помочь мне как мужчина?
– Звучит заманчиво, – весело заметил старлей.
– Надо передвинуть компьютер в отделе. – Леночка окатила офицера таким холодным и презрительным взглядом, что тот проглотил язык.
Филин же кивнул.
Они вместе с женщиной зашли в здание и поднялись в кабинет.
В отделе никого не было.
Просьба оказалась пустяковой. Константин что‑то передвинул, что‑то переложил с места на место. В принципе, больше ничто его здесь не держало. Надо было уходить.
Возникла неловкая пауза.
– Чем вы занимаетесь? – вдруг спросила она.
– То есть как? – переспросил Константин.
– Вы в какой службе?
– В разведке.
– О‑о, да вы крутой! – улыбнувшись, воскликнула она.
– Да нет, я просто перекладываю бумажки. – Филин отвел глаза. Отчего‑то ему не понравился интерес, который проявляла к нему женщина.
* * *
«Почему? – Неизвестный от расстройства даже проснулся. – Мне что, не нравятся женщины? Какой ужас!»
Он огляделся. Соседи по палате мирно сопели. Человек попытался представить, как он ложится рядом с белокожим юношей в кровать напротив (у того попытка суицида от несчастной любви). Гладит парнишку по груди, целует в губы – и его аж передернуло. Противно как! «Нет, я не голубой», – радостно констатировал Неизвестный. Со спокойной совестью он закрыл глаза.
«Командующему Группы пограничных войск РФ в РТ
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
Разведывательный отдел ГПВ РФ в РТ располагает сведениями, что в период майских праздников вооруженные отряды Движения исламского возрождения Таджикистана (ДИВТ) планируют вооруженные провокации на таджикско‑афганской границе. В ночь с 30 апреля на 1 мая ожидается нападение на заставу Ванч отряда под командованием полевого командира оппозиции генерала Усмона. Для поддержки вооруженных формирований ДИВТ в приграничные районы Афганистана прибыли отряды арабских наемников под командованием полевого командира так называемого Эмира Хаттаба. Разведотделом ГПВ РФ в РТ установлены следующие места скопления боевиков на территории Афганистана и в приграничных районах Афганистана: поселок Ванч (Таджикистан), Дашти‑Кала (Афганистан), Мойм…»
Стоп, стоп, стоп!
«Это что такое? – возмущенно подумал человек. – Где Филин, где Леночка?» У него возникло чувство, будто его обманули. Ведь он хотел начать с того места, на котором проснулся.
Но, увы, в один сон нельзя войти дважды. Теперь вместо романтической сцены Неизвестный видел доклад Мазурова командующему и все, что за этим последовало.
* * *
Командующий поставил визу:
1) начальнику штаба: подготовить план ОГГ – охраны государственной границы,
2) довести план до начальников пограничных отрядов,
3) объявить усиленный режим несения службы с 30 апреля по 11 мая.
На границу полетело шесть телеграмм (по числу отрядов). Секретные инструкции легли на стол начальникам разведки погранотрядов.
Начальник штаба приковал к картам свой первый отдел – отдел охраны государственной границы. Те прокорпели почти сутки. Составили план.
Штабные предложили нанести упреждающий удар по базам боевиков. Командующий одобрил.
Начальник штаба раздал задания. Командиры разошлись по подразделениям. Выстроили бойцов на строевой смотр, дабы проверить готовность к бою.
Солдаты разложили на плацу оружие, снаряжение, несессеры с мылом и зубной пастой. У кого чего не хватало или было порвано‑сломано, тот искал, зашивал, ремонтировал.
«Бегом, тля!» – подгоняли разгильдяев командиры.
Война надвигалась.
Рано утром летчики уже прогревали моторы. Спецназ с шутками‑прибаутками загружал ящики и спальные мешки в пузатое нутро вертолетов.
Еще чуть‑чуть – и в бой ринулась бы огромная силища!
Но пришел отбой…
Боевики за ночь вырыли окопы на всех направлениях, где планировался неожиданный удар. Внезапность была потеряна. Тут и самим недолго головы сложить.
Е‑мое, как же орал командующий!
Полковники и генералы стояли перед ним навытяжку. По застывшим лицам ползли капельки пота.
– У меня нет старших офицеров, есть предатели! – Казалось, управление сотрясалось от этих криков. – Вы, мать вашу, продали все! Каждого из вас надо поставить к стенке.
Указательный палец командующего стучал по лбам полковникам. Над генералами только махал.
Начальник отдела военной контрразведки ФСБ здесь не стоял. Но тоже получил взбучку по своей линии.
Боевики же и не собирались отменять войну. Потому граница готовилась к нападению. Младшие офицеры, узнав про усиление, ворчали: опять начальство перестраховаться решило. Телеграммы об ожидаемом нападении (или в крайнем случае – провокациях) приходили перед каждыми праздниками.
Офицеры разведки разъехались по самым опасным участкам. Но они всегда ездили по границе, часто ночевали на заставах. Это никого не удивляло. А подробностей разведчики не раскрывали: не положено.
На некоторых островах Пянджа заранее выставили засады. По три‑четыре спецназовца затаились на несколько дней в камышах. Условия были еще хуже, чем в рекламе прокладок: белое не носить, не танцевать, а еще лучше – не курить и не дышать.
Но в группах были молодые парни, вчерашние солдаты, только что отслужившие срочную и недавно получившие звезды прапорщиков. Уже через пару дней они стали разводить днем костры, разогревая консервы из сухого пайка. Развешивать на ветках постиранные штормовки. И громко смеяться, рассказывая бородатые анекдоты.
Пограничные заставы тоже увеличили число пограничных нарядов ночью на границе. Если бы бойцы несли службу как положено, то быстро бы откинули копыта в массовом порядке. И тем самым оголили ли бы границу. Но, к счастью (или к сожалению), большинство солдат, когда не было рядом офицеров, чихали на устав: дрыхли и в засадах, и на наблюдательных постах.
Никто из них, естественно, не знал, что кому‑то оставалось прожить всего несколько суток.
* * *
– Он вчера рассматривал карту Средней Азии, особенно Таджикистана и Афганистана, – сказал психиатр в больших круглых очках, – безусловно, география этих стран ему хорошо известна.
– Так, может, он родом оттуда? – спросил сыщик в сером костюме. – Может, он даже не гражданин России? И прикидывается, что ничего не Помнит, чтобы не депортировали?
– Он не симулирует. Кроме того, ряд специфических навыков, которые обнаружили у Неизвестного (например, он хорошо разбирается в оружии, знает тактику, основы управления), дает основания предположить, что он бывший военный.
– Яна всякий случай пошлю запрос в Таджикистан.
– У меня создается впечатление, что он чего‑то боится. На этой почве у него развились неврозы. Он стал менее охотно сотрудничать, когда мы попытались установить его личность по уже имеющимся деталям. Даже не знаю, что с ним делать. Не можем же мы вечно его держать.
– А мы что можем сделать? Я завел на него дело. Но, по‑моему, это дохлый номер. Попробуйте обратиться на телевидение. Пусть покажут по ящику, может, кто узнает?
* * *
На входе в редакцию висела надпись: «Прежде чем войти, подумайте, нужны ли вы здесь?»
Когда Ветров подходил к массивной, обитой рейками двери, то каждый раз Подолгу стоял и думал. Хотел уйти. Потому что искренне считал себя ненужным.
На самом же деле он мечтал быть полезным и незаменимым. Беда в том, что «Боевой дозор» мало кто читал. Свежеотпечатанные номера отвозили на пересыльный пункт. Оттуда – месяца через три – скопом отправляли на границу. А там сразу раскладывали по туалетам.
Да только бумага была грубая. Жесткая. Редактор специально такую заказывал. Рассчитывал, что солдаты под страхом геморроя не будут осквернять труд журналистов.
Наивность, конечно. Но что он еще мог сделать?
– Ветров? Привет. – Редактор сидел спиной к двери слева от входа, поэтому ему пришлось повернуть голову, чтобы увидеть вошедшего. – Ты еще не поменял фамилию? Объясни, как с ней можно работать в журналистике?
– Обычно. – Андрей пожал плечами.
– Хуже, поверь мне, хуже… Зина. – Редактор посмотрел на корректора, сидевшего напротив. – Кинь мне говно Ветрова.
Говном редактор называл абсолютно все журналистские материалы.
– Вот, – сказал он, когда Зина подала ему заметку. – Очень хороший текст ты надристал. Что‑то в нем есть. Пишешь о дедовщине в Пянджском пограничном отряде. Приводишь интересные факты. И подписываешься – Ветров. Очень несерьезная фамилия, будто у человека ветер в голове. Кто тебе поверит после этого? Ладно, нашу газету никто не читает. А вдруг станешь работать в серьезном издании. Разоблачать серьезных людей. Так над тобой смеяться будут.
– У меня хорошая фамилия, не буду ничего менять.
– Подумай, возьми псевдоним. Нейтральный: типа Иванов или Петров. А лучше забойный – Знатоков, Рентгенов.
По правде говоря, редактор шутил, потому как любил смеха ради доставать людей.
– Не хотите ставить материал, не ставьте, – насупился Ветров.
– Я уже отдал его в набор, – редактор улыбнулся и бросил материал на стол. – Сейчас корректор прочитает, и все. У тебя ошибок – до едрени фени. Выучи русский язык наконец.
Шеф стал похож на довольного патриция в римских термах. Лицо у него было правильным и красивым, профиль – как у цезарей на древних монетах.
Сходство с патрициями дополняла дырявая простыня, накинутая на плечи (рубашка с погонами подполковника была наброшена на спинку стула). Редактор только что пришел из бассейна.
«Когда‑нибудь я буду вспоминать работу здесь как счастливейшее время в жизни», – с тоской подумал Ветров. Домик редакции стоял в глубине территории батальона связи. Кроме казарм и плаца здесь был вишневый сад и бассейн с изумрудной водой под открытым небом…
Работа не пыльная. Отпуска по три месяца. Зарплата двойная. Цены в Душанбе копеечные.
* * *
«Господи, ну почему же я так стремился оттуда уехать?» – эта мысль пронзила Неизвестного. Но не успел он ее толком прочувствовать, как снова погрузился в сон.
* * *
– Сейчас поедем в управление, – сказал редактор.
– Зачем? – удивился Ветров.
– Получать оружие.
– Опять?
– Снова, – твердым тоном поправил редактор.
Когда в городе кого‑то убивали (а накануне застрелили двоих офицеров), обычно поступал приказ: раздать оружие. В целях безопасности. Через месяц‑другой кто‑то из офицеров или прапорщиков напивался, что называется, в дюбель. И убивал кого‑то по пьянке. Поступал приказ: сдать оружие. И так по кругу.
«Так что недолго радоваться», – думал Ветров, расписываясь в журнале за получение пистолета.
Только человек, державший в руках собственное оружие и любивший его, может понять, какой это восторг!
Ты будто становишься выше. Сильнее. В этом на вид неказисто собранном металле есть необъяснимая красота. У нее черный глаз. И этот глаз – дуло – смотрит, куда захочешь ты!
Большие деньги, роскошные яхты, любовь красивых женщин по сравнению с этим не стоят ни черта!
Ба‑бах!!!
Свинцовые шарики ворвутся в чью‑то жизнь. И вычеркнут из нее яхты, машины, деньги. Ох, как может сглазить этот темный искусственный глаз!
– И еще. – Прапорщик с алой повязкой дежурного на рукаве звякнул ключами, закрывая сейф. – Нельзя ходить по городу в форме. Ты слышал?
– Теперь слышал. – У Ветрова появилось приятное волнение. Оно же – предчувствие. Показалось: именно с этого момента у него начнутся необычайные приключения!
* * *
Неделю у Неизвестного не было снов. Но ему и так хватало переживаний. Врач привел журналистов с телекамерой. Полная девица в короткой шерстяной юбке тыкала в человека микрофоном.
– Расскажите, что знаете? Неужели совсем ничего не помните? А вам не снится прошлая жизнь?
«Что ты знаешь про мои сны, девочка!» – человеку хотелось вырвать у оператора камеру и разбить ее об пол. Но он – сжав зубы – вытерпел это проклятое интервью.
Через день сюжет про него показали по местному телевидению. Неизвестный стал со страхом ждать визита убийц. Те не пришли. «Наверное, пронесло», – человек тайком перекрестился.
«А почему я знаю, что кто‑то должен прийти? – Неизвестного вдруг бросило в дрожь. – Откуда я вообще что‑то знаю?» Из подсознания выплыло страшное, пугающее слово…
Несколько секунд он просто чувствовал это слово, боясь даже мысленно произнести его.
Шизофрения!
Оно возникло само. Захватило его мысли.
«У меня шизофрения! – Неизвестного словно пронзило. – Эти сны – бред. Я чувствую себя то Филиным, то Ветровым. Кто я на самом деле? Сумасшедший?»
Первое желание – убежать, спрятаться под одеяло и заплакать.
Он пересилил себя. Пошел в библиотеку. Взял несколько медицинских справочников. Суетливо (боясь, как бы кто не заметил) нашел все, что касалось шизофрении.
Чтение его потрясло.
Все оказалось гораздо хуже, чем он предполагал.
Признаки бредового настроения он заучил наизусть: напряженное предчувствие надвигающейся катастрофы; необъяснимое мучительное беспокойство; восприятие себя и окружающего мира измененным. Ах, как это было близко и знакомо!
К этому можно было добавить страшные слова – онейроид, деперсонализация.
«То, что я вижу, – это не сны, а онейроид, помрачнение сознания, – решил человек. – Все это накладывается на деперсонализацию, утрату своего «я». Типичная шизофрения».
В итоге он стал бояться не только убийц, но и врачей. Вдруг догадаются о болезни – напичкают таблетками, от которых и здоровый с ума сойдет.
Мало‑помалу перерыв в снах стал его даже радовать. «Бог с нами, воспоминаниями, – думал человек, – лучше останусь Неизвестным, чем шизофреником».
Но прошла неделя, и сны вернулись…
Глава 5
Так часто бывает: ты вроде на войне. Но война как‑то проходит мимо. Где‑то рядом люди совершают подвиги, получают звезды героя. А ты сидишь в полной грязи на богом забытом блокпосту. И сходишь с ума от тоски. Уже и сам рад бы пострелять. Да не представляется случая. Постепенно война начинает казаться мифом.
Потому к майским праздникам в Душанбе готовились серьезней, чем к возможным боям. Как бы ни старались господа террористы, сорвать вечера, посвященные Дню мира и труда, они были просто не в состоянии…
Вечер отдыха для офицеров и их семей в просторечье называли большой пьянкой. Обычно его проводили в актовом зале комендатуры. Кто‑то пил водку и приставал к чужим женам, кто‑то – танцевал до первой одышки. А на страже этого безобразия по периметру комендатуры стояли часовые.
Филин не любил большие сборища. Не увлекался спиртным. Лучшим отдыхом для него было посидеть в тишине с книжкой. Он уставал от общения с людьми, тем более – от неформального общения. Но отдохнуть не получилось. Костю вызвал шеф и в приказном порядке отправил на вечер.
– Кстати, там будет Ленка, моя племянница, отвечаешь за нее головой, – сказал Мазуров.
Почему охранять ее попросили (да так попросили, что не откажешься) именно его, Филин так и не понял. Однако перед вечером он долго начищал (до блеска!) ботинки и гладил брюки от своего лучшего костюма.
На вечере племянница выглядела ослепительно. Длинное вечернее платье плотно облегало талию. Голые плечи, пышная прическа, разрез на правой ноге – все было точно так, как Филин любил.
Хотя…
Когда он успел полюбить все это?
Они сели за один столик. Филин откровенно тяготился своей миссией. Поглядывал по сторонам. Молчал. Не улыбался.
Леночка обижалась и грустила. Сначала она даже хотела просто встать и уйти. Но это означало бы признать поражение. Нет! Ей надо было сделать так, чтобы Филин потом горько раскаивался за свое невнимание к ней!
Она последовательно закидывала удочку, предлагая разные темы для разговора.
Неожиданно он клюнул на ту наживку, на которую женщина меньше всего ожидала.
– В вас есть загадочность, – произнесла она, мысленно называя себя дурой за такое откровенное (и глупое!) заигрывание, – по‑моему, вы похожи на Печорина. Знаете, «Герой нашего времени»?
– Читал. В школе, – сухо ответил Филин.
– Помню, мы еще в школе писали сочинение, – Леночка непринужденно улыбнулась (с каким трудом давалась эта непринужденность!), – в чем реализм и романтизм Печорина. Вы случайно не знаете?
– Знаю. – Константин сурово посмотрел на нее. – Сейчас объясню. Проблема Печорина в том, что жизнь ему не в радость.
– Это и так понятно. А вам в радость?
– Речь сейчас не обо мне. Он не знает, что надо сделать, чтобы было в радость. Только дурью мается да подает плохой пример школьникам да студентам‑филологам. – Филин говорил серьезным тоном, но в его глазах, впервые за все время, сверкнул какой‑то озорной огонек. – Поэтому его значение не так велико, как превозносят всякие Белинские и особенно современные критики с профессорами.
– Я не согласна с вами.
– Объяснил бы как жить, показал бы дорогу – тогда да, я первый бы снял перед ним шляпу, – продолжил он. – Беда в том, что свой выход нашли профессора и критики, навязывающие свой взгляд на Печорина. Кропай статеечки, получай гонорарчики. Учи себе жизни студентов. А особо симпатичных студенток води на отдельные зачеты с водочкой в кабинет. Вот истинная радость жизни, спасибо Печорину.
– Вы циник.
– Нет, я реалист. С помощью Печорина, как символа русской литературы, соблазняют отдельных студенток, берут взятки со студентов (и студенток с высокими моральными принципами). И в этом плане в Печорине больше реализма. С другой стороны, каждый студент тоже мечтает написать что‑то умное про Печорина, продать книжку, стать профессором. И тоже зарабатывать деньги да соблазнять студенток. И в этом плане в Печорине больше романтизма.
– Какой вы ворчун. – Леночка рассмеялась.
– Пожалуй, вы правы, – Филин вздохнул.
Внутри него было стекло. Им Константин ограждал себя от внешнего мира. Чем старше он становился, тем все более в тягость становилось для него общение с людьми. Поэтому и закрывался от них воображаемым (очень прочным) стеклом. От мужчин, и особенно – от женщин.
Жизнь научила: стоит повернуться к человеку обнаженной душой, и туда нанесут удар. Поэтому Константин всегда был сдержан. И с некоторых пор ни с кем не сходился близко.
До сегодня стекло было пуленепробиваемым. Но сейчас по стеклу ползла трещина. От нее отходили в сторону веточки, отчего трещина была похожа на сухое дерево.
Это стучалась в стекло Леночка. Как ей удалось довести дело хотя бы до трещины? Филин твердил себе: ничего особенного в этой женщине нет. Разве что запах… Чудесный, сиреневый, с примесью чистой родниковой воды. А еще в нем была свежесть утренней росы, лежащей на зеленой травинке. И еще чуть‑чуть волнующего эфира.
– Странно, для офицера вы хорошо разбираетесь в литературе, – заметила она.
– Вы плохо думаете об офицерах.
– Я их хорошо знаю.
Как бы то ни было, разговор завязался. Что уже являлось маленькой победой Леночки.
– Вы закончили университет? – поинтересовался Филин.
– Да, – ответила она, – после школы поступала в МГУ. Не прошла по конкурсу. Вернулась в Алма‑Ату (я оттуда родом). Закончила педучилище, поступила в местный университет… Вот так.
– А почему тогда вы не офицер?
– Сейчас прохожу аттестацию. Скоро, наверное, получу звездочки…
– Как же попали в Таджикистан?
– Ой, даже не знаю. Приехала поздравлять дядю Гошу с днем рождения…
– Кого, простите?
– Дядю Гошу, да вы его знаете, он ваш начальник.
– Знаю. – Филину просто в голову не приходило, что генерала Мазурова кто‑то может называть просто: дядя Гоша. Ну, а с другой стороны: почему нет?
– В общем, приехала, да так и осталась.
Леночке было спокойно и уютно рядом с Филином. Он, правда, не был красавцем. Какой‑то он скованный, замкнутый. Ноги не то чтобы кривые, но эллипсом. Изогнутые, как сабли казаков…
Поэтому Леночка немало удивилась, когда после первой мимолетной встречи увидела Филина во сне. Вернее, тогда это был еще незнакомый капитан, случайно увиденный в приемной. Он вошел в ее грезы без спроса. Неожиданно, но твердо. Вытеснил оттуда атлета с умными, как у собаки, глазами. Улыбнулся и протянул ей руку.
– А вы как попали в Таджикистан? – спросила она.
– Получил приказ. Собрался. Приехал…
У нее было странное ощущение, будто маленький приплюснутый нос мужчины обнимал ее своим дыханием. И забирал часть ее аромата…
Время от времени их взгляды встречались. У обоих в висках начинала пульсировать кровь… Леночка не понимала, отчего у нее кружилась голова: то ли пришла любовь, то ли играло в крови шампанское. Ей хотелось – страстно, до боли – найти лазейку в стене, ограждавшей внутренний мирок Филина. В нем чувствовалась надежность. Правда, было одно «но». Глаза Филина никогда не смеялись. Даже когда он шутил, улыбался, взгляд все равно пристально и серьезно смотрел на собеседника. Будто сканировал. От этого было чуточку не по себе.
– Можно вас пригласить? – К Леночке подошел молодой старший лейтенант в белой рубашке (Филин его знал – перевелся недавно из Питера).
– Извини, дружочек, я не танцую сегодня, – вежливо ответила она. Но было в ее тоне что‑то такое, что отбивало желание спрашивать второй раз…
Громкая музыка мешала разговаривать. Но они все же говорили. И не важно о чем, важно – как. Казалось, что стекло Филина теперь уже ограждало их двоих.
Вдруг Леночка стала поглядывать на часы.
– Ты торопишься? – разочарованно спросил Филин, не замечая, как переходит на «ты».
– Немного… Я обещала позвонить домой. Да и дядя Гоша будет волноваться. Ты проводишь меня?
Филин встал и взял Леночку за руку. Женщина в ответ сжала его ладонь.
Мазуров с племянницей жили в служебной квартире в одном из высотных зданий недалеко от центра. От комендатуры – от силы десять минут пешком…
Дорога шла мимо аккуратного особнячка городской прокуратуры, огороженного забором. Возле ворот стояла армейская кровать. На голой сетке сидели два солдата‑таджика в коричневом камуфляже. Из открытых окон доносились истошные крики и стоны.
– Работают люди, – заметил Филин.
– Как? – не поняла Леночка.
– Вы слышите? – Он сделал паузу, давая спутнице «насладиться» криками. – По‑моему, это называется допрос с пристрастием…
– Неужели правда? – На ее лице было неподдельное изумление. "
«Наивная», – снисходительно подумал Константин, так как знал не понаслышке методы работы местных спецслужб (а также и прокуроров).
В это время крики сменились английской речью и гнусавым голосом переводчика: «С тобой все в порядке, крошка?» – «Да. Почему ты так долго?» – «Пробки»…
Тьфу.
В прокуратуре смотрели американский боевик. В глубине комнат Филин заметил голубые отблески…
А ведь чуть было и сам не поверил…
Возле дома Мазурова – голубой башни‑девятиэтажки – они остановились.
– Ну вот все, – с грустью сказал Филин.
– Пойдемте, пойдемте, – произнесла Леночка, – приглашаю вас на чашку чая…