Но не могу. Это осталось позади. Я ушла от этого.
Было ли это ошибкой? Тогда казалось, что нет. Но сейчас? Я не уверена. Кто такой Логан? Боец. Человек, побывавший в тюрьме. Мужчина побывавший на войне.
Мужчина, который рисковал, чтобы освободить меня.
Сможет ли он понять меня, мою ситуацию?
— Икс? — опять звучит полный тревоги голос Логана. — Ты в порядке?
Я пытаюсь кивнуть.
— День был линный и я немного устала.
Столько недосказано.
— Давай отведём тебя домой? — его рука ложится на мою талию.
Дом? Где дом? Что такое дом?
— Я больше не могу идти, Логан. Просто не могу.
Я чувствую, он смотрит на меня.
— Блин, я идиот. Ты прошла через многое сегодня. О чём я только думал? — он поднимает руку, и словно чудом, появляется жёлтое такси и останавливается перед нами.
Логан помогает мне сесть в машину, садится сам и диктует таксисту адрес. Мы быстро приезжаем.
Он расплачивается. Машина остановилась, и по обе стороны улицы видны дома. Темноту пронизывает свет фонарей. Логан обнимает меня за талию, помогая сделать несколько шагов от того места, где остановилось такси, к входной двери дома.
Я буду спать с Логаном? В его кровати? На диване? В отдельной комнате?
Большая часть меня хочет домой. Это похоже на приключение, как что- то из истории, и я просто хочу вернуться в настоящую жизнь. Но это не жизнь, это не история, это не сказка.
Что со мной?
Я ужасно устала.
Хочу вернуться назад, когда я стояла обнажённая в коридоре, а руки Логана касались моей кожи, назад, когда всё казалось простым и возможным. В тот момент, когда всё было легко и просто. Я просто хотела его.
И всё ещё хочу его.
Я чувствую себя в безопасности, когда он меня так обнимает.
Но я не знаю, что будет завтра. Даже можно сказать, не знаю, что будет сейчас. Я совершенно разбита, смущена и тоскую по дому. Это самое долгое время, что я когда-либо была вдали от своего кондо, вдали от всего, что было мне знакомо.
Я чувствую, как Логан внезапно напрягается и останавливается.
— Стой здесь, — шепчет он мне и помогает опереться о дерево.
Снизу сияет яркий свет. Я моргаю и вижу, что Логан стоит, сжимая кулаки по бокам. Его тело напряжено.
Я вглядываюсь в тени и вижу ещё один силуэт, кто-то сидит на ступеньках у дома Логана. Знакомая фигура. Знакомые широкие плечи, знакомая линия челюсти, видимая в профиле, те скулы, тот лоб, те губы.
Я делаю шаг вперёд.
— Калеб?
— Стой тут Икс, — голос Логана твёрд, как железо.
— И ты стой, где стоишь, Калеб. Держись подальше от неё.
— Икс, пошли.
Этот голос, глубокий и тёмный, как пропасть.
Я моргаю, качаясь на ногах. Логан стоит передо мной, как человеческий щит между Калебом и мной.
Калеб стоит, засунув руки в карманы.
Двое мужчин: один тёмный, другой светлый.
Я хочу бежать, хочу залезть на эти деревья и сжаться в укромном месте в ветвях.
Калеб делает шаг в мою сторону, Логан блокирует путь своим телом.
Напряжение растёт.
Запах насилия повис в воздухе.
Я не могу дышать, во мне поднимается паника, такая же знакомая, как линии на ладонях моих рук.
Я вижу, что на меня смотрят глаза, как полуночные тени. Выжидательно. Понимающе.
Видят меня, видят меня.
— Пора идти домой, Икс.
Этот голос, непримиримый, как темнота, сотканная из плоти, как извивающиеся тени во время прихода сна, не те тени, которые наводят страх, а которые убаюкивают, те, которые становятся свидетелями сновидений и сопровождают до восхода солнца.
— Ты не обязана с ним идти, Икс, — говорит Логан.
— Ты знаешь, откуда ты. Пора идти, — заявляет Калеб.
Откуда я? Знаю ли я?
Калеб уходит. К глянцевой, низкой, чёрной машине, Лен ждёт, держа заднюю пассажирскую дверь открытой. Логан поворачивается ко мне. Он не стоит на моём пути, не мешает мне. И он не трогает меня.
Калеб слева. То кондо, которое мне знакомо. Моя библиотека. Моё окно.
Логан стоит передо мной. Домик из коричневого камня, Коко. Фантазия нормального бытия.
— Ты — мадам Икс, — голос слева от меня звучит уверено, спокойно, всесильно. — И ты принадлежишь мне. Мы созданы друг для друга.
— Но ты не должна, Икс,— Логан тянется ко мне, но не касается. Не совсем. Почти, но не совсем. — Ты не понимаешь этого? Ты не обязана.
Я чувствую, меня тянет невидимая нить, привязанная к моему запястью. Моей лодыжке. Моей талии. Моему горлу. Это не запах, память или прикосновение. Это не колдовство.
Потеря памяти за двадцать лет. Я потеряла всё. Потеряла себя.
Но сейчас у меня есть прошлое. Шесть лет, пожалуй, только крупица по сравнению со всей моей жизнью, но это единственная история, которую я знаю. Библиотека. Окно. Чай. Время проходит через убаюкивающие приращения, каждый момент упорядочен, известен и понятен.
Логан... он представляет неизвестное, будущее, которое может быть. Мечта. Собака, которая может прижаться к моей щеке в приветствии. Поцелуи в диких моментах, страсть, которая поглощает. Беспорядок, безумие потребности, время, как песок, проскальзывающий сквозь сжатый кулак — так много нового.
Но есть Калеб... мой спаситель, моё прошлое и моё настоящее. Я увидела проблеск, редкий и драгоценный, мимо небесных стен и во внутреннем святилище того, кем действительно является человек.
Калеб дал мне многое... имя, жизнь, личность.
Он — тайна и часто непостижимая, но он — всё, что я знаю.
Я задыхаюсь.
Чувствую, как моя нога скользит назад.
Глаза Логана перекашиваются, а челюсть стиснута. Он видит бесконечно медленное скольжение моей ноги, и правильно читает знак того, что это значит.
— Не надо, Икс.
— Извини, Логан.
— Нет. Ты не понимаешь, что делаешь, — его голос звучит уверенно.
— Извини, Логан. Спасибо. Огромное. Спасибо.
Калеб стоит и ждёт, наблюдая, высокий и широкоплечий, безупречно одетый в костюм, в тёмно-синюю узкую полоску. Белая рубашка, тонкий серый галстук. Кулак разжимается, ладонь поднимается, рука вытягивается.
— Пошли.
Я не могу заставить себя оторвать взгляд от Логана, из-за грусти, желания. Он тоже меня видит.
Я отдаляюсь. Отдаляюсь.
Логан приподнимает подбородок, его челюсть словно окаменела, кулаки сжаты по бокам, а брови нахмурены. На нём выцветшие джинсы, бледно-зелёная рубашка «хенли» с четырьмя пуговицами на шее, каждая из которых расстёгнута, рукава завёрнуты вокруг массивных предплечий. Я вижу его руки — и на мгновение — только руки. Они касались меня так нежно. Тогда мне казалось, что это было прикосновение всей жизни, а сейчас, лишь украденные моменты.
Момент — это одна сороковая часа.
Сколько таких частей я украла с Логаном?
Они и правда чувствуются украденными, но не менее ценными.
Руки на моих плечах тянут меня назад. Пальцы, которые знают меня, которые снимали все мои слои, ночь за ночью, и знают меня в темноте и на свету.
Я всё ещё не отворачиваюсь, не отвожу взгляд, даже когда попадаю в тени вокруг ожидающей машины.
Вокруг прохладно и тихо.
Темно.
Логан стоит в лучах тусклого света, обрамлённый, освещённый. Он наблюдает за мной и не моргает.
Я смотрю, даже когда Лен закрывает дверь, я вынуждена смотреть через тонированое стекло.
Низкое, мощное рычание двигателя, а затем Логан остаётся позади, всё ещё наблюдает, но становится меньше.
Царит длинная, глубокая, глухая тишина, пока машина возвращает меня в знакомые стальные и стеклянные каньоны, подражая непрерывной ночи в этом городе.
***
Когда ты говоришь, твой голос цепляет мои внутренние связки, играет на струнах пианино. Всё мое естество словно гудело, и я должна была повернуться, должна была посмотреть. Должна была встретить твой взгляд, как тьму безлунной ночи.
— Ты — мадам Икс, и ты... моя, — твои пальцы ущипнули мой подбородок, подняли мою голову, чтобы я могла тебя видеть. — Скажи это, Икс.
Слова словно кто-то вырвал из меня, они пойманы в ловушку и запутались, они вытянуты из конфликта, который царит внутри меня:
— Я мадам Икс, и я твоя.
ГЛАВА 17
Ты молчишь, пока мы не возвращаемся в высотку на тринадцатый этаж.
— Почему ты сбежала, Икс? — твой голос звучит как гром в дали.
— Ты сбежал первым.
Я стою возле окна, всё ещё одетая в джинсы, удобную футболку, хлопковые трусики и спортивный лиф, балетки.
— Итак, ты сбежала с другим мужчиной? — обвинение.
— Да, — тебе не услышать от меня оправданий.
— После всего, что я для тебя сделал, после всего что мы разделили, ты просто взяла и оставила меня как какой-то мусор.
Ты звучишь человечно, почти задел.
— Всё, что мы разделили? — я кладу ладонь на холодное стекло, найдя крошечную меру внутреннего спокойствия в успокаивающем, знакомом виде на проезжающие мимо машины, восходящие здания, отражающие тени и слабый свет. — Что же у нас с тобой, было Калеб? Я не что иное, как твоя собственность. Ты пользуешься мной так, как считаешь нужным, и ожидаешь, что я останусь и просто буду ждать тебя.
— Ты ведёшь себя так, будто я отношусь к тебе, как к рабыне. Как к простому... физическому объекту.
— Ты так и поступаешь! — я поворачиваюсь, и ты тут, мои ладони упираются в твою грудь, сильно. — Я — объект твоих сексуальных потребностей, Калеб. Как Рэйчел и другие. Придумывай любые оправдания, но ты больше не можешь обманывать меня, как всех их. У них по крайней мере есть надежда стать ценными для кого-то. Возможно, они более чем продажные рабыни, но по крайней мере у них есть цель, будущее, обещание чего-то большего. Я хожу по этим комнатам изо дня в день, день за днём, и всё же я никуда не ухожу. Я ничего не делаю. У меня нет будущего. Да, я мадам Икс. Но кто это? Кто я? И кто я для тебя, Калеб, кто? Что я? Тебе нравится трахать меня. Я так понимаю. Но это то, что ты делаешь со мной, а не ради меня. И да, ты очень, очень хорош в этом. Мне нравится. Я признаю это. Но это не то, что мы разделяем, Калеб. И когда это происходит, ты просто это... делаешь. И всё. Ты уходишь. Ты уходишь. Ты всегда уходишь! Ты всё, что у меня есть, и ты всегда уходишь от меня!
Ты странно молчалив. Как я оказалась здесь, так близко к тебе? Руки, зажатые между нашими телами, ладони прижаты к твоей груди. Опираюсь на тебя словно не могу стоять самостоятельно.
Я не совсем уверена, что это неправда.
Ты абсолютно неподвижен, по твоей грудной клетке не видно даже, как ты дышишь. Твои глаза смотрят на меня, и они пылают, трескаются от тёмного огня, словно за этими тенями внутри тебя есть ад, солнце, всемогущая сверхновая звезда, но её можно увидеть или почувствовать только тогда, когда ты позволишь завесу, защищающему мир от твоего внутреннего «я», быть сметённым.
Ошибка — движение, исходящие от тебя: твоя челюсть пульсирует в ярости.
— Ты думаешь, — пауза, чтобы выдохнуть, — ты думаешь всё, что я делаю, это трахаю тебя? Я правильно тебя услышал?
— Да, — я не отступлю. Не могу. Не должна. — Это всё, чем ты когда-либо занимался со мной: трах. Базовый, бессмысленный и пустой.
— Ты не права, Икс. Моногамно ли я верен тебе? Нет. И я не буду ни объяснять, ни извиняться за это. Я такой, какой я есть. Тот, кто я есть. Но моё время с тобой, как бы оно не было ограничено, никогда не было... базовым или бессмысленным или пустым, — ты произносишь эти три слова, мои слова, с таким кислотным ядом, что я не могу не дрогнуть. — Далеко от этого, Икс. Я не из тех, кто выражает свои эмоции, и это вряд ли изменится.
Мой подбородок поднимается.
— Я... тебе... не верю.
—Нет? — его бровь выгибается. — В таком случае позволь показать тебе.
Ещё один момент, врезается в мою память: ты, освещённый бледным светом города, огромный, существо истиной сексуальной власти, кипящий, яростный, твои руки поднимаются, как будто в замедленном темпе, глаза зафиксированы на мне, которые моргают несколько раз за секунду, медленный взмах длинных чёрных ресниц, а затем твои руки хватают мою рубашку и поднимают её.
Я ожидаю, что ты сорвёшь одежду с меня, но ты этого не делаешь. Ты осторожно снимаешь её.
Почти с трепетом.
Бюстгальтер ты поднимаешь вверх, пока мои груди не освобождаются, а затем ты стягиваешь его через голову, поднимая, заставляя мои руки вытянуться. Мои джинсы ты расстёгиваешь, стягиваешь вниз, вместе снимая трусики. И вот так, через несколько секунд, я предстаю голой.
И затем, после долгой сороковой часа, твои глаза блуждают по моей фигуре пожирая мою плоть, ты делаешь шаг назад. Далеко от меня. И смотришь на меня, твои глаза бросают мне вызов, чтобы сломать напряжённую хрупкость между нами. Что это, я не знаю. Хотя я не могу это остановить. Это твоё колдовство. Теперь я это чувствую. Теперь я теряюсь в его чарах.
Я знала, что это случится.
Ты снимаешь пиджак, небрежно бросая его на пол. Затем с нетерпением срываешь галстук. Потом рубашку, по одной пуговице, ловкими пальцами. Теперь ремень, обувь, носки. Даже ты, на мгновение выглядишь неловко, снимая носки; их невозможно снять грациозно. Но тогда ты стоишь только в нижнем белье, чёрная ткань, натянутая на бледной коже, массивная фигура, как гора мышц, все скалы твёрдой плоти. И сейчас... погружаешь большие пальцы под резинку,не отводя взгляда, ты снимаешь их и остаёшься голым.
Чистая кожа, идеально сложен. Богом созданная плоть.
Твоя эрекция твёрдая и гордая, и я дрожу от вспышки физической памяти, которая нападает на меня, яростного знания об ощущении твоего члена, входящего в меня, наполняющего, пронзающего.
Я дрожу, но не могу бежать. Не могу говорить, во рту пересохло, я не в силах отвести взгляд, не желаю даже попробовать, ведь знаю, что это бесполезно.
То, как ты уменьшаешь расстояние между нами, медленно приближаясь, я знаю твои намерения, ты подходишь ко мне. Я не знаю чего ожидаю. Поцелуя? Чтобы меня оттрахали прямо здесь в эту самую минуту?
Я не ожидала того, что происходит: ты берёшь меня за плечи, и в течение секунды просто смотришь на меня; твои тёмные глаза пылают, желваки ходят, в тебе горит миллион слов, они горят но всегда остаются невысказанными, как-будто испаряются прежде, чем опасть на твои губы. И тогда ты меня поворачиваешь, грубо, внезапный оборот, ты меня толкаешь так, что я врезаюсь в окно, которое холодом впивается в мои обнажённые груди. И потом ты там, позади меня, ловишь меня в ловушку, и твой член располагается между моих бёдер, твоё дыхание касается моего уха.
— Это назвается трахаться, Икс.
И ты вонзаешься в меня.
Твёрдый, внезапный, короткий приступ боли, когда ты растягиваешь меня. И тогда я становлюсь мокрой от того, до какой степени ты меня наполняешь, и я вскрикиваю и прогибаюсь, я могла бы упасть, но ты меня держишь.
Толчок.
Я чувствую это, оно горит. Взрывающийся подъём. Я подавляю его.
— Да, Калеб. Это называется трахаться. Это то, что ты делаешь со мной. Только это. Так было всегда, — мой голос сильный, но я слаба.
— Взгляни в окно, Икс.
Я смотрю, но вместо города вижу наше отражение. Ты, огромный позади меня, твоя кожа бледная и ты весь мускулист, двигаешься, мышцы содрогаются и перекатываются в свете дня, пока ты трахаешь меня.
Я, ладони прижаты к стеклу, грудь сплюснута, ареолы сморщились вокруг моих набухших сосков, широкие бёдра и тёмная кожа, волосы распущены и дикие, глаза сумасшедшие. Двигаюсь в такт секса.
— Видишь, как мы смотримся вместе?
— Мне нужно больше, Калеб, — я прижимаюсь к твоему телу, двигаюсь навстречу твоему движению, к тому, что ты делаешь со мной. — Мне нужно больше, чем просто это. Это всё, что ты мне даешь, и этого недостаточно.
Внезапно, я чувствую себя опустошённой, задыхаюсь, когда ты выходишь из меня. Я по-прежнему прижимаюсь к стеклу, наблюдаю за тобой в отражении. Момент, после этого, ты стоишь голый позади меня, наши влажные тела блестят, массивная грудь поднимается и тяжело падает с противоречивым дыханием. Твои глаза блестят.
Я нахожусь на пороге оргазма, дрожу, полностью задыхаясь от необходимости.
— Ты просишь невозможного, Икс.
— Всё, о чём я прошу — это ты, — я никогда не понимала, насколько это правдиво, пока не сказала. Больно признавать, боль проникает глубоко через каждую частичку меня.
Ты загадка. Ты не изменишься, и я это знаю, но всё же чувствую, что ТЫМНЕ НУЖЕН, и я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ за это, а себя ненавижу ещё больше за то, что ты мне нужен, потому что это привязывает меня к воющим призракам моего убитого прошлого, связывает меня с памятью, когда просыпаешься, будучи никем, просыпаешься неспособной говорить или двигаться, неспособный выразить, полное мучение просыпаться потерянной, в одиночку, моя душа кричит в одиночестве, мой разум пуст, моё прошлое полностью стёрто, что я не могу даже оплакивать то, что потеряла и не знаю об этом.
ТЫНУЖЕН МНЕ.
Чёрт возьми всех богов за обременение этой истиной, но я нуждаюсь в тебе.
Я не хочу нуждаться в тебе, но это так.
Но ты не дашь, не сможешь дать мне себя. Я не знаю почему, и знаю, что ты никогда не признаешься в этом.
Твои глаза медленно закрываются. Руки, сжатые в кулаки, выпрямляются.
Ты дотягиваешься до меня. Я дрожу, парализованная на месте. Теперь нежней, чем ты когда-либо был, ты поворачиваешь меня вокруг оси, сгибаешь колени, подхватываешь меня руками под бёдра и легко поднимаешь, обвиваешь мои ноги вокруг своего туловища и в этот момент ты делаешь паузу.
— О, Икс. Ты и не знаешь о чём просишь.
Рычание твоего голоса — неумолимое скольжение лавины.
— Но я всё равно прошу, Калеб, — говорю я.
И вот ты во мне. Медленное, сладкое скольжение. Мой рот открывается, твои глаза расширяются, как и мои, твои руки приподнимают мои бёдра, и ты переносишь мой вес на себя. Я хватаюсь за твою шею, задыхаясь от сладостной боли, ты медленно неспешно входишь в меня, пока полностью не погружаешься до основания, и я не могу даже дышать, могу только опустить голову на шею и стонать.
— Это то, что ты хочешь, Икс? — ты спрашиваешь и прислоняешь меня спиной к стеклу. — Посмотри на меня, чёрт возьми, и ответь.
Я открываю глаза. Моя верхняя губа скривилась в крике экстаза.
— Да, Калеб. Это то, что я хочу.
Но это не то. Не только это. Есть много всего другого, но у меня нет слов для этого.
Три быстрых толчка, мой клитор сильнее вжимается в его твёрдый, пульсирующий член, и я кончаю.
Я падаю на твою грудь, чувствую и вдыхаю твой запах.
Ты двигаешься, несёшь меня, я всё ещё полна тебя; каждый шаг заставляет меня вздрагивать, дрожать, задыхаться и трепетать из-за судорог. И тогда ты кладёшь меня на кровать, на спину, мои ноги свисают с края. Ты стоишь между моими раздвинутыми бёдрами, и входишь одним движением.
Я вскрикиваю.
Ты делаешь это опять, твои руки хватают мои бёдра, и я громко стону.
Ты наклоняешься вперёд, и я чувствую, как ты нависаешь надо мной, чувствую твой взгляд. Я обнимаю тебя за шею, мои ноги обвиваются вокруг твоей талии, и я держусь. Ты ползёшь вперед, осторожно кладёшь меня, так что голова ложится на подушку, и теперь ты опускаешься на колени передо мной. Всё ещё во мне. Умирая от страсти во мне. Я чувствую, что ты дрожишь от желания. Твои глаза на мне, ты ждёшь, совершенно неподвижный сейчас.
Я выгибаю спину и бёдра толкаясь к тебе.
Ты стонешь.
О, этот звук. Твой голос, так часто молчалив, урчит бессловным удовольствием, я возбуждаюсь от него.
Ты опускаешь голову, и я прижимаюсь грудью к твоему рту.
Что-то дикое и горячее молнии пронзает меня при прикосновении твоих губ к моему соску.
Я снова кончаю, как извергающийся вулкан, опираюсь на тебя, и теперь ты начинаешь движение.
Мы переплетаемся.
Твои стоны становятся громче.
Мои превращаются в крики, рыдания от удовольствия.
Твоя рука обхватывает мою шею, поднимает меня к тебе; другой ты взяв мою ногу под коленом, обвиваешь своё бедро, и ты входишь в меня, и мы встречаем друг друга там, толчок на толчок. Я смотрю на тебя и вижу, что твои глаза широко раскрыты и удивлены, вижу твои эмоции. Требуется что-то новенькое, чтобы ты мог что-то показать, но теперь я вижу это.
Ты не знаешь, как это делается.
Не больше меня.
Мы познаем это вместе.
— Калеб, — шепчу я и кончаю.
Это детонация блаженства, всё внутри меня разлетается, и я выдыхаю каждую оставшуюся молекулу с дыханием, когда меня поражает оргазм, скручивает и выжимает.
И затем, когда кульминация достигает своего пика, ты делаешь немыслимое.
Ты целуешь меня.
И ты кончаешь, высвобождаясь во мне, горячая влага наполняет меня, и ты двигаешься отчаянно целуешь меня и крепко, с неистовой силой держишь моё бедро, а другой ладонью ты хватаешь мою грудь и большим пальцем ласкаешь мой возбуждённый сосок, я взрываюсь с тобой, снова и снова, ты смотришь на меня, мои глаза открыты, как и твои, и это мгновение не похоже на другие, это что-то огромное, маниакальное, страшное и новое, оно разрывается и наполняет нас обоих.
Ты кончаешь,
И я кончаю,
Ты целуешь меня,
И я целую тебя.
Между нами — нить, что-то настоящее.
Твой лоб касается меня, и ты тяжело дышишь. Падаешь на меня всем своим весом.
— О боже, Икс.
Ты пытаешься сдвинуться с меня, но я цепляюсь за тебя.
— Не уходи, Калеб, — шепчу я.
— Мне нужно, я должен идти.
Ты больше не ты.
Ты начинаешь закрываться. Возможно, становишься больше похожим на себя. Или... другим. Я не знаю. Является ли реальный ты измученным существом, которое попало в ловушку за теневой завесой твоих глаз? Или это настоящий ты, грубый, ледяной, рациональный, безличное создание костюмов и дорогих автомобилей?
Я хватаю тебя за запястье одной рукой, сильнее обхватываю ногами твою талию и скрещиваю лодыжки у тебя на спине, крепко держу тебя, в себе, даже когда ты мягкий. Другой рукой я делаю то, что никогда не делала раньше: прикасаюсь к твоим волосам. Провожу пальцами через чернильные пряди.
— Если ты сейчас уйдёшь, Калеб, это всё будет зря. Ты перечеркнёшь всё, что у нас было. А мы с тобой кое чем обменялись. Я видела часть тебя, Калеб.
— Бл*ть, Икс. Ты этого не понимаешь, — грубое рычание, маты, настолько нехарактерные для тебя.
— Да, не понимаю. Но... останься. Отдохни, хотя бы немного.
На мгновение твои мышцы напрягаются, ты словно скульптура из гранита. А затем ты медленно плавишься, смягчаешься, кладёшь плечо на кровать, ложишься на спину. Постепенно, как бы неуверенный, правильно ли ты это делаешь или даже что делаешь — кладёшь голову на подушку рядом со мной. Ты вышел из меня, твоя мужественность обмякла и вся мокрая висит у твоего бедра. Я чувствую, как твоё семя течёт из меня, но не смею двигаться, не смею даже подумать об этом. Я лежу на своей стороне рядом с тобой, лицом к тебе с руками засунутыми под подушку.
Это сродни тому, что я сворачиваюсь клубком рядом со львом в клетке.
Ты протягиваешь руку, я напрягаюсь, перестаю дышать.
Но ты только прикосаешься ко мне, указательный палец скользит по моему бедру, по талии, вверх по моим рёбрам, к моей груди.
— Ты красивая.
Шум, как со дна бурного тёмного моря.
— Спасибо.
Я смещаюсь в сторону, убираю руку за спину, чтобы твой палец мог скользить от груди до бедра.
Я решаюсь коснуться твоего бицепса. Лев дёргается, и я знаю, что меня могут съесть в считанные секунды.
Игра прикосновений, исследование взаимности: кончик пальца к моему соску, моя ладонь скользит от твоего колена до кости бедра; проходя по моей спине, следуешь от внешнего края бедра до внутреннего сгиба и вверх по моему позвоночнику; мои пальцы на рельефном поле твоего пресса.
Ты не говоришь, и я не осмеливаюсь нарушить это волшебство. Оно слишком хрупкое.
Мои веки становятся тяжёлыми и опускаются.
Прикосновение перекатывается по мне, нерешительное и нежное, плавное и медленное.
Я впадаю в дремоту...
И засыпаю.
ГЛАВА 18
Я просыпаюсь одна.
Тишина.
— Калеб?
Ничего.
Рассвет мерцает за окном. Я смотрю налево и вижу, что моя дверь открыта. Стеллажи пустые, даже вешалки в поле зрения нет.
У меня перехватывает в горле. Я соскакиваю с постели и направляюсь в библиотеку.
Она цела и невредима.
Я возвращаюсь в спальню, в гардероб. Пусто. Совершенно пусто. Даже комод у дальней стены гардероба пустой. У меня не осталось ни одного клочка одежды.
Иду обратно в гостиную. Диван пропал, журнальный столик, кресло Людовика XIV. Обеденного стола тоже нет.
Входная дверь открыта.
Дверь лифта тоже открыта, ключ лежит в слоте внутри кабины.
Я полностью обескуражена.
Возвращаюсь в библиотеку. Тут стоит мой стул и стол в треугольнике между полками. На столе находится конверт, в котором стопка стодолларовых купюр, и записка, написанная от руки жирными, кривыми буквами:
Мадам икс,
Это платье в котором я тебя нашёл. Оно из твоего прошлого.