Что это за плотное, свернувшееся и какое-то невесомое чувство внутри? Надежда? Облегчение? Я должна чувствовать облегчение, что визиты, похоже, закончились? Я ведь обязана ему жизнью. Своей собственной. Своим прошлым и будущим.
Это тяжкое бремя.
Что-то изменилось, и я не могу определить точный момент когда, как, или почему. Или даже что. Как ни странно, это что-то связанное с Джонатаном. Я наблюдаю за его преображением, пожалуй, единственным настоящим моим успехом, за тем как он разворачивается и возрождается из своего кокона, становится человеком, с которым приятно иметь дело. Возможно, я послужила лишь толчком для того, чтобы он увидел необходимость меняться, но это самое большое, что сделано мною. Сама я ничего не меняла.
Теперь мне интересно, что за услуги я оказываю. Когда-то я думала, что делаю что-то стоящее. Но теперь меня мучают вопросы. Эти молодые люди, которые проходят через мою жизнь… что я делаю для них? И какую плату получаю за это?
Как я существовала раньше, не задавая вопросов? Этот промежуток жизни вдруг показался слишком долгим.
Я плыву по течению, делаю то, что мне говорят, добровольно закрывая на всё глаза.
Теперь я вижу более чётко, но всё, что могу разглядеть — это очертания пустоты, все формы отсутствуют. И я вижу, что многого не знаю.
А потом, однажды, спустя шесть недель после благотворительного аукциона, открывается дверь, и моё сердце перестаёт биться.
Я сижу на диване, попивая чай, в ожидании своего последнего клиента на сегодня. Как ни странно, мне не дали никакого досье и никакого контракта. Только уведомление о том, что заключительное время дня — шесть сорок пять вечера — было забронировано в последнюю минуту. Заказчик предоставляет все необходимые материалы на время занятия.
Я сижу, нога на ногу и жду. Разглаживаю складки на бёдрах; белое платье с квадратным вырезом, длина на дюйм выше колен. Синие туфли на танкетке с открытым носом. Волосы собраны в обманчиво сложный узел на затылке, и кулон с сапфиром украшает декольте.
Динь.
Наблюдаю, как поворачивается дверная ручка и распахивается дверь. Пожимаю плечами, выдыхаю и принимаю расслабленную позу, чтобы казаться спокойной, моё выражение лица пустое и равнодушное. Натягиваю подол платья пониже на колени, чтобы не оголять слишком много плоти.
Блюдце в левой руке, чашка в правой. Обычный белый фарфор с золотым ободком по краю блюдца и чашки. Эрл Грей Империал фирмы «Harney & Sons» с капелькой молока.
Эти детали отпечатались в моём мозгу.
Я рассматриваю ободок своей чашки, когда дверь распахивается, и мужской силуэт заполняет дверной проём. Он шагает внутрь. Закрывает дверь.
Моё сердце замирает, и лёгкие перестают дышать. А чашка в руке останавливается в миллиметре от губ. Мои глаза широко открываются и не моргают.
Это он.
Логан.
Тёмно-синий деним, плотно обтягивающий мощные бёдра, потертость на левом колене и на правом бедре. Прямоугольный контур сотового телефона виднеется в кармане. Чёрная футболка с V-образным вырезом обнимает рёбра и его твёрдую грудь, рукава натянуты вокруг мышц. Зеркальные солнцезащитные очки авиаторы висят в вырезе футболки. Его волнистые светлые волосы отброшены назад, а прядь падает на его слишком синие, почти фиолетовые глаза. Подбородок настолько твёрдый, как будто может быть высечен из приморских скал. Высокие, острые скулы. Его губы изгибаются в понимающей улыбке, как только он встречает мой взгляд. Губы, что целовали меня, губы, что украли моё дыхание и мою жизнь.
— Я нашёл тебя.
Я дрожу только от одной близости его тёплого грохочущего голоса.
Такое ощущение, что этот голос я знала всегда, слышала его в незапоминающихся снах, которые забываются после пробуждения, в снах, в которые хотелось бы вернуться, когда вдруг появляется бессонница.
Я осторожно ставлю свою чашку и блюдце на столик, чтобы не выронить их из трясущихся рук. Мне не под силу оторвать глаз от Логана. И я также не могу говорить, даже произнести вежливое «привет».
Он направляется ко мне, не сводя пристального взгляда, и садится на столик — достаточно прочную мебель из толстого чёрного дерева и полированного стекла со старинной картой мира под ним. Так близко. Касаясь своими коленями моих.
Логан наклоняется ближе и улыбается.
— В чём дело... Мадам Икс? Проглотили язык?
Мои веки дрожат, я делаю вдох и выхожу из ступора. Корица и сигареты. Он двигает челюстями, сжимая их и что-то перекатывая во рту. Жвачка. Вот откуда аромат корицы.
— Логан. Я...что ты здесь делаешь? — я кажусь подозрительной, взволнованной, даже расстроенной. — Как ты меня нашёл?
— Как только я узнал твоё имя, это было не так сложно. Не то, что попасть на приём в ближайшее время. Оказывается, ты пользуешься повышенным спросом.
— Почему ты здесь?
Мне необходимо помнить о дыхании, каждом вдохе и выдохе.
— Я твой клиент на шесть сорок пять, — Логан пододвигается ближе. — Я пришёл на обучение, Мадам Икс.
Полной грудью я вдыхаю его аромат, пряную корицу и слабый сигаретный дым, зацепившийся за хлопок. Другие ароматы слишком неуловимые, чтобы их определить. Запах человека, который утром принимал душ, запах жизни, запах города.
— Итак. Как это работает, Золушка? — он берётся за ручку моей чашки большим и указательным пальцами, поднимает и проверяет содержимое. — Чай, да? Есть ещё? Я бы выпил чашку чая. Или что-нибудь покрепче, если есть, конечно.
У меня появляется оправданное желание уйти, чтобы найти место, где я смогу успокоить своё дыхание и найти равновесие.
— У меня есть чай, или, если хочешь, виски.
— Какой виски?
— Односолодовый восемнадцатилетний Laphroaig.
— Ах. Годится, — Логан занимает моё место на диване, всё ещё держа чашку чая в руке. — Тогда, я не прочь выпить, — говорит он с фальшивым певучим акцентом, пока его глаза мерцают.
— Как ты любишь? — я задаю этот вопрос, отвернувшись от Логана, держа графин в одной руке, а стакан в другой.
— Неразбавленным, пожалуйста.
Я наливаю на один палец, а потом какой-то инстинкт заставляет меня добавить ещё. Закрываю графин хрустальной пробкой. Поворачиваюсь и вижу, как Логан прикасается губами к чашке, прямо к бледно-красным отпечаткам моих губ, оставленных помадой. Он пьёт мой чай и ставит чашку на блюдце. Почему это вызывает во мне дрожь от кожи до костей и с головы до ног?
Протягиваю мужчине виски, и его пальцы касаются моих. Моя кожа горит там, где он дотронулся до меня. Покалывает. Убрав руку, я сжимаю её в кулак, который продолжает дрожать, опаленный прикосновением.
Я не могу отвернуться, не могу отвести взгляд, когда Логан поднимает стакан к губам. Ничего не могу с собой поделать и наблюдаю, как он наклоняет его, густая янтарная жидкость скользит между мужских губ, и я смотрю на адамово яблоко, пока Логан делает глоток.
Я испытываю ревность к виски, который касается этих губ.
А затем я чувствую себя глупой из-за этих нелепых мыслей.
Я краснею.
Я смущена.
Опускаю голову, чтобы скрыть смущение, а Логан, сглотнув, смеётся и ставит стакан на столик.
— Что?
— Ничего.
Я стою перед диваном у кофейного столика. Близко, но на достаточном расстоянии. И всё же мужчина умудряется дотянуться и погладить мою щеку большим пальцем.
— Ты покраснела.
— Нет.
Логан снова смеётся и встаёт рядом со мной.
— Покраснела. Точно. Почему, Золушка?
— Я не покраснела. И меня зовут не Золушка.
— Я решил, что это имя тебе подходит. Мне нравится.
— Ты решил, — в моём тоне слышится резкость.
Так близко. Слишком близко. Между нашими телами остаётся пространство, но всё равно он чрезвычайно близко. И воздух потрескивает между нами.
Логан нахально ухмыляется.
— Я просто дразню тебя, Икс.
— Почему Золушка? — слышу я свой голос.
— Ну... ты затмила всех тем вечером, таинственная и сексуальная, как ад. Все хотели знать, кто ты такая. Уехала в такой спешке и почти оставила хрустальную туфельку. Не сказала мне своё имя. А платье? — он делает глубокий вдох и качает головой, как будто что-то преодолевает. — Это платье. Господи, — Логан пожимает плечами. — Казалось сказочным для меня.
Я отхожу, делаю шаг к окну и чувствую его взгляд на себе.
Неужели я всегда так сильно покачиваю ягодицами при ходьбе? Неужели бёдра всегда так очаровательно касаются друг друга с каждым шагом?
Я наблюдаю, как мужчина со своей женой идут рука об руку тринадцатью этажами ниже. Моя голова не в состоянии думать, чтобы сочинить их историю. Но я почти вижу себя там внизу, идущей за руку с блондином. Никто из нас не говорит. Мы просто гуляем, переплетя пальцы, и двигаясь в унисон. Не знаю, куда мы идём, этот светловолосый мужчина и я. Это не имеет значения; мы просто гуляем вместе.
Покачав головой, я поворачиваюсь и, задохнувшись, встаю как вкопанная. Логан каким-то образом оказался позади меня, я даже не слышала, как мужчина двигался, и не чувствовала его присутствия. Виски стоит на столе, его руки опущены по бокам. Эти глаза цвета индиго всё понимают. Наблюдают. Пронзают насквозь.
— Кто ты, Икс?
Его голос словно натянутая струна виолончели, имеет самые низкие, самые глубокие и проникновенные ноты. Они ласкают меня, заставляют мои кости дрожать, а кожу покрываться мурашками. И это всего лишь его голос. Словно прикосновение, что-то интимное.
Что я могу ответить? В моём горле образуется комок.
— Я не знаю.
Моя способность лгать поймана в ловушку и отброшена в сторону открытостью в его глазах.
— Ты не знаешь, кто ты? — он не может в это поверить.
Я перехожу в оборонительную позицию.
— А кто ты, Логан Райдер? Как бы ты ответил на этот вопрос?
Он медленно моргает, засовывает обе руки в карманы и смотрит на меня долгим взглядом.
— Я Логан Райдер. Предприниматель, филантроп, инвестирую в начинающие компании. Не женат и одинок. Люблю немного нарушать порядок.
— Это то, чем ты занимаешься, Логан. Но не ответ на вопрос о том, кто ты.
Я прислоняюсь спиной к окну, нуждаясь в пространстве.
Когда он рядом, я не могу дышать, но не из-за паники. А от чего-то ещё. Моя грудь сжимается от ожидания. Воспоминаний. Страха того, что я могу сделать, если Логан будет вести себя так, как вёл в уборной. Я не контролирую себя рядом с ним. Он вызывает во мне короткое замыкание, что полностью обескураживает.
— Я родился в Сан-Диего. Вырос в бедности. Ребёнок-сёрфингист. Проводил дни на пляже на волнах. Прогуливал школу больше, чем посещал, — глаза Логана становятся далёкими, словно всматриваются в прошлое. — Попал в беду, связавшись с плохой компанией. Делал кое-какое дерьмо... видел, как умирают друзья, и понял, что должен покончить с этой жизнью или в конечном итоге окажусь либо мёртвым, либо в тюрьме. Тогда мне показалось, что единственным выходом было пойти в армию. Таким образом, я провёл следующие четыре года в зелёной армейской форме. Никогда не участвовал в боевых действиях, но много тренировался. Получил аттестат, по крайней мере, хоть что-то хорошее из этого вышло.
— Это твоё прошлое, не ты.
Мои ладони плашмя прижимаются к холодному стеклу.
— Это больше, чем кто-либо знает обо мне.
— Ох...
— Вот тебе и «ох», — ухмыляется Логан. — Я подхожу к той части рассказа, которая определяет, кто я. После увольнения из армии, мне было скучно до усрачки. Было немного сэкономленных денег, и совершенно никакого занятия. Пошатался немного вокруг и снова начал ввязываться в неприятности. Как видишь, я прямо притягиваю их к себе. Они следуют за мной, а я за ними. Я встретил парня в баре в Сент-Луисе. Он работал на частную охранную компанию. Прикидывался порядочным, и подбил меня записаться на поездку в пустыню. Одна поездка в качестве военного подрядчика превратилась в две, а затем и в три. Хорошие деньги, но занятие дерьмовое, — он пожимает плечами. — Я завязал после третьей, забрал деньги и убежал. Я достаточно видел. Достаточно сделал. Так что, взяв свои сбережения, я купил бар в Чикаго, переделал его, переименовал и сменил персонал. Продал заведение. Повторил всё по новой. Сделал хорошие деньги и обнаружил, что отлично соображаю в такого рода вещах. И мне нравилось пачкать руки, делая перепланировку зданий и восстанавливая их. Затем у меня появилась одна инвестиционная возможность... здесь, в Манхэттене. Большое вложение денег, большой риск, большая прибыль. Но... ничего не получилось. Давай остановимся на том, что я прекратил этим заниматься.
Я чувствую большую дыру в рассказе.
— Ты что-то упускаешь, Логан.
Он кивает.
— Да, ты права. Это та история, которую я бы не хотел пока рассказывать. Это большая часть того, кто я, но мне до сих пор трудно говорить об этом. Можно сказать, что я ещё пытаюсь пережить случившееся.
— Но ты спрашиваешь меня, кто я. Не так легко ответить на этот вопрос, да?
Логан лишь пожимает плечами.
— Разве это справедливо задавать вопрос, на который я затрудняюсь ответить сам? Нет. Конечно, нет. Но то, как ты на него ответишь, многое мне расскажет. Ты, например, не ответила вообще. Просто вернула вопрос обратно. Ты защищаешься. Замкнута. Невозможно ничего узнать. Кто ты, Икс? — его глаза глубокие, а взгляд острый. — Дай мне ответ. Хоть что-нибудь. Что угодно.
Я не должна говорить о себе. Мне никогда не было об этом сказано напрямую и вслух. Но существовало как негласное правило. Не говорить о себе.
Но как мне не рассказать? Логан смотрит на меня, изучает, его глаза, как самое глубокое море, неспокойное и бурлящее. Где полно сокрушающих и пожирающих меня пропастей, в которых можно потеряться.
— Я Мадам Икс, — это ответ, не так ли?
— Больше, — тихое требование. Приказ.
— Я... я не знаю, — отвернувшись в отчаянии, я прислоняюсь лбом к стеклу, и оно запотевает от моего дыхания. — Тебе лучше уйти.
— Уже прошло пятьдесят минут, Икс.
Десять минут? Это всё, что осталось? Вечность, вытянутая и закрученная в петли, всё это в течение шестисот секунд.
— Скажи мне хоть один факт о себе. Меня не интересует что-либо постыдное или какой-то секрет. Просто... что-нибудь.
— Зачем? — шепчу я.
Это должен быть простой разговор, но это не так, и причина этого за гранью моего понимания. Логан смущает меня, переворачивает всё, что я знаю о своей жизни вверх ногами.
— Потому что мне любопытно. Я хочу знать.
— Я из Испании.
Он подходит слишком близко. Я чувствую его дыхание на своём ухе.
— Это было не так уж трудно, правда?
— Что случилось? С инвестициями? — какого чёрта я спрашиваю его об этом?
Логан смеётся.
— Удар ниже пояса. Это было... сложно. Некоторые элементы сделки были не совсем законными. Я знал это, но подумал, что договорился со многими юристами и останусь чистым. Но... меня подставили.
— Так ты преступник.
— Когда-то был, да. Но я исправился, помнишь? Весь мой нынешний бизнес абсолютно легальный.
— Ты не похож на такого человека.
— Какого такого?
— На преступника.
— Я дошёл до точки, когда должен был изменить себя.
Логан всё ещё так близко, и я слышу, как он сглатывает, слышу его дыхание.
Мужчина до сих пор слегка пахнет жвачкой с корицей, но этот запах подавлен бокалом виски. Не понимаю, куда он дел свою жвачку; и странно, что я заметила такую деталь. Логан не касается меня. Просто стоит в моём пространстве.
Почему я не отталкиваю его?
— Переосмысление собственного «я» сложная работа, — говорю я.
— Да. Точно, — мужчина указательным пальцем касается моего подбородка. Просто трогает. Не разворачивая к себе, просто касается. — Почему у тебя появилась необходимость изменить себя, Икс?
— Потому что я... потерялась.
Это форма правды, лишённая конкретного содержания.
— Ты что-то недоговариваешь, Икс.
— Да.
— Что насчёт твоего настоящего имени?
— Я уже тебе говорила. Меня зовут Мадам Икс.
— Совсем не испанское имя.
В его словах присутствует улыбка, но я не смотрю на него, чтобы удостовериться в этом, а просто слышу её, и она достаточно ослепительна в своей красоте.
Я долго и медленно вздыхаю.
— Это единственное имя, что у меня есть.
Я чувствую, как его улыбка исчезает. Мои глаза меняют свой фокус, и теперь я могу видеть своё отражение в оконном стекле. Его взгляд исследующий, а прядь золотых волос падает на лоб. В уголках его глаз маленькие морщинки, как будто мужчина долгие часы щурился от солнца. Его кожа обветренная, загорелая. Грубая. Логан красивый, но жёсткий и резкий, опасность так и сочится из его пор. И в тоже время он почему-то совершенно нежный. Настолько сильный, настолько уверенный в своей способности устранить любую угрозу, что ему нет необходимости держать осанку. Тигр в джунглях, который знает, что является королём.
— Икс. Почему Икс?
По своей воле мой взгляд следует к картине на стене. Логан отворачивается от меня, и я вздыхаю с облегчением. Иду за ним и становлюсь рядом, перед «Портретом Мадам Икс». Он рассматривает её. Мы смотрим на картину в тишине в течение долгого, долгого времени. Я вспоминаю. А Логан, возможно, ищет подсказки. Он ничего не найдёт ни в мазках художника, ни в композиции, ни в теме, ни в использовании чёрного, белого и коричневого цветов, ни в изгибе её шее или линии носа, ни в бледности её кожи или положении её руки. Единственные подсказки находятся внутри меня.
— Я потеряла себя. Потеряла... ту, кем была. Кем могла быть. Я потеряла... всё. И потом увидела эту картину. Не знаю почему, но она меня поразила. У меня не было ничего, ни имени, ни прошлого, ни будущего. А эта картина... она... стала что-то значить для меня. Я каким-то образом увидела себя в ней. Не знаю. И никогда не узнаю. Но я выбрала именно её. Мадам Икс. У других портретов того времени есть названия. Но у этого... Просто... Мадам Икс. Ты знаешь, у девушки на картине есть имя: Виржини Амели Авеньо Готро. Но на этом портрете она Мадам Икс. Предмет живописи, ни больше, ни меньше. Что-то в этом имело для меня значение.
Я ожидаю комментария, чего-то глубокого и значимого. Вместо этого Логан поворачивается и направляется через комнату к противоположной стене к картине «Звёздная ночь» Ван Гога.
— А эта?
— Просто нравится мне, — я пожимаю плечами.
— Бред собачий.
— Логан, — я хмурю брови от такой внезапной и жёсткой грубости.
— Скажи мне правду или прикажи заткнуться, только не лги.
— Не лгу. Я увидела её, и мне понравилось. Я чувствовала себя опустошённой... пустой. Оцепеневшей. Тот вид оцепенения, при котором у тебя столько чувств, но ты просто перестаёшь чувствовать любое из них. Я не могла их выразить, ничего не могла. А эта картина? Он так много выражает. Одиночество, но в то же время мир. Искажение, смятение, страсть. Даже безумие. Здесь есть за что зацепиться, хотя бы даже за церковный шпиль. Ты смотришь на картину и видишь так много всего. Куда бы прошлое ни привело тебя, есть что-то от этой картины в тебе. Конечно, тогда... я ничего этого не знала. Даже своего имени. Я просто... знала, что могу смотреть на «Звёздную ночь», и это поможет мне понять некоторые вещи в моей голове.
— У меня так много вопросов, — когда Логан произносит это, его голос тихий, как будто признаваясь в тайне, он боится, что та его разрушит.
— У меня тоже, — в этих словах гораздо больше правды, чем я могу выдержать.
Я вынуждена отвернуться, чтобы позволить себе усесться на диване. И обнаруживаю, что разглядываю шотландский виски, а мои пальцы обёрнуты вокруг стеклянного стакана. Пробую его губами. И да, мои губы касаются слабого следа на ободке бокала, где его рот прижимался к стеклу: близость. Мои губы горят, горло жжёт, а глаза слезятся, я кашляю, глотаю, и снова кашляю. Жидкий огонь мчится по моему горлу, растекаясь по животу и венам.
Ох.
Вот почему они пьют такую гадость.
Головокружительное тепло в моей крови и голове... ещё глоток, ещё кашель-сглатывание-кашель-кашель, и гул в моей голове усиливается.
Я могла бы уплыть.
Ставлю локти на колени, которые сведены вместе, но при этом щиколотки широко расставлены, наклоняюсь вперёд и смотрю на карту с её странными надписями, причудливыми завитками и не совсем точными географическими местоположениями. У меня кружится голова, я как будто плыву в облаках, обнаруживая пустоту в своём черепе, как будто что-то жизненно важное обрывается.
Рука Логана обвивается вокруг моей. Он не убирает стакан, а просто обхватывает мою кисть, поглощая и обволакивая. Мужчина уже на диване рядом со мной. Как? Когда? Он не крупный. Пожалуй, максимум шесть футов и один-два дюйма. Плотный. Его мышцы кажутся... более твёрдыми что-ли. Они толще, хотя выпирают не так сильно и такие идеальные, как... Я качаю головой, забывая, к чему ведут эти мысли. Логан — хищник. Каждый мускул отточен. Ничего лишнего, ничего избыточного. Я смотрю пристально. Беспомощно.
Мой взгляд поднимается вверх от его скульптурной руки, груди и бёдер, выше к бурным бассейнам цвета индиго, настолько ярким и насыщенным, почти светящимся.
Ох...
Меня тянет вперед. Я падаю. И в том оттенке синего вижу вечность.
Моя рука крепче сжимает стакан. Логан, всё также своей рукой обхватив мою, поднимает его. Шотландский виски прикасается к его губам. Наклонив бокал, я проливаю жидкость на его язык, замечая его зубы и розовый кусочек языка. Я смотрю на его адамово яблоко. Он не кашляет, когда глотает. Теперь бокал, почти пустой, движется ко мне. Моя рука под рукой Логана. Наши руки двигаются синхронно. Мужчина подносит бокал к моим губам, мы наклоняем его, и я глотаю.
Пожар.
В моём горле, в моих венах, между ног.
Тепло и влага, огненная и мощная, как виски в моём животе, разливается между моих ног.
Ноздри Логана расширяются, и мне интересно, чувствует ли он запах моего возбуждения. Сколько времени уже прошло? Сколько минут было потрачено на этот обмен глотками? Всё происходило в тишине. Но эта тишина — живая. Не просто отсутствие слов и звуков, а связь чего-то более глубокого, язык общения глазами и прикосновениями рук, синтаксис чувственных взглядов и чего-то ещё. Своим нутром я чувствую что-то такое, что нельзя перечислить, зафиксировать или сообщить одной мыслью или языком.
Если есть что-то в красоте искусства, которое волнует душу, значит, есть что-то в глубокой живой тишине, которая трогает сердце.
Взгляд Логана скользит по моим губам, пока я глотаю виски, и на этот раз без кашля. Я облизываю свои губы, и его глаза следуют за моим языком, когда я провожу им из одного уголка рта в другой, захватывая каждую последнюю капельку виски. Его язык тоже движется. Между его губ. И я наблюдаю за ним, как Логан наблюдал за мной. Я почти ощущаю вкус его языка и губ, а не своих собственных.
Губы мужчины разъединяются, когда он делает вдох. Брови опускаются, морщинки на переносице нахмуренные и глубокие. Выдох... был похож на тот, который Логан сделал после того, как поцеловал меня.
Да. Вот как это звучит. Именно, но только дыхание, а не вибрация голосовых связок.
Этот звук обосновался в моей душе.
Кончик моего носа касается его. Земля наклонилась, и я падаю к нему. Локти по-прежнему на коленях, а мои руки скрещены, левая рука находится на правом колене и наоборот.
Три глотка виски. Я не пьяна, но опьянена Логаном.
В уголке рта мужчины есть ещё немного алкоголя. Я полностью окутана потребностью слизать его. Убрать поцелуем. Попробовать вкус виски на его коже. Я наклоняюсь вперёд, медленно дыша, и скольжу языком по своим губам.
Но в последний момент, останавливаюсь. Я могу заплакать от потребности испытать его поцелуй, попробовать сладкую плоть. Вместо этого я касаюсь большим пальцем его губ. Вытираю. И затем...
Облизываю влагу со своего пальца. Логан издаёт звук, похожий на столкновение гор. Стон? Шёпот?
Чувство возвращается, хотя и головокружительными урывками. Я резко поднимаюсь на ноги и, спотыкаясь, направляюсь в спальню.
Его слишком много. Он слишком близко. Слишком интенсивно, слишком вовлечён в смысл моей потребности и втянут в сущность моего желания. Теперь я не могу понять моменты своей жизни без него. И ещё я не могу дышать, ведь он… все секунды, которыми я обладаю, каждый фрагмент времени и каждый вдох наполнен им. Опьянённая, я ещё больше дышу им. Опускаясь на самое дно, я становлюсь ничем, лишь вкусом его присутствия, ощущением его взгляда в мои глаза, праздником памяти поцелуя.
Я закрываю дверь в спальню и прислоняюсь к ней спиной. Ничего не слышу. Только грохот своего сердца и осознание вины. Обещание того, что камеры всё видели, и я буду за это страдать.
Я слышу, как открывается входная дверь. Это тонкий звук, щелчок поворачиваемой ручки.
И вдруг меня охватывает паника.
Если Логан сейчас уйдёт, я рухну в обморок, словно звезда под собственным весом.
Бездумно распахнув дверь спальни, я бегу через всю гостиную. Стакан, теперь уже пустой, стоит один на журнальном столике. Моя входная дверь закрывается, но я ловлю её.
— Логан?
Не знаю, что будет дальше; я не заглядывала так далеко вперёд. Просто знаю, что не могу позволить ему уйти.
Но сейчас я вижу его. Логан стоит спиной ко мне, ссутулив широкие плечи и крепко сжав кулаки, а его красивая голова опущена. Импозантная, мужественная, мужская фигура, возбуждающая и эротичная.
— Золушка.
Он слышит скрип двери и поворачивает голову, чтобы взглянуть на меня через плечо. Мужчина не улыбается, а его грудь вздымается, как будто он не может дышать без интенсивных физических усилий.
— Прекрасный Принц, — шепчу я едва слышно, издавая маленький, свистящий звук.
Я переступаю порог. В коридор. И оказываюсь вне зоны видимости камер наблюдения.
Ещё одно негласное правило нарушено.
Что будет дальше?
Я прижимаюсь к его груди, мужские руки оказываются на моей спине, ближе к ягодицам, и притягивают к себе сильнее. Мы кружимся, делаем несколько шагов, его рот наклоняется к моему, но не целует, а пробует на вкус, чувствует, исследует, дерзко и смело поддразнивает. Мы вращаемся. Логан легко поднимает меня в воздух и прижимает спиной к стене рядом с моей дверью, развернувшись при этом на триста шестьдесят градусов. Его руки на моей спине. Ох... ниже. Пальцы впиваются в мягкие холмики моих ягодиц. Я чувствую его бешеное сердцебиение в груди, как и своё собственное. Мои руки... скользят вокруг шеи Логана, обхватывают затылок, а пальцы пробираются в его волосы, мягко, настойчиво, тепло, крепко.
Я целую его.
Прижимаюсь к нему губами и вовлекаю в поцелуй.
Весь мир перестаёт существовать. Исчезает. Мигает и гаснет, словно пламя свечи.
Ах, этот поцелуй.
Он — всё.
Вся история и вся потенциальная возможность будущего.
Мельчайшие детали настоящего сжимаются до единственного, что имеет значение — его губы на мне. Руки Логана нежные, сильные и уверенные, мягко исследуют изгибы и очертания моих бёдер. Тянут вперёд, сильнее прижимая к себе.
Я чувствую его эрекцию между нами и вспыхиваю, прижатая к крепкому телу.
Я сжата в массу потребностей.
Поцелуй — настоящее упоение, его язык скользит между моих губ, пробуя и исследуя. Я пробую его в ответ, возвращая ему поцелуй. Его руки опускаются к моим ягодицам, обхватывают их. Вдруг я оказываюсь в воздухе, и мои ноги, кажется, знают, что делать. Они обвиваются вокруг его талии. Я извиваюсь. Стону. Неужели это моё горло издаёт столько шума? О, да. Его рука ложится на мой затылок под узел волос, другой рукой Логан обхватывает мой зад, поддерживая.
Наш поцелуй является одним из видов голода, как если бы мы прожили наши жизни без него, осознавая необходимость в нём, не имея ему названия или определения, и вот теперь не проживём без него и секунды. Поцелуй чрезвычайной необходимости.
Я извиваюсь, сжимая ногами его талию, а ягодицами потираюсь об его пах. Моя грудь прижата к мужской груди.
Я могу кончить от одного только поцелуя, вполне могу.
— Икс..., — выдыхает Логан, прерывая поцелуй.
Звонок.
Спрыгнув с него, я разворачиваюсь, проскальзываю в дверной проём и бегу в свою спальню. Закрываю за собой дверь и ныряю под одеяло на кровати.
Я дрожу.
Я лью слёзы и настолько взвинчена от возбуждения, что могла бы осветить целый город. От плача простынь под щекой становится мокрой. И поскольку я рыдаю, зажмурив глаза, то могу представить Логана. Его светлые волосы падают на лицо, и он поправляет их, убирая наверх. Его тёплые глаза ласкают меня своим ультрафиолетом. И я чувствую его, его тело, его руки на мне, его губы на моих губах, его язык у меня во рту. Я чувствую его вкус. Виски и немного корицы.
Слёзы текут по моим щекам, грудь вздымается в диком беспорядке эмоций, и я попадаю в настолько мощную волну желания, что извиваюсь на кровати, скрещивая ноги. Платье задирается над бёдрами, и я расправляю одеяло. Ловлю себя на том, что моя рука крадётся по животу к местечку между ног. Затем скользит под резинку нижнего белья. Я облизываю губы, ощущая солёные слёзы, слабое послевкусие виски и вкус губ Логана. Ощущаю его губы на своих. Руки мужчины на моей спине ласкают, сжимают и исследуют с таким сладким притягательным аристократизмом. Его поцелуй, как он зажёг огонь внутри меня, в моей душе, заставляя чувствовать себя более живой, чем я когда-либо чувствовала.