Проблемы источниковедения 15 глава

Социальная организация казахов относится к разряду очень сложных и неразработанных проблем историко-этнологичес-кой науки. В целом, она представляет систему, в основе конст­рукции которой как стержень находится род /кочевой ру/. В то же время в эту систему кроме рода вошел ряд элементов, опре­деляющих не только внешние параметры социальной органи­зации, но и ее функциональные действия. Таковы, вкратце, наши предварительные концепты. В предшествующих нам ис­ториографических традициях сложились несколько подходов в изучении социальной организации казахов. Не вдаваясь в результаты конкректных исследований этой сложной пробле­мы, мы можем в целом выделить две основные крупные кон­цептуальные линии. Во-первых, в дореволюционной литера­туре социальная организация казахов отождестовлялась с ро­довой /особенно был популярен термин «родовое начало»/. В реалиях XIX в. и в особенности второй половины XIX столе­тия, такое отношение было продиктовано объективной ситуа­цией. Действительно, когда традиционный миропорядок был разрушен, когда действующая стратная система не работала, когда кочевники-казахи были оторваны от своих обществен­но-политических институтов и традиционых партнеров, род оставался самым последним оплотом традиционной социаль­ной организации. В принципе, и в современной зарубежной этнологии отношение к социальной организации кочевых на­родов определяется именно таким подходом.

Несколько иной подход вырабатывался в советской исто­риографии. Она большим вниманием удостоила явные или мнимые социальные противоречия в казахском обществе, воз­ведя иногда их в ранг классовых противоречий. Действитель­но, на первый взгляд в казахском обществе бросаются в глаза четкие контрасты между богатством и бедностью отдельных его граждан, сословий, родов и т.д. А все, что не поддавалось классовому анализу, преподносилось, как пережитки патриар-

хальных отношений и традиций, своеобразной ширмой при­крывающие реальные черты классово-феодального общества.

В обоих вышеизложенных подходах есть свои плюсы и минусы. Наша задача заключается в выработке основных прин­ципов анализа специфики социальной организации населения Великого степного пространства. Она включает и поиск кон­сенсуса, необходимого для примирения противоречий в исто­риографии.

Социальная организация есть прямое порождение своеб-разного уклада жизни. Если рассматривать отдельно кочевое общество, то основополагающим фактором формирования его общественных структур служат различные формы подвижно­го скотоводства. Эти формы хозяйственной деятельности тре­буют ежедневного ухода за скотом и мер по его защите. Имен­но скот является основным составляющим благосостояния ко­чевников, он же определяет социальный статус конкретного хозяина скота в данной среде. На этой простой основе и возни­кают первые ячейки социальной организации. Если уход и за­щита скота требуют усилий больших коллективов людей, то там мы видим крупные родовые единицы и союзы. Обычно в случаях каких-либо внешних воздействий /война, барымта и т.д./, когда опасность потери благосостояния возрастает, вклю­чается интеграционный механизм. С другой стороны, если господствует мир и благосостояние, то происходит автомати­ческое расщепление больших коллективов и из недр их появ­ляются небольшие семейно-родственные группы, полностью берущие на себя проблемы, связанные с уходом и защитой ско­та. Так или иначе, первоначальная ячейка социального бытия кочевников напоминает семью. И естественно, что она пред­полагает близкое родство, общие интересы, общее нераздель­ное владение богатством.

В силу различных обстоятельств, среди этих групп появля­ются исторически устоявшиеся группы. Для них характерны представления об общности происхождения, совместные пе­рекочевки, наличие авторитетных родоправителей и т.д. Имен­но такое стабильное объединение носит название ру, уру, уруг,

223

суйек и переводится на русский язык термином «род». Само понятие «род» не всегда отражает ту социально-политичес­кую нагрузку, которая заложена в реальной жизни на коче­вую группировку «ру». Дня понимания специфики социаль­ной организации степных народов Великого степного по­яса Евразии, чрезвычайно полезно обратиться к проблеме рода и системы родства в историографии.

Многие российские исследователи особенность социально­го строя кочевников видели в родовой организации. На наш взгляд, наиболее объективная характеристика содержится у В.В.Радлова: «У этих степных кочевников - очень своеобраз­ная цивилизация, - отмечал он, -... мы имеем здесь дело со ступенью цивилизации, противоположной культуре эпохи осед­лых народов, и нужно смотреть на их поступки и поведения с другой точки зрения... у них существует не анархия, а лишь своеобразные, отличающиеся от наших, но по своему вполне урегулированные культурные отношения».

В.В.Радлов резко критикует своих предшественников, рос­сийских ученых во главе с А.И.Левшиным, отрицательно от­зывавшихся о казахах, определивших общественные устои казахов как «смесь деспотизма и анархии». «Читая такие три­ады, легко прийти к мысли, что киргизы - отбросы тюркско­го населения Западной Азии, воры и бандиты, бежавшие в широкую степь, так как не желали привыкнуть к упорядо­ченной жизни оседлых народов, одним словом, раса, заслу­живающая быть уничтоженной. Но на самом деле это совсем не так», - пишет В.В.Радлов. /206. - С.249/.

Объективные обстоятельства кочевого быта определили своебразные формы управления и общественную структуру ко­чевых народов. Здесь никогда не было тех постоянных адми­нистративно-территориальных форм и механизма администра­тивного управления, характерных для оседлых стран. В коче­вом обществе прочность социальной структуры зависела от определенной комбинации родов, племен и союзов. Соотно­шение сил у родов и племен постоянно менялось, малейшее изменение во внешней политике, повышение плотности насе-

ления и необходимость перераспределения скота, как основ­ного богатства, вызывала необходимость корректировки соци­ального порядка. Социальное устройство должно было оказать­ся достаточно гибким и мобильным, чтобы обеспечить сохран­ность этноса. Таким образом, структура родов, исходящая от вполне реальных кровнородственных, а также мнимых генеа­логических линий, связей служила фундаментальным началом общества.

В виде формальной структуры социальной организации мы можем рассматривать существующие в обществе степняков социальные страты. Следует сразу оговариться, что вся суще­ствующая социальная организация и связанный с ней порядок основываются, в первую очередь, на высоком уровне самоиден­тификации кочевника с определенным этносом, т.е. этносоци­альным организмом.«... Всюду бросается в глаза единообра­зие их обычаев, привычек, быта, характера и повсюду их резко отличает от других тюркских народов общее им всем осозна­ние принадлежности к народу казак...», - отмечает С.Б.Бро-невский /57. - С.250/.

Наиболее разительные особенности бросаются в глаза при сравнении социальных институтов оседлых и кочевых наро­дов, Кроме внешних черт, социальный строй кочевников отли­чался от оседлых и по другим, более существенным парамет­рам, что было замечено еще М.Красовским в середине XIX в.: «Но, что можно отнести ко всем окружающим степь... госу­дарствам, не может быть вполне применено к киргиз-кайсац-кому народу... Покорив, положим для примера, Бухару, мы, можно быть уверенными в этом, нашли бы сочувствие в преж­де угнетенном народе; но, завладев степью, не можем этого сказать уверенно даже теперь, именно потому, что здесь и преж­де никогда не было гнета правителей, никогда не чувствова­лась над собою нелюбимая власть...».

В основе социальной организации народов Великого степ­ного пояса лежали принципы родового начала, не имеющего ничего общего с общественными порядками земледельческого и городского населения Востока. Даже в конце XDC в., несмот-

225

ря на сильнейшие потрясения общественных устоев, при­верженность к родовым традициям у казахов была силь­ной. П.П.Румянцев, глубоко анализируя социальный строй казахов, пишет следующее: «В основе этого разделения, не имеющего ничего общего с сословным делением дофео­дального общества или классовым современного, лежит родовое начало...» /215. - С.16/.

К сожалению, многие бесценные материалы для науки по родовому быту казахов ныне потеряны. В годы советской власти невозможно было ими заниматься, поскольку родо­вые традиции рассматривались как отрицательный пережи­ток. Еще в конце 20-х гг. прошлого века советские ученые-историки под флагом марксизма-ленинизма преодолевали «теорию родового быта у кочевников». В конце концов вся­кие исследования об особенностях социального строя наро­дов Великого степного пояса превратились в бесплодные дискуссии о месте феодализма у кочевников и роли собствен­ности на средства производства и т.д.

Родовая организация как объект научных интересов была в начале вытеснена из исторических исследований, а затем превратилась в сугубо специфичный предмет изучения эт­нографии, в перечне тем, связанных с определением этни­ческого состава и этногенеза. Благодаря этнографии сейчас мы имеем кое-какие материалы по родам и племенам каза­хов и других тюрко-монгольских родов Центральной Азии.

В советской историографии родовая организация отожде­ствлялась с первобытным родом, что само по себе не сочета­лось с существовавшим в обществах степных народов соци­альным устройством. Ставшее камнем преткновения в совет­ском кочевниковедении это противоречие так и не было пре­одолено. В конце концов, эта диллема не была решена и в наше время.

Некоторые попытки примирения столь противоречивых научных концептов предпринимались этнографами. Так, в на­уку вошли понятия о «поздних» племенах. Например: «поздние, патриархально-феодальные племена феодальной и капиталис-

тической эпох существовали, в противоположность «первобыт­ным», уже не в составе примитивных аморфных этнолингвис­тических общностей, а в среде сформировавшихся народно­стей, сохраняясь в качестве реликтов, древних и средневеко­вых компонентов их этногенеза» /106. - С.48/.

Ради объективности следует подчеркнуть, что в этнографи­ческих исследованиях неоднократно замечалось, что так на­зываемые реликтовые племена /имелись в виду позднекочевые/ по своей социальной сущности и механизму функционирова­ния абсолютно не соответствует древней форме племени.В нем есть имущественное и социальное расслоение, в нем есть все признаки политической организаций. Однако, признать родо­вую организацию как живой и универсальный социальный институт, как основной стержень социальной организации ко­чевого общества этнографы так и не смогли. Этому мешала марксистская установка, отождествлявшая родовую организа­цию кочевников с первобытностью, а род- как исключитель­но первобытную форму социальности.

К сожалению, ситуация с родовой организацией казахов остается до сих пор нерешенной*. В некоторой степени про­блема усложняется стремлением ряда исследователей привне­сти в традиции евразийского кочевниковедения материалы ав-страловедения и африканистики. Нерешенность проблем рода и родовой организации никоим образом не компенсируется и за счет актуализации исследований по патронимии. Ряд про­блем, существующих в современной историографии, можно

"Нам неоднократно приходилось писать о специфике многих социо­культурных институтов казахского общества и значений рода и родства в особенности /см.: Артыкбаев Ж. О. Казахское общество в Х1Хе.: тради­ции и инновации/. На сегодняшний день наша позиция по многим пробле­мам социальной организации казахов, в связи с изучением функционального значения родства и родовой структуры отражается в публикациях моего ученика М. С.Жакина/см.: Жакин М. С Функциональное значение принципа родства иродовой структуры в этиосистеме кочевой цивилизации каза­хов/по материалам XVIII-XIX вв./. Автореферат дисс. на соискание уч. степени канд. ист. наук. - Алматы, 2001/.

227

иллюстрировать на примере анализа некоторых оценок казах­станских этнологов. В них, несмотря на постоянную критику, явно наблюдается приверженность авторов к марксистским постулатам советской исторической науки, а также сверхмод­ное увлечение различными тенденциями в западных этногра­фических исследованиях, прямое заимствование результатов из африканистики и тд. Одним словом, все это можно объяснить следствием господства эклектики и слабости теоретических раз­работок в наших гуманитарных науках.

Далек от понимания специфики социальной организации кочевников такой исследователь «кочевой цивилизации ка­захов», как Н.Э.Масанов. По его мнению, родовая органи­зация существует только как абстракция /поскольку австра­лийского рода здесь нет/: «Особый интерес привлекает ге­неалогическая организация, - пишет Н.Э.Масанов, - кото­рая существует только в общественном сознании, но в дей­ствительности нигде и никогда не ведет к возникновению реальной общности. Объективно мы можем говорить о ге­неалогических сегментах, например, внутри семьи у кочев­ников-казахов /отец и его дети до их выделения, после кото­рого они прекращают свое существование/» /175. - С.132/.

Модель социальной организации, построенная Н.Э.Ма-сановым, основывается на «ведущих», «приоритетных», по его мнению, отношениях - экономических. Они, как опреде­ляющая система координат, влияют на все многообразие взаимоотношений между людьми в процессе общественной жизни и в их отношениях с окружающей природой. Данная концепция целиком построена на примате материального, вещественного над другими ценностями. К тому же его мо­нография построена на изучении экономической жизни ка­захского общества конца XIX - начала XX в.в.*

*В пуб.шижтических статьях Н. Э. Масаиов придерживается диамет­рально противоположной позиции. Он постоянно обвиняет современных казахов в приверженности родовым порядкам, к определенным родам и т.д.

Открытие Н.Э.Масанова, к сожалению, не произволе пере­ворот в исторической науке. Те положения материалистичес­кого понимания истории, относящиеся ко всей писаной исто­рии и гласящие, что все социальное формируется экономиче-кой системой, и противоречия в социальной сфере, в первую очередь, диктуются классовыми интересами живут в сознании многих историков. Причем наше понимание и восприятие мар­ксизма можно отнести к категории вульгарных, поскольку силь­но искажает суть этого учения. Обратимся к «Введению к кри­тике политической экономии»: «Если речь идет о производстве, то всегда речь идет о производстве на определенной ступени общественного развития - о производстве общественных ин-дивидиумов. Производство вообще есть абстракция, но абст­ракция понятная, поскольку она действительно выдвигает об­щее, фиксирует его и тем самым избавляет нас от повторений... Определения, прикладываемые ко всякому производству вооб­ще, как раз и должны быть отброшены, чтобы за единством не были забыты существенные различия. Это может случиться уже потому, что как субьект - человечество, так и объект - приро­да, являются теми же самыми.

В этом игнорировании различий лежит, например, вся муд­рость современных экономистов, утверждающих вечность и гармонию существующих социальных отношений и доказы­вающих, что никакое производство невозможно без орудия производства, хотя бы этим была только рука, и что никакое производство невозможно без предшествующего накопления труда, хотя бы этот труд представлял собою всего лишь сно­ровку, которую рука дикаря приобрела и закрепила путем по­вторных упражнений. Капитал, между прочим, есть такое ору­дие производства, он также является результатом предшеству­ющего объектированного труда» /172. - С.43/.

Сами по себе хозяйственные отношения и община как ба­зовая опора в понимании хозяйственных отношений не суще­ствует вне родовой организации у степных народов. О казахах начала XX в. Н.АЛогутов пишет: «Какую бы сторону, как об­щественной, так и семейной жизни того времени мы не взяли

229

- мы всюду сталкиваемся с всеобъемлющим значением рода» /159.-С.46/.

В сущности, кочевой род и является хозяйственной едини­цей, без чего невозможно функционирование общества. Но социальные ценности зависят не только от существующих хо­зяйственных, экономических отношений. Основные соци­альные ценности общества выработаны в основной сфере их деятельности, т.е. в сфере родства. Вся конструкция социаль­ной организации построено по типу родственных отношений. Только на высших уровнях социальной организации отноше­ния родства заменены политическими отношениями, носящи­ми несколько ритуальный характер.

Только верхняя часть айсберга завершающая социальную конструкцию свидетельствует о том, что социальная организа­ция перекрывает существующие родственные отношения и выходит за пределы его. Происходит переплетение двух форм связей - политических и родственных.

Осмыслению специфики социальной организации народов Великого степного пояса мешает и недопонимание со стороны многих исследователей особенности природы кочевого рода. Исследователи, в частности тот же Н.Э.Масанов, отрицая все­объемлющую роль кочевого рода, в первую очередь, исходит от априори неправильного отождествления кочевого рода с первобытным. Он неоднократно пытается найти у казахов ат­рибуты кровнородственного рода первобытности охотников и собирателей эпохи камня: «Даже понятие «родового кладби­ща» на поверку оказывается мифом, поскольку рядом с мужем у всех кочевников захоронивается его жена, являющаяся чле­ном совершенно иного генеалогического линиджа, а не его се­стра - член его генеалогического сегмента, которая в свою оче­редь захоронена на совсем другом кладбище - рядом со своим мужем. Поэтому рода нет и никогда не было в природе, но был и до сих пор есть у некоторых народов генеалогический счет родства»/175.-С.132/.

Жаль, но в существующих трудах по африканской или же австралийской общине готовые рецепты по анализу социаль-

ной организации степных народов Евразии отсутствуют. Воп­реки Н.Э.Масанову мы можем заявить, что род и генеалоги­ческие связи были у степных народов. Но они существовали в форме социальной организации. Родовое начало выступает основополагающим условием существования данной социаль­ной организации. Безусловно, среди внешних черт родовой организации, ярко проявляемых в экономической сфере, в хо­зяйственной и совместной деятельности сородичей, легко об­наруживается и поддается изучению община. В самом деле, эти признаки не всегда отражают внутреннюю суть и сущность родовой организации и ее культуры. Так называемые внутрен­ние связи родовой организации степных народов гораздо слож­нее изучать. Поскольку в целом, они представляют собой отра­жение самодостаточной этносоциальной организации.

В основе этносоциальной организации лежат различные типы и уровни социальных связей, проходящих по линиям тер­риториальной, потестарно-политической, хозяйственной струк­тур. Генерализирующей линией в этом клубке сложных взаи­моотношений служат отношения и система родства. Род у степ­ных народов основывается на родстве уже отдаленном от при­роды, благодаря тому он призван регулировать все разнообра­зие форм существования этноса. Род, являясь стержнем этно­социальной организации, превращается в универсальный прин­цип.

Таким образом, в общественном плане кочевой род больше считается политической единицей, т.е. явлением совершенно другого порядка, чем кровнородственные группы первобытно­сти. Это достаточно ярко иллюстрируется на примере взаимо­отношения казахских родов, которые имеют стратифицирован­ный характер. В каждом из казахских жузов есть поколения, претендующие на старшинство в данном союзе /см. соответ­ствующие разделы/. На примере Младшего жуза, где старшин­ство поколения Алим-улы над остальными четко оговаривает­ся в различных фольклорных источниках, служащих прецен-дентом в общественно-политической жизни, Л.Мейер пишет: «Во время бывших народных сеймов первородство алимулин-

цев строго соблюдалось, их мнения и приговоры были обяза­тельны для байулинцев и семиродцев, но не наоборот, на при­говор бия семиродского и байулинского в частном деле можно было аппелировать бию алимулинскому, и он имел право унич­тожить приговор» /180. - С.4/.

В изучаемой нами этносоциальной организации генеало­гические связи играли по сути роль административно-терри­ториальных отношений и фактически служили гарантией ста­бильности кочевого общества. В принципе, форма социальной организации, потестарно-политический строй и традиционные социальные отношения во многих элементах воспроизводят существующие формы связи между родами. Социальная орга­низация - явление сложного порядка, чем мы предполагаем, и наши поверхностные представления не всегда соответствуют действительному положению вещей. В первую очередь, это относится к такому важному составляющему социальной орга­низации казахов как сословия. Необходимо уточнить, что под этим термином следует понимать различные группы элитар­ного характера, вошедшие в состав казахского общества с чет­ко определенными правами и обязанностями. Для каждой из этих групп кроме определенного социального статуса свой­ственны и специфические формы этнографического поведения /включая особенности материального плана/. Сословный фак­тор в казахском обществе существенно дополняет родовую организацию, особенно в части определения социальных ста­тусов определенных групп. Социальное положение человека в казахском обществе, да и в кочевых обществах вообще, опре­деляется в большинстве не столько имущественным положе­нием, сколько принадлежностью к тому или иному социально­му слою.

Многие специфические черты социальной организации народов Великого степного пояса проясняются при анализе структуры существующих сословных групп. В этом плане ка­захский материал представляет оригинальную возможность для реконструкции наиболее сложных социальных систем кочев­ников Евразии.

Социальная организация Великого степного пояса может быть понята при внимательном отношении к тем маргиналь­ным регионам, которые входили в состав, или находились под влиянием кочевников Великой степи. В ее структуру факти­чески постоянно входили южные регионы - Туркестано-Таш-кентский и спорадический Мавераннахр, на востоке - Восточ­ный Туркестан, Кашгария и другие города, Поволжье, Север­ный Кавказ и Южная Сибирь. Для внутреннего строя кочевни­ков характерны некоторые элементы эгалитаризма и родовой демократии. Но в их взаимоотношениях с оседлыми, состав­ляющими эти принципы, абсолютно не действуют, наоборот их можно характеризовать как неравнозначные, неравноцен­ные. Большинство этих регионов существовало в качестве по­стоянных данников, обязанных за защиту и мир расплачивать­ся материально. В то же время, кочевники и оседлые народы -полноценные составляющие одной социальной организации, игроки, действующие в одном поле. Как в политическом, так и в социальном плане взаимоотношения кочевников Великой степи с различными этническими группами в маргинальных /периферийных/ территориях нельзя рассматривать как взаи­моотношение с внешним миром.

Социальная организация кочевников Великого степного пояса Евразии всегда в свой состав включала ряд общин, не укладывающихся в привычные рамки кочевого рода, не входя­щих в родовую организацию или в известные сословные груп­пы. Так, в эпоху средневековья в южных оазисах обитали со­гдийские общины, органически вошедшие в состав древнетюр-кских государств. Исторические источники средневековья го­ворят о расширении зоны влияния согдийских купцов при не­которых каганах, когда передовые группы согдийских поселе­ний смело идут на заселение территории северных степей: Сибири, Монголии, Восточного Туркестана и т.д. В новое вре­мя основное население южных городов и поселений составля­ли сарты, занимавшиеся активной торговлей в самых глубин­ных степных районах. В социально-этническую организацию казахов входили десятки субэтнических групп, стоявшие вне

233

родовой организации и вне основных районов обитания коче­вых племен. Внутри Великой степи всегда находились группы еще не включенные в генеалогическую организацию казахов и потому еще не пользующиеся всеми прерогативами постоян­ных компонентов социальной системы.