Эти сведения об институализации понятия «ел-журт» из рукописи Машхур-Жусупа Копеева подтверждается также материалами шежире Курбангали Халида: «Себебг Альшша хан заманында, хальщ муншалык, вспей, аз кезде татар, мацгуп айрылмай, б5р1«Алыншаханньщел1, Алыншаханныцжурты» атанып, бул саз осы кезге дейт умытылмай «алты сан алаш» деп айтылады» /247. - С.57/. В фольклорных текстах «журт» встречается в модификациях «ата журт», «она журт». Например: «Ханкызынантутн улдьщулкет Улыжуз, содан Орта жуз, ецсощысыКшажузатанып, жалпыказактыцтуб1осы
Анщы-mypiK, кызБалхтан болят. КазакщыцанажуртыЖи-дет Байсын дегеш осыдан алынтн. Бул экер Балхка жакз>т, езен-суы мол, жер1 калыцнулы еЫ».
Жидели-Байсын - земля обетованная в казахских исторических преданиях, локализируется в юго-восточных районах Бухарского оазиса. В ней обитают племена, предки которых, как они считают, пришли из страны Арка или Арка-юрт.
Б.Х.Кармышева опубликовала интересные этнографические материалы проливающие свет на некоторые вопросы. «Мне неоднократно приходилось слышать от узбеков-конгратов, -пишет Б.Х.Кармышева, - что их предки пришли из Арка-юрта /для разъяснения обычно добавляли, что из Казахстана/... переселение конгратов из казахских степей в Мавереннахр рассматривается узбеками-конгратами как возвращение на родину, в Джийдали-Байсун». Те же предаставления были характерны для племен лакай, юз, марка и т.д., сохранивших «в своем типе, говоре и культуре черты, роднящие их с казахами». При интерпретации подобных фактов Б.Х.Кармышева связывает их с расселением большого числа казахов в Мавераннах-ре после разгрома 1723 г. /125. - С218-223/.
На наш взгляд, и в данном вопросе необходима большая осторожность. Нельзя ни в коем случае забывать, что казахское шежире территорию Мавераннахра, или древнего Турана. И, в частности, южные районы Узбекистана и Таджикистана /Жидел! Байсын/ отождествляет с «она журт». Такая ценностная ориентация имеет гораздо более древние корни. Обратимся к описанию Жидели-Байсын, содержащемся в шежире Маш-хур Жусупа: «Жидет - взен аты, Байсын - may аты. Тау бол-юнда - тамаша may. Ел кай жертде, мал кой жертде жургенщ жан бшлейЫЕл журтыныцкеб1 казак, байсын коаырат ата-нады. Ulehgpnapbi Бальщ-Бадакшлн, К,ундыз-Талкан атантн жерлерг болады. К,ырп>13-Лакайдьщ Лакайы К,ундыз Талкан-да. Елгн аксакалдар 6weudi». /143. - С.45/. Этот чрезвычайно насыщенный отрывок из шежире говорит, прежде всего, о том, что в казахской памяти «ана журт» запечатлелась очень от-
четливо, эта территория воспринималась как часть территории нации. Обратите внимание на выражение: «ел журтынъщкеб1 крзак?>.
Таким образом, существующее в казахском историческом фольклоре понятие «ана журт» нами отождествляется с территорией Мавераннахра. «Ана журт» /Жидет Байсын/ с начала XVIII в., когда судьба кочевничества Евразии решалась в степных районах, когда центр борьбы за независимость казахов перемещается в Сарыарку, постепенно превращается в былинную страну. Несмотря на что, в XVIII в. многие казахские племена в той иной форме были связаны с югом, Жидели Байсын постепенно превратилась в сказку и стала «землей обетованной».
Основные события XVIII и XIX вв. совершались на территории «ата журт» или «ата крныс» т.е., на территории северных степей. Для более четкого осознания роли этой территории снова обратимся к историческому фольклору:
Ата коныс Аркадан
Басында казак, аутнда,
К узд! кунг1 нвсердей,
Квздщжасы жаутнда,
Ахтабан болып шубырып,
Асып аскар таудан да,
Алка квядг айналып,
Аккайыцды саутнда,
Арысын белден омырып,
Щигмактартып барды алды.
В данном толгау речь идет о событиях середины XVII в., когда союзу дурбэн-ойрат /торгауыт, хошауыт, дэрбэт/ удалось вытеснить казахские племена со степной территории Казахстана и захватить стратегические высоты в Северо-Централь-ном Казахстане, а также в Жетысу. В толгауах Бухар-жырау эта трагическая эпоха названа как «бастапкы акупабан», т.е. начальный /первый/ актабан.
Возвращение же в «опт журт» Дулат Бабатайулы описывает следующим образом; Апш коныс Аркадан Калмактъщтаймай ipeeci, Сшкетт казактыц KfuifUH кезде сгркесг, Эбшаэнсур хан болды: Хан болмады казакха -Аеарып описан тацболды.
Следует отметить чрезвычайно эмоциональную загруженность понятия «Арка» для кочевника-казаха, определяющего его бытье, его место во времени и пространстве, его точку опоры в бренном мире:
Oftbi - кун, солы - аи болды,
Kftpa суы май болды.
Бесшпен бел1шыкпатн
Жасы ecin тег&лдг,
Жетгст жес-ip кенелд1.
Шалшык,суы квл болды,
К,урамалар ел болды.
Подведя итоги, следует подчеркнуть, что отношение кочевника к земле определяется прежде всего через родство. Через выяснение таксономических рядов родства определяются конкретные территориальные границы журта отдельного хозяина, аула, рода и т.д. В конечном счете, все жизненное пространство этноса привязано к этому священному понятию. В обычной жизни предполагается, что каждый человек имеет трехсо-ставную территорию «ж\гштщ уш ж урты бар». Это же актуально и на более высоких уровнях родства. Одновременно, это понятие оправдывает любое движение кочевника.
Земля изначально рассматривается как вечное, неосязаемое и недосягаемое начало жизни. Земля взращивает все живое и поэтому она сакральна. В жесткой привязке «земля - человек»
205
последний играет несколько пассивную роль. Вместе с тем это отношение облагорожено многими эмоциональными связями, в основе которых, безусловно, лежит как привязанность, так и отношение к земле, как к оставшемуся наследству от предков. Именно такая эмоциональная заряженность заставляет Казту-ган-жырау говорить следующие слова:
Кайран менщЕдшш,
Мен салмадым, сен салдыц,
Kflubip.m болсын шдерге
Менен Кялмнмына Edit журт!
3. Кочевое государство: особенности политической системы кочевников Евразии
В широком спектре этносоциальных проблем кочевого общества особое место занимает изучение потестарно-полити-ческой или политической системы.
Одна из парадоксальных ситуаций историко-этнологичес-кой науки Казахстана - отсутствие исчерпывающего ответа на вопрос: а было ли государство у кочевников евразийского региона и, в частности, у казахов? Вопрос даже не в содержании, формах и стадиальной принадлежности политической организации, речь идет вообще об отсутствии постановки проблемы.
Вероятно, нерешенность этого важного и актуального вопроса следствие, прежде всего, господства в отечественной историографии квазинаучных подходов, отсутствие глубоких и оригинальных теоретических исследований. Сейчас, когда требуется, как никогда, подлинно научная интерпретация различных аспектов истории кочевого общества, следует критически осмыслить как историческое казаховедение, так и возможные пути выхода из сложившейся ситуации.
На наш взгляд, подавляющее большинство научных работ по дореволюционной истории Казахстана до сих пор основывается в теоретической части на наследии марксизма-лениниз-
ма, что вынуждает нас отнести их к разряду тенденциозных; во-вторых, огромное количество современных работ по истории Казахстана имеет эстетизирующий или же справочный характер, стремятся к достижению литературных эффектов и рассчитаны на дилетантов. Подлинно историческое же исследование основывается на объективно-критическом подходе к истории и исключает всякий вымысел и миф. Форма понимания исторического прошлого, отвечающего уровню нашей современной цивилизации, может быть только научно-критической. Историческое исследование должно удовлетворять потребность в истине, если же вера в истинность повествования умирает, то следует предполагать, что вместе с ней умрет и научная историография. В этих целях следовало бы обратиться к структурно-функционалистическим методам анализа истории.
Величественная картина прошлого, созданная трудами историка служит всем. Но достигается это тяжелым трудом через анализ источников, в том числе устных материалов, сопоставление и критическое процеживание и объективную интерпретацию. Подобный путь - удел профессионалов, чем больше научного инструментария, куда мы включаем и методы этносоциальных исследований, тем лучше. Именно такая работа поддерживает культуру, плодоносит в ней и находит живой отклик. Любая культура функционирует образами и архетипами исторического прошлого. Обращение к историческому фольклору позволяет в той или иной степени оживить образы.
Как нам представляется, основная ошибка и ограниченность исторического казаховедения состоит в однобоком материалистическом подходе и видении проблем истории общества и государства. Материалистический подход, безусловно, связан с европоцентризмом, марксистскими методологическими понятиями и парадигмами. Это - пресловутый формационный подход, сводящий все разнообразие реальной истории человечества к формационным характеристикам, теория классовой борьбы, объясняющая начало государственности и общественной жизни, извечным антагонизмом бедных и богатых. Обыч-
но считается, что первым условием перехода к государству является появление прибавочного продукта, а возникшая при этом необходимость распределения есть обязательное условие возникновения классов. В то же время предполагается, что повышение прибавочного продукта как следствие роста производительности труда - прерогатива оседло-земледельческих обществ. Таким образом, круг замыкается, не допуская кочевые общества вообще к понятию государственности.
Несоответствия реального состояния кочевого общества, как политике-правовой системы в виде различных государственных образований /империй/, и неадекватное концептуальное осмысление его в традициях европоцентризма всегда вызывали замешательство среди историков-кочевниковедов. Именно это противоречие породило различные теории о характере общественно-политического развития кочевников. Оно послужило благодатной почвой для появления различных определений о патриархально-родовом, раннефеодальном, предклассовом или же о классовом феодализме, а в последнее время о поздне-потесгарном, «параполитарно-доминомагнатном» характере общества кочевников. «Кочевые ттредклассовые общества в большинстве случаев относились не протополитарному, а к иному типу предклассового общества, который я называю «па-раполитарным-доминомагнатным»,-пишет Ю.И. Семенов/223. -С. 57/.
В связи с этим, следует сразу же оговориться и указать на то, что казахское общество, унаследовавшее культурные достижения кочевников евразийской степи, является уникальным явлением, как по своей внешней структуре, так и по содержанию. Те жизненные начала, заложенные в основное ядро функционирования кочевого социума, неповторимы, своеобразны, и несопоставимы с иными стандартами культуры Запада и Востока. Осознание этой уникальности должно послужить причиной смены методологической парадигмы. Прежде всего, в центр исторического познания общества следует выдвинуть не материальные параметры общества, а такие факторы как ду-
ховные ценности, самосознание общества, социокультурные особенности. В фокусе исторического исследования должна выступить этносоциальная организация.
Известно, что производственный фактор, где наиболее ярко проявляются неразрывность связи между социумом, его экономикой и ментальностъю людей является базовым для анализа любого исторического явления. Экономика и социальное развитие относительно самостоятельны, но подобны взаимосообщающимся сосудам. Расчленять и рассматривать их по отдельности малопродуктивно для исследователя. В то же время для выявления причин возникновения государства у казахов, необходимо вывести на первый план не экономические, а социальные процессы, формы социальных связей. Дело в том, что в казахском обществе место отдельного человека определяется не экономическими, а родственными /генеалогическая, сословная/ связями. Казахское общество представляет собой социальный организм, в котором сложилась четкая сословная структура. Поэтому, чисто операционно подобный подход научно репрезентативен и оправдывается соответствующим результатом.
Обозначенный выше подход позволит обойти такой «камень преткновения» государствоведов, как прибавочный продукт. В марксистском ключе социальная гармония в кочевых обществах никак не может быть увязана с государством. В европейском понимании, согласно которому появление частной собственности и эволюция процесса разделения труда в обществе провоцирует борьбу за присвоение прибавочного продукта, государство якобы узаконивает присвоение его одним классом в ущерб другим, и этим определяется эксплуататорская сущность государства.
Такое понимание государства наиболее сконцентрирован-но выражено в следующем определении; «государство появляется там и тогда, где и когда появляется деление общества на классы»/158.-С.68А
В советской исторической науке оно служило основным
209
теоретико-методологическим догматом. В эпоху господства марксистской теории в советской исторической науке иной интерпретации государства не существовало. И только сейчас мы задаемся вопросом о том, возможно ли существование государства в доклассовом обществе, тождественны ли понятия «догосударственное» и «доклассовое».
Затронутая нами выше проблема может найти свое разрешение скрупулезным путем анализа этнографического материала, которая показала бы истинную ситуацию. Возможно «регулярное производство прибавочного продукта правильнее рассматривать не как причину, а как следствие классообразования и политогенеза» /136. - С. 146/. Напрашивается весьма простой вывод, что прибавочный продукт, безусловно, есть потенциальная предпосылка, но отнюдь не основное условие возникновения классов и государства.
Отрекаясь от марксистского подхода, видимо, следует пересмотреть и отношение к эволюционизму. Необходимо отойти от желания расставить все общества на ступенях одной эволюционной лестницы. Именно эволюционизм позволил марксистам свести все многообразие реальной истории человечества к стадиальной типологии и полному игнорированию разнообразия жизни к материальной сфере. Неадекватность подобной схемы по отношению к кочевым обществам сегодня очевидна. Кочевая цивилизация - это особый мир, объективно отличающийся от цивилизационной бифуркации Запад-Восток.
Отсюда возникают следующие вопросы о том, как найти и каким образом вести поиск государственных начал у казахов? Какие факторы лежат в основе политогенеза помимо классоб-разования? Естественно ли появление государства в процессе эволюции первобытной общины, разрастание ее численности и размеров, и как следствие, увеличение плотности населения? Если само собой происходит сложение государства, то как возникают сословия и социальные группы? Возможно ли представить, что сословия и социальные группы, олицетворяющие сложность и целостность политической структуры, возникают
не внутри общины, а на стыке взаимодействия их друг с другом или же с иными этносоциальными образованиями, входящими в сферы влияния кочевников или же просто граничащих с ними совершенно независимо?
В последние годы ряд культурологов высказал мнение о необходимости введения понятия «государственности». Экзистенция государственности кочевников - в многовековой меж-цивилизационной динамике, обращенной во внутрь. Такое го-сударствообразующее начало не всегда совпадает с публично-политической властью, т.е. традиционной характеристикой «аппаратапринуждения» 13.-С. 104/. Несмотря на кажущуюся привлекательность, такое противопоставление «государственности» и «государства» вносит определенную сумятицу в понятийно-категориальный аппарат обществоведов. Государственность, если понимать под ней «комплекс политико-правовых, социальных и культурно-духовных начал», является слишком расплывчатым понятием. В таком случае, проще всего называть это явление обществом и воспринимать его как сложную систему, целостный этнокультурный и социальный организм. Одним словом, государство - особый тип, внешнее понятийное выражение такого состояния. А совокупность управленческих институтов является лишь частью или подсистемой этого состояния.
Кочевое общество - как этносоциальная система, безусловно, опирается на ряд составляющих структур и подсистем. Так называемая публично-политическая власть /аппарат принуждения/ есть всего-навсего одна из них. С таким же успехом мы можем выделить экономическую, территориальную, социальную, этническую, духовную структуру. В последнюю подсистему входит и общественное самосознание, которое уникально тем, что при отсутствии любых других компонентов даже в архетипе автономно сохраняет идею государства. Только при наличии государственного самосознания, общество переходит в государственное состояние. Системный анализ позволяет определить взаимоотношения и место каждой структуры этносоциального организма.
Научный подход предполагает изучение «комплекса элементов, находящихся во взаимодействии», т.е. необходимо относиться к объекту изучения как к целостности, а затем переходить к установлению его структуры и связи между элементами системы. Безусловно, применению системного анализа должна предшествовать огромная скрупулезная исследовательская работа по выявлению и описанию исторического объекта. Чем сложнее социальный организм, тем больше факторов определяют усложнение его системной целостности. Продуктивность структурно-функционального подхода при изучении евразийского кочевничества, сопряженного с обобщением глобальных процессов на огромной территории, очевидна.
Кочевое общество казахов - обособленная, сложная, динамичная и саморегулирующаяся система. Ее структурные компоненты, связанные между собой многочисленными и сложными отношениями, выступают, как подсистемы, таковыми могут служить - экономическая структура, территориальное расселение, материальная и духовная культуры, самосознание и т.д. Каждая из указанных структур, обладая относительной самостоятельностью составляет одно целое. При переходе социума из круга первобытности в круг государственный, роль различных подсистем может быть неоднозначной. Какая-то из них уже сложилась как национальная и выполняет соответствующую задачу, другие еще не дозрели.
Как мы уже говорили, этносоциальный подход делает основной акцент на выявление интегративных свойств, структур и связей между ними, то есть ориентирует исследователя на раскрытие механизма, обеспечивающего целостность социального организма. Иерархическая соподчиненность элементов внутренней структуры казахов явление небезызвестное. В отличие от эгалитарных принципов догосударственных обществ, когда каждый человек имеет возможность менять свой статус, скажем, переходя в старший возрастной класс, в кочевом обществе казахов присутствует откровенный неэгалитаризм. Место человека изначально и навечно определяется его принадлежностью к конкретному сословию или роду и переход
индивида в более привилегированное положение почти невозможно. Если подобное и случается, то довольно-таки редко и на то существуют целые ритуальные торжества /асырап any/. Вместе с тем основу кочевого общества казахов составляют свободные кочевники-общинники, владельцы самостоятельных хозяйств, полноценные субъекты производственных отношений. В кочевом обществе положение кочевника де-юре и де-факто совпадало, что и является свидетельством их подлинной свободы. Как ни парадоксально, ограничения и соподчи-ненность вытекали не из отношения собственности, а из отношения родства /иерархичность родовой организации/.
Об этой особенности социальной организации казахов Ч.Ч. Валиханов писал следующее: «Самый порядок разделения, обусловливая собою, право старейшинства и силу племени, что и, по понятиям киргиз /казахов -Ж. А./ выражается правом физического первородства предка, имеет большое значение в их родовом праве и принимается совершенно в генеалогическом смысле: посему форма отношения орд к ордам и родов одной орды между собой соответствует правам кровного братства, а отношения родов к своей орде - отношению сына к отцу, к старшему роду старшей орды - отношением племянника к дяде, всего более характеризуется этот патриархальный родовой быт отношением в диспутах степных импровизаторов из разных родов о превосходстве и старейшинстве предка» /65.-С.148/.
О механизме действия регламентации сферы общественной жизни номадов на основе принципов родства пишут и другие авторы: «этого разделения на поколения и роды киргизы /казахи -Ж. А.1 и по настоящее время держатся строго, несмотря на то, что до владычества русских не только поколения, но и орды соединялись часто под одной властью, не уничтожая этих подразделений и сохраняя старшинство поколений. Так, например, во время бывших народных сеймов, первородство Алимулин-цев строго соблюдалось, их мнение и приговоры были обязательны для Байулинцев и Семиродцев, но не наоборот, приго-
вор бия Семиродского или Байулинского в частном деле, можно было некоторым образом апеллировать бию Алимулинско-му, и он имел право уничтожать приговор» /180. - С.4/.
Системообразующая роль родства в казахском обществе заключалась в том, что вся система социальных связей строилась на принципах родовой организации. Генеалогические схемы, предания /шежире/ в той или иной мере санкционировали их. Принцип родства, как можно судить из научного анализа шежире, мог базироваться как на действительном /кровнородственном/, так и на фиктивном материале. При обосновании фиктивного родства, как обязательный элемент присутствуют легендарные и мифические сюжеты, в виде различных преданий. Другое дело - интеграция в казахское общество различных сословий. Шежире включает ряд материалов, санкционирующих институциональные права политической верхушки, основанные на сакральности происхождения ханских династий /Алаша-хана и Чингисхана/ и обосновывает их привилегии и права старшинства. Политическая история кочевников предстает перед нами многовековой историей сменяющих друг друга правящих династии и их сакральных представителей. Основное направление социальной жизни все-таки определяется сложными взаимоотношениями между естественной средой и родовыми устоями общества. В таком обществе роль собственности в системообразовании ничтожна, и она не может служить сущностью производственных и общественных отношений.
Политико-правовые отношения кочевников настолько специфичны, что обнаруживаются только при дистанцировании на значительное расстояние от обществ оседло-земледельческих. Возникновение и функционирование ханской власти не было связано с формированием частной собственности и классового общества. Государство без классов - не столь невозможное явление у кочевых обществ. Наличие частной собственности на скот при коллективном землевладении говорит только о том, что сущность государства может быть определена как ас-
социация граждан для охраны собственности. Безусловно, такой подход к власти требует дальнейшей проработки, как в плане методологическом, так и в плане операционном.
Видимая легитимность и есть признак выделения публичной власти, как верного признака государства, осуществляемого через освящение в традициях.
Формационную атрибуцию общества производят обычно по степени развитости управленческо-административной подсистемы. Следует отметить как особенность кочевого общества ее зачаточный характер: отсутствие административно-территориальной организации, чиновничества, регулярной армии, казначейства и т.д. Кочевой социум по своим управленческим параметрам не укладывается в жесткие рамки западной модели классической государственности, что и породило в терминологии бессодержательные эвфемизмы типа «раннеклассового», «раннефеодального» и т д.
Социальная структура казахского общества отличается наличием своеобразных черт, которые даже у центрально-азиатских кочевников, близких по всем параметрам к казахам, обнаружить довольно сложно. Казахское общество имеет социальную стратификацию по сословие-правовым признакам, по объему прав и обязанностей и по выполняемым социальным функциям. Вместе с тем, эта социальная структура внешне имеет много общего с иерархической социальной структурой Запада и Востока. Главное же отличие состоит в том, что социальные связи внутри общества не детерминированы экономическими отношениями. Скорее они напоминают концентрические круги расположения, контуры которых обусловлены сословными и генеалогическими отношениями. Исходные и базовые элементы самоорганизации общества в системе родства, восходящие к далекой древности /время Алаша-хана/, дальние таксономические ориентиры которой соединяют воедино многочисленные кочевые и полукочевые этносы Евразии.
Общность социальных идеалов, реальная социальная идентичность делают весьма зыбкими национальные границы сре-
215
ди кочевых тюрко-монгольских этносов Евразии. В социальном плане весь кочевой мир Евразии представляет целостную систему, живой единый организм. Политические же границы внутри этого мира достаточно условны, следовательно этносоциальные элементы всегда подвержены процессу конвергенции. В этой плоскости и объясняется происхождение молниеносной скорости возникновения кочевых империй Великой степи.
Данное явление не ущемляет роль национальных государств у кочевников, а наоборот, позволяет взглянуть на них по иному. Как нигде появление государства у кочевников чревато преодолением неимоверных трудностей. Всякое кочевое общество состоит из многочисленных внутренних и не противостоящих друг другу начал: коллективного и частного, сословного и родового, потестарного и политического и прочих. При этих условиях государство необходимо как интеграционное начало, регулирующее взаимоотношения у огромного количества ро-доплеменных групп. Основными субстратами действуют - доминирующая родовая система, сословная структура, зависимые городские и земледельческие оазисы. Сочетание их в одном политическом организме и дает государство. Государство обеспечивает функционирование субстратов как единой системы. Власть генерирует энергию субстратов и превращает их в государство, «потестарная и политическая организация оказывается этноконсолидирующим фактором, воздействующим как на сам ход этнических процессов, так и закрепление их результатов, придание последним определенной стабильности» /145. -С. 118/. Это очень справедливое замечание относительно роли государства и политической власти в кочевом обществе.
По всей вероятности, в обществах без сложившихся систем классов /в европейском понимании/ ведущей силой образования государства является власть. Вместе с тем, один из немаловажных факторов в образовании государственной системы - роль сознательной деятельности людей в процессе по-литогенеза. Формирование государственной идеи, корреляция
родоплеменной структуры как основы социальной организации, определение привилегий и мест различных субэтнических и сословных групп не проходит без вмешательства идеологов общества.
Как и в любом деле, идея государственности появляется раньше самого государства. В основе формирования государственной идеологии казахов оказались предания о родстве, об общем происхождении от единого предка Алаша-хана. В эпоху образования Казахского ханства в этот древний цикл этно-гонических сказаний кочевников были внесены существенные поправки, призванные служить интересам зарождающегося государства. Сложнейший этнический состав, объединяющий многочисленные тюрко-монгольские роды Евразии, мог быть интегрирован в одно целое только вокруг легендарной фигуры Алаша-хана.
Появление государства послужило толчком для этноинтег-рационных процессов. Этот механизм, в первую очередь, обеспечивал внешний статус, а затем регулировал внешние процессы, обеспечивающие стабильность существующих отношений /генеалогических и сословных/ и благоденствия общества. Поэтому основными носителями государственной идеологии были жрецы - жырау, а не шаманы и муллы. Жырау нужны были для поддержания убежденности в людях своей приверженности к государству, как лица, находившиеся в тесной близости к политической элите /к ханам и султанам/. Генерирование государственных идей, сакрализация правителя - хана, отправление культа /культ предков/ - все это относится к функциям жырау.
Безусловно, социальный строй кочевников играет значительную роль в возникновении и функционировании государства, но как мы уже столкнулись с ним - он слишком расплывчат и не конкретен, как супертерриториальное и макроэтни-ческое явление. Остается еще одна подсистема общества - самосознание. Осознание общности происхождения - единства социокультурной принадлежности, общие традиции и образ
217
жизни при наличии первоосновы власти /политического центра, сословия и т.д./ - может быть цементировано самосознанием в государство, т.е. самосознание играет роль интегрирующего фактора. Следовательно, можно допускать, что государство существует, в первую очередь, в форме ценностных представлений и реализовывается в соответствующие подсистемы. Этническая идентичность в государственных образованиях кочевников основывается не столько на хозяйственно-экономических и политических отношениях, а столько на социокультурном единстве. Социокультурное единство, в свою очередь, как единое пространство имеет многочисленные очаги и ареалы географического и генеалогического характера. Формирование государственных идей в одном из этих ареалов увлекает в общий процесс государствоообразования многочисленные роды и племена. Здесь уже проявляет себя мощное генеалогическое начало, идет формирование генеалогии, которая может быть отождествлена с общественной организацией. После возвышения одной родовой группы создается священная генеалогия с чертами идейно-политической и религиозной концепции. В последующем, по мере усиления государства, она выполняет функцию санкционирования самой легитимности власти. Путь интеграции различных групп в одно политическое сообщество объясняется мифом. Задача мифологических сюжетов в шежире заключалась в создании идеальной организации. Как правильно заметил А.Я.Гуревич: «миф является универсальным содержанием всех функционирующих систем в обществе, и социальная организация, таким образом, является одним из способов его выражения» /87. - С.235/. Базовым источником самосознания служит мифологическое сознание, которое заведомо подчиняет прошлое сегодняшним требованиям, нуждам. Мифические истории играют роль канонических сюжетов, циклы мифических сюжетов создают впечатление непрерывности истории государства. Воспроизведение исторического прошлого в казахском шежире носит характер персонификации. Стержень исторического времени определя-